Amore mio, Юля Котова

Глава 4. Чао, Бэлла!

Прошедшие три недели выдались довольно напряжёнными. Бюрократическая волокита с подготовкой необходимых документов для поездки в Италию оказалась тем ещё квестом, но я все успела в срок. Иначе и быть не могло. Воодушевленная предстоящим событием, я даже дополнительно занялась итальянским и теперь точно знала, как буду называть Бредина весь следующий месяц. Stronzo. Что по-русски значило «нехороший человек» или, прошу прощения, «говнюк».

В целом, ситуация оставалась стабильной: Stronzo привычке не изменял и продолжал изводить меня своими пошлыми намеками и подколами; дед ответственно и в срок пополнял запасы спичек, соли и прочих предметов аварийного резерва длительного хранения; братья разбили окно в детском саду, не желая расставаться с имиджем первых проказников; Тихомирова, отстаивая репутацию свахи со стажем, не оставляла попыток свести меня с Брединым, чем невероятно раздражала.

Один Вет, забив на стереотипы, решил внести изменения в наши с ним ещё столь юные и неокрепшие отношения, предприняв прошлым вечером попытку перейти от поцелуев к более решительным мерам. За что неплохо огреб от меня. А на что еще он надеялся, пытаясь забраться мне в шорты, не имея на то должных санкций? Его глупая отговорка о том, что мы не увидимся целый месяц, на меня совсем не подействовала, и лишь придала мне решимости выставить этого озабоченного типа за дверь. Для профилактики. Не на ту напал, Виталик!

Последние полчаса я собирала чемодан под бдительным оком Тихомировой, развалившейся на моей кровати. Натаха сочла своим долгом прийти и лично проконтролировать сборы, сославшись на то, что у нее уже был подобный опыт, когда она провожала два года назад в Штаты свою школьную подругу Катю Чеснокову. На мой взгляд, толку от Тихомировой было мало, но ей было знать об этом совсем необязательно.

– Серьезно?! – ахнула Тихомирова, выслушав мой рассказ о ненадлежащем поведении Вета прошлым вечером, – ты врезала ему?!

– Ещё как, – усмехнулась, припомнив первый в жизни случай рукоприкладства, когда жертвой моего насилия стал не Бредин, – он так и ушел с красной щекой. Думаешь, зря я его так… радикально, – с сомнением взглянула на Натаху.

– И ничего не зря! – отмахнулась она. – Пусть знает, с кем имеет дело!

– Ну, да ладно. Что сделано, то сделано. Я не собираюсь с ним спать.

– Пока… или в принципе? – решила уточнить Натаха. Подмяв под себя мою подушку, она подперла рукой голову и внимательно меня разглядывала.

– Да какая разница?!

– Ладно. А что он? – спросила Тихомирова. В ее интонации была явная насмешка.

– А что он? Извинялся вчера, сообщения писал и сегодня весь день названивает, грозится приехать. Говорит, мы не так друг друга поняли. А что я должна была понять, если его рука почти побывала в моих трусах? Дважды! – Мобильник снова заиграл песню, от которой, по словам Тихомировой, у нее закладывало уши. – Вот… опять названивает.

Переключив смартфон в беззвучный режим, швырнула его на стул.

– Ещё бы он не названивал! – воскликнула подруга. – Ты же только подогрела его интерес своим отказом. Теперь он точно не отстанет. У парней это на уровне инстинкта!

Вытягивая из шкафа черные джинсы с дырками на коленях, которые, по мнению деда, стоило отправить в мусорный бак ещё в день их покупки, я размышляла над тем, насколько примитивно мужское подсознание.

– Инстинкта размножения? – решила уточнить у подруги. Уж больно авторитетно та сейчас выглядела.

– Охотника, – поправила она, – самцы, что с них возьмёшь? – пожала плечами.

При слове «самец» мой мозг родил неясный образ волосатого питекантропа, и я невольно поежилась.

– Звучит отвратительно, – ещё и поморщилась, укладывая джинсы в чемодан, лежащий на полу.

– Как сказал Сенека: «Что естественно, то не безобразно», – назидательным тоном добавила Натахин.

– И с каких пор ты цитируешь Сенеку?

Я изумлённо смотрела на нее, сомневаясь, что за те четыре наинуднейшие лекции Доцентыча можно было так основательно проникнуться философией.

– Не нравится Сенека, пусть будет Платон или… Ломоносов. Дело не в них, а в том, что этот твой Виталик вовсе и не твой, – безапелляционно заявила Тихомирова и принялась теребить кончик своей косы. – Он симпатичный и умный, но… я же вижу, как ты смотришь на него.

Ну все! Устраивайтесь поудобнее! Ток-шоу «Вся правда о Виталике» от Натальи Францевны Тихомировой – дочери почтальона и потомка русских немцев начнется прямо сейчас.

– Ммммм… И как же я на него смотрю? – поинтересовалась, скрестив руки на груди.

– Да никак не смотришь! – констатировала Натаха. – Другое дело – Ромка. Ох, ребятки, – облизнув нижнюю губу, она покачала головой, – то, что между вами происходит – это просто химия в чистом виде! Вот, что я называю…

– Заткнись! – оборвала я ее. – Даже не продолжай! – и пригрозила пальцем, заметив, что та снова открыла рот.

– Как скажешь, – хохотнула подруга. – С тобой-то все ясно, Котова, – пренебрежительно махнула рукой, – ты так и будешь тупить до скончания веков. Тут ни один философ не поможет. Вся надежда на Ромку! И вашу поездку, – идиотски проиграла бровями.

– Тихомирова, ты меня бесишь!

Измяв в руках свой нежно-голубой свитшот с питбулем на груди, я бросила его в раздражителя. Натаха ловко поймала кофту, развернула ее и, приложив к себе, заявила:

– Миленькая, дай погонять. Все равно в Италии такое не носят.

Я хмыкнула, оценив, насколько быстро от философии мы перешли к столь примитивной теме.

– С каких это пор в Италии не носят стопроцентный хлопок?

– Ой, кажется, у меня дежавю! – Тихомирова соскочила с кровати и ошарашенно на меня уставилась. – Точно! Ты вот как Чеснокова сейчас сказала! Один в один!

– Так ты и ее хотела обобрать? Ох и бессовестная ты, Натахин!

Я подошла к подруге и буквально вырвала из ее рук свитшот, а затем аккуратно свернула и отправила его в чемодан.

– Чеснокова, в отличие от тебя, мне оставила вот это, – она оттянула шерстяную ткань своего тёмно-синего свитера, украшенного скандинавским орнаментом.

– Просто я не такая сердобольная, как Катя, – хитро улыбнувшись, я пожала плечами. – Как там у них дела? Когда свадьба?

– В следующем году, – цокнув языком, ответила Тихомирова, снова устраиваясь на кровати, – если Лондон не сбежит от нее по первому снегу. Ты знаешь, Катька недавно пошутила, что хочет, чтобы он взял ее фамилию? – заржала Натаха. – Хотя… Лондон Чесноков – неплохое имя для писателя. Такое точно не забудешь.

– Лондон Чесноков?! – я тоже не смогла сдержать смех. – Звучит крайне нелепо. Подумать только! Катя замуж выходит, вы с Женькой решили жить вместе… а что делаю я? Отпугиваю единственного нормального парня, который нарисовался на горизонте за последние восемнадцать лет, – беззвучно засмеявшись, я уселась на кровать рядом с Тихомировой.

– Почему единственного? А Бредин? – с кривой улыбкой поинтересовалась она.

– Я сказала «единственного нормального»!

После того, как Тихомирова с чувством выполненного долга и не солоно хлебавши покинула дедовскую квартиру, с визитом заявилось все почтенное семейство Котовых. Мама безумно волновалась из-за перелета, который мне предстоял уже завтра, и то и дело причитала по этому поводу. Димку с Максом, напротив, очень воодушевило это событие, и они принялись носиться по квартире, изображая истребители, пока отец с дедом, по традиции, укорачивали свой век, пуская сигаретный дым в пасмурное сентябрьское небо.

– Юль, ты мне сразу позвони, как долетишь! Не зевай, деньгами не свети, будь внимательна! – предупреждала мама, с тоской поглядывая на мой новенький чемодан, стоявший у шкафа. – Ну как ты там будешь одна, в чужой стране? Ты даже языка не знаешь!

– Мам, не нагоняй жути. Я знаю инглиш. На нем везде говорят. Все будет bene (хорошо), – я решила опровергнуть ее опрометчивое заявление о моих проблемах с итальянским и для пущей убедительности продемонстрировала ей большой палец. – Я же говорила, что буду не одна. Жанна Бернардовна прекрасно владеет итальянским и будет рядом в первые дни. И потом… Бредин тоже летит.

– Бредин? – мама ткнула пальцем в сторону коридора. – Удивительное совпадение!

Ага, блин, ну очень удивительное. Если бы не его дурацкая тенденция вечно цеплять меня, мы оба вообще никуда не полетели. Пожалуй, мне стоило быть ему благодарной? Да, вероятно. Но я и близко не испытывала к Бредину подобных чувств.

– Угу, – лишь пробурчала в ответ. – Мам… а почему мы с ними… конфликтуем? – вопрос слетел с языка даже для меня слишком неожиданно.

Мама подняла руку и, запустив пальцы в короткие темные волосы, зачесала их от виска назад.

– С Бредиными? – наморщив лоб, растерянно смотрела на меня, почесывая затылок. Я кивнула, а она оглянулась на приоткрытую дверь моей спальни и уже тише продолжила: – Помню, мы с папой вашим поженились только, я сюда переехала и все удивлялась, почему это Тамара Семёновна никогда со мной не здоровается. А тетка папина, баб Маша, рассказала, что это все из-за деда. Любовь у них была, понимаешь? Все началось, когда деду было столько же, сколько тебе сейчас, – приподняв брови, она несколько раз многозначительно кивнула.

– У кого любовь? – вытаращив глаза, я изумлённо смотрела на маму.

– У деда Мити твоего и Тамары Семёновны, – пояснила мама. – Они учились в одной школе, жили в одном бараке, на завод пошли работать. А потом дед в армию ушёл… Не дождалась она его, другого нашла. И все. Дед отслужил два года, вернулся и женился на твоей бабушке, а соседка замуж за того самого Бредина вышла. Ну а потом барак их снесли в семидесятых и вот в этом доме поселили.

– Ничего себе история! – я едва не присвистнула от удивления. – То есть бабуля Бредина сама виновата, так еще и строит из себя все эти годы обиженную и оскорбленную?! Ну и личность!

– Ну тут твоя бабушка постаралась ещё. Все деда ревновала к соседке, так и началась их вражда, – пояснила мама. – Папа с сыном Тамары Семёновны тоже не нашли общий язык, потом невестка Брединых с характером оказалась. Так и вышло, что ни они нас, ни мы их на дух не переносим, – она поджала губы и с шумом вздохнула. – Так, ладно, хорошо сидим. Надо придумать, чем всех наших мужиков накормить.

Мама направилась на кухню, чтобы выполнить свой долг, а я так и осталась сидеть за компьютерным столом, осмысливая полученную информацию. Дед и Тамара Семёновна! Просто в голове не укладывается. Вот уж действительно «от любви до ненависти». А дождалась бы она деда из армии, вышла замуж за него… и все.. ciao, bella* (прощай, красавица)! Меня и не было бы на этом свете, равно как и Бредина. Даже подумать страшно на каком волоске висела возможность нашего с ним существования.

Около восьми, когда квартира деда наполнилась благодатной тишиной и покоем, Вет снова устроил мне телефонную атаку. С надеждой, что парень переосмыслил свое вчерашнее поведение и сделал соответствующие выводы, я приняла вызов, размышляя над тем, насколько прав был товарищ Сенека (но это неточно), заявляя об отсутствии безобразия в том, что являлось естественным.

– Привет, – Вет опередил меня. Видимо, опасался, что я не дам ему возможности говорить. – Ты все ещё сердишься? Прости, Юль, я… не знаю, что на меня нашло…

– Инстинкт размножения? – пытаясь звучать строго, перебила его.

– Нет, – выдохнул он. – Просто… Я в машине возле твоего дома. Ты можешь выйти?

– Мне вставать рано.

– Я не задержу тебя, обещаю.

– Ладно.

Его тон Умирающего лебедя не оставил мне другого выбора, и пятнадцать минут спустя я стала счастливой обладательницей самой розовой розы в мире и самомнения размером с БелАЗ. Вет был до безобразия галантен этим вечером, держал руки при себе и все твердил, какая я замечательная и незаурядная. Короче говоря, знал, что нужно сказать девушке, чтобы она сменила гнев на милость. И я сменила. Правда виду не подала. Снова для профилактики. После чего с гордым видом, позволив парню поцеловать себя, направилась домой.

Бредин появился словно из неоткуда и ворвался в лифт за мгновение до того, как двери закрылись.

– Привет, Котова, – кивнул мне, переводя взгляд на цветок. Губы парня растянулись в усмешке, давно успевшей набить мне оскомину, а в его серых глазах бесы танцевали тарантеллу. – Кажется, он не в курсе, что ты не любишь розы, – добавил с утвердительной интонацией.

Откуда он знает?

Я опустила цветок бутоном вниз, лишив Бредина возможности рассматривать его. Отступив, прижалась спиной к стенке кабинки, чтобы не пришлось запрокидывать голову, и спросила:

– С чего ты это взял?

Бредин повторил мой маневр и подпер собой противоположную стенку.

– В седьмом классе Демидова доставала всех тем, что просила заполнить ее глупую анкету. Помнишь?

Я перевела взгляд в верхний угол кабины.

В седьмом? Да я с трудом помню, что было в одиннадцатом. Ну… за исключением выпускного.

– Допустим, – ответила, с трудом припоминая что-то подобное. – Не знала, что ты фанат всей этой девчачьей фигни.

– Нет. Но эта тетрадь всё ещё у меня. Мы с пацанами стащили ее у Машки, надеялись узнать что-то интересное, но это было полное разочарование. Никакого компромата. Сто скучных банальных вопросов. Твой любимый цвет, любимая группа…

– Надо же, какой ты стал сентиментальный, – я перебила его, опасаясь, что он начнет перечислять всю сотню. – До сих пор хранишь тетрадь Демидовой, еще и цитируешь.

Лифт остановился, двери открылись, и я вышла вслед за Брединым.

– Демидова тут ни при чем, – заявил парень. Заслоняя собой дверь, он встал у меня на пути. – Я случайно ее обнаружил, когда мы ремонт летом делали и выкидывали всякий хлам.

– Как интересно, – проговорила я со скучающим видом. И скрестила руки на груди в ожидании того, когда он свалит с дороги.

– Я тоже так подумал. Это… как получить привет из прошлого, – Бредин пропустил мимо ушей мой тонкий намёк.

– Прости, у меня нет времени участвовать в этой ностальгической акции, – я добавила убедительности, растянув губы в саркастической ухмылке.

– Ты разбиваешь мне сердце, Юля, – парень намеренно глубоко вздохнул, качая головой.

Зная, что этот бессмысленный разговор мог тянуться бесконечно долго, я молча обошла Бредина и остановилась возле своей двери, шаря в кармане джинсовой куртки в поисках ключей.

– Розы, все оттенки розового и я, – четко произнес парень за моей спиной.

– Чего? – я обернулась, услышав странный, но смутно знакомый набор слов.

– Это то, что ты не любишь больше всего. – Бредин стоял лицом ко мне, раскручивая на пальце брелок с ключами. – Но хотелось бы надеяться, что за пять лет хоть что-то из той анкеты могло измениться. Клёвые ботинки, кстати, – и указал ключами на мои жёлтые штиблеты. – Как и тот фартук, что был на тебе.

Вот оно что. Ясно. Ярко-желтый и Джаред Лето. Это по-прежнему мой любимый цвет и любимый музыкант. Значит он действительно читал Машкину тетрадь. Что ж… за пять лет я не намного изменила своим пристрастиям. Просто поразительное постоянство!

– Ладно. И что с того? – торопливо спросила его.

Бредин пожал плечами и беззастенчиво улыбнулся.

– Всего лишь то, что я точно знаю, какие именно цветы ты не любишь.

– Какая ценная информация. Иди ещё полистай ту тетрадку. Уверена, ты в шаге от того, чтобы постичь смысл бытия.

– Когда ты перестанешь это делать? – спросил парень слишком безобидным тоном. И это было, как минимум, странно. Чтобы Бредин и вдруг скис посреди нашей баталии? Возможно, он приболел?

– Делать что?

– Вести себя, будто мы до сих пор в седьмом классе, – пояснил Бредин.

– Ничего подобного! – возмутилась я. – Это ты… ты же просто… – и замотала головой, подбирая подходящее слово.

– Придурок? – подсказал парень.

– Вообще-то, я хотела сказать «невыносимый», – усмехнулась, услышав предложенный им вариант, – но, пожалуй, ты выразился более точно.

– Согласен, бывает я немного перегибаю палку, но… я исправлюсь, честно, – заявил Бредин так запросто, словно парня совсем не волновало, что я почти назвала его придурком. Уже раз в тысячный.

– Так я тебе и поверила!

– Я не шучу, Юля. Поедешь со мной завтра в аэропорт? – неожиданно предложил он.

– Чего?! – протянула я, с опаской поглядывая на соседа и склоняясь к мысли, что он не просто приболел, а прямо сейчас демонстрировал необратимые последствия чего-то более серьезного.

– Ты же на такси поедешь? – так же невозмутимо поинтересовался Бредин. – Какой смысл ехать порознь?

– Что за ересь ты несёшь?! Это твой очередной прикол, Бредин? В каком месте смеяться?! – я растерянно смотрела на него, пытаясь понять, откуда мне следовало ждать подвоха.

– Ну и кто ещё из нас невыносимый?

Едва склонив голову, парень сверлил меня укоризненным взглядом.

– Ах, так это я, да?! – задыхаясь от негодования, завопила на весь подъезд.

– Тогда поехали? – голос Бредина звучал спокойно и ровно, но во взгляде был явный вызов. Он сделал несколько шагов в моем направлении и остановился. Несколько мгновений разглядывал меня так, будто впервые увидел, а затем произнёс: – Ну же, Юль, мы уже давно не в школе. Давай оставим все эти детские игры! Нужно… как-то попробовать наладить общение, нам с тобой целый месяц придется провести среди незнакомцев… Или ты боишься меня?

– Да вот ещё! – упрямо заявила ему.

Что он о себе возомнил?!

– Значит решено. Завтра в семь у подъезда. Договорились?

Бредин снова довольно скалился, вернув своему лицу его первозданное выражение.

– Да… не вопрос, – ляпнула я, лишь бы он не думал, что я трусиха.

– Тогда до завтра? – с издёвкой спросил он.

– Ага, надейся, – еле слышно пробормотала я, отворачиваясь к двери, в полной уверенности, что никуда завтра к этим stronzo вместе не поеду.