Глава 14

Утомленные Мэри и Алексей лежали рядом на смятой постели, отдыхая от собственного недавнего безумства. Их обнаженные тела в лунном свете отливали серебряным мерцанием, и Алексей не мог удержаться, чтобы не дотронуться до Мэри, не провести ладонью по нежным изгибам девичьей фигурки.

— А ведь ты так и не сказал мне самого главного, — вспомнила вдруг она и нахмурилась.

— Я вообще становлюсь идиотом в твоем присутствии и сам не понимаю, что говорю и чего не говорю, — отозвался Алексей. — Не ожидай от меня слишком многого, я потерял голову.

— Но каждой женщине так важно услышать, что ее любят, а мне приходится выпрашивать у тебя признание!

— Я же признаю, что превратился в полного идиота! Я люблю тебя, Мэри, я люблю, как никогда и никого не любил. Я умру, если мне придется разлучиться с тобой! И отныне я намерен повторять это тебе ежедневно, поскольку мы всегда будем вместе.

— Ну как же мы сможем всегда быть вместе? — не поняла Мэри. — Мы живем не только в разных городах, но и в разных странах; мы во всех смыслах из разных миров. И потом, ты ведь служишь в гвардии, у тебя своя жизнь, в которой приходится подчиняться чужим приказам и где для меня нет места. Скоро наше необыкновенное приключение завершится, и мы расстанемся. Может статься, навсегда…

При этих словах из ее глаз выкатились непрошеные слезинки, которым она вовсе не собиралась давать воли. Алексей тут же ласково осушил их губами.

— Я не хочу расставаться, — напомнил он. — Ведь всегда, в любой сложной ситуации можно найти простой и доступный выход. Мы, к примеру, можем пожениться и жить вместе. Представь, как это замечательно — мы каждое утро будем просыпаться в одной постели, и я буду говорить тебе о своей любви. Еще, пожалуй, и надоесть тебе успею за долгую-то жизнь…

— Твои слова надо понимать так, что ты делаешь мне предложение? — педантично уточнила Мэри.

— Именно, — кивнул Алексей. — Я надеюсь, что ты — та самая моя вторая половинка, которую каждый человек всю жизнь ищет по свету, зачастую безуспешно. Но мне повезло встретить тебя. И я абсолютно уверен, что только твое лицо я хочу видеть по утрам на соседней подушке. Это самое важное из всех любовных признаний, которые можно сделать! Такое я могу сказать только тебе. Так ты согласна выйти за меня замуж?

Алексей считал себя довольно опытным мужчиной, во всяком случае, в отношениях с женщинами, но вот предлагать руку и сердце ему пришлось впервые, и он сам понимал, что делает это в обход всех традиций. И слова с языка срываются какие-то не те.

Но умница Мэри все поняла как надо.

— Наверное, мне следовало бы сказать, что я должна как следует обдумать твое предложение, и попросить у тебя на это обдумывание время, — улыбнулась она, — много-много времени, исключительно с целью поддержать свою гордость. Но, по-моему, это было бы так глупо… Я конечно же согласна выйти за тебя замуж, дорогой мой. Это было бы таким счастьем! Но вот только…

Она замялась. Алексей ждал — неужели сейчас она найдет какой-нибудь повод, чтобы отказать ему? Я, дескать, конечно же согласна и вполне счастлива, но вот в силу обстоятельств не могу… и все такое… У барышень так принято — не отказывать сразу напрямую, а ходить вокруг да около. Сам он таких афронтов еще не получал, но от друзей был наслышан. Женское коварство было хорошо известно в офицерской среде. Но ждать отказа, сжимая ее в своих объятиях после самых нежных ласк, было невыносимо! Быть не может, чтобы теперь Мэри дала ему от ворот поворот! И всеже она молчала…

— Что же смущает тебя, моя радость? Скажи! — потребовал он.

Мэри глубоко вздохнула и напомнила:

— Мы с тобой принадлежим к разным вероисповеданиям. И как же мы будем венчаться? Разве в России разрешены браки православных с особами, исповедующими англиканскую веру?

— Господи, конечно же! — Тут Алексей не видел никаких препятствий и постарался убедить в этом Мэри. — Ведь и ты, и я — христиане. Религий много, а Бог один. В России давно разрешены межконфессиональные христианские браки. Просто у нас в таких случаях принято проводить двойной обряд венчания — сначала жениха и невесту венчает православный священник, а потом англиканский викарий, или лютеранский пастор, или католический ксендз… Так бывает даже с членами императорской фамилии, уж они-то часто женятся на иностранках. Поверь мне, я стоял в почетном карауле не на одной высочайшей свадьбе. Допустим, наш великий князь женится на какой-нибудь немецкой принцессе, а она желает сохранить свою конфессиональную принадлежность; дескать, отцовская вера, то да се… Так вот — сперва их венчает русский батюшка в придворной церкви, раз жених православный, а потом, для закрепления эффекта, венчание проводит лютеранский пастор по своему обряду.

Мэри это показалось совершенно невероятным — как это может быть два венчания у одной и той же пары? Но Алексей на придворной службе и вправду привык к подобным бракам и воспринимал их как довольно заурядное событие.

— Два венчания — это ведь так интересно, и гораздо внушительнее, чем одно, не так ли? — объяснял он. — Принять православие требуется только от невесты наследника-цесаревича, которая со временем станет русской царицей. Тут уж без православия никак не обойдешься. А вот, к примеру, супруга великого князя Владимира, принцесса Мекленбург-Шверинская, осталась верна лютеранской вере. И с англичанами браки в императорской семье тоже были… Дочь государя Мария Александровна вышла замуж как раз за англичанина — принца Эдинбургского. Окрутили как миленьких! Так что и у нас с тобой, надеюсь, больших проблем не будет. Одно меня тревожит…

Тут уж Алексей, о чем-то вспомнив, мрачно замолчал. Мэри не торопила, если его заботит какая-то беда, пусть сам соберется с силами и расскажет о ней. Неприлично вызывать человека на откровенность, когда он того не желает. Но Алексей не стал долго таиться:

— Религия — не помеха для нашей свадьбы. Другое дело, что у нас в кавалергардском полку существует неписаная традиция — офицерам следует представить свою невесту командиру и получить его одобрение и согласие на брак, прежде чем венчаться.

Мэри не проронила ни слова, но сердце ее болезненно сжалось — конечно, найдется множество причин, по которым ее брак с Алексеем окажется невозможным. Не бывает, чтобы все оказалось так хорошо, и вдруг само собой наступило бы безоблачное счастье! Жизнь всегда бывает более жестокой, чем наши мечты.

Однако Алексей тут же попытался убедить себя и продолжавшую молчать Мэри, что условности не так уж и страшны.

— Не будем думать о плохом, ведь не бывает правил без исключений, — заметил он в ответ на собственные мысли. — Мы оказались в такой необычной обстановке, что мне, я полагаю, простят некоторое пренебрежение гвардейскими традициями. Пусть нас благословит здешний генерал, а он от тебя просто в восторге, и не только готов благословить, но и замолвить за нас словечко! А если в Петербурге начальство все-таки встанет на дыбы, я ведь всегда смогу подать рапорт об отставке. Гвардейские эполеты — не самая страшная потеря, согласись. Судьба распорядилась так, что один период моей жизни завершается, а другой начинается. Значит, что-то остается в прошлом, а что-то поджидает в будущем. Как фаталист, я не имею привычки спорить с судьбой. Ну ладно, милая моя, мы слишком долго обсуждаем дела, а у нас ведь найдется более приятное занятие, не так ли?

И привлек ее к себе. От его поцелуев она почувствовала такое волнение, что тут же перестала казаться безучастной.

В конце концов, что гадать о будущем? И правда, лучше во всем положиться на судьбу…


Это была безумная ночь… Как и когда он нашел в себе силы расстаться с Мэри и пойти к себе, в отведенный для него дом, где хозяйничал Степан, наводя уют и порядок, Алексей даже и сам толком не понял. Он тихонько ушел, только когда Мэри уснула, и первые солнечные лучи уже пробивались на востоке, окрашивая все вокруг розоватым светом.

Старый слуга, с тревогой поджидавший хозяина (мало ли что могло случиться — дело прифронтовое, турки, говорят, в этих местах еще пошаливают), наконец успокоился — граф благополучно вернулся на рассвете, живой и здоровый, только утомленный. Алексей тут же упал на кровать и, не раздеваясь, крепко уснул.

Однако не только лакею, но и хозяину от души выспаться в это утро не довелось. Вскоре к графу Чертольскому пожаловала целая депутация жителей болгарской деревни.

Пожилая вдова, та самая, у которой поселилась Мэри, пришла в сопровождении нескольких женщин и своего взрослого сына, более-менее прилично говорившего по-русски, и терпеливо дожидалась, когда «офицер из Петербурга» пробудится и сможет их принять.

Поскольку Алексей, вернувшись только под утро после бурной ночи, как на грех, уснул очень крепко, а Степан, знавший, что барин всю ночь колобродил, не позволял его будить, болгарам пришлось провести пару часов в ожидании.

Но ропот большой компании и громкие препирательства за дверью спальни все же вывели графа из состояния сна. Не без труда восстановив ясность сознания и узнав, что его хотят видеть местные жители, Алексей вскочил и кинулся приводить себя в порядок; второпях он даже не стал завтракать — не заставлять же людей ждать его вечно; он наскоро умылся, натянул мундир (военная форма здесь, в расположении русской армии была гораздо уместнее, чем штатский сюртук) и попросил Степана пустить гостей в его скромные походные апартаменты.

По-русскому обычаю, гостей следовало не только принять, но и угостить, а хозяйство на новом месте было еще не налажено. Пришлось, как всегда, положиться в этом сложном деле на старого лакея.

— Степан, ты насчет самовара побеспокойся и стол накрой. Заодно и я вместе с гостями чаю выпью, — тихо приказал он слуге.

— Да где ж тут его возьмешь, самовар-то? — принялся ворчать Степан. — Мы ж налегке прибыли, без всякого хозяйственного обзаведения, а у чужих людей самовара не допросишься, разве что чайник кто даст. А чайничком-то нешто на такую ораву накипятишь водицы-то?

— Ну-ну, старый ворчун, не бубни, а действуй! Я знаю, когда что-то нужно, ты и из-под земли все достанешь. А гостей надо попотчевать по-человечески, мы, чай, не басурмане.

Главой болгарской депутации, как Алексей сразу понял, была почтенная госпожа Райна, ее сын выступал в роли переводчика при собственной матери, а остальные женщины скромно молчали и служили решительной особе поддержкой и опорой.

Вообще-то можно было бы обойтись и без переводчика — в болгарском языке было так много слов, присутствующих и в современном русском, и особенно в церковнославянском языке, что русские люди прекрасно могли понять смысл болгарской речи. Особенно если болгары говорили медленно, а русские вслушивались вдумчиво. Ну как, к примеру, не понять, что означает слово око, или уста, или перст (пърст по-болгарски)? Даже тем, кто привык говорить глаз, рот и палец, память непременно подскажет смысл общеславянских названий этих слов.

Но ввиду важности момента пожилая болгарка пожелала, чтобы ее слова звучали особенно доходчиво, и попросила сына переводить все дословно. Она намерена была вступиться за честь Мэри, потому что, вопреки надеждам Алексея, прекрасно поняла, что происходило этой ночью в пристройке к ее дому…

Поначалу, правда, ничто не предвещало неприятного поворота в разговоре, и Алексей долго выслушивал хвалебные речи в адрес русской армии вообще и ее офицерского корпуса в частности, не понимая, что же за этим последует.

Последовал переход к судьбе бедной девушки, которую поселили под крышей дома госпожи Райны. По мнению болгар, английская девушка Мария была хорошая и порядочная, и видно было, что любит она господина офицера без памяти, раз даже на войну за ним пожаловала… И ведь сирота Мария, круглая сирота, ни отца, ни матери, такую грешно обижать! И если кто-то, пользуясь ее сиротским положением, решил погубить бедную девушку, то этот грех он берет на свою душу.

Алексей наконец понял, к чему ведет почтенная мать семейства, и залился краской — да уж, его вчерашний тайный визит под крышу дома Райны не остался незамеченным в хозяйском семействе.

Наверное, болгары принимают графа за жестокого и коварного соблазнителя без чести и совести… Но болгарка все-таки продолжала настойчиво воздействовать на честь и совесть графа, видимо, не до конца сомневаясь в их наличии.

— Я сама мать, — говорила она. — И у моих девочек тоже нет отца. И если бы с одной из них случилось то же, что с Марией, я была бы в таком горе! Днем и ночью плакала бы, что не уберегла, не защитила, что мою дочь губят. Ведь такую девушку никто не захочет взять замуж, и ей остается только пропадать. А у Марии даже нет матери, чтобы плакать о ее горькой судьбе! Господин офицер, Божьей Матерью вас прошу, не губите девочку, не превращайте ее в свою игрушку! Пожалейте ее.

— Вы правы во всем, матушка, — ответил Алексей. — Но я совсем не такое чудовище, как вам кажется. Я люблю Марию и хочу на ней жениться. Она приняла мое предложение, и скоро будет наша свадьба…

— Благослови вас Господь! Но если вы согласны жениться, зачем же долго с этим тянуть? — радостно воскликнула болгарка, непременно желавшая довести дело с устройством судьбы Мэри до хорошего конца. — Вы поторопились с плотской любовью, так поторопитесь теперь и со свадьбой. Священник из нашей церкви обвенчает вас, мы ведь тоже православные, и обряд пройдет по всем правилам. А свадьбу мы вам устроим такую, что вы ее никогда не забудете! Соглашайтесь, господин офицер. Раз уж у вас с Марией все так далеко зашло, откладывать свадьбу незачем. Грех надо покрыть, господин офицер, простите за мои слова. Я сама соберу Марию к венцу, как собирала бы собственную дочку… Так вы позволите мне поговорить со священником о вашем венчании?

— Да-да, конечно, — согласился Алексей. — Спасибо вам за заботу, матушка.

Похоже, теперь события развиваются сами по себе, без всякого участия с его стороны. А впрочем, почему бы и нет? Экзотическая свадьба в освобожденной Болгарии, во время короткого перемирия, остановившего военные действия, и вправду запомнится надолго… А в Петербурге можно будет обвенчаться еще раз, в англиканском храме у викария (надо же уважать и религиозное чувство Мэри!), и тогда же устроить большой прием для родных, друзей и светских знакомых. Две свадьбы — это еще лучше, чем одна!

Алексей вытащил бумажник и достал пачку ассигнаций.

— У вас тут в ходу русские деньги, госпожа Райна? Или лучше дать вам греческие? Это на свадебное угощение и прочие расходы.

Болгары застеснялись. Устраивая судьбу английской сироты, они были чрезвычайно далеки от меркантильных расчетов.

— Господин офицер, это слишком много! Мы бы за честь почли приготовить вам свадебный стол в дар от жителей нашей деревни. Русская армия не каждый день спасает нас от турок, чтобы мы пожалели для своих освободителей барашка или бурдюк вина… А какую сливовицу делают в нашей деревне, какую ракию мы подадим к столу!

— Нет-нет, это слишком щедрый дар, я и без того благодарен вам за хлопоты, милые мои! А праздновать собственную свадьбу за чужой счет мне будет обидно. Вот вам деньги, матушка, и не скупитесь в расходах.

Болгарам ничего не оставалось, кроме как принять предложенную сумму. А Алексей снова порадовался, что не пожалел взять с собой в поездку побольше денег на непредвиденные расходы — кто бы мог вообразить, что в числе этих расходов окажется и его собственное венчание с любимой женщиной, обретенной здесь, в балканском вояже? Нет, что ни говори, а поездка, в которую он отправился с такой неохотой, оказалась счастливой.

— Теперь, когда мы обо всем договорились, позвольте пригласить вас к столу на чашку чая, — любезно сказал он болгарским гостям (Степан, заглянув в комнату, состроил такую хитрую рожу и так выразительно моргал глазами, что стало очевидно — чайником, а то и самоваром лакей разжился, и сервировку для чайного стола сыскал, и заварочки, и всего прочего, так что перед местным населением в грязь лицом не ударит).

— Господин офицер, разве за будущую свадьбу чай пьют? — возмутился сын просительницы. — У нас другие обычаи! Надо вина за счастье молодых выпить!

Тут же неизвестно откуда появилось болгарское вино в оплетенных лозой бутылках (болгары, похоже, нисколько не сомневались в исходе своих переговоров, раз запаслись даже вином, чтобы поднять по чарке за молодых). Набежали и почуявшие славную выпивку русские офицеры… Веселье разгорелось вовсю, тосты звучали один за другим, и стаканы мелькали все быстрее.

Алексей, поднимая очередной стакан вина за собственное счастье, с тоской думал, что волей обстоятельств приходится пить натощак, а это до добра никогда не доводит… сколько раз он зарекался от подобных пирушек, и вот ведь — человек предполагает, а Бог располагает. Вечно приходится поступаться собственными принципами, чтобы никого не обидеть.

Когда гости оставили Алексея, он уже был изрядно подшофе и мечтал лишь снова оказаться в постели.

— Ох, как же я кошмарно набрался! — сказал он сам себе, падая на кровать. — Стыд-то какой!

И вправду, было стыдно перед генералом, который теперь подумает, что с важным заданием из Петербурга прибыл какой-то пьянчуга, а главное — стыдно перед Мэри, которая вообще подумает Бог знает что (потому что после столь страстных ночных клятв он утром даже не показался ей на глаза), и еще стыдно перед болгарами, и вообще стыдно…

Так, с чувством стыда перед человечеством Алексей и уснул.


Мэри проснулась поздно и в полном одиночестве, что было немного обидно. Она, забывшись под утро, даже не поняла, когда Алексей ушел. Если ей мечталось проснуться в его объятиях, то мечта эта, увы, не сбылась.

А утро шло своим чередом — давно пора было вставать, и она поднялась с постели, умылась, привела себя в порядок, позавтракала… Время шло, Алексея все не было, и Мэри неожиданно поняла, что ей совершенно нечем заняться. Чужая страна, чужой дом, у нее тут нет никакого дела, нет с собой даже книг, и нет рядом близких людей, с которыми можно было бы перекинуться парой слов. А Алексей…

Он-то здесь как раз не развлекался, у него, наверное, дел по горло, и странно было бы, если бы он посвятил Мэри все свое время.

Так что же оставалось? Сидеть у окна, глядя на улицу и изнывая от тоски, и ждать, что Алексей сумеет найти для нее несколько минут и придет?

Мэри решила, что самое лучшее — чем-нибудь себя занять. В конце концов, она может предложить свою помощь хозяйке дома — в любом хозяйстве всегда найдутся важные дела, и еще одни рабочие руки лишними не бывают. В своем пансионе она приучилась ко всему — стирать, готовить, убирать, мыть полы и окна. Надо найти для себя дело.

Застелив постель и немного убравшись в своей комнате, она направилась к хозяйке, чтобы попросить у той какую-нибудь работу по дому. Но госпожа Райна держалась так загадочно и важно, что девушка сразу поняла — у хозяйки какие-то необычные новости. Это оказалось чистой правдой. И долго хранить свой секрет добрая болгарка не смогла.

— Дорогое дитя! — торжественно обратилась она к Мэри. — Я сегодня говорила с твоим женихом. Благодарение Богу, все разрешилось как нельзя лучше. Господин офицер — честный мужчина и хочет как можно скорее вступить с тобой в брак. Он попросил меня договориться со священником о вашем венчании. Завтра мы устроим вашу свадьбу.

Мэри оторопела. Свадьба? Как странно! Конечно же ей больше всего на свете хотелось стоять под венцом рядом с Алексеем, но она и представить не могла, что это произойдет так быстро и так неожиданно.

Алексей что-то говорил о двойном венчании, что в России так принято, если жених и невеста принадлежат к разным христианским церквям… Но ведь англиканского викария здесь, в болгарской деревне, не найдешь! А свадьба назначена на завтра!

Что ж, раз так, в конце концов можно обвенчаться и в православном храме. Алексей был прав — религий много, а Бог один, и он услышит священные обеты, в какой бы церкви их ни давали. А венчание по англиканскому обряду (без которого она тоже не мыслила свой брак), можно отложить до возвращения в Петербург — в России живет не так уж мало англичан, и викария в российской столице найти совсем нетрудно.

Тут Мэри впервые поймала себя на том, что думает об отъезде с Алексеем в Петербург так, словно речь идет о долгожданном возвращении домой. Но Россия и вправду давно казалась ей родной. Наверное, сама судьба распорядилась так, чтобы Мэри смогла вернуться туда, где ей было так хорошо.

И все же… трудно поверить, что все это — правда. Может быть, она сейчас проснется где-нибудь в гостинице в Салониках, а то и в Лондоне, в своем пансионе, и окажется, что никакой свадьбы нет и в помине, это был всего лишь сон…

А хозяйка стояла рядом и вопросительно смотрела на Мэри, погрузившуюся в свои раздумья, ожидая ее реакции на потрясающую новость о скором венчании. По мнению госпожи Райны, невеста вела себя слишком сдержанно. Наверное, потеряла от счастья ясность мысли.

— Это все так неожиданно, госпожа Райна. Мне трудно поверить, что вы говорите о моей свадьбе. Это как сон… У меня голова идет кругом, — прошептала Мэри, невольно подтверждая подозрения хозяйки, все больше уверявшейся — невеста на радостях сделалась не в себе. — Я в полном смятении… даже не знаю, что и думать!

Еще не успев завершить собственную фразу, она подумала, что говорит какие-то глупости, и застеснялась еще больше. Уж, кажется, можно было бы не уподобляться жеманным барышням, которые, услышав о собственной свадьбе, не могут найти ничего лучшего, кроме как без конца повторять: «Ах, какой сюрприз! Какая неожиданность! И кто бы мог подумать!», хотя сами делали все возможное и невозможное, чтобы приблизить заветный миг венчания.

Но добрая болгарка, невзирая ни на что, сочла, что в поведении Мэри нет ничего удивительного или глупого, и заявила, что любая невеста накануне свадьбы пребывает в полном смятении чувств, и дело это, в общем-то, житейское. Чего еще ожидать от юной барышни, мечты которой сбываются; хорошо еще, что в обморок от полноты чувств не грохнулась.

— Но чувства чувствами, дорогое дитя, а нам надо успеть приготовиться к свадьбе, — напомнила Райна. — Такой день бывает в жизни женщины лишь однажды. В редких случаях — дважды, но только у тех, кому выпало горе овдоветь в первом браке, а этого нельзя пожелать никому. Да и не каждая вдова встретит новое счастье. Но не будем о грустном. Свадьба есть свадьба! Эх, вот сшить для тебя свадебное платье мы уже не успеем, Мария. Давай-ка придумаем, в чем ты будешь венчаться. Я могу уступить тебе свадебный наряд, который приготовила для своей дочки. Моя Лиляна выходит замуж не завтра, у нее и жениха-то еще нет, так что я успею сделать для нее другой наряд. Правда, придется все ушить — Лиляна покрупнее тебя будет.

Но Мэри мысль венчаться в болгарском народном костюме не показалась удачной, хотя она не возражала наряжаться таким образом в обычные дни. Но вот в день свадьбы… По ее мнению, в церкви перед алтарем каждой невесте подобало стоять в белоснежном подвенечном наряде и в кружевной фате…

— Спасибо, госпожа Райна, — отказалась она, — но мне не хотелось бы обижать вашу Лиляну и отнимать ее наряд. У меня с собой есть одно платье… Правда, не знаю, подойдет ли оно для церковной церемонии. И потом, оно, наверное, сильно помялось в дорожной сумке.

Действительно, покидая Салоники, Мэри не удержалась и зачем-то сунула в сумку то восхитительное вечернее платье из белого шелка, которое приобрела в Лондоне по совету Дженкинса.

Из всех вещей, купленных в Лондоне для совместного путешествия с маркизом Транкомбом, это платье нравилось ей больше всего, и она не нашла в себе сил расстаться с белоснежным бальным нарядом. Такой красивой вещи у нее никогда еще не было. Вот разве что то памятное платье, сшитое для ее первого бала по заказу княгини, могло бы с ним сравниться… Алексей тогда впервые обратил на Мэри внимание как на барышню, а не как на ребенка, и в этом, без сомнения, была немалая заслуга бального наряда.

Впрочем, хватит предаваться воспоминаниям, нужно вернуться мыслями к белому платью, прибывшему в Болгарию в седельной сумке мисс Мэлдон.

Да уж, наверное, глупо было, пускаясь в бегство ночью, верхом, по горной дороге, везти с собой вечерний туалет из шелка, который не только не относился к числу вещей первой необходимости, но и вообще неизвестно, могли пригодиться своей хозяйке хоть когда-нибудь. Не так уж много балов было в жизни Мэри, гораздо больше тяжелой грязной работы. Но все же она мечтала, что судьба еще подарит ей шанс предстать перед Алексеем в этом наряде, делающем ее похожей на сказочную принцессу, на Золушку, явившуюся во дворец к принцу…

В конце концов, раз так получилось, что она навсегда оставила службу у маркиза, значит, и вещи, брошенные ею в греческой гостинице, вряд ли когда-нибудь снова попадут в ее руки. А белое платье из тонкого шелка оказалось совсем легким и занимало в сумке не так уж много места. И бросить его вместе с остальными тряпками было жаль… Так что у Мэри нашлись прямые резоны взять эту вещь с собой, ну хотя бы на память.

Неужели у нее нет права на маленький сувенир о нелегком периоде своей жизни и унизительной службе под началом циничного милорда?

И кто мог в тот момент представить, что Мэри придется в таком спешном порядке подбирать для себя подвенечный наряд и роскошное белое платье окажется как нельзя более кстати!

Вытащив измятое платье из сумки, она встряхнула его, приложила к себе и повернулась к Райне, ожидая ее реакции. Может быть, та скажет, что фасон платья вовсе и не годится для венчания?

Но болгарка пришла в полный восторг.

— Бог мой, какая красота! — простонала она. — В жизни своей не видела ничего подобного! И где же шьют такие волшебные платья?

Мэри пожала плечами:

— Я купила его в Лондоне. Наверное, там же это платье и сшили. Не знаю точно, я в первый раз оказалась в этом магазине, сразу купила платье и даже не узнала, откуда оно там взялось.

Но зачарованная Райна не слушала ответа на свой собственный вопрос. Модных салонов в болгарской деревне никогда не было, даже в мирное время, да и в соседнем городке имелись лишь две-три жалкие лавчонки, где вместе с кофе, сахаром, конфетами и письменными принадлежностями от случая к случаю появлялось что-нибудь незатейливое из дамской одежды. Женщины в этих местах были неизбалованны и одежду себе чаще всего шили сами.

Но из этого не следовало, что настоящая женщина не сумеет по достоинству оценить красивый наряд, попавший ей на глаза, иначе она просто не женщина…

— Это сказка! Принцесса, ты в нем просто принцесса, Мария! — повторяла болгарка. — У меня нет слов… Мы это платье осторожно отутюжим; шелк не любит горячего утюга, но мы все сделаем бережно. И ты сможешь венчаться в таком наряде хоть с царским сыном.

— Алексей хоть и не царский сын, но как-никак граф, — Мэри не отличалась особым тщеславием, но все же не упустила возможности немножко похвалиться (для невесты, влюбленной в жениха, это простительно!). — Он из известного в России аристократического рода, принят при царском дворе, и его невеста не должна быть замарашкой!

— Господин офицер — граф? — искренне удивилась Райна. Видимо, в ее представлении аристократы должны были выглядеть как-то иначе, внушительнее, строже, да и держаться им следовало не столь демократично, а с высокомерной важностью. — А ты меня не обманываешь, Мария? Не шутишь?

— Нет, Райна, это чистая правда. Алексей — самый настоящий граф и в Петербурге находится на придворной службе. Его прислали сюда с важным заданием, потому что сейчас война. А в обычное время он несет службу в императорской гвардии.

— И он своими глазами видел царя Александра? — Райна все не могла поверить, что жених Мэри оказался столь важной персоной.

— Он часто видит царя, — подтвердила та. — И еще он мне говорил, что принимал участие во всех дворцовых торжествах — свадьбах, крестинах и юбилеях царской семьи…

Райна сделала из услышанного неожиданный вывод:

— Ну раз так, то мы должны устроить свадьбу, которая была бы не хуже царской! Господина графа, который повидал так много, трудно будет удивить, но мы постараемся.

Теперь, когда вопрос с платьем был решен, осталось придумать, из чего сделать фату. Но Райна и тут пришла на помощь. У нее в сундуке нашелся кусок хорошего белого кружева, которое вполне могло заменить фату, если присборить его с одной стороны и прикрепить к венку. А то, что венок из белых цветов будет лучшим украшением подвенечного наряда, никто и не сомневался.

Мэри боялась сама себе верить, но ее завтрашнее венчание приобретало все более и более реальные черты. Вот свадебное платье, вот фата… и ее собственное лицо в обрамлении белых кружев кажется таким счастливым. Значит, ее свадьба не мираж, не сон, а нечто вполне осязаемое. Во всяком случае, подвенечный наряд уже можно потрогать своими руками.

Загрузка...