главы о 4 мужчинах

5 Гарниры к хот-догам, а не к сосискам Тайный дневник Биби

В тот день я надела в школу юбку. Я вообще не носила юбки, Дневник, но мне только что купили новые гриндерсы со стальными носами, и надо было, чтобы мой будущий муж Ланс Хайтауэр мог разглядеть их во всей их шнурованной кожаной красе. Они весили целую тонну, а стоили еще больше, но я думала, что, может, ну может же быть, если я докажу Лансу, что я не просто еще одна соплюха в «мартенсах», то он наконец поймет, что мы с ним родственные души, и вырвет меня из лап Рональда МакНайта. Ланс был ростом метр девяносто и крупный во всех нужных местах, так что, по крайней мере, на бумаге это казалось честным сражением.

Но, к несчастью, у моего плана были недостатки.

На самом деле Ланс был гораздо больше заинтересован в том, чтобы оказаться за Рыцаря, чем против него, если вы меня понимаете.

Так что, вместо того чтобы получить плохого парня своей мечты и свободу от скинхеда Скелетона, единственное, чего я добилась, так это того, что оказалась в двухсотдолларовых ботинках и короткой клетчатой юбочке, которая застегивалась на боку английскими булавками. Все это только подливало топлива в и без того полыхающий костер либидо Рыцаря, сокрушая его самоконтроль.

За несколько недель до этого наши развлечения в доме Пегги дошли до того, что Рыцарь кидался на меня при первой же возможности. И я, Дневник, не шучу. Я стала просто звездой послешкольного куннилингуса, и это было фансексостически. Выяснилось, что Рыцарь любил пожирать вот это почти так же, как… хм, ну, он вообще-то не любил ничего, кроме меня, если ты можешь поверить этому рукописному тексту.

И ни разу за все это время Рыцарь даже не намекнул мне, что ожидает чего-то взамен, что было хорошо, потому что вообще-то он только этого и хотел. И, хотя я еще не видела его своими глазами, я до потери пульса боялась одноглазого монстра, живущего в его штанах. Каждый раз, когда мы возились, эта штука так разбухала, что вылезала из-под пояса его узких джинсов, заползая под прилегающую майку, и упиралась в ребра еще до того, как мы начинали делать хоть что-то. У меня не было никакого опыта обращения с мужскими членами, но было хорошее пространственное воображение, и я понимала, что эта штука не поместится в меня ни за что на свете.

Как я и ожидала, после звонка Рыцарь ждал меня у выхода. Я увидала его раньше, чем он заметил меня, и заметила, как выражение его лица изменилось с убийственного на умиленное, стоило ему увидеть меня. Его рот сдвинулся на сторону в одобрительной кривой усмешке, когда его глаза быстро скользнули по моему телу, отчего у меня по спине пробежала ледяная дрожь. В следующую секунду мою талию обхватили твердые руки, твердый рот накрыл мой собственный, а особенно твердая и пугающе большая выпуклость прижалась к моему животу.

Боже-боже-боже-боже-боже…

Моя кровеносная система переполнилась адреналином. Пульс стучал в ушах, как водопад, и единственное, что прорывалось сквозь этот белый шум, был визг моего сознания: Борись или беги! Борись или беги!

Впрочем, шум стих, когда Рыцарь прошептал мне на ухо: «Ты прочла мою записку?»

Я тяжело сглотнула и кивнула, не в силах вспомнить, как разговаривают.

«Пожалуйста, только не спрашивай, люблю ли я тебя. Пожалуйста, не говори со мной об этом. Давай просто покончим с этим, и все».

Рыцарь отодвинулся от меня ровно настолько, чтобы наши глаза оказались напротив – теплые зелено-карие и ледяно-голубые. Когда он смотрел на меня вот так, меня охватывал паралич такой силы, что я даже не могла моргать. А дыхание требовало направленных усилий.

– Так я это все всерьез.

Глыть.

Прежде чем я смогла сформулировать какой-нибудь ответ, за который меня не расчленили бы на месте, Рыцарь содрал рюкзак с моего плеча и закинул себе за спину. В том, что он носил мой рюкзак, не было ничего нового, но в тот конкретный день казалось, что он берет его в заложники.

Собственнически обнимая меня за плечи, Рыцарь провел меня через всю лужайку в сторону парковки для учащихся, где его пятиметровый монструозный пикап, который он сам собрал из запчастей, торчал над остальными «Хондами» и «Фордами», как отвесный утес (как будто бы он мог еще больше унизить остальных наших соучеников).

Каждый день Рыцарь приводил меня к этому передвижному памятнику тестостерону, и каждый день я наблюдала, как ребята, с которыми я только что пересмеивалась и обменивалась записками, один за другим опускали глаза и отворачивались.

Я их не винила. Рыцарь совершенно ясно давал всем понять – я его, а неправильно взглянуть на то, что принадлежало ему, было критически опасным для здоровья этого несчастного.

В полной тишине мы выехали с парковки в направлении дома Пегги. Порнографическое признание в любви от Рыцаря прожгло дыру в моем кармане и в моем мозгу.

Мы переступали грязный прогнивший порог этого дома не одну сотню раз, но в этот необычно теплый декабрьский день, последний перед зимними каникулами, я знала, что какая-то часть меня останется тут навсегда.

Рыцарь немедленно исчез на кухне, а я топталась на крошечном куске паркета, который Пегги любила называть фой-е. Прямо впереди была гостиная, обставленная коричневой кусачей мебелью, а за ней был вход в кухню, где было слышно, как Рыцарь чем-то грохочет.

Вместо того чтобы, как обычно, взять себе пива и усесться на диван, я стояла, окаменев и не зная, куда идти и что делать. Прежде чем я успела сочинить план спасения, Рыцарь пришел из кухни. Он казался страшно довольным собой. Подойдя ко мне босиком – когда он только успел снять ботинки? – он схватил меня за руку и, не говоря ни слова, потащил меня по прогибающимся, скрипящим ступенькам в бывшую спальню Колтона.

Я была там раньше только однажды, но там все оставалось точно так, как я помнила, – плохо обставленная, безликая и печальная спальня. Колтон никогда не жил там настолько долго, чтобы как-то украсить ее, а Пегги была слишком подавленной и безразличной, чтобы думать об этом. Мелкая деревянная мебель, казалось, пришла сюда из кукольного дома 50-х годов и с тех пор только покрылась слоем канцерогенов.

Когда мы вошли, Рыцарь отпустил мою руку и повернулся ко мне лицом. «Ты мне веришь?»

Да ни хрена!

Я тяжело сглотнула, выпрямилась и заставила себя встретиться с ним взглядом. «Хотелось бы».

Встречаться с ним глазами никогда не было легко, но в этот раз я чувствовала себя так, как будто смотрела в два ружейных ствола. Меня поймали, отогнали от стада, приготовили. И вот она я, стою перед ним, как чертова призовая телка.

Рыцарь отвел свои синие прицелы от моего лица и провел ими по всему моему трясущемуся телу. Его рот и пальцы вскоре последовали тем же курсом, попутно вынимая булавки из моей юбки, которая скоро свалилась клетчатой кучкой на ковровое покрытие пола. Предавшись своей судьбе, я глубоко вздохнула и стянула с себя футболку и лифчик с прокладками (большими), добавив их в растущую кучу одежды на полу.

Рыцарь лениво скользил ртом по моему телу вверх и вниз, останавливаясь, чтобы ущипнуть или прикусить каждый перламутрово-розовый сосок, попадающийся ему на пути. Мои руки, как обычно, оказались на его плюшевом затылке. Я не могла удержаться. Голова Рыцаря была самым мягким из всего, что я когда-либо трогала, и чем дальше, тем, казалось, я находила все больше и больше причин ее трогать.

Как мог кто-то, на кого мне было так страшно смотреть, быть таким кашемирово-мягким под моими пальцами, напоминать на вкус мяту и пахнуть свежевыстиранным бельем и теплым мускусом? Когда мои глаза и мой мозг отрывались от этого уравнения, остальные чувства тоже оживали во всех местах, где мы с ним соприкасались.

Ко времени, когда я распробовала зимнее дыхание Рыцаря, он довел меня до такой степени похоти и желания, что я забыла, что на мне еще надеты трусы. Собственно, я вспомнила о них, только почувствовав, как его пальцы скользнули между моими бедрами и тонкой полоской ткани, прикрывающей их. Вместо того чтобы спустить их с меня и продолжить процесс соблазнения, Рыцарь задал тон грядущим событиям, схватив мои лиловые трусики за края и растянув их так, что они порвались. Я испустила легкий изумленный вскрик, за которым тут же последовал еще один, более громкий, когда он поднес мои рваные трусы ко рту и медленно провел языком по неприлично большому мокрому пятну.

Поглощая это доказательство моего желания, в котором я не хотела признаваться даже сама себе, Рыцарь не отрывал от меня взгляда, а затем снова начал целовать меня. И в этот раз я почувствовала на его губах вкус секса, и меня потрясло то, что мне это чертовски нравится.

Будучи сам полностью одетым, Рыцарь подвел и посадил меня на край колтоновской кровати. Я смущенно смотрела, как он начал вытаскивать из своих карманов и выкладывать на пыльный ночной столик кучу разных предметов – зажигалку, пачку сигарет, ключи, упаковку жевательной резинки. Из задних карманов он вытащил бумажник и пару наручников, а за ней еще одну.

Какого черта?

Озарив меня коварной ухмылкой и положив вторую пару наручников на столик, Рыцарь снова полез в задний карман. (Эти его тесные джинсы были не хуже, чем шляпа фокусника.) На сей раз он вытащил из-под ремня прозрачную банку с медом.

Не знаю, послужило ли причиной предвкушение того, что он собирался со мной сделать со всеми этими причиндалами, или потрясенное выражение моего лица, но я увидела, как Рыцарь улыбается – в первый раз за все время, что мы были знакомы. Нет, я, конечно, видела несколько раз, как у него подымаются углы рта, но это всегда было больше ухмылкой, гримасой или оскалом. Тут же случилось что-то потрясающее. Его всегда холодные глаза тепло наморщились по краям, губы приоткрылись, показав настолько безукоризненные зубы, что он мог бы работать в рекламе жевательной резинки «Свежее дыхание» (особенно с учетом того, сколько он ее жевал). В сочетании с его веснушками эта улыбка показала мне, какой семнадцатилетний мальчишка скрывался под всей броней Рыцаря. И он был совершенно очаровательным.

Пока я сидела и обдумывала свою новую симпатию, которую начинала испытывать к тому, кого несколько минут назад считала скорее своим похитителем, чем бойфрендом, Рыцарь с грацией дикой кошки сорвал с себя свою белую майку и узкие джинсы. Без них я наконец увидела, как головка его огромного эрегированного члена сантиметров на пять торчит над резинкой его боксеров, которая с трудом удерживает это тяжелое орудие прижатым к мускулистому животу.

Вся моя короткая, скромная жизнь пронеслась у меня перед глазами. Так вот как это все кончится, подумала я. Я истеку кровью до смерти, разорванная членом скинхеда в спальне своего бывшего приятеля. А я так никогда и не увидела Билли Идола.

Взяв избранное им орудие – стальные наручники – в одну руку, Рыцарь расположил меня на спине по центру кровати. Накрыв мое тело своим, он умело развел мои ноги в стороны своими ногами. Его беззаботная улыбка уже сменилась другой, хищной и коварной. Его пронизывающий взгляд не отрывался от меня, пока наши распухшие губы не соединились снова. Инстинктивно я снова обхватила руками его теплую пушистую голову, а он начал водить другой рукой по моим влажным складкам.

Я чувствовала, что его самоконтроль начинает сдавать. Он запустил руки в мои очень короткие платиново-светлые волосы (только что осветленные и остриженные в очередной бесплодной попытке соблазнить Ланса Хайтауэра) и крепко потянул. Я запрокинула голову, выставила вперед шею и выгнулась дугой, упершись в его тугую грудь (какой еще Ланс?).

Он зарылся лицом в ямку между моими шеей и плечом и прошипел: «Господи, я хочу тебя».

Господи, я тоже хотела его. Может, мне и не хотелось, чтобы нас видели вместе, и не хотелось признавать, что мы были парой, но в этой богом забытой маленькой комнатке в пригороде я могла притвориться, что на свете просто не существует ни других людей, ни их мнений. Даже Рыцарь чувствовал себя здесь настолько в безопасности, что мог снять свою броню, опустить оружие и быть открытым, ласковым – хотя и странноватым – мальчишкой с пушистой башкой, которого не видел никто, кроме меня. Мальчишкой, приятным на запах и на вкус, и он делал мне очень, очень приятно. Хватит уже это отрицать. Я была в этой комнате, потому что хотела там быть.

Когда у меня разве что пена с губ не срывалась, Рыцарь отпустил меня, чтобы прикрепить мои запястья к столбам кровати наручниками, о которых я успела почти забыть. Хотя мои тощие бледные ноги оставались свободными, вес моих новых гриндерсов со стальными носами приковывал их к изножью кровати почти так же надежно, как стальные браслеты на моих руках. Остальные части моего мальчишеского пятнадцатилетнего тельца лежали распластанными во все стороны, как у жертвенной девы, каковой я и была. Пока еще незапятнанной, но ненадолго.

Спустя несколько минут невинность будет вырвана из этого тела в потоке боли, крови и меда. Спустя несколько недель оно подвергнется бешеному натиску гормональных перемен от противозачаточных пилюль, которые я попрошу мне выписать. А спустя несколько месяцев оно покроется железными кольцами и подвесками во всех возможных эрогенных зонах. Я проходила точку невозврата в превращении из простой девочки в богиню секса, просто я пока об этом не знала.

Но что я знала – так это то, что была наконец готова принять Рыцаря – в свою жизнь и в свое тело – таким, каким он был. По каким-то причинам его поломанная душа решила полюбить меня, и он делал это без страха и упрека. Он мог бы испугаться, что я отвергну его, как сделали его родители и весь остальной мир. Он не должен был открываться мне, но он это сделал, мой храбрый Рыцарь. Он увидел во мне нечто, достойное его веры и его любви, и я знала, что он будет защищать это до самой смерти. И у него появилось хобби доставлять мне удовольствие до судорог, что тоже было плюсом.

Конечно, Рыцарь был злобным, антисоциальным, устрашающим и склонным к насилию, но в этот момент он покрывал мое горло, грудь, живот и клитор медом и устраивал на мне пир, как будто я была его последней трапезой. Насилие-шмасилие. Этот поганец был настоящим любовником.

Когда он наконец спустился к моему свежевыбритому холму (я имела совесть и выбрила там все сразу же после самого первого раза с Рыцарем), я чуть не сорвала свои оковы от этих сладчайших мук. Ничего мне так не хотелось, как схватить его за уши и вцепиться ему в лицо, но он продолжал дразнить меня, и я ничего не могла с этим сделать. Он слизывал и высасывал прилипший мед с моего гиперчувствительного клитора, иногда слегка дуя на него или касаясь кончиком языка. Он явно наслаждался собой и, возможно, получал еще большее удовольствие от того, что я расщепила столбы кровати чуть не на зубочистки, дергаясь в своих наручниках.

Наконец, сжалившись, Рыцарь развел мои складки и проник языком глубоко во влажный канал между ними. Одновременно он кругообразно водил по моему клитору носом. Через секунду я рассыпалась в мозаику стонов, проклятий, спазмов и темноты. Мои руки непроизвольно дернулись в оковах, когда я попыталась подтянуть колени к груди, чтобы хоть как-то остановить поток непереносимых ощущений, в котором едва не захлебнулась.

Пока я концентрировалась на том, чтобы успокоить пульсирующую волну удовольствия между ногами, Рыцарь не спеша снял свои трусы, вынул из бумажника презерватив и, растянув его едва ли не на разрыв, натянул на свой позабытый и очень сердито выглядящий член. Как только я физически смогла снова развести ноги в стороны, Рыцарь расположился возле моего раскрывшегося, еще пульсирующего входа.

Казалось бы, он должен быть весьма доволен собой, доведя меня до такого брутального оргазма, но он выглядел неуверенным и даже обеспокоенным. «Ты готова?»

Смятение в его глазах сказало мне все, что мне было нужно знать. Мой бесстрашный Рыцарь боялся, боялся за меня и за себя. Пришла пора признать этот слоновий член. Рыцарь собирался причинить мне боль, худшую, чем я когда-либо испытывала в жизни. И не в последний раз.

После того как я торжественным кивком подтвердила свое согласие, я почувствовала, как мои внутренности раздираются на тонкие ленточки. Я обеими руками крепко вцепилась в наручники и втягивала воздух сквозь стиснутые зубы, сдерживая слезы, готовые пролиться из моих плотно зажмуренных глаз.

«Не реви. Не реви. Ты можешь, Биби. Ты крутая. Иди в свое счастливое место и перетерпи».

Единственной проблемой, несмотря на тот факт, что я испытывала родовые муки наоборот, было то, что я уже была в своем счастливом месте. Мне поклонялся сам дьявол, и я хотела, чтобы это не кончалось.

К счастью, кошмар довольно быстро закончился, благодаря тем месяцам воздержания, которые я устроила Рыцарю до сего момента. Когда все кончилось и он извлек то, что казалось мне бензопилой, из моей истерзанной вагины, Рыцарь обнял меня и зарылся лицом в щель между подушкой и моей щекой. Я не понимала, ищет ли он утешения от того, что сделал, или предлагает его, но его руки были как гигантские пластыри, склеивающие меня обратно. Мне захотелось пробежать пальцами по его пушистому затылку, но это желание немедленно натолкнулось на жесткое сопротивление и скрежет металла по дереву, едва я попыталась шевельнуть рукой.

Рыцарь поднял голову на этот звук, и, едва он осознал, откуда тот исходит, его лицо немедленно исказилось в смеси раскаяния и заботы. «Черт, Биби! Твои руки!»

Он вскочил и схватил ключи со столика, помедлив только для того, чтобы скинуть презерватив в мусорную корзину, где он и останется на ближайшие лет десять-двадцать. Освободив мои руки, Рыцарь притянул меня к себе на колени, обхватил руками и сосредоточился на моих покрасневших натертых запястьях, постоянно дуя, целуя и зализывая их между потоком извинений.

– Прости меня, детка. Мне так офигенно жаль. Я не хотел делать тебе больно. В смысле, я знаю, что это немножко больно, но я так старался, чтобы тебе было хорошо. Ты в порядке? Пожалуйста, скажи, что ты в порядке? Это на фиг убьет меня, если я испортил единственное, что когда-нибудь любил.

После каждого поцелуя Рыцарь всматривался мне в лицо, взволнованно подняв брови. Хотя он только что проволок меня сквозь три с половиной минуты раздирающей боли, я чувствовала себя могущественной, сверкающей и новой, как феникс, восставший из пепла моей изничтоженной девственности. То, что не убило меня, сделало меня сильнее, такой сильной, что единственный на всю округу скинхед ел у меня с ладони. И отовсюду.

Да я была лучше, чем в порядке. Мне определенно было в кайф.

– Давай повторим.