Алгоритм любви

ГЛАВА ПЯТАЯ

Прищурившись, Белль Маккензи вперила в Кэлли изучающий взгляд и по завершении инспекции обратилась к своей подчиненной:

– Говорят, ты встречаешься с мужчиной? Вопрос был задан в самом начале рабочего дня.

Кэлли совершенно не была готова к таким диалогам.

– Как быстро разносится дезинформация! Это мой старинный друг, не более того, – ответила она.

– Угу, – кивнула, Белль Маккензи и, подумав мгновение, добавила: – Так-так, если этот мужчина, с которым ты якобы не встречаешься, позвонит еще раз, что я должна сказать ему?

– Как, он сюда звонил? – непритворно удивилась цветочница.

Белль ожидала подобного эффекта, оттого залилась смехом, наполнив им не только флористическую студию Кэлли, но и пространство приемной, граничащей с ней.

– Мы еще не открылись, а он позвонил дважды. В первый раз спросил, во сколько ты приходишь на работу, во второй раз решил выяснить, когда у тебя обеденный перерыв… И мне понравился его голос и обходительные манеры, дорогая. Хоть я и не преминула сказать, что я владелица фирмы и твой руководитель, а не персональный секретарь. И велела ему перезвонить после десяти… Пусть еще поохотится. Не нужно, чтобы у мужчин складывалась иллюзия, будто все должно даваться легко. Ты согласна со мной? – Кэлли медленно опустилась в кресло.

– После десяти? Но почему так поздно? – спросила она, посмотрев на часы.

– Милая моя, неужели ты забыла, что Марша Шумахер придет сегодня после девяти, чтобы обсудить цветочные композиции на свою свадьбу? Остынь и отложи лирику до окончания рабочего дня, голубушка, – высокомерно распорядилась хозяйка салона.

– О, Марша Шумахер! – схватилась за голову Кэлли. – Ну, если она опять притащит с собой свою мамашу… – страдальчески пробормотала она.

– Притащит, как всегда, можешь не сомневаться, – заверила ее начальница.

– Это выше моих сил, Белль, – страдальческим тоном призналась Кэлли.

– Ладно, пока ты будешь обсуждать флористику с Маршей, я займу чем-нибудь ее мамашу. Уж я-то с ней управлюсь, об этом можешь не беспокоиться. У меня огромный опыт управляться с такими деспотичными кумушками.

– Спасибо вам огромное, Белль, – признательно проговорила Кэлли. – Но и я должна учиться этому.

– Таков наш бизнес, дорогая. Приходится думать о том, чтобы все были довольны… Ну что ты такая грустная, Кэлли? Дай-ка я тебя обниму, – проговорила Белль, раскрыв ей навстречу свои объятья.

Кэлли покорно вошла в этот радушный круг и положила голову на плечо женщины. Белль нежно погладила ее по спине.

– Ты единственный мой близкий человек после смерти мужа, – стоически воздерживаясь от слез, проговорила красивая и энергичная дама. – Я горжусь тобой, дорогая. Ты запала мне в душу с того самого момента, как я тебя встретила.

– Вы сочувствуете мне, Белль? – обезоруживающе прямо спросила Кэлли. – Я знаю, что сильно отличаюсь от множества современных женщин. Плыву по течению, не предпринимаю ничего для того, чтобы устроить свою жизнь. Просто не могу заставить себя делать то, что не вызывает во мне отклика. Хотела бы я быть свободной, решительной и целеустремленной одновременно. Но тогда бы это был уже совсем другой человек. И возился бы этот человек не с цветами…

– Все так, милая, – согласилась Белль, тяжело вздохнув. Затем опустила руки и отошла на шаг. Ободряюще улыбнулась Кэлли. – Ты мне напоминаешь кошку, которой, чтобы не заскучать, нужен только кончик собственного хвостика. Да… – покачала она головой.

– А вы мне всегда казались ребенком, который, чтобы с ним не стряслось вчера, сегодня вновь смотрит на жизнь бездонным незамутненным взглядом.

– И точно таких я всегда выбирала себе мужей. Мне было безразлично, какие у них странности и привычки. Меня волновала их открытость, неравнодушие к жизни и людям, пытливость… Что это? – Белль Маккензи прислушалась к голосам в приемной.

– Вы думаете… – спросила Кэлли.

– Именно. Клиенты тут как тут.

Вошли Марша и Барбара Шумахер с померанским шпицем на руках. Явились они значительно раньше, чем им было назначено. Марша, как всегда, в розовом – по всему видно, этот цвет она считала для себя выигрышным, хотя у наблюдателей вполне могло сложиться иное мнение. Розовый свитерок, розовая юбчонка, розовое же с искусственной меховой розовой оторочкой легкое пальто… И неужели?! Ну конечно, розовые лаковые ботильоны на ножках. Статная Барбара по весомости и статусу предпочитала искусственному меху натуральный, выбрав норку густо-коричневого цвета. На ее фоне Марша смотрелась как клочок розово окрашенной сахарной ваты на фоне гигантского брикета эскимо. Сладчайшая семейка, жаль, что только на вид, в общении же – напротив, подумала Кэлли, набираясь терпения.

Этот салон Шумахерам порекомендовала мать Кэлли Филлипс.

Мать Кэлли, Ванесса… Она обожала свадьбы как таковые и выходила замуж множество раз только из любви к искусству брачного устроительства. В этом деле Ванесса мнила себя не только энтузиастом, но и экспертом, хотя ее эстетические представления оставляли желать лучшего. И для того, чтобы не сбиваться с ритма и всегда быть в курсе новых брачных веяний, разводиться тоже приходилось часто и поспешно. Она особо не раздумывала ни над тем, ни над другим, поскольку всегда можно было пережениться. Собственно, за этим занятием Ванесса и коротала жизнь после того, как их оставил отец Кэлли.

Девушка никогда не понимала, чем живет Ванесса. Слышала вполуха о ее встречах с подругами, игре в гольф с пожилыми холостяками, о новых ее увлечениях. На жаргоне матери активное времяпрепровождение звалось «сезоном охоты». Рассказывая о своей жизни, Ванесса обычно громко хохотала, не заботясь о том, долетает ли до дочери ключевая мысль сказанного или нет. Кэлли в свою очередь считала неуместным уточнять что-либо или переспрашивать, поскольку реалии жизни ее мамочки менялись вместе с погодой…

Барбара Шумахер подплыла к цветам со спящим шпицем на руках. Сердце у Кэлли заколотилось от волнения. Она поспешила перегородить доступ к своим безответным подопечным.

Но Барбара уже успела ухватить веточку декоративной зелени.

– О, Кэлли, мне не терпится увидеть мои цветы! – театрально воскликнула Марша Шумахер.

– Конечно, пройдемте… – Кэлли пригласила их в смежное к студии помещение.

– Не понимаю, милочка, что за ремесленничество. В создании цветочных композиций вы обязаны ориентироваться на модель платья и текстильное оформление праздничного интерьера…

– Мы именно так и делаем, миссис Шумахер. В моем распоряжении имеются все необходимые эскизы, – корректно отозвалась Кэлли.

– От эскиза до воплощения долгий путь. Результат не всегда бывает тот, который задумывался изначально, – тоном авторитетного возражения объявила дама в мехах.

– В теории, мадам. Поверьте, только в теории. В нашей практике подобных внештатных ситуаций еще не было, – сдерживая раздражение, заверила ее Кэлли.

– Не велика, видать, ваша практика, – буркнула строгая матрона.

– Уж, какая есть, – сухо отпарировала Кэлли Филлипс и поспешила перевести разговор в конструктивное русло, напомнив визитершам: – На прошлой неделе мы с вами обсудили несколько концепций. Поскольку ваша свадьба весенняя, мы условились сделать на этом акцент. Откровенно выскажите свое мнение, – попросила она и распахнула камеру со специальным режимом температуры и влажности, где хранились образцы готовых цветочных композиций.

– О, какая красота! – воскликнула невеста и картинно всплеснула руками.

Кэлли ненавидела себя за то, что была вынуждена делать букет для этой напыщенной дурехи. Ей даже было безразлично мнение обеих заказчиц… Но розовые герберы, розовые лилии и все прочие розовые-прерозовые цветы были неповинны в том, что теперь они составляли розовый конгломерат, разбавленный лишь зеленью стеблей и листьев, смягчавших безалаберность одноцветности.

– Очень, очень… – не находила слов Марша.

– Очень розово, – помогла ей с эпитетом Кэлли.

– Да, верно. Чудесно! Правда, мама?! – с надеждой в глазах обратилась она к застывшей подобно статуе Барбаре Шумахер, но та хладнокровно воздерживалась от каких-либо похвал. – А вы не могли бы еще посыпать все это великолепие розово-золотенькими блестками? – вновь повернулась Марша к Кэлли.

– Это еще зачем? – невольно поморщилась девушка.

– Чтобы сияло! – воскликнула Марша, трепетно возложив руки на грудь. – Сияло так, словно их поцеловали розовые ангелы! Это было бы восхитительно.

– Лапочка моя, если ты этого хочешь, так и будет, – посулила ей мамаша. – Сделайте, как она хочет! – резко повелела она Кэлли.

– Я не думаю, что в данном случае блестками можно привнести изящество в эти композиции, – попыталась защитить свои цветы от такого кощунства Кэлли. – Видите ли, есть та грань, за которую преступать не стоит. Цветы сами по себе прекрасны. Они живые, они благоухают…

– Вы слышали, что я сказала? – возвысила свой голос норковая мадам.

– Если мы посыплем эти цветы всяческими конфетти, это будет смешно. Вы ведь не стремитесь к тому, чтобы ваша свадьба превратилась в цирковое представление! – непримиримо провозгласила Кэлли.

– Мамочка, Кэлли права, – опасаясь ядерного взрыва, поспешно сжала руку мамаши младшая Шумахер. – А мы можем расставить все это в розовые вазочки и горшочки? – робко спросила она Кэлли.

– Марша, девочка ты моя сладенькая! Ты просто фонтанируешь творческими идеями! – воскликнула Барбара, потрепав дочь за розовую щечку. – Лучше бы мы организовывали эту свадьбу собственными силами.

Но девушке в розовом было мало щедрой материнской оценки, она приступила к Кэлли все с тем же вопросом:

– А вы что скажете?

Кэлли добралась до кресла, опустилась на него, положила обе руки на подлокотники, перемогла приступ истерики и глубокомысленно проговорила:

– Дайте подумать… У вас розовое платье, розовая фата, розовые туфли, розовые скатерти и розовые салфетки на столах, розовый торт, розовые подружки невесты, розовые приглашения в розовых конвертах, розовые портьеры, розовые шарики, розовые детишки, розовые… Ну, в общем, все розовое. И вы грезите, чтобы и розовые цветы стояли в розовых вазах… – Кэлли перевела дыхание, сбившееся после длительных перечислений. – Я, конечно, допускаю, что розовый может быть любимым цветом. Я сама люблю его в определенных контекстах и сочетаниях… – Она замолчала и посмотрела на часы, заветная стрелка приближалась к десяти. – Вы вполне можете поставить цветы в те вазы, какие вам больше всего понравятся. Проще простого заказать их по каталогу. Вы их получите с экспресс-доставкой. Предлагаю вернуться к обсуждению цветочного декора. Я могу предложить вам следующие бутоньерки…

Она с трудом дожила до того момента, когда за мамашей и дочуркой Шумахер закрылись двери салона «Белль Марьяж».

Девять сорок пять, подумала Кэлли.

Проскользнув в приемную, она украдкой проверила, работает ли телефон.

Телефон работал. И на ее счастье, был не занят.

Она осталась в приемной, долго сверяясь с расписанием посещений и посматривая на циферблат часов.

Когда без пяти минут десять раздался первый звонок, Кэлли вздрогнула и насторожилась, когда раздался второй, она выпрямилась и настроила дыхание, а после третьего улыбнулась и взяла трубку, проговорив в нее мелодичным голосом:

– Салон «Белль Марьяж», Кэлли Филлипс у телефона.

– Если вы – та самая волшебница, которая заставляет магнолии петь под лупой, то именно вы мне и нужны, – сказал Джаред Таунсенд, голос которого она бы не спутала ни с одним другим.

– Лестно, – кротко произнесла Кэлли.

– Что ты планируешь делать в обеденный перерыв? – осведомился он.

– Обедать.

– Предлагаю сделать это вместе.

– Но… дело в том, что меня уже пригласили, – отважилась на безыскусный блеф девушка.

– У меня другая информация, – притворно смешавшись, отозвался Джаред. – Твоя начальница сказала, что готова предоставить тебе свободу с двенадцати до двух.

– Джаред… – тихо проговорила Кэлли. – В баре мы встретились случайно, приятно провели вечер, вовремя смогли остановиться, и это главное.

– Вовремя остановиться?

– Да.

– Что же плохого в том, чтобы встречаться не случайно и чаще проводить время вместе? – спросил он. – Почему ты молчишь, Кэлли? Что с тобой?

– Ничего.

– Точно? Потому что Кэлли, которую я помню, позволила бы человеку реабилитироваться, – иронически произнес он.

Девушка прикрыла трубку рукой и тихо шмыгнула носом. Его слова растрогали ее. Сердце дрогнуло от такого родного голоса. Как же ей не хватало этих дружеских подтруниваний.

– Возможно, той Кэлли, которую ты знал, больше нет, – прошептала она в телефонную трубку. – Та была опрометчивая. Я другая, – вслух сказала Кэлли.

Таунсенд ничего не ответил на это. Он терпеливо молчал.

– Джаред? – растерявшись, окликнула она его.

– Я заеду за тобой в полдень, – сухо проговорил он и повесил трубку.

А Кэлли еще долго держала часто пикающую трубку у уха. Тихая улыбка забрезжила на ее губах. Всегда приятно, когда кто-то принимает за тебя сложные решения. Великодушный человек сохраняет за тобой шанс сказать, что он просто не дал тебе иного выбора…

Благо у нее было достаточно работы, чтобы спастись от размышлений на тему предстоящей встречи. Телефоны не жалят насмерть, ты в любой момент волен пресечь разговор, иное дело – личный контакт один на один. При такой встрече она предала любовь Тони. Импульсы, которые невозможно сдерживать, желания, которые переполняют, страсть, которая движет всем… Кэлли хоть и сделалась другой, но не настолько, чтобы сделаться бесчувственной.

– Очнись, Кэлли… – донесся до ее сознания голос Натали.

– Прости… Я задумалась… – сбивчиво пробормотала девушка, положив телефонную трубку на рычаг.

– Задумалась? Интересно, о чем это? – насмешливо поинтересовалась Натали.

В коллективе «Белль Марьяж» о Кэлли Филлипс давно сложилась репутация отрешенной чудачки. Это не только не мешало всем любить ее, но также возбуждало покровительственное к ней отношение, поскольку сама Кэлли никогда не насаждала свои своеобразные жизненные представления окружающим.

Натали настойчиво взяла ее за руку и повлекла за собой в кухню.

– У меня три догадки насчет твоей глупой улыбки, дорогая Кэлли. Первая: ты окончательно переселилась на облака. Вторая: тебя пригласили на чай к королеве. Третья: ты разговаривала с особенным мужчиной.

– Это Белль сказала тебе или ты стала ясновидящей? – хихикнув, спросила Кэлли.

– Стоит ли расчехлять хрустальный шар, если есть Белль, Одра, Регина и прочие словоохотливые источники информации.

– Действительно, время провидцев прошло, – отозвалась Кэлли.

– Я бы обиделась, если бы они не поделились со мной такой новостью. Настала твоя очередь, дорогая, расставить все точки над «i».

– Вы настолько уверены, что вас это касается? – беззлобно спросила белокурая флористка.

– А у тебя есть какие-то сомнения? – невозмутимо парировала кондитерша.

Кэлли остановилась возле огромного стола, уставленного кулинарными яствами, и облокотилось о него с самым мечтательным видом.

– Он заедет за мной. Мы вместе пообедаем. Просто старый друг… Очень мило, что вы все так за меня переживаете. Это взаимно.

– Не сомневаюсь, – убежденно проговорила Натали. – Хочешь попробовать одну из моих новинок, дорогая? – и она поднесла к губам Кэлли горку пышного крема на ложечке.

Кэлли послушно отведала лакомство, облизнулась, после чего с улыбкой пробормотала:

– Я продолжаю считать, Натали, что твоя работа – грех. Никто так не соблазняет людей на преступные излишества, как талантливые кондитеры. А что, если у твоих преданных ценителей разовьется диабет или патологическое ожирение?

– Замолчи, лучше попробуй этот белый шоколад. Он блаженно тает, стоит лишь коснуться его губами.

– О! Это произведет фурор. Как ты сказала? Блаженно тает… Да, дьявольски соблазнительно.

Кэлли попробовала белый шоколад из разных розеток, затем облизнула губы и рассмеялась. Натали с умилением посмотрела на свою коллегу.

– Почему не говоришь, какой из вариантов лучше? Скоро придут мои заказчики, я должна определиться.

– Так нужно выбрать? – удивилась Кэлли.

– Зачем бы еще я тебя приволокла?

– Затрудняюсь, – произнесла цветочница.

– Пробуй снова. Вдумчиво, – велела кондитерша.

Кэлли послушно отломила один кусочек и растопила на языке, выждала время, отломила другой, проделала все то же и ткнула пальцем в одну из мисочек, на которой, как ей показалось, помещался источник большего наслаждения. Натали удовлетворенно кивнула, по всей видимости полностью разделяя выбор приятельницы.

Месяцы с апреля по июнь были особенно популярны у желающих вступить в брак, поэтому преддверие весны было традиционно особенно жарким для «Белль Марьяж».

– Отлично, увидимся, – Натали поспешила выдворить Кэлли с кухни. – Да, кстати, удачно тебе отобедать с твоим старинным дружком.

– По-вашему, все так очевидно. А вот я в этом не уверена.

– Конечно, чем ты лучше других. Теперь твое время помучиться. А чему быть, того не миновать, тем более, если ты работаешь в свадебном салоне.

– У меня сил нет…

– А у меня времени, – перебила ее Натали. – Ты думаешь, у нас есть силы наблюдать, как ты избитыми возражениями стараешься разуверить нас в том, что ты обычная женщина с естественными желаниями? Хватит, Кэлли, никого больше не обманешь. Я видела твою блаженную физиономию после разговора с этим абонентом. Я, например, уже знаю, что состряпаю на твою свадьбу. Так что топай, у меня много дел… И спасибо тебе за помощь.

– Поверь, не скоро наступит тот день…

– Ха! Напомню тебе это накануне кольцевания, – пригрозила ей Натали.

– Итак… – проговорил Джаред, склонившись к Кэлли, стоя напротив салона «Белль Марьяж». – Куда отправимся? Чего бы тебе хотелось?

– Чего-нибудь итальянского, – ответила Кэлли.

– Отлично. Кафе «Донателло»?

– Пойдем. Там мило, уютно, отличная кухня.

– Полностью разделяю твое мнение, – отозвался Джаред.

– Насколько мне помнится, мы не часто сходились во мнении, – заметила Кэлли, когда они неспешно зашагали вдоль улицы.

– В школе и колледже все придерживаются исключительной точки зрения. С годами привычка к оригинальности выхолащивается простой житейской мудростью.

– Не у всех, – уточнила девушка.

– Не у всех, – согласился ее спутник. – В молодости мы мгновенно вспыхивали, не терпя разногласий. Теперь все иначе.

– Значит, ты стал мудрее, – заключила Кэлли.

– А ты что же, нет? – спросил он.

– Не уверена, хотя, бесспорно, переменилась.

– Да, поешь ты много лучше, чем в колледже, – заверил ее Джаред.

– Спасибо, – с искренним смущением поблагодарила его она.

– Мы давно знакомы, Кэлли, но мне кажется, что ты знаешь меня гораздо хуже, чем я знаю тебя… – проникновенно проговорил Джаред, остановив Кэлли посреди пути и заглянув ей в глаза.

Кэлли не удивило это заявление. Она и прежде подозревала, что Джаред не заблуждается в отношении ее. Иначе она не оказалась бы с ним в одной постели и не услышала бы поутру брошенную им памятную фразу, решившую все: «Это ведь не то, чего ты хотела, Кэлли?»

Она действительно не хотела этого – секса в послепраздничном угаре, угрызений совести, стыдливого расставания и подлого уговора не встречаться, не вспоминать, не желать…

– Меня и раньше удивляла твоя способность так погружаться в собственные мысли посреди всеобщей круговерти и суеты. Ты сейчас похожа на таинственную картину – великолепно-загадочная.

– Я слышу тебя, – заверила Кэлли.

– О! Это приятно, – усмехнулся Джаред.

– Ты ведь не женат? – прямо спросила его она.

– И никогда не был, – словно в укор ей сказал он.

– Столько времени прошло… Почему? Честно скажи!

– Ценишь честность, Кэлли? – в его словах вновь послышался упрек. – Не было времени, или возможности, или желания. Я работаю, с кем-то приятно провожу время, с кем-то просто сплю. Достаточно честно?

– Прежде ты был разборчивым юношей, – вернув ему невысказанное обвинение, произнесла Кэлли.

– Человека, который соблазнил невесту лучшего друга, ты называешь разборчивым?! – легкомысленно рассмеялся Джаред.

– Но ты сам говорил мне о женитьбе, карьере, большом доме с детьми.

– Слова, Кэлли. Не относить к ним всерьез. В моей нынешней жизни меня все устраивает… Я удивляюсь тяге людей к браку. Хотя, признаю, супружество придает солидности. Но идет это далеко не всем. Что скажешь, Кэлли Филлипс, женщина, порхающая на крылах благодати?

– Почему ты так со мной разговариваешь? – сконфуженно спросила его Кэлли.

– Как – так?

– Насмешливо, обличительно. Если ты попрекаешь меня прошлым, то не забывай, что натворили мы это вместе.

– Скажи теперь ты честно, Кэлли, замужество разочаровало тебя? – сурово потребовал ответа Джаред.

– Наш с Тони брак заведомо не был обыденным. Мы постоянно переезжали, нигде не обосновывались, своего дома у нас, по сути, не было. Как можно в таких условиях оценить прелести и тяготы нормальной семейной жизни…

– Но ты знала, на что шла, выходя за него.

– Да, в ту пору приключения меня устраивали.

– Но теперь ты снова в Бостоне, а Тони продолжает кочевать.

– Сейчас у меня совсем иная жизнь: любимая работа, постоянный дом, добрые друзья.

– Захотелось чего-то стабильного? – резко поинтересовался Джаред.

– Захотелось.

– Обывательщина, – презрительно бросил он.

– Пусть так, – тихо улыбнувшись, прошептала Кэлли, узнавая прежнего непримиримого, вечно несогласного Джареда. – Такой сейчас в моей жизни период.

– Значит, все-таки и это временно? – уточнил он.

– А что может быть постоянным?

– И тебе не нужны прочные глубокие отношения, скрепленные узами?

– На этот вопрос можно ответить различными способами, Джаред. Но все будет ложью, – проговорила она.

– Что ты этим хочешь сказать? – заинтересовался Джаред.

– Если у тебя имеется заведомое убеждение, подразумевающее конкретный ответ, подобрать аргументацию не составит труда. У меня есть друзья, которые, так или иначе, творят свое личное счастье. Перед ними стоит конкретная цель, к которой они идут. Кто-то сразу и на века, кто-то через многочисленные встречи и расставания. Но они не приемлют одиночество как финал своих исканий. Поэтому никакое разочарование не заставит их отступить от намеченного пути… Что касается меня, то одиночество не представляется мне неразрешимой проблемой. С другой стороны, я бессовестно солгу, если скажу, что не заинтересована в том, чтобы рядом оказался милый, добрый, чуткий, хороший, отзывчивый и любящий человек. Одна моя подруга шутит, что видит лабрадоров идеальными спутниками женщин и детей, другие – пресловутого мистера Совершенство. Но как можно всерьез рассчитывать на такую удачу? По-моему, это либо сумасбродство, либо самообман.

– Ха-ха! И это говорит женщина, которая работает в свадебном салоне! Твоя начальница знает, каких ты придерживаешься взглядов? – спросил Джаред.

– Безусловно. Мы лояльно относимся к мнению друг друга.

– Ну а если тебе все же встретится мистер Совершенство? – возобновил разговор Джаред, когда они заняли столик в кафе «Донателло». – Прогонишь его или сама за ним побежишь?

– К чему такие крайности? – удивилась Кэлли. – Да и какие ручательства возможны при гипотетических допущениях.

– Хорошо, мисс Осторожность. Допустим, что встретился тебе этот самый мистер Совершенство, блеснул плавником в мутных водах. Твои действия?

– В мутных водах, говоришь? – шутливо переспросила Кэлли, которой показалось, что Джаред старательно скрывает волнение, прибегая к путаным метафорам. – Перейду мостик.

– Позволишь уплыть?

– Позволю. Какой же он мистер Совершенство, если не выйдет на берег? Рыба мне не нужна.

– Вот как ты рассуждаешь, – напряженно проговорил Джаред.

– Ты ведь не себя имел в виду? – осторожно уточнила Кэлли.

– Боже упаси, – рассмеялся он. Кэлли в сомнении приподняла брови.

– Хорошо… Давай предположим, что истинная любовь существует. Какое отношение к ней имеет официальный брак? – серьезным тоном произнес он, перегнувшись через столик.

– Думаю, никакого. Такие явления вполне могут существовать врозь, независимо друг от друга… Если, конечно, истинная любовь действительно существует, – оговорилась Кэлли после нескольких мгновений молчаливых раздумий.

– У тебя имеются сомнения на этот счет?

– Превеликие, – тотчас ответила девушка.

– Значит, нужно либо доказать это, либо опровергнуть, – серьезно заключил Джаред Таунсенд.

– Доказать, но каким образом? – удивилась Кэлли.

– Я приверженец научного подхода. Для того, чтобы доказать правомочность утверждения, необходимо поставить достоверный эксперимент по всем правилам или многократно пронаблюдать явление в естественных условиях, а потом собрать и проанализировать совокупность полученных сведений.

– Ты этим сейчас занимаешься?

– В сущности, да, – подтвердил статистик.

– Боюсь только, что в данном вопросе это невыполнимо. Вряд ли найдется шкала для определения коэффициента истинности в любви, – усомнилась Кэлли. – Я думаю, каждая следующая теория способна лишь запутать сложившиеся представления, но никак не прояснить их.

– А если я докажу тебе, что это возможно?

– Ну, докажи, если есть такое желание, – равнодушно пожала плечами Кэлли.

– Только имей в виду, я не Тони.

– Знаю. И никогда не заблуждалась на этот счет, – прямо сказала девушка, которую порядком утомили эти прыжки с темы на тему, поскольку связь между высказываниями она не всегда улавливала.

– Нам было незабываемо хорошо в ту ночь, не так ли, Кэлли? – вкрадчиво спросил он.

– Так, – кивнула Кэлли. – В ту ночь было стихийно хорошо, а наутро предсказуемо плохо.

– Мы были молоды, – оправдательно проговорил Джаред.

– О да, – многозначительно подтвердила Кэлли. – И что нам это дает? – сурово проговорила она, игнорируя жар, разлившийся по телу.

– Ты откровенно отталкиваешь меня. Почему. Кэлли?

– Ты постоянно возвращаешься к теме моей измены, хотя мы договаривались, что ни полусловом об этом не обмолвимся, – строго напомнила ему девушка.

– У Тони тоже были проблемы с моногамией, – заметил Джаред.

– Ты знал об этом? – удивилась Кэлли.

– Конечно!

– Для меня это стало очевидным только после свадьбы. Я считала себя виновной в его изменах. Думала, он подспудно чувствует, что я совершила проступок…

– Ерунда… Тони просто такой. Он всегда легко загорался на хорошенькую девушку. Брачные узы заведомо не могли его изменить.

– Но почему ты тогда не сказал мне все начистоту?

– Тони был моим другом, Кэлли. Да ты бы мне и не поверила. Ты была без ума от него. Подумала бы еще, что во мне говорит ревность. Не скажу, что не пытался. Я много раз был близок к тому, чтобы все тебе открыть. А вместо этого сам же с тобой и переспал, – горько усмехнулся Джаред.

– Следовало сказать, – процедила Кэлли.

– Прости… – повинился он. – Но что бы это изменило?

– Пожалуй, ты прав. Ничего бы твое признание не изменило. Мама всегда считала меня упрямицей, – рассмеялась Кэлли, а затем тихо добавила. – Но если я не была тебе безразлична, следовало все же попробовать… Хотя, может, мне нужно было обжечься, чтобы быть осмотрительней.

– А ты сурова не только к другим, но и к себе, такое не часто встретишь. Теперь стараешься не экспериментировать?

– Все так, Джаред. Именно поэтому сейчас мы отличаемся друг от друга больше, чем прежде.

– Я бы не сказал, – сдержанно возразил он. – В школе мы вместе делали лабораторные работы, в колледже – тусовались на вечеринках. Даже теперь, девять лет спустя, у нас нашлись общие темы для разговора. Однако нам, повзрослевшим, по-моему, понять собственные желания труднее, чем это было в юности. Вот я и стремлюсь разобраться, что стоит моих усилий и по-настоящему мне потребно, а что не более чем следствие навязанных традициями или модой стереотипов. У меня сложилось мнение, что таково и твое стремление, пусть и пассивное, – убежденно проговорил специалист по статистике.

– Мне кажется, что ты просто помешан на своих теориях, – осторожно заметила Кэлли. – Каким именно исследованием ты сейчас занимаешься?

– Мне поручили исследовать любовь аппаратом статистики! – выдал Джаред Таунсенд.

– Амбициозно и совершенно неосуществимо! – озвучила свое мнение собеседница. – И какое отношение к этому исследованию имеют «Двадцать соблазнительных постельных дразнилок»? Речь ведь идет не о любви как таковой, а о любовных играх, о том, как пары разбавляют рутину отношений, сдабривают будни пикантными проделками. Ведь так?

– В конечном итоге так. Но исследование предполагает все же проникновение в суть межличностных отношений. Найти ответ на вопрос, что заставляет людей изощряться, чтобы сохранить связь.

– Умозрительный ответ на этот вопрос, уверена, даст тот же результат, что и твоя статистика. Меркантильные мотивы, половой инстинкт, страх одиночества, желание доказать личную состоятельность. Любой из этих посылов или все они в определенных пропорциях могут сыграть решающую роль, – предположила девушка.

– Я уже обстоятельно проинтервьюировал несколько десятков пар.

– И что же тебе удалось выяснить? – полюбопытствовала Кэлли.

– Люди стоят перед проблемой встретить того, с кем будешь счастлив. Однако проблема настигнет и того, кто уже счастлив с кем-то.

– Долго нужно корпеть над данными, чтобы прийти к таким умозаключениям? – насмешливо спросила флористка. – Если у тебя есть желание переговорить с новобрачными, у нас имеется список тех клиентов, которые совсем недавно вступили в брак. Эти могут говорить о любви, не умолкая.

– Приятно сознавать, что мы еще друзья. Спасибо, Кэлли. Я непременно воспользуюсь твоим предложением… Но с гораздо большим удовольствием я присовокуплю к исследуемой выборке еще одну показательную пару – нас с тобой.

– Чисто научный интерес? – сощурившись, едко спросила Кэлли. – Вы, исследователи-натуралисты, ничем не гнушаетесь? Уволь. Уж лучше я буду ведома слепым чувством, нежели твоими циничными концепциями… Лазанью под соусом, пожалуйста, – сказала она, обращаясь к официантке.

– Так ты поможешь мне? – спросил Джаред.

– Без проблем, но ничего личного, – отрезала она.

– Мне дорога любая помощь, – признательно проговорил он, на что Кэлли лишь ухмыльнулась.

Они в тишине выждали, когда принесут заказ. Приступив к обеду, Джаред нашел тему для возобновления разговора:

– Так кем ты работала до того, как стала флористом?

– Кем только не приходилось… Мы так часто переезжали, что мое резюме пестрит, как лоскутное одеяло. А ты?

– Мой профессиональный путь от колледжа до этой минуты был прям и узок. Массачусетский университет, университет штата Калифорния, в Стэнфорде получил докторскую степень.

– И с такими-то задатками ты лично проводишь сбор информации? Разве у тебя нет подчиненных научных сотрудников для этих мелких целей? – удивилась она.

– Есть, конечно, но эта тема задела меня за живое, – искренне признался исследователь.

– Я жалею о том, что не довелось окончить университет, – доверительно сообщила Кэлли. – Жизнь могла бы сложиться иначе.

– Ты бросила?

– Не было возможности доучиться. Тони со своими капризами не позволил. Да и мне в ту пору нравилось менять свою жизнь, самой меняться. Но однажды я поняла, что не могу так больше жить. Я почувствовала нестерпимую усталость. И воспротивилась. Прямо сказала Тони, что дальше так продолжаться не может. И мы расстались.

– Тебе следует возобновить учебу. У тебя были отличные способности к наукам. Я помню, ты одна из всего класса с лету усвоила принцип периодической системы элементов.

– Приятно слышать, – сказала она. – А ты был единственным из всех, кого я знала, кто испытывал удовольствие от учебы. Для тебя это было вроде игры.

– Учеба, как ее предлагали в школе, никогда мне не нравилась. Но я быстро понял, что в моих силах сделать учебный процесс интересным мне самому. А ведь именно в этом и состоит залог усвоения.

– Ты все старался превратить в шутку, Джаред, – с легкой укоризной напомнила ему бывшая одноклассница.

– Просто мне всегда хотелось большего, – пояснил он.

– Больше знаний? – уточнила она.

– Нет… Больше жизни во всем, чем бы ни приходилось заниматься. Часы за классной партой мне представлялись чудовищно расточительными, поэтому я всячески стремился насытить их эмоциями, впечатлениями, свершениями. Ты же помнишь, какими мы были в старших классах.

– Смутно, – отозвалась она. – Кажется, в ту пору я была совершенно иным человеком.

– Ты была не такой, как все. А я был твоим чокнутым фанатом. Разве ты этого не замечала? Классов, в которых мы сидели рядом, я ждал как подарка судьбы. Я считал своей обязанностью рассмешить тебя или хотя бы развеселить. Но ты всегда витала в облаках. Я все фантазировал, что это у Кэлли в голове. Удивить тебя было не такой уж простой задачей. Когда же мне это удавалось, я был на седьмом небе от счастья… – признался с задорной улыбкой на лице Джаред и чуть погодя добавил: – Когда ты стала моей, я даже испугался…

– Если тогда я и была такой, как ты говоришь, то теперь я другая, Джаред… к сожалению. Сам понимаешь, человек не может не меняться.

– Никакое изменение не способно лишить тебя самых главных и самых замечательных черт, Кэлли, – убежденно проговорил молодой человек, взяв ее за руку. – Я скучал именно по тебе, а не по твоему далекому образу, милая, – проникновенно сообщил он.