Амадора. Та, что любит...

Переливы

Случались у меня и любовные неудачи, от которых долго кровоточило сердце. Не то чтобы я боялась любить, а просто решила вычеркнуть из моей жизни мужчин и некоторое время пожить в одиночестве… И он появился в каком-то безумном сне. Мы с ним виделись несколько раз на вернисажах, на выставках… Мне нравились его работы, но на автора я никогда не обращала внимания… И вот мне приснилось, что мы вдвоем, обнаженные – у него в мастерской. Я позирую, сидя на столе. Он меня облизывает. Слюна у него разноцветная, а язык – словно шпатель… А пенис – как будто кисть, разбрызгивающая краску по всему моему телу. Я проснулась и, по маминому примеру, записала сон. Стала смотреть на этого мужчину другими глазами.

Как-то раз он позвонил мне и пригласил на свою выставку. Слово за слово – и мы договорились поужинать вместе. Самое удивительное, что я совершенно не помнила его лица – ни во сне, ни наяву.

Он заехал за мной, и мы отправились есть устриц. Без конца болтали, целовались. Он довез меня до дома, и мы очутились у меня в постели…

Сон был красочнее, но настоящая кисть – лучше, а поцелуй – приятнее, чем последующие свет и тени. И он пришел не с пустыми руками! У него было полно презервативов, так что секс у нас был безопасным и спокойным. Кончили мы одновременно. После недолгой паузы начали все сызнова.

– Как мне хорошо…

– Тебе нравится? Скажи…

– Очень…

– Ай!.. Ты уж совсем.

– Улетаю…

– Уже кончаешь?

– Да… А-а-а…

– Как ты здорово кончаешь…

– …

– Опять кончаешь?

– И еще не раз, если так будешь продолжать…

Я кончила еще пять раз. В последний раз – вместе с ним, и потом, обессиленные и насытившиеся, еще долго целовались.

Он ушел, а меня обуял сон в пастельных тонах. В два часа он звонит и говорит, что у него идея. Я испугалась, что он предложит мне стать его женой. Сердце у меня в пятки ушло… Но у него и в мыслях не было жениться. Он задумал одно произведение искусства.

Намечалась выставка в Нью-Йорке. Я продлила заграничный паспорт и села в самолет, на котором были холсты, скульптуры и я. Я выставлялась, но не продавалась, и длилось это целую неделю. Я оказалась самой обсуждаемой работой на выставке, меня поместили на обложку каталога, воспроизводили на журнальных и газетных полосах, даже в «Нью-Йорк таймс».

Живая статуя. Работа называлась «Переливы». Художник нанес мне на тело и на волосы перламутровую краску, сделал специальное освещение и выставил меня живьем на цветном фоне. Когда я двигалась, краска на моем теле переливалась. Великолепная работа! На месте, где я была выставлена, оказалось все необходимое. Я ела, читала, смотрела телевизор… Даже туалет был – единственное место, где оказывалась почти что в уединении: публике видны были только моя голова и ноги, и прочие части тела скрывались за черной перегородкой.

Неделя в Нью-Йорке, мегавыставка, супергалерея… Я была единственным произведением искусства, которое уходило на ночь и возвращалось утром. Секса у нас больше не было. Он был профессионалом высокого класса и стал относиться ко мне как к своему творению. В последний день выставки я безумно понравилась одному американскому миллионеру, и он предложил семьсот тысяч долларов за «Переливы». Но это была любимая работа художника, ей цены не было, и потому она не продавалась.