10 Кен знакомится с Харли моих фантазий СуперТайный Дневник, Который Кен Не Должен Увидеть Никогда Ни За Что (СТДККНДУНЗЧ)


– Харли, ну я правда не могу. Сегодня никак.

– Ну пожааааалуйста? Я клянусь, ты в этот раз будешь дома еще до отбоя. Вот прям на мизинчиках клянусь. Я даже захвачу пива с работы и куплю ужин по дороге домой. Ну приезжай. Ну пожалуйста-пожалуйста?

Мало того что Харли был всем известным плохим парнем. Ему было двадцать два, и он работал в винном магазине. Для семнадцатилетней ученицы выпускного класса в конце девяностых это было почти то же самое, что встречаться с Джорданом Каталано.

– Харли, ну я не могу. Мне надо написать адреса на пригласительных к выпускному, а то мама меня убьет. Она месяцами просила меня это сделать, а я откладывала, чтобы тусить с тобой.

Харли хмыкнул в трубку.

Обычно меня было легче уговорить, и я видела, что он начинает раздражаться. Харли Джеймс не привык убеждать девушек сделать что-то плохое, но я уже и так была в одном проступке от потери машины, а это наказание было хуже смерти для семнадцатилетки, живущей в пригороде без общественного транспорта.

Харли был блондином с голубыми глазами, детским лицом и телом парня, который отсидел небольшой срок за угон машины, изо всех сил тягал там железо, а потом, выйдя, немедленно покрыл свеженакачанные мускулы плотным слоем татуировок с пламенем и деталями автомобилей. И при всем том Харли был игривым, кокетливым и легким в общении. К несчастью, настолько легким, что не относился ни к чему всерьез, включая «комендантский час» и угрозы моих родителей в случае его нарушения. Харли был чертом в воскресной шляпе.

– А ты бери эти приглашения с собой, и мы подпишем их тут. Я даже сниму с тебя эти твои боты и сделаю тебе массаж ног, пока ты будешь писать.

Ммммм…

Как он и рассчитывал, мой разум тут же устремился в кроличью нору представлений о том, что еще он может сделать, сняв с меня ботинки. Харли наверняка достало мое выдрючивание, как будто я не собиралась дать ему то, чего он хотел, потому что, не успела я прийти в себя от мечтаний и подобрать слюни, как он применил свое секретное оружие.

– Леди, я соскучился.

Бум! Вот оно. Козел.

Хотя мы с Харли на протяжении недель встречались почти ежедневно, надо признаться, я тоже по нему соскучилась. Он был таким легким и радостным. По контрасту с тяжелыми перепадами настроения, которые мне пришлось выносить, терпеть, а иногда с трудом переживать во время отношений с Рыцарем, с Харли я ощущала себя так, словно плавала в нежно-голубой сахарной вате. Он улыбался. Он смеялся. Он смешил меня. Когда я что-то говорила, он смотрел на меня так, словно вокруг моей головы порхали мотыльки и сияли солнечные лучи. Рыцарь тоже внимательно смотрел на меня, но это было больше похоже на то, как голодный ягуар смотрит на газель. А Харли смотрел на меня так словно я была чертова Мона Лиза – с гордостью, радостью и невозможностью поверить, что я и вправду принадлежу ему.

Я вздохнула в трубку и неохотно согласилась.

– Ладно. Но ты будешь облизывать марки.

– О, да я оближу гораздо больше, чем марки.

Спустя три часа я лежала, распростершись на полу в гостиной у Харли, и подписывала пригласительные, чувствуя себя в относительной безопасности за воображаемой стеной целомудрия. Гостиная Харли была перегорожена посередине горой коробок от китайской еды, пустыми сигаретными пачками, пустыми банками из-под пива, подушками, коробками от видеокассет, ручками для каллиграфии и невысокими стопками подписанных приглашений. Все это отделяло меня от той искусительной горы мускулов, покрытых татуировками, которая пялилась на меня с дивана весь вечер.

Когда мы встретились, Харли жил в маленьком бунгало, который снимал у своего дяди. Тот разрешил ему украшать жилище, как захочется. Так что там все было утыкано неоновыми вывесками, которые Харли тырил из винного магазина, где работал, а, в общем, больше ничего там и не было. Это был черный холст, к которому я мечтала приложить руки. Не знаю, действительно ли Харли этого хотел или он просто надо мной смеялся, но он покупал все, что я хотела поместить в этот дом. А через несколько месяцев он даже попросил меня разрисовать стену в его спальне. Я умела рисовать и могла вполне достойно изобразить все, чего бы он ни пожелал.

Когда я спросила, что он хочет увидеть на рисунке, он просто ответил: «Нас», улыбаясь той широкой улыбкой, от которой я сходила с ума.

Зная вкусы Харли, я нарисовала краской из пульверизатора сплетение букв его и своего имен агрессивным остроугольным шрифтом. Это заняло всю стену над черным кожаным изголовьем кровати, которое я выбрала недели назад. Я выбрала цвета, похожие на оттенки пламени на его татуировках, – красные, оранжевые, желтые и ярко-синие. И всякий раз, когда я видела эту стену, мой желудок сжимался при воспоминании о визге, щекотании и возне в краске, которую мы устроили до того, как превратиться в полностью покрытые краской два тела, катающиеся по покрытому защитной пленкой ковру.

Почувствовав, что я почти закончила с приглашениями, Харли осторожно подкрался ближе и начал перелистывать стопку уже готовых.

– Черт, Леди. Эта херня выглядит жутко профессионально. Что ты делаешь в этой дурацкой школе? Переезжай ко мне и зарабатывай этим на жизнь! – И он просиял, как будто это была лучшая в мире идея, которая когда-либо приходила кому-то в голову.

Я покраснела и продолжила работать, делая вид, словно не впала в экстаз от тех слов, которые только что вылетели у него изо рта.

– Спасибо за предложение, Харли, но за каллиграфию очень фигово платят.

Рассмеявшись, он провел пальцами по надписи на одном из (к счастью, уже высохших) конвертов.

– Где ты научилась так писать?

– Моя мама преподает рисование. Она научила меня каллиграфии, когда я была еще маленькой, чтобы я помогала ей писать открытки на Рождество. – Я показала рукой на кучи бумаги вокруг нас. – А теперь я ее сучка.

Харли ткнул меня под ребро углом конверта, которым восхищался.

– Нет, ты моя сучка, – сказал он с широкой усмешкой, сияя глазами.

Когда он был так близко, что я чувствовала жар, исходящий от его тела, и тепло, излучаемое всеми его словами, мне было очень трудно сосредоточиться. А надо было все закончить и ехать домой. Закончить – и домой. Если я не уеду через пятнадцать минут, моя задница останется без машины и будет безвылазно сидеть в унылом пригороде весь следующий месяц.

Пока я яростно пыталась прорваться через оставшуюся кучку приглашений, не обращая внимания на электризующее присутствие Харли в сантиметрах от меня, он аккуратно перебирал конверт за конвертом, внимательно их изучая и перекладывая.

Через несколько минут он восхищенно сказал:

– Не, ну у тебя прям талант к буквам. Ты их любишь, а? Как вот с моей стеной. Я тебе сказал – рисуй все что хочешь, а ты нарисовала буквы.

Это было так мило, так заботливо. Он открыл глаза, на секунду замер – и увидел меня. Кто бы подумал, что этот Харли «Веселье и Игра» Джеймс может быть таким проницательным?

После этого небольшого замечания Харли безраздельно завладел моим вниманием. Я подняла голову и ответила:

– Ну да, наверно. Я люблю писать, и мне кажется, что, используя разные шрифты и дизайн, я могу сделать красивее то, что хочу сказать.

Не отрывая своих игривых ярко-голубых глаз от моих темно-зеленых, он ухмыльнулся.

– Ну, если только ты не пишешь собственное имя. Нет способа сделать тебя еще красивее.

«Ос-споди, Харли! Ты заставляешь меня краснеть!»

Никто никогда не делал мне комплиментов так искренне и так часто, как Харли. Я даже не знала, что ему отвечать. Все, что он говорил, было прекрасным и очень личным. Он хвалил то, в чем я не была уверена, или то, чем я тайно гордилась. Это не какая-то там фигня, ты-классно-выглядишь. Каждое его высказывание было как раз идеальной формы и размера, чтобы заполнить ту потребность, которая у меня в этот момент была. Только вот в тот конкретный момент единственной моей потребностью был неутолимый свербеж между ног.

Наше близкое расположение на полу стало по-настоящему туманить мой рассудок. Если бы Харли оставался на диване, за мусорной стеной моего целомудрия, как я его и просила, может быть, я бы уже закончила с приглашениями.

Я решила бороться с флиртом другим флиртом.

– А вот сейчас и посмотрим. Дай-ка руку.

Подняв бровь и слегка улыбнувшись, Харли протянул мне правую руку. Я принялась за дело, поглаживая его ладонь большим пальцем и работая у него на костяшках готическим шрифтом. Когда я отпустила его, он повернул ладонь, чтобы полюбоваться на слово ЛЕДИ, которое я написала на ее тыльной стороне. Выражение его лица за одну секунду изменилось с любопытного на восторженное, а затем на шкодливое. Он быстро разжал и снова сжал кулак, на этот раз поймав в него мою рубашку, за которую притянул меня к себе на колени.

Загрузка...