Глава 16

Наступил новый день. А вместе с ним пришло и следующее испытание. Этим утром ситамет Ваормир словно специально долго не называл сегодняшнюю магию, издевался, тянул, повторял уже известные нам вещи. Я мысленно упрашивала, чтобы был Разум. Но мою мольбу не услышали.

Жизнь — именно эта магия оказалась на очереди — принимали не на улице. Нас отвели к застекленным дверям и снова попросили заходить по списку.

Не было того страха и злости, обычно исходивших почти со всех сторон. Девушки успокоились, расслабились и не боялись предстоящего испытания. Я их понимала. Ведь это Жизнь, здесь не может оказаться ничего плохого. От нарастающего интереса наоборот хотелось поскорее приступить к заданию.

Вскоре я оказалась в полностью застекленной комнате, наполненной цветами разного размера и вида. Недалеко от входа стоял плетеный диванчик, а на нем…

Я чуть не взвизгнула от радости. Казалось, еще немного, и сама прыгну в объятия Алекса.

— Приветик, — быстро подошла к нему.

Он широко улыбнулся, предложил жестом руки присесть и ненадолго отвернулся.

— Привет, — вскоре сказал Алекс.

— У нас сегодня ничего страшного?

Впервые за последние дни хотелось, чтобы испытание длилось очень долго. Я бы сидела рядом с ним, разговаривала на интересующие темы, прогнала девушек, ожидающих за дверью.

— Думаешь? — полностью повернулся он ко мне, переставая периодически поглядывать назад.

— Название ведь хорошее.

Жизнь определенно должна быть мирной. С помощью нее только лечи, воскрешай и многое другое в данном направлении. Просто замечательно, наверное, владеть такой магией, помогать всем, делать добро и приносить радость.

— Что у тебя с носом? — все-таки заметил Алекс небольшую припухлость и дотронулся до него.

— Ау, еще не зажил, — убрала его руку. — Вчера упала.

Мне до сих пор становилось больно от любого прикосновения. Утром мы попытались с Нэсси скрыть этот недостаток, но полностью не справились. Издалека может и не видно, зато вблизи осталась заметна слегка измененная форма носа.

Алекс снова вздумал к нему дотронуться. Но я отстранялась, отодвигала его тянущуюся руку, как надоедливую муху.

— Перестань, — хлопнул он по моей ладони.

Я опешила от такого обращения. И только заметив желтоватое свечение возле своих глаз, поняла, что Алекс собирался сделать. Он вскоре убрал руку и удовлетворенно кивнул.

Нос больше не болел, он был целым и невредимым.

— Спасибо, — радостно проговорила я, без конца ощупывая ранее припухшую часть лица.

— Удивительно, — сказал Алекс, снова отворачивая голову.

— Что именно? — и попыталась найти глазами то необычное, что так часто привлекает его внимание.

— Почему не попросить о помощи? Твоя анэлья знает меня и мулье Симила, да и…

— Это я запретила кого-нибудь звать, — перебила его, не желая слушать дальнейшие перечисления. — Не важно. Давай лучше о чем-то хорошем. Как дела у тебя?

Мы наконец-то сидели рядом, на одном уровне, почти соприкасаясь коленями. Как никогда, мне хотелось поговорить, узнать что-нибудь о нем, задать хоть парочку вопросов из накопившегося огромного списка. И не было никаких истерик, переживаний, необходимости помолчать.

Алекс улыбнулся и покачал головой.

— Тебя именно это интересует? Алисандра, надо задание выполнять.

— Нельзя разве заниматься одновременно и тем и тем? А что надо делать, кстати?

— Сейчас, — поднял он один палец.

Алекс встал, отошел в сторону и достал из густо растущих цветов маленького пушистого зверька, отдаленно напоминающего шиншиллу.

— Сперва попробуй исцелить… Что с тобой?

Как только увидела забавное существо в его руках, я обрадовалась и умилилась. Но вскоре застыла мраморным изваянием. От моего лица отлила кровь, ноги и руки чуть ли не задрожали. И все потому, что с животным не все так просто. Были слышны хрипы, оно слабо подергивалось и выглядело потрепанным.

— Он при смерти? — с трудом оторвала взгляд от бедного создания.

Мне не нужен был ответ на вопрос. Леденящая душу энергия обо всем давно рассказала. Она бунтовала внутри, рвалась наружу, сама тянулась к этому существу. Я одновременно напитывалась и хотела отдать холодок обратно. Словно была проводником, посыльным, временным пристанищем.

— Да, и ты ему поможешь, — подтвердил мою догадку Алекс.

Он подошел ближе и протянул руки, показывая полумертвого зверька.

Стало слишком сложно сдерживаться. Я сделала шаг назад и сглотнула подступивший ком к горлу. Нутро так и тянулось к существу. Оно словно нашептывало на ухо — помоги, но только не в том смысле, в котором говорил Алекс. Пушистое животное находилось на грани, оно не могло определиться — продолжить жить или умереть прямо здесь и сейчас. Это состояние словно давало дополнительную энергию, которая витала вокруг, накопилась в нем, начала просачиваться в меня и уговаривать склонить в свою сторону. Всего лишь надо было направить ее в нужное место, показать дорогу, чуть сильнее подуть, чтобы нарушить хрупкий баланс.

— Нет, — нервно вскрикнула я, делая еще два шага назад.

Моя рука сжалась в кулаке. Он помогал контролировать себя, не выплескивать бушующую магию, не делать ужасных поступков. С трудом удавалось не потянуться к полумертвому созданию, чтобы помочь умереть. И это было бы не убийство, а обычное высвобождение энергии Смерти, накопившейся в нем, открытием сдерживающей дамбы, направлением потоков по нужному руслу.

— Не бойся, оно безвредно. Всего-то надо наполнить жизненной энергией, — успокаивал меня Алекс, медленно приближаясь и поднося неопределившегося зверька.

Почему так сложно? Я ведь подпитывалась раньше энергией мертвых, негативных мыслей и даже костей. Но ЭТО…

Подобное не сравнить ни с чем. Когда зверек уже не живет, но и не умер — от этого так манит стать тем человеком, который направит на верный путь, избавит от страданий и поможет определиться с выбором — жизнь или смерть.

В пальцах начало покалывать, рука сама потянулась к пушистому зверьку.

— Нет… Я… не могу, — задыхаясь, нервно выдавила из себя, а после сорвалась с места и убежала.

Передо мной появились двери, которые не хотели с первого раза открываться. Помню, на дороге стояли девушки, там был коридор, мельтешили окна, кто-то выкрикивал мое имя. Но еще присутствовало затрудненное дыхание и желание скрыться, забиться в угол, отгородиться от всего мира и ни с кем не встречаться.

Я остановилась у фонтана в саду, задыхаясь, но не от бега. Внутри все клокотало, бунтовало, словно сама магия пришла в полное негодование, не хотела мириться с моим решением. Будто не она являлась дополнением ко мне, а я была ее непримечательным носителем, сделавшим на этот раз неправильный выбор.

Перед глазами стоял образ Миссунии. Я превращалась в нее, под воздействием этой магии день за днем менялась, неосознанно принимала вид той старушки, без зазрения совести приносящей в жертвы обычного человека. Ведь все начинается с малого. Сегодня захотелось убить животное, а завтра…

Руки без конца ходили ходуном. Я взялась за голову и удивилась температуре пальцев. Они обжигали своим холодом, хоть внешне совершенно не изменились.

Мне надо было сделать выбор — пойти в комнату или на кладбище. Но не находились силы, чтобы двигаться, переставлять ноги, даже для передачи своей энергии какому-то мертвяку.

Рядом послышались голоса. Я их испугалась, как самого ужасного монстра. Кусты вскоре стали моим укрытием от обычных девушкек, не подозревающих о маленьком комке в бежевом платье, который в любую секунду может сорваться и показать истинную мощь взбунтовавшейся магии Смерти.

— Мир, смотри как умею.

— Хватит уже хвастаться. Подумаешь, огонь она вызывает, — и послышалось негромкое фырканье.

— Как думаешь, сколько девушек останется?

Возле моих кустов раздалось шуршание платья. Я хотела посмотреть на них, хотя бы через просвет в листьях, но уткнулась лбом в землю, заставляя свое тело перестать трястись.

— Я одна, — ответила вторая, которую назвали Мир, и они засмеялись.

Если определять по голосам, то там было только две девушки. Но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы загнать меня в угол и заставить не дышать из-за страха стать обнаруженной.

— Это понятно. Может тридцать? Я не против, чтобы на следующей неделе убралось отсюда столько лишних. Они явно не подходят, — выразила свое мнение обладательница магии Огня.

— Нет, больше. Я насчитала уже сорок одну со способностями.

— Как думаешь, без магии кого-нибудь оставят?

Мой интерес победил, и я все-таки подняла голову, собираясь рассмотреть девушек через толстый слой листвы. Но смогла увидеть лишь ткань платья.

— Разве не рассказывала тебе? — удивилась Мир. — У них нет времени возиться с нами.

Их голос был нежным, тягучим, слегка звонким. Казалось, там стоят не люди, а дроу, эльфы или дриады. По манере говорить оказалось сложно определить расу.

— Нет, не говорила. Я знаю только, что Принну трудно приходится. Ему ведь надо владеть магией на высоком уровне. Вот и тренируется без остановки, — сказала первая.

— Тшш, не говори никому об этом, — понизила голос Мир.

— А толк? Даже если и расскажу, все равно ведь не знаю, кто он.

— До сих пор не поняла?

— Нет. И кто же?

— Нас не просто так приглашал сюда именно Глеар. Мы очень мило с ним побеседовали, он даже поговорил с моими родителями. Представляешь, и до самого замка проводил. Вряд ли Каесар послал бы кого-то со стороны выбирать потенциальную невесту. Это точно Глеар. А какая у него улыбка…

Я не сдержалась и чуть приподняла голову. Возле фонтана стояли две эльфийки. Но лиц рассмотреть не удалось. Хотя я и не намеревалась, мне важна была только раса. Прямые спины, длинные белые волосы, бледная кожа — они дополняли мягкость слышимого мной голоса.

— Хм, — только и ответила первая девушка.

— О нет, — возмутилась вторая. — Ты ее видишь? Быстрей…

Я затаила дыхание. Казалось, меня заметили, сейчас придется оправдываться, придумывать всякую чепуху и ощущать себя крайне неуютно. Но платья зашуршали, послышались отдаляющиеся шаги, а после воцарилась тишина.

Выходить из укрытия было страшно. Меня больше не трясло, внутри не ощущалось того волнения, но с людьми встречаться совершенно не хотелось. Словно они стали опасны для меня, или я для них. Но одно прояснилось — идти надо в комнату.

Туда я добралась не скоро. По дороге часто встречала девушек, асэрми, и каждый раз мне приходилось скрываться, опускать голову, ускорять шаг — лишь бы не находиться рядом. Лишь в комнате я смогла выдохнуть. Но взгляд вскоре наткнулся на уголок плохо спрятанной книги по некромантии, и появилась неприятная горечь во рту. На этот раз фолиант вызвал отвращение — к самой себе и магии, что находилась во мне. Я сделала пару шагов назад во времени, вернулась в самое начало, где понимала истинную суть магии Смерти и не хотела мириться с ней. В то время не умела использовать ее, не нашла в этой зеленой дымке ничего привлекательного, она не помогла тогда еще спастись, связаться с мамой, посмотреть с другого ракурса на закат и не придала некой уверенности. Мне снова стало противно ощущать ее в себе, снова захотелось избавиться, снова она была врагом, делающим из обычной Алисы самого настоящего монстра.

Выходить за пределы комнаты мне больше не хотелось. Дверь стала неким щитом от окружающего мира, спасающего людей от человека, всем нутром желающего убить невинную зверушку. Я не отправилась на ужин, отказалась встречаться с подругами, не желала видеть Нэсси. Был объявлен негласный бойкот.

Но утром пришлось менять свои планы.

Анэлья долго уговаривала меня встать с кровати и пойти на завтрак, потом на собрание, а там и на испытание. Говорила, что осталось совсем немного — всего три. Я тогда еще с трудом сдержалась, чтобы уточнить — она хоть одно из них проходила? Тут от огненного Эйда долго еще тряслась, а передышку никто не дал, не позволил хотя бы морально отойти от предыдущего и подготовиться к следующему.

Три…

Я сдалась, ведь нельзя пропустить испытание на магию Разума. Пришлось одеться и пойти к остальным, извиняться за опоздание перед ситаметом и без конца жаться в углу, долго дожидаясь своей очереди.

Мулье Курэни. Вот как зовут ужасного человека, владеющего магией Разума. Помимо того, что он стар, страшен и орк, так еще оказался крайне жестоким.

— Проходите, присаживайтесь на стул, — встретил мужчина меня сиплым голосом.

При первом взгляде на него отчего-то поняла — не узнаю я ничего про ту старушку. Не потому, что мулье выглядел не лучшим образом, просто слишком пренебрежительно он пробежался по мне взглядом, и увиденное не пришлось ему по вкусу.

— Добрый день, меня Алиса зовут, — попыталась не выдать подтупившего волнения.

— Не стойте в дверях, садитесь на стул и попытайтесь прочитать мои мысли.

И я вдруг поняла, что этот мужчина способен узнать каждую мелочь, которая случайно пронесется в моем мозгу. Глаза быстро забегали по небольшой комнате, останавливались на приоткрытом окне, впускающем свежий воздух, седой шапке мулье Курэни, на его неровно подстриженных ногтях. А после подняла глаза чуть выше и мысленно запела песенку с детства. Она была простой, незамысловатой и отлично подходила, чтобы заполнить разум чем-то невзрачным и бессмысленным.

Мой стул находился напротив мужчины. Он внимательно на меня смотрел и заметно злился. Его брови периодически сходились на переносице, глаза часто сужались, а губы поджимались. Но я не придавала этому наблюдению никакого значения — песня важней, только она и ничего больше.

— Хватит, — стукнул он кулаком по столу.

Не нравится мой напев? Но я ведь не просила читать свои мысли. Зачем злиться?

Мулье Курэни достал из выдвижного ящика какую-то вещицу и вскоре навис надо мной.

— Встаньте, — приказал он. — Подойдите к краю ковра.

Я беспрекословно выполняла, совершенно забыв все слова из песен.

— Это кулон твоей матери, — и на его руке повисла совершенно незнакомая мне вещица.

— Нет.

— Я сказал: «Это любимый кулон твоей матери».

Голос его раздавался не в ушах, а в самом мозгу. Он был гулким, давящим, словно говорили в пустой комнате, и каждый звук отскакивал от стен, приумножаясь в громкости.

— Нет, точно не ее, — возразила я.

Но он повторял. Мужчина говорил одну и ту же фразу. Она была одновременно в моей голове и плавала в воздухе, как что-то осязаемое. Я противилась, возражала. И вдруг мне нестерпимо захотелось взять этот кулон в руки.

Мама его очень любила. Последняя память о ней.

Я понимала, что вещь хрупкая — стеклянный брелок надо беречь, аккуратно с ним обращаться. Надо его спрятать в шкатулку и никому не показывать.

— Лови его, — резко сказал мулье Кэрони и сделал шаг назад, разжимая при этом кулак.

Цепочка медленно выскользнула из его руки, устремляясь за стеклянной, более тяжелой вещицей. Я бросилась спасать мамино украшение, прыгнула вперед, но уже в полете поняла — не достану. Перед глазами оно разбилось в дребезги, раздался звук бьющегося стекла, а слезы сами прыснули бурным потоком. Я охнула, когда ударилась о пол, зарыдав затем в голос.

Стало понятно — не мамин кулон, мысль навязана, ввинчена в голову этим мулье. Но лучше обманываться и иметь хоть что-то на память, чем поверить и увидеть, как брелок разбивается. Словно там было не стекло, а мои материальные воспоминания о самом дорогом человеке.

— У-у-у, — заревела я, поднимаясь и начиная собирать осколок за осколком.

— Успокойся, — потряс орк меня за плечо. — Это не твоей мамы кулон, я внушил.

Но его слова не помогли. Наоборот, я взвыла еще громче. Слезы капали на пол, пальцы аккуратно собирали кусочек за кусочком ранее красивого украшения. Мне хотелось высказаться, показать, насколько мулье ужасен, что задел с трудом затянувшуюся рану, которая вновь начала кровоточить.

— Хватит реветь, — прикрикнул мулье Курэни где-то сверху.

— Так примените свою магию, — подняла на него мокрые глаза. — Внушите еще что-нибудь, — продолжила надрывным голосом. — Кто вам вообще позволил вспоминать мою умершую маму? Обязательно было так делать?

Я чуть было не кинула в него все собранные стекляшки. Обида жгла горло, слезы не хотели останавливаться, а губы — трястись. Но на мое возмущение мулье Кэрони никак не отреагировал. Казалось, если я сейчас же не уйду сама, то он в этом поможет самым неприятным способом.

Мне пришлось подавить все свое негодование и покинуть помещение, так и не попросив помощи в поиске пожилой дамы в черном. Я хотела устроить вчера бойкот, почти удержалась, чтобы не выйти оставшиеся дни из комнаты и закрыться от мира. Сегодня это желание усилилось.

Скорее бы отсюда уехать. Как они все надоели. Вышвыривают за пределы замка, топят, закапывают, показывают почти мертвое животное, а теперь еще и оскорбляют память моей матери.

Гады! Ненавижу!

Загрузка...