Ангелы живут вечно

Глава 25

Дмитрий закрылся в своем мире, ограничив общение с окружающими до минимума. Ева была единственным человеком, которого он впустил в свою жизнь, но, как оказалось, их счастье было таким коротким! Он не смог больше находиться в квартире, где они были счастливы вдвоем, и сменил жилье. Любовь к Еве, которая стала центром его жизни, не исчезла с ее уходом, она как будто замерла, уснула на неопределенное время. Дмитрий был готов поспорить со всеми, кто говорил, что время лечит. На самом деле время лишь отдаляло человека от прошлого, но от душевных страданий безжалостное время не исцеляло.

Проходя по улице и видя любую девушку, идущую ему навстречу, он мысленно сравнивал ее с Евой. Ни одна из них не могла сравниться с его любимой. Дмитрий ловил себя на мысли о том, что красоту, улыбку, доброту, понимание и поддержку Евы не сможет заменить ни одна девушка на свете. Он осознавал, что прошлого уже не вернуть, что его нельзя изменить, но принять смерть Евы не мог.

«Если бы я видел ее в гробу, то, возможно, мне было бы легче осознать неизбежное», — думал он бессонными ночами.

Он ругал себя за то, что не спросил, где живет ее мать и сестра, не познакомился с ними. Дмитрию хотелось узнать, где похоронена Ева, чтобы приходить на ее могилку, и в то же время он боялся этого и не представлял, как можно видеть место ее захоронения. Несколько раз он порывался пойти в оперный театр и попросить Людмилу Михайловну все выяснить, но как только воображение рисовало картину кладбища с могилой Евы, ему становилось дурно.

«Для меня она жива сейчас и будет жить вечно», — говорил он себе.

Дмитрий погрузился в депрессию. Ему звонили родители, но он отказывался разговаривать с ними. Хотелось вырваться из мира, где царит несправедливость, и попасть туда, где нет душевной боли и переживаний, но такого места он не находил.

«Надо работать и реализовывать свои планы», — напоминал он сам себе, но не в силах был продолжать жить по-прежнему.

Спустя месяц он сказал себе: «Я должен быть сильным! Для кого-то Ева умерла, а для меня она жива, и будет жить всегда, как и вечная любовь к ней».

Собрав в кулак все силы, которые у него остались, он с головой погрузился в работу. Дмитрий занимался переводами с латинского языка и понимал, что надо расширять профиль своей деятельности. Теперь на очереди у него были искусственные языки из группы априорных. Его не интересовали языки, которые использовались в рамках одного сериала или книги. Дмитрия привлекали такие языки, как квенья из книжной трилогии Толкиена «Властелин колец» или клингонский язык из сериала «Звездный путь». Он серьезно занялся самообразованием, хотя ему, как и прежде, приходилось делать переводы, чтобы заработать себе на жизнь. Дмитрий много читал. Чтение отвлекало его от грустных мыслей, и он, погружаясь в мир книги, проживал жизнь ее героев.

Со стороны могло показаться, что парень ведет обычный образ жизни, что у него ничего в жизни не происходит, кроме работы и хобби. Никто не мог знать, что творилось в его душе. Там была пустота, которую он пытался ежеминутно заполнить работой или другим занятием. Единственное, с чем он не смог справиться, — это любовь, которая не исчезла с уходом Евы из жизни.

Глава 26

Антонина Евгеньевна за день успела обойти несколько благотворительных фондов. Ей не отказали в просьбе и перечислили на счет деньги, но это была капля в море. Вечером она вернулась в больницу с хорошими новостями.

— Начало есть! — оповестила она бодрым голосом. — Пять тысяч долларов уже на счету!

— А надо сколько?

— Много, но начало положено!

— Мама, сколько надо собрать?

— Сто тридцать.

— Это невозможно, — произнесла Ева. — Не стоит смотреть на проблему сквозь розовые очки. Я это понимаю, да и ты тоже знаешь.

В голосе Евы звучала обреченность. Так говорят люди, которые потеряли всякую надежду и смирились с неизбежным. У Антонины Евгеньевны заболело в груди, но она нашла в себе силы и слабо улыбнулась.

— Я найду эти деньги, — сказала она. — Мы поедем с тобой в Беларусь, там тебе сделают трансплантацию печени от донора. Доктор уже направил запрос, и тебя поставили на очередь.

— Не верю я уже ни во что.

— Завтра я смотаюсь в село, проведаю Раю, а потом снова пойду по фондам.

— Как там Рая? Ей уже лучше?

— Да, немного лучше, — сказала Антонина Евгеньевна, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно. — Мои вы хорошие, единственные, самые любимые! Я вытяну вас, не отдам… болезням!

— Как мне хочется увидеть сестричку!

— Увидишь, обязательно увидишь! Надо только поспешить с операцией! — твердо произнесла женщина. — Главное, доченька, не падай духом. Хорошо?

— Не могу. Нельзя в моем возрасте верить в сказки. Чудес не бывает, мама.

— Бывают! Главное — это верить в то, что мы с тобой справимся. Твой парень намерен на тебе жениться, надеется, что вы будете счастливы, что у вас будут дети…

— Я тоже на это надеялась.

— Ты сказала, что любишь его, значит, ради вашей любви ты должна все преодолеть. Знаешь, какую силу имеет настоящая любовь? Огромную! И пока она будет у тебя, ты должна бороться! Любовь тебе поможет! Она всесильна! Когда вы собирались пожениться?

— Послезавтра он будет ждать меня у загса.

— Ты придешь? Можно взять такси и поехать.

— Нет, мама, у меня есть другой план на этот день.

— Какой план? — поинтересовалась Антонина Евгень­евна.

— Потом скажу. Ты иди, мама, отдохни, уже вечер, — устало произнесла Ева и прикрыла глаза.

Антонина Евгеньевна приехала в хостел, достала небольшую иконку с изображением Иисуса, поставила ее на тумбочку, стала перед ней на колени.

— Господи Боже, ты все видишь, все знаешь, прости меня за грехи вольные и невольные, за грехи моих предков и моих детей, — вполголоса говорила она, и слезы текли по щекам женщины. — Дай мне силы снести и пережить все испытания, посланные мне. Прошу тебя, умоляю: пошли исцеление моим детям, взамен возьми с меня что угодно! Можешь забрать мою жизнь, но даруй моим девочкам исцеление!

Антонина Евгеньевна еще долго просила Всевышнего спасти своих детей, не стыдясь слез. Изможденная и усталая, она легла спать, не поужинав, но сон не шел. Ей хотелось уснуть, чтобы, проснувшись утром, узнать, что все, что с ней происходит, просто ночной кошмар, а Ева и Рая здоровы и счастливы.

«Мне надо поспать, чтобы были силы на новый день, — сказала она себе. — Возможно, и правда мне все это приснилось?»

Глава 27

Было больно смотреть на дом, в котором уже хозяйничали новые жильцы. Антонина Евгеньевна на миг задержалась возле него, посмотрела с грустью на окна. За ними было столько всего хорошего! Там она была счастлива с мужем, там росли их дочери. Все лучшее осталось в тех стенах и в прошлом. Тяжело вздохнув, женщина медленно пошла дальше.

Во дворе она увидела Галину и Василия, которые весело о чем-то беседовали. Заметив женщину, Галина поспешила уйти.

— Вася, я зайду ближе к вечеру, — сказала она мужчине.

Поздоровавшись с Антониной Евгеньевной, Галина прошмыгнула мимо нее, опустив глаза. Василий зашел в дом вместе с тещей.

— Как Рая? — спросила она.

— Все так же, — ответил он. — Вчера Галя помогла выкупать ее, а потом я вынес Раю во двор подышать свежим воздухом. Завтракать будете?

— Пока нет, я к дочери, — ответила женщина.

В комнате царил полумрак: окно было плотно завешено шторой.

— Кто здесь? — услышала она слабый голос Раи.

— Это я, доченька, — ответила Антонина Евгеньевна.

Она поцеловала дочь и спросила, почему в комнате темно.

— Я все равно плохо вижу, — ответила Рая, — для меня нет разницы, день или ночь на дворе.

Мать поинтересовалась у дочери, как она себя чувствует, и Рая ответила, что на таблетках лучше.

— Мама, а как Ева? Она может ко мне приехать? Хочу увидеть ее, — сказала Рая.

— Ева еще в больнице.

— Тогда не надо ее тревожить. Меня все равно уже ничто не спасет, а ей надо выздороветь, и как можно быстрее.

— Вы обе должны быть здоровы! — пытаясь казаться уверенной, сказала Антонина Евгеньевна. — Доченька, ты хочешь есть?

— Нет, у меня плохой аппетит.

— Вася тебя не обижает?

— Нет, мама, все нормально, они с Галей мне очень помогают.

Антонина Евгеньевна проверила лекарства в тумбочке, прикинула, что их хватит еще на полтора месяца.

— Ты отдохни, я скоро приду, — сказала дочери женщина.

Она вышла в другую комнату, прикрыв за собой дверь, достала шкатулку, где раньше хранились деньги, — там было пусто. Антонина Евгеньевна нашла зятя на кухне, он сидел за столом и пил молоко с батоном.

— Вася, у меня есть к тебе разговор, — сказала женщина, присаживаясь на табурет напротив.

— Какой?

— Я понимаю, что Рае нужны лекарства, и это определенные расходы, но, как говорят в народе, беда одна не ходит, другую за собой водит, — начала женщина. Василий допил молоко, отодвинул от себя чашку. — Ева… Она тяжело заболела, ее будут отправлять на операцию в Беларусь.

— Неужели? — Василий скривил рот в ухмылке.

— Кстати, Рая ничего об этом не должна знать.

— Да и мне не верится в это. Вам понадобились деньги? Я правильно мыслю?

— Да, очень нужны деньги Мне надо собрать огромную сумму.

— Еве, значит, нужны деньги на лечение, а второй дочери нет? — с иронией произнес Василий.

— Мне обе дочери дороги, и сердце болит и за одну, и за другую, — сказала ему Антонина Евгеньевна, — но на Раечку расходы гораздо меньше. К тому же на полтора месяца она обеспечена лекарствами.

— Уже и это проверили? А то, что Раю надо кормить, поить, вы не учли? И то, что вы не святым воздухом питались, когда здесь жили, уже забылось?

— Вася, побойся Бога! Я все свое большое хозяйство сюда забрала, да и жила здесь совсем немного. Давай не будем считать, кто сколько мисок супа съел, подумай о том, что надо спасать молодую жизнь, — сказала женщина. — Если не веришь, я могу привезти все необходимые документы из больницы.

— Мне не нужны ваши бумажки! — нервно ответил мужчина. — Вы свои вопросы решайте без меня, мне Раиных проблем хватит по самое горло!

— Василий, прошу тебя, отдай часть моих денег!

— Вот тебе, — он ткнул в лицо женщины кукиш, — а не денег! Раю лечить буду! Разговор окончен!

Василий поднялся и вышел из дома, громко хлопнув дверью. Антонина Евгеньевна оцепенела. Слез не было, внутри все замерло.

— Мама! — услышала она голос дочери. — Мама! Ты здесь?

— Иду, доченька, иду! — Антонина Евгеньевна поднялась с места, поспешила к Раисе. — Что тебе, моя хорошая?

Женщина села на стул рядом с кроватью, взяла дочь за руку.

— Мама, обними меня, — попросила Рая.

Антонина Евгеньевна прилегла рядом с дочерью, обняла ее и услышала, как вздрагивает от приглушенного плача худенькое тело дочери.

— Ну что ты, мое солнышко! — Женщина стала покрывать поцелуями мокрое лицо дочери. — Не надо, прошу тебя! Побереги силы, доченька! Я люблю тебя, Раечка!

— Мамочка, прости меня за все-все! — хриплым голосом произнесла Рая.

— За что?! Ты — моя радость, моя любовь!

— За то, что не послушала тебя, вышла замуж за Васю… За то, что не была примерной дочерью. Наверное, тебе хотелось, чтобы я была лучше?

— Ты и так у меня лучшая.

— Значит, ты меня прощаешь?

— Конечно, моя хорошая, конечно!

— Мне сейчас так хорошо стало, так спокойно, как в детстве! — произнесла Рая, утерев слезы. — Знаешь, мама, я сейчас поняла, почему тяжелобольные люди уходят из этой жизни без сожаления. Когда боль и мучения доходят до предела, хочется побыстрее уйти, чтобы избавиться от них и не причинять неудобства другим.

— Не говори так, Раечка! Не надо! — попросила женщина и поцеловала дочь.

Глава 28

Утром Ева напомнила матери, что наступил день, которого она так ждала.

— Я знаю, — сказала Антонина Евгеньевна, — сего­дня вы с Димой должны подавать заявление на роспись.

— Ты можешь отпросить меня у доктора на один часик?

— Ты все-таки решила подать заявление? — Женщина с надеждой посмотрела на дочь.

— Я его слишком сильно люблю, чтобы сделать несчастным, — ответила Ева.

Поговорив с доктором и получив добро, Антонина Евгеньевна вызвала такси и помогла дочери спуститься вниз. Они подъехали к помещению загса, и Ева попросила таксиста остановиться так, чтобы был виден вход в учреждение.

Ева наблюдала за Дмитрием, который стоял с букетом цветов, смотрел по сторонам, ожидая ее, и нетерпеливо поглядывал на часы. Она видела, как к десяти часам Дима заволновался, на его лице, которое светилось от счастья, появилась тревога. Ева пыталась отогнать от себя мысль о том, что в это время она тоже должна была радостно спешить сюда, если бы не болезнь, но не могла избавиться от нее. На душе было так больно, что из глаз покатились слезы, а горло, казалось, сжали невидимые тиски.

— Димочка, милый, я так тебя люблю! — прошептала Ева и послала парню воздушный поцелуй. — Пожалуйста, к оперному театру, — сказала она таксисту и попросила остановиться на пять минут у магазина ритуальных услуг.

— Что ты надумала? — спросила ее мать.

Ева рассказала о своем плане.

— Нет-нет! И не проси! — запротестовала Антонина Евгеньевна. — У меня язык не повернется даже произнести такие слова!

— Пожалуйста, мама! Я тебя очень прошу! — взмолилась Ева.

— Можно позвонить Диме и все ему объяснить, рассказать как есть. Не мучай его, позвони! — настаивала Антонина Евгеньевна.

Ева достала из мобильного телефона сим-карточку и выбросила в окно автомобиля.

— Теперь уже не смогу, — сказала Ева, — на память не знаю его номер.

— Можешь не просить — у меня нет сил сделать такое, — чуть не плача, говорила женщина. — Это же просто безумство! Глупость с твоей стороны!

— Если мы любим друг друга, то ничто не помешает нам быть вместе, — с грустью произнесла Ева и добавила: — Конечно, при условии, что я поправлюсь.

— Ты обязана выздороветь, если любишь его! Но сказать то, что ты просишь, я просто не смогу. И как такое тебе могло прийти в голову?

— Я так решила, — тихо сказала Ева, — мы должны пройти испытание любовью. Если он любит меня по-настоящему, то не будет спешить найти другую девушку и дождется меня. Я же, в свою очередь, ради того, чтобы быть с ним, должна пройти испытание болезнью.

— Испытание любовью? — спросила Антонина Евгень­евна, посмотрев дочери в глаза.

— Да, именно так, — медленно произнесла Ева. — Испытание любовью. Ради нас ты сможешь сходить к Людмиле Михайловне и сказать то, что я тебя попросила?

— Это будет нелегко, — вздохнула женщина.

— Приехали, — сказала Ева. — Мама, иди купи черный платочек.

— Зачем?

— Для правдоподобности, — сказала ей Ева.

— Господи, прости меня грешную! — перекрестилась женщина и вышла из машины перед зданием с надписью «Магазин ритуальных услуг».

Глава 29

Антонине Евгеньевне удалось собрать нужную сумму денег за две недели. Ей до последнего не верилось, что все получится. Большую помощь ей оказали волонтеры, которые занялись сбором денег, они же подсказали женщине, куда еще можно обратиться за поддержкой.

«Деньги есть, очередь на донорский орган приблизилась, но как оставить Раису одну? — думала Антонина Евгеньевна. — Как сказать ей, что она уедет с одной дочерью, оставив другую?»

Отправить Еву саму не представлялось возможным, поскольку в условиях, выдвинутых клиникой в Беларуси, было прописано обеспечение ухода за пациентом после операции. Сердце разрывалось на части, когда женщина зашла в комнату Раи.

«Я обязана сказать ей правду», — решила она.

Раиса была худой и бледной, как будто из нее выкачали всю кровь. Никогда Антонина Евгеньевна не оказывалась перед таким тяжелым выбором. На душе — камень, который не сбросить и никуда не деть.

— Как там наша птичка? Поет уже? — Рая сама завела разговор о сестре.

— Плохи у нее дела, — вздохнула Антонина Ев­геньевна.

— Что у нее? Все еще мучает печень? Это все от плохого и нерегулярного питания.

— У нее… У Евы цирроз печени, — на одном дыхании сообщила Антонина Евгеньевна.

— Это плохая болезнь. Но откуда она могла взяться? Ева не пила, не курила.

— Болезнь не выбирает.

— Ева лечится? Она еще в стационаре?

— Да, лечится.

— Что говорят врачи?

— Раечка, я… я скажу все как есть, но ты должна пообещать, что не будешь волноваться. Обещаешь? — спросила Антонина Евгеньевна, взяв дочь за руку. Она поцеловала кончики ее пальцев — они были холодные, и женщина согрела их своим дыханием.

— Обещаю не волноваться, — сказала Рая и доба­вила: — Если это вообще возможно. Говори, мама, не томи.

— Еве нужна трансплантация печени.

— Ты решила быть донором?

— Хотела, но у нас несовместимость тканей, — вздохнула женщина. — Нужен донор, и такие операции делают за границей.

— Это очень дорого?

Антонина Евгеньевна рассказала, как они стали на очередь в одной из клиник Беларуси, как ей удалось собрать нужную сумму денег.

— Значит, есть надежда на благоприятный исход? — спросила Рая.

— Конечно! Это единственный шанс на спасение Евы.

— Вот и хорошо. Езжайте, не тяните время.

Раиса сама озвучила то, о чем хотела попросить ее мать.

— А ты, доченька, как ты без меня? Пусть не все время я была с тобой, но два-три раза в неделю я приезжала. А как теперь? Я не знаю, что мне делать! В клинике требуют послеоперационный уход от близких пациента. Раечка, милая, — женщина целовала тонкую руку дочери, — я побуду с Евой первые дни после трансплантации печени, я обещаю звонить тебе по нескольку раз в день, а потом приеду, примчусь к тебе хотя бы на один денек. Ты потерпишь, моя хорошая? Мне нелегко делать выбор между вами, я его и не делаю. Просто Еве сейчас нужна моя помощь, чтобы потом не было поздно… — Она говорила взволнованно и сбивчиво. — Я приеду к тебе, мое солнышко! Извини меня! Обещаю!

— Мамочка, не волнуйся, — попросила Раиса. — Не надо оправдываться и извиняться. Меня уже не спасти, ради меня ты продала свой дом, который тебе был так дорог… Не перебивай, дай мне высказаться. Я тебе благодарна за все-все! Ты самая лучшая мама на свете, и это правда. Давай посмотрим реальности в лицо. Мои дни сочтены, и мы обе об этом знаем. Еву можно и нужно спасать. Рядом со мной мой муж и Галя, они меня не оставят, а ты нужна Еве.

— Спасибо, доченька! — сказала женщина и расплакалась. — Никогда, никогда, даже в самом страшном сне, не могла себе представить такое!

— Ты должна спасти Еву! — повторила Рая. — За меня не беспокойся.

— Я приеду к тебе, мое солнышко! Примчусь при первой возможности!

— Мамочка, давай не обманывать друг друга, — спокойно произнесла Рая. — Мы обе знаем, что больше не увидимся.

— Нет-нет! Ты должна дождаться меня! А Ева? Неужели ты не хочешь увидеть сестру? — сдерживая слезы, воскликнула женщина.

— Передай Еве, что я ее сильно люблю! — попросила Рая. — Она такая красивая, наша птичка!