Энгард Колт жил в Замке Горгулий уже без малого одиннадцать лет и каждый год с волнением, страхом и долей обреченности ждал наступления весны. Того периода, когда рассвет совпадал с временем его пробуждения.
Обычно это происходило в апреле. Он просыпался с утренней зарей и сразу чувствовал ее присутствие. Она всегда сидела на узком подоконнике с той стороны комнаты, где за окном из-за горизонта готовилось появиться солнце. Кровать стояла так, что Колт видел то окно краем глаза, если лежал на спине и смотрел в потолок. Туда он обычно и старался смотреть, потому что смотреть на Лёлю было невыносимо.
Она была все такой же, какой он встретил ее больше двадцати лет назад и какой запомнил: высокой, худощавой, со светло-русыми волосами до плеч. Вот только такого платья из легкой тонкой ткани у Лёли никогда не было. Она вообще редко носила платья.
– Я уж думала, ты сегодня не проснешься до восхода, – с укоризной произнесла Лёля, стоило ему осознать, что он уже не спит.
Колт и глаз еще не успел открыть, но ей это не было нужно: она и так всегда знала, бодрствует он или нет. Обычно даже не смотрела в его сторону, предпочитая пялиться в окно.
С ней не стоило разговаривать, Колт прекрасно знал об этом: с мертвыми говорить опасно. Следовало просто игнорировать, а лучше встать и отправиться в душ, ведь туда она никогда за ним не шла. Вероятно, вообще не могла покинуть подоконник и подойти.
И все же каждый раз он отвечал, не в силах устоять перед соблазном.
– Стоило проснуться намного раньше, – голос со сна прозвучал хрипло. – Тебя давно не было.
– Я могу приходить только в это время, ты же знаешь.
– Знаю.
– Ты скучал? – в ее интонациях послышалась игривая улыбка.
– Я всегда по тебе скучаю, – признал Колт, упрямо глядя в темный потолок и держа утреннюю гостью в зоне бокового зрения. – Тебе это прекрасно известно. Иначе ты не приходила бы.
– Мне показалось, что с приездом Ники все изменилось, – грустно заметила Лёля.
– Она тебя не заменит. Тебя никто не заменит. Но да, с ней теперь немного легче.
–Намного легче, – поправила она. – Ты стал другим.
– Разве?
– Я чувствую это. Наша связь тает. Настанет день – и я больше не смогу прийти.
Он промолчал. Разум требовал сказать: «Жду с нетерпением этого момента». Сердце кричало: «Только не это! Ты нужна мне хотя бы такой…» Поэтому Колт промолчал, лишь попытался сглотнуть, но в горле пересохло.
– Она так выросла, – продолжила Лёля с нежностью, словно и не заметив его борьбы с самим собой. – Я помню ее совсем крошкой. Но она и тогда была больше похожа на тебя…
– Неправда, – перебил Колт. – Черты лица у нее твои. От меня лишь глаза и волосы.
– И характер!
Он не выдержал и рассмеялся. Лёлин смех вторил ему, звучал как трель колокольчика.
– И все же она умница и красавица, правда, Энгард? У нас получилась прекрасная дочь. Мне жаль, что я не могу быть с вами.
– Мне тоже, – голос предательски дрогнул, и Колт сделал глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. – И ей.
– Не будь ты таким упрямым, мог бы меня вернуть, – обиженно произнес призрак. – Все, что нужно, у тебя под боком.
Он закрыл глаза и снова тяжело сглотнул, качая головой.
– Увы, я не могу. Тебя здесь нет. Ты лишь уловка мертвых земель. Ложь магии смерти, ее дурманящий шепот.
Ответа не последовало. Когда Колт открыл глаза, подоконник был уже пуст. Солнце показалось из-за горизонта, время призрачных наваждений прошло. Настало время встать и встретить новый день.
Он вылез из-под одеяла, игнорируя холод, всегда наполнявший комнату на рассвете. Растер ладонями лицо, еще раз взглянул на подоконник, но Лёля не могла вернуться до следующего утра. И она будет возвращаться несколько дней, пока время рассвета не сместится на более ранний час, в который Колт будет еще спать. Наваждение вернется в августе, когда день пойдет на убыль, а в следующем году все повторится. Мертвые земли стучали в его брешь все это время и не остановятся, пока он жив. Или пока он здесь.
Впрочем, Колт уже привык. На его счастье, он поселился в Замке Горгулий, когда раны от потери немного затянулись, а сам он повзрослел и достаточно много узнал, чтобы держать себя в руках.
С настоящей Лёлей судьба свела его, когда Колт был еще совсем молод: ему тогда едва исполнилось двадцать три года. Вообще-то, в первый раз она представилась Ольгой, но все вокруг звали ее исключительно Лёлей, и он тоже привык так называть.
В его мире тогда шла война с некромантами, и Колт, как и прочие воины-горгульи, защищал от легионов смерти земли Содружества. Однажды, отбившись от своих, он был ранен и пытался уйти от преследовавшего его отряда мертвецов. С ними шел некромант, поэтому шансов спастись было мало, но жажда жизни заставляла пытаться до последнего.
Колт хотел найти укрытие в пещере, тянувшейся внутри горы словно созданный кем-то тоннель. Судя по отсутствию света впереди, второго выхода пещера не имела, и с каждым шагом он все дальше забирался в ловушку, но продолжал идти. Мертвецы следовали за ним по пятам.
Тогда он так и не понял, что произошло, как ему удалось открыть проход, но так или иначе, а Колт оказался в другом мире. На изнанке мира, как это называли. Свет впереди вдруг все-таки забрезжил, и он вышел из тоннеля, через который когда-то давно были проложены железнодорожные пути. Так ему потом объяснили. Впрочем, он и сейчас слабо себе представлял, что такое «железная дорога», хотя и видел картинки.
Но в тот день он еще ничего этого не знал. Просто понял, что преследователи отстали, увидел людей в странной одежде и рухнул в обморок, истощенный кровопотерей. Ему очень повезло: незнакомцы не бросили его умирать, испугавшись ран и грозного вида, а забрали с собой и спрятали в каком-то деревенском доме. Лёля не отходила от него несколько дней, а один из ее друзей – студент-лекарь – оказал всю необходимую помощь, какую мог дать мир без магии.
Колт влюбился, кажется, в тот же момент, как открыл глаза и впервые сфокусировал взгляд на склонившейся над ним девушке, но в тот раз ушел обратно в свой мир, лишь поцеловав ее на прощание. Что он мог предложить? Отчий дом к тому времени был разрушен, а война грозила уничтожить не только его самого, но и весь истинный мир.
Однако спорить с судьбой – дело безнадежное. И если она свела двоих, родившихся в разных мирах, то уже не даст им уйти друг от друга. Спустя время Колт вернулся к тому тоннелю и снова нашел Лёлю, а та ждала, и ей не нужно было ничего, кроме него самого.
Так начались их отношения, продлившиеся чуть больше четырех лет, но вместе они провели не больше года. У них родилась дочь Вероника, но беременность словно что-то сломала в организме Лёли. А может быть, дремавшая в ее теле болезнь проснулась бы в любом случае. Так или иначе, а после третьего дня рождения Ники Лёля умерла. Война продлилась еще почти два года.
Колт никогда не рассматривал возможность поселиться в мире возлюбленной, с ней и их ребенком, оставив позади гибнущее Содружество, в котором родился, и безнадежную, разрушительную войну. Ему не приходило это в голову, его служба и долг просто существовали, являясь частью объективной реальности, и их нельзя было отбросить в сторону. Лёля никогда об этом и не просила. Она ждала. Ждала и не смогла дождаться.
С ним навсегда осталось только чувство вины. Поэтому вот уже одиннадцатый год он видит ее призрак по утрам, говорит с ним, как с живым человеком, хотя прекрасно знает, что это лишь иллюзия, созданная его воспоминаниями и магией смерти. Для него это своего рода наркотик: приносит краткосрочное облегчение и в то же время губит.
До начала занятий было еще далеко, но рассиживаться Колт не стал – не для того просыпался в замке одним из первых. Встал с кровати и сразу сделал несколько движений, разминая мышцы и разгоняя кровь. Прожитые годы и полученные в боях травмы давали о себе знать: в теле уже не было прежней легкости и гибкости, всегда где-то ныло или тянуло, да и недавно раздавленная рухнувшей стеной нога все еще болела, а по утрам особенно сильно. Но он знал, как с этим справляться. И старался держать себя в форме. В конце концов, даже дочь сказала, что он еще не так уж стар.
За легкой разминкой последовал привычный завтрак в полном одиночестве. В это время суток никто не мог составить ему компанию за столом: и бывшая жена, и дочь еще сладко спали. Обычно некоторое время после еды он тратил на обход замковой стены и общение со стражей: узнавал, не заметил ли кто ночью чего-то подозрительного. Но сегодня предпочел заглянуть в личную библиотеку и полистать альбомы.
Лёля стала мастерить их после рождения дочери, собирая фотографии, сделанные во время его визитов и между ними. Это чудо стало для Колта еще одним открытием: в истинном мире подобного не существовало. Но всю ценность альбомов и снимков он прочувствовал только тогда, когда Лёли не стало, а он оказался разлучен с Никой на долгие годы.
Теперь Колт уже не понимал, как мог оставить дочь в другом мире с дядей и тетей, но тогда это решение казалось правильным. Ника его едва знала и, увидев, испугалась, а он сам был раздавлен войной и потерями. Казалось, он просто не в состоянии дать маленькой девочке достаточно любви, хотя любил ее с того момента, как узнал о том, что она должна появиться на свет. Колт позволил Глебу, брату Лёли, убедить себя оставить дочь с ним и его женой. И надо отдать ему должное: все эти годы он прекрасно заботился о Нике, отдав ей в своем сердце все то место, что раньше занимала сестра.
Дочь и сейчас к нему очень привязана. В зимние каникулы даже навещала дядю и тетю вместе с новоявленным женихом – знакомила. И хотя Колт в какой-то степени ревновал – самую малость! – этой поездке не препятствовал. И не собирался в дальнейшем препятствовать их общению. Теперь он знал наверняка, что дочь останется с ним в истинном мире. И это делало его по-настоящему счастливым. Возможно, впервые в жизни.
Как бы ни хотелось остаться в библиотеке на пару часов, рассматривая снимки и погружаясь в сладко-горькие воспоминания, пришлось ограничить себя. Перед началом занятий его еще ждали тренировка и работа с документами. Опыт показывал, что днем времени на это может и не хватить.
Но все же эти несколько минут помогли прогнать из груди холод, всегда появлявшийся после общения с призрачным наваждением, и набраться сил для нового рабочего дня.
И как оказалось, силы эти были Колту очень даже нужны.