Маша
Я сидела, словно на углях, чувствуя, как под кожей пробегают мурашки.
Большие такие, мурашищи.
Дамир продолжал прожигать меня взглядом, не отводя глаз, и это ощущение становилось невыносимым.
Рюмка передо мной так и стояла полной, и я понимала, что отказаться просто так не получится.
Можно я от него отсяду? Самый казалось одетый и самый какой-то... Жуткий.
— Я… я не могу пить, — наконец выдавила я.
Голос мой прозвучал тише, чем я рассчитывала, но достаточно громко, чтобы он услышал.
— Почему? — Дамир приподнял бровь, усмехаясь, словно заранее знал, что я совру.
Может и так, даже, скорее всего так и есть.
— Аллергия, — ответила я, чувствуя, как по спине стекает пот. — Даже капли алкоголя достаточно, чтобы мне стало плохо.
Он демонстративно фыркнул, слегка наклонив голову набок,оценивая мои слова.
Его улыбка стала шире, а взгляд скользнул по мне сверху вниз, обжигая, как те угли, которые после их готовки еще не остыли.
Он прикусил нижнюю губу, будто сдерживал смешок, но глаза его так и говорили: «Врёшь, малышка».
И да. Я вру. Но не буду пить. Не хочу. Не будет же он мне заливать? Не будет.
— Аллергия, значит, — протянул он, поднимая свою рюмку. — Ну-ну.
Я почувствовала, как меня заливает жар, но продолжала сидеть неподвижно, надеясь, что разговор переключится на что-то другое.
К счастью, один из его друзей, тот, который с самого начала пытался разрядить обстановку, решил заговорить:
— А помните, как у меня ружьё заклинило, когда мы на медведя пошли? — начал он, вызывая общий смех за столом.
Даже Анастасия Сергеевна улыбнулась, словно уже знает эту историю А она скорее всего и знает. Не первый раз, наверное, в их компании.
— Это когда ты ещё в кусты сиганул, как заяц ебаный? — подхватил другой, разминая шею.
— Сам ты ебаный, а я стратег, — он почесал свой немного выступающий живот и поправил полотенце на бедрах.
Мужики захохотали, обменивались подколками, вспоминая детали охоты.
Атмосфера за столом немного разрядилась, но мне от этого не стало легче.
Чем громче они смеялись, тем больше я чувствовала себя не на своём месте. Это далеко не мое.
Я как эта... Девчонка по вызову с ними сижу. На рюмку смотрю и дышать забываю.
Эти истории, их грубые шутки, взгляды — всё это напоминало, что я для них здесь тоже — просто очередная «дичь».
Я украдкой взглянула на Дамира.
Он не смеялся, только наблюдал за мной, будто вовсе не слушал рассказ. Так и было.
Взгляд его был тяжёлым, почти осязаемым, и от этого хотелось сбежать, куда угодно, лишь бы подальше от этого стола.
Я уже готова в сугроб, да прям так, в рубашке, сигануть и не вылезать, пока они не уедут.
Этот Алиев прекратил стучать перстнем и перевел взгляд на своих друзей.
Поднялся, сжимая в руке свою рюмку. Смех за столом тут же стих.
— Тост, — произнёс он, и его голос звучал, как раскат грома.
Все замолчали, повернулись к нему.
Он слегка наклонился вперёд.
На меня посмотрел.
Снова.
— За сучек, которые брыкаются, — сказал он, растягивая слова,— За добычу, которая сама в лапы не идёт. Тем интереснее.
За столом раздался одобрительный гул, кто-то засмеялся, кто-то стукнул рюмкой о стол, поддерживая тост.
А мне казалось, что в этот момент воздух в комнате стал ещё плотнее, ещё тяжелее.
Я почувствовала, как ноги подкашиваются, хотя я всё ещё сидела.
Тревога захлёстывала меня, но я знала: проявить слабость сейчас — самое глупое, что я могу сделать.
Я вылила из рюмки водку в соседний стакан и налила туда сока.
Подняла ее и протянула ему.
Будем.