ЭТО ПРОСТО УЖИН
Я не хотела бы сидеть сейчас за кухонным столом в квартире Островских во многом потому, что уже долгое время считала для себя эту страницу перевернутой. Когда Давид уехал, это было в какой-то степени гуманно для моей нервной системы и потрепанного сердца.
Я больше не могла смотреть на его отношения с Машей, девушкой, которая, как мне известно, до сих пор с ним в отношениях. Это было жестоко, хоть я и понимала, что маленькая, и что он на меня никогда не посмотрит так, как на нее.
Но теперь я выросла и ту влюбленность пережила, так что и обсуждать нечего.
В последние годы я и вовсе не вспоминала о нем, только если что-то в жизни напрямую толкало меня на эти воспоминания.
— Ты как вообще? — спрашиваю ровно, пожимая плечами. Во рту разливается сладкий привкус молочной шоколадки, растапливаемой от горячего чая, что обжигает слизистую.
Боже, какой же Давид красивый. И этот шрам так идеально вписывается в его внешность, что не остается никаких сомнений по поводу его мужественности и той самой спортивной красоты.
Саднящая боль немного возвращает меня в реальность.
— Все как обычно, бои, сборы, бои, пресс-конференции. Ты что? Не следишь за моей карьерой? — обиженно вскидывает брови и растягивает губы в ленивой улыбке. Конечно, первый год я следила за всем, но об этом я ни за что и никому не сознаюсь, а потом лишь развешивала уши, когда мои родители обсуждали спортивные достижения восходящей звезды мирового бокса.
— Скажем так, я не усердно следила, а так по верхам. Ты же знаешь, я к насилию отношусь не то чтобы очень хорошо.
Я беру еще кусочек шоколадки, смакую ее и прикрываю глаза от наслаждения.
Сладости всегда помогают мне сублимировать и спасают от плохого настроения. Аж мурашки по коже скачут…
Прикрыв глаза наслаждаясь вкусом, совсем как в детстве, рассасываю квадратик шоколада, а когда открываю глаза, врезаюсь во внимательный взгляд темно-голубых глаз, которые так долго снились мне в кошмарах.
Там он всегда уходил от меня.
А отчаянно кричала не делать этого.
— Так я чемпион, Златовласка. Ни одного поражения, — с гордостью произносит он, а я чувствую, как по моей коже скачут мурашки. Ни одного.
Он абсолютный победитель во всех боях.
Во всех.
А я та еще неудачница на его фоне.
Стараюсь на него сильно не глазеть, но ладони взмокают всякий раз, как я себе это позволяю. Рассматриваю и рассматриваю, решаясь на большее, чем могла бы.
— Поздравляю, ты этого заслуживаешь. Сколько помню тебя, ты всегда напористо шел к своей цели, — губы дрожат вместе с голосом, но я так стараюсь не выдать себя.
Я правда рада за него, а сердце из груди сейчас выпрыгнет вовсе не из-за того, что я волнуюсь в его присутствии. Просто не отошла еще от столкновения с Витей. правда? Да, правда…
Втягиваю носом воздух и медленно выдыхаю, снова окунаясь в знакомый омут.
— Лида, а как с учебой дела? Твои не планируют возвращаться?
Заставляя себя оторваться от игривой улыбки на лице Островского, я переключаюсь на тетю Марину.
Сердце шарахает где-то в висках, и уже не остается во мне и намека на здравый смысл.
— Все хорошо, учусь, не жалуюсь. Мне очень нравится. А родители прекрасно себя чувствуют на даче, может зимой вернутся.
Тетя Марина тут же вовлеченно начинает развивать тему:
— Лидусик у нас учится на учителя младших классов, так что очень скоро у нас будет свой специалист и в этой сфере тоже, — ее радости в голосе нет предела.
— Вау, а ты же вроде хотела быть танцовщицей? — Давид наклоняется вперед и с интересом рассматривает мое покрывающееся пятнами лицо.
— Это мама хотела, а я просто ходила на бальные танцы. И порой не ходила, потому что готова была сделать что угодно, лишь бы не мучить ноги пуантами, — с ощутимой болью в голове вздыхаю.
Да, родители всегда хотели, чтобы их дочь была звездой паркета. Это не вышлоу мамы, и она решила, что выйдету меня, а то что не хочу я — это мелочи, ведь дети мало понимают в дисциплине и вообще “не всегда знают, что им на самом деле нужно”.
Вероятно, она думала, что я втянусь и рано или поздно захочу связать свою жизнь именно с танцами, а папа не шел против мамы.
Вот я и мучилась, со слезами и истериками натирала мозоли на пальцах.
Ненавижу пуанты.
Они до сих пор вызывают у меня ужас и отдают привкусом нарастающей истерики.
— Семейные драмы, понятно. Но на танец я тебя все-таки приглашу, к тому же повод есть, — хмыкает он.
Я понимаю, какой повод. И от этого на душе буквально мерзко. Натянуто улыбаюсь и ловлю внутри отчаянное желание разрыдаться. С чего бы? Столько лет прошло? Ты ведь все забыла, да?
Да…
— У меня день Рождения, приглашаю тебя, малявка, — вдруг произносит он, чем моментально снижает градус напряжения в теле.
Не свадьба и на том “спасибо”.
А я и правда забыла, что у него день Рождения.
— Здорово, обязательно приду.
— Это на второй день после моего боя в городе. Ничего серьезного, но я планирую приурочить праздник не только к др-шке, но и к победе, конечно, — улыбается так, как может улыбаться исключительно Островский, и заставляет мое девичье когда-то страдающее сердце разорваться на куски.
— Супер, — натянуто улыбаюсь и роняю взгляд в чашку.
Маразм мой крепчал.
Давид точно смотрит на меня, потому что щеки рдеют только так.
Почему он так смотрит? Зачем?
Прикусываю губу и поднимаю голову.
Смотрит. На меня. Я на него. А сердце из груди выпрыгивает.
До конца “ужина” мне и крошечка в горло не лезет, но я упорно ее проталкиваю и впитываю все вокруг…
— А без твоих тут очень скучно стало. Тоже думаю, может дачу купить? — уже без особого энтузиазма произносит тетя Марина.
— Давай купим рядом с Власовыми? Они тебе давно говорили, что по соседству продается сруб, небольшой, но что тебе нужно? А я буду в отпуск к тебе туда приезжать.
Тетя Марина сначала радостно улыбается, а затем сникает.
— Потом поговорим.
И, кажется, я понимаю почему. По неведомой причине он несколько лет не объявлялся дома.
И может эта причина вполне реальна?
Интересно, а где она? Почему не тут?
Спрашивать напрямую я не решусь, а потому аккуратно и тихо встаю и произношу:
— Спасибо за ужин, очень вкусно, но мне пора готовиться к практическим занятиям завтра. Спасибо за помощь, Давид, спасибо за ужин, теть Марин, все как обычно божественно…
— Конечно, моя девочка, всегда пожалуйста, моя ты радость, — меня провожают до двери, и когда я я уже выхожу, слышу за спиной:
— На пару слов, Лид, — Давид осторожно перехватывает меня за локоть и мягко сжимает, показывая кивком головы, что именно он хочет.
Нет. Зачем говорить наедине? Зачем?
Я иду вперед, ощущая волнение во всем теле. Да какое там волнение? Меня бросает в лед!
В жар. В холод и по кругу.
— Скажи, он тебе доставляет неудобства? — внезапно произносит серьезно, ровно и без тени юмора. Я стою спиной и ловлю мурашки. Множественные по всему телу, и от этого хочется кричать. Нет, пожалуйста, нет, не снова.
Так не должно быть. Я этого не хочу…
Пожалуйста, нет.
— Нет, Давид, все хорошо. Нет поводов для беспокойства, — шепчу еле слышно, а сама так и стою спиной, по которой стекает лавой внимание от парня.
Жар вспыхивает на коже ярким пламенем.
— Хорошо, — с некой задержкой произносит и не моргая смотрит мне в лицо.
— Пока, — сбегаю быстрым шагом, запрещая себе думать о чем угодно, кроме как о том, что мне нужно оказаться дома за закрытой дверью.
Когда это случается, я с силой прижимаю руку к груди и пытаюсь не захлебнуться в эмоциях, которых у меня через край.
Я не могу зайти на сайт знакомств, мне как будто бы что-то мешает, хоть и в уведомлениях на ноутбуке я вижу мигающее окошко.
Как будто я изменяю кому-то.
Ты серьезно?! Ты о чем вообще думаешь?
Думаю о том, что однажды меня почти разрушило, и что я совершенно не готова снова в это макаться.