А может, это любовь?

Глава 10

Джо хмуро сдвинул брови, видя, как быстро исчезли в толпе его сестры и мама. Что-то слишком легко они оставили его в покое! Обычно, если он начинал, злиться, они добивали его до конца. Почему они не вытащили на свет еще несколько надоевших пыльных историй? Впрочем, он догадывался: причина крылась в той женщине, что стояла рядом с ним. Его родные явно решили, что Габриэль — его девушка, хоть он и уверял их в обратном, а потому наперебой старались выставить его перед ней завидным женихом. Странно. Кажется, одного взгляда на Габриэль должно быть достаточно, чтобы понять: это не его тип женщины.

Он оглядел ее красивое лицо, растрепанные волосы и гладкий голый живот, который вызывал в нем желание упасть на колени и приникнуть губами к его нежной коже. Она облачила свое роскошное тело в костюм, который он мог в два счета с нее сорвать.. Интересно, она сделала это нарочно, чтобы свести его с ума?

— У тебя милые родственники.

— Не такие уж и милые. — Он покачал головой. — Просто они пытались произвести на тебя впечатление — на случай, если ты станешь их невесткой.

— Я?

— Не обольщайся. Они были бы рады чуть ли не любой женщине. Почему, как ты думаешь, они мололи всякую чушь насчет моей любви к детям и домашним животным?

— О! — Габриэль удивленно округлила большие зеленые глаза. — Неужели они говорили о тебе? А мне показалось, речь шла о ком-то другом.

Он подхватил бумажный пакет, который принес из кафе.

— Не выводи меня из терпения, а то я скажу Дагу, что ты желаешь прочистить кишечник. — С губ ее слетел тихий смех, и Джо застыл как вкопанный. Эти женственные звуки были такими сладкими и волнующими, что уголки его губ приподнялись в невольной улыбке. — Пока. Увидимся завтра утром.

— Завтра я буду здесь.

Джо отвернулся и стал пробираться сквозь фестивальную толпу к стоянке, на которой оставил свою машину. Надо проявлять осторожность, дабы не проникнуться к Габриэль чрезмерной симпатией. Она для него всего лишь тайная осведомительница, средство для достижения цели. Нельзя смотреть на нее как на желанную женщину, которую он с удовольствием бы раздел и обследовал языком. Он и так уже безнадежно запутался в этом деле.

Джо пробегал взглядом по толпе, подсознательно выискивая наркоманов — курильщиков марихуаны с отекшими глазами и нервных, суетливых героинщиков. Все они думали, что владеют своим кайфом, тогда как кайф со всей очевидностью владел ими. Вот уже почти год Джо не работал в отделе по борьбе с наркотиками, но порой, особенно в людных местах он по-прежнему смотрел на мир глазами наркомана. Так его обучили, и он не знал, когда теперь избавится от этого навыка. Среди его знакомых были копы из «убойного» отдела, которые, проведя на пенсии десять лет, продолжали видеть в каждом встречном либо потенциального убийцу, либо жертву.

Бежевый «шевроле-каприс» стоял на боковой улочке рядом с библиотекой. Он вырулил на проезжую часть вслед за полицейской машиной без опознавательных знаков, пропустил вперед микроавтобус и вклинился в транспортный ряд. В памяти всплыли улыбка Габриэль, вкус ее губ и нежная кожа, которую он ощупывал руками. Перед глазами появилось гладкое бедро, мелькнувшее в вырезе юбки. В паху заныло от острого желания, и он попытался прогнать ее из своих мыслей. Эта женщина — сумасшедшая, и вообще от нее одни неприятности. Из-за нее его могут лишить должности и разжаловать в уличные патрули. Нет уж, спасибо! Он едва остался жив в ходе последнего расследования и не хотел опять через это пройти.

Это случилось почти год назад, но ему никогда не забыть дознания в министерстве юстиции и многочисленных интервью. До конца своих дней он будет помнить, как гнался за Робби Мартином по темному переулку, будет помнить вспышку оранжевого пламени, вырвавшуюся из «люгера» Робби, и его собственные ответные выстрелы. А потом он лежал в переулке, сжимая в руке пустой «кольт» сорок пятого калибра. Ночную тишину разорвал вой сирен, по деревьям и стенам домов заплясали красные, белые и синие отблески «мигалок». Из раны в бедре сочилась теплая кровь, а в двадцати футах от него распласталось неподвижное тело Робби Мартина. Его кроссовки явственно белели в темноте. Мысли в голове у Джо лихорадочно прыгали. Он что-то кричал парню, но тот его уже не слышал.

Потом он лежал в больнице. Мама и сестры рыдали у него на груди, а отец сидел в ногах и молча смотрел на него. Нога Джо была укреплена на металлической подпорке. Он снова и снова прокручивал в голове события этого вечера, заново продумывая каждый свой шаг. Может, он зря погнался за Робби по тому переулку? Может, надо было его отпустить? Он знал, где парень живет, и мог бы дождаться подкрепления, а потом подъехать к его дому.

Мог, но поступил иначе. В конце концов, это его работа — гоняться за плохими парнями. Общество хочет убрать наркотики со своих улиц, это всем известно!

Это событие не стало главной новостью телеэфира, однако из Робби сделали эдакого типичного американского парня с ровными белыми зубами и ангельской улыбкой. Наутро после перестрелки газета «Айдахо стейтсмен» опубликовала на первой полосе фотографию Робби: тщательно уложенные, блестящие волосы и большие голубые невинные глаза, смотревшие на читателей, пока те пили свой утренний кофе.

И читатели задавались вопросом: а нужно ли было тайному детективу стрелять на поражение? Не важно, что Робби удирал от полиции, что он первым выхватил пистолет и был наркоманом со стажем. В городе, задыхающемся от растущих проблем, в городе, привыкшем спихивать всю вину за беспорядки на иностранцев и выходцев из других штатов, девятнадцатилетний наркоман, который родился и вырос здесь же, в Бойсе, не вписывался в представления граждан о себе и о своей среде обитания.

Они подвергли сомнению работу полиции. Они настаивали на создании городской коллегии по оценке работы служащих полицейского департамента. Они негодовали по поводу детектива, который бегал по городу и убивал невинных юношей.

Начальник полиции выступил в местных новостях и напомнил всем о преступных деяниях Робби. Токсикологическая экспертиза обнаружила в его крови значительные следы метамфетамина и марихуаны. Министерства юстиции и внутренних дел оправдали Джо и постановили, что он применил оружие в силу необходимости. Однако каждый раз, когда фотография Робби мелькала на экране или появлялась в газетах, люди продолжали возмущаться.

Джо направили к полицейскому психологу, но тот сказал совсем немного. Да и что тут было говорить? Он убил юношу, даже не мужчину. Отнял человеческую жизнь. Ему пришлось это сделать, и его оправдали. Он знал абсолютно точно, что был бы сейчас покойником, окажись Робби более метким стрелком. У него не было выхода.

В этом он убеждал себя. А что еще ему оставалось?

Провалявшись два месяца дома и пройдя четырехмесячный курс интенсивной физиотерапии, Джо вернулся на службу, но не в отдел по борьбе с наркотиками. Его без лишнего шума перевели на имущественные преступления. Да, это называлось «переводом», но он расценивал это как понижение. Черт возьми, его наказали за то, что он честно выполнил свою работу!

Он завел «каприс» на стоянку в полуквартале от «Аномалии» и достал из багажника банку с краской, пакет с кистями, валик и тазик. Несмотря на служебные неприятности, он никогда не считал случай с Робби ошибкой. Печальный факт, неблагоприятное стечение обстоятельств, о котором он предпочитал не думать и по возможности не говорить, но не ошибка.

В отличие от случая с Габриэль Бридлав. Здесь он крепко влип. Он недооценил эту женщину. Впрочем, кто мог подумать, что она разработает такой сумасшедший план: заманит его в парк, обезвредив антикварным «деринджером» и баллончиком с лаком для волос?

Джо прошел в заднюю часть салона и поставил краску и пакет с вещами на прилавок возле раковины. Мара Пальино стояла за другим концом прилавка и распечатывала полученную вчера партию товара. Среди вновь поступивших вещей антиквариата не было.

— Что у тебя там? — спросил детектив.

— Габриэль заказала хрусталь баккара.

Ее большие карие глаза смотрели на него чересчур пристально. Она завила свои густые черные волосы, а губы накрасила блестящей красной помадой. С первого момента их встречи Джо догадался, что Мара к нему неравнодушна. Она ходила за ним по пятам и все время предлагала свою помощь — что-нибудь подать или поднести. Это слегка льстило его самолюбию, но большей частью раздражало. Она была всего на год-два старше его племянницы Тиффани, а Джо не интересовался девочками. Ему нравились зрелые женщины, которым не надо показывать, что надо делать губами и руками, которые и сами умеют правильно двигаться в постели.

— Тебе помочь? — спросила она. Он достал из пакета малярную кисть.

— Я думал, ты в парке, помогаешь Габриэль.

— Я собиралась туда, но Кевин велел мне распаковать этот хрусталь и убрать его подальше на случай, если ты захочешь сегодня измерить прилавок.

Его плотницких навыков не хватило бы на перестановку прилавков.

— Я подожду с этим до будущей недели. — Он надеялся, что на будущей неделе ему уже не придется заниматься переустройством этого салона. — Кевин у себя в кабинете?

— Он еще не вернулся с ленча.

— А кто же в торговом зале?

— Никого, но если войдет посетитель, я услышу колокольчик.

Джо взял кисть, банку с краской и прошел в маленькую подсобку. Это была как раз та часть работы тайного полицейского агента, которая выводила его из себя, ждать, когда подозреваемый сделает неверный шаг. Хотя, что и говорить, работать в салоне лучше, чем сидеть в машине без опознавательных знаков и обжираться хот-догами. Впрочем, не намного лучше.

Он застелил пол тряпкой, взял доски, которые выпилил вчера под полочки, и приставил их под углом к стене. Мара ходила за ним, как щенок, и без умолку болтала о юнцах из колледжа, которые за ней ухаживали. Один раз прозвонил колокольчик у дверей, и она ушла, но быстро вернулась и заверила Джо, что подыскивает себе «зрелого мужчину постарше».

К приходу Кевина Джо успел покрасить две полочки и готовился красить стены подсобки. Мельком взглянув на Мару, Кевин отправил ее помогать Габриэль и остался с детективом наедине.

— По-моему, она в тебя втюрилась, — сказал Кевин, когда Мара, обернувшись на прощание, скрылась за дверью.

— Возможно.

Джо потянулся. Как ни прискорбно ему было сознавать, но у него жутко болели мышцы. Вообще-то он поддерживал себя в хорошей физической форме, а значит, оставалось только одно объяснение: надвигалась старость.

— Габриэль хорошо тебе платит? Этих денег достаточно, чтобы смириться с больными мышцами? — поинтересовался Кевин.

Он был одет во все фирменное и держал в одной руке пакет из магазина, торгующего готовыми блюдами на вынос, а в другой — сумку из бутика женского белья, расположенного на одной улице с «Аномалией».

— Мне хватает. — Джо опустил руки. — Деньги не имеют для меня большого значения.

— Значит, ты никогда не был бедным. А я был, дружище, и это чертовски неприятно, скажу я тебе. Бедность влияет на всю твою жизнь.

— Каким образом?

— Люди судят о тебе по фирме твоей рубашки и состоянию твоих ботинок. Деньги — это все. Без них ты круглый ноль, ничтожество. А уж о женщинах вообще можно забыть. Они и близко к тебе не подойдут.

Джо сел на край сундука и скрестил руки на груди.

— Все зависит от того, на какой тип женщин ты пытаешься произвести впечатление.

— Исключительно на высший класс. На таких женщин, которые знают разницу между «тойотой» и «мерседесом».

— Ага. — Джо запрокинул голову и посмотрел на стоявшего перед ним человека. — Такие женщины стоят очень дорого. У тебя есть столько денег?

— Есть, а если бы и не было, то я знаю, как их достать. Я умею добиваться своего.

Вот оно!

— И как же ты это делаешь?

Кевин загадочно улыбнулся и покачал головой.

— Если я расскажу, ты мне не поверишь.

— А ты попробуй, — наседал Джо.

— Наверное, не смогу.

— Ты инвестируешь в рынок ценных бумаг?

— Я инвестирую в самого себя, Кевина Картера, и это все, что я могу тебе сказать.

Джо понял, что пора дать задний ход.

— А что у тебя в сумке? — спросил он, кивнув на пакет, который Кевин держал в руке.

— Устраиваю вечеринку по случаю дня рождения моей девушки, Чайны.

— Чайны? Это что, ее настоящее имя или сценический псевдоним?

— Ни то и ни другое, — усмехнулся Кевин. — Просто оно ей нравится больше, чем настоящее имя, Сэнди. Сегодня утром, когда я зашел в палатку Гейб, я пригласил и ее на вечеринку, но она сказала, что у вас другие планы на вечер.

Джо нахмурился. Кажется, он достаточно ясно дал ей понять, чтобы она не мешала его расследованию. Ну что ж, придется провести с ней еще одну разъяснительную беседу.

— Я думаю, мы могли бы ненадолго забежать к тебе на вечеринку.

— Да? А мне показалось, что она решительно настроена провести этот вечер дома.

Вообще-то Джо был не из тех парней, что рассиживаются за стойкой бара и перемывают косточки своим и чужим девушкам, но иногда приходится играть вопреки собственным правилам: работа есть работа. Он доверительно наклонился к Кевину:

— Между нами говори, Габриэль — нимфоманка.

— Вот как? А я всегда думал, что она пуритански относится к сексу.

— Она очень скрытна. — Он подался назад и много значительно усмехнулся, глядя на Кевина, Как на закадычного приятеля. — Но я, пожалуй, сумею на несколько часов вывести ее из дома. В котором часу ты собираешь гостей?

— В восемь, — ответил Кевин и ушел к себе в кабинет.

Джо остался в подсобке и в течение следующих двух часов красил полки. Вечером, после закрытия «Аномалии», он поехал в полицейский участок и прочитал дневной отчет по делу о краже картины Хилларда. После утренней переклички — никакой новой информации. За ленчем Кевин встречался с какой-то неизвестной женщиной в ресторане в деловой части города. Потом он купил продукты для вечеринки и зашел в бар промочить горло. Очень увлекательно!

Джо доложил о своем разговоре с Кевином и сообщил Лучетти, что Кевин пригласил его к себе на вечеринку, потом взял со своего письменного стола стопку бумаг и отправился домой, к Сэму.

На обед он поджарил свиные ребрышки и съел макароны с овощной подливкой, которые оставила в холодильнике его сестра Дебби, пока он был на работе. Сэм стоял на столе рядом с его тарелкой и отказывался клевать свои зерна и морковку.

— Сэм любит Джо, — проскрипела птица.

— Тебе нельзя есть ребрышки, парень.

— Сэм любит Джо!

— Нет, не дам.

Сэм поморгал желто-черными глазками, поднял клюв и изобразил трель телефонного звонка.

— Ты же знаешь, я не покупаюсь на эти штучки. — Джо цеплял на вилку макароны, чувствуя себя нехорошим дядькой, который дразнит двухлетнего малыша мороженым. — Ветеринар сказал, что тебе надо поменьше есть и побольше заниматься гимнастикой, иначе у тебя заболит печень.

Сэм взлетел к хозяину на плечо и приложил свою пернатую головку к его уху.

— Хор-рошая птичка! — проговорил он.

— Ты толстый.

Весь обед Джо оставался непреклонным и не кормил Сэма, но когда тот выдал любимую фразу Джо из фильма с Клинтом Иствудом, он смягчился и дал ему кусочки сырного пирога Энн Камерон. Энн не обманула: пирог и вправду оказался вкусным. Надо будет за это угостить ее кофе. Джо попытался вспомнить Энн в детстве и смутно увидел девочку в очках в проволочной оправе, которая сидела на одной из изумрудно-зеленых бархатных кушеток в доме своих родителей и смотрела на него, пока он дожидался ее сестру Шерри. Ей тогда было лет десять — она на шесть лет младше его. Почти ровесница Габриэль.

Мысль о Габриэль вызвала тупую боль в голове. Джо ухватил переносицу большим и средним пальцами, пытаясь сообразить, что ему делать с этой женщиной, но придумать ничего не смог.

Когда закатное солнце окутало долину сумеречным светом, Джо поместил Сэма в его клетку и вставил в видеомагнитофон кассету с «Грязным Гарри». Если не считать Джерри Спрингера в картине «Слишком горячо для телевидения», это был почти единственный фильм, который нравился Сэму. Раньше Джо пытался пристрастить своего попугая к диснеевским мультикам, «Улице Сезам» или купленным им образовательным кассетам, но все бесполезно — Сэм был фанатом Джерри Спрингера, и, как большинство родителей, Джо потакал его увлечению.

Он подъехал к небольшому кирпичному дому на другом конце города и припарковал свой «бронко» у бордюра. На крыльце, над парадной дверью, сиял розовый свет. Несколько вечеров назад лампочка была зеленой. Интересно, что бы это значило? Впрочем, Джо решил не вдаваться в такие подробности.

Лужайку и тротуар перебежала пара белок. Зверьки взметнулись на древний дуб, покрытый грубой корой, остановились на середине ствола и уставились на Джо, загнув концы своих пушистых хвостиков и о чем-то взволнованно стрекоча между собой, точно боясь, что он украдет их съестные припасы. Белок он любил еще меньше, чем кошек.

Джо подошел к двери Габриэль и стукнул три раза. Дверь отворилась. Девушка стояла перед ним в широкой белой рубашке, застегнутой спереди на пуговицы. При виде его ее зеленые глаза округлились, а лицо покрылось густым румянцем.

— Джо? Что ты здесь делаешь?

Прежде чем ответить на этот вопрос, он оглядел ее с головы до пят — от светло-каштановых локонов, забранных в хвост на макушке, до веревочки с бисером, повязанной на лодыжке. Она закатала рукава до локтей, а полы рубашки кончались примерно на дюйм выше голых коленок. Больше на ней ничего не было, если не считать разноцветных пятен краски.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал Джо, вновь подняв глаза к ее все больше пламенеющим щекам.

— Сейчас? — Она оглянулась назад, как будто он застал ее за каким-то незаконным занятием.

— Да. Что ты сейчас делаешь?

— Ничего! — поспешно выпалила она с виноватым видом.

— На днях я растолковал тебе, чтобы ты не мешала расследованию, но ты, должно быть, не совсем меня поняла. Поэтому повторяю еще раз: перестань выгораживать Кевина.

— Я его не выгораживаю. — Свет, падавший сзади, отражался от ее волос и обрисовывал под рубашкой контуры пышной груди и стройных бедер.

— Ты отказалась прийти к нему завтра на вечеринку» Я принял его приглашение от нас обоих.

— Я не хочу туда ходить. Мы с Кевином друзья и деловые партнеры, но за пределами салона мы не встречаемся. Я всегда считала, что так лучше.

— Плохо.

Джо ждал, когда она пригласит его в дом, но так и не дождался. Девушка скрестила руки и тем самым привлекла его внимание к мазку черной краски на ее левой груди.

— Друзья Кевина — недалекие люди. Мы не очень хорошо проведем время.

— Мы идем туда не затем, чтобы хорошо провести время.

— Ты что, собираешься искать у него в доме картину Моне?

— Да.

— Ладно, только чтобы больше — никаких поцелуев!

Он качнулся на каблуках и посмотрел на нее из-под опущенных век. Что ж, это требование было вполне резонным, но оно вызвало в нем странное раздражение.

— Я же просил тебя не воспринимать это как личное.

— Я и не воспринимаю, но мне неприятно.

— Неприятно — что? Целоваться со мной или не воспринимать это как личное?

— Целоваться с тобой.

— Неправда! Ты просто таяла в моих объятиях.

— Тебе показалось.

Он покачал головой и сказал с улыбкой:

— А я так не думаю. — Она вздохнула.

— Это все, что вы хотели мне сказать, детектив?

— Я заеду за тобой в восемь. — Он повернулся, чтобы уйти, но оглянулся через плечо: — Да, вот еще что, Габриэль.

— Я слушаю.

— Надень что-нибудь посексуальнее.

Габриэль закрыла дверь и привалилась к ней спиной. Голова кружилась, колени подгибались от слабости. Она глубоко вздохнула и прижала руку к сердцу, которое грозило выпрыгнуть из груди. Его появление в ее доме в данный момент времени было весьма странным и пугающим совпадением.

Сегодня днем, уйдя из своей палатки, она испытала непреодолимое желание опять его нарисовать — на этот раз стоящим в окружении своей красной ауры, обнаженным. Вернувшись домой после удачного дня, проведенного на фестивале «Кер», она немедленно отправилась к себе в студию, подготовила холст и, набросав карандашный эскиз, нарисовала его лицо и сильное мускулистое тело. Только она взялась изображать гениталии Джо, вдохновленная микеланджеловским Давидом, как он постучал в дверь. Когда она увидела его на пороге, ее охватил страх. Ей показалось, что он каким-то образом узнал, чем она сейчас занимается. Она устыдилась, словно подглядывала за ним голым, а он ее на этом поймал.

Габриэль не верила в судьбу. Она была убеждена в господстве свободной человеческой воли, однако ее охватило недоброе предчувствие, а на затылке зашевелились волосы. Она оттолкнулась от двери и пошла к себе в студию. Габриэль сказала Джо, чтобы он больше ее не целовал, и эта просьба была искренней. За последнюю неделю она научилась ему лгать — это оказалось проще, чем она думала, — но лгать самой себе она не могла. Странно, когда он стоял рядом с ней, овевая своим дыханием ее щеку и нежно касаясь губами ее губ, она не испытывала неприязни. Да что там скрывать — ей было очень приятно!

Габриэль считала, что любовь надо выражать честно и открыто. Но не в людном парке и не с детективом Джо Шанаханом. Она была ему безразлична. Он ясно дал понять, что целоваться с ней — часть его работы. Девушка вспомнила его поцелуй и рассудила, что прикосновения Джо сбивают ее биоритмы. Это своего рода камень преткновения, подводный риф для ее жизненной энергии, связующей тело, разум и дух.

Если Кевин опять войдет, когда они будут ссориться, или если Джо увидит кого-то из своих прежних знакомых, пусть придумает что-нибудь другое. Она больше не желает стоять в его объятиях и вдыхать упоительный запах его кожи. Ей не нужны его дежурные поцелуи, от которых у нее дух захватывает и переворачивается все внутри. И уж конечно, она не станет ради него одеваться «посексуальнее!

Когда на следующий вечер в дверь позвонили, Габриэль решила, что на этот раз готова к встрече с Джо. Больше никаких неожиданностей! Она спокойна и уверена в себе. Даже если он опять надел потертые джинсы и футболку — ничего, она и это переживет! Но стоило ей взглянуть на него, как ее центр умиротворения закружился и улетел куда-то в космос.

Его загорелые щеки были гладко выбриты — от щетины не осталось и следа. Черная шелковая рубашка-поло в мелкий рубчик красиво облегала широкую грудь и плоский живот. В петли пояса светлых брюк с тщательно отутюженной складкой был вставлен плетеный кожаный ремень. На ногах вместо старых кроссовок или рабочих сапог красовались новые замшевые туфли. От него чудесно пахло, а выглядел он еще лучше.

В отличие от Джо Габриэль нарочно потратила минимум усилий на свой внешний вид. Она оделась исключительно ради удобства в простую белую блузку и мешковатую сине-белую клетчатую юбку с грудкой на бретельках, длиной до колен. На ней почти не было макияжа, да и с прической она не стала возиться: распущенные волосы, как всегда, спускались по плечам и спине густыми волнистыми локонами. Единственной данью моде были серебряные серьги в виде колец и серебряный перстень на среднем пальце правой руки. Она оставила свои чулки в комоде и надела парусиновые теннисные тапочки на резиновой подошве. По ее мнению, такой наряд противоречил сексуальности.

Увидев ее, Джо удивленно приподнял бровь, явно согласный с такой оценкой.

— А где твоя маленькая собачка Тотошка?

Неужели она так ужасно выглядит? Не может быть!

— Послушай, это не я носила в детстве мамины красные туфли на шпильках и натыкалась на стены.

Он посмотрел на нее в упор:

— Мне тогда было пять лет.

— Все так говорят. — Габриэль шагнула на крыльцо и заперла за собой дверь. — Я уверена, вечеринка будет без претензий. — Она бросила ключи в большую сумку, связанную в стиле макраме, и повернулась к нему. Он не сдвинулся с места, и ее обнаженная рука задела его грудь.

— Сомневаюсь в этом. — Джо взял ее под локоть, как будто они и впрямь были возлюбленной парой, и повел к жуткой бежевой машине, которую Габриэль слишком хорошо помнила. В последний раз она сидела здесь на заднем сиденье в наручниках. — Судя по Кевину, у него ничего не бывает без претензий, разве что, может быть, секс.

Теплая ладонь Джо скользнула вверх по ее руке, потом спустилась к кончикам пальцев. Габриэль шла рядом с ним, пытаясь казаться такой же спокойной и невозмутимой, как он, и борясь с желанием вырвать свой локоть из его руки. Она заставляла себя не думать о тех ощущениях, от которых у нее потели ладони. Мнение Джо о Кевине она оставила без комментариев, ибо сказанное им было сущей правдой. Впрочем, это не делало Кевина ни хуже, ни лучше большинства остальных мужчин.

— Кажется, вчера вечером ты ездил на «бронко».

— Да, но Кевин считает меня хроническим неудачником, и я не хочу его в этом разубеждать, — сказал он и нагнулся, чтобы открыть пассажирскую дверцу.

Ее рука опять задела его грудь, и она потянула носом, пытаясь определить состав его одеколона. Интересно, это смесь кедра и сандала или что-то другое?

— Зачем ты это делаешь?

— Что именно?

— Обнюхиваешь меня, как будто от меня дурно пахнет. — Он отпустил ее локоть, и она опять смогла расслабиться.

— Это тебе кажется, — сказала она, садясь в машину, В отличие от Джо салон автомобиля источал такой же жуткий запах, как в день ее ареста. Пахло, кажется, машинным маслом. Хорошо хоть, сиденья были чистыми.

Поездка к Кевину заняла меньше десяти минут. Джо использовал это время, чтобы напомнить ей условия соглашения тайного осведомителя, которое она подписала в полиции.

— Если Кевин невиновен, — сказал он, — то ему не нужна твоя помощь. А если виновен, то ты все равно не сможешь его спасти.

Холодный ветер обдувал ее голые ноги, руки и шею. Она жалела, что не осталась дома. Но увы, выбора не было.

Конечно, Габриэль несколько раз до этого бывала у Кевина дома. Двухэтажный современный особняк висел на склоне горы, укрепленный на опорных сваях. Из окон открывалась живописная панорама города, а в интерьере господствовало обилие мрамора, древесины твердых пород и стали. Здесь было так же уютно, как в музее искусства модерн.

Габриэль и Джо шли по подъездной аллее плечо к плечу, едва касаясь друг друга.

— А если кто-то из друзей Кевина тебя узнает, что ты будешь делать?

— Что-нибудь придумаю. Как раз этого она и боялась.

— Что, например?

Джо позвонил в дверной звонок, и они встали бок о бок, глядя перед собой.

— Тебе что, страшно со мной? — спросил он. Немножко.

— Нет.

— У тебя встревоженный вид.

— Неправда.

— У тебя такой вид, как будто ты не доверяешь самой себе.

— В чем именно?

— Что сумеешь удержать свои руки при себе.

Не успела она ответить, как дверь распахнулась, и комедия началась. Джо обнял ее рукой за плечи. Его жаркая ладонь согрела ее тело сквозь тонкую ткань блузки.

— А я уже думал, вы не придете. — Кевин отступил назад, пропуская их в дом. Как всегда, он выглядел так, как будто только что позировал для журнала мод.

— Я же сказал тебе, что сумею вытащить ее из дома на несколько часов.

Кевин взглянул на наряд Габриэль, и на лбу у него прорезалась морщинка.

— Гейб, ты сменила стиль? Любопытно.

— Не так уж и плохо, — буркнула она, пытаясь защититься.

— Да, для Канзаса. — Кевин закрыл дверь, и они пошли за ним в гостиную.

— Неужели я в самом деле похожа на Дороти[3]? — Габриэль оглядела свою сине-белую клетчатую юбку.

Джо привлек ее к себе.

— Не бойся, я спасу тебя от летучих обезьян.

Она подняла голову и посмотрела в его яркие глаза с густыми длинными ресницами. Ее пугали отнюдь не летучие обезьяны.

— Почему бы тебе не отдать Кевину свою сумку? Он ее куда-нибудь пристроит.

— Я могу положить ее в свободной спальне, — предложил Кевин.

— Нет, я хочу, чтобы она была при мне.

Джо снял сумку с плеча Габриэль и протянул ее Кевину.

— Ты заработаешь бурсит, — предрек он.

— На плече?

— Бурсит — вещь коварная, — заверил Джо, когда Кевин ушел с ее сумкой.

Гостиная, кухня и столовая располагались на одном и том же большом пространстве и предлагали один и тот же великолепный вид на город. Небольшая группа гостей толпилась возле бара, а из скрытых динамиков лился голос Мэрайи Кэри, наполняя дом руладами. Габриэль ничего не имела против Мэрайи лично, но, на ее взгляд, поп-диве не мешало бы поучиться умеренности. Девушка обвела взглядом кожаный диван, на спинку которого была накинута шкура зебры, и многочисленные предметы африканского искусства, заполнявшие комнату. Кевину явно не хватало того же, что и модной певице.

Вернувшись, Кевин представил Джо и Габриэль своим друзьям — кучке предпринимателей, которых, как поняла Габриэль, куда больше волновало состояние их банковских счетов, чем состояние их совести. Джо по-хозяйски обнимал Габриэль за талию, пока они пожимали руки супружеской чете, владевшей сетью процветающих кофеен. Другие гости торговали либо витаминами, либо компьютерами, либо недвижимостью, причем явно преуспевали. Кевин познакомил их со своей подружкой Чайной. Габриэль могла поклясться, что когда они виделись в последний раз, девушка звалась Сэнди. Впрочем, независимо от имени она была все такой же миниатюрной, безукоризненно красивой блондинкой. В ее присутствии Габриэль невольно хотелось ссутулиться.

Рядом с Чайной стояла ее подруга Нэнси, такая же красивая и хрупкая. Она даже не делала вид, что интересуется беседой с Габриэль. Внимание ее было целиком поглощено мужчиной, который прижимался бедром к Габриэль. Краем глаза Габриэль заметила, как уголки губ Джо тронула одобрительная улыбка. Скользнув взглядом по пышной груди Нэнси, он перенес вес своего тела на другую ногу. Его теплая рука соскользнула с плеча Габриэль и прошлась по ее спине. Потом он и вовсе отпустил девушку, сунув руки в карманы брюк.

Габриэль должна была бы обрадоваться. Да, она радовалась. Вот только чувствовала себя немножко одиноко. Нет, здесь было нечто большее. Нечто неприятное, похожее на ревность… Впрочем, ревновать она не могла, потому что, во-первых, Джо на самом деле не был ее приятелем, во-вторых, он был ей безразличен, и, в-третьих, ее не интересовали непросветленные мужчины.

Кевин что-то сказал — видимо, что-то смешное, потому что Джо запрокинул голову назад и расхохотался, обнажив ровные белые зубы и гладкую загорелую шею. В уголках его глаз появились мелкие морщинки. Этот глубокий бархатистый смех тронул тайные струны ее души.

Кто-то сказал что-то еще, и все засмеялись. Кроме Габриэль. Она не находила ничего забавного в анархии собственного организма. У нее сосало под ложечкой, а по жилам струились горячие, необузданные волны желания.