Адвокат Дьявола

Говорят, что жизнь проносится перед глазами за мгновение до смерти. Самые теплые воспоминания, величайшие достижения, люди, которых вы любите, — все это крутится в голове как слайд-шоу.

Разбитое сердце очень похоже на смерть.

Только для меня... других людей не существует. Есть только Каин.

Каждая вспышка связана с ним. И за каждой положительной вспышкой немедленно следует та, что причиняет такую боль, что хочется действительно умереть, чтобы больше не страдать от этой боли.

Закрываю глаза, когда очередная вспышка пронзает меня, словно острые зубы голодного животного, разрывающего добычу.

Я наблюдала со стороны, как его тело в смокинге прижималось к какой-то женщине в изысканном фиолетовом платье, и они покачивались в такт музыке. И не могла понять, друзья они или любовники... пока партнерша по танцу не приблизилась к нему вплотную.

Улыбалась, думая, как приятно видеть влюбленную пару, проявляющую нежность.

Пока он не поднял руку — блеск золотых часов, которые подарила ему на прошлое Рождество, был почти ослепительным, — и не обхватил ее раскрасневшуюся щеку и прижался губами — этими идеальными губами — к ее губам в нежном поцелуе.

Поцелуй был настолько долгим, что люди обратили внимание.

Поцелуй был настолько прекрасным, что заставил всех на танцполе аплодировать.

Поцелуй был настолько страстным, что разбил мне сердце.

Каин целовал ее так, словно она была для него всем... а я ничем.

Сердце сжимается, когда касаюсь своих измазанных слезами губ.

— Он никогда не целовал меня.

— Кто?

Чуть не выпрыгиваю из кожи при звуке глубокого голоса. Я была так поглощена своей печалью, что не слышала, как кто-то подошел.

Сдвигаюсь на гранитной скамье, чтобы видеть его. К сожалению, он стоит перед балконными дверями на террасе, и из-за расстояния в сочетании с черной маской на нем, его личность остается загадкой. Единственное, что могу разобрать в тени, — то, что он высокий и мускулистый.

Странно, что он там, ведь на этот балкон нельзя попасть, не зайдя сначала в спальню.

Наверное, мне следует вернуться вниз, но я никак не могу встретиться лицом к лицу со всеми этими людьми. Не в том состоянии, в котором пребываю. Я решила, что лучший вариант — найти другую спальню, чтобы собраться с мыслями и решить, что делать дальше.

Вот только понятия не имею, что делать дальше. У меня есть двадцать долларов наличными и счет, за которым следит Каин и переводит на него деньги, когда говорю, что мне что-то нужно. У меня нет машины. Мне некуда пойти. Нет семьи и друзей, к которым можно обратиться за помощью.

Я совсем одна. Зависима от человека, который привел меня сюда, чтобы разбить на куски ради спортивного интереса.

Единственное, что знаю наверняка, — то, что не хочу видеть его... с ней. А учитывая, что Каин женится на этой женщине, мысль о возвращении домой кажется очень мрачной. Не могу этого вынести.

Поэтому и не буду.

Буду прятаться в этом заброшенном замке, пока кто-нибудь, обладающий властью, не выгонит меня... или пока органы не откажут, а плоть не отвалится от костей.

Останусь здесь, пока не перестанет болеть.

Слегка приподняв маску, вытираю щеки тыльной стороной ладони.

— Тебе никто никогда не говорил, что совать нос в чужие дела невежливо?

Я не в настроении разговаривать. Просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Тебе никто никогда не говорил, что невежливо отвечать вопросом на вопрос?

От тембра его голоса дрожь пробирается по спине, когда понимаю. Он не просто кто-то.

— Ты тот человек, который причинил мне боль ранее.

Это вызывает у него смешок: — Я не тот человек, который сделал тебе больно.

Тяжело сглатываю, когда он делает шаг вперед. Лунный свет освещает его достаточно, чтобы разглядеть черную маску и прекрасные суровые черты лица. На мгновение я оказываюсь совершенно загипнотизированной. Эти голубые глаза настолько яркие, что даже чистейший океан Карибского моря не смог бы передать их цвет.

— Это, должно быть, твой отчим.

Тревога скручивает внутренности как петля на шее перед казнью. Он не только тот, кто напал на меня на танцполе, но и тот, кто помог мне, когда я врезалась в официанта и опрокинула поднос.

Человек, который высосал кровь из моего пальца, а затем бесследно исчез.

Реагирую на автомате. Прямо как в «Руководстве политика Каина Картера». Отрицаю, отрицаю, отрицаю.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

У меня кружится голова, и я хватаюсь за телефон. Никогда не видела его до сегодняшнего вечера, и все же он не только знает, кто я, но и продолжает появляться как призрак из ниоткуда, чтобы помочь, навредить или запугать.

В этом нет никакого смысла.

Как бы мне ни хотелось не разговаривать с Каином, я не настолько глупа и упряма, чтобы оставаться наедине с любопытным придурком, который знает больше, чем следует.

Трясущимися пальцами набираю сообщение.

Иден: Я на террасе в одной из спален наверху. Какой-то парень преследовал меня всю ночь и только что появился снова. Он знает обо мне то, чего не должен знать. Я нервничаю.

Зависаю над кнопкой «Отправить» больше минуты, прежде чем удалить сообщение и положить телефон рядом с собой на скамейку. Не хочу нуждаться в Каине. Не хочу, чтобы он ворвался и спас меня, потому что он тот мудак, который разбил мне сердце.

Поэтому не дам ему такой возможности. Я могу справиться с этим сама.

Учитывая, что все еще ношу маску, могу быть кем угодно.

— Слушай, не знаю, в чем дело, но ты меня с кем-то путаешь, — расправляю плечи. — Я не та, за кого ты меня принимаешь. А еще я не в настроении для компании. Пожалуйста, уходи.

Любой порядочный человек ушел бы в этот момент, но не он. Он воспринимает это как приглашение сесть рядом.

— Отлично, приятель. Это твои похороны. Я пришла сюда с мужем, и он надерет тебе задницу, если застанет здесь со мной.

Однажды я прочитала статью, в которой говорилось, что, если к одинокой женщине подходит мужчина, который ее не интересует, она должна притвориться, что ждет супруга.

Замечаю едва заметную ямочку на его правой щеке, когда он смотрит вниз на мой палец.

— Ты не замужем.

— Если я не ношу обручальное кольцо, это не значит, что не занята.

Он достает из кармана пачку сигарет.

— То, что ты не носишь обручальное кольцо, не имеет никакого отношения к моим наблюдениям.

Ерзаю. На кончике языка вертится вопрос, что привело к такому выводу, но мне не приходится спрашивать, потому что он говорит: — Ни один мужчина в здравом уме не выпустит тебя из виду.

Закатываю глаза: — Ух ты, как гладко...

— Не потому, что ты привлекательна или неотразима. А потому, что влюбленный мужчина не оставляет объект своей привязанности в одиночестве на вечеринке. Он также не держит его под замком как грязную тайну, пока трахает других женщин и женится на них.

Его заявление — как смертельный удар в сердце.

— Я могу попросить охрану вышвырнуть тебя вон.

Ухмыляясь, он достает из кармана зажигалку и прикуривает сигарету.

— Но тогда тебе придется спуститься туда ко всем этим людям.

Внутренне вздрагиваю. Он поймал меня на слове. Люди — моя слабость. Особенно жители этого города.

Скрестив руки на груди, искоса смотрю на него: — Если ты не уйдешь, я вызову полицию, чтобы она выпроводила тебя с моей территории.

Вот так. Хотела бы посмотреть, как он выкрутится.

Но не уверена, что понимаю выражение его лица.

— Ты здесь живешь?

Улыбка, которой одариваю его, такая же высокомерная, как и он сам: — Хочешь взглянуть на документы?

Однажды Каин сказал, что люди поверят всему, что ты им скормишь, если слова будут звучать достаточно убедительно. Оглядываясь назад, понимаю, что это должно было стать тревожным сигналом.

Он потирает темную щетину на подбородке: — Да, вообще-то, я бы поверил, — внутри все сжимается, когда его взгляд темнеет: — Учитывая, что владелец я.

Мое самодовольное выражение лица исчезает. Дело не столько в словах — хотя и этого достаточно, чтобы мне захотелось обделаться, — сколько в абсолютной одержимости, стоящей за ними. Как будто он готов расчленить и стереть с лица земли любого, кто угрожает забрать то, что принадлежит ему.

Сжимаю гранит с такой силой, что костяшки пальцев белеют. Если раньше мне казалось, что нервничаю, то теперь это ничто по сравнению с тем, что происходит сейчас.

Прикусываю губу, пока не чувствую вкус крови. Слишком боюсь говорить, опасаясь, что скажу что-нибудь, что только усугубит ситуацию.

Если агорафобия — брешь в притворной броне, которая якобы есть, то тревога — моя ахиллесова пята. Живой, дышащий демон, с которым живу изо дня в день, и неважно, насколько сильной стараюсь быть или каким количеством лекарств пытаюсь заглушить — это всегда будет моей слабостью. Корнем почти всех проблем, с которыми сталкиваюсь ежедневно.

В отличие от моей матери, которая была силой, с которой приходилось считаться, оружием в зале суда и вне его, я похожа на неисправный пистолет. Потому что, несмотря на то, что веду себя так, будто могу постоять за себя и принять любой вызов, когда приходит время сражаться, мои пули — эквивалент сахарной ваты. Сладкий сахар, который растворяется в ничто.

Или, как сказал бы Каин, я лаю, но не кусаюсь.

Каин, который сейчас внизу со своей невестой.

Каин, который хотел, чтобы я ему отсосала после того, как ее рот прикасался к нему.

Каин, который обманом заманил сюда, вселив надежду, просто чтобы причинить мне боль.

Каин, который признался в любви только тогда, когда понял, что я достигла предела.

Потому что можно быть привязанным к кому-то очень долго, прежде чем веревка начнет душить тебя.

Говорят, между любовью и ненавистью тонкая грань. Но моя настолько толстая, что чувствую ее вкус.

И на вкус она как никотин и грех.

Все происходит так быстро, что не даю ему времени среагировать... или себе, чтобы подумать о последствиях.

Забираюсь к нему на колени и прижимаюсь губами к его губам.

Если мужчина и удивлен моим нападением, то не подает виду. Он спокоен, как будто ожидал этого.

Как будто знает, что мне это нужно.

Впиваясь ногтями в его плечо, облизываю губы, призывая открыть их для меня. Из него вырывается хриплый звук, и между моих ног разливается жар, когда он открывает рот и кончиком языка проводит по моим губам... прежде чем отстраниться.

Несомненно, он задается вопросом, почему девушка, которую нашел на своем балконе — та, которая утверждала, что живет в его доме, а минуту назад угрожала вызвать полицию, — поцеловала его.

О, Боже. Он, должно быть, считает меня психопаткой.

Смущенная, вытираю рот: — Мне очень жаль. Не знаю, зачем я это сделала, — начинаю слезать с него, но рука ложится на поясницу, удерживая меня на месте.

— Да, ты знаешь.

Качаю головой, но он удерживает мой взгляд, умоляя сказать правду.

Я сделала это, чтобы отомстить Каину.

— Я слишком много выпила.

Он проводит большим пальцем вниз по позвоночнику, расстегивая молнию на платье.

— Иден.

— Я не Иден.

Пальцы, скользящие по позвоночнику, сводит судорога.

— Тогда сними маску.

— Нет.

— Жаль, что ты такая упрямая, — свободной рукой он проводит линию от моей шеи до выпуклости груди. — Хорошие девочки получают вознаграждение.

Я бы рассмеялась, если бы не этот пугающий взгляд, который ясно дает понять, что он разорвет любого на части, кто ему перечит.

Черт, может, мне стоит позволить ему. Каин уже разбил мне сердце... он может закончить работу.

— Хорошие девочки, да? — застенчиво улыбаюсь. — Ты явно ничего обо мне не знаешь.

Потому что хороших девочек не называют городскими шлюхами.

Хорошие девушки не влюбляются в отчимов, а затем не соблазняют, как только их матери исчезают из поля зрения.

И уж точно хорошие девушки не начинают извиваться на коленях у незнакомца, чтобы избежать ответов на вопросы.

— Ты права, не знаю, — он долго смотрит на меня, губы кривятся в лукавой усмешке. — Хотя кое-что все-таки знаю.

Не хочу уступать, но любопытство побеждает: — Например?

С бесстрастным лицом он просовывает пальцы под верхнюю часть платья.

— Знаю, что сегодня твой восемнадцатый день рождения.

— Я же говорила тебе...

— Знаю, что твоя мать Карен Уильямс погибла в автокатастрофе в прошлом году.

— Поздравляю, ты умеешь гуглить.

Пальцы отбивают ритм на моей коже.

— Знаю, что ты считаешь ее смерть благословением.

Ответ застревает в горле. Не могу отрицать или защищать данное утверждение, потому что это правда.

Моя мать не относилась ко мне так, как нормальные матери относятся к своим детям. Я была обузой, и она напоминала об этом каждый божий день.

Она ненавидела меня, потому что я была совсем не похожа на нее. Не выглядела как она. Не вела себя так, как она. И уж точно не была такой умной, как она. Мы были днем и ночью. Полными противоположностями.

Учитывая, что никогда не говорила о моем отце, она, должно быть, ненавидела его, кем бы он ни был, огнем тысячи солнц.

Это то, что заставило ее возненавидеть меня огнем тысячи и одного. Ведь как бы я ни старалась заслужить ее любовь... она так и не появилась.

Особенно после скандала с учителем, мистером Делэйни.

Она возненавидела меня за то, что я опозорила ее и чуть не разрушила репутацию и карьеру. После этого у меня даже не осталось надежды завоевать ее любовь.

В свою очередь, я влюбилась в ее мужа.

Каин единственный, кто когда-либо заботился обо мне. Единственный, кто не относился ко мне как к ходячей катастрофе.

Он понимает меня так, как никто другой никогда не поймет.

Щетина таинственного мужчины царапает ключицу, когда тот покусывает край моего подбородка.

— Знаю, что она держала тебя подальше от людей. Заперла в том доме как какое-то животное.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — шепчу, глядя на звезды, пытаясь сдержать эмоции. — Пожалуйста, прекрати.

Но он не останавливается: — Знаю, что ты одержима мужчиной, который никогда не полюбит тебя в ответ, — нежно целует меня в шею. — Это так трагично.

— Катись в ад.

Он ловит мое запястье за секунду до того, как ладонь соприкасается с его щекой.

— Я провожу там отпуск, ягненочек.

— Может, в следующий раз тебе стоит остаться там навсегда?

Его руки находят мою задницу, и я задыхаюсь, когда чувствую, насколько он тверд.

— Может, тебе стоит научиться говорить правду? — его губы кривятся. — Но мы оба знаем, что ты этого не сделаешь... потому что перепалка со мной тебя возбуждает.

— Нет, это не так, — лгу я.

Бедра сжимаются, когда язык скользит по моей ключице. Он прав. Эти провокации возбуждают что-то во мне. Что-то темное и дразнящее.

— Ты как чертова бомба, готовая взорваться. Ищешь подходящую причину для воспламенения, — открываю рот, чтобы возразить, но искры удовольствия пробегают по коже, когда он поднимает бедра, создавая восхитительное трение о мои жемчужины. Хнычу, желая большего, но он мрачно смеется: — Ты испортила мне брюки, маленькая лгунья.

Влажное пятно подо мной заставляет покраснеть, но гордость заставляет широко улыбнуться: — Считай это расплатой за испорченный вечер, — с трудом поднимаюсь на ноги. — Наслаждайся остатком ночи, мудак.

— Жаль, что мы не на диване в твоей гостиной, — его губы кривятся в злой ухмылке. — Возможно, ты бы устроила мне такое же шоу, как и ему.

Кровь стынет в жилах. До сих пор каждое слово из его уст можно было списать на слухи.

Но о той ночи знают только два человека. И он не один из них.

— Кто ты?

Когда он встает, выражение его лица становится угрожающим: — Ты веришь в призраков?

Качаю головой, не понимая: — Ты не призрак.

Тревога нарастает в груди, когда он двигается вперед, прижимая меня к перилам.

— Ты права. У призраков есть душа, — паника подступает к горлу, когда он кладет руки мне на бедра и отрывает от земли, — а у меня нет.

Желудок сжимается от страха. Что я такого могла сделать, что незнакомый мужчина так меня терроризирует?

— Что... зачем ты это делаешь?

Молчание — единственный ответ.

Смотрю на балконные двери. До них менее двадцати футов. Совсем недалеко.

Могу пнуть его по яйцам и убежать.

Но не успеваю и пошевелить ногой, как он шипит: — На твоем месте я бы этого не делал.

— Помогите, — кричу, молясь, чтобы кто-нибудь внизу услышал меня. — Черт...

По спине пробегает волна ужаса, когда он зажимает мне рот ладонью, заставляя наполовину соскользнуть через перила.

Одно неверное движение, и упаду. Он держит меня именно там, где хочет.

И судя по выражению его лица, он получает от этого удовольствие.

Боже, он как кот, дразнящий мышь. Оттягивает неизбежное.

Тошнота накатывает волной, когда совершаю ошибку, поворачивая голову в сторону и глядя вниз. Цветы в саду — крошечные пятнышки, а бассейн — всего лишь лужа. Я ни за что не выживу.

Он собирается убить меня в мой собственный день рождения. От этой мысли внутри поднимается волна гнева. Я едва вела то, что можно назвать жизнью, а он собирается ее отнять.

Горячие слезы катятся по щекам. Каин.

Жизнь проносится перед глазами, и он — все, о чем могу думать. Все, что когда-либо имело для меня значение, было связано с ним, и самое последнее воспоминание о нас... как он разбивает мне сердце.

— Иден...

— Я ненавижу тебя.

Во мне нарастает гнев, и я вцепляюсь в его лицо, пока не спадает маска. Если мне суждено умереть несправедливо, я заслуживаю знать, кто в этом виноват.

Как такой красивый человек может быть таким злобным?

Едва успеваю обдумать эту мысль, потому что меня подхватывают на руки.

— Нет, не меня, — в один миг он перебрасывает меня лицом вперед через железную преграду, отделяющую от смерти. — Ты ненавидишь его.

Голова идет кругом, пытаюсь брыкаться, но это приводит лишь к тому, что туфли соскальзывают с ног.

— Каин, — это звучит как мольба, — Каин.

— Он не может спасти тебя, — хрипит мужчина, ослабляя хватку на ногах. — Он слишком занят своей невестой.

Раскаленная добела боль пронзает самый центр груди, и я захлебываюсь новой порцией слез.

— Держу пари, он стягивает с нее трусики... зарывается лицом между ее ног.

— Прекрати, — умоляю, потому что правда причиняет слишком сильную боль.

— А может, он перегнул ее через стол и трахает до изнеможения.

— Зачем ты это делаешь? — задыхаюсь, когда маска соскальзывает с моего лица в темноту.

— Может, он танцует с ней в зале, полном людей, демонстрируя свою будущую невесту всему миру. То, чего он никогда не сделает с тобой.

Закрываю глаза, когда пронзает агония, вырывая остатки моего сердца.

Он прав. Это отрезвляющее осознание. Как ребенок, узнающий, что Санты не существует, или верующий, узнающий, что Бога нет.

— Пожалуйста, — голос слабеет, последняя ниточка обрывается. — Убей меня.