Английская наследница

ГЛАВА 13

То, что могло послужить первым шагом к мучительному кровавому концу, оказалось в действительности путем к избавлению. Вместо того чтобы отпустить их, толпа окружила Роджера, Леонию и недавнюю жертву. Агенты коммуны и пиконосцы остались позади двигающейся волны, поняв по возгласам и смеху, что новый вердикт был провозглашен, более основательный, чем приказы революционного трибунала. Народ, настаивающий прежде на смерти узника, сейчас с диким возбуждением приветствовал освобождение пленника.

Перечить этому многоголосому монстру было опасно. Дубинки агентов коммуны являлись знаком их службы, а не защитой от толпы. Даже пики и сабли не помогли бы, если бы толпа разобралась в том, что происходит. Для тех и других не имело значения, что одной жертвой стало меньше. Они пожали плечами, рассмеялись и пошли прочь. Окруженный избавителями, Роджер одной рукой обнял Леонию, а другой юношу и радостно улыбался.

Измученные пережитым, все трое мечтали поскорее отсюда выбраться, пока настроение толпы не изменилось.

Все вопросы уже были заданы. Никто ничего не заподозрил, но Роджер не смог ответить ни на один вопрос. Неважно, какое место рождения он назовет, кто-нибудь поймет, что он не знает местного говора. Более того, как только юношу заставят открыть рот, всем станет ясно, что он и Роджер не сельские жители.

Почти волшебное спасение и тот факт, что она больше не увидит окровавленные ступени, вернули Леонию к действительности. Она услышала, как множество людей комментировало акцент Роджера, наконец, она поняла всю сложность ситуации. Ее речь так же выдавала ее аристократизм.

— Друг! — закричала она, как будто была в шоке и только сейчас поняла, кого Роджер держит правой рукой. Затем она повисла на шее молодого солдата, целуя его в щеку. — Твое имя, — шепнула она.

— Жорниак де Сэнт Мэр, — ответил он.

— Жорниак! — закричала Леония. — Дорогой Жорниак!

Роджер, Леония и Жорниак были забыты. Все рванулись вперед, чтобы лучше видеть. Следующая попытка привела стоящих сзади на их освободившееся место, ближе к кровавому действу, добавив им еще дециметр или два.

Как долго это длилось, никто из них не мог вспомнить. Каждое передвижение было избавлением, полным страха и опасности. В любой момент их могли спросить, почему они движутся назад, а не вперед, где предатели получают по заслугам.

В любой момент кому-то могло взбрести в голову, что они или Жорниак убегают. Когда они пробили себе путь сквозь беспорядочную группу людей, Леония и Жорниак почти потеряли сознание, а Роджер чувствовал себя не намного лучше. Он завел их за угол и, задыхаясь, остановился в дверном проеме.

— Спасибо вам. Спасибо вам, — шептал юноша, трясясь всем телом, хотя уже был в безопасности. — Почему? Почему вы сделали это? Я никогда не видел вас прежде.

Акцент его был утонченным. Роджер глубоко вздохнул и сел, положив голову на колени, благодаря Бога за то, что он и Леония еще живы. У него не было ответа. Что он мог сказать? Не было разумного объяснения, почему он сделал это.

— Это у него привычка такая, — ответила Леония, у которой кружилась голова от облегчения, голос дрожал. — Я не знала его раньше, но он пришел и вытащил меня из тюрьмы и спас жизнь, а сейчас мы муж и жена.

Жорниак был очень бледен. Он заметил веревку, завязанную на кисти Леонии, и закусил губу. Может быть, они сумасшедшие и действовали без всякой причины — но что ему делать сейчас? Сумасшедшие или нет, но они спасли ему жизнь. Может ли он просто уйти и покинуть их в безумии, чтобы их замучили и убили? Но если он останется, что он может для них сделать?

— Прости мою жену, — сказал Роджер. — Она почти в истерике. Естественно, у меня нет привычки спасать мятежников.

— В скольких мятежах ты участвовал, если говоришь, что у тебя нет такой привычки? — озорно перебила его Леония. — Насколько я знаю, только в двух.

— Леония, — возразил Роджер. — Ты хочешь, чтобы месье де Сэнт Мэр принял нас за безумных?

— Он так и думает, — засмеялась Леония. — Он посмотрел, как ты держал меня на привязи. Надеюсь, он не думает, что это именно то, что следует носить жене, когда ее выводят на вечернюю прогулку по бульвару.

— Вы не марсельцы! — воскликнул Жорниак, когда, наконец, разобрал акцент Леонии.

— Нет, — согласился Роджер и кратко объяснил, как они попали сюда.

— Тебе есть куда идти? — спросил он. — Не думаю, что разумно оставаться на улице.

— Да, конечно, — начал Жорниак, но резко замолчал. — Лучше мне не возвращаться. Не знаю, разумно ли обращаться к друзьям.

— Пойдем с нами, — сказал Роджер. — Я знаю, что у Анэ есть свободная кровать. Они хорошие люди. Они позволят тебе остаться на ночь. А завтра утром ты подумаешь, что делать.

Они пробрались в кафе «Бретон» без происшествий. На улице Капуцинов они собрали выброшенные пивные кружки, Леония сделала сумку из своей блузки. Дверь кафе была открыта с тех пор, как их вытолкнули наружу, но оказалось, что кафе было не слишком повреждено. Один стол и две скамьи были сломаны, другие перевернуты, несколько оставшихся бутылок разбавленного вина унесли, а остальные разбили вдребезги. Однако стол, закрывающий дверь в подвал, стоял на месте. Никаких признаков появления Анэ не было.

Они были очень измучены, но знали, что спать нельзя. Леония побежала в комнату и обнаружила, что Фифи цела, спит под кроватью на своем месте. Она принесла собачку вниз и поднялась в кухню. Кухню разграбили, но она нашла хлеб и сыр, не очень свежий, но съедобный. Жорниак тем временем рассказал Роджеру, как он оказался в тюрьме.

Когда Леония присоединилась к мужчинам, Роджер говорил:

— Я не могу поверить. Почему вы вышли наружу, прямо в руки этих мясников, как будто шли на свободу?

— Мы так и думали, — горько ответил Жорниак. — По крайней мере, большинство из нас, некоторые думали, что нас перевозят в другую тюрьму. Я жив не только благодаря вашей отваге и благородству, месье Сантэ, а еще и потому, что стоял у окна, когда делегация вернулась с собрания.

— Так что, приказа собрания не было? — спросила Леония.

— Нет! — воскликнул Жорниак. — Как вы могли так подумать? Они не убийцы, жаждущие крови. Это только Марат и Дантон и, возможно, Робеспьер — может быть, вся их группа из Кордильерского клуба. Я знаю, это не воля собрания. Депутат Диссо и депутат Базэр попытались говорить с толпой, но их отогнали прочь.

— Это хуже, чем я думал, — пробормотал Роджер. — Плохо, когда правительство приказывает убивать своих граждан для своих целей, но это настоящая анархия. Плохой закон можно изменить, но когда законы не действуют…

— Тогда каждый должен защищать себя сам, — сказал Жорниак.

Роджер не ответил и покачал головой. Анархические идеи Пьера в условиях стабильного и ограниченного общества — это было занятно. Но что будет, когда каждый будет защищать себя сам, когда сняты все ограничения… Роджер увидел груды тел, кровь, льющуюся по ступенькам, и содрогнулся.

— Но если не собрание, то кто же осудил тебя? Почему вы думали, что вас освободят? — спросила Леония.

У нее не было ужаса перед анархией, как у Роджера, и отсутствовало четкое разделение между тем, что можно и что нельзя. Она повзрослела, когда общество сошло с ума, и всем сердцем соглашалась с Жорниаком. Леонию ужасали бедствия и смерть, но она стряхнула с себя это. Она так много страдала, так много потеряла, что слишком задумываться об этом, значило бы сломаться и сойти с ума. Ее опорой был Роджер. Последние события укрепили убежденность, что Роджер может все.

— Кто судьи, я не знаю. Они называли себя революционным трибуналом: «Освободить гражданина такого-то». Некоторым, явно виноватым, они сказали: «Ля Форс» или «Ля Шателье», и те решили, что их переведут в другую тюрьму. Казалось, что бояться нечего.

Он помолчал и в его глазах отразился недавний ужас:

— Большинство знало, что мы не предатели, что мы не сделали ничего плохого. Мы были схвачены вместе с другими по ошибке, без причины. Нас могли убить после одной-двух минут допроса, без свидетелей и адвокатов… Даже король не делал этого. Это нельзя вообразить! Легче было поверить, что такой трибунал освободил всех невиновных и потребовал суда над теми, кто виновен.

— Что вызвало подозрения?

— Большинству депутатов не позволили сказать и двух слов. Я не относился с подозрением к трибуналу. Просто думал, что они или не знают, или не обращают внимания на толпу, которая так опасна. Я обдумывал, как бежать, как спастись от толпы, но когда услышал этот рев… Еще раз спасибо, месье, и вам, мадам.

Роджер отмахнулся от благодарностей, поглощенный невеселыми мыслями. Однако надежда не покинула их. Если анархия охватит город, то, может быть, снимут стражников. Возможно, им удастся бежать.

Это, однако, оказалось не так просто.

На рассвете вернулись Анэ. Они были так рады, что кафе почти не пострадало, даже дешевые кружки остались целы. Они настаивали, чтобы Жорниак остался, но тот решил, что должен узнать, может ли он тайно связаться с друзьями, и покинул их утром.

Вскоре Роджер пошел к соседним воротам. Здесь он спросил о мифическом друге, который должен был прибыть в город неделей раньше.

Стражи были довольно любезны. Ворота были закрыты только три дня, так что его друг мог приехать без осложнений.

— Но мы приехали, и я боюсь, что мое письмо с новым адресом не попало к нему вовремя. Может быть, кто-нибудь помнит, как он уезжал?

Страж покачал головой:

— Никто не вышел через эти ворота без специального пропуска. Эти люди занесены в список, а также те, кто выдал пропуска.

— Нельзя ли мне поискать его имя? Я не знаю, писать ему снова или искать его по городу.

— Спрошу у капитана.

Они не позволили Роджеру посмотреть списки, но это не удивило его. Имени друга там не оказалось, и это было еще одним разочарованием. Роджер хотел узнать, кто выдавал пропуска в городе. Еще большее разочарование постигло его, когда он спросил, как долго продлится запрет на выезд из города.

На лице стража не было подозрительности, он пожал плечами:

— Спросите у пруссаков. Когда они уберутся, все наладится.

Роджер изобразил улыбку и добавил пару банальностей о том, что все скоро образуется, так как революционная армия разорвет их в клочья. Он не возвращался в кафе до вечера, там ему сообщили неприятные новости. Лефрон снова заходил, полезный дьявол, и предложил исключительные помещения, где Роджер мог организовать свое дело.

— Пойдем посмотрим, Роджер? — с готовностью спросила Леония.

Им ничего не оставалось, и они пошли с Фифи, резвящейся у их ног. Когда они оказались одни на улице, он рассказал ей обо всем и сказал, что очень сожалеет.

— Сожалеешь о чем? — спросила Леония.

— Мне кажется, я плохо выполняю свои обещания. Я сказал, что в целости и сохранности доставлю тебя в Англию. Вместо этого мы оказались в ловушке, и никто не знает, что будет дальше.

Леония взглянула на него и улыбнулась:

— Дело в том, что я нисколько не переживаю. Даже собираюсь организовать здесь дело. Ты позволишь мне служить в магазине, Роджер?

— Служить в магазине? — повторил он с ужасом. — Наследнице Стоуров служить в магазине?

— Но что мне делать? — сказала Леония. — Я сойду с ума, если буду сидеть в этой комнате весь день. Кроме того, ты же будешь работать в магазине.

— У мужчин все по-другому, — укоризненно сказал Роджер. — Твоя репутация, если кто-то… — Сказав это, он понял, насколько это смешно, и расхохотался. — Привычки стойки, — сказал он себе. — Мы потеряем репутацию, если что-нибудь всплывет. Конечно, ты можешь служить в магазине, дорогая, если хочешь.

Она с признательностью пожала его руку. Они нашли магазин и осмотрели помещения и комнаты с большим интересом. На заднем дворе был садик. Роджер согласился, что дом очень подходящий, если его обставить, но неизвестно, как оплатить ренту за него. Он видел, что Леония разочарована, и память о годах, когда он в чем-то отказывал женщине, заставила его похолодеть. Леония только пожала плечами.

— Хорошо, может быть, Анэ позволит тебе работать в нашем номере. Мы как-нибудь выкрутимся.

Роджер хотел сказать, что им скорее нужно выбраться из Парижа, а не искать работу, но он был благодарен, что Леония не устроила сцену, и решил, что она должна получить то, что хочет. Если так, он снова пойдет к Фуше. Однако он ничего не сказал Леонии, ничего не пообещал ей, опасаясь, что ее снова постигнет разочарование, если у него ничего не получится. Ее удрученный вид смягчил Лефрона.

— Мне кажется, это место тебе не подходит, Сантэ? — спросил он.

— Подходит, но боюсь, что вы переоценили меня, гражданин Лефрон. Не знаю, как оплатить ренту за дом, где найти клиентов — меня никто не знает в Париже.

— Нет, нет, — возразил Лефрон. — У нас нет оружейника, а нам хотелось бы его иметь. Если клуб порекомендует тебя, у тебя будет достаточно заказов. Все помещения принадлежат отделению. Глупец портной, который содержал этот дом, оказался законспирированным роялистом. — Он так произнес это, как будто докладывал, что торговец убивал маленьких детей и пил их кровь. — Он был казнен и его имущество конфисковано. Я уверен, что гражданин Бриссо отдаст распоряжение для такого пылкого патриота, как ты, который отдал свой склад оружия и пришел служить нации в минуту опасности.

— Мне бы не хотелось получить особые привилегии за то, что я сделал, — твердо сказал Роджер. Отвратительно было получить благодарность за обман. Все, что он делал и говорил, было необходимо для спасения Леонии и собственной жизни, но совершенно другое — получать материальные блага за такую ложь. Роджер не успел осознать, что такое благородное поведение еще больше убедит Лефрона, что он страстный республиканец, но именно этого он добился. Лефрон заверил Роджера, что решит все вопросы, возможно, установят такую ренту, что Роджер сможет встать на ноги. Роджер хотел возразить, но Леония одернула его.

— Роджер, — сказала она резко. — Не глупи. Место подходящее. Если ты почувствуешь, что что-то должен отделению, всегда сможешь заплатить. Тем временем ты начнешь работу, я уверена, что Франции сейчас нужны оружейники.

На это Роджеру нечего было возразить. Он договорился о сроках с Лефроном и обещал завершить официальную часть на следующий день. Однако он разозлился на Леонию. Он собирался открыть магазин, используя свой начальный капитал, но выплачивая небольшую ренту. Леония не дала ему такой возможности. Женщина должна или идти своим путем или позволить мужчине платить, горько подумал он. Когда они вышли из помещения, Роджер устремился в кафе, но Леония дернула его за руку.

— Я устал, — холодно сказал он.

— Мы не пойдем далеко, но я хочу наедине переговорить с тобой, — сказала Леония. — Ты злишься. Извини, я не могла позволить тебе отказаться от места, после того как он сказал, что оно принадлежало законспирированному роялисту.

Роджер понял, что дом ей понравился, но его аргументы охладили ее.

— Законспирированный роялист? Что делать, когда выгода основана на лжи?

Леония смутилась. Она не могла понять, о чем говорит Роджер. Когда он разъяснил свою мысль, ей очень трудно было удержаться от смеха:

— Извини, я не думала об этом. Я поняла, что человека посадили в тюрьму, пытали и казнили в этом отделении, а в других местах об этом не узнают. Без сомнения, Лефрон доверяет тебе как преданному республиканцу. Он уверен, что если друзья роялиста портного придут в магазин, ты немедленно доложишь ему. Я боялась, что если ты откажешься от этого места, Лефрон найдет другого, кто действительно… Я сказала что-нибудь не так?

Роджер остановился и смотрел на Леонию, приоткрыв рот. Мысли, которые она излагала, никогда не приходили ему в голову. Сейчас он готов был согласиться с тем, что все сказанное ею — логично и верно. Это улучшило его настроение.

На следующий день Роджер покончил с формальностями и заплатил доступную плату за первый квартал. Воспоминания о событиях предыдущей ночи заглушили угрызения совести. Ненавидя экстравагантность и глупость короля и его двора, Роджер стал ненавидеть и презирать тех, кто сейчас правил Парижем. Ему была приятна мысль, что он перехитрил их. Эти чувства подогрели рассказы Анэ о том, что в тюрьме Ля Форс совершались зверства, как и в Аббатстве.

Резня могла произойти в результате путаницы, отсутствия подготовки или бессилия правительства. Если чернь поднялась, ее можно остановить только силой. Было ясно: собрание не верило, что армия выполнит их приказы. Таким образом, того, что случилось в Аббатстве, нельзя было избежать, по крайней мере, предсказать. Молодой Сэнт Мэр сказал, что депутаты собрания пытались остановить казни. Однако это не могло служить оправданием тому, что произошло в Ля Форс. Не имело значения, организовывало ли само собрание эти зверства. У них был целый день, чтобы предотвратить эти события, но ничего не было сделано. Если Роджер хоть чем-то сможет помочь людям, попавшим в их руки, он с радостью сделает это.

Они приехали на следующий день с большим запасом еды из кафе. Мадам Анэ настояла на этом, сказав, что это пустяк по сравнению с тем, что Роджер спас для них. Леония, в конце концов, приняла все с сердечной благодарностью. Она знала, что должна быть благодарна, но только сейчас поняла, что у нее нет ни малейшего представления, как с этим быть.

Самой трудной задачей было разместить его инструменты, используя прилавки, крючки и другие приспособления, оставленные портным. Он начал работу с большим энтузиазмом и был слишком занят, чтобы отвечать на вопросы Леонии, чем ему помочь. Он стал с ней почти резким. Сначала Леония удивилась, но потом испугалась и почувствовала себя виноватой. Она заставила Роджера организовать дело, но он не был оружейником. Он был джентльменом, и она думала, что он очень мало знал об этом ремесле. Сейчас она переживала, что его невежество выдаст их.

Она раскаивалась, но было слишком поздно. Лучшее, что она могла сделать, — это не мешать ему, пока он не справится с трудностями. Они могли придумать, как скрыть его незнание и неумение, пока они не уедут из Парижа. Она принесла дорожную сумку с одеждой в помещение и, чтобы забыть о своих тревогах, стала обдумывать свои обязанности.

Первое было легким. Она постелила постель и открыла окно, чтобы проветрить комнату. Затем развесила одежду. В конце концов, спустилась на кухню.

Роджер слышал это, но не оторвался от дел. Его кипучая деятельность, конечно, не имела ничего общего с работой оружейника. Ему пришло в голову во время переезда, что теперь Леония может не делить с ним постель. Дом, как и большинство домов в Париже, был высокий и узкий, с магазином на первом этаже и кухней на заднем дворе. На следующем этаже была спальня портного и столовая, но был еще один этаж для детей и слуг. Роджер решил выбрать одну из верхних комнат. Это будет правильно. Тем не менее, он просто не мог сделать это.

Совесть боролась с желанием, они так подходили друг другу, что все, что Роджер мог сделать, — это засунуть голову в песок и дать возможность Леонии выбирать без какого-либо нажима или предложений с его стороны. Когда он бросал на нее взгляды, пока она устало тащилась наверх с тяжелой дорожной сумкой, он изнемогал от чувства вины. Если бы у него была возможность, говорил он себе, он уже все испортил, представив, в каком аду будет жить. Что с ним не так, что он не может соответствовать двум женщинам, которых желал?

Эти мысли вызвали новые угрызения совести, какое право он имел желать такую девушку, как Леония? Она вдвое его моложе и в десять раз богаче — богатая наследница. Он был так мрачен, когда спешил прибрать прилавок, где прежде кроили одежду, что Леония прошла на цыпочках у стены. Она знала, что неправа, и не хотела обращать на себя внимание. Замечая каждое ее движение, каждый вздох, Роджер увидел виноватое выражение ее лица. Его сердце болезненно сжалось.

Опять голова пошла кругом. Отчаяние вынудило его пойти посмотреть, что с ней. Малодушие просило отсрочки. Возможно, стыд оказаться неблагодарной изменит ее решение, когда она увидит, как он несчастен. Пугаясь своего жестокого шантажа, Роджер бросил все дела и помчался наверх. Подавляя надежду, которая росла так быстро, что почти душила его, он зашел на основной жилой этаж. Обеденная комната была пуста. Закусив губу, он пошел в спальню.

Первое, что он увидел, — пустая дорожная сумка, второе — аккуратно заправленная кровать. Это еще не все, сказал он себе, когда его сердце запрыгало. Это не объяснение, что Леония должна приготовить ему постель. Но Роджер не поверил своим глазам, когда увидел одежду, висевшую в шкафу. Он понял, Леония решила, что они вместе будут делить комнату.

Совесть заговорила снова. Роджер спустился, прошел через магазин и подошел к Леонии, уставившейся на вертел и ухваты на плите. — Леония, — сказал он более грубо, чем собирался, — нет причин, чтобы мы спали вместе. Есть комнаты…

Она обернулась, ее лицо вспыхнуло, глаза загорелись, как только что отчеканенное золото. Это предложение было жестоким, подумала Леония, оставить ее одну горевать и сожалеть о том, что она сделала. Разозлившись, Леония не защищалась, но была не настолько сердита, чтобы вообще отказаться от Роджера. Она не позволит ему идти своим собственным глупым путем из-за того, что у него плохое настроение.

— Не глупи, — отрезала она. — Извини, что поставила нас в сложное положение, но я не отказываюсь от своих обязанностей, которым совершенно не обучена. Достаточно приготовить одну постель и держать две комнаты и кухню в чистоте. У меня нет желания убирать еще лишнюю кровать и комнату.

— Боже мой! — воскликнул Роджер. — Я не подумал об этом. Тебе не пристало это делать, Леония. Я найду тебе служанку.

— Ты с ума сошел! — закричала Леония, сознавая с горечью, как глубоко его желание освободиться от нее, и вдруг подумала, что дело не в плохом настроении. Может быть, он хочет другую женщину? — Что подумает Лефрон, после того как ты сказал, что слишком беден, чтобы оплатить ренту, если он придет сюда и обнаружит, что мы наняли служанку? Не забудь, что каждый, кто держит слуг, уже становится подозрительным, и обо всем, что он делает или говорит, докладывают комиссарам. Мы сможем выдержать такой экзамен?

— Нет, — согласился Роджер. — Нет, не сможем. Но что же делать, Леония? Ты не умеешь готовить и стирать.

— Если ты научился оружейному делу, я смогу научиться готовить и стирать, — сказала Леония.

— Ты ангел, — вздохнул Роджер, очарованный ее мягкостью.

Это было только дурное настроение, подумала Леония. Он еще не устал от меня.

— Ты не будешь считать меня ангелом, когда я приготовлю еду, — заверила она Роджера. — Это напомнит по вкусу дьявольское варево, а не пищу ангелов. Скажи мне, ты знаешь, что делать с этими приспособлениями? Я понимаю, это помогает повесить горшки на огонь, но…

— Я тебе помогу, — ответил Роджер. — Наша кухарка относилась к нам по-матерински и не возражала, если мы «помогали» ей на кухне столько, сколько готовился обед. Мне нравилось поднимать и опускать горшки и поворачивать вертел. Но вот что класть в горшки — другой вопрос.

Леония посмотрела на пакеты с едой и специями, сваленные на столе. Мадам Анэ считала, что ее мать подготовила ее к обязанностям жены. Если бы у нее было немного ума, она могла сказать, что ее мать плохо готовила или умерла молодой, или еще какую-нибудь историю вроде той, о потере одежды. Естественно было бы признаться в своих трудностях. Она допустила оплошность и раньше, когда Роджер сказал, что они уже держали магазин. Сейчас слишком поздно. Покажется странным, боялась Леония, если она скажет, что не умеет готовить. Кроме того, неумение готовить — одно, полное невежество в этом вопросе — другое.

— Мы придумаем что-нибудь, — успокоил ее Роджер. — Я могу брать пищу в кафетерии.

Леония кивнула. Было смешно, что человек может читать на нескольких языках, разглагольствовать на философские темы, о правительстве и науке, и не может просто приготовить мясо.

— Мы сделаем так через несколько дней, — ответила она, — но это обойдется дорого. Несмотря на то, что ты приехал издалека, все скоро узнают, что у тебя есть жена, и начнут интересоваться. Лучше, чтобы они не заметили ничего необычного. — Она насупилась. — Роджер, есть книги о том, как себя вести, как строить дом — обо всем. Конечно, должны быть книги и по домоводству.

Он рассмеялся:

— Моя дорогая девочка, у тебя есть отвага, которая дает нам надежду. В любом случае давай пообедаем сегодня, а затем поищем книжную лавку.

— Если ты думаешь, что я смелая, — улыбнулась Леонид подожди, пока не попробуешь то, что я приготовила.