Ангел в аду

Глава 1

Она медленно поднималась по эскалатору оживленного лондонского метро. Даже ее плохо сидящее платье не могло скрыть хрупкой красивой фигурки. Она вышла на улицу, и свежий осенний ветерок слегка коснулся ее длинных светлых волос. Бледное лицо застыло в ожидании. Не замечая удивленных взглядов прохожих, девушка остановилась перед входом в здание и вместе с толпой молодых людей поднялась по ступенькам. И только в переполненном холле она в нерешительности остановилась.

– Новых студентов просят пройти через голубые двери в аудиторию и ожидать мистера Холмса, – мужчина пытался перекричать галдящую толпу.

Вместе со всеми девушка вошла в аудиторию. В небольшой комнате было полно народа. Передние места были уже заняты, и она, протиснувшись между рядами, заняла место на последнем, рядом с девушкой, которая, казалось, спала. Ее появление нарушило сон девушки, и та, потирая глаза, начала рыться в карманах.

– Извини, у тебя нет зажигалки? – манера растягивать слова выдавала в ней американку.

– Нет, к сожалению, я не курю.

– Все в порядке, я уже нашла, – девушка с довольным видом достала из кармана замусоленный коробок спичек. Не обращая внимания на табличку «Не курить», закурила и протянула ей руку. – Привет, меня зовут Фрэнки Дюваль.

– Джина Шорт, рада познакомиться. Ты в какой группе? У тебя такой вид, будто ты заскочила случайно.

– Да нет, просто сегодня первый день. Я на драматическом, актерский курс, группа «Б». Мой отец сто лет назад освятил своим присутствием эти священные стены.

– И я тоже в группе «Б».

– Ну, вот и познакомились, – Фрэнки потянулась и вздохнула. – Ой, я совсем разваливаюсь. Ну и напилась же я вчера в самолете! Пришлось встать в шесть часов, влить в себя ведро кофе и пачку сигарет, иначе я не попала бы в эту душегубку.

Джина зачарованно смотрела на свою соседку, на красивое, немного пухленькое личико, карие глаза и черные, как смоль, вьющиеся волосы.

– Ты американка?

– Ты имеешь в виду мой акцент? О Боже! – девушка улыбнулась. – Так вот, к твоему сведению, я стопроцентная англичанка, правда, родилась в Штатах и, наверное, подцепила их манеру говорить. Господи, я не была там со времени последнего бракоразводного процесса моего папочки.

– Извините, это место занято?

Джина повернула голову. Девушка с веснушчатым лицом и рыжими волосами, в платье, плотно облегающем ее полную фигуру, указывала на место рядом с ней.

– Нет, – ответила Джина.

– Давай, садись и присоединяйся к нашей шайке любителей поспать на заднем ряду, – Фрэнки приветливо махнула рукой.

– Огромное спасибо, – девушка широко улыбнулась, показывая белые ровные зубы, села на стул рядом с Джиной и представилась:

– Бетина Лонгдейл, очень рада познакомиться с вами. Я учусь на драматическом, группа «Б».

– И мы тоже, – ответила Фрэнки.

Прозвенел звонок.

– Я жутко волнуюсь, – прошептала Бетина.

Не успела Джина ответить, как дверь открылась, и высокий элегантный мужчина в твидовом костюме и пестром галстуке-бабочке вошел в аудиторию и поднялся по ступенькам на сцену. В классе воцарилась тишина, Фрэнки бросила на пол сигарету.

Теодор Холмс с интересом окинул взглядом новичков. Пара красоток на заднем ряду, темненькая и светленькая, Роза и Цыганка. Он всегда мог оценить их красоту, хотя они его и не интересовали. Не осталось без внимания и рыжеволосая девушка. Ее отец – лорд Лонгдейл – попечитель и патрон этой школы.

Теодор Холмс преподавал в Британской школе драматического искусства вот уже двадцать пять лет. У школы была блестящая репутация, и, несмотря на высокую плату за обучение, в школе училось много иностранцев. Самые способные английские студенты получали солидную стипендию. Но за последние несколько лет в школе многое изменилось, и не в лучшую сторону. Эти новомодные подходы к обучению, в театрах почти не ставят классику, все рвутся в коммерческое кино. Теодор вглядывался в одухотворенные, внимательные лица этих студентов и думал, представляют ли они, какую профессию выбирают. Холмс знал, что только двум-трем из них удастся пробиться на Олимп славы. Но, хотя бы ради этих нескольких человек, стоило работать. Открытие новой звезды – самая волнующая вещь в мире. И только это удерживало Теодора Холмса в школе. И, потом, в этом букете молодости и красоты всегда была возможность…

Теодор Холмс откашлялся:

– Доброе утро, леди и джентльмены. Рад приветствовать вас в Британской школе драматического искусства. Надеюсь, что время, проведенное в этих стенах, будет для вас плодотворным и счастливым. Мне нет необходимости напоминать, что каждый из вас прекрасно показал свои способности на отборочных турах. Наша школа считается лучшей в Англии. Это не значит, что каждый год мы выпускаем новых Оливье или Бернандотов. Но все актеры, закончившие нашу школу – профессионалы. Профессия актера – это девяносто процентов упорного труда, пять процентов таланта, а все остальное, к сожалению, – дело случая. Мы можем научить вас основным приемам вашей будущей работы, развить ваши способности, но насколько вы освоите, научитесь всему этому, зависит только от вас. В холле вы найдете большое и достаточно сложное расписание. Вы учитесь в спецгруппе, в расписании она выделена красным карандашом. Каждый кабинет, для удобства, отмечен различным цветом. И, наконец, я надеюсь, что вы оправдаете наши надежды. Мы отдадим вам все наши знания и силы. Нам предстоит тяжелейший и упорнейший труд, и я верю, что вы прекрасно со всем справитесь. Желаю вам удачи теперь и в будущем.

– О Боже! Этот урок по импровизации был полнейшим кошмаром! – Фрэнки стояла голая в центре раздевалки, вся раскрасневшаяся после душа.

Джина внимательно рассматривала ее. Стройные длинные ноги, тонкая талия, большая упругая грудь и прекрасная длинная шея. В ее плавных, грациозных движениях было что-то кошачье. Джина, никогда до этого не видевшая обнаженного тела, сейчас пристально смотрела на Фрэнки. В квартире, где она жила вместе с матерью, и в местной католической школе для девочек, нагота считалась грехом. Джина стала торопливо натягивать трусики и лифчик.

Фрэнки, тем временем, все еще обнаженная, с сигаретой «Лаки Страйк», кружила по комнате, развлекая присутствующих своими впечатлениями о преподавателях.

– Ну и зануда же этот Тео. Этому парню нужна хорошая встряска. Но, к сожалению, девочки, мы его не интересуем.

– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? – удивленно поинтересовалась Бетина.

– А ты не знаешь? Тео – гомик. И я совсем не уверена, что этот голубой счастлив. Ну, теперь ты уловила?

Оглядев вопросительные лица девушек, Фрэнки поняла, что никто из них понятия не имеет, о чем идет речь.

– О'кей. Объясняю на пальцах. Теодор Холмс – многоуважаемый директор самой выдающейся академии драматического искусства Англии – ГОМОСЕКСУАЛИСТ. Другими словами, он предпочитает спать с мужчинами. Вот вам, мои невинные ягнятки, первые грязные сведения о нашей школе. И не пытайтесь соблазнять его своими женскими прелестями – с ним это не пройдет.

Джине ужасно не хотелось возвращаться домой, к матери, в их маленькую тесную квартирку. Поэтому она с удовольствием приняла предложение Фрэнки сходить куда-нибудь выпить кофе.

– И я с вами, – тут же сказала Бетина.

Не прошли они и нескольких метров, как Джина заметила на другой улице маленькое кафе.

– Мне один капуччино и побольше шоколада, а вам?

– Мне, пожалуй, то же самое.

– И мне тоже, – согласилась Джина.

– Замечательно. Три капуччино, пожалуйста, с двойной порцией – шоколада.

Фрэнки закурила.

– Интересно, каким ветром вас занесло на этот курс? По-моему у вас совершенно не артистический вид.

– Я просто хочу быть актрисой, – ответила Джина.

Фрэнки ухмыльнулась:

– Не думаю, что это достаточно веская причина. Вот я – другое дело. Единственная дочь знаменитого актера Англии, который навсегда оставил сцену и продал свою душу Голливуду. Теперь мой черед продолжить семейное дело. Мой отец – Даниель Дюваль, слышали о таком?

– Слышали о таком? – Бетина подскочила на стуле, чуть не опрокинув свой кофе. – Ведь он мой любимый актер, я каждый его фильм смотрела по пять раз. Влюбилась в него в шесть лет и мечтала выйти за него замуж. Он не собирается в ближайшее время тебя навестить?

– Бетина, выбрось из головы эту идею выйти за него замуж. Он уже трижды был женат, не считая моей матери. И к тому же, «тетушек» у меня больше, чем у тебя волос на голове. Я никогда не видела его, даже когда мы жили с ним вместе, а теперь, когда он так знаменит и занят, я не думаю, что он прилетит сюда специально для того, чтобы пригласить меня на обед. Но, если в следующем году мне удастся с ним встретиться, я буду очень счастлива, – Фрэнки закурила очередную сигарету.

– Так, – заключила она, – значит, вы не курите, малышки? Нет? А я дымлю с двенадцати лет, с тех пор, как стащила в магазине коробку со старушкой Синди. Кстати, мы до сих пор не выяснили, что здесь делает мисс Лонгпот или как вас там?

– Вообще-то, Лонгдейл, – дружелюбно ответила Бетина. – Я думаю, что это заманчивее, чем работа секретаршей в каком-нибудь офисе, и решила попробовать, почему бы и нет. Мои родители уверены, что у меня это скоро пройдет, я найду себе подходящего парня, и мы поженимся. Но я не думаю, что кто-нибудь клюнет на меня. В этом году я была самой очаровательной страшилой среди абитуриенток, – Бетина улыбнулась и посмотрела на часы. – Я, пожалуй, пойду, а то Джерри начнет звонить моим родителям и говорить, что я попала в руки мошенников и бродяг.

– А кто такой Джерри? – спросила Фрэнки.

– Это мой брат, наследник титула и родового гнезда в Йоркшире, непроходимый тупица. Он работает в коммерческом банке и оберегает свою младшую сестричку от разных бед. Я живу у него на квартире в Найтсбридж. Кто-нибудь едет в мою сторону?

– Нет, я живу в ужасно огромном старом доме. Мой отец купил его пару лет назад. Не совсем уютное местечко, но с прекрасным видом на Темзу. Ты со мной, Джина?

Джина чувствовала себя не в своей тарелке. На Найтсбридж она была всего один раз, давно, в детстве, когда они с матерью поехали на автобусе посмотреть на великолепно украшенную рождественскую елку. А Темза… Ей вспомнился мрачный, узкий канал около дома и узкие улочки.

– Нет, спасибо, Фрэнки, мне в другую сторону.

– Ну что ж, развлечемся по дороге, – Фрэнки извлекла пятифунтовую банкноту и расплатилась за всех.

Девушки вышли на улицу, и Фрэнки поймала такси.

– Встретимся завтра. Хочу сегодня как следует выспаться, – машина увезла ее.

– Пошли, Джина, я провожу тебя до метро. Ну, как тебе понравилась наша американская кузина?

– Ничего, но мне кажется, немного со странностями.

– Это точно! – у входа в метро Бетина улыбнулась. – Спокойной ночи, Джина, до завтра.

Глава 2

Джина вставила ключ в замок, открыла дверь и вошла в маленький темный коридорчик. Она повесила пальто и прошла на кухню, где ее мать, сидя за столом, читала газету.

Джойс Шорт была маленького роста, с седеющими волосами и глазами, такими' же ошеломляюще голубыми, как и у дочери. Ее лицо еще не утратило своей привлекательности.

Она вопросительно посмотрела на Джину.

– Что случилось?

– Извини, я опоздала. Мы пили кофе с двумя девочками из моей группы.

– Твой чай, по-моему, уже готов. Когда закончишь, вымой, пожалуйста, за собой посуду. Я иду смотреть телевизор, – голос звучал ровно и спокойно.

– Мама, у меня был прекрасный день в школе. Представляешь, я познакомилась с девушкой по имени Бетина. У нее отец – лорд, и с Фрэнки, ее отец – знаменитый…

– Я рада, но, пожалуйста, в следующий раз предупреждай меня, когда будешь задерживаться. Я не хочу тратить свое время на ужин, который пропадает зря, – с этими словами Джойс взяла газету и вышла из кухни.

Джина печально вздохнула и вынула из духовки картошку с мясом. Мать права – это уже нельзя есть, к тому же, у нее совершенно не было аппетита. Она выбросила ужин в мусорное ведро и ополоснула тарелку. Потом взяла яблоко и стакан молока и пошла в свою комнату. Включила свет, закрыла дверь и прилегла на кровать, закрыв глаза. Здесь был ее мир, маленькая часть огромного мира, который она действительно могла назвать своим. Джина открыла глаза и окинула взглядом аккуратно вырезанные фотографии ее любимых актеров и актрис на стенах. Джина думала о них, как о старых друзьях, как о людях, которым она доверяла свои мысли, с которыми разговаривала, когда мать не хотела ее слушать.

Это началось задолго до ее решения поступить в драматическую школу. Тогда она еще не верила, что ее мечта сбудется. Никто не знал, что она решила стать актрисой. И пока она не прошла отборочные туры, ни один человек, кроме этих лиц, взирающих на нее со стен, не знали о ее планах. Ее выбор был для всех громом среди ясного неба.

Из всех драматических школ Джина хотела учиться только в одной – Британской школе драматического искусства, колыбели почти всех знаменитых британских актеров. В биографиях, которые она брала почитать в местной библиотеке, все актеры в самых ярких красках описывали время, проведенное в этой школе.

Десять фунтов, необходимые для оплаты участия в конкурсе, Джина собрала, работая по воскресеньям в обувном магазине. Отослав в школу анкету, Джина так и не решилась рассказать обо всем матери. А очень скоро пришло приглашение на конкурс.

Джина понятия не имела, что будет представлять на конкурсе. Там требовалось прочесть отрывок из Шекспира и что-нибудь из современных авторов. Она выбрала сцену из «Ромео и Джульетты», которую учила, сдавая выпускные экзамены. Неуверенная, что выбрать из современной литературы, Джина купила в специализированном магазине французского сценического искусства на Ковент-Гарден «Избранные произведения для начинающих актрис». Ее выбор пал на отрывок из пьесы «Дневник Анны Франк».

Джина работала над своими монологами у себя в комнате, понижая голос, если мимо проходила мать. В начале февраля, притворившись больной, она получила в школе один выходной и к двум часам поехала на прослушивание.

Ужасно волнуясь, Джина вошла в маленькую студию. За столом сидела комиссия – двое мужчин и одна женщина. Первым ее попросили прочесть монолог из Шекспира. Она приняла соответствующую позу, сердце заколотилось так сильно, что, казалось, этот стук заглушает ее голос. Джина глубоко вздохнула и начала.

Комиссия внимательно наблюдала за ней. Теодор Холмс, сидящий в центре, почувствовал, как мурашки побежали по спине. Выступление этой еврейской девушки навеяло на него какие-то старые воспоминания, и он, с трудом сдерживал себя, пока Джина не вышла из комнаты.

– Господи, как она хороша! Неопытна, но так естественна! Я слышал этот отрывок сотни раз, но уже забыл, как прекрасно он может звучать.

Все члены комиссии кивнули в знак согласия. Джина, тем временем, сидела в маленькой приемной вместе с другими шестью кандидатами. Все они с беспокойством ожидали, когда зазвонит телефон и им сообщат результаты. Раздался звонок, и все, как один, подпрыгнули и нервно захихикали. Молодой человек, сидящий рядом с телефоном, смело снял трубку, послушал, и потом объявил, что все, кроме Джины Шорт, должны спуститься вниз, в комнату регистрации.

Джина осталась одна. Ей хотелось плакать. Они все прошли, а она – нет. Она с отвращением подумала о бизнес-колледже, который монашки из школы и мать прочили ей. Через десять минут опять раздался звонок. Джина оглянулась, поняла, что в комнате, кроме нее, никого нет, и сняла трубку.

– Хелло, – сказала она.

– Джина, – произнес теплый голос, – не могли бы вы пройти в комнату регистрации?

– Да, – ответила она, и, спускаясь вниз, внутренне готовила себя к самому худшему.

Человек, сидевший в комнате регистрации, оказался пожилым джентльменом в очках, висевших на кончике его носа, как два полумесяца.

– Присаживайтесь, моя дорогая.

Джина села, и комок застрял у нее в горле.

– Куратор курса, мистер Теодор Холмс, хотел бы встретиться с вами опять. Вы не возражаете?

– Нет, – проговорила Джина, едва сдерживая слезы.

Мужчина удивленно посмотрел на нее.

– Вы не хотите еще раз прослушаться, Джина?

Она посмотрела на него с недоумением:

– Извините, вы сказали, еще раз?

– Да, мистер Холмс хотел бы с вами встретиться на следующей неделе в четверг в три часа. Вы сможете прийти?

– Конечно.

– Замечательно, вы можете подготовить еще один отрывок из Шекспира, чтобы вы и мистер Холмс поработали над ним?

Джина кивнула, и он проводил ее к выходу.

– Всего хорошего, Джина, встретимся в четверг.

По дороге в метро ей хотелось петь и танцевать. Она была как во сне. Вернувшись домой, Джина схватила томик Шекспира и быстро пролистала его. Она решила выучить речь Титании из пьесы «Сон в летнюю ночь». Отрывок начинался словами: «Всё измышленья ревности твоей!» Джина даже не могла предположить, что это самый известный женский монолог, написанный Шекспиром. Все последующие вечера она провела в своей комнате, учила и обыгрывала свой монолог. В четверг она пошла в школу с большей уверенностью, чем в первый раз. Регистратор поздоровался с ней и провел в знакомую студию. Мистер Холмс уже ждал ее.

– Здравствуйте, Джина, как дела? – он протянул ей руку, и отметил, что эта хрупкая девочка обладает не только талантом, но и великолепной внешностью.

«Какое сочетание!» – сказал Теодор сам себе, а Джину попросил еще раз повторить монолог Джульетты. Холмс боялся, что ее прошлое выступление было лишь счастливой случайностью, и он преувеличил ее способности. Но, слушая монолог снова, он убедился, что не ошибся. Они долго работали над монологами. Теодор наблюдал за Джиной и все больше убеждался в своей правоте.

Для Джины все происходящее было, как сон, который вдруг стал явью.

– Хорошо, Джина. Думаю, что на сегодня достаточно. Садись. В своей анкете ты написала, что в случае поступления тебе понадобится материальная помощь. Должен предупредить тебя, что местный церковный совет не располагает достаточными средствами на выплату стипендий студентам драматической школы. В прошлом году они не наградили ни одного студента. Не думаю, что в этом году что-нибудь изменится.

Разговор о таких обыденных вещах, как деньги, вернул Джину с небес на землю.

– Вы уверены, что родители не смогут вам помочь?

– Отца у меня нет, а мать даже не знает, что я поступаю сюда.

Теодор засмеялся.

– Я думаю, что теперь тебе придется рассказать. Знаешь ли ты, что стипендию выплачивают только тем студентам, которые заплатили за обучение?

Джина и не думала о финансовой стороне этого дела.

– Нет, мистер Холмс, я не знала.

– Стипендия предоставляется только тем, кто внес плату. Вам придется раздобыть денег, чтобы как-то продержаться, пока вы учитесь.

– Я работаю по воскресеньям.

– Вот и прекрасно. Очевидно, нам придется просмотреть еще несколько молодых людей. Мы составим список из десяти человек, претендентов на три стипендии. Через две недели вам сообщат о результатах прослушивания и о стипендии. До свидания, Джина.

Джина с важным видом пожала его руку, поблагодарила, и, попрощавшись, вышла.

Следующие две недели были настоящим кошмаром. Джина вспоминала слова мистера Холмса «Очень хорошо» и «То, что надо», которые он говорил ей, когда она читала монологи, и тут же приходили на память его слова о других молодых людях, претендовавших на место и стипендию.

И, когда на семнадцатый день после прослушивания, почтальон опять не принес письмо, Джина потеряла надежду. Она перестала встречать его каждый день у дверей, и поэтому, когда еще через неделю пришло письмо, она нашла его в кухне, на хлебнице.

Джина вскрыла его очень небрежно, чтобы мать, подозрительно наблюдавшая за ней, не могла ничего заподозрить. Но, когда она прочла о том, что не только прошла по конкурсу, но и получила стипендию, она уже не в силах была сдержать свои эмоции, и, не обращая внимания на суровый взгляд матери, радостно закричала:

– Ура! – и бросилась ее целовать – Прочти это, мама, и, пожалуйста, не сердись на меня за то, что я это сделала.

Лицо Джойс стало мертвенно бледным, когда она дочитала письмо до конца. Она положила бумагу на стол и молча, с укоризной, посмотрела на сияющую дочь, не в силах поверить в случившееся. Ей и в голову не приходило, что Джине могла понравиться профессия актрисы. Наконец, она заговорила:

– Почему ты не сказала мне об этом, Джина?

– Я хотела проверить себя, и, в случае удачи, сделать тебе сюрприз, – не сразу ответила Джина.

Джойс была как во сне.

– Джина, я не уверена, что ты отчетливо представляешь себе, что будет с тобой, если ты пойдешь туда учиться.

– Мама, я прекрасно понимаю, что делаю. Я всегда хотела быть актрисой.

– Но ты никогда не говорила об этом. Девочка, пойми, это прихоть, за которую ты будешь расплачиваться потом всю свою жизнь. Как ты, такой ребенок, можешь знать, чего хочешь?

– Мама, я не ребенок. Мне давно уже восемнадцать.

Джойс напряглась, пытаясь найти нужные слова.

– Да знаешь ли ты, что все эти школы одурачивают людей, обещая известность и славу, а потом выбрасывают в мир, и без того уже полный безработных, никому не нужных актеров? Откуда у тебя уверенность, что у тебя все будет по-другому?

– Я просто знаю – я буду актрисой.

– Неужели? А обо мне ты подумала? Ведь я все восемнадцать лет делала все, чтобы ты получила приличное образование и надежную работу. Чем ты отплатила мне за это? Окунешься с головой в мечты о жизни, о которой ты не имеешь ни малейшего представления. Извини меня, Джина, но я запрещаю тебе учиться там.

Джина уставилась на мать. Она совсем не ожидала такого поворота. Но, несмотря ни на что, ее мечта сбылась, и даже мать не в силах ее разрушить. И, впервые за свою жизнь, Джина собралась с духом и дала Джойс отпор.

– Мне жаль, мама, что ты не одобряешь меня, но мне уже восемнадцать лет, и ты не сможешь запретить мне делать то, что я делаю. В сентябре я пойду туда учиться. Я благодарна тебе за все, но я должна это сделать. Я надеялась, что ты меня поймешь.

Слезы стояли в глазах Джины.

– Я иду в школу, – она вышла из кухни, хлопнув дверью.

Решительной походкой Джина шла по улице, пытаясь стряхнуть с себя тяжесть навалившихся на нее неприятностей.

Джойс осталась сидеть в кухне одна. Она знала, что не сможет остановить дочь. Она опустила голову на руки и разрыдалась.

Глава 3

Джина не помнила, чтобы мать хоть раз приласкала или поцеловала ее. Джойс заботилась только о том, чтобы дочь была накормлена и тепло одета. Но она не испытывала к ней ни любви, ни нежности. Джина была замкнутой маленькой девочкой, которая большую часть времени проводила одна в своей комнате. В младшей школе одноклассники смотрели на нее подозрительно, как это обычно делают все дети, если чувствуют в человеке какую-то странность. Ей никогда не разрешалось играть с детьми или приглашать кого-либо к себе. Она с завистью смотрела на своих одноклассников, обсуждающих совместные походы в кино или в спортивные клубы. А ее никто не приглашал. Джина не могла взять в толк, почему мать не хотела принимать в доме гостей. Став старше, она поняла, что Джойс просто стыдилась их тесной квартирки в облезлом доме, в самом конце Хорнси. Но какова бы ни была причина, Джина внутренне боялась, что при попытках предложить свою дружбу, ее оттолкнут.

Джойс всегда ждала ее у ворот школы. Они вместе шли домой, и уже через пять минут Джина уходила к себе в комнату делать уроки, пока Джойс возилась на кухне. В шесть часов Джина выходила на кухню к чаю. После чая мать обычно мыла посуду, а она вытирала тарелки и ставила их в шкаф. Затем Джойс исчезала на весь вечер в гостиной смотреть телевизор. Джина, как всегда, уходила к себе читать или мечтать. В десять вечера выключался телевизор, и она слышала, как мать закрывает дверь своей спальни. Мать никуда не выходила по вечерам и никто, кроме молочника, не звонил им в дверь.

Став немного старше, Джина сделала открытие, что все дети в школе имеют не только мать, не и отца. Однажды, когда ей было семь лет, она спросила у матери, почему у нее нет папы, как у других.

Джойс побледнела и строго поджала губы.

– Твой папа умер, Джина. Он умер, когда тебя еще не было. А теперь допивай свой чай.

На этом весь разговор закончился, и она уже больше никогда не пыталась заговорить об этом, боясь, что мать рассердится. Джина не знала, есть ли у них какие-нибудь родственники. Никто не присылал им поздравительных открыток к Рождеству или ко дню рождения. Джина начала мечтать. Она часто представляла себе, как однажды раздастся стук в дверь, и высокий красивый мужчина войдет и крепко обнимет ее. Он поцелует ее, возьмет на руки и скажет: «Джина, доченька моя, я везде искал тебя». Он посадит ее в большую машину и увезет к себе домой.

Джине часто хотелось рассказать матери о школе, но та, казалось, совершенно не интересовалась ее делами. Джойс никогда не приходила в школу в рождественские праздники или послушать, как Джина поет в хоре. На вопросы дочери, почему она не может прийти, Джойс отвечала, что не может позволить себе средь бела дня уйти из офиса, где работала машинисткой – ведь ей нужно зарабатывать деньги на всякие сладости Джине к чаю. Но Джина знала, что это неправда – просто мать не любит ее. Когда в одиннадцать лет Джина перешла в женскую католическую гимназию, то вовсе перестала обращать на это внимание. Джойс очень радовалась, когда дочь блестяще сдала вступительные экзамены и даже улыбнулась.

Мать Джины была очень религиозна и всегда по воскресеньям брала дочь с собой на мессу. Джина никак не могла взять в толк – если Бог – это любовь, то почему мать не любит ее.

Глава 4

– Итак, девочки и мальчики, вы попали в эту школу для того, чтобы учиться быть актерами. Разрешите мне представиться. Меня зовут Руди Григороф, я работаю руководителем актерской группы с 1951 года.

Русский развел руками, как будто хотел обнять весь класс.

– Мы будем ставить Шекспира, Чехова, Брехта. Вы научитесь понимать и любить их. Ну вот, я рассказал вам немного о себе. А сейчас я хочу узнать, кто вы такие, и есть ли среди вас таланты. Теперь каждый из вас попробует немного поиграть, и мы увидим, что у нас есть. Ну что ж, начнем с… – мистер Григороф говорил с заметным акцентом.

Фрэнки, сидевшая рядом с Джиной, строила странные гримасы, напоминающие Руди Григорофа. Джине хотелось смеяться, но от волнения она словно окаменела. Она была уверена, что окажется самой бесталанной в классе, и с ужасом представляла себя стоящей лицом ко всем и играющей.

Она с волнением наблюдала, как другие студенты вставали, когда называли их имена, проходили в центр студии и начинали читать монологи. Почти все декламировали Шекспира, и это немного ее успокоило. Руди, в съехавших на нос очках, молча сидел за столом и смотрел. Джине он казался необычайно маленьким и напоминал какого-то сказочного гнома. Он был абсолютно лысым и только над ушами торчали клочья жиденьких волос.

Джина слышала, что Руди часто доводил студентов до слез. Она была рада, что пока он не отпускал никаких едких замечаний. Неожиданно вызвали Фрэнки. Она встала в центре комнаты и представилась.

– Фрэнки Дюваль, – повторил Руди, потирая руки. – Дочь Дени Дюваля. В свое время я учил вашего отца. Возможно, когда-нибудь вы сможете объяснить мне, почему ваш отец оставил прекрасную карьеру классического актера и начал сниматься в Голливуде. Он был очень талантлив. Ну, давайте посмотрим, что вы унаследовали от своего отца.

Фрэнки улыбнулась и с чувством начала читать монолог Катерины из «Укрощения строптивой». Она закончила и продолжала стоять в ожидании комментариев маэстро. Но их не последовало. Фрэнки вернулась на место и села. Следующей была Джина.

– Я вижу, у нас в классе появился ангелочек, – сказал Руди. – Ну, мой ангел, давайте посмотрим, умеете ли вы летать. Начинайте.

Как обычно, когда Джина начинала играть, она полностью погружалась в свою роль и забывала, где она и что. И лишь дойдя до конца, услышала голос Руди:

– Никогда не играйте Джульетту, мой ангел, пока до конца не поймете, что она чувствует. Следующий.

Джина вернулась на место, ее щеки горели, безжалостно выдавая смятение. У нее нет никакого таланта, ей не место здесь. Она, как сквозь туман, наблюдала за Бетиной, представляющей Марию из «Двенадцатой ночи». Джина не помнила, сколько пропустила выступлений, но вдруг, сквозь ее мрачные мысли пробился красивый мужской голос. Она подняла голову. Он был стройным и высоким, с темно-каштановыми волосами и небесно-голубыми глазами.

Она, как и все девушки в классе, сидела, словно пораженная громом. Он великолепно сыграл один из известных монологов Гамлета. Джина не сводила с него зачарованных глаз, даже когда он сел. Она наклонилась к Фрэнки:

– Как, он сказал, его имя?

– Мэтью Валмонт. Он неотразим, и прекрасно об этом знает.

– Хорошо, леди и джентльмены, благодарю вас за вашу игру. Все были великолепны, несмотря на то, что жутко напуганы. Нам еще предстоит много работать, если вы хотите, чтобы публика платила за вашу игру на сцене. Зритель очень не глуп, он чувствует, когда актер играет для его удовольствия. Не должно быть никаких пропусков занятий, в противном случае, вы можете идти и работать в каком-нибудь офисе, где, возможно, не такая жесткая дисциплина. Я ясно выражаюсь? Надеюсь, все понятно. Встретимся завтра, все свежие, бодрые, и начнем работать по-настоящему.

Руди стремительной походкой вышел из класса. Все сидели молча. Наконец, медленно стали расходиться. Джина видела, как за дверью исчез Мэтью Валмонт, окруженный кучкой девушек.

– Кто-нибудь хочет кофе? – спросила Фрэнки.

Был последний день первой недели, и у подруг уже вошло в привычку обсуждать события в кафе через дорогу. Они все были полностью измотаны. День начинался в восемь тридцать с основательной разминки. Фрэнки, как всегда, прибегала за несколько секунд до начала занятий и все время ворчала, выполняя тренировочные упражнения для тела и голоса, жалуясь, что уже давно полночь.

После тренировок начинались занятия по диалектам, текстам или уроки импровизации. Несмотря на то, что школа готовила классических актеров, она давала студентам азы всех необходимых знаний. Здесь были и уроки балета, исторической, или истерической, как шутила Фрэнки, чечетки. К тому же двадцать минут в неделю у студентов были индивидуальные занятия по постановке голоса.

– Как будто нас отбирают в хористки для Лайн Хора, – однажды пошутила Бетина.

В группе «Б» было четырнадцать студентов: девять девушек и пять ребят. И Джине только к концу недели удалось запомнить все имена и лица.

– К сожалению, я не смогу пойти с вами. Уезжаю в Йоркшир на встречу с родителями. На этот уик-энд у нас намечается грандиозное семейное торжество, и примерная дочь должна присутствовать там, на случай, если какой-нибудь благородный молодой сыщик западет на нее рыжие волосы и веснушки. Желаю хорошо провести выходные. Увидимся в понедельник, – и Бетина умчалась.

Фрэнки и Джина перешли дорогу и заняли свою любимую кабинку в баре.

– Господи, я еще никогда так не радовалась концу недели. Я измотана вконец. Собираюсь весь завтрашний день провести ж постели, а вечером куда-нибудь выйти. Хочешь пойти со мной?

Джина знала, что завтра ей придется встать в семь утра и к восьми уже быть в обувном магазине. Целый день она будет обслуживать покупателей и придет домой не раньше шести. У нее едва хватит сил, чтобы съесть картофельную запеканку с мясом, которую мать всегда готовит по воскресеньям, и уснуть без задних ног. Мысль о том, что можно провести весь день в постели, а вечером сходить в театр или еще куда-нибудь, показалась ей блаженством.

– Нет, спасибо, Фрэнки, – она печально вздохнула. – По воскресеньям я работаю, мне нужны деньги.

– Послушай, Джина, мой папа – мужчина при деньгах, он недавно подарил мне маленькую безделушку, так называемую кредитную карточку. Так что, ты только скажи, и мы купим все, что тебе понравится. О'кей?

Джина кивнула.

– Ой! – Фрэнки толкнула Джину локтем. – Ты только посмотри, кто идет! – она заметила, что лицо Джины засияло от радости.

Мэтью Валмонт медленно шествовал к свободному столику с высокой, стройной блондинкой, которая тоже училась в их группе.

Джина чувствовала, что краснеет, но не могла ничего с собой поделать.

– Этот мальчик далеко метит. Он так и притягивает своей сексапильностью, но это не мой тип. Я их знавала раньше. Они все время слонялись по студиям Сансет, работали в барах, в надежде, что им удастся там зацепиться.

– Паула Френклин выглядит шикарно, не правда ли? – спросила Джина, глядя на девушку рядом с Мэтью.

– Да, недурна. Она не теряет времени даром. Подцепила самого красавчика в школе.

Джина заметила, как Мэтью обнял Паулу, и она крепко поцеловала его в губы.

– Ты говорила, что тебе уже восемнадцать? – спросила Фрэнки, закуривая сигарету.

– Да, вообще-то в следующее воскресенье мне исполнится девятнадцать.

– О! Ты на десять месяцев меня старше. Мне только два месяца назад исполнилось восемнадцать лет. Это была не вечеринка, а сущий ад. А что ты планируешь?

– Пока ничего. Если честно, то я не думала об этом.

– Джина, дни рождения – это прекрасная возможность выпустить пар, а не все пропустить. Ну, мы это организуем как-нибудь, – Фрэнки на секунду задумалась. – Я думаю, тебе все-таки надо приехать ко мне на выходные. Мы бы походили по магазинам, пообедали где-нибудь, и, может быть, даже посидели в Савойе. Отец всегда туда ходит, когда бывает в городе. Что ты скажешь?

Джине хотелось сказать, что все это звучит очень заманчиво. Но она вынуждена работать по воскресеньям, чтобы платить за обучение.

– Спасибо за приглашение, Фрэнки. Но мне надо работать. Я…

– О Боже милостивый, Джина! Одно воскресенье ничего не изменит. И вообще, кто работает в день собственного рождения? Обещаю, ты не потеряешь ни цента. И, пожалуйста, не надо ничего усложнять и показывать мне свою пресловутую гордость. Мой отец действительно богат, а я в этом городе чувствую себя очень одинокой. Пожалуйста, доставь мне удовольствие.

Все звучало так соблазнительно. Джина подумала, что, наверное, сможет взять несколько фунтов из своих скудных сбережений, а к концу недели как-нибудь сведет концы с концами. В конце концов, это был особый случай, и ей очень не хотелось отказываться от предложения Фрэнки дружить.

– Ну, ладно, я попрошу у босса один выходной.

– Замечательно, тогда все решено. Ты только скажи своему драгоценному боссу, что тетушка Фрэнки приедет из Штатов специально к тебе на день рождения. По рукам?

– По рукам, – Джина довольно улыбнулась.

Неожиданно она ощутила легкий хлопок по плечу и, повернувшись, увидела Мэтью Валмонта.

– Привет, я Мэтью Валмонт. А вы?

У Джины пересохло в горле, она не могла сказать ни слова.

– Это – Джина, та самая знаменитая Джульетта, а я Фрэнки.

– Мне показалось, мы с вами очень часто встречаемся, вот я и решил подойти и представиться. А так же, – Мэтью поклонился Джине, – я просто хотел выразить восхищение вашей игрой Джульетты. До скорой встречи.

– Ну и ну, – протянула Фрэнки, как только Мэтью отошел, – конечно, это не Ларри Оливье, отвесивший тебе комплимент, но все равно… – Фрэнки внимательно посмотрела на Джину. – Эй, тебе плохо или что?

Джина вся пылала. Она просто не могла поверить.

Глава 5

В следующую пятницу Джина сидела на кровати, глядя на весь свой жалкий гардероб, раскиданный по комнате. Ничего подходящего для тех мест, куда Фрэнки хотела ее сводить, у нее не было. Она примерила свое лучшее платье, купленное года четыре назад, окинула себя критическим взглядом и сложила все вещи в сумку. Теперь уик-энд не казался такой уж заманчивой идеей. Вздохнув, Джина захлопнула сумку и направилась в кухню, где мать ела свои обычные тосты с мармеладом. Рядом с тарелкой лежала небольшая коробка и открытка.

– Завтра я тебя не увижу, так что подарю тебе подарок сегодня.

– Спасибо, мама. Можно, я открою.

– Пожалуйста, если хочешь.

Джина развязала ленточку на коробке и увидела шерстяные шапочку, шарф и перчатки мрачного коричневого цвета.

– Это тебя согреет по дороге в твою школу.

Подарок был первым шагом к примирению. Джойс наконец-то поняла, что не в силах запретить дочери учиться в этой школе, а Джина знала, что главное – сохранять спокойствие.

– Спасибо, мама, эти вещи мне очень пригодятся.

Джина быстро доела свой тост, мечтая поскорее убежать в школу. Она чувствовала, что Джойс не одобряла ее поездку на уик-энд, но решила не обращать внимания на ее замечания и не рассказывать подробно. Она сказала только, что проведет выходные с подружкой из группы. Джина встала из-за стола и пошла в комнату за сумкой.

– Ты пойдешь на работу? – донесся голос Джойс из кухни.

– Не знаю, скорее всего – нет. До свидания, мама.

Шагая по улице, Джина ощущала себя в необычайно приподнятом настроении. Она с нетерпением ждала предстоящего уик-энда.

– О'кей, я расскажу тебе мой план, – сказала Фрэнки, попивая кофе. – Сегодня вечером, по дороге домой, мы зайдем куда-нибудь выпить, можно захватить с собой пиццу. Съедим ее дома и ляжем спать пораньше. Завтра нам понадобятся силы, малыш. Утром я отведу тебя к парикмахеру, я уже договорилась о встрече, а после ланча мы сделаем кое-какие покупки. Ну и вечером… – Фрэнки загадочно улыбнулась. – Осталось только дождаться вечера и все увидеть своими глазами.

– Фрэнки, ты купила мне абонемент к парикмахеру? – спросила Джина с беспокойством, касаясь своих волос.

– Джина, твоей гривы ножницы касались, кажется, когда ты была грудным младенцем. Запомни, в эти выходные ты – в моих руках, пожалуйста, положись на меня. Ну, допиваем и уходим.

Такси промчало их по Стрэнду и повернуло на Ковент-Гарден.

– О'кей, здесь все будет в лучшем виде.

Девушки вышли из такси и спустились по ступенькам в бар.

– Это местечко открылось только недавно. О Боже, оно вполовину меньше своего собрата в Нью-Йорке.

Ресторан был почти пустой. Фрэнки подвела Джину к длинной стойке бара, подвинула стулья и заказала шампанское.

– Конечно, сейчас не лучшее время. Здесь народ начинает собираться только после спектакля.

– Где мы?

– Это, моя дорогая, «Джо Аллен» – самый известный театральный ресторан в Нью-Йорке, а теперь и в Лондоне. Вот сюда ты будешь наведываться пообедать, когда станешь суперзвездой.

Бармен наполнил бокалы шампанским.

– Ну, давай, за первый в твоей жизни уик-энд, – и Фрэнки сделала большой глоток.

Джина не хотела говорить Фрэнки, что никогда в жизни не пробовала алкоголя, даже шампанского. Она поднесла бокал к губам и почувствовала, как пузырьки маленькими искорками ударили ей в нос. Джина глубоко вздохнула и сделала глоток. Золотистая жидкость теплом разлилась внутри. Фрэнки одна опустошила почти всю бутылку. Джина наслаждалась тем, что этим вечером она не дома, а в людном ресторане пьет шампанское.

– Пора. Время возвращаться в пещеру летучей мыши.

Когда такси промчало их по Тауэр Бридж, глядя на освещенную яркими огнями Темзу, Джина поняла, что за всю свою жизнь в Лондоне она никогда не видела этого очаровательного места.

– Ну, вот мы и дома, мадам, – торжественно произнесла Фрэнки, когда они входили в огромный вестибюль.

Портье за столом вежливо поздоровался с ними.

– Добрый вечер, Роберт, – ответила Фрэнки и нажала кнопку лифта.

Девушки вошли в лифт, и Джина увидела, как на панели, загораясь один за другим, мелькали номера этажей. Лифт медленно поднимался. Они вошли в холл, покрытый мягким ковром. Там была только одна дверь. Фрэнки порылась в сумке, достала ключ и открыла ее. Джина вошла следом.

– Это и есть так называемая фешенебельная квартира.

Прямо перед Джиной было огромное, во всю стену, окно, из которого открывалась сказочная панорама Лондона. Там, вдали, земля сливалась с небом. К востоку сверкал огнями Тауэр Бридж, а к западу возвышался купол собора Святого Павла.

Джина поразилась размерам комнаты. Высокий сводчатый потолок нежного пастельного оттенка. Камин и огромные мягкие диваны. Фрэнки зажгла лепные газовые светильники. Их пламя наполнило комнату домашним уютом и комфортом, затем нажала кнопку на стене и тяжелые шелковые портьеры беззвучно сомкнулись, скрыв за собой танцующие огни города.

– Я покажу тебе твою спальню. Ты будешь спать в комнате рядом с моей.

Пройдя длинный коридор, Фрэнки привела Джину в комнату, лучше которой она еще никогда не видела. Стены комнаты были обиты ситцем от Сандерсана с узором из нежно-розовых цветов. В центре стояла маленькая кровать на резных ножках, покрытая розовой тканью.

Фрэнки швырнула сумку Джины на кровать.

– Когда художник по интерьеру переделывал дом, папа отделал эту комнату специально для меня. Он все еще думает, что мне десять лет. Я ненавижу эту комнату, сплошной китч.

Джина представила свою комнатушку со старым протертым покрывалом на кровати и выцветшими желтыми обоями, и решила – пусть это китч, но ей нравится.

– Пойдем, посмотришь комнату отца, там сейчас живу я. Вот уж где проявилась его истинная фантазия.

Пол огромной комнаты был весь покрыт шикарным шерстяным ковром с длинным ворсом. На нем возвышалась круглая кровать с тигровой шкурой вместо покрывала.

– Прыгай, покатаемся, – Фрэнки толкнула Джину на кровать. Она повернула ручку, и кровать начала медленно вращаться. – Это одна из маленьких папиных причуд. Я поражаюсь, почему здесь нет никакой потайной двери, через которую он мог бы удрать от своей очередной «тетушки», – Фрэнки опять повернула ручку, и кровать остановилась. Джина лежала и чувствовала, что ее начинает тошнить.

– Правильно, тебе надо пойти и умыться, а я пока пошлю за чудесной пиццей. Потом займусь твоим безнадежно устаревшим гардеробом.

Девушки ели пиццу, сидя у камина. Джина чувствовала себя Алисой в Стране чудес.

– О'кей, теперь пошли со мной, – они вошли в соседнюю комнату, это была гардеробная. – Здесь должно найтись что-нибудь подходящее, – Фрэнки начала распахивать зеркальные дверцы шифоньеров, стоящих вдоль стен.

Джина с недоумением смотрела на шкафы, забитые одеждой.

– Чье это все?

– Кое-что мое, кое-что тетушки Лиз, пару вещичек – тетушки Деб. Вот это, я думаю, тебе подойдет.

Джина примеряла платья и костюмы, которые Фрэнки доставала из глубины шкафов. Наконец, они выбрали великолепный голубой костюм от Шанель с традиционными золотыми пуговицами спереди. Он подчеркивал стройные ноги Джины и придавал ее внешности какую-то утонченную изысканность.

– Моя Золушка, ну разве ты не превратилась в принцессу? Ты должна это одеть, когда мы пойдем по магазинам. Наконец-то я поняла, что надо купить тебе ко Дню рождения. О'кей, время идти спать. Комнатная обслуга в моем лице завтра прибудет в вашу комнату с чашечкой кофе ровно в девять. В десять мы должны выйти.

Джина неохотно собрала свои вещи. Они выглядели такими убогими по сравнению с великолепными нарядами, в которых она разгуливала по комнате еще полчаса назад.

– Спокойной ночи, Фрэнки.

– Спокойной ночи. Спи крепко в своем цветочном будуаре, – она подмигнула Джине, и та на секунду крепко прижала к себе свою подружку.

Когда Фрэнки ушла, Джина пошла в ванную комнату и умылась, почистила зубы, потом забралась в мягкую уютную постель. Она вспомнила о матери, давно уже спящей на другом конце Лондона. Удобно устроившись под одеялом, Джина загадала, чтобы уик-энд длился вечно.

Глава 6

– Что мадам хочет? – приветливо спросила темноволосая итальянка-парикмахер.

Целый час Джина, сидя перед зеркалом, смотрела, как ее золотые локоны, словно перья, опадали на пол. Парикмахер взяла зеркало и показала Джине затылок.

– Вы видите, совершенно не коротко. Я только придала форму и немного уложила, чтобы ваши волосы выглядели еще прекраснее.

– Большое спасибо, так гораздо лучше.

Джина посмотрела на ногти, которые маникюрша покрыла нежно-розовым лаком и решила, что ей нравится быть ухоженной. В зеркале она увидела Фрэнки, направляющуюся к ней.

Фрэнки весело улыбнулась.

– Говорила же я тебе, все будет великолепно! Она подошла к столу и подала кредитную карточку.

Расписавшись, Фрэнки подошла к Джине и заметила ее настороженный взгляд.

– Послушай, это все за счет отца, он оплачивает все счета, так что не волнуйся. Ну, пошли на поиски подарка к твоему дню рождения.

Следующие два часа Джина вслед за Фрэнки носилась по всем магазинчикам на Кингз Роуд. Она примеряла платье за платьем, но Фрэнки все не нравилось, и она тащила ее в очередной магазин. Наконец, когда Джина сказала, что ее желудок не против чего-нибудь съесть, они остановились перед витриной.

– Замечательно, – произнесла Фрэнки, и Джина увидела себя, в который раз, в еще одном наряде. Теперь даже Фрэнки согласилась, что это неплохо. Черное платье из тафты, с рукавами, слегка прикрывающими плечи, и треугольным вырезом, плотно обтягивало тонкую талию Джины, подчеркивая прекрасные бедра и ноги.

– Мы берем его, – тут же сказала Фрэнки. – И пока мы еще здесь, я примерю вот это.

«Этим» оказался красный костюм из блестящего шелка – открытая блузка-топ и брюки. Широкий, черно-золотой пояс завершал ансамбль. Фрэнки вышла из примерочной, похожая в нем на изгнанную из гарема. Выглядела она сногсшибательно.

Пока Фрэнки переодевалась, Джина посмотрела на ценник своего платья. На распродаже цена была снижена с трехсот пятидесяти фунтов до двухсот. Она чуть не упала, когда увидела чек на четыреста фунтов за платье и туфли, купленные Фрэнки специально под ее платье. Не удивительно, что она не смогла есть. Она все время думала, что на эти деньги они с матерью смогли бы прожить, по крайней мере, два месяца. Фрэнки, тем временем, уплетая пирожные, все время болтала.

– Это платье как будто создано для тебя, и даже цену снизили, чтобы ты не чувствовала себя такой виноватой. Тем не менее, с Днем рождения! – Фрэнки подняла бокал с фраскати. – Теперь мы поищем тебе какие-нибудь вещи на каждый день. Ты будешь носить их в школу и перестанешь выглядеть, как маленькая сиротка Энни. Я хочу купить себе еще пару костюмов для этих проклятых утренних разминок.

Они направились к Харродзу, где кредитная карточка Фрэнки поработала еще раз. Через два часа они вывалились оттуда, нагруженные огромными сумками, свертками и коробками. Фрэнки щеголяла в огромной фетровой шляпе, которую ей настоятельно рекомендовали приобрести в шляпном отделе.

– Нам еще что-нибудь надо?

Джина улыбнулась и покачала головой.

– Нет, Фрэнки, у меня сейчас точно отвалятся руки, если я где-нибудь не присяду.

– Прекрасно, значит, ловим машину и едем домой. У нас впереди долгий вечер.

Когда Фрэнки открыла дверь, в квартире зазвонил телефон.

– Почему бы тебе не раздеться и не принять душ? Потом я займусь твоим макияжем.

Через полтора часа Джина стояла перед зеркалом в гардеробной и любовалась великолепной женщиной в черном платье. Ее по-новому причесанные волосы блестели, а легкий макияж, профессионально сделанный Фрэнки, подчеркивал огромные глаза и мягкие линии губ.

– Знаешь, Руди был прав. Ты действительно похожа на ангелочка, – тихо отметила Фрэнки, восхищаясь своей работой.

– Ты выглядишь ничуть не хуже, – Джина улыбнулась высокой блестящей фигуре, облаченной в новый красный костюм.

– Да, теперь меня не потеряешь, это точно. Ой, чуть не забыла, один момент. А вот и мы! С Днем рождения! – она протянула Джине аккуратно завернутую коробочку.

– Фрэнки, я думала, платье – это…

– Моя милая Джина, ты – моя подруга, я уверена, мы будем вместе до конца нашей жизни. Послушай, неужели бы ты не купила мне подарок, если бы у тебя был богатый отец, а у меня – нет?

Джина кивнула.

– Да, конечно, но…

– Так открывай коробку и заткнись. Все, что есть у меня – это и твое тоже. Я просто чувствую, что когда-нибудь ты сможешь отплатить мне за это в сто раз больше. О'кей.

В коробочке лежала нитка жемчуга и пара жемчужных сережек в форме капелек.

– Точно под платье.

– О! Фрэнки, я даже не знаю, что сказать. Я…

– Не говори ничего, просто пообещай, что будешь держаться меня. О'кей?

Вдруг какая-то грусть блеснула в глазах Фрэнки. Она казалась маленькой, потерявшейся девочкой. Джина подошла и крепко прижала ее к себе.

– Конечно, Фрэнки, я всегда буду с тобой. У меня никогда раньше не было настоящей подруги, и я не намерена терять ее сейчас, когда только что нашла.

– Славно, и я тоже!

– Я собираюсь, как это ты сказала недавно? Присосался как…?

– Присосался, как дерьмо! – Фрэнки улыбнулась. – А сейчас я попрошу Роберта вызвать нам машину, и мы поедем пить в новый отель на реке.

Фрэнки вышла из комнаты. Джина не могла понять, как она, не имеющая ничего, может жалеть девушку, которая живет, как принцесса, все имеет и все может купить. У Фрэнки под маской сильной и уверенной в себе девушки, которую она надела до конца своей жизни, чувствовалась тонкая и ранимая душа. У них было что-то общее. Одиночество.

Глава 7

– Джина, ты что, так и просидишь целый вечер, словно деревянная? – хихикнула Фрэнки. – Расслабься и веселись. Это твой вечер.

Джина кивнула головой и отпила из бокала. Они сидели в совершеннейше шикарном баре на самом верху недавно открывшегося «Тауэр Отеля». Она не знала точно, как реагировать на тот факт, ЧТО ВСЕ МУЖЧИНЫ УСТАВИЛИСЬ НА НЕЕ, когда она вошла в бар.

– Так сколько же в твоей жизни было мужчин?

– О, ни одного настоящего, – ответила Джина.

– Так ты до сих пор, как это говорится, нетронутая?

– Что?

Фрэнки нагнулась поближе и прошептала:

– Я, моя дорогая, пытаюсь выяснить, так тонко, как умею, жила ли ты уже половой жизнью и не потеряла ли ты свою невинность на заднем сиденье какого-нибудь автомобиля? О'кей, мисс Невинность, вы девственница.

Джину как громом ударило.

– Конечно, – сказала она, удивленно глядя на Фрэнки.

– Чудесно! Я думаю, ты подождешь, пока выйдешь замуж?

– Да, я тоже так думаю.

Фрэнки цинично улыбнулась.

– Ладно, давай закроем эту тему. В любом случае, желаю удачи.

– Ты скучаешь по своему отцу? – тихо спросила Джина.

Глаза Фрэнки помрачнели.

– Нет, я очень редко видела его, даже когда жила с ним. Он постоянно был на съемках, когда я была ребенком. Тогда мы жили в другом доме, за рекой. Наша квартира была похожа на темный шкаф для метелок. У него совершенно не отцовский тип. Конечно, он испортил меня этими чертовыми деньгами и дорогими подарками. Я думаю, это все из-за смерти мамы. Тогда мне был всего год. И он всегда чувствовал вину за свое постоянное отсутствие, – Фрэнки пожала плечами. Стало ясно, что она сказала достаточно. – Как бы там ни было, я уже большая девочка, и мне не нужен отец, чтобы вытирать нос или что-нибудь еще. Хватит, уже давно пора встряхнуться, иначе мы опоздаем.

Фрэнки подозвала официанта и открыла свою сумочку.

– Черт! – выругалась она, вытряхивая все содержимое на стол.

– Что случилось?

– К чертям! Я оставила свой кошелек вместе с кредитной карточкой дома. Нам придется вернуться за ним. Слава Богу, что у меня есть немного денег, чтобы расплатиться здесь и взять такси.

Такси притормозило у дома, и Фрэнки протянула Джине ключ.

– Будь ангелом, поднимись наверх и забери кошелек. По-моему, он на столе в гостиной. Я останусь здесь и подержу машину.

Джина на лифте поднялась на последний этаж, достала ключ и открыла дверь. Она поискала выключатель. Но вдруг, неожиданно, сам по себе загорелся свет, и Джина увидела перед собой море лиц. Лица начали шуметь и смеяться. Она уловила выкрики «Сюрприз» и «С Днем рождения!».

Кто-то знакомый обратился к ней. Девушка раскрыла свои объятия и крепко обняла Джину.

– Джина, очнись, если ты сейчас не закроешь рот, к тебе туда заберется стадо коров. Это я – Бетина, а это наши друзья из школы. Вот тебе сюрприз ко дню рождения, сделанный стараниями Фрэнки Дюваль и Бетины Лонгдейл.

– Речь, речь! – закричал кто-то.

– Да, ради всего святого, Джина, скажи что-нибудь сейчас, пока мы еще не напились и в состоянии тебя понять, – попросила Бетина.

Комната погрузилась в тишину, и Джина почувствовала, как кто-то подталкивает ее вперед. Она обернулась, и увидела сияющую Фрэнки.

– Я же говорила тебе, что день рождения – прекрасный повод для веселья, – шепнула она. – А сейчас, давай, скажи что-нибудь. Актрисы отличаются тем, что у них в запасе всегда найдется дюжина благодарственных речей для такого рода событий.

– Ну, – застенчиво начала Джина и откашлялась. – Мне… Я очень удивлена, как вы, наверное, успели заметить. Спасибо вам за то, что вы пришли. И еще особая благодарность Фрэнки и Бетине, которым я больше в жизни ничего не расскажу. А теперь, пожалуйста, дайте мне выпить.

Бетина вручила ей бокал шампанского.

– О'кей, приглушите свет и включайте музыку. Давайте начинать вечеринку, – провозгласила Фрэнки и тут же унеслась в другой конец комнаты.

Ритмичная музыка наполнила комнату жизнью, и все начали танцевать. Джина стояла среди них и совершенно не знала, что ей делать. Она последовала примеру Фрэнки и налила себе еще шампанского. Ей стало гораздо лучше. «Это все для меня», – повторяла про себя Джина, пытаясь протиснуться к Фрэнки и Бетине.

– Ты счастлива? Разве тетушка Фрэнки не говорила тебе, что это будет прекрасный вечер? Немного удивлена, да? – Фрэнки повернулась к Бетине и они засмеялись, как нашалившие школьницы. – Извини за забытый кошелек, но мы хотели, чтобы ты первая вошла в эту комнату, после того, как Бетина организовала выпивку и всех впустила. Я думаю, что даже официант мне поверил.

– Нам показалось, что это прекрасная возможность собраться вместе и узнать лучше друг друга вне школы, – добавила Бетина.

– Должна сказать тебе, Джина, выглядишь ты неотразимо. Фрэнки говорила, что собирается поработать над тобой, но ты превзошла все ожидания, – Бетина повернулась к Фрэнки. – Интересно, а со мной ты смогла бы сделать то же самое?

Три девушки весело смеялись, стоя в кухне и попивая шампанское, болтая между собой. Джина еще никогда не чувствовала себя такой счастливой. Вдруг она почувствовала на своем плече чью-то руку. Она повернулась и увидела перед собой Мэтью Валмонта.

– С днем рождения, Джина! – он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Ты выглядишь сегодня потрясающе… Можно пригласить тебя на следующий танец?

Джина кивнула, Мэтью взял ее за руку и повел в гостиную. Звучала медленная мелодия, и она почувствовала, как заколотилось ее сердце, когда сильные руки Мэтью обняли ее. Они медленно кружились под музыку. Мэтью прижал Джину к себе, и она опустила голову ему на плечо. Какие-то волнующие, трепетные ощущения внизу живота медленно просыпались в ней, разливаясь по всему телу. Она так близко чувствовала его тело, что у нее задрожали ноги. Когда Мэтью нежно поцеловал ее в губы, ей показалось совершенно нормальным ответить ему поцелуем. Джина закрыла глаза, и их губы встретились. Вдруг Мэтью неожиданно отошел.

– Спасибо за танец, Джина. Встретимся, – Мэтью протянул руку Пауле и ушел, оставив Джину одну в центре танцующей массы.

Джина чувствовала, что начинает краснеть. Она была уверена, что все заметили, что произошло. Джина бросилась к балконной двери, которую открыли, чтобы проветрить накуренную комнату, и вышла на балкон в темноту. Она дрожала от холодного ночного воздуха. Слезы ручьем текли из глаз, и она даже не пыталась их сдерживать. Джина чувствовала себя совершенно уничтоженной. Вечер, казавшийся ей таким волшебным, был испорчен. И так захотелось оказаться в своей маленькой комнатке, услышать приглушенные звуки телевизора, доносящиеся из гостиной. Конечно, это не было бы так романтично, но зато вполне безопасно. У нее не было носового платка, и она шумно вытерла нос рукой.

– Прекрасная ночь, не правда ли? – раздался чей-то звонкий голос из темноты. Джина, уверенная, что она одна на балконе в своих горьких мыслях, от неожиданности чуть не упала. Она с ужасом повернула голову туда, откуда звучал голос, и различила темную фигуру с сигаретой в руках в двух шагах от себя. Фигура опять заговорила.

– Не часто случается увидеть Семь Сестер и Пояс Ориона. Сегодня, наверное, очень ясная ночь.

– Простите?

– Звезды, моя дорогая, звезды. Следите за моей рукой, и я покажу вам Сестер, тесно прижавшихся друг к другу, как языки пламени, скрывающиеся от дождя. А вот там, справа, Пояс Ориона. Когда я был еще очень маленьким, моя мама часто рассказывала мне сказку о Большой Медведице. Вон та фигура, висящая над нами, видите?

– Да, мне кажется, я вижу. А что за сказку рассказывала вам мама?

– В этой сказке, моя дорогая, говорилось о том, что если поздно ночью, когда тебе, как послушному ребенку, нужно сладко посапывать в своей кроватке, ты выглянешь в окно, Большая Медведица увидит тебя, оживет и сойдет с неба. Она заберет тебя из твоей комнаты своими огромными лапами и отнесет в свою небесную берлогу. А утром угостит на завтрак тостами.

Мужчина подался вперед, достал из кармана большой белый носовой платок и предложил его Джине.

– Вытрите слезы, прежде чем думать о панде, сбежавшей из Лондонского зоопарка.

Он осторожно провел пальцем у нее под глазом и, удивленно подняв брови, показал ей. Палец был черным.

– Простите, что нарушил ваше уединение, хотя вы являли такую трогательную картину. Всего хорошего, мисс Джина Шорт.

Он подошел к открытой двери и обернулся.

– Чарльз Деверокс, кстати. Увидимся позже, – и с этими словами он исчез.

Джина решила, что ей срочно нужно пойти в ванную комнату. Она улыбнулась своему взъерошенному отражению в зеркале и попыталась привести себя в порядок. Веселиться уже совершенно не хотелось, но ведь Фрэнки и Бетина устроили все специально для нее. И только из благодарности к ним она сделала веселое выражение лица.

Выйдя из ванной, Джина увидела, что Бетина висит на каком-то мужчине вдвое ниже ее. Она зашла на кухню. Там с кем-то беседовала Фрэнки. Джина налила себе стакан спиртного и нерешительно осмотрелась по сторонам, пытаясь найти парня с балкона, но тот исчез. Она допила свой стакан и налила еще. Потом побрела в гостиную, где вечеринка была в самом разгаре, на диване в изнеможении лежали несколько человек. Сев на стул напротив дивана, она осушила свой стакан, потянулась за другим, наполовину наполненным какой-то жидкостью, и опять выпила.

– Хочешь потанцевать? – спросил парень из ее группы.

– Почему бы и нет? – она закрыла глаза и повисла у него на плече. У нее кружилась голова, и она почувствовала тошноту. Открыв глаза, она увидела рядом с собой Мэтью, поглощенного страстными поцелуями с Паулой.

– Извини, – сказала она парню, бросилась в коридор и нашла дверь в свою комнату. Джина вздохнула с облегчением при виде уютной кровати. Ей нужно только немного полежать, и она почувствует себя лучше. Она сбросила туфли, с облегчением опустилась на кровать, закрыла глаза и заснула.

Глава 8

Джина проснулась от странного шума в голове. Она открыла глаза и поняла, что от малейшего движения ее стошнит прямо на прекрасное покрывало.

– Я умираю, – простонала она, чувствуя сильное биение в висках. Джина поняла, что ей срочно нужно бежать в ванную, но не успела встать, как почувствовала сильный приступ тошноты. Ее рвало. Стоя на коленях и обхватив туалетный столик руками, она пыталась освободиться от всего выпитого за вчерашний вечер. Неуверенно стоя на ногах, она вытерла рот и обессиленная упала на кровать, закрыв глаза в ожидании конца. Какие-то голоса доносились из соседних комнат. Среди них Джина могла различить только веселый и звонкий смех Бетины. Черное платье, которое было на ней, ужасно измялось. Она села, стащила его с себя, пошатываясь, подошла к шкафу и повесила на плечики.

– У него такой же вид, как и у меня, – пробормотала Джина и побрела в ванную принять душ.

Горячая струя воды немного освежила голову. Она вытерлась мягким белым полотенцем, вернулась в комнату и опять легла. Все события прошедшего вечера пронеслись у нее перед глазами со всей ясностью и болью. Ее поразило, что те непонятные ощущения внизу живота, которые она почувствовала, танцуя с Мэтью, все еще волновали ее и никак не были связаны с алкоголем. Ей захотелось очистить свое сердце так же, как она очистила желудок. Но это было, к сожалению, невозможно. Ее чувства были скрыты где-то в глубине сердца.

– Милый, – произнесла Джина и улыбнулась этому слову, совершенно не соответствующему ее чувствам.

Одевшись, с раскалывающейся головой, Джина спустилась в кухню, где мирно завтракали Фрэнки и Бетина.

– Ага, вот и Спящая Красавица! Если ты уж так удачно избежала уборки, так хоть присядь и позавтракай немного.

Джину передернуло.

– Я думаю, тетушка Фрэнки не ошибается – у нашей малышки Джины, по-видимому, жуткое похмелье.

Джина кивнула.

Фрэнки ухмыльнулась.

Бетина встала, схватила Джину за руку и усадила за стол.

– Мой папа, который пьет, как сапожник, всегда в таких случаях плотно завтракает. Советую и тебе заняться этим же, – она намазала маслом несколько тостов, налила чаю и поставила все это перед Джиной. – Давай трескай, и почувствуешь себя в сто раз лучше. Мы не можем дождаться, когда ты прольешь свет нам на мистера Валмонта. Не думай, что вы остались незамеченными. Паула чуть с ума не сошла, когда увидела вас вместе. Радуйся, что осталась жива этой ночью, моя девочка.

Джина уронила голову на руки и тяжело вздохнула.

– Давай все стынет! Нам не терпится узнать, что сказал тебе мистер Мерзавец, после чего ты так безжалостно накачалась. Он бросает Паулу или что?

Джина печально покачала головой:

– Нет, мы просто танцевали.

– И целовались, – вставила Бетина.

– И смотрели друг другу в глаза, – дополнила Фрэнки.

– И…

– Вы, двое, заткнитесь. А ты, Бетина, я видела, как ты висела на каком-то парне на голову ниже тебя. Кто он?

Бетина покраснела.

– Ужас, я наверно, выглядела настоящей идиоткой?

– Н-е-е-е-т, – протянула Фрэнки. – Не совсем. Я не имею в виду, что он действительно был ниже тебя на целую голову, это на Западе считается совершенно нормальным. А то, что ты, прижав его к своим пышным формам, долго распространялась о материнском инстинкте, который он пробудил в тебе.

Даже Джине пришлось улыбнуться, когда она увидела лицо Бетины.

– О Боже, я наверно, договаривалась с ним о встрече на следующий вторник, чтобы обсудить проблему Эдипова комплекса. Прекрасный способ сблизиться с нашими однокурсниками и все такое.

Фрэнки зевнула.

– Наверное, а тебе понравилось, Джина?

– Все, кроме этого ужасного похмелья.

– Я не удивлена. Я видела, как ты влила в себя целый стакан текилы, – Фрэнки посмотрела на часы. – Я хотела взять вас с собой в Савойю, но так как сейчас без десяти два…

– Без десяти два! – воскликнула Джина.

– Да, моя маленькая пьянчужка. Я надеюсь, ты поняла, что алкоголь превращает милых девушек в жутких алкоголиков, которые валяются весь день в постели и целуются на вечеринках с чужими дружками.

– Не надо, Фрэнки, пожалуйста.

– Не трогай ее, она очень чувствительная, – одернула ее Бетина. – Да и вообще, мне уже надо уходить, а то Джерри точно вызовет полицию. Надеюсь, мисс Шорт, вы сегодня рано ляжете спать. А завтра, ранним солнечным утром, мы все встретимся у русского гнома.

– О'кей, дорогуша, я позабочусь о мисс Похмелье Года. Иди домой.

– Спасибо за все, Бетина. Мне было очень приятно.

– Да, ты выглядишь так, как будто всю ночь творила добро, моя дорогая Джина, – Бетина улыбнулась и вышла за пальто и сумкой.

Когда она ушла, Джина и Фрэнки направились в гостиную с двумя чашечками горячего чая…

– Послушай, Джина, у меня есть идея.

– Какая? – Джина подозрительно посмотрела на задумчивое лицо Фрэнки.

– Я просто удивляюсь. С тех пор, как я живу одна в этой огромной квартире, я просто изнываю от скуки и безделья по вечерам. Ведь нам придется много работать, и не только в школе. Нам может понадобиться помогать друг другу. Почему бы тебе не переехать сюда и жить со мной?

– О, Фрэнки, спасибо за приглашение, но ты ведь знаешь, какой я банкрот. Я не смогу переехать сюда и жить за твой счет и…

– Я подумала об этом. Папочка дает мне двадцать пять фунтов в неделю, чтобы платить уборщице. Только между нами, я уверена, что мы и сами со всем справимся. Не нужно будет никого нанимать, и никто не узнает, что ты здесь.

– Фрэнки, это прекрасная мысль, но…

– Ты умеешь готовить?

– Да, – ответила Джина. – То есть, я хочу сказать, что сдавала экзамены по домоводству.

– Тогда все решено. Ты остаешься у меня, живешь здесь бесплатно и помогаешь мне убирать и готовить. А то обычно мне приходится тащиться в какой-нибудь ресторан, тратить там кучу денег и просиживать до позднего вечера, вместо того, чтобы, как хорошей девочке, сидеть дома и учиться. Вот видишь – у тебя будет благородная миссия – держать меня дома по вечерам и к тому же экономить мои деньги. Ты даже можешь ездить со мной в школу и из школы на машине, не беспокоясь об оплате. Ну, Джина, скажи «Да»!

Джина вспомнила великолепную спальню, которая вот уже два дня была ее, потом о своей матери, которую завтра придется оставить одну.

– Послушай, я даже могу заключить с тобой контракт, если хочешь. От тебя требуется первоклассный ужин каждый вечер и безукоризненная уборка комнат. Не думаю, что этого не достаточно, – карие глаза умоляюще смотрели на нее. – Представь, как мы сможем веселиться, конечно, в перерывах между твоим рабским трудом на кухне.

В голове у Джины уже возникал план. Она сохранит свою работу по воскресеньям, чтобы иметь деньги. Она будет навещать мать, и ходить с ней по воскресеньям в церковь. Конечно, мать ее не одобрит, но ведь ей уже девятнадцать, и так хочется жить в этом доме вместе с Фрэнки.

– Хорошо, – ответила Джина, и, не торопясь, изложила свой план, подчеркнув, что мать потребует проводить дома хотя бы одну ночь в неделю.

– Очень жаль, конечно, что это будет суббота. Ведь это единственный день в неделе, когда мы могли бы по-настоящему развлечься. Но думаю, это лучше, чем ничего. Значит, ты переедешь завтра?

Фрэнки хотелось сделать все немедленно.

– Нет, не завтра. Мне еще придется все обсудить с матерью. На следующей неделе, если ты действительно хочешь со мной жить, я перееду к тебе.

Фрэнки запрыгала по комнате.

– Конечно, конечно, хочу! А сейчас заткнись и займись составлением меню на следующую неделю!

Джина вернулась домой вечером, еще чувствуя боль в голове и страшась предстоящего нелегкого разговора с матерью. Она подождет до вторника, все хорошенько обдумает, и представит матери веские причины, почему она собирается жить у Фрэнки.

Она не будет говорить, что отец Фрэнки – знаменитый актер, так как заранее знала, что матери это не понравится.

Минут десять Джина подробно излагала матери все аргументы. Она сказала, что обязательно приедет домой на Рождество и будет дома все каникулы.

Джойс сидела и слушала, ее лицо было непроницаемым.

– Джина, ты знаешь, остановить тебя я не смогу. Ты вправе поступать, как хочешь. Убери, пожалуйста, со стола. Через десять минут начнется фильм, я хочу посмотреть, – и Джойс ушла в гостиную.

Если бы мать накричала на нее, запретила уходить, Джина не чувствовала бы себя такой виноватой. Какая-то боль, что ее родной матери совершенно безразлично, где и с кем будет жить ее дочь, пронзила Джину.

В воскресенье, взяв с собой на неделю вещей, Джина закрыла чемодан и пошла в кухню попрощаться.

– Увидимся в следующую субботу.

– Хорошо.

Джина направилась к двери.

– Береги себя, мама.

– Да.

– До свидания.

– До свидания, Джина.

Джине хотелось плакать. Сдерживая слезы, она прошла к метро. Но, вспомнив о Фрэнки, о чудесной комнате, ожидающей ее там, Джина решила, что не будет больше думать, почему ее так ненавидит мать.

В этот вечер Джойс не видела телевизора, льющиеся из глаз слезы застилали ей экран.

Глава 9

Джина быстро привыкла к новой обстановке. Девушкам было очень хорошо вдвоем. Они стали полностью неразлучны. Бетина часто приходила к ним в гости, и они втроем наслаждались вином, сладостями и делились самым сокровенным.

Единственно, что тяготило Джину, это субботние вечера, когда она приходила навещать мать. Джина потихоньку возненавидела дорогу из их тесной квартиры, где мать, как всегда, сидела на кухне и читала газету, в обувной магазин.

Джойс вела себя так, словно ничего не произошло. Она никогда не спрашивала у дочери о ее делах в школе. Джина поначалу делала попытки разговаривать с матерью. Но ответы всегда были односложными, Джина тотчас умолкала и считала часы до возвращения к Фрэнки.

– Не понимаю, почему ты не пошлешь ее к черту и не переедешь сюда навсегда?

– Нет, она моя мать, и я ей кое-чем обязана.

– Поднятым средним пальцем, вот чем. Конечно, это не мое дело, но я не могу видеть, как ты каждую пятницу выглядишь такой несчастной, когда идешь туда, вместо того, чтобы весело проводить выходные.

Джина не хотела обсуждать эту тему, все равно ничего не объяснить. Она утешала себя мыслью, что это всего лишь один вечер в неделю – слишком маленькая плата за шесть дней полного счастья.

После школы девушки бегали в театр, покупая стоячие места для студентов. Фрэнки спокойно стояла рядом с Джиной на галерке, хотя обе знали, что она может позволить себе билеты в ложу.

В скором времени Фрэнки начала затягивать Джину в какое-нибудь кафе поесть гамбургеров, вместо того, чтобы готовить дома. Расплачиваясь за двоих, Фрэнки всегда прикрывалась тем, что это ей хотелось есть, и это была ее идея. Иногда, ложась на свою кровать, Джина щипала себя – ей хотелось убедиться, что все это не сон.

Джине невероятно нравилось учиться. Единственным пятном, омрачавшим ее жизнь в школе, был Мэтью. Он делал невероятные усилия, чтобы не замечать Джину, и почти не говорил с ней с того дня рождения.

И хотя Джина понимала, что ее чувства безответны, она не могла заставить себя не думать о нем постоянно.

Поначалу переживания Джины казались Фрэнки забавными, но потом они стали раздражать ее.

– Помилуй, Джина, вокруг тебя увивается столько парней, тебе стоит только пальцем пошевелить, а ты выбрала из всех одного, да и то, стопроцентного занятого. Конечно, он красив, и такой тип всегда притягивает, но успокойся и не теряй понапрасну время. Поверь мне, он хитер, как крыса. Я таких за версту чую.

Джина смиренно кивала головой и, как всегда, возвращалась в свою комнату грезить о Мэтью. Фрэнки была права – многие мужчины приглашали ее на чашку кофе или в театр, но они не могли заменить Мэтью. И она всегда говорила им «нет».

Джина начала поиски Чарли Деверокса, ее таинственного рыцаря. Удалось только выяснить, что он учится на режиссерском курсе. В ее сумке всегда лежал его белый носовой платок, но не было никакой возможности вернуть его хозяину со словами благодарности. Бетина потеряла голову из-за молодого преподавателя, который вел у них уроки импровизации. И, несмотря на незабываемое изображение стружки и капусты, ей так и не удалось привлечь его внимание.

– Он даже не замечает меня, – жаловалась она однажды вечером, когда они втроем ели пиццу, сидя у камина.

– Помилуйте, вы, двое, – завопила Фрэнки, тряся головой. – Моя соседка сохнет по парню, который давно крутит роман с другой женщиной, а моя подруга влюбилась в мужчину, который, даже если бы очень захотел, не смог бы с ней встречаться. О Боже, дай мне силы!

– Да, я знаю, – ответила Бетина. – Но так все выглядит гораздо романтичнее. Понимаешь, он должен так безумно в меня влюбиться, чтобы не бояться даже потерять работу, а меня лишить места в школе.

Фрэнки терпеливо выслушала и ответила:

– Да, Бетина.

Бетина бросила в нее подушкой.

– О, Фрэнки, ты несносна. Неужели в тебе нет ни грамма романтики? Неужели ты ни разу не была страстно влюблена?

– Ни разу, – Фрэнки покачала головой и скрестила руки на груди.

Джина и Бетина вздохнули и удивленно посмотрели друг на друга. Отношения Фрэнки с мужчинами были для них загадкой. У нее, как и у Джины, было много мужчин, обожавших ее, но ни с одним она никогда не встречалась. Подружки часто спрашивали ее об этом, пытаясь найти причину, но Фрэнки всегда отвечала уклончиво и старалась сменить тему разговора, как и сейчас.

– Ну что, подружки, чем займемся на Рождество?

Джина вздрогнула. Недели летели очень быстро, и с трудом верилось, что до конца семестра осталось лишь две недели. Ей не хотелось думать, что придется возвращаться домой и вдвоем с матерью одиноко есть рождественскую индейку.

– Я еду домой в Лонгдейл Холл на бесконечные праздничные обеды, оживленную прогулку в местную церковь и всеобщее безумие. Ох! Я бы с большим удовольствием осталась с вами и развернула активную кампанию по совращению любимого учителя, как бы выразилась Фрэнки. Но, к сожалению, приходится заниматься другими вещами, когда ты являешься отпрыском аристократов, – Бетина печально вздохнула. – Ну, ничего. А ты что будешь делать, Фрэнки?

– О! Я навещу своего милого папулю, а то он, наверно, сильно скучает по своей любимой дочери.

– Вот бы мне вместо тебя, – засмеялась Бетина. – Я бы не отказалась оказаться в его рождественском подарочном мешке, когда он проснется.

– Нет ничего проще, Бетина. В доме будет полно людей, все будут дарить мне Барби и гладить по головке. Они все еще думают, что мне шесть лет. Папуля напьется, как свинья, и опоздает дня на два на съемки, – Фрэнки мрачно уставилась на пламя огня. Вдруг ее лицо засияло: – Джина, а почему бы тебе не полететь со мной?

– Фрэнки, ты же знаешь, что на Рождество мне надо быть дома. У матери, кроме меня, никого нет.

– О! Просто пошли эту старую калошу к дьяволу, пожелай ей провалиться в трубу и полетели со мной.

Джина негодующе посмотрела на Фрэнки, но та была такой неистовой, что Джине пришлось лишь улыбнуться.

– Боже, как ты вульгарна, – сказала Бетина.

– Да, вот такая маленькая старая янки, выступающая против строгого английского этикета. Ну, Джина, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, полетели со мной, я ненавижу одиночество.

– Нет, Фрэнки, – сказала Джина так твердо, как могла, но другого выхода не было. Хотя ей очень хотелось, совесть не позволила ей оставить мать одну на Рождество.

– Мне все понятно. Ты просто ищешь повод. Ты не вынесешь Рождества со своей любимой подружкой.

– Заткнись, Фрэнки – в один голос закричали Бетина и Джина.

Девушки знали, что Фрэнки не останавливается ни перед чем в достижении своей цели.

– О'кей! А вот вы гремите, как пушечный выстрел, – Фрэнки пожала плечами.

– Я бы с удовольствием пригласила вас в Лонгдейл Холл, но у вас, по-моему, свои планы. А все-таки, надо как-нибудь провести уик-энд в нашем поместье. Ну, ладно, время отправляться на пытки к Руди.

– Кстати, вы уже обдумали свое сценическое имя? На следующей неделе нужно сдать заполненную анкету в «Прожектор», – напомнила Фрэнки.

Каждый год за студентами закрепляли специальную группу из актерского состава. Студентам необходимо было сообщать о себе подробные сведения: рост, вес, цвет волос. К анкете необходимо было прикрепить свою фотографию.

– Меня и мое имя устраивает, – сказала Бетина.

– А ты, Джина?

– Если честно, я еще не думала об этом.

– Нет, тебе что-то надо делать с твоим ужасным именем, – серьезно сказала Фрэнки.

– Что ты имеешь в виду? – Джина казалась обиженной.

– Имя Джина еще ничего, но Шорт звучит отвратительно. Тебе нужно что-то такое, соединяющее в себе утонченность, таинственность и сексуальность. Как тебе нравится фамилия Шоу? По-моему, оно созвучно с твоим именем и великолепно звучит – Джина Шоу. То, что надо, – Фрэнки была довольна собой. – Ну, что ты думаешь?

Джина повторила это вслух несколько раз. Джина Шоу звучало действительно гораздо лучше.

– Мне нравится.

– Прекрасно. С этого момента это твое новое имя. Теперь я буду тебя называть только так, и ты скоро привыкнешь. По этому поводу у меня родился тост – за мисс Джину Шоу – будущую звезду.

И девушки подняли бокалы.

Глава 10

В последний день семестра студенты оживленно толпились на заключительном занятии у Руди. Руди, как всегда, выглядел неумолимым.

– Ну, что, мои крошки, наступил конец первого семестра. Как вы себя чувствуете? – он оглядел класс. – Так же, или иначе? Скажу вам честно, тот, кто учился тому, чему я вас учил, чувствует себя иначе, а те, кто не учился – остались такими же, какими пришли сюда. Мне нет необходимости называть вам эти имена – вы и сами их прекрасно знаете. Поздравляю достойных, а недостойные не услышат от меня ничего. Надеюсь, вы прекрасно проведете каникулы и не вернетесь после рождественских праздников с раздувшимися животиками. В следующем семестре нам предстоит работать еще напряженнее. О'кей! А сейчас уходите, и дайте вашему старому, бедному учителю как следует отдохнуть. Все свободны.

Когда Руди вышел, вздох облегчения пролетел по классу. Студенты начали потихоньку расходиться. Джина чувствовала себя подавленной. Все, что ждало ее на праздники – это четыре недели в обувном магазине. Она пыталась взбодрить себя мыслью, что за это время сможет заработать достаточно денег, чтобы к следующему семестру навсегда оставить работу. Джина проводила Фрэнки и Бетину до дверей и помогла донести их чемоданы.

– Счастливого Рождества! Желаю тебе хорошо провести время, и думайте завтра обо мне! – Бетина села в такси и элегантно махнула им рукой, когда машина тронулась.

– Боюсь и мне надо бежать. Не надо выглядеть такой несчастной, Джина. Я же говорила тебе, что нужно лететь со мной вечером в Тинсл Таун. Вот тебе ключи от квартиры. Ты сможешь поливать наш Херби?

Джина кивнула. Херби было большим каучуковым растением. Оно медленно чахло в цветочном магазине, и девушки из жалости забрали его домой.

– Ты ведь знаешь, что можешь жить там все время, если захочешь.

Джина опять кивнула, чувствуя в горле комок. Она не могла себе представить эти четыре недели без Фрэнки. У Фрэнки тоже на глазах выступили слезы. Она крепко обняла Джину.

– Тебе стоит только снять трубку, и ты будешь лететь ко мне на самолете. Я буду скучать по тебе, малышка. Береги себя, – Фрэнки остановила такси и села в него с чемоданом. – Пока, Джина.

Джина трогательно махала вслед машине, уносящей Фрэнки. Сейчас она была не в состоянии идти домой, поэтому перешла улицу, зашла в кафе и заказала капуччино. Комок подкатился к горлу, и большая слеза упала в кофе.

– Вы знаете, моя прекрасная фея, у меня складывается о вас странное впечатление. Каждый раз я встречаю вас в слезах. Я не имею неистощимых запасов чистых носовых платков.

Он с интересом смотрел на нее. При дневном свете он был красив. Джина отметила, что ему очень идет короткая стрижка. Необычного цвета серо-зеленые глаза блестели.

– Привет, ваш платок у меня в сумке.

– Ну что ж, прекрасно. Тогда достаньте его и воспользуйтесь опять. Мне кажется, что за использование дважды моего платка бесплатно, вам следует угостить меня кофе в знак благодарности.

Джина заказала еще одну чашку кофе и достала платок, чтобы высморкаться.

– Я носила его два месяца, чтобы отдать при встрече, – Джина смеялась. – Но сейчас я не могу его вернуть, пожалуй, мне надо взять его домой и постирать.

– Странное вы существо, однако, вы что, так и плачете с того момента, когда я вас видел в последний раз, или делаете короткие передышки, чтобы поесть? – Чарли улыбнулся ей. – Кому-то может показаться, что вы идете по стопам мисс Эллен Терри.

– Да, я учусь на актерском курcе.

– Хочешь совет? – он нагнулся поближе и шепнул: – Я думаю, ты прекрасно сыграла трагедию, пришло время открывать новую главу.

Джина улыбнулась:

– Ты учишься на режиссерском, не так ли?

– Вот именно, там я и прокладываю себе тернистый путь в жизнь.

– И после окончания ты будешь режиссером?

– О Господи, конечно же нет, – ответил он с выражением ужаса на лице. – Вообще-то, и да, и нет. Хотя ты можешь и не понять этого. Может быть, ты смотришь сейчас на самого выдающегося режиссера двадцатого столетия. Мир литературы, а не мир речей – вот мой кумир. Я пришел сюда изучать техническую сторону, чтобы потом не пришлось нанимать сладкоречивых эксхористов-сценаристов, которые придут и уничтожат мой шедевр.

– Я понимаю.

– Беда в том, – продолжал он, – что, обитая в Финсбери Парк, поблизости с метро, сотрясающем дома до самого фундамента, и с соседями, убежденными, что Мартин Гий – новый мессия, и поклоняющихся алтарю пороков и бездуховности, трудно поверить, что станешь следующим Оскаром Уайлдом. И пока они борются с туберкулезом, мы боремся с невежеством, все это в одинаковой мере вредно по-своему, – Чарли задумчиво пил свой кофе.

– Ты много пишешь?

– Моя маленькая девочка, я жгу полночную свечу, вернее, тысячи свечей, чтобы, насытившись Марвином, счастливо уснуть в своей конуре. Сейчас вырубается много лесов, потому что груды бумаги я выбрасываю в корзину.

– Ты живешь с родителями? – спросила Джина.

Чарли откинулся назад и громко засмеялся.

– Что тут такого смешного?

Он вытер глаза.

– Прости, пожалуйста. Просто представил Ма и Па, живущих в большом доме в лесистом пригороде Соррей, на Финсбери Парк. Дело в том, что я был изгнан из Кембриджа, когда меня застали в моей ванной с шестью существами неопределенной национальности. После этого мои предки выкинули меня без гроша в кармане.

– Выгнали из Кембриджа?

– Да, выгнали, вышвырнули, дали пинок под задницу и с позором отправили домой.

– Что ты сделал такого ужасного?

– Я преспокойно читал английских великих драматургов и их продолжателей в Тринити, когда какой-то сын лорда, съехав с колес, представил, что он рыба, и нырнул в бассейн, не утруждая себя выныривать, чтобы глотнуть воздуха. Я в этот момент оказался поблизости и вытащил его. Неблагодарное животное. Лучше бы я оставил его там умирать. Понимаешь, я ему жизнь спас, а он стал плакаться декану, что какой-то вонючий второкурсник хотел его утопить. И меня выгнали. Достаточно вонючий, точно. Я подозреваю, что это было связано с тем, что, в свое время, его отец пожертвовал им свою библиотеку. И всю вину свалили на мою голову. Иначе, пришлось бы расставаться с библиотекой. Последнее, естественно, победило. Еще кофе?

– Твоя вина была только в этом? Ты дал ему какие-нибудь наркотики?

– Очень хороший вопрос. Дай мне подумать, дорогая леди, – его глаза сверкнули. – Поставь они так вопрос, думаю, суд бы признал меня виновным. В любом случае, вот объяснение, почему я торчу в милом, старом Финсбери Парк и околачиваюсь в Теско, чтобы быть в состоянии оплатить мой путь к режиссерскому Эвересту.

– Ты все еще принимаешь наркотики?

– В мои лучшие дни мне нужно было лишь немного травки, но сейчас я чертовски разбит.

– Я живу около Финсбери Парк.

– Чудесно, – он допил свой кофе. – К сожалению, нам придется сейчас расстаться, моя милая девушка, и я направлюсь к своей долгожданной массе сушеных бобов. Тем не менее, хотя я и оставляю тебя так негалантно, жду тебя и мой носовой платок в следующую среду, двадцать девятого, 61, Семь Сестер Роуд, в девять тридцать. Я увижу тебя? – Чарли вопросительно посмотрел на нее.

– Хорошо, – ответила Джина, не задумавшись.

– Замечательно, – он нагнулся и поцеловал ей руку. – Прощайте, о, Джина?

– Да?

– Мое место – это зона, свободная от слез. Так что, прежде чем войти, оставьте их у входа в мой дом. Адью, пока.

Возвращаясь домой в метро, Джина уже не чувствовала такой тяжести от расставания с Фрэнки. Ей понравился Чарли. Он ей очень понравился. И она с нетерпением ждала встречи с ним.

Глава 11

Наступило Рождество. Джина без удовольствия сходила с матерью в церковь, съела праздничную индейку и целый вечер провела у телевизора. Под елкой лежало четыре подарка: три для Джины и один для Джойс. Бетина подарила ей гравюру с Эллен Терри в роли Джульетты, Фрэнки – великолепный кашемировый джемпер василькового цвета, который очень шел к ее глазам. От матери Джина получила дешевый грязно-зеленый свитер.

Джойс отметила, что ее подруги, должно быть, очень богаты, если могут позволить себе такие дорогие вещи. Джина в ответ просто кивнула головой. Единственным проблеском унылого дня был звонок Фрэнки. Немного выпившая, она позвонила и стала смешить Джину рассказами о Тинсел Тауне.

– Я буду дома через десять дней, так что будь готова снять шляпу. Пока, малышка.

После телефонного звонка Джина вернулась в кухню помогать матери мыть посуду.

– Звонила Фрэнки, это из Лос-Анджелеса.

– Да, дорогая. Положи, пожалуйста, остатки индейки в кастрюлю, завтра я сварю суп.

Джина считала часы до возвращения Фрэнки, когда она сможет опять переехать в их роскошную квартиру. Мать оставалась холодной, и это выводило Джину из себя. «Я ей абсолютно безразлична», – думала она ночью, тщетно пытаясь заснуть. Затем встала, включила свет, нашла блокнот и карандаш и записала свои расчеты. Она подсчитала, что если будет работать каждый день до конца каникул, помогая своему боссу, мистеру Джонсу, с январской распродажей обуви, то сможет заработать достаточно денег, чтобы проучиться следующий семестр без воскресных подработок. А это значит, что к матери можно приходить только на воскресный ланч. Это необыкновенно ее взбодрило.

Чарли высунулся из окна, когда Джина подходила к дому.

– Слава Богу, ты здесь, иначе, я бы превратился в глыбу льда, и тебе пришлось бы впрыснуть в меня весь этот джин с тоником, чтобы растопить ее, – сказал он, когда Джина вошла в его единственную комнату, служившую одновременно спальней и гостиной. Комната была убогой, тесной, с кроватью в углу и столом, на котором беспорядочно валялись исписанные листы бумаги, маленькой духовкой, дребезжащим холодильником и умывальником.

– Устраивайся поудобнее, моя дорогая. Места не много, но мне нравится эта лачуга. Всякий великий художник, ты знаешь, должен страдать. Я пока в конце перечня тех, кто жертвует материальными благами ради искусства. Я мечтаю о горячей ванной, вместо того, чтобы заниматься холодной, как лед, работой. Достаточной, чтобы заморозить мои гениальные мысли. И, тем не менее, обед будет подан приблизительно минут через десять.

Они выпили дешевого вина из треснувших кружек и съели какой-то необычный, по словам Чарли, деликатес, оказавшийся на удивление вкусным. Пока Чарли мыл посуду, Джина сидела на кровати и читала его, только что завершенную пьесу. Как актриса, она чувствовала, что ей было бы приятно играть в этой пьесе. Прочитав ее почти за час, она подняла голову и увидела, что Чарли сидит за столом, скрестив на груди руки, и внимательно ее разглядывает.

– Это действительно хорошо, Чарли.

Его лицо озарилось:

– Ты так думаешь?

– Да, я уверена.

– Благодарю тебя, Господи, за это. Если бы ты сказала, что тебе не понравилось, я был бы вынужден вышвырнуть тебя в окно, чем поднял бы ужасный переполох на улице, – он посмотрел на нее серьезно. – Мне очень приятно, что тебе нравится, Джина. Я не показывал ее еще ни одному человеку.

– Но тебе просто необходимо показать ее людям, которые смогут заняться постановкой.

– Я знаю. Я намерен показать эту вещь Тео, возможно, он разрешит мне поставить ее на последнем курсе.

– Ты просто обязан, Чарли, она на самом деле заслуживает внимания публики.

Они болтали около часа. Джина расслабилась и почувствовала себя уверенно и уютно в комнате Чарли. Конечно, он не Мэтью, но все-таки очень нравился ей. Когда девушка сказала, что ей надо успеть на последнюю электричку, Чарли выглядел таким удрученным, что Джине пришлось пообещать пообедать с ним опять в следующий четверг. Он настоял на том, чтобы проводить ее до метро и поцеловал ей руку, когда она стала на эскалатор.

– Благодарю тебя, моя сказочная фея, за удовольствие, доставленное старому мужчине.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать три, уже одной ногой я в гробу.

Она улыбнулась, помахала ему на прощание и уехала.

Чарли медленно шел домой, погруженный в свои мысли. Он допил вино. Конечно, он влюбился в нее с первого взгляда, с той первой встречи на балконе. И теперь совершенно точно знал – ему не нужен никто, кроме Джины. Никто.

Глава 12

В середине января, за день до прибытия Фрэнки из Лос-Анджелеса к началу второго семестра, Джина распрощалась со своей работой в обувном магазине и сказала матери, что теперь не будет приходить в субботу вечером, а только в воскресенье, чтобы пойти с ней в церковь. Эти слова, как обычно, не вызвали никакой реакции.

Бурная встреча в квартире девушек состоялась вечером, когда прилетела Фрэнки. Они проболтали до утра. И уже в постели Джина почувствовала облегчение оттого, что каникулы, наконец-то, закончились. Она была счастлива вернуться в школу и радовалась, что ей больше не надо работать. Школьная нагрузка в этом семестре будет просто сумасшедшей.

«Этот парень садист какой-то», – зевая, сказала однажды вечером Фрэнки. Она посмотрела на часы. – Пошли, Джина, я больше не могу. Как можно показать Руди обязательное представление в девять утра, когда мы репетируем ночь напролет.

Была уже половина третьего. Девушки всю ночь слушали друг друга, читая одни и те же монологи, одновременно выступая в роли режиссеров, суфлеров и критиков. Джина устало потянулась и упала на кровать в одежде.

Хотя она работала на совесть, реакция Руди на ее выступление была самой обычной: Он просто смотрел, а потом произнес:

– Спасибо, ангелочек. Следующий.

Не было никаких сомнений, кто будет играть главную мужскую роль в этом семестре. Мэтью Валмонт, по школьным слухам, получил репутацию «наиболее достойного мужчины». Наблюдая за ним в классе, Джина видела, как его выступления набирали силу и образность. За его талант, даже, по ее мнению, гениальность, она водрузила его на недосягаемый для нее пьедестал. По школе витали слухи, что отношения Мэтью с Паулой постепенно рушатся, хотя Джина видела их все еще вместе. С Чарли они стали хорошими, добрыми друзьями и регулярно проводили вместе вечера по четвергам. Впервые за свою жизнь она решила поделиться о своем одиноком детстве и холодности матери. Когда Джина закончила, Чарли в задумчивости смотрел на нее.

– Мне кажется, ты никогда не выясняла, за что она так сильно на тебя обижена.

– Нет, мы очень редко разговаривали, Чарли. Потрясающе, что два человека столько лет прожили под одной крышей и едва знают друг друга. Ты думаешь, что она действительно на меня за что-то обижена?

– Дорогая, любой человек, такой холодный и суровый, какой является твоя мать, должен иметь основания, чтобы быть таким.

Чарли искренне сочувствовал Джине, когда она рассказывала о матери, и совершенно не реагировал на её разговоры о Мэтью. Однажды, перед ужином, она упомянула об этом Фрэнки.

– Джина, ты святая простота, это же ясно, как день, – развела в отчаянье руками Фрэнки. – Парень просто забавляется, когда ты говоришь о Мэтью и своих нескончаемых пылких чувствах к нему, потому что влюблен в тебя.

Джина остолбенела.

– Он никогда даже не пытался поцеловать меня, Фрэнки.

– Это значит, что он джентльмен. К тому же он прекрасно знает, что единственный мужчина, о котором ты грезишь по ночам, это мистер Всеобщий Любимчик, а ему, бедному жалкому писателю, не остается никакой надежды.

– Ты просто мерзавка, Фрэнки!

– Знаю, но к тому же права и совершенно неотразима.

– Почти готово, – Джина улыбнулась, переведя разговор на другое, и попробовала спагетти. Зазвонил телефон, Фрэнки сняла трубку.

– О, привет, Бетина. Он что? – Фрэнки крикнула Джине: – Догадайся, кто сейчас пригласил нашу героиню на кофе? Ну, уловила? Ее любимый малыш Станиславский! – она вернулась к телефону: – Я надеюсь, вы поедете пить кофе на Северный Полюс, ты ведь знаешь, что может случиться, если вас увидят вместе? Пока, детка, увидимся завтра.

Фрэнки сидела за кухонным столом и молчала, что было необычно.

– Разве ты не рада за нее?

Джина накрывала на стол к ужину.

– И да, и нет. Я знаю, какие чувства Бетина испытывает к Марку и уверена, что она не будет такой осторожной, какой ей следовало бы быть. Это все может кончиться большими проблемами.

– Но ведь они пошли только выпить кофе.

– Да, но ты знаешь, как строго относятся в школе к преподавателям, флиртующим со студенточками. Так что, мы должны помочь и осторожно управлять ситуацией ради нашей влюбленной рыжеволосой подруги. Я чувствую беду, хотя надеюсь, что ошибаюсь.

Следующие несколько недель доказали правоту опасений Фрэнки. Бетина и Марк действительно до безумия влюбились друг в друга и, в то же время, прилагали все усилия, чтобы никто не смог узнать об их отношениях. Они часто приходили к Фрэнки и Джине на обед и оставались на всю ночь в одной из свободных комнат. Девушкам нравился Марк, и они были счастливы, видя, как он боготворит Бетину.

– У меня есть хорошие новости, возможно, они облегчат немного нашу жизнь, – сообщил однажды вечером Марк. Бетина, как обычно, свернулась на диване калачиком рядом с ним.

– Я не хочу, чтобы вы все время так волновались, и попросил место в другой школе драмы.

– Неужели?

– Возможно, я буду руководителем драматического курса, если получу это место.

Бетина в восторге захлопала в ладоши. Она знала, что Марк давно хочет стать директором одной из знаменитых школ драмы. А эта должность приближала на шаг его мечту.

– В какой школе? – заинтересованно спросила Фрэнки.

– В Академии сценического искусства.

Фрэнки присвистнула. Это было совершенно рядом с их школой.

– Я прошел первое собеседование неделю назад, и сегодня утром получил письмо, они опять хотят встретиться со мной на следующей неделе, – Марк с любовью посмотрел на Бетину: – И тогда мы, возможно, выйдем из подполья, а вы заживете прежней спокойной жизнью, – он поцеловал девушку в макушку.

– Ты же знаешь, Марк, мне на все наплевать, я сейчас буду счастлива даже в собачьей конуре где-нибудь в Зимбабве, – в ответ на эти слова Фрэнки издала какой-то утробный звук:

– Думаю, я состарюсь, пока мне удастся выдворить вас обоих отсюда. Всем спокойной ночи, – и она ушла спать.

Через две недели Бетина отозвала Джину в сторонку.

– Мне нужно поговорить с тобой, Джин.

Они договорились встретиться в кафе, пока Фрэнки была на занятии по фехтованию.

– Марк получил работу. Он приступает в сентябре, – ее глаза сверкали. – Он попросил меня выйти за него замуж.

Джина поперхнулась:

– Попросил что?

Бетина выглядела растерянной:

– Джина, я ожидала такого вопроса от Фрэнки, но только не от тебя.

– Извини, Бетина, я просто удивлена, вот и все. Вы ведь знаете друг друга всего три месяца. А что скажут твои родители?

– О, Джин, знаю. Но я его так люблю, и он любит меня. Ему тридцать пять, и мы хотим иметь детей, пока он не станет старше.

– А как же твоя карьера?

– Мне придется уйти из школы в конце года, если я собираюсь выйти за него замуж. Мы не скажем об этом никому, пока он официально не уйдет из школы по окончании летнего семестра. И тогда я все расскажу родителям.

– Они не сойдут с ума? Ты же сама мне все время говорила, как они мечтают выдать тебя замуж за богатого землевладельца с большим капиталом.

– Я знаю, Джина, поверь мне, знаю. Ты не знаешь, как ужасно жить по меркам династии Лонгдейлов. Как бы я хотела быть на твоем месте, просто объявить о свадьбе, спокойно провести свадебную вечеринку, уйти и жить с любимым мужчиной, иметь от него детей.

Во второй раз в жизни Джина пожалела девушку, у которой было все.

– Они не смогут остановить меня, Джина. В следующем месяце мне исполнится двадцать, и единственное, что они могут сделать – это перестать со мной разговаривать. Возможно, я потеряю семью, но уверена, Марк этого стоит.

– Бетина, ты знаешь, я всегда поддержу тебя. Мне безумно нравится Марк, но, пожалуйста, подумай как следует еще раз, перед тем, как все решить окончательно.

– Да, Джина, я обещаю. Пожалуйста, не рассказывай никому об этом.

Джина кивнула, и обе девушки пошли на занятия. Джина поняла, что Бетина уже все решила.

Сообщить Фрэнки о своем решении Бетина решила во время пасхальных каникул. Она приехала вечером. Джины дома не было, она теперь работала пять вечеров в неделю продавщицей мороженого в театре «Глобус» на Шефтсбери Авеню. Фрэнки отреагировала так, как и ожидалось. Она читала проповеди, неистовствовала и кричала, что Бетина сошла с ума.

– И когда ты собираешься говорить с родителями? Поверь, моя реакция просто буря в стакане воды по сравнению с тем, что тебе скажут они.

– Мы собираемся вместе поехать в Йоркшир в конце семестра.

– Понимаю. А что ты скажешь насчет школы? Уверена, что Тео тут же окажется на телефоне, если ты ее бросишь.

– Да, мы подумали об этом. Я буду работать во время летних каникул, чтобы заработать деньги на оплату осеннего семестра, даже если уже не буду учиться. Я отдам свое заявление после разговора с Ма и Па.

– Если станет известно, что в старой школе Марк крутил роман со студенткой, это не сослужит ему хорошей службы на его новой работе.

– Поэтому мы и собираемся пожениться после того, как он начнет работать, так что все будет прилично.

– Бетина, я не могу сказать, что одобряю тебя, думаю, ты просто свихнулась и губишь свою карьеру из-за мужчины. Но все же, надеюсь, вы будете очень и очень счастливы.

– Спасибо, Фрэнки. Ты, конечно, сохранишь все это в секрете до конца летнего семестра. Мне просто хотелось рассказать тебе все, даже если ты меня не одобряешь.

Фрэнки действительно не одобряла. Но она знала, что не в силах что-нибудь сделать.

Глава 13

В середине летнего семестра в квартире Фрэнки раздался телефонный звонок. Джина сняла трубку. Зычный мужской голос, который показался Джине очень знакомым, спросил, дома ли Фрэнки.

– Да, а кто говорит?

– Это Даниэль Дюваль, отец Фрэнки.

Джина чуть не задохнулась от неожиданности и бросилась вытаскивать Фрэнки из ванной.

– Привет, папуля, как твои съемки? Ты? Прекрасно, в следующую среду. Ничего, что я приду с двумя подружками? Великолепно. Встретимся в восемь, в баре «Хилтон Руфтол». Пока, папуля!

Фрэнки медленно вошла на кухню.

– Папа приезжает в город в следующую среду. Я возьму вас с Бетиной пообедать с ним. Может быть, это заставит нашу безумно влюбленную подругу хоть на пару часов забыть ее дорогого учителя.

Даниэль Дюваль остановился в отеле «Хилтон» и поднялся на лифте на двадцать второй этаж в номер «люкс». Носильщик внес его багаж, и Даниэль дал ему щедрые чаевые. Окинув привычным взглядом великолепный номер, Дюваль подумал, удастся ли им с Фрэнки пожить в этих апартаментах. «Люкс» состоял из большой, шикарно обставленной гостиной, в которой был бар с большим выбором напитков, из двух спален и двух ванных комнат. Он подошел к огромному, во всю стену окну, из которого открывалась прекрасная панорама на Лейн Парк. Каждый раз, возвращаясь в Лондон, он испытывал какое-то чувство тревоги и волнения.

Даниэль не любил гостиниц, хотя большую часть своей жизни был вынужден проводить в гостиничных номерах. Его всегда изумляло, сколько бы людских жизней и событий ни проходило через эти комнаты, им как-то удавалось сохранить дух безликости. Он вздохнул, подошел к бару и налил себе полный стакан шотландского виски. Затем, удобно устроившись в большом кресле, посмотрел на часы. Через два часа придет Фрэнки. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

У Даниэля Дюваля были черные волосы, а слегка седеющие виски придавали его внешности галантную зрелость, которую женщины находили неотразимой. Темно-карие глаза были известны всему миру своим лучезарным блеском и мягким взглядом. В свои сорок девять он выглядел самое большее на сорок. При своем росте он держал себя в отличной форме, регулярно занимаясь в собственном спортзале. Одевался он с простой элегантностью, которой так славятся англичане. Даниэль Дюваль был суперзвездой. Его лицо было известно гораздо больше, чем лицо папы Римского. Фильмы с участием Дюваля демонстрировались во всех концах земного шара. Его густой бархатистый голос завораживал публику, приковывал к себе внимание, откуда бы он ни звучал, и, пожалуй, был даже известнее, чем его лицо. Амплуа Дюваля-любовника так же было международноизвестным. Дюваль сам этому удивлялся, вспоминая, каким неуклюжим и низкорослым он был подростком.

Другие мужчины смотрели с завистью, как вереница самых прекрасных женщин, проходя через его постель, уходили из его жизни. От таких отношений он не получал ничего, кроме скоротечных мгновений физического наслаждения. Дюваль знал, что после близости не остается ничего, кроме отвращения и даже ненависти к себе за слабость к женской ласке и женскому телу.

Так было не всегда, но, когда умерла Бланш… с тех пор Даниэль так и не полюбил никого, хотя прошло восемнадцать лет. Казалось, что его любовь умерла вместе с ней. Он был способен давать и получать только физическое проявление своей силы. Когда его популярность стала расти, он, пытаясь покончить со своим невыносимым одиночеством, спал со всеми женщинами подряд, и они были на седьмом небе от счастья уже оттого, что можно припасть к его руке. А он выключал свет и представлял, что тело рядом с ним – это ее тело. Его попытка жениться опять – жалкая, непрочная имитация – закончилась разводом через три месяца. Затем была стройная мексиканская актриса, тигрица в постели и мегера в жизни. Она поймала его на крючок своим постоянным, ненасытным желанием. После шести месяцев брака Дюваль обнаружил, что она перестала удовлетворять его, и последовал еще один развод.

Это было много лет назад. Больше он не делал попыток и смирился с тем, что уже никогда в своей жизни не сможет полюбить так, как любил свою первую жену. Дюваль осушил стакан и направился в ванную комнату. Ровно в восемь часов он сидел в баре «Руфтол», потягивая шампанское.

Он увидел Фрэнки, выходящую из лифта, и поднялся, приветствуя ее.

– Привет, папочка, как ты? – Фрэнки поцеловала его и села.

Он налил ей шампанское и, в который раз, убедился, что Фрэнки совершенно не похожа на мать.

– Я так рада видеть тебя, папочка. Ты отлично выглядишь.

– Ты тоже, дорогая.

– Мне бы хотелось потешить себя мыслью, что ты прилетел специально, чтобы увидеться со мной, но, предполагаю, это вовсе не так. Что ты здесь делаешь?

– Я лечу завтра в Уэлс на две недели, чтобы сделать несколько съемок с натуры для моего нового фильма. Вот и решил один вечер провести в Лондоне, встретиться с любимой дочкой, – Даниэль знал, что это не так, и старался, чтобы слова звучали правдивее. Он сделал большой глоток шампанского. – Как поживает моя Альма Матер?

– Прекрасно. Руди такой же, как всегда, во всех отношениях.

– Хорошо, хорошо.

Наступила пауза, каждый напряженно думал, что бы сказать. После нескольких неловких секунд молчания, Фрэнки сказала:

– Я познакомлю тебя сегодня с двумя моими лучшими подружками. Джина Шоу, ты разговаривал сегодня с ней по телефону, она живет со мной в квартире, и Бетина Лонгдейл, ее отец – лорд. Она влюблена в тебя, так что будь с ней, пожалуйста, пообходительней.

Даниэль улыбнулся и согласился. Они с трудом вынесли следующие сорок пять минут, чувствуя себя наедине неуютно и подавленно. Фрэнки искренне обрадовалась, когда увидела примечательную головку с рыжими волосами.

– Вот они, папа, вон та, с рыжими волосами – Бетина, и Джина.

Но Даниэль не слушал. Бланш медленно приближалась к нему. Она выглядела такой же волнующей, какой он помнил ее. Немного моложе, стройна, и, пожалуй, волосы длиннее, но это была его Бланш. Он видел, как она окинула взглядом бар, и физически подавил в себе желание поднять руку и помахать ей. Тем не менее, Джина, казалось, узнала его, когда ее взгляд упал на их столик, ее лицо осветилось той прекрасной улыбкой, которую он так бережно хранил в своей памяти. Когда она подошла поближе, Дюваль понял, что немного забыл ее великолепное сияние. Он поднялся, как только она подошла к столику. Ему безумно хотелось обнять ее и покрыть поцелуями, которые он хранил вот уже восемнадцать лет.

– Джина, это мой папа. Папа, проснись и поздоровайся с Джиной.

Даниэль силился освободиться от иллюзий. Бланш, или Джина, как назвала ее Фрэнки, протянула ему руку. Она улыбнулась и сердце чуть не выскочило у него из груди.

– Здравствуйте, мистер Дюваль. Очень приятно познакомиться с вами.

Даже голос был похож.

– Да, э-э-здравствуйте, Джина. Мне, мне тоже очень приятно познакомиться.

– А это Бетина Лонгдейл.

Фрэнки увидела, что ее подруга вся затрепетала от возбуждения при встрече со своим героем. Но отец вел себя очень странно, стоял и смотрел на Джину так, как будто увидел привидение.

Бетина подала Даниэлю руку:

– Я счастлива встретиться с вами, мистер Дюваль. Надеюсь, Фрэнки говорила вам, что я большая поклонница вашего таланта.

Даниэль, казалось, не слышал. Фрэнки откашлялась и пожала протянутую руку Бетины. Все, кроме Даниэля, сели.

– Все о'кей, папа, я знаю – это Англия, и англичанам нравится стоять на церемониях, но даже они садятся, чтобы выпить, – Фрэнки удивленно смотрела на отца.

Дюваль сел, тщетно пытаясь вновь обрести над собой контроль. Он заставил себя не смотреть на совершенную фигурку в черном платье, отвел глаза и позвал официанта.

– Еще бутылку шампанского, пожалуйста. Вы любите шампанское, э-э-Джина?

Васильковые глаза встретились с его глазами.

– Да, очень.

И только Бетина спасла Дюваля в этот вечер от настоящего бедствия. К ней вернулась уверенность, и она болтала без умолку, отвлекая его внимание от прекрасной девушки, сидящей напротив. После обеда Даниэль проводил девушек к такси.

– Папа, ты в порядке? – Фрэнки поцеловала отца на прощание.

– В порядке, Фрэнки. Извини, я сегодня был немного не в себе. Сочетание кошмарного полета и алкоголя, ты же знаешь, – он поцеловал ее в ответ. – Береги себя, я позвоню из Уэлса.

– Спасибо, мистер Дюваль, за один из лучших вечеров в моей жизни, – сказала слегка подвыпившая Бетина и, обвив рукой его шею, запечатлела поцелуй на его щеке. Затем села в такси рядом с Фрэнки.

– Было очень приятно с вами познакомиться, – вежливо произнесла Джина.

– И с тобой, Джина.

Он был не в силах сказать ей «до свидания». Ему хотелось втащить ее назад в бар и спросить, что она делает опять в его жизни. Острая боль пронзила его, когда девушка села в машину. Она уезжала от него в ночь, и он был бессилен остановить ее.

Даниэль наткнулся на свой чемодан, слезы застилали глаза. Он налил себе неразбавленного виски, сел и выпил еще, пытаясь убить воспоминания, но они уже оживали в его сердце, и он был не в силах остановить это. Даниэль вспомнил нежную кожу, золотые волосы, рассыпанные по подушке, он занимался с ней любовью, а она кричала: «Даниэль, я люблю тебя!» Он вспомнил ночь, когда она сказала ему, через три месяца после свадьбы, что собирается родить ему ребенка, как он схватил ее в объятия и закричал от радости.

Франческа Холли Дюваль родилась через семь месяцев, и еще больше скрепила их любовь. Он был безумно счастлив, в Голливуде его карьера пошла в гору, его молодая прекрасная жена, избегавшая общества, была вполне счастлива, оставаясь дома и заботясь об их малышке-дочери.

Потом вспомнился последний день. Он невольно вздрогнул. Как обычно, они провели воскресенье в постели, играя с их смеющейся годовалой малышкой, и нежно уложили ее в кроватку, когда она окончательно заснула. Они занимались любовью, и Бланш обещала, что никогда, никогда не уйдет от него. Он поклялся ей в том тоже, потому что просто не мог без нее жить. Потом она спросила, сможет ли проехаться немного на новой машине. Ей нужно было съездить в магазин за молоком для малышки. Он поцеловал ее и отдал ключи. Бланш сказала, что любит его, и что он должен стоять на том же месте, пока она не вернется. Когда через час раздался телефонный звонок, Бланш уже была в морге. Его встретил полицейский и объяснил, что его жена безмятежно ждала, когда загорится зеленый свет, как вдруг сзади в ее машину врезался другой автомобиль. Она умерла от перелома шеи сразу и без мучений. Затем полицейский попросил опознать жену – это принесло ему еще большую боль, потому что она даже в смерти абсолютно не изменилась. В эту ночь он напился до беспамятства. Он продолжал пить на протяжении следующих двух месяцев, отказываясь верить, что она не вернется. Франческу стала воспитывать няня, и Дюваль старался видеть ее как можно реже – она была только жестоким напоминанием о его трагической любви, но не была его любовью.

Когда Франческе, или Фрэнки, как она называла себя, исполнилось десять лет, они разъехались. Даниэль покупал один большой дом за другим, но нигде не мог найти успокоения. Хотя вещи и фотографии Бланш были запрятаны в чемоданы, ее образ неотступно преследовал его.

Франческа не помнила мать, а Даниэль никогда не говорил о ней с дочерью. Иногда его мучила совесть, что он вытеснил из их жизни образ Бланш, ведь Фрэнки даже не имела понятия, как красива была ее мать. Иначе она бы сразу уловила поразительное сходство Бланш и ее подруги. Чувство вины опять остро пронзило его. Он так эгоистично отвергает свою дочь. Даниэль вспомнил день, когда она пришла к нему за разрешением, пройти прослушивание в его старой школе драмы. И тогда, впервые после смерти Бланш, в нем проснулось чувство отцовской гордости. Когда Фрэнки была принята, он открыл бутылку шампанского, и, наконец, впервые увидел свою дочь по-настоящему. Она стала прекрасной женщиной – нежная, тонкая красота матери превратилась в темную, поразительную искристую оживленность дочери.

Даниэль привстал и дотянулся до бутылки с виски. Со стаканом в руке он подошел к окну и взглянул на Лондон. Как много здесь живет воспоминаний. Был ли сегодняшний вечер иллюзией? Сходство было невероятным. Это была Бланш. И после всех этих долгих лет, пытаясь забыть все, он влюбился в нее опять.

Глава 14

– Я просто не могу поверить, что сегодня последний день. Окончен первый курс, – вздохнула Фрэнки, когда они втроем подняли бокалы.

Кроме обычного кофе, перед тем, как идти домой, они решили угостить себя в баре вином. За одной бутылкой последовала вторая. Затем подошли другие их одногруппники, и они потеряли счет времени. К восьми часам все были настроены продолжить.

– Все, уходим и встречаемся у меня дома! – возбужденно закричала Фрэнки. – Они выкинут нас отсюда через минуту, если мы начнем шуметь. Каждый покупает по дороге по бутылке, и идем ко мне.

Новость распространилась быстро, и к десяти часам квартира была полна веселящимися студентами. Бетина привела Марка после того, как он официально ушел в этот день из их школы, а Мэтью прибыл без Паулы. Джина делала все возможное, чтобы не замечать его присутствия и сосредоточилась на веселье. Но беда была в том, что куда бы она ни пошла, он, казалось, повсюду преследовал ее. Она думала, что это лишь ее воображение, пока не вышла на балкон подышать свежим воздухом. Он вышел следом и стал за ней.

– Привет, Джина.

– Привет, Мэтью, – ответила она, как можно небрежнее.

– Джина, я хотел пожелать тебе хороших каникул.

– Спасибо, и тебе того же, – она была так поражена, что он разговаривает с ней, что не могла придумать, что сказать в ответ.

Она почувствовала его руку, медленно поглаживающую ее плечо. От близости его тела у нее затряслись колени. Они простояли так очень долго.

– Джина, я просто хочу сказать, что…

Сзади послышался шум. На балконе появились двое студентов. Мэтью быстро отдернул руку.

– Нет, ничего. Хороших тебе каникул, встретимся в следующем семестре.

Он исчез.

Она провела ночь без сна, опять и опять прокручивая в своей памяти этот эпизод. На следующий день, пока Фрэнки упаковывала чемодан, готовясь к путешествию в Штаты, Джина рассказала ей об этом. Фрэнки пожала плечами:

– Я не знаю, Джина. Я слышала, у него какие-то проблемы с Паулой. Но, говоря это, я точно знаю, что они собираются вместе два месяца путешествовать по Европе. На твоем месте, я бы не теряла из-за него свой сон, – Фрэнки продолжила сборы.

Джина растерялась, но решила, что Фрэнки права, она действительно слишком много времени провела в мечтаниях о Мэтью. Фрэнки улетала на Палм Бич к друзьям отца. Она умоляла Джину полететь вместе с ней, но Джине пришлось решительно отказаться, зная, что все лето, каждый день, ей придется работать.

Фрэнки попросила Джину жить здесь, пока ее нет, и присматривать за квартирой. Когда Джина объявила матери, что не вернется домой на каникулы. Джойс просто кивнула головой. Джина и не думала, что мать будет беспокоиться. Девушка вернулась на свою работу в театр «Глобус» на Шафтсбери Авеню. Работа ей очень нравилась, так как начиналась только в половине седьмого, и к тому же каждый вечер была возможность бесплатно смотреть спектакли и изучать игру актеров.

Бетина пришла навестить ее за день до того, как они с Марком уезжали к ее родителям объявить о помолвке. Джина купила к ланчу немного хлеба и паштета, и они сели поговорить.

– Вообще-то, Джин, я не все тебе рассказала.

– Что ты имеешь в виду?

Бетина шумно вздохнула:

– Я на втором месяце беременности.

– Боже правый!

– Я знаю. Это очень легкомысленно с моей стороны, но никуда не деться.

– Марк знает?

– Да, он потрясен. Как только мы вернемся из Йоркшира, он собирается в Эдинбург на фестиваль, посмотреть пьесу, которую он ставил, и хочет, чтобы я поехала с ним, так как считает, что беременных женщин нельзя оставлять одних. Я думаю, что в два месяца он волнуется немного больше, чем надо, но мне это приятно.

– Прекрасно, я бы с удовольствием составила вам компанию. Так долго, пока мне не пришлось бы принимать у тебя роды.

Бетина улыбнулась:

– Я сделаю все, чтобы там не родить, обещаю.

Через неделю, вернувшись из театра, Джина обнаружила в вестибюле дома пьяную, ожидающую ее Бетину с покрасневшими от слез глазами. Увидев Джину, та разрыдалась. Джина усадила ее на диван и пошла приготовить ей большую чашку горячего черного кофе.

– Извини, – всхлипнула Бетина, – но я не знала, куда мне еще пойти.

– Не волнуйся, расскажи, что произошло?

Медленно, через потоки слез и груды носовых платков, Джине удалось добиться от нее рассказа.

– Я не могу рассказать Марку. Для него работа – это жизнь, я не могу просить, чтобы он все бросил ради меня. Я знаю, он сделает это, но будет несчастным до конца своей жизни. О! Джина, мне придется пойти и убить завтра нашего ребенка. Я хочу умереть! Я хочу умереть!

Джина дала ей еще немного кофе, и Бетина постепенно начала приходить в себя.

– Хуже всего было то, что Па был так ужасно мил, когда мы рассказали ему обо всем. Он даже открыл бутылку шампанского, – она попыталась улыбнуться. – И когда он спросил, не могу ли я побыть дома немного дольше, чтобы обсудить свадебные дела, мы были так счастливы, Джин, я, конечно, согласилась. Я проводила Марка на поезд в Эдинбург, – она покачала головой.

– Когда Па сказал мне, что собирается сделать через несколько дней, я подумала, что это шутка, по крайней мере, сначала, – Бетина высморкалась. – Я не имела ни малейшего понятия, что он входит в Совет правления Академии сценического искусства, так же, как и в нашей школе. Он поклялся, что Марк никогда больше не сможет работать преподавателем, а уж тем более руководителем курса драмы ни в одной школе.

– За что он так ненавидит Марка?

– Нет, он не. Марка ненавидит. Он его едва знает. Это был просто бесконечный разговор об ответственности, которая ложится на твои плечи, если ты являешься пэром королевства. Па не может допустить, чтобы его дочь вышла замуж за какого-то учителя драмы без гроша в кармане и имела от него ребенка. Понимаешь, ведь я была воспитана на всем этом аристократическом хламе и боюсь, что это моя судьба, – лицо Бетины было все покрыто красными пятнами от слез. Джина не знала, чем можно помочь.

– Ты можешь уехать с ним.

– Нет. Это я уже обдумала. Я разрушу мечты Марка, и я его слишком люблю, чтобы просить его работать в каком-нибудь ужасном офисе.

– Но ты не думаешь, что ему необходимо знать о судьбе ребенка?

– Абсолютно нет. Если он узнает, что меня вынуждают сделать аборт, он сравняет небо с землей, но женится на мне и спасет ребенка. Действительно, Джина, будет лучше во всех отношениях, если я поступлю так, как хочет отец. Когда Марк получит письмо, которое я ему послала, хотя бы для того, чтобы у него была работа, он может называть меня всеми бранными словами, какие только есть на земле.

– Что ты написала?

– О! Немного, сплошную ложь. То, что я сделала ошибку, и он не может мне дать того, что я хочу, что я чувствую себя слишком молодой, чтобы быть женой и матерью, – слезы снова полились по ее щекам.

– Не думаю, что он поверит тебе, Бетина.

– Если честно, это не имеет никакого значения. Я улетаю на юг Франции через три дня. Я хочу восстановить там силы, чтобы приступить к изучению курса по истории искусства в сентябре во Флоренции.

– Это звучит, как шутка. Тебя, наверно, забавляет это, Бетина?

– Я не имею к этому решению никакого отношения. Па хочет убедиться, что я настолько далека от Марка, насколько это возможно.

В конце концов, Бетина, обессиленная, заснула на диване. Джина накрыла ее пледом, а сама провела бессонную ночь, размышляя над тем, что жизнь – такая жестокая штука.

Глава 15

Вернувшись в сентябре в школу, Фрэнки и Джина сблизились еще больше. На втором курсе, в основном, им предстояла работа над спектаклями. Это было прекрасной возможностью показать свои способности агентам и директорам театров. Джина и Фрэнки вошли в основной состав актеров для участия в спектакле «Сон в летнюю ночь», который ставился в школьном театре перед Рождеством. Для постановки был выбран отрывок, в котором милые феи ссорятся из-за эльфов. Они должны полюбить первого мужчину, которого увидят, как только откроют глаза. Происходит невероятная ссора в сцене, где Елена и Гермия – Паула и Джина – должны бороться за Лизандра, которого играл Мэтью.

– «Когда весь мир смотрит на меня», – процитировала поэтически Фрэнки. Она была очень довольна своей ролью Титании, королевы фей. Джина почти все сцены играла с Паулой и Мэтью. Она старалась не замечать их постоянных ссор. Даже на генеральной репетиции, после одного из эпизодов, Паула вышла вся в слезах. С Джиной Мэтью был подчеркнуто вежлив и однажды спросил ее, не хочет ли она после занятий прорепетировать несколько сцен. Помня о клятве не терять понапрасну времени, мечтая о Мэтью, Джина отказалась. Но, все-таки, она вся затрепетала, когда он, по ходу сценария, обнял и поцеловал ее.

– Мама, ты хочешь посмотреть, как я играю в спектакле? Это «Сон в летнюю ночь». Я могу достать тебе бесплатный билет.

Джойс покачала головой.

– Нет, Джина, спасибо. Сейчас, перед Рождеством, мне приходится допоздна задерживаться на работе. Я не смогу прийти.

На вечере, после премьеры, с каждым студентом, казалось, был кто-нибудь, кто пришел посмотреть именно на него. С Джиной же не было никого. Она старалась не слишком огорчаться, но ничего не получалось. Она уже собиралась уходить домой, когда кто-то поднял ее и закружил. Это был Чарли.

– Боже, моя дорогая, ты опять выглядишь печальной и потерянной. Милая печаль, стоит выпустить тебя на секунду из поля зрения, как ты опять попадаешь в очередную катастрофу. Что опять случилось?

Джина очень обрадовалась встрече с ним.

– О, ничего, Чарли. Просто всем кто-нибудь сказал, как они были хороши, – честно ответила Джина.

– Напрашиваешься на комплимент, да?

– Нет, я…

Он взял ее маленькие ручки в свои и заглянул в глаза.

– Джина, мой ангел, будь терпелива. Дьявол, я смотрел и думал, что ты их всех раскидаешь по сцене.

Он так же видел, как она смотрела на Мэтью во время их любовной сцены.

– Спасибо, Чарли, мне очень приятно. Это была просто разрядка, не больше.

– Дайте бедному старому монголу шанс, милая девушка. Они только что видели рождающийся новый талант, вышедший сегодня вечером на сцену. Уверен, что к завтрашнему утру, они оборвут все телефоны у Тео, чтобы узнать, кто ты. Серьезно, Джина. Я не часто говорю такие слова, но твердо верю, что ты одна из самых талантливых леди, которых я когда-нибудь имел счастье лицезреть на сцене. А сейчас у меня есть хорошая новость: сию секунду мы идем с тобой на праздничную пиццу, как только я найду свое пальто, которое оставил где-то здесь. Вернусь через минуту.

Мэтью оставил окружавшую его толпу и направился к Джине. Он поцеловал ее в щеку.

– Поздравляю, ты была супер. Я думаю, мы смогли бы составить небольшую команду, – его глаза испытывающе смотрели на ее лицо.

– Да.

– Послушай, Джина, не хочешь ли ты сходить со мной куда-нибудь перекусить?

Она увидела приближающегося к ним Чарли.

– Боюсь, я не смогу, Мэтью. Я иду с Чарли…

– Ничего страшного. Может быть, как-нибудь в другое время. Привет, Чарли, пока, Джина.

Они пробрались сквозь толпу и вышли в ночь.

– Надеюсь, я никому не помешал? – Чарли прекрасно все понял, но не чувствовал никаких угрызений совести.

Они вошли в итальянский ресторан, сели и заказали две пиццы.

– Ну, ты хочешь услышать мою замечательную новость или нет, мисс Великое Страдание?

Джина пыталась забыть о романтическом обеде, который могла бы провести с Мэтью.

– Конечно, Чарли, что за новость?

– Тео прочел мою пьесу. Он сказал, что я могу ставить ее и показать в театре во время последнего семестра.

– Чарли, это замечательно!

– И даже больше. Это значит, что я смогу пригласить всех профессионалов с восторгом посмотреть на мой невероятный талант и, возможно, после этого получить работу.

– Я действительно очень рада за тебя.

– Мне бы, конечно, хотелось, чтобы там играла ты, но маленькая птичка мне говорила, что ты будешь очень занята в последнем семестре, и я не могу дать тебе роль, – он небрежно разделался с пиццей.

Сердце у Джины заколотилось. Если Тео сказал, что Чарли не может задействовать ее в своей пьесе, значит, у нее будет главная роль в одном из выпускных спектаклей. Она знала, что один из них был «Ромео и Джульетта». Она мысленно помолилась.

Когда на большой доске вывесили список студентов, занятых в выпускных спектаклях, Джина подошла к толпе волнующихся студентов. Но, прежде чем ей удалось взглянуть на список, из толпы вынырнула Фрэнки.

– Джина, ты получила ее. Ты будешь играть Джульетту!

В этот день устроили праздничный обед у «Джо Аллена».

– Выпьем за будущее! – Джина подняла свой бокал.

– И за то, чтобы стать такими знаменитыми, чтобы нас никогда не усаживали в углу у туалета. А как ты перенесешь то, что твоего Ромео будет играть мистер Валмонт?

Джина пожала плечами. С тех пор, как она четыре месяца назад отказалась пообедать с Мэтью, он редко разговаривал с ней.

– Справлюсь.

– С тех пор, как он окончательно бросил Паулу, он уже два месяца один.

– Знаю.

– В него скоро кто-нибудь вонзит свои коготки, если этого немедленно не сделаешь ты. Особенно, если его еще больше окружат вниманием агенты и директора театров.

Все сказанное Фрэнки было правдой. Ходили слухи, что Мэтью уже нашел себе агента, к тому же, одного из лучших.

– Тебе тоже стоит начать рассылать письма, – напомнила Фрэнки.

– Знаю, мне нужен агент, и работа, чтобы я могла получить эту карточку члена профсоюза актеров.

– Такая глупая система! Пока у тебя нет карточки – у тебя нет работы. С другой стороны, ты не можешь найти работу без карточки.

– Знаю. Я постараюсь, чтобы как можно больше людей посмотрели на меня в роли Джульетты. Надеюсь, мне удастся заполучить агента и кого-нибудь, кто возьмет меня на работу, – Джина вздохнула. – А ты, Фрэнки, довольна своей ролью?

– Я потрясена. Обещаю тебе, Нюэль Ковард в моем исполнении будет чем-то необыкновенным. Я буду самой скандальной мадам Аркати, какую когда-либо видела лондонская сцена.

– Ты уже знаешь, что будешь делать дальше?

– Это как раз тот случай, когда полезно иметь знаменитого отца. Он привез из Штатов своего агента, посмотреть мой спектакль, и скоро в Лондон приедет директор его нового фильма. Скорее всего, сам он тоже приедет. Честно говоря, Джин, если Мими, агент отца, предложит мне работу, я в любом случае не откажусь. Это для меня возвращение в Голливуд. Давай пока не думать об этом.

– Если ты уедешь в Лос-Анджелес, я буду скучать.

– И я буду, Джина. Ты просто должна приехать ко мне, как только у тебя появится возможность.

– Я получила сегодня письмо от Бетины.

– Как она?

Когда осенью Джина рассказала, чем закончилась любовь Бетины и Марка, Фрэнки даже не удивилась. Она всегда знала, что это все плохо кончится.

– По-моему, сейчас она в порядке. По крайней мере, письмо гораздо жизнерадостнее того, что я получила в последний раз, наверное, потому что в июне она возвращается к родителям. Надеется, что ей удастся тайком удрать от них и приехать на наши спектакли.

– Было бы здорово опять увидеть ее. Джина кивнула в знак согласия.

Хотя репетиции «Ромео и Джульетты» начинались только через месяц, Джина вплотную приступила к работе над своей ролью. К первой читке пьесы она уже знала все слова. Режиссером был Руди. Это было большой честью, так как в этот выпуск он взялся работать только над одним спектаклем.

Когда Джина вошла в большую студию, почти весь состав был уже в сборе.

– Привет, Джина, – Мэтью поставил свой стул рядом с ней. Она села и начала нервно рыться в сумочке в поисках текста. Вошел Руди и сел за свой стол.

– Добрый день, леди и джентльмены. Надеюсь, вы прекрасно себя чувствуете. Нам предстоит четыре недели напряженного труда. Пьеса, которую мы ставим, из всех работ Шекспира – моя самая любимая. И я ожидаю от каждого из вас великолепной игры. Будьте добры, откройте свои тексты, мы начинаем читать.

Руди сидел с закрытыми глазами и слушал, как читают студенты. Ему вспомнилось обсуждение ролей с Тео, который настаивал на Джине в роли Джульетты. Хотя Руди и согласился, что Джина обладает удивительным талантом, он не был уверен, что она справится с этой ролью. Сейчас Руди внимательно слушал ее чтение. Не было сомнений – последний месяц она много работала. Ее слова были хорошо отрепетированы, и читала она их с пониманием. Но чего-то недоставало, он никак не мог уловить, чего именно. Может быть, ей надо влюбиться? И хотя он был гениальным учителем, ему приходилось контролировать эмоции своих студентов. Когда чтение пьесы закончилось, Руди открыл глаза и посмотрел на всех.

– О'кей, неплохо, но и недостаточно хорошо, чтобы ставить на сцене. Завтра вас двоих, – Руди указал на Мэтью и Джину, – я буду ждать в пять часов. Мы поработаем над любовными сценами. Со всеми остальными встретимся в пятницу, ровно в девять. Все свободны.

Мэтью удивленно посмотрел на Джину.

– Я думал, будет хуже. Увидимся завтра.

На следующий день Руди обсуждал с Джиной и Мэтью характеры их героев, что, по его мнению, являлось их силой и их слабостью. Они работали над маленьким эпизодом. Но не успели они произнести и двух фраз, как Руди остановил их.

– Вы должны помнить, вы двое, что несмотря на то, что эти влюбленные известны всему миру, вы обязаны по-своему сыграть этих героев. Забудьте, что вы видели раньше, творите так, как вы чувствуете. О'кей, читаем заново…

Глава 16

– Нет! Нет! Нет! Джина, не произноси эти прекрасные слова так, как будто ты разговариваешь с капустой. Ты любишь этого мужчину, и ты готова умереть за него. Давай попробуем еще раз.

Джина набрала воздуха и начала свои слова в пятый раз.

– Стоп! – Руди схватился руками за голову.

Джине хотелось кричать, царапаться или свернуть Руди шею, она не знала даже, чего ей хотелось больше. Был субботний день, и до премьеры оставалось две недели. Руди постоянно кричал на нее, и последние недели были для нее адом. Сегодня Руди назначил Джине и Мэтью дополнительную репетицию, чтобы поработать над сценой на балконе. Джине уже хотелось все бросить и передать свою роль какой-нибудь другой студентке. Она была абсолютно не в состоянии играть так, как хотел Руди. Она еле сдерживала слезы и решила, что если Руди скажет еще одно слово, она так и сделает. Уйдет из класса, из спектакля и никогда не вернется. Должно быть, Руди почувствовал, что Джина на грани срыва.

– О'кей, на сегодня все. Я иду домой и надеюсь, что к понедельнику вы проснетесь, – Руди закрыл свой потрепанный портфель и величественно вышел.

Джина проводила его взглядом и тут же залилась слезами.

– О Боже! Я ужасна, я так ужасна! Я ничтожна. Пора прекратить притворяться, что я актриса.

Руки Мэтью обняли ее, сначала осторожно, словно боясь, что их оттолкнут, а потом так сильно, что Джина зарыдала еще сильнее. Когда истерика прошла, Джина икала и шмыгала носом. Мэтью достал платок и нежно вытер ей глаза.

– Им придется назначить новую актрису на мою роль, и это все, что можно сделать.

– Джина, перестань. Ты все слишком близко принимаешь к сердцу. Ты же знаешь Руди. Послушай, давай еще раз пройдем эту сцену.

– Не могу.

– Я хочу еще раз пройти эту сцену. Будь настоящей актрисой, пожалуйста, сделай это для меня.

Жесткий голос Мэтью привел ее в чувства. С трудом выговорив «прости» она поднялась на кафедру.

– подал он ей реплику. Когда он поднялся к ней, крепко сжал в своих объятиях и поцеловал, Джина опять почувствовала уже знакомое ей трепетное ощущение внизу живота. И в это время, вместо сценического поцелуя, когда их плотно сжатые губы встретились, Джина почувствовала, как Мэтью осторожно открывает ей рот своим языком. Но шок от настоящего поцелуя Мэтью тут же прошел, как только Джина откликнулась на него ответным поцелуем. И земля уплыла из-под ее ног. Они стояли в пустой студии, крепко прижавшись друг к другу и целуясь со всей страстью молодых любовников, которых играли на сцене.

– Джина, моя Джина, как долго я ждал этой минуты, – прошептал Мэтью.

Казалось, прошла вечность. Когда дрожь в теле и возбуждение стали невыносимыми, их губы разомкнулись, но они продолжали стоять, обнимая другу друга, не зная, что делать или сказать.

– Я не хочу расставаться, – голос Мэтью был нежен. – Пойдем ко мне домой.

Джина поняла, что ничто не в силах ее остановить.

– Да.

Джина почти не помнила, как они доехали на такси до маленькой квартиры-студии Мэтью на Фалхем. Она держалась за его руку, пока он быстро вел ее по нескончаемой лестнице на самый верх старого викторианского дома. В квартире Мэтью сразу взял ее на руки и понес в спальню. Он держал ее, как младенца, как самое дорогое существо в его жизни, ради которого он готов на все. Он осторожно положил руки ей на грудь, затем снял с нее блузку, и Джина с облегчением вздохнула. Теперь ничто не мешало ей ощутить прикосновение его рук на нежном юном теле. Мэтью касался губами ее груди, и ее постепенно охватывала сладкая дрожь. Соски от его поцелуев стали упругими и набухли.

Мэтью сорвал с себя рубашку, брюки и остальную одежду, и предстал перед ней совершенно обнаженным. Джина, как зачарованная, смотрела на его упругое огромное копье, готовое в любую секунду пронзит ее. Он лег рядом, снова и снова ласково и нежно целуя ее. Она слышала его прерывистое дыхание, неистовое биение его сердца и чувствовала его твердую плоть, прижавшуюся к ее еще прикрытому юбкой бедру. Нежные нетерпеливые руки ласкали ее тело, затем скользнули вверх под юбку, туда, где таилось все безумство страсти и волнения. Пальцы легко коснулись бархатной поверхности треугольника, прикрывающего ее самую интимную часть и Джина, едва дыша, застонала, ощутив их нежное медленное проникновение внутрь.

Мэтью снял с нее последнюю одежду, и она совершенно нагая лежала перед ним.

– Джина, – шептал он. – Ты великолепна, о Боже, ты прекраснее, чем я мог себе представить.

Их губы встретились. Мэтью начал осторожно входить в нее, без конца повторяя ее имя, твердя, как он любит ее и всегда любил. Сердце Джины билось все безумнее и неистовее. Резкая боль пронзила ее, но затем отступила, уступая место сладострастному наслаждению.

Неожиданно Мэтью изогнулся, застонал и обессиленный упал рядом с Джиной, крепко прижимая ее к себе. Ей захотелось плакать, она не знала, почему. Она ощутила, как он вышел из нее, и почувствовала, как теплая жидкость вытекает из нее и капает на простыню. Мэтью увидел кровь на внутренней стороне ее бедра.

– Джина! – он ударил себя по лбу. – Спасибо, что ты разрешила мне быть первым, – он трогательно коснулся ее лица, а его глаза благодарно смотрели на нее. – Я люблю тебя, Джина, ты ведь знаешь это?

– Я тоже тебя люблю.

Их тела сплелись в неистовых объятиях и бесконечных поцелуях. Их обуяла новая страсть. Мэтью взял руку Джины и положил на свою плоть. Его руки осторожно и нежно искали маленький нежный лепесток, затаившийся в темных шелковистых волосках, чтобы доставить ей удовольствие. И как только он коснулся его, Джина тяжело задышала, вздрагивая всем телом. Он понял, что она готова к новому наслаждению, и опять вошел в нее.

Джина чувствовала, как ее дыхание учащается вместе с дыханием Мэтью. Напряжение становилось просто невыносимым. Стон вырвался откуда-то из глубины ее тела, и весь мир унесся к миллионам звезд. В этот момент они оба закричали. Безумную страсть сменило чувство удовлетворения и умиротворения.

Немного позже Мэтью оделся и вышел в магазин купить свежего хлеба, сыра, помидоров и вина. Пока он ходил, Джина приняла душ. Они сидели на кровати и с жутким аппетитом поглощали еду.

– Ты счастлива, Джина?

– Очень, – она надкусила помидор.

– Мне кажется, я влюбился в тебя с того момента, когда Руди назвал тебя ангелочком. Но тогда я уже был с Паулой. Когда мне удалось сбежать от нее, ты уже имела Чарли.

Джина с недоверием посмотрела на него.

– Мэтью, для начала, я никогда не «имела Чарли», как ты выразился. Он очень близкий друг, и ничего больше. И мне трудно поверить, что ты целых полтора года провел с девушкой, которая тебе даже не нравилась.

– Знаю, в начале она мне нравилась, я даже думал, что влюблен в нее, – Мэтью пожал плечами. – Она очень привлекательна, и она, это конечно грубо, она хороша в постели.

Джина вздрогнула. Он заметил это и сел к ней ближе.

– Но, как бы там ни было, уже все закончилось. Все, что я чувствую сейчас – это ты. Только ты, только тебя я хочу, моя Джульетта. – Он поцеловал кончик ее носа.

– Представляю, какие у этих двоих будут жуткие лица, когда они поймут, что произошло.

Джина кивнула. Она надеялась, что Чарли будет рад за нее.

Мэтью заметил ее хмурый вид и сказал:

– Джина, пожалуйста, ответь – ты чувствуешь все так же, как и я? Я не вынесу, если ты скажешь «нет».

Она взяла его руку и сжала ее.

– Да, Мэтью, да, это правда.

Оба упали на кровать, совсем забыв о еде, и снова предались любви.

Глава 17

– Я понимаю, что просил о чуде, и не верил, что мои молитвы будут услышаны, – Руди задумчиво смотрел на Джину, только что сыгравшую так, как он вот уже неделю добивался от нее. – Такое впечатление, что я вижу совершенно другую девушку. И ты тоже, Мэтью, стал гораздо лучше. Что случилось? – он внимательно посмотрел на них обоих. – Нет, не отвечайте, я не желаю знать. Только, пожалуйста, пообещайте, что это продлится еще десять дней. Тогда мы, действительно, покажем публике нечто. О'кей, встретимся завтра. Спокойной ночи.

Как только он вышел из комнаты, Мэтью сильно сжал руки Джины и улыбнулся. Он понял, что произошло. Руди тоже улыбался, когда шел доложить Тео, что Ромео и Джульетта достигли невероятных высот, и спектакль получится достойным, чтобы его посмотреть.

Джина с субботы не была в квартире. Когда она открыла в понедельник дверь, рассерженная Фрэнки валялась на диване.

– Где, черт возьми, тебя носит?

Фрэнки тогда знала, где пропадала Джина, как и все в школе, но не хотела так легко спускать ее с крючка.

– С Мэтью.

– Да? – протянула Фрэнки. – Спасибо, что сказала. Я чуть не подняла в воскресенье на твои поиски весь Скотленд Ярд, – она пыталась выглядеть суровой, но у нее едва это получалось.

– Фрэнки, извини меня.

Фрэнки, глядя на Джину, подумала, что еще ни разу в своей жизни не видела человека, менее всего чувствующего себя виноватым. Она видела, как ее подруга начала медленно краснеть.

Джина нерешительно произнесла:

– Фрэнки?

– Ну и как он?

– Если ты имеешь в виду уик-энд, то все прошло замечательно.

– Не надо острить, девочка, ты знаешь, что я имею в виду. Он так же талантлив в постели, как и на сцене? Это лю-ю-ю-бовь? – она протянула последнее слово, но ответ был вовсе не нужен, когда она увидела горящие глаза Джины.

– Фрэнки, это было удивительно, понимаешь, удивительно!

– Боже, меня сейчас вырвет! А как же насчет того, чтобы сохранить девственность до замужества?

Джина виновато посмотрела на нее.

– Я знаю, это нехорошо, но я ни о чем не жалею. Может быть, я буду проклята навеки, но это стоит того.

– Вы чем-нибудь пользовались?

Джина опять виновато посмотрела на нее.

– Нет, но все о'кей. Сегодня утром я обнаружила, что не беременна.

– Такое впечатление, что ты глупа, но счастлива. Не напоминает ли тебе это случай с Бетиной?

– Знаю, мне нужно было подумать об этом, но все произошло слишком быстро.

– Вот так, слишком быстро и происходят в мире маленькие трагедии. Я надеюсь, ты собираешься как-то решить этот вопрос?

– Фрэнки, ты не могла бы пойти со мной в одно из этих заведений, ты понимаешь, в клинику по планированию семьи? Боюсь, мне трудно будет встретить эту новость одной. Конечно, незаконнорожденный ребенок в десять раз хуже, но я не сделаю того, что сделала Бетина.

Она страшно испугалась, вспомнив, что говорили монашки об ужасном наказании, которое ожидает каждого, кто вырвет чужую жизнь из своего чрева. Предыдущей ночью она почти не сомкнула глаз. Она смотрела, как рядом с ней мирно спит Мэтью, в то время, как она боролась со своей совестью, после того, что сделала. Ей не верилось, что все прекрасное, что было у них с Мэтью, может считаться грехом. Джина успокаивала себя мыслью о том, что, если Бог – это любовь, а она любит Мэтью, значит, он обязательно поймет ее.

– Что ж, придется, – вздохнула Фрэнки.

– Что? – переспросила Джина, погруженная в свои мысли.

– Я сказала, что придется, я провожу тебя в клинику. Проснись, моя дорогая.

– Спасибо, Фрэнки, я буду так тебе благодарна.

Фрэнки позвонила и назначила встречу с врачом. Через два дня, когда ни у кого из них не было репетиций, они отправились в клинику. Клиника Маргарет Пик обслуживала исключительно женщин.

Джина очень смущалась, когда ее обследовали и задавали вопросы, но женщина-врач быстро успокоила ее. Она рассказала о различных методах предохранения, и они вместе с Джиной пришли к выводу, что ей лучше всего применять противозачаточные пилюли.

Джина с Мэтью проводили вместе каждую свободную минуту. Они стали больше доверять друг другу и рассказывать о своей прошлой жизни.

Мэтью родился в Гейтшиде, где его отец работал на рудниках. Отец женился в девятнадцать лет. И Мэтью, как основную причину этого преждевременного союза, он не признавал с самого рождения. Они с матерью очень страдали от постоянных пьяных дебошей и драк, когда отец возвращался из местной пивнушки. Мэтью, обожавшему свою мать, приходилось каждую ночь накрывать голову подушкой, чтобы не слышать ее отчаянных воплей. Ему было тринадцать лет, когда мать умерла, и тогда он стал давать отцу достойный отпор. После окончания школы Мэтью заработал денег на билет в Лондон, и без гроша в кармане, отправился в большой город. Он быстро нашел себе работу мойщиком посуды в одном из больших ресторанов и переехал вместе с одним из официантов в грязную квартирку на Клефем.

– Я был очень решительным, Джина. Отец говорил мне, что я не от мира сего, потому, что увлекался театром, но он ошибался. Я дал себе пять лет на то, чтобы заработать денег и поступить в школу драмы. Чтобы заработать деньги, приходилось делать все, – он усмехнулся. – Ты бы слышала меня, когда я приехал в Лондон – деревенщина без слуха и голоса. Перед прослушиванием в школе я брал уроки голоса.

– Сейчас бы уже никто не догадался.

– Знаю. Очень обходительный, привлекательный, искушенный в житейских делах, не такой ли я теперь? – его лицо исказилось, он вздохнул. – Иногда мне кажется, что у меня никогда не получится.

Джина крепко обняла его:

– Это все в прошлом.

Мэтью улыбнулся.

– Да, а сейчас нам лучше всего немного поспать. Завтра тяжелый день.

Джина выключила свет и прижалась к Мэтью.

– Прекрасная пара – ты и я, – тихо сказал он. – Тебе нравится быть Ли и Оливье в восемнадцать лет?

Джина подумала, что он шутит, и не сказала ему, что разделить свою жизнь и работу с любимым мужчиной было для нее всем, о чем она когда-то мечтала.

Глава 18

– Удачи тебе, моя Джульетта, я увижу тебя на сцене и снова скажу, как сильно люблю тебя, – Мэтью поцеловал ее и ушел за кулисы в ожидании своего выхода.

Джина сидела в гримерной, заполненной девушками, занятыми в спектакле. Сердце ее громко стучало. Она слышала приглушенный шепот публики, доносящийся из зала «Теноя». Джина надеялась, что приглашенные ею агенты, директора театров и критики, могут повлиять на ее дальнейшую карьеру. Она не знала точно, пришла ли мать, но сильно в этом сомневалась. Джина послала ей пригласительный билет и объяснила, что следующие несколько воскресений у нее не будет возможности прийти из-за репетиций. Но ей было бы очень приятно, если бы мать пришла на спектакль.

Джина надеялась, что и Чарли будет в первых рядах зрителей, но с недавних пор он как-то странно ушел в тень. Он был полностью поглощен своей новой пьесой, и Джина надеялась, что он не обижается на нее из-за Мэтью. В ней проснулось эгоистическое чувство, и она не хотела, чтобы хоть один человек омрачал ее безоблачное счастье.

Заиграла музыка, и гул в зале медленно стих. Звонок известил о ее выходе, и она встала за кулисами. Со сцены до нее доносился голос Мэтью, и все волнение неожиданно исчезло. Выйдя на сцену в первом эпизоде с няней в спальне, она уже была абсолютно спокойна и уверенно начала свой трагический рассказ.

Фрэнки, сидевшую в зале, при виде Джины вместе с Мэтью охватило непонятное беспокойство. Еще два человека испытывали то же чувство. Джойс, глядя на свою талантливую дочь, сразу все поняла. И Чарли понял тоже.

В тот момент, когда Джульетта вонзила себе в грудь кинжал, и, подойдя к Ромео, упала рядом с ним, Джина поняла, что если когда-нибудь Мэтью покинет ее, она без колебаний сделает то же самое. Жизнь без Мэтью была для Джины так же невозможна, как для Джульетты без Ромео.

Публика, затаив дыхание, смотрела, как умирала Джульетта. Занавес опустился. Какое-то время в зале стояла мертвая тишина. Джина, все еще лежа на сцене, совершенно растерянная, не могла понять, что произошло. Но тут грянул шквал аплодисментов, Джину и Мэтью долго не отпускали, и они с удовольствием кланялись публике.

К Руди с поздравлениями подошел Тео:

– Великолепно, старина. Я же говорил тебе, что девочка необычайно талантлива. Думаю, мы сможем записать на свой счет еще одну прекрасную пару молодых звезд.

На ужине после спектакля, Джина с Мэтью, держась за руки, стояли в центре огромной толпы восхищенных почитателей. Они были на высоте. Три агента вручили Джине свои визитки и попросили поддерживать с ними контакт. Мэтью разговаривал с известным телережиссером, которого привел его новый агент. Мэтью предложили работу в новом еженедельном телесериале, съемки которого начинались в сентябре.

Мэтью повернулся к Джине и крепко сжал ее руку.

– Мы в пути, дорогая.

Она счастливо улыбалась, когда к ним подошел Тео.

– Примите мои поздравления. Исполнение – супер. Такой супер, что один мой приятель-режиссер попросил узнать, не согласитесь ли вы продлить ваши роли звезд-влюбленных и сыграть их в новой версии «Раунд Хаузе». Это хорошее место, к тому же вы сможете получить карточку членов профсоюза.

– Мы, то есть я, с удовольствием, – сказал Мэтью, зная, что ему нужна эта карточка для работы на телевидении. – А ты, Джина?

Предложение работы рядом с Мэтью еще на три недели были ответом на ее молитвы.

– И я тоже.

– Прекрасно, вы сможете показать свое исполнение еще многим людям, и ваши шансы получить хорошую работу возрастут. Я завтра скажу о вашем согласии Роджеру.

Джина заметила в дальнем углу зала одинокую нервную фигуру.

– Извини, я увидела свою мать.

Джина радостно подошла к ней.

– Здравствуй, мама, мне очень приятно, что ты пришла.

– Ты хорошо играла, Джина.

– Спасибо, хочешь вина?

– Нет, благодарю.

Они молчали, Джина увидела, что Мэтью приближается к ним. Он протянул Джойс руку.

– Здравствуйте, я Мэтью Валмонт. Очень рад с вами познакомиться.

Джойс осторожно взяла его руку, как будто он протягивал ей змею, и пожала ее.

– Извините, вы не будете возражать, если вы подержите вот это, а я заберу вашу дочь на несколько минут. Пожалуйста, не уходите. Я знаю, Джина хочет поговорить с вами, – он отдал ей свой бокал с вином и отвел удивленную Джину в угол.

– Прости, дорогая, но это действительно срочно.

– Что случилось?

– Знаю, это может быть невероятным потрясением для тебя, и ты можешь ответить «нет», если хочешь. Я люблю тебя, Джина, и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Он достал маленькую коробочку и протянул ей. Ее пальцы ощутили бархатную поверхность коробочки. Она чувствовала себя, как во сне.

– Посмотри, я понимаю, это немного поспешное решение, но нельзя придумать более подходящего и романтического момента для такого предложения. Я абсолютно уверен, а ты?

Конечно же, она была согласна. Она любила его, хотя они знали друг друга еще так недолго. Она отдала ему свою девственность, так что будет правильно, если они поженятся.

– Если ты не будешь ничего говорить, то открой хотя бы это, дорогая.

Она открыла коробочку. Внутри лежало изящное золотое колечко с бриллиантом.

– Можно я надену его тебе на палец?

– Да.

Кольцо было точно по размеру ее изящного пальчика.

– Моя любовь, ты сделала меня счастливым, – он схватил ее за руку и потащил за собой.

– Пойдем, я хочу объявить об этом всем, пока они не разошлись по домам.

– Разве мы не скажем об этом первой моей матери?

– Мы поговорим с ней после, – Мэтью поставил Джину в центре зала.

Он хлопнул в ладоши и попросил тишины.

– Леди и джентльмены! Ромео и Джульетта хотят сделать объявление. Мы решили переписать историю Шекспира и сделать ее со счастливым концом. Я хочу, чтобы вы знали, что две минуты назад мисс Джина Шоу согласилась стать моей женой.

Звон бокалов нарушил удивленную тишину, и Джина увидела белое лицо матери и осколки бокала, который она уронила, у ее ног.

Фрэнки, которая только что вошла, молча стояла, не понимая, что происходит. Люди столпились вокруг них, поздравления сыпались со всех сторон.

Чарли спокойно вышел из зала.

Фрэнки, наконец, поняла в чем дело, и направилась к своей подруге поздравить ее.

– Это и есть, так называемая, насыщенная событиями ночь? Не знаю, как ты будешь выглядеть в свадебном кружевном наряде, но, тем не менее, мои поздравления. Я рада, ведь кто-то должен за тобой присматривать, когда я уеду в Штаты.

Джина не видела Фрэнки с прошлого вечера, когда та играла в спектакле. Ее отец привел Мими, своего агента, посмотреть игру Фрэнки.

– Фрэнки, Мими согласилась взять тебя на работу?

– Да, и возможно, я даже получу роль в фильме. Но об этом я расскажу в другое время. Сегодня ты должна веселиться, малышка. Кстати, твоя мать здесь? Мне кажется, сегодня прекрасная возможность познакомиться с ней.

– Да, она здесь, – Джина поискала глазами мать. Джойс нигде не было видно. – Она была здесь. Мэтью, ты не видел мою мать?

– Мне кажется, я видел, как она уходила, любимая, – Мэтью опять вернулся к разговору с режиссером, поздравлявшим его.

– Ничего страшного, – сказала Фрэнки. – Я и не хотела встречаться с этой старой летучей мышью. Я бы сразу уронила себя в ее глазах, как только произнесла бы «черт» или «дьявол». Она бы ушла отсюда полностью шокированная. Ты сегодня останешься с Мэтью?

– Да, – Джина была сильно расстроена.

Ей было стыдно перед матерью, что не ей первой она объявила о своем счастье.

– Прекрасно, увидимся в школе.

– Да.

– Желаю хорошо провести вечер. Приходите завтра вдвоем ко мне, мы откроем бутылочку шампанского, – Фрэнки поцеловала Джину и направилась к двери.

Публика начала расходиться. Джина тронула Мэтью за плечо.

– Я нигде не вижу матери. Я беспокоюсь.

– Наверное, она просто устала и сбежала домой, не желая тебя беспокоить. К тому же, она здесь никого не знает.

– Мэтью, она моя мать, и мы только что объявили о помолвке. Почему она даже не подошла попрощаться?

– Не знаю.

Она почувствовала нотки раздражения в его голосе.

– С ней все будет нормально. Пожалуйста, расслабься и радуйся этому вечеру.

– Извини, но я поеду домой. Хочу убедиться, что с ней все в порядке. Встретимся дома.

Мэтью вздохнул.

– О'кей, Джина, как хочешь. Встретимся позже.

Он выглядел раздосадованным, но достал из кармана джинсов пятифунтовую бумажку.

– Возьми такси. Не могу же я позволить своей будущей жене – без пяти минут звезде, ехать вместе со всеми на метро.

– Я вернусь очень быстро, – она поцеловала его, выскочила на улицу и поймала такси.

Джина поднялась по темной лестнице. Она вздохнула с облегчением, когда увидела полоску света, пробивавшуюся из-под кухонной двери, открыла дверь и замерла, увидев мать.

Джойс все еще сидела в пальто. В одной руке она держала стакан с какой-то жидкостью, подозрительно напоминающей по цвету шерри. В другой руке – наполовину пустая бутылка.

– Мама, с тобой все нормально? Что случилось? – она с тревогой обняла мать за плечи.

– Не трогай меня! – срывающимся голосом крикнула Джойс и оттолкнула Джину.

Она поднесла стакан к губам дрожащей рукой и в два глотка осушила его. Джина посмотрела на ее остекленевшие глаза. Мать была пьяна.

– Как ты могла, Джина, как ты могла? Разве ты не понимаешь, что натворила?

– Мама, я…

– Ты, маленькая шлюха. Ты уже спала с ним? Да?

Джина забилась в угол кухни, когда Джойс встала и, шатаясь, подошла к ней.

– Ты маленькая потаскушка, ты спала с этим актеришкой-ублюдком. Это написано на твоем лице, ты, глупая маленькая корова.

Слезы потекли по щекам Джины, когда голос матери сорвался на крик.

– Ты беременна, Джина? Я спрашиваю, ты беременна? Ответь, черт возьми!

– Нет, мама, нет. Ты не понимаешь, я и Мэтью…

– Не понимаю? Ха-ха! – Джойс дрожащей рукой подняла бутылку, и Джине показалось, что она сейчас ударит ее. Но Джойс только опять налила стакан.

– Я не понимаю! – язык у нее заплетался. – Я скажу тебе кое-что, мисс Джина Шорт или Шоу, или каким еще нелепым именем ты себя называешь. Ты не знаешь ничего, что я пережила ради тебя. Ничего! – ее слова были, как пощечина. – Как ты мне отплатила? Ты спишь с низким, подлым актеришкой, который думает, что Бог наградил его даром сводить всех женщин с ума. И ты веришь в его любовь? Ты глупая дура. Он ублюдок и бросит тебя так же, как бросили меня, с кучей воспоминаний, и все.

Джойс плюхнулась на стул.

– Тебе только двадцать лет, Джина. Ты еще ребенок. Что ты знаешь о любви? Я сейчас скажу тебе. Если ты выйдешь за него, я тебя больше не хочу видеть!

Джина смотрела на горящее лицо матери.

– Пожалуйста, не говори так, мама. Ты ведь совсем не знаешь Мэтью, а я знаю, он любит меня, – слезы ручьем потекли из глаз Джины.

– Любовь, ха-ха! Посмотри, что твоя любовь сделала со мной. Убирайся и выходи за своего Очаровательного Принца и никогда больше не появляйся в моем доме.

– Мама, ты несправедлива ко мне. Я не хочу уходить от тебя вот так. Мы сможем поговорить с тобой, когда ты успокоишься?

– Я спокойна, и совершенно точно знаю, что говорю. Я хочу, чтобы ты ушла отсюда. Уходи, уходи, потаскуха. Думаешь, секс сделает твоего дружка верным и счастливым? Твой отец был настоящим подонком. Они все одинаковые подонки, эгоистичные подонки! – она встала, держась за стол, чтобы поддержать свое шатающееся тело.

– А сейчас убирайся, я даже лица твоего не хочу видеть, шлюха!

Джина, истерически рыдая, выбежала на улицу. К счастью, ей тут же удалось поймать такси. Она дала водителю адрес Мэтью и села, пытаясь подавить истерику.

Джина не имела ни малейшего понятия о том, что же такого плохого она натворила. Она была уверена, что Мэтью никогда не обидит ее. Он всегда был таким заботливым и нежным, он тысячу раз повторял, как он ее любит, когда они занимались любовью. И она по-настоящему любила его. Конечно же, это не преступление.

Глава 19

Чарли швырнул клочки бумаги и сломанный карандаш в мусорную корзину. В сотый раз проверил, не забыл ли что-нибудь, и закрыл свой потрепанный старый чемодан. Посмотрел на часы. Через десять минут ему нужно отправляться в аэропорт «Хитроу». Он сел на кровать и вздохнул, вспоминая те времена, когда она сидела здесь, такая неотразимая в мрачном окружении его квартиры.

«Ну что, старина Чарли, ты продул».

Он разговаривал со стенами, и они молча слушали его бесполезные выступления. Он верил, что обязательно будет счастлив. Ведь его так хвалили и сразу предложили шестимесячный контракт в английском театре во Франкфурте, там он сможет работать, как режиссер, написать и поставить две собственные пьесы.

Но хорошие события зачеркивались известием о замужестве Джины. Это причинило ему невероятную боль. Ему захотелось написать об этом пьесу, но сейчас воспоминания были слишком тяжелы. Чарли обрадовался возможности уехать за границу. Может быть, там уму удастся забыть ее и сделать себе карьеру. Но он сильно сомневался в этом. Джина занимала все его мысли с тех пор, когда он впервые увидел ее на балконе у Фрэнки. Он любит ее и всегда будет любить. Почему он никогда не говорил ей об этом? Ведь было столько возможностей, когда она сидела тут, в этой комнате. Он не знал. Может быть, если… может быть… Нет, он потерял ее навсегда, раз она выходит замуж за этого прекрасного жеребца. Чарли поймал себя на мысли, что он едва знает Мэтью. Но почему он так не нравился ему – то ли из-за Джины, то ли его инстинкт подсказывает ему что-то? У него теперь не было времени выяснять это. Через три часа он будет в чужой стране. Последние дни были очень болезненными для него. Он брал ручку и изливал бумаге свои чувства к Джине, о которых никогда не сможет ей сказать. Его записки уже начали приобретать какую-то форму, конечно, главным женским образом была Джина.

Когда-нибудь…, в будущем, мечтал он, все еще цепляясь за какие-то надежды. Он не мог говорить с ней, зная, что его поздравления будут звучать неискренне. Он написал ей записку, похвалил ее игру и пожелал счастья с Мэтью. Потом посмотрел на письмо, задумался, разорвал его в клочья и швырнул в корзину, следом полетел сломанный карандаш. Как писатель, он был горд, что пишет правдиво, но в этом письме не было ни слова правды. Он взял свой чемодан и медленно спустился по лестнице.

«Прощай, мой ангел», – прошептал он, в последний раз закрыл дверь и остановил такси.

– Джина, сладкая, ты готова? Машина ждет.

Джина в последний раз с любовью окинула взглядом комнату, которая последние два года была ее. Завтра она выходит замуж за Мэтью в мэрии Челси, и они переезжают в просторную квартиру, снятую в районе «Литл Винис».

Пролетел месяц после окончания драматической школы. Они сразу же приступили к репетициям «Ромео и Джульетты» в «Раунд Хаузе» и играли спектакль три раза в неделю. Джина наслаждалась каждой секундой этого суматошного времени. Спектакли с их участием посещали выдающиеся актеры, прослышавшие о двух талантах из Британской школы драмы. Джина и Мэтью получили профсоюзные карточки. Мэтью без конца вызывали на пробы, и он получил большую роль в новом телесериале. Было много сомнений и шампанского.

– Надеюсь, я не продался только ради постоянного заработка, – сказал он Джине. Джина знала о его мечте работать в Королевской шекспировской труппе. Агент заверял Мэтью, что год съемок в сериале никак не повредит ему, к тому же, сериал будет транслироваться по каналу Би-Би-Си в разряде первоклассных шоу. Мэтью приобретет известность, и режиссеры будут считать его «золотой жилой» для своих театров. И, кроме того, это прекрасные деньги.

Джина посетила четырех агентов, которые оставили ей свои визитки и остановилась на Питере Кроссе. Он занимался этим делом уже тридцать лет, всех знал и держал в своем агентстве маленький, но отборный штат. Каждого клиента он знал лично и имел репутацию воспитателя молодых талантов. Когда Джина приехала в его захламленный офис в Сохо, в нее вцепился мужчина с добродушным лицом, напоминающим ей мистера Макобера или любимого дядюшку, о котором она всегда мечтала. Он тут же потащил ее в ближайший бар для беседы. Он видел ее спектакль в школе и в «Раунд Хаузе» и считал ее по-настоящему талантливой. Они обсудили ее будущее и то, над чем бы ей самой хотелось работать.

К концу разговора Джина поняла, что это именно тот человек, который позаботится о ее первых шагах. Джину удивило то, что Питер отказывается брать комиссионные, если она будет работать в театре с постоянной труппой и репертуаром, и только десять процентов за работу на телевидении и кино. Со дня их встречи Питеру удалось убедить нескольких директоров картин и продюсеров посмотреть спектакль Джины в «Раунд Хаузе». Он заполнил ее дни участием в различных пробах, начиная от коммерческой рекламы продуктов и заканчивая ролью в известном спектакле «Готч» Верри Кифа. На рекламу она подошла, а вот для спектакля – нет.

Только две вещи действительно омрачали ее счастье. Воспоминания об ужасном разговоре с матерью и отъезд Фрэнки в Голливуд сразу же после их свадьбы. Они почти не встречались с Фрэнки в эти последние сумасшедшие недели, но та пообещала быть свободной вечером за день до свадьбы. Они собирались устроить девичник в честь последней девичьей ночи Джины.

Она смотрела на себя в зеркало и вышла в вестибюль, пытаясь не замечать коробок и сумок, заполнивших комнату Фрэнки. Даниэль решил продать квартиру, когда Фрэнки уедет. С трудом верилось, что предстоит последняя ночь вдвоем с Фрэнки.

Фрэнки осмотрела ее с головы до ног.

– Хорошо! Ты одела джинсы. Да, это не вечер для нарядов.

Такси довезло их в Сохо и остановилось перед баром. Был жаркий августовский день, и весь Лондон, казалось, ожил и зашевелился.

– Пойдем, девочка, начинаем первый раунд. Здесь мы напьемся до бесчувствия, а потом поедем ужинать к Кетнерсу к десяти. Основная цель – накачаться насколько возможно, – Фрэнки широко улыбнулась, и они вошли в переполненный бар.

Джина почувствовала чью-то руку на своем плече. Она обернулась и увидела Бетину. Они обнялись.

– Мне позвонила Фрэнки. Я не могу позволить кому-нибудь из нашей шайки выйти замуж без меня. А уж тем более, не провести с шиком девичник.

Подошла со спиртным Фрэнки, и они, как прежде, шутили, смеялись и радовались тому, что снова вместе.

– О'кей, допиваем здесь и отправляемся в следующую питейную дыру, – приказала Фрэнки.

В баре у Кетнерса они выпили шампанского. Фрэнки встала.

– Мне бы хотелось предложить тост за мисс Джину Шорт, которая стала Шоу, а завтра будет миссис Валмонт. Пусть жизнь с мужчиной твоей мечты станет для тебя вечным блаженством.

– Спасибо вам, – Джина неуверенно встала. – Я хочу предложить тост за Фрэнки, за ее успех, за ее первый фильм в Голливуде. Я уверена, он будет иметь бешеный успех. И еще, – Джина замолчала. – Я хочу выпить за вас двоих, самых лучших моих подруг, о которых я когда-либо мечтала, – у нее на глазах выступили слезы, когда она взглянула на Фрэнки, без которой она, может быть, не стала бы такой, какой была теперь. Потом на собственные проблемы.

– Я верю, что мы никогда не потеряем друг друга, – добавила Джина и подняла бокал.

Очередь говорить тост дошла до Бетины.

– За моих подружек, которые очень помогли мне выжить в последний год. И за ваше будущее. Я верю, вы будете большими звездами, и с нетерпением жду, когда однажды скажу своим детям, что знаю вас. За вас!

Вернувшись домой, они были счастливы, несмотря на то, что понимали, что самое прекрасное время в их дружбе подошло к концу. Они пили кофе и болтали.

– Я буду в Лонгдейл Холле несколько месяцев.

– Ты собираешься там остаться? – спросила Джина.

– Да, на какое-то время, пока не решу, чем заниматься дальше. Кстати, – глаза Бетины засверкали. – Я встретила очень хорошего мужчину.

– Ты маленькая змея! Расскажи о нем, – попросила Фрэнки.

Бетина застенчиво улыбнулась.

– Обещаю, я все расскажу, когда будет о чем говорить. А сейчас, мне кажется, для нашей без пяти минут невесты пора немного поспать.

У Джины все внутри перевернулось, когда она вспомнила, что очень быстро приближается одиннадцать часов завтрашнего дня. Свадебное торжество будет скромным из-за отсутствия достаточной суммы денег и членов семей. Она послала приглашение матери и не удивилась, когда не получила ответа. Мэтью отказался послать отцу приглашение, а больше у него не было никаких близких родственников, которых можно было бы пригласить.

Джина только забралась под одеяло, как заметила, что дверь в ее комнату открывается.

– Ты не спишь?

– Нет, входи.

Фрэнки присела на кровать и взяла Джину за руку.

– Извини, что побеспокоила тебя, но завтра у меня уже не будет возможности. Мне просто хочется поблагодарить тебя за эти прекрасные два года. И сказать, что, если когда-нибудь ты будешь в чем-нибудь нуждаться, ты знаешь, где я, и, как поется в песне, просто позвони мне.

Джина увидела слезы в больших глазах Фрэнки.

– Я буду скучать по тебе, Джина.

– Фрэнки, и я буду скучать!

– Приезжай ко мне скорее, о'кей?

– Как только смогу.

– Встретимся завтра, в самый важный для тебя день, – Фрэнки встала и пошла к двери, – люблю тебя, – и она вышла из комнаты.