Сесилия — Лео ПИСЬМО ДВЕНАДЦАТОЕ

Париж, 15 февраля 18… г.

Дорогой мой Лео, впервые пишу тебе письмо нетвердою рукою. Я попалась в сети ошибки, хотя знала, к чему может привести меня приключение, в которое я ввязываюсь и итог которого был ясен заранее. Хотя я прекрасно знаю, что никто, кроме тебя, не имеет права меня упрекать, и ты сам не будешь этого делать — ведь это ты направил меня на этот путь. Но тем не менее я не чувствую себя уверенной — ведь на этот раз в игре принимало участие не только мое тело, но и мое сердце, которое должно целиком принадлежать тебе, а не быть разделенным с кем-то еще.

Да, мой роман никак не может сравниться с твоими похождениями, мой дорогой Лео, мой самец, мое Чудовище. Ты действуешь соразмерно своему сексуальному аппетиту — находишь жертву и упиваешься ею до тех пор, пока полностью не удовлетворяешь свои запросы. Но я женщина, а значит, существо хрупкое, доверчивое, склонное давать, а не брать; и на этот раз я отдала свое тело и душу поцелуям чужого мужчины, что определенным образом повлияло на все мои мысли и настроения.

Эти новые отношения нанесли мне рану и причинили боль — но сладостную боль, помнить о которой я буду еще долго. Возможно, чистосердечное признание облегчит эту боль, но я не могу обещать, что больше никогда к ней не вернусь.

Вчера утром мы с моей компаньонкой отдыхали у меня в спальне в ожидании завтрака. Я получила от отца письмо: он просил съездить в Сен-Жермен и осмотреть небольшой сельский дом, который хотел приобрести и переделать впоследствии в охотничий павильон. Я отчего-то была раздражена и расстроена, хотя ничего, казалось, этому не способствовало — погода стояла прекрасная, теплая для зимы, светило солнце… Возможно, все дело в том, думала я, что я уже давно не чувствовала мужского тела над собою и внутри себя. Я поняла, что хочу освежить ощущения, и рассказала об этом Терезе. Она крайне удивилась — ведь у меня был муж! Но ты дал мне карт-бланш на подобные выходки, о чем Тереза могла и не знать. Мысль о соитии не давала мне покоя с самого утра — я во что бы то ни стало хотела удовлетворить это безумное желание. Тереза заявила, что я перестала ее любить, но я поспешила ее успокоить. Ведь у бедняжки никогда не было настоящего любовника, или, во всяком случае, она никогда не испытывала в объятиях мужчины того блаженства, что испытывала я. Она целиком посвятила себя женщинам и только в их объятиях впадала в истому. Но наслаждение, которое дает любовь мужчины, это сладчайшее, острое, подчас болезненное чувство — оно не может быть сравнимо с ласками женщины. Пускай любовник может быть менее опытен, нежели женщина, в искусстве предварительных ласк; он может не знать, где сокрыто то или иное потайное местечко; но нет ничего лучше для женского организма, чем одиннадцать сантиметров умелой мужской плоти, заливающей распаленное влагалище обильным потоком спермы. Вот где сокрыто истинное женское счастье!

Тереза помолчала с минуту после моего страстного монолога, а после предложила мне завести любовника. Я задумалась: ведь завести любовника из своего круга означало бы стать предметом неистовых сплетен в свете! Все знают, что мой муж в отъезде, и любой мой необдуманный поступок вызвал бы самые потрясающие предположения и мог бы выставить тебя, Лео, на посмешище. Я решила, что безопаснее всего будет отправиться в Сен-Жермен — выполнить папино поручение, а затем вернуться в Париж и попробовать найти себе приключение в ресторане. Мы с Терезой всегда выглядим лучше, чем любая из посетительниц кафе на Бульварах, рассудила я, так что нам не должно было бы составить труда найти там кого-нибудь. Да и знакомых в таком месте не должно было быть…

Тереза по-прежнему была неспокойна. Она боялась встречи с родственниками, полиции, возможных болезней, грязных притонов — всего, но мое шутливое предложение позвать в спальню консьержа или кучера вызвало у нее ярое отторжение.

Мы быстро позавтракали и оделись. Я настояла, чтобы костюм был неброским, но теплым и надела сама серый жакет с юбкой, дорожную шляпу и теплое манто, Тереза оделась в новый костюм — это сделало нас похожими на представительниц буржуазии.

Мы взяли открытый экипаж, разговаривали по пути мало, так как воздух был еще холодным. Тереза немного застыла — у нее покраснел кончик носа, я же с наслаждением вдыхала свежий воздух и рассматривала окрестности. Возле дороги текла река, из стылой земли кое-где выглядывали нежные цветы.

Вскоре мы приехали; на вершине террасы отыскали нужный нам домик, который я видела уже третий раз, — отец советовался со мной при каждой важной покупке, так как все они в итоге составят мое наследство.

Завершив осмотр, мы зашли к местному нотариусу, после чего собрались на вокзал — вернуться в Париж. Коляску я отослала и попросила кучера предупредить кухарку, что к ужину мы не вернемся.

Я предложила Терезе зайти в местное кафе и выпить чего-нибудь горяченького. Она согласилась. Мы пересекли площадь перед замком и направились к Павильону Генриха 4, но в калитке я столкнулась с господином Панонсо. Если помнишь, он был свидетелем на нашей свадьбе, и вместе со своей супругой является местной знаменитостью и главным сплетником. Итак, мы столкнулись, но из-за его плохого зрения я осталась неузнанной, что меня сильно обрадовало — мне казалось, что мои намерения написаны у меня на лице. Кроме того, мне было бы неприятно выставить нашу семью в неудобном свете — ведь у нас всегда было достаточно денег для того, чтобы не передвигаться пешком.

Я объяснила все это Терезе, и мы быстро спустились по тропинкам между виноградниками вниз, к Сене. Там располагается ресторан, в котором мы однажды ели отличное жаркое — в то лето, когда катались на яхте с Жераром; я решила зайти внутрь, рассудив, что здесь мы точно не встретим друзей.

В ресторане почти никого не было, мы сели у окна, откуда открывался вид на реку. Пока мы согревались грогом, к пристани причалил ялик, из которого высадилось четыре гребца. Все они заняли место у мраморного столика на улице, напротив нашего окна, так что я получила возможность хорошенько рассмотреть всю команду. Это были молодые люди и женщина, все одетые в спортивные костюмы белые фланелевые брюки, голубые майки и полотняные кепки. Компания была шумной и веселой, по тону и теме шуток было понятно, что все эти люди принадлежат к хорошим семьям. Женщина, которая оказалась в центре внимания, была лет тридцати — с увядшей кожей, синяками под глазами — но держалась наравне со всеми — принимая и отпуская шуточки так же, как и ее молодые друзья. Мне показалось, что среди этих людей был даже ее любовник.

Мы с Терезой разговорились на тему внешности юношей: мне очень понравился один брюнет — с живым взглядом, черными бровями, отличными зубами в обрамлении красных, точно вишни, губ. Терезе полюбился высокий блондин — стройный, румяный, белокожий. По моему приглашению она вгляделась в лицо моего избранника и, внезапно, узнала его! Это был сын клиентки бывшей хозяйки Терезы. Они с матерью пару раз приходили в лавку, но тогда этот юноша был еще совсем мал и учился в школе. Тереза назвала его Адрианом, Адрианом де Серией.

Молодой человек заметил наше внимание, наши взгляды встретились, и он слегка смутился. Тереза заметила, что он может быть совсем неопытен, но это утверждение показалось мне наивным. В наше время юнцы в этом возрасте стремятся поскорее распрощаться со своей невинностью, и вполне возможно, что Адриан сделал это с помощью женщины из команды. Но моя компаньонка была непреклонна; оказалось, что мать Адриана держит его в строгости и воспитывает в соответствии с жесткими рамками морали.

Пока мы рассуждали, молодые люди принялись согреваться, играючи поднимая различные гари, лежащие в садике. Каждый из них обладал прекрасными мускулами и изо всех сил демонстрировал их товарищам. Адриан превосходил прочих в силе и, старательно демонстрируя ее, поглядывал в нашу сторону. Я оценила его старания, и силу, и ловко сложенное тело, и умное лицо. Мне очень хотелось заговорить с ним, да и Тереза предлагала хотя бы поздороваться с юношей, но меня пугало внимание одновременно всей команды, и тем более женщины. Через некоторое время компания стала собираться к отплытию. Ни один из юношей, кроме Адриана, не заметил нашего присутствия. Мы поднялись посмотреть, как они отчаливают, и в этот миг меня охватила обида, как ребенка, которому так и не досталась желанная игрушка. На глаза навернулись слезы и зрение затуманилось, в этом тумане мне показалось, что один из гребцов помахал нам на прощание рукой…

Затем мы двинулись к вокзалу. Тереза видела, что мое настроение испортилось, но ни слова не сказала, чтобы это как-то исправить. Мои думы были печальны — я поняла, что не так-то просто найти подходящего самца на улице, а уж тем более броситься на него, как я задумывала первоначально.

Внезапно Терезу осенила блестящая идея: взять адрес юноши у хозяина кафе. Ведь Адриан вполне мог быть завсегдатаем этого заведения и даже жить поблизости. А если предприятие не удастся, она могла бы отправиться с визитом к своей бывшей хозяйке и взять адрес матери юноши у нее. Я одобрила план и поблагодарила Терезу за участие, и мы повернули обратно к ресторану.

Когда мы уже в сумерках подходили к нему, дверь распахнулась и из нее вышел высокий молодой человек — это оказался Адриан. Он увидел меня и застыл на месте, страшась подойти и заговорить; я же смело завела с ним разговор, причем выбрала тон, удививший меня саму. Я наговорила ему глупостей вроде того, что, наверное, кажусь ему нескромной, но мне показалось, что он что-то хотел мне сказать, когда был в этом кафе с друзьями, и под конец совсем смутилась. Он заметил это, воспрял духом, почтительно поклонился и сказал, что я не ошиблась и что я понравилась ему очень сильно, но он побоялся подойти, так как со мной была подруга. Тогда мы разошлись, но в поисках друг друга вернулись к кафе вновь — это ли не счастливое совпадение? Я подала ему руку, которую он принял с величайшим удовольствием и некоторым волнением; Тереза в этот момент из скромности отошла. Затем мы все втроем пошли к вокзалу. Я представила Терезу как свою дальнюю родственницу, а себя — как молодую даму, только что расставшуюся с другом, который теперь женился. Я спросила имя нашего спутника — он назвался, как мы и догадывались, Адрианом. Уже на вокзале он попросился ехать с нами, поскольку ему тоже нужно было вернуться в Париж, и мы сели в поезд втроем.

В купе нас ожидали тридцать минут упоительной близости. Едва мы оказались рядом — в темном углу, напротив Терезы, притворившейся спящей, как юноша тотчас же обвил мою талию рукой и поцеловал в шею. Я задрожала от желания, вспыхнувшего еще сильнее, и ответила ему горячим поцелуем. Мне показалось, что он потерял сознание: его руки разжались, голова упала мне на плечо, но уже через мгновение он потянулся ко мне вновь. Этот юноша, прекрасный, как греческий бог, все еще был неопытен и сохранил свежесть восприятия, свойственную новичкам в деле любви! Мне надлежало открыть для него новую страницу жизни…

Какая приятная задача для опытной женщины! Я поняла, что завидую проституткам, в чьи обязанности входит эта задача; но они, скорее всего, не задумываются, какое счастье им выпало, и выполняют свои обязанности без души, так что у молодых людей остаются не самые приятные воспоминания об обряде инициации.

Я размышляла обо всем этом, пока ласкала большого мальчика, охваченного желанием. Его глаза смотрели в мои, моля о ласках, грудь вздымалась, ноздри подрагивали, но руки оставались без движения — он продолжал лишь целовать мое лицо и шею.

Я решила облегчить ему задачу и расстегнула верх корсажа, освободив еще участок тела для поцелуев. Он истово вдохнул аромат, побледнел и прижал меня к груди. К этому моменту я возбудилась настолько, что мои зубы сжались, горло пересохло и щеки запылали румянцем. Я схватила руку Адриана, раздвинула юбки и положила ее на высоте подвязки. Этот жест, наконец, объяснил юноше, что все возможно; он отбросил всякие сомнения и уверенным жестом пробрался между мешаниной юбок и панталон и остановился только тогда, когда проник пальцами сквозь отверстие в батисте. Тогда он нащупал самое чувствительное место и глубоко погрузился внутрь. Всего лишь несколько движений понадобилось ему, чтобы довести меня до полного восторга, — и я рухнула ему на грудь с тихим вскриком.

Когда я раскрыла глаза, Адриан смотрел на меня с любопытством, слегка удивленный и взволнованный результатом своих действий. Я сильно поцеловала его, а затем, не отрывая губ, расстегнула брюки и сжала восставший член. Я сделала лишь пару легких движений вверх-вниз, как брызнула сперма и я еле успела накрыть его своим платком, чтобы не допустить компроментирующих следов на платье.

Все это время Тереза ворочалась в своем углу. Она не спала и лишь тяжко вздыхала. На подъезде к вокзалу я привела себя в порядок и поинтересовалась у Адриана, чем он будет заниматься в этот вечер. Он тут же пригласил нас поужинать в ресторан где-то в районе Мадлен, я отказалась для проформы, затем согласилась. Вечер получился превосходный — еда была вкусна, Адриан показал себя великолепным кавалером, остроумным собеседником и любезным ухажером.

В теории любви он был также прекрасно подкован — настолько, что я не смогла удержаться от небольшой шпильки в его сторону по поводу неопытности в практической части этого искусства. Он покраснел и довольно прямо ответил, что у него доселе не было возможности оказаться наедине с женщиной. Он не встретил еще ту единственную, что настолько понравилась бы ему, во всяком случае, среди тех, кто был согласен на любовный акт. Друзья Адриана смеялись над его разборчивостью и неопытностью, притом сами, не отличались особенной требовательностью к любовницам. Тереза заметила на это, что, должно быть, чтобы понравиться Адриану, необходимо быть честной, богатой и, быть может, даже герцогиней. Но юноша ответил вполне достойно — в том плане, что один верный любезный парень стоит тысячи кокоток — и в материальном и в духовном плане. Он говорил откровенно, и это нам с Терезой очень понравилось. Я стала расспрашивать его о родителях — что они думают о такой щепетильности в отношении межполовых связей. Оказалось, что мать Адриана — весьма набожная женщина, которая в качестве жизненного примера всегда приводит ему жития святых; отец же, напротив, считает, что юноше в этом возрасте полезно и необходимо развлекаться, и вполне нормально относится к мысли о том, что у Адриана уже есть любовница.

«Значит, — сказала я ему на ухо, пока Тереза одевалась, — Вы никогда не имели…» Он ответил отрицательно и предложил мне преподать ему первый урок. Я загадочно улыбнулась в ответ.

Когда мы вышли на улицу, я сделала знак Терезе, и она ушла в противоположную сторону, недовольная, отговорившись тем, что ей пора к тете — сделать той противоревматический массаж. Адриан был счастлив и не скрывал своей радости — он сжал мою руку и захотел проводить меня до дома, на что я, разумеется, не согласилась. Мы отправились в сторону его квартиры — рука в руке, бок о бок, как два влюбленных студента. В этот момент я не помнила о Лео Фонтенее! Я болтала разные глупости, громко хохотала, будто опьянев от свободы. На набережной было холодно, но мы прижимались друг к другу и шли быстрее.

Адриан живет на рю де Бургонь, за Инвалидами — в тихом квартале, далеко от Бюлье и ресторанов Бульмиша. Это жилье выбрала для него мать, чтобы он больше внимания уделял учебе в Юридической школе. Когда мы подошли к подъезду, он начал умолять меня подняться наверх, уверяя, что будет благоразумным. Я согласилась на предложение выпить чашечку чая, чем обрадовала его еще сильнее. Мы прошмыгнули мимо консьержа и поднялись на четвертый этаж. Это был старинный дом с высокими окнами и длинными лестницами, я немного запыхалась. В комнате стояла кромешная тьма, Адриану понадобилось некоторое время, чтобы разогнать ее с помощью свечей и камина. Комната оказалась весьма уютной и хорошо обставленной: в одном углу стояло пианино, напротив — диван, а кровать располагалась в алькове, закрытом бордовой плюшевой тканью.

Я присела в кресло рядом с камином, а Адриан быстро накрыл на стол — принес японский чайный сервиз, тарелку с птифурами, бутылку муската, сигареты. Я удивилась этим приготовлениям и поинтересовалась, не ждал ли он кого-нибудь в гости. Оказывается, ждал — Незнакомку — ту, которую возжелает и полюбит всем сердцем. Он говорил мне все это, сидя на коленях у кресла и глядя в глаза. Вместо ответа я привлекла его к своей груди и начала ласкать, как в поезде. Но на этот раз Адриан продемонстрировал большую ловкость, выбрав для обольщения долгий медленный поцелуй, вызывающий сладостную дрожь и распаляющий чувства. Он аккуратно раздел меня и отнес на постель, я, вероятно, помогала ему, но ничего не различала в охватившем меня экстазе. Он лег рядом, одетый, но я одним движением подняла его и поместила меж раздвинутых ног, а затем схватила его член и направила его в нужную сторону. Я шептала ему: «Давай, войди в меня как можно глубже!» и усиливала движение, охватив ногами его поясницу.

Дорогой мой Лео, прости меня за это святотатство, но такого наслаждения я не испытывала доселе ни с кем — ни с тобой, ни с каким другим мужчиной: я кончала непрерывно, целиком отдавшись желанию, и каждый раз испытывала все более яркие ощущения. Адриан, кажется, разделил мои сумасшедшие ощущения, он кончил первый раз, когда только вошел в меня, затем еще дважды в процессе.

В полночь я вышла из комнаты и уже около часа была в Сент-Оноре. Тереза ожидала меня, но я настолько устала, что без лишних слов прошла в спальню и упала на постель. Она ласково упрекнула меня, но мой счастливый в целом вид был ей ответом…