Анна Нимф

Глава 1

(Imazee- NovemberRain)

Этот дом, стоящий в нескольких километрах от города, был отделен от последнего района лесами, полями и бескрайними просторами. И этим нравился мне чрезвычайно. Здесь, стоило бросить взгляд поверх светлого ранчо-забора, мирно качались цветы и некошеные травы. Вечерами они пахли так, что хотелось утонуть в соцветии ароматов, замереть и подолгу лежать в лугах под звездами.

Сейчас неторопливо менял оттенки задумчивый закат, плыл над решеткой гриля, где жарилось мясо, дымок. Роберт умело крутил шипящие куски, поглядывал на стол, где уже ждали закуски, алкоголь – проверял, все ли хорошо. Он был своего рода перфекционистом, любил, когда все идеально, правильно, стабильно для настроения и души. И сам старался быть идеальным – в первую очередь для меня.

Улыбался, комфортно поддев под талию новую подружку Кейт, Алан – мой напарник. Кейт не отличалась ни глубиной, ни интеллектом, но спортивный, идеально выглядящий Алан никогда этого в женщинах не искал, предпочитал легкость, ненавязчивость. Качались у крыльца дикие амаранты, я специально просила Роберта не скашивать полевые цветы. Пусть даже растущие так близко, пусть даже сорняки.

Вечерний теплый ветер; колыбель лета. Чуть глубже делался на горизонте цвет облаков, завтра возможен дождь.

Через пять минут мясо дожарится, мы сядем за стол, заведем разговор, будем сыпать шутками, последними сплетнями, делиться мыслями о важном и ни о чем. В такие моменты, чувствуя касание собственных локонов по щекам, паря в невесомости, я ощущала, что почти счастлива. Почти.

Было бы не «почти», если бы не надорванная часть ткани души, но с этим ничего не поделать, не залечить. Отсюда примесь легкой тоски, пустоты, некой незавершенности бытия. Мне иногда казалось, что этот контраст делает краски моей реальности шире, уводя восприятие за горизонт.

В момент мелькнувшей печали поймал мой взгляд Роберт, улыбнулся, выдавая поддержку – «все будет хорошая, моя милая Анна, я здесь». Он здесь. Но я не совсем. Я ни с кем не буду совсем, потому что он – не моя истинная пара, потому что с тем, кто ей являлся, я вместе не буду никогда. Роковой поворот судьбы. Роб уловил посыл между строк, погрустнел, вновь повернулся к грилю. Он желал стать для меня всем: опорой, надеждой, плечом. Часто немо просил – сделайся чуть мягче, чуть податливее, и я воспряну, как мужчина, покажусь себе и, быть может, тебе сильным, дерзким. Правда заключалась в том, что сильной из нас двоих являлась я – Нимфа.

Я – Анна. Самая сильная из ныне живущих аккумулятивных Нимф, живительная батарея. На вид обычная девушка двадцати семи лет, на деле не столько человек, сколько смесь человека и «явления», пра-пра-правнучка забытого ныне божества из древних легенд. В моей власти видеть мир в нескольких спектральных восприятиях, чувствовать истинные желания людей, целить тех, кто нуждается в восстановлении. Если только их души не были повреждены деймонами, как и моя собственная.

Что ж, мне не на что жаловаться – вокруг осталось много счастья.

На Кейт короткая юбка – ей повезло, что комаров не было. Быть может, их пока отгонял дым. Бросил на меня внимательный взгляд Алан – качок с усиками, которые я столько раз просила его сбрить. Как можно, имея модельную внешность и столь развитую мускулатуру, любить шорты, старомодные рубашки и эти дурацкие асексуальные усики?

Смешливый Алан – на деле серьезный трансморф – маг, способный принимать любую форму органических объектов (иногда неорганических тоже), никогда на мои замечания не велся. И сейчас приподнял бровь, вопрошая «как тебе вечеринка?»

«Скучно», – прочитал он в моем взгляде. «Хорошо, душевно. И скучно».

«Не будь к нему так… жестока», – это он про Роба. Я и не думала. Просто негоже подгибать себя под любую замочную скважину, куда фигурная резьба твоего собственного ключа без скрежета не проходит.

И все же хороший вечер. Вольные травы, покачивающийся флюгер на крыше в виде петуха, смотрящий сейчас клювом на восток. Если все пойдет по плану, то после мяса, пива и разговоров мы с Робертом посидим в обнимку, посмотрим сериал, переместимся в спальню. И я постараюсь быть мягкой, вновь дам ему и себе надежду на то, что у нас все хорошо, почти идеально.

Мое вечное «почти».

– Давайте, ребята, за стол! – Роб ловко перекладывал подрумяненное мясо на симпатичные веселые одноразовые тарелки с зеленой каймой. – Захватите кто-нибудь соус…

Просьбу выполнять бросилась услужливая блондинка Кейт.

И в этот момент у Алана пикнул телефон, приняв сообщение с двухнотным сигналом. Тут же нахмурился Роб, и неожиданно для себя воспряла я.

– Из конторы?

Алан прочитал, кивнул.

– Да, нас ждет клиент.

Мы никогда не откладывали дела. Для пожаров существовало пожарное управление, для криминала – полиция. Но мы оба значились в Бюро Магических Расследований, и это означало: кроме нас тому, кто обращался, не мог больше помочь никто.

– Прости, – сообщила Робу, всеми силами скрывающего за вежливостью разочарование.

– Ничего, все в порядке, – вечер был безнадежно испорчен для него, для Кейт. Только не для нас с Аланом. – Оставлю для тебя куски теплыми, чтобы не разогревать.

– Не нужно, – качнула я головой мягко, – быть может, вернусь поздно.

– Хорошо. Уберу в холодильник… после полуночи.

Он больше не смотрел в мою сторону, хотя, дай я возможность, прожил бы со мной долгую счастливую жизнь. Статный, приятный лицом тридцатилетний инженер-химик, чем-то похожий на романтика и солиста поп-группы. Ему бы в руки гитару…

– Идем? – Алан кивнул на ворота, за которыми стояла моя машина.

Я не ответила, звякнула ключами.

(Rea Garvey – Hey Hey Hey)

За забором молниеносно влилась внутрь сдерживаемая до того сила. Яркие краски, мощь, дерзость – я шумно втянула носом воздух. Я снова могла быть собой – Анной. Настоящей, сильной, мягкой, шальной, местами жесткой.

Плюхнулась на сиденье своей спортивной машины; Алан привычно упал на пассажирское место, пристегнулся. Водила всегда я. Очень быстро, иногда нарушая правила там, где нужно и можно. Вот так это и случалось, когда начиналось новое дело – мы оставляли мир позади, рвали вперед. Робы, Кейти, Томы, Анжелики, Мартины, Лии… – все обращались в мутную какофонию неважных лиц, в хор неких людей за спиной. Мы забывали, чем они живут, чем дышат до того момента, пока не наступало затишье, время выдыхать. Вот тогда мы о них вспоминали.

– Пристегнулся?

Я спросила для проформы – он всегда пристегивался. На голову выше меня, но ощущающийся, как пацан, которому всегда под тридцать, хотя Алану было больше сорока.

– Конечно.

И я рванула. Навстречу метнулась дорога – почти ударила в лицо от скорости. Все, свобода. Я обожала эти поля и эти закаты, кажется, больше, чем Роберта. Здесь всегда настолько сильно холила природа, настолько ощутимо качала в своем лоне, что дом, оставленный позади, стоило бы выкупить в свое пользование за любые деньги. Но у меня квартира в городе, в ней я бываю редко.

«Обожаю тебя», – слышалось от Алана. За эту дерзость, за скорость. Мне с ним было комфортно, как с братом, даже больше. За брата всегда переживаешь, а Алан – как продолжение моей руки. Машина набрала такую скорость, что уже качалась над дорогой, как люлька – пологие холмы, чудесная качка.

– Тебе нужен другой мужик, – не выдержал Алан. Он часто заводил эту песню, глядя на бедолагу Роба, на его попытки дотянуться до кого-то из другого мира. Но я и была из другого мира, я была Нимфой.

– Такой как ты? – мы обсуждали это как минимум четырежды в неделю.

– Ну, нет. Ты знаешь, я люблю… дам властных, очень раскрепощенных.

– Доминантных. – Я усмехнулась, никак не способная напитаться насыщенным густым воздухом этого вечера. Хорошо, что откинута крыша – ничто не мешает дальше единиться с природой и этим бесконечно красивым небом.

– Если только чуть-чуть. Между прочим, доминантного надо и тебе. Чтобы загибал иногда.

«Закручивал мои гайки» – да, Алан был прав. Не знал только главного – мне уже предназначен такой. И я никогда и ни за что к нему не подойду.

– Другому ты отгрызешь руки… – продолжал размышлять мой партнер, – по локоть откусишь.

Вот засранец. Вообще-то я красивая. Женственная, игривая, люблю флиртовать, внешность почти модельная – не придерешься.

– Я не об этом, – мой усатый «брат» заранее загнул бровь, – мол, не вздумай свои мысли озвучивать.

– Да иди ты, – я улыбнулась и втопила педаль глубже; машина заурчала резвее. Мы понеслись в синеве вечера, обдуваемые поверх волос стрекотом сверчков, запахом медуниц и падающей на листья росы.

Зашуршала сбоку рубашка; Алан достал коричневые сигареты, которые любил, – поплыл сбоку вишневый дым. Я втянула его с удовольствием – вот она, наша идиллия.

– Кто там. Впереди. Не чувствуешь?

Иногда мы играли в это – «угадай заранее». Что за клиент, с каким делом пришел, о чем попросит? Делали ставки; Алан, понятное дело, чаще проигрывал, но делал это исключительно с удовольствием.

– Не хочу отвлекаться.

«Слишком хорошо жить сейчас».

После он курил молча.

Глава 2

Я снова переключала мир. Как каналы от телевизора. Мир один – каналы разные; привычка брала верх. Первый – спектр радости, спокойствия, благополучия. Пока вокруг была природа – благодать можно было черпать ложкой, а вот с первым районом города, она ощутимо гасла. И начинала преобладать вторая энергия – печали. Потому что люди желали хороших событий, и эти события наступали не всегда. Люди желали, и желания не сбывались. Отсюда досада, разочарование, грусть. Я привыкла, но в этом спектре надолго не задерживалась: он вползал в меня слишком быстро из-за невидимой бреши в груди. На третий спектральный анализ сместилась уже на полпути к Бюро, когда вокруг плыли дома – канал магии. Там, где стоял наш автомобиль, деймонов поблизости не ощущалось, их логово левее, на улице Кависа. Там «база». Клубился и сиял приглушенными цветами справа силуэт Алана – я привычно загораживала от него сознание, как от яркого света. Трансморфы всегда слепят, потому что сильны. И более ничего примечательного – люди, асфальт, машины, клумбы, бетон стен, стекло оконных проемов… Я не удержалась, переместилась вниманием на Бюро, вползла невидимой змейкой в дверь и почти сразу сообщила:

– Нас ждет девушка. Молодая, не старше двадцати пяти. Не маг. Ставить будешь?

Алан лишь ворчливо крякнул:

– Не буду. В прошлом месяце ползарплаты тебе продул.

Вообще-то не ползарплаты, меньше, но иногда Ал любил демонстративно подуться, что не занимало дольше минуты. К тому же зарплаты у нас были неплохими, хотя мы оба до сих пор гадали, кто же являлся владельцем Бюро. Ни один из нас его или её никогда не видел. Платили и платили, оборудования и возможностей предоставляли достаточно – мы не лезли туда, куда не следовало.

– Сильно «тяжелая»? – любопытство Алана пересилило.

– Скорее, встревоженная. Сама ничего не совершала, что-то увидела.

– Тем лучше.

До здания Бюро – неприметной на первый взгляд двери в доме, похожим на остальные, как близнец, – остался один квартал. И подумалось об особняке на природе, оставленном позади.

– Наверное, стоило добросить до города Кейти…

– Не стоило. – Довольно резко и в то же время равнодушно отозвался Алан. – Твой обязательный и педантичный Роб вызовет ей такси, я уверен.

Вызовет, конечно.

На напарника я взглянула с ухмылкой и сразу поняла причину такого тона: свои со мной «идиллические» поездки на скорости он не хотел делить с другими. Третьими лицами. Они были нашими – он знал это тоже; я за это не винила, потому как тоже не любила чужих в машине.

Припарковалась у тротуара точно, как и всегда. Почти прогорел закат – в городе его и прекрасное небо загораживали дома. Пропустила Алана во входную дверь, какое-то время постояла на крыльце, привычно принюхиваясь, прислушиваясь. Красиво, просторно, тягуче-сиропно ощущался вечерний момент. И с ощущением красоты привычно вползла в сердце грусть, некая незавершенность. Жаль, что дыры от деймонов способны латать только деймоны. Любые иные, образовавшиеся на ткани души от разочарований, бед, злости, можно было стянуть и залить радостью, – главное, найти верную, максимально правильную. Мой случай клинический – затянуть дыру хотелось, идти за этим к виновнику ее возникновения – нет. Цена будет неподъемной.

Я прервала созерцание окрестностей и тоже вошла в Бюро.

(Foxilitus – Space Cadet Slow)

Она встрепенулась, увидев нас. Девчонка лет двадцати двух, одетая скромно. Неброская одежда, такая же прическа из длинных, не знавших краски волос. Нервно сжались на сумки пальцы.

– Здравствуйте!

С Аланом она уже поздоровалась, тот до моего прихода погасил светящееся над кнопкой табло. Второе приветствие было адресовано мне.

Двери конторы оставались открытыми круглосуточно, даже если внутри не было персонала. Зато для таких вот поздних залетных клиентов, как эта девчонка, имелась заметная кнопка с текстом голограммы – «Нажмите, если нужна помощь». Посетитель нажимал, и текст менялся на тот, который сообщал, скоро ли прибудут сотрудники. Собственно, текст формировал Алан, когда получал звуковой сигнал о визитере, сам же решал, как быстро мы прибудем. Спасибо его рассудительности, никогда без лишней нужды не поднимал меня ночами, чаще в темное время суток выезжал сам.

Девчонке пришлось ждать всего сорок минут, не так долго, однако, за это время её нервозность не исчезла, но усилилась.

– Скажите, вы сможете помочь? – она переводила взгляд то на меня, то на напарника. На его лицо, затем на рубашку и шорты – эти детали, вероятно, тоже казались несуразными вкупе с красивым, накачанным телом. Мне хотелось улыбаться. Ал кинул на меня чуть циничный взгляд-пику, но обратился к клиентке:

– Расскажите, что у вас случилось.

Тишина, заминка. Пока слова не прозвучали, я спросила:

– Может, воды, чаю? Сока?

У нас имелся бар, и в нем стояла тара с жидкостями покрепче, но русоволосая голова лишь качнулась – мне не надо, мол.

– Моя тётя, она не просыпается, – сообщили нам печально. – Она дома, да… Лучше я сначала, наверное. Понимаете, я два дня назад сообщила ей, что приеду: я собралась поступать в институт, хотела пожить у нее несколько дней. Но ответа не получила. А сегодня прямо с автобусной станции направилась в её квартиру, открыла своим ключом, благо он у меня есть, но… Она спит.

Мы с Алом переглянулись, и Алан озвучил мои мысли:

– Может, это не к нам? Быть может, ваша тетя просто устала? Сколько ей лет?

– Ей пятьдесят восемь… И я не думаю, что она устала. Я трясла ее, звала, даже, – смущение во взгляде, – чуть-чуть покричала… Думала это поможет как будильник. Но нет.

– Тогда стоило обратиться к медикам? Проблемы со здоровьем?

Девчонка занервничала сильнее.

– Не нужно медиков. Моя тётя не просто спит, она занырнула в какой-то… кошмар. И сжимает в пальцах медальон, понимаете? Нехороший такой. От него по её пальцам расползаются полосы. Я даже боялась поначалу к нему прикасаться, прямо вот отторжение, не поверите…

Вот в этих словах на меня подуло шлейфом очень сильной магии.

– … но потом пересилила себя, попробовала вырвать из её пальцев эту штуку, но там просто намертво! Как тисками сжато. – Пауза, попытка клиентки не удариться в слезы. – Я не знаю, куда мне идти, где ночевать, я боюсь в одном доме с тётей… С этой штукой… Поэтому я нажала кнопку…

Незнакомка перевела взгляд на красную кнопку, на которую смотрела, вероятно, все сорок минут, пока ждала нас.

Стало ясно, что дело все-таки наше. Дистанционное наличие магии ощутил даже Алан и потому предложил девушке:

– Давайте сделаем так. Мы проводим вас в отель, – у нас знакомый хозяин, он поселит вас со скидкой. Вы передадите нам ключ, сообщите адрес, и мы свяжемся с вами, когда у нас будут новости. Хорошо?

Ей некуда было деваться, ситуация безвыходная.

После непродолжительного копания в сумке, нам протянули ровный и длинный, похожий на антикварный, ключ.

Коричневая дверь, сплошь усыпанная завитушками, – высокая, старинная. Краска на декоре потрескалась, хотя ее обновляли. Ключ в руке держала я, но двигаться не двигалась; мы с Аланом «принюхивались». Иногда чрезвычайно опасно входить в помещение без предварительной ментальной проверки, а дым на «третьем канале» лез, или лучше сказать «вылезал», прямо из щелей. Зеленоватый, нездоровый. Девушка осталась в отеле – помощник Адама Грина, владельца гостиницы, забрал её багаж, помог затащить вверх по лестнице.

– Хочешь, я трансформируюсь? – тихо спросил Алан. – Войду первым.

Я качнула головой.

– Не имеет смысла… – я все еще по-волчьи присматривалась к помещению, переключая спектры. Внутри ощущался человек с минимумом энергии, находящийся в отключке. И нечто… зловещее. Но не агрессивное. – Оно, чем бы оно ни являлось, влияет на неё. До нас ему дела нет.

– Это пока мы не вошли.

– Я так не думаю. – Вещь, которую я не видела пока воочию, питалась тем, к кому прицеплялась. И жертву она уже нашла. – Спектральный анализ магии незнакомый, темный. Мне это не нравится.

– А уж мне-то как…

Ал так и не переодел ни свою радостную светлую рубашку, ни шорты, и теперь в темном проулке с гаснущим светом сумерек смотрелся гостем, случайно заглянувшим с карнавала. Не хватало лишь цветочной гирлянды вокруг шеи.

– Ладно, я уверена, что на нас оно впрямую не отреагирует.

– Значит, заходим.

Женщина, лежащая на коротком, довольно неудобном для ее роста диване, казалась очень бледной и очень старой. Лицо в морщинах, волосы свисают сосульками. И да, незнакомка была права, – медальон, сжатый пальцами, как самое ценное сокровище мира, пульсировал и мерцал. Он уже почти вживил себя под кожу, в вены.

Она не сумела его вытащить, а мы пока даже не рисковали браться.

Ал, в глазах которого тоже отражалось зеленоватое свечение, поджал губы.

– Знаешь, что это?

Я пока лишь догадывалась.

– Грехт-куриллис – медальон мертвых. Вот скажи мне, где она его взяла, на каком запрещенном рынке?

– Как он действует?

– Дарит владелице лучшие в мире сны. Счастливые. Или псевдо-счастливые. Проблема лишь в том, что сны эти не прерываются, и человек умирает от истощения. Должно быть, она много за него заплатила, и я бы глотку порвал тому, кто его продал. Почти полная коллекция этих вещей хранится в сокровищнице Натра-Морха, и двери туда плотно закрыты.

До глотки продавца мы доберемся чуть позже, это ясно, а вот как быть с темной магией? Алана она не подпускала даже близко, ко мне присматривалась мутным неживым и настороженным глазом. На мою попытку вторжения отреагировала столь резко, что отшатнулись мы оба. Этот апатичный сгусток, находящийся в пассивном состоянии, как и тело, от которого он питался, вдруг выдал довольно мощный едкий поле-взрыв – хорошо, что на нас по умолчанию стояли щиты. Зато вздрогнул старый пол и качнулись занавески.

– Вот же… дрянь. Я бы тоже не хотела тут ночевать.

Алан не отрывал взгляд от чужих скрюченных вокруг страшной игрушки пальцев.

– Дело плохо. Магия не нашего порядка.

Такое случалось в одном случае из двадцати-тридцати. Действительно редко. И обычно мы справлялись самостоятельно, но Алан был прав – дело дрянь. У этой женщины сил выживать осталось в лучшем случае часов на четыре-пять. Когда составлять действенный план, когда формировать идеи, способные помочь?

Темная магия на наше присутствие начинала реагировать все более агрессивно – откровенно выталкивала за дверь, угрожая ускорить процессы в теле спящей жертвы.

– Идем отсюда, – стоило выйти наружу, запереть пока эту коричневую дверь, – думать будем в конторе.

Я коснулась пальцев Алана, тот кивнул.

Глава 3

Если бы за нашей машиной следил с воздуха некий объект, он бы фиксировал очень странную траекторию движения. Повороты, по прямой, повороты, иногда заход на круг. До Бюро было не более семи минут, но мы колесили по дорогам гораздо дольше без цели и направления. Все потому, что каждый из нас мысленно исследовал слепок темной магии, сохранившийся в воображении. Ни Алан, ни я не видели зданий, номеров домов, названий магазинов. Мы не смотрели ни на пешеходов, ни на водителей, не любовались цветом облаков – мы работали. Как ученые в лаборатории мы прикладывали к найденному вирусу различные энергии антидотов, но пока ни один не срабатывал. Вирус в данном случае был аналогией, работали мы с медальоном мертвых, который, не поддаваясь очевидной логике, противился любым взаимодействиям.

– Хорошо, что мы не тронули его там.

Я привычно смотрела на дорогу, хотя за движением следил сейчас встроенный в мой мозг «автопилот», Ал созерцал собственные светящиеся руки. Напряженную работу его извилин выдавали нахмуренные брови и поджатые губы. В такие моменты его смазливые черты лица делались жесткими, мужественными – я залюбовалась, но быстро вернулась к процессу «обезвреживания». Попробовала применить один спектральный скан, второй, третий – чернота клубилась чернотой.

– Бесполезно. Просто глухо.

– Вот и у меня. Минус двадцатая степень минимум, вещь не нашего с тобой порядка. Давай в Бюро, зададим анализ слепка.

Я в очередной раз развернула черную спортивную машину с открытым верхом. Вздохнула, когда вспомнила Роберта, запахи, долетающие с гриля, качающиеся за забором травы.

– Сейчас могли бы сидеть за столом, попивать пиво.

– Угу. А утром эту даму уже мертвой обнаружила бы полиция. Делов-то. Можем и сейчас вернуться на ранчо.

Я не вернусь, он знал. Если нам в руки попадало дело, значит, мы могли его решить – наша ответственность. Вот только решить как?

(Kerli- Alchemise)

Пятнадцатью минутами позже, прочитав выходные данные из анализатора, Алан хлопнул себя по колену:

– Я знал! Я знал, блин… Минус двадцать седьмая степень – хуже некуда, мертвее тоже. Макса Денто мы даже вызвать не сможем…

У нас в Бюро имелся специалист по работе с темной материей, но пока находился в другом измерении. Его, конечно, можно запросить, но переход займет сутки по местному линейному времени, и к моменту появления Макса женщина по имени Дора Коустар, лежащая на диване в доме по Лейнтон-драйв двадцать шесть, будет мертва.

Далее последовал долгий взгляд друг на друга – тяжелый, молчаливый, где каждый из нас понимал: «Мы должны найти выход». Ибо любая проблема решаема, если её решать.

– Ты думаешь о том же, о чем я? – рубаха натянулась на внушительных бицепсах Ала, когда тот уперся руками в стол. – О том, что с подобной материей из тех, до кого мы можем дотянуться, работают только…

– Деймоны.

Это слово мы произнесли синхронно.

Вот к кому мне не хотелось сегодня идти, так это к ним. Деймоны занимались противоположными нашим делами. Мы – спасали, они – калечили. Очень темные сущности-люди, все – мужчины (порой, как назло, очень красивые), они наказывали род человеческий за проступки и слабости разрывами на ткани души. Страх, одиночество, отчаяние, сочащиеся вовне, питали их силы, делали их тела совершенными, жизнь долгой, практически бесконечной. И я не просто недолюбливала, я их ненавидела, если смесь этого чувства с гневом могла походить на ледяной кровавый суп без кипящих пузырей на поверхности.

– Они – наши враги.

– Есть выбор?

Мертвая Дора. Живая Дора, если попробовать.

– Иди сам.

Мне именно этого и хотелось, чтобы шел Алан. Никогда в жизни я не перекладывала ни на кого ответственность, но в этот момент желала слить её с себя, как никогда быстро.

Но напарник лишь покачал головой – жесткие черты так и не ушли с его лица.

– Нет, Анна, пойдешь ты. Мужчины всегда охотнее слушают женщин, в любых ситуациях – так устроена природа. К тому же ты – прирожденный парламентер, – Ал помолчал. – И красавица, что немаловажно.

– Как будто им есть дело…

– Есть.

Конечно, он был прав. Деймоны – люди, хоть по сути своей «нелюди». Точнее, по человеческим и гуманным качествам. Но на красивых женщин они реагируют, как и любые другие мужчины. Другое дело, что сексом с ними лучше не заниматься – можно наутро не проснуться.

Я редко нервничала, но теперь да.

– Ты знаешь, что идти сразу придется к главному? К Вэйгарду. Ему рассказывать эту историю, просить в помощь того, кто справится с задачей.

– Понимаю. – На кону всего лишь одна жизнь – это много или мало? Всегда философский вопрос, зависящий от кучи дополнительных условий. – Он выслушает тебя, я уверен. Твоя внешность… Ты знаешь… Она никого не оставляет равнодушным.

– О да, он выслушает, – усмехнулась я с оттенком горечи. – Он сделает так, что меня пропустят, проведут к нему. А после будет рад видеть меня низверженной, лежащей на полу. С удовольствием поставит на мою шею сверху ногу, надавит ботинком так, чтобы хрустнули позвонки…

– Ты о чем? – Алан был проницательным человеком. Он улавливал оттенки и смыслы между строк. Сейчас, глядя на мое лицо, понял, что я не шучу. – Не говори, что ты с ним уже встречалась.

– Но я встречалась.

– Когда?

Этот вечер становился все хуже и хуже. Меня невозможно ни пробить, ни победить, мое настроение невозможно испортить, если только это не касается Дэйма Райдо Вэйгарда. Сущности Главного деймона, имени которого не знал практически никто. Того, о ком я очень старательно в последнее время запрещала себе думать.

– Помнишь, пару месяцев назад на моей душе появился разрыв?

Алан помнил. Его задевал этот факт настолько, что он всеми методами силился помочь. Тщетно в целом.

– Это сделал он? – напрягшиеся желваки на челюсти. – Почему?

– Потому что… я ему отказала.

– В чем? – тишина в помещении Бюро сделалась густой и гнетущей, прислушивающейся к нашим словами. – В сексе? У него хватило наглости…

– Нет. В истинности.

– Что?!

– Он – Райдо Вейгард – моя истинная пара. И я ответила ему «нет».

(Yayo- EleniFoureira)

Тот день я помнила, как «день нашей встречи». Странно, но из него стерлось все «до» и «после» – остался только тот самый момент. Мой разворот на улице, потому что случилось касание с незнакомцем, а после провал – провал в чужие глаза. Удивительно красивые. Такого глубоко взгляда я не видела никогда ни у кого. Холодный тоннель, зовущий в персональный рай. Если бы я коснулась кого-то другого, ничего бы не произошло, кроме фразы «извините», и каждый пошел бы своей дорогой. Но это был Дэйм. Я тогда этого не знала. Не знала, насколько он высок, потрясающе сложен – сложен физически и ментально. То была скользкая воображаемая дорога – я упала и покатилась прямиком к нему, к мужчине, которого я не знала, но в которого тут же влюбилась. Хуже, я его полюбила с первой секунды – жесткого, недоступного и совершенно притягательного. Своего.

Как женщина может узнать, что это «свой»? Никак. Только ощутить. Вопреки всякой логике и мыслям, внешности, словам, качествам. Просто «свой», как награда. Как приговор. Райдо был «свой». И вокруг нас тут же начала плестись вязь истинной пары. Моментально, без спросу. Мы просто смотрели друг на друга; для меня терялся внешний мир, потому что в ту секунду я нашла вдруг внутренний, целый. Секунду назад существовало некое прошлое, в котором я занималась своими делами, жила свою жизнь, и – бах! В настоящем я была готова идти куда угодно за тем, чьего имени не знала. Готова была терять себя, обращаться в прах, воскресать, находить в себе силы становиться фениксом, прогорать снова. Никогда я такого не испытывала и, чем дольше на него смотрела, тем быстрее теряла старую себя в угоду новой, слипшейся с ним.

– Анна… Анна Нимф. Рад встретить тебя. – У него был глубокий голос, очень бархатный, чуть хриплый. Жестче, чем мне хотелось бы даже в мягкости. Деймон уже тогда знал с кем встретился на пути: навряд ли он столкнулся со мной случайно.

– Я… Мы… знакомы?

Вязь истинной пары формировалась все отчетливее, плотнее. Исчез внешний мир; вращалась капсула внутреннего, наполняясь рунами.

– Райдо Вэйгард, – представился он. – Твой мужчина.

Мне хотелось падать. Я уже падала. Потому что он не врал, он был бесконечно красив, он ощущался моим мужчиной. К нему хотелось на ручки, следом за его ногой хотелось ползти, и эта безбашенная пропасть в собственных ощущениях рвала пополам.

– Мой… – я едва тогда помнила себя, моя личность стиралась под чужим влиянием.

– Да.

Наверное, я бы счастливо кинулась в его объятья, ведь истинная пара для нимфы – это чудо, это настоящее счастье. Это тот, с кем может быть мир, союз, дети. Не все нимфы встречают свою пару. Настораживал лишь абсурдный контраст внутри себя – орущая на полных оборотах тревожная сирена и эйфория.

И лишь после я заметила, что половина истинных символов белые, половина из них – черные. Черные… Нефтяные, зловещие.

Нет… Нет…

До меня дошло в тот момент, с кем я завязывалась.

– Ты – деймон?

– Да, – он не стал ни врать, ни отказываться от очевидной правды. Руны разгорались все ярче. Наступал момент «принятия». – Я согласен, Анна Нимф, стать истинным для тебя…

Он согласен. Деймон. Конечно! Такая, как я, живительная батарея для деймона: это путь к бесконечному могуществу и силе. Возможностям сотворить кровавый ад на земле.

– А ты?

Я прозрела болезненно, молниеносно. Выпала из опьянения в трезвость спазматическим рывком, и этот момент меня порвал.

Потому что я полюбила того, кто встретился мне на пути. И я не могла сказать ему «да». В этот миг рушился раз и навсегда мой мир. Истинная пара на земле только одна – это дар свыше. Ни один другой человек не будет ощущаться для меня столь близким, нужным, прекрасным, как этот. Ни один другой мужчина не заменит этого.

Но сказать «да» деймону – это потерять себя. Рок судьбы. Это стереть свою личность и влить в черную бочку свои силы.

– Нет. Никогда.

Я располосовала себя изнутри, чтобы выдать этот ответ.

Начала таять вязь.

Всего лишь на секунду я ощутила в Вэйгарде боль, и она была настоящей. Настоящей болью того, кто позволил себе чувства, кто уже через мгновение схлопнулся, как банковский сейф. Взгляд сложного цвета глаз стал нечитаемым, но холодным, как стена Северного Предела. От чувств не осталось ни следа, от боли тоже – вот только что была возможность свершиться чему-то чудесному, и один лишь снег вокруг. Никакого тепла.

А когда он поджал губы, когда погасли руны, мне стало страшно – он мог меня убить. Он имел на это право. Хуже, он был Главным деймоном – агрессивным, жестоким, несправедливым, и он только что получил отказ. Я помнила те секунды, когда физически ожидала услышать, как трещит по швам все живое во мне… Ему не требовалось даже поднимать руки, – хватило бы ментального импульса, – и внутри меня остались бы ошметки. Никакой больше Анны, никакой личности. Наверное, больно было бы очень – умирать всегда больно…

Но Вэйгард развернулся и зашагал прочь. Он сдержался.

Тот шрам, ту дыру, которую он оставил мне «на память», я заметила не сразу. Потому что, глядя ему в след, я очень хотела бежать, волочиться следом, умолять. Меня выскоблили тогда, выскребли, и ничего своего не осталось – он все забрал с собой. Сильную личность тогда заменила беспомощная девчонка, которая не понимала, ни того, как жить без него. Ни того, как жить с ним.

Дальше были слезы и чувство потери. Пепел от рун на земле.

И не свершившаяся истинная связь.

Лицо Алана после того, как он выслушал этот рассказ, стало напоминать маску.

– Ты не пойдешь к нему. Нет.

– Я пойду.

– Нет, Анна… Он тебя раздавит.

– Быть может. Но тебя он не примет вообще – без вариантов.

– К черту Дору…

– Это не ты, ты просто расстроен. Тебе на неё не плевать.

– Я расстроен? Я расстроен! Я зол! И мне не плевать на тебя тоже.

– Все равно раньше или позже судьба столкнет меня с ним, разве ты не понимаешь? Она не разводит людей из пары далеко.

Ал молчал. Почему-то в этот момент беспомощным стал он, каким-то поверженным. Бесился, наверное, что я не рассказала ему раньше, понял, что помочь он и не смог бы, даже если бы хотел в сотни раз сильнее. Разрыв на душе от Главного деймона – это не шутка. Шрам был маленьким, спасибо за это – просто меткой-напоминанием. Но мне оставили жизнь. Меня не обратили в месиво, не смешали кишки с кровью, меня пощадили.

– Он… что-то попросит за это, ты понимаешь?

Сейчас больше, чем раньше Алан напоминал мне брата.

– Я не буду платить, если цена будет неподъемной.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Долгое молчание.

– Сможешь ему отказать?

– Я ему уже отказывала.

Напарник тяжело и печально качал головой.

– Не нравится мне эта затея.

Мне она нравилась еще меньше, но Дора, пока мы спорили, теряла жизнь.

– Я пойду. Выпей… за мой успех.

– За «упокой», ага, – выругался Ал. И после бурчал неразборчиво. Он выпьет за успех, я знала. Сама же направилась к двери, к машине.

Глава 4

(Nightilfe- AllIKnow)

Сильной быть легко – так мне всегда казалось. Я могла бы быть полководцем, вести за собой армии, мотивировать людей, находить верные слова, зажигать потухшие сердца.

Но сейчас я трусила. Сидела за рулем собственной машины, ощущала на лице ветерок, вдыхала запахи укрывшегося чернильной синевой города – практически стемнело. Город пах так многогранно – прогретым асфальтом, лужами, тертыми шинами, зеленым светом фонарей, шлейфом чужих духов. Подошвами пешеходов, далеким запахом молотого кофе, ветвями вязов. Я могла бы сидеть так вечно, просто вдыхать, вдыхать, лишь бы не думать о том, куда мне предстояло выдвинуться.

Я всегда избегала даже смотреть в сторону здания на улице Трейдана – гротескного квадратного сооружения из пяти этажей и множества окон. С единственным центральным входом, куда я никогда и ни за что не желала входить; всегда ощущала, что этот дом – иллюзия. В него никогда не забредали обычные люди, полагая строение не то заброшенной библиотекой, не то выкупленными некоей компанией офисами, свернувшей проект до заселения.

Но я знала, кто там. Темная аура, висящая над крышей и вдоль стен, напоминала струящийся живой кокон – адов щит.

Боялась ли я этого щита? Нет. Того, что во встрече мне откажет Дэйм? Нет. Того, что согласится помочь, того, что откажет, того, что попросит взамен? Нет.

Я боялась собственного к нему притяжения, вновь ощутить то, от чего последние месяцы бежала – внутренней зависимости. Проходили ли сутки, когда тот, кто назвался «моим мужчиной», не приходил в виде образа или ощущения в мою голову? Нет. Каждую минуту я помнила о его существовании, о том, что где-то на свете он есть. Тот, который, возможно, ждал меня, или же давно выбросил из памяти, выплюнул и растер…

Ясно было, что сидение на месте не добавляет мне ни решимости, ни сил.

Я ужасно боялась его увидеть и ужасно этого хотела, за что почти ненавидела себя – так страдает по дозе наркоман, зная, что она убьет его.

Заводя мотор, я в который раз удивлялась судьбе, которая пошутила так жестоко.

Широкое крыльцо в двадцать ступеней будто предоставляло выбор, словно напоминало о том, что еще не поздно уйти, повернуть назад. Но я упорно двигалась к двери. Толкнула ручку, уперлась в прохладное стекло и вошла в темный, без единой светящейся лампы под потолком холл.

Здесь, наверное, могло бы работать множество людей – пространство позволяло, но справа за стойкой охранника находился лишь единственный человек. Младший деймон, судя по интуиции. И он сразу, не глядя мне в глаза, произнес:

– Вам на верхний этаж. Лестница прямо перед вами.

Меня ждали, почему-то это не удивляло. Как и тот факт, что для нормальной видимости света хватало, хотя за окном почти ночь. Освещением здесь служила некая разлитая в воздухе сумеречная синька – прозрачная и нейтральная. Высокие стены, как ни странно, не давили.

И я двинулась вперед.

(SATV Music – Can't Catch Me)

Он ждал, да. Вероятно, чувствовал меня так же хорошо, как и я его – Главный деймон. Увидев его фигуру, я боялась делать шаги, но делала их. Чем ближе, тем слабее ноги. А когда поймала ледяной, изучающий взгляд, растеряла остатки храбрости.

Меня поражали в его присутствии собственные реакции – хотелось либо сесть на пол, как собачке, чтобы взгляд в пол. Либо бежать, спасаться, не разбирая дороги. Хотелось спечься в единый комок, лишь бы не стало больно, хотя видимой опасности не существовало. И все же я скорее предпочла бы ввязаться в рисковый поход, в котором ждали ловушки, отравленные стрелы и ямы, нежели стоять сейчас здесь.

Его аура спокойная, изучающая, почти равнодушная. А я понимала, что рядом с ним ты делаешься голым, лишенным регалий, внутренних резервов, условных заслуг, ты становишься никем. Обнаженным, без щитов, крайне уязвимым. Одно его слово – и тебе отсечет, как металлическим диском, руку, после вторую, ноги по колено. В его присутствии было страшно. И это притом, что Райдо на вид был обычным мужчиной, правда, достаточно высоким, отлично, я бы даже сказала сексуально сложенным, – широкий разворот плеч, мускулы под рубахой, сильные ноги. Красивая челюсть, правильный нос, губы, которые девчонкам снятся в мечтах по ночам.

И к нему, что хуже всего, тянуло – сбывался мой самый страшный сценарий. Бесконечно сильно хотелось подойти, опустить глаза, дать понять, что ты готов извиняться вечно, лишь бы он подарил тебе хоть один снисходительный кивок. И ты немо заорал бы от внутреннего облегчения, от горечи того, что слишком много пространства разъединяло вас раньше. А дальше готовность подписаться на всё, лишь бы он не изгонял из своего круга…

Вот это и было дозой, которая могла убить.

Дэйм молчал, смотрел прямо, и во взгляде его мне ощущались печаль и высокомерие. Так смотрят, когда хотят сказать: «Поздно. Для тебя в любом случае всё поздно». А я, как со змеёй, боролась с внутренним чувством – он все еще любит меня. Где-то, как-то, очень глубоко. Все потому, что раз за разом проигрывала бой с чувствами сама. Влюбленный человек никогда не верит, что это чувство может быть односторонним… Но ведь может. И поддаваться иллюзиям нельзя.

– Здравствуй.

Я не знала, что сказать. Мы находились в просторном кабинете, напоминающим больше пространство, в котором могло сформироваться всё, что угодно. Все так же темно, но света хватает, чтобы различать важное. Предметы, стены, однако, терялись, не угадывались даже по очертаниями. Хотя рядом с Райдо они были не нужны, рядом с ним не было нужно ничего, кроме него самого. Вероятно, позади него было окно – дальняя стена чуть светлее.

– Что привело тебя ко мне?

Он продолжал смотреть так, что мне хотелось сесть на пол. Никогда раньше я не испытывала этого желания, не казалась себе маленькой беспомощной девчонкой. Снова накрыло безумное желание «прыгнуть ему на ручки», оказаться в объятьях – там было безопасно. Наваждение, которое формировалось, стоило мне попасть под власть его ауры, мысль, которой всеми силами стоило избегать.

– Мне нужна… твоя помощь.

– Моя… помощь?

Эти два слова были произнесены с паузой, расстановкой и таким цинизмом, что металлический диск просвистел где-то рядом с ухом. Мол, ты уверена? Я – человек, которому ты отказала, помнишь? Ты просишь помощи у того, кому причинила боль, у того, кто может легко согнуть в ответ. Чья темная часть желает это сделать.

Как никогда явно ощутилось, что я во владениях Черного Короля. Одна единственная белая пешка, пусть даже Королева, а вокруг лишь вражеская свита и мрак. Что ж, я не врала Алану, когда говорила, что Вэйгард с удовольствием низвергнет остатки всего, что осталось во мне целым.

А как бы я себя ощущала на его месте? Если бы ко мне пришел мужчина, однажды произнесший «нет, никогда» в отношении истинной вязи? Мне не хотелось бы мстить? При всей своей гуманности, я не могла дать положительный ответ. Душевные раны – серьезные раны. Собственная вина давила хуже мрака у стен. К тому же часть меня, полюбившая деймона с первой встречи, до сих пор делала это – тянулась к нему, как тянет щупальца анемон к сверкающей рыбке.

Райдо знал мои чувства, он читал их через воздух. И потому сделал шаг вперед, затем еще один.

– Ты готова за эту помощь заплатить цену, которую я назову?

Если он приблизится, если позволит ощутить запах кожи, лосьона, жар тугих мышц, собственную мужественность вблизи, у меня схлопнется ум.

И я отступила. Нельзя, чтобы он приближался, ни при каких условиях – наша с ним связь до сих пор слишком сильна.

– Нет, не готова. – Тот, кого я жаждала и ненавидела, остановился, он увидел все, что хотел. И циничная усмешка отправила мне в затылок сотни невидимых игл.

При всей сложности нашего общения с ним мне следовало попробовать продолжить диалог. Убедить, выкрутиться, потому что я только что еще раз сказала «нет». И внутри делалось все муторнее.

– Возможно, я могу быть полезной тебе в чем-то другом. Когда-нибудь.

«Предлагаешь мне всё, кроме себя?»

У Дэйма жесткий рот и такая же жесткая усмешка, которая ощущается касанием металла по обнаженной коже.

Как бы я хотела на самом деле сейчас быть обычной девчонкой. Не Анной, не Нимфой, просто кем-то, кто мог шагнуть ему навстречу. Позволить приблизиться, позволить себе дышать им, пропитываться. И дальше хоть трава не расти. За один поцелуй я бы отдала столько, сколько не сумела бы заработать за жизнь.

– Ты все равно однажды сдашься мне. – Он не спросил, он не предположил, он выдал это, как чистое знание, которое всегда сидело в глубине наших сердец. – Понимаешь это?

Мне хотелось сделать это сейчас. Собственноручно войти в блок логики, выбить пинком дверь и вырубить все провода. Чтобы в башке погас свет, что меня попустило бы сделать шаг навстречу.

Деймон наблюдал за моими реакциями очень внимательно. С усмешкой, все с тем же снисхождением. Он знал о том, что притягателен для меня, очень сексуален, что я хочу вдохнуть его запах и утонуть в нем. А после позволить этим рукам зарыться мне в волосы.

– Значит, это будет мой последний день.

«Я сдамся» – вот что я ответила на самом деле. И ему хватило. Пока.

«Только пусть это произойдет лет через двести. Боги, дайте мне сил столько продержаться…»

– Какая помощь тебе нужна?

– Одна женщина в доме под номером двадцать шесть по Лейнтон-драйв сейчас спит и держит в руках медальон мертвых. Я не могу его… изъять.

– И?

Такое задумчивое «и», такое скучающее.

– Если его не изъять, к утру она умрет.

– Так дай ей умереть.

В этот момент я, как никогда отчетливо, вспомнила, за что я ненавижу деймонов.

Сдамся я ему? Черта с два…

Наблюдающий за моим лицом Райдо качнул головой.

– Зачем ты вмешиваешься в чужой выбор?

Ах, вот как?

– А вы, деймоны, никуда не вмешиваетесь, нет?

Напротив опять непроницаемый взгляд питона – зря я подняла эту тему. Я – единственное белое пятно на территории тьмы, и не мне им рассказывать о том, как кому-то жить. Даже затрагивать некоторые ниточки не стоит, не то что дергать за них.

Молчание было мне ответом – тяжелое, ожидаемое. Он жил по иным законам и принципам. Да, он был сексуален, как черт, он тянул к себе магнитом, но внутри он был не-человеком, руководствующимся принципами темной силы, а не гуманности.

Напряглась я, напрягся деймон. Совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы вспомнить о том, что, если сейчас он поддастся искушению, разрыв на ткани моей души станет больше. Или гораздо больше. Я однозначно не там, где мне следовало быть. Но я должна была попробовать.

Ощущая себя деревянной, не способной ни нормально мыслить, ни чувствовать, я произнесла:

– Прости за то, что потратила твое время.

«На пустое. И такое ценное мне».

Не о чем нам с ним было говорить. Я нагнула себя тем, что пришла сюда, позволила отыметь себя без вазилина, потому что снова поддалась этой тяге, потому что после получила отказ. И потому что буду продолжать грезить тайно о том, кого никогда не смогу выкинуть из головы. Шах и мат, и яма для могилы. Рядом с ним меня ждали вечные проигрыши и скулеж, лишь бы выпросить полуулыбку.

Пора было уходить.

Меня не попытались остановить.

В контору я вернулась раздраженная, поверженная, поддавшаяся, чего врать-то, унынию.

– И как? – спросил Алан с порога.

Я лишь отрицательно качнула головой; партнер все понял по моим потемневшим глазам.

– Не поможет, значит.

– Нет.

– Он не потребовал с тебя чего-то? Невозможного. Да… – понял сам. – Ты отказала?

– Отказала.

Каким бы потрясающим, красивым и могучим ни был этот черт, меня он не получит. Вот только уже тянуло назад канатом, шелковым рисунком невидимого платка, протянувшимся от этого здания до того, с крыльцом в двадцать ступеней.

– Ладно, хорошо, мы попробовали, – подытожил Ал, – дальше сами.

Почти сорок минут мы убили, выстраивая разнообразные планы и концепции. Предлагая один вариант за другим, отмахиваясь от нерабочих, как от трухлявых, схем. Мы фантазировали, напрягались, спорили, снова крутили посреди кабинета модель слепка энергии медальона, пока не выдохлись, пока Алан не налил мне из той же бутылки, откуда перед моим уходом выпил сам. Алкоголь на нас действовал слабо, разум не затмевал, мыслить не мешал и являлся больше средством ощутить вымышленное расслабление, нежели помогал реально.

– Ладно, хорошо, последняя идея… Она точно рабочая, – Алан сел после долгого кружения по кабинету в кресло, – но тебе не понравится.

– Давай, жги.

Это жесткое пойло, которое он достал из бара, теперь жгло мой язык и пищевод, – как люди умудряются это любить?

– Я стану её клоном, энергетической копией.

– Кого?

– Доры. Лягу рядом, и медальон переползет в мою руку, потому что не будет видеть в нас разницы. Но будет чувствовать, что я более заряжен, с меня можно больше взять.

Я поперхнулась виски.

– С ума сошел? А после я буду смотреть, как он вплетается в твои вены, высасывая жизнь? Буду тщетно пытаться тебя разбудить, а после точно нагну себя раком перед Вэйгардом, потому как за Дору я этого не сделаю, а за тебя – да! Ты это предлагаешь?

– Я предлагаю то, что её спасет, и даст тебе время…

– Идиотский план. Нет!

– Я говорил, тебе не понравится. Но он рабочий…

– Алан…

Мы, наверное, продолжили бы на повышенных тонах, но в этот момент в дверь кто-то позвонил несмотря на то, что звонок существовал для проформы. Входной замок никогда не запирался.

Приветствовать визитера отправился Ал, потому как я ощущалась себе в этот момент цементным мешком – нельзя за вечер проигрывать дважды. Визит к деймону – первая просадка. Медальон, сосущей жизнь из Алана, станет второй, фатальной для моей уставшей на сегодня психики. Тогда я сдамся деймону очень быстро, и это будет идеально просраный за всю мою жизнь бой.

Нужно придумать что-то другое.

За дверью мог оказаться, кто угодно – доставщик пиццы, перепутавший адрес (подобное случалось не единожды), очередной клиент с нераскрытым мистическим делом, бездомный, ищущий убежище на ночь. Но на пороге стоял некто незнакомый в темной одежде – курьер? И Алан после слов «это вам» принял в руки коробку без надписей. В каких иногда возили из магазина фарфор. Ни этикеток, ни опознавательных знаков.

– Что это?

Раскрытые створки, и после вытянувшееся от удивления лицо напарника. Именно такое, как сейчас, я созерцала впервые.

– Алан?

– Это… Он сделал это. Для тебя…

Во мне клубились предчувствия – почему-то радостные и очень страшные. Хотелось верить во что-то хорошее, как в детстве, но накрывала тревога.

– Кто?

– Деймон. В этой коробке… Грехт-куриллис.

Я даже отсюда ощутила ту самую поганую черную энергию. И потеряла дар речи.

– Он… с рукой?

– Что?

– С рукой… Доры?

Вот что меня пугало, что эта штука приехала вместе с ее отпиленной рукой.

– Нет, – с тем же удивлением, с которым до этого смотрел на медальон, Алан теперь смотрел на меня. – Даже без пальцев… И в защитном панцире из рун.

Вот это да.

Мне только теперь стало ясно, что этим вечером не нужно больше куда-то ехать, решать проблемы, искать ключ к сложнейшей головоломке. Можно просто еще раз выпить и выдохнуть. А деймон поступил чрезвычайно умно – он только что филигранно выиграл этот раунд, безмолвно оставив меня в «должниках». Потому что помощь он все-таки предоставил. Ведь только бессовестный урод скажет после такого «я никому ничего не должен», а человек совестливый будет понимать, что за «да» дают другое «да» – где и когда? Это уже вопрос.

Мне было сложно смотреть на Грехт-куриллис даже в коробке. Темные щупальца, казалось, трогают защитный кокон, силясь пробраться наружу. Редкая дрянь.

– Как он снял его?

– Я не знаю.

Одно мы знали наверняка – мы должны выехать как можно скорее и проверить Дору. Взглянуть на неё своими глазами, убедиться, что она жива и здорова. Помочь, если нужно.

Пока Алан возился в комнате для сложных артефактов, снимая с сейфа-шкафа защиту, а после устанавливая её назад после того, как водрузил коробку с медальоном на полку, я думала о деймоне. О том, как он, наверное, спокойно вошел в чужой дом, о том, как, не напрягаясь, магическим шепотом позвал артефакт к себе. Как тот безропотно подчинился, спрятал щупальца. Такому, как Дэйм, в этом мире могло подчиниться, вероятно, всё. А еще я думала о том, что в квартире Доры почую шлейф саркастичной и снисходительной улыбки, которая по обыкновению проникнет под кожу.

«Ты будешь думать обо мне ночью».

«Не буду», – я умела брыкаться и быть строптивой.

«Будешь».

Дэйм даже через воздух передавал не предположения, но знания.

Спустя минуту мой верный автомобиль опять летел по ночным дорогам, и развевались на ветру волосы. Наливались вдали тучи; к утру случится гроза.

Глава 5

– Куда вы дели мою вещь? Она была мне очень ценна!

Дора – живая и относительно здоровая, если не считать крайне утомленного вида, – сидела на диване. Общался с ней Алан.

– Вы понимаете, что именно за вещь купили?

– Да… Она дарили мне сны… Хорошие, очень… теплые…

– Она отбирала у вас жизнь. Вы приобрели…

– Нет-нет… В этих снах я была с теми, кого любила…

– … Грехт-куриллис. На черном рынке, верно? Об этом нам с вами еще предстоит поговорить.

– Так вы мне… его не вернете?

Она не воспринимала иные смысла, кроме потери состояния, которое ей нравилось, и потому была близка к слезам. Я это чувствовала, не глядя. Доре хотелось нырнуть обратно в теплое одеяло из образов, паттернов и ощущений, питавших душу ложным счастьем.

– Не вернем. Потому как, если бы мы вас сейчас не разбудили, к утру вы были бы мертвы.

– Я вам не верю.

– Посмотрите на свои запястья.

Там были черные полосы вместо вен, и выглядело это устрашающе.

– Ч..что это?

– Это последствия того, как артефакт высасывал из вас жизнь. Если бы ваша племянница не обратилась к нам вовремя, завтра она лишилась бы тети.

– Лилиан? Но она мне… даже не писала.

– Она вам писала, однако, вы в тот момент уже спали.

Пауза, тишина, во время которой Дора начала понимать со всей глубинной тяжестью, что именно с ней происходило.

– Как долго я спала?

– Долго.

Пока Алан общался с пострадавшей, я изучала пространство, переключив видение в режим магии. Грехт-куриллис был вещью не просто сложной, но еще и умной, и потому он, конечно же, откачивая силы у одного объекта, плел невидимую паутину, чтобы однажды заманить другой. И сплел уже целое дерево, состоящее из пульсирующих сосудов. Каждое ответвление, каждая ветвь была чувствительным щупом, и он проник бы в того, кто посетил это помещение после смерти владелицы квартиры. Умно. И очень, очень плохо.

Однако было то, что потрясло меня с хорошей стороны – все ветви и щупы были закапсулированы невидимой пленкой. Эта пленка душила их, убивала, постепенно обращала в пепел…

«Заклятье деймона».

Значит, он не просто пришел сюда – или, может, не он сам? Помощник? Мне почему-то ощущалось, что в квартиру Доры приходил сам Райдо. Так вот, он вынул из руки спящей медальон, изолировал его, а после позаботился о том, чтобы щупы не нашли новую жертву. Если бы не предпринятые действия, нам с Аланом пришлось бы зачищать пространство белым пламенем, но Дэйм предусмотрел всё. Играючи, с насмешкой.

Поднимая голову все выше, наблюдая за тем, куда уходили темные сосуды, я миновала взглядом крышу – в режиме магического видения она делалась почти прозрачной. Дальше шло небо. Стоило мне протянуть руку к ближайшей, обернутой заклятьем ветви, как случилась активация капсулы, и вся паутина Грехт-куриллиса с глубоким неприятным стоном разом задохнулась, обратилась в дым.

Спустя пару секунд от неё не осталось и следа, лишь поднялся вверх пепел, сложился на фоне облаков в слово «Пожалуйста».

Дэйм.

Он сделал все красиво, чисто, как будто без усилий. И только мне доподлинно было известно, насколько сильно могли плеваться ядом эти черные жгуты, насколько они были живучими.

«Пожалуйста».

Он будто чувствовал мое немое спасибо, хотя мне не хотелось его произносить.

– Вам нужно что-то поесть… Вот, я нашел в холодильнике йогурт длительного хранения, перекусите, восстановите силы. После я помогу вам уснуть, – вещал Алан. И сопротивление Доры сминал аккуратно. – Вы уснете, утром придете к нам в офис в десять, мы поговорим…

Сейчас трансморф воздействовал на хозяйку дома гипнотически, и та лишь кивала, открывая йогурт, уже не сопротивлялась. Ей расхотелось лить слезы, на неё упала спокойная апатия, по-своему хорошее состояние без лишних чувств.

А спустя несколько минут хозяйка дома опять дремала на диване. Чтобы проснуться в добром здравии утром, чтобы вспомнить о том, что у неё назначен на десять часов визит в бюро.

Я все еще сканировала пространство комнаты, теперь Ал делал это тоже. И лицо его вытягивалось от удивления.

– Тут же была… эта штука?

Он, как и я, предполагал, что над зачисткой придется попотеть.

– Была. Уже нету.

Мне хотелось выйти из комнаты на улицу. На свежий воздух – подальше от пространства, в котором только что сгорела мертвая паутина, прочь от места, где все еще висела усмешка деймона.

Снаружи жизнь текла своим чередом. Прошмыгнули по направлению к клубу две одетые в платья девчонки – одна в белое, вторая в черное. Обе в тяжелых ботинках по моде. Просигналил нерасторопному пешеходу суетливый таксист.

Мой телефон поймал сообщение сразу, как только мы подошли к машине.

«Мясо еще теплое. Тебя ждать?»

Роберт.

Комично заглянул в чужой телефон Алан, сразу же все прочитал, перевел вопросительный взгляд на мое лицо.

– Можем выдвинуться на ранчо, выпить пива. У тебя будет тихий вечерок в теплых объятьях, я, может, отыщу Кейти…

– А ты этого хочешь?

– Нет. – Алан всегда был предельно честен. – У нее слишком приторные духи.

– Ну да, а у тебя исключительное обоняние. Надо было её предупредить.

– Я забыл, что иногда люди выливают на себя мегатонны парфюма.

– Я тоже не хочу… в объятья.

Обнимать Роберта после того, как побыла в личной ауре Дэйма, – все равно что променять блюдо из пятизвездочного ресторана на подгоревшую пресную шаурму из ближайшей забегаловки. Не в упрек Робу – он был тем, кем был – хорошим, понятным, честным мужчиной. Просто Вэйгард находился вне категории сравнения, и после него сложно было воспринимать кого бы то ни было. Если куда-то и хотелось, то только обратно к нему, но этот шаг для меня – табу.

– А вот жрать я таки хочу, – подытожил Ал, засунув большие пальцы рук в карманы светлых шорт. – Весь вечер нюхал запахи с мангала и мечтал о пиве. Как насчет позднего ужина, ты со мной?

Удивительно или, скорее, нет, но сидеть в одиночестве в собственной квартире мне не хотелось тоже.

– С тобой. Но заведение выбираю я.

– Давай. Ты все равно выберешь «Саллери».

– Точно.

Почему «Саллери»? Все просто. Это бар-ресторан, находящийся на отшибе города. С шикарным видом на ночные просторы, холмы вдалеке, с раскинувшимся до горизонта, не засвеченным фонарями небом над головой. Звезды, деревянные столы, шум ветра. Эдакий аналог вечера на природе. К тому же «Саллери» владела Аманта Буан, создающая как калорийную, так и бескалорийную еду – магическую копию настоящей. Настолько правдоподобную, что ни один человеческий гурман-критик до сих пор не смог отличить оригинал от «подделки». И потому каждый, кто не хотел по-настоящему пьянеть или толстеть, но желал получить удовольствие от вкуса, вечером выдвигался в направлении «Саллери».

– Отлично. Мне настоящие ребрышки и пиво, тебе копию ягодного торта?

– Оригинал. И тоже пиво.

Хотелось настоящий кисло-сладкий вкус ягод и сладость крема. И чтобы алкогольные пузыри ударили в голову.

– Тогда машину оставим у Бюро, – благоразумно подытожил Алан. – И дальше на такси.

План был отличным.

(TonyAnderson- Ariana)

Ввиду того, что однажды Алан помог Аманте со сложным клиентом, за нами всегда был зарезервирован лучший столик. Чуть удаленный от остальных посетителей, зато ближний к кромке луга. Хорошо, что ресторан не был окружен забором, и ничто не скрадывало ощущение простора. Я любовалась луной, серебрившей холмы, – их дух чувствовался отсюда. Величественный, спокойный. Отзвук вечности. «Саллери» в целом всегда накрывала аура безмятежности, ибо природа захватывала свое и превращала суетное в мирное, гармоничное.

Пока готовились блюда, мы пили пиво. Только Аманта варила его таким образом, что оставался в солодовой горечи сладковатый абрикосовый привкус. И пузыри на языке и нёбе создавали резкий контраст вкусов, превращая обычный, казалось бы, напиток, в особенный. Скольжение природного пейзажа в моменте – то, на что я могла бы смотреть вечно. Застывший кадр, идеальный, изъятый из мечты – травы, полевые цветы, стрекот сверчков. В него, как ни странно, хорошо вплетался гул голосов и даже музыка от барной стойки.

Сегодня пиво казалось мне особенно вкусным – хотелось глотать его и глотать. Может, напряжение? Так я думала, пока не догадалась… И сразу посмотрела на хитрые лаковые глазки Алана.

– Ах ты, черт… Что ты добавил мне в пиво?

Это ведь он нес его от стойки до столика. Успел колдонуть.

У меня внутри будто образовывалась воздушная подушка из легкости и веселья. Эффект краткосрочный, но очень очевидный. Хотелось хихикать, а ведь еще минут пять назад я устало грустила.

– Немного любви и смеха, – Ал пожал мускулистыми плечами. Все-таки рубашка ему шла. – Тебе не помешает, ведь так? А то этот вечер тебя просадил.

Зато теперь печали как не бывало. Заиграй сейчас заводной ритм, и я пошла бы танцевать. Половина «колдонутой» кружки сработала, как вагон искристых коктейлей в хорошей компании. Хотелось жить, обниматься. Алана я не могла даже упрекнуть, смотрела на него, широко улыбаясь, а тот улыбался в ответ – он только что «сделал» мой вечер.

«Спасибо, напарник».

«Я тут. Если что».

В этот момент принесли картофель, ребрышки и мой кусок торта. Но торт я отодвинула, подавшись на запах мяса. Ал знал обо всем заранее, переложил часть своего блюда на отдельную тарелку, придвинул мне запасные приборы. Отсыпал картошки – ешь, мол, краса. Сам смачно откусил кусок, прожевал, запил пенным. Вытер губу и усики, довольно выдохнул, после спросил:

– Слушай, там в доме Доры я кое-что видел – темную структуру, да? Медальон сплел…

– Да, была такая.

– Куда она исчезла так быстро? Пока я кормил хозяйку, паутины не стало, а ведь я даже отсвета твоего пламени не видел…

– Её уничтожил деймон. – После пива с искорками тепла о Вэйгарде было несложно говорить. Скорее, весело.

– Каким образом?

– Закапсулировал все ветви. И, когда я прикоснулась к его заклятью, оно активировалось, уничтожило структуру внутри себя. После черный дымок устремился в небо и сложился в буквы «Пожалуйста».

Алан хмыкнул.

– А он позёр, однако.

Да уж. С такими силами можно было позировать, а можно и нет – эффект восхищения все равно сохранялся. Но вслух я согласилась:

– Точно.

– Слушай, а он однозначно на тебя серьезно нацелился. Раз всё сделал именно так.

Тут не имело смысла ничего говорить, потому как Ал был прав. И теперь, расправившись с аппетитным ребрышком с чужой тарелки, перекочевавшим на мою, ухмыльнулась я:

– В следующий раз, когда ты пожелаешь, чтобы меня нагнул некий доминант, можешь сразу отправлять адресно. Знаешь, к кому и куда.

– Ну уж нет, к нему я тебя не отправлю никогда. Это… слишком. И вообще, я заткнулся насчет доминантов, всё, баста.

Ветерок колыхал края салфеток, лежащих под тарелками; с холмов продолжало течь незримое спокойствие. Интересно, что за ними? Никогда там не бывала, потому как в ту сторону почему-то не было проложено дорог.

– Что, Роб лучше?

Напарник, не любивший что-либо признавать, вынужден был-таки кивнуть.

– Да. Роб проще, понятнее. Пусть будет он.

Официальное разрешение быть с мужчиной, которого я выбрала на данный момент, заставило меня рассмеяться:

– Спасибо! Но в целом я считаю так же – он хотя бы понятнее.

Так что мы сошлись на Роберте.

– А ты? – я с любопытством смотрела на Ала, запихивающего в рот сразу две картофелины.

– Что – я?

– Каких девчонок предпочитаешь?

Собственно, я знала ответ.

– Простых, веселых. Чтобы могли выслушать…

– Поддержать? Понять? – мне вдруг очевидным стало кое-что еще. Алан, росший с одной лишь матерью, никогда не знавший своего отца, называемого в его семье «странником» (потому как пришел, побыл, ушел), искал нечто особенное. И вовсе не простоту и легкость. – Ты тоже ищешь её…

– Кого?

– Истинную пару.

– Ну нет! Никогда.

– Да-да, даже не отпирайся. Хочешь… и в то же время боишься её найти. Потому что, если найдешь, она зарубит на корню все остальные твои похождения.

Вот и новый повод посмеяться.

– А это здорово? Вот ты её нашла, истинную пару, легче жить стало?

– Не особенно.

– Вот и я о чем. – Вновь улыбались мы оба. После Алан, наевшись, откинулся на спинку лавки, отпил еще пива. – Слушай, пойду я, пролечу над постояльцами. Запущу заклятье сбора данных, посмотрю, не владеет ли кто информацией, представляющей для нас интерес.

– Давай. Опять станешь светлячком? – метаморфозы всегда меня веселили.

– А кем еще? Хочешь, пройдусь мимо всех дряхлым светящимся призраком? Упаримся потом обратно столы переворачивать и осколки от кружек собирать после. И Аманта не обрадуется, что посетители разбежались.

– Смотри, чтобы по тебе никто не хлопнул опять. А то вывалишься кому-нибудь на колени огромным мужиком из воздуха.

Не ржать стало совсем уж сложно. Эта история уже случилась однажды в гостинице, которую держал болтливый Коляус Михелиус, обожающий цеплять красивых женщин байками о своей мужественности. Как-то Ал собирал там информацию, кружа над столами светляком, после чего опустился к Коляусу слишком близко, и тот, обладая хорошей реакцией, хлопнул Алану по хитиновой спине. Эффектом стал вывалившийся на колени Михелиусу мужик в трусах (стояла жара, и Алан не утруждался с одеждой), после чего владелец гостиницы выдал пронзительный, совсем уж «не мужикастый» визг. В результате все женщины, присутствующие в зале, разуверились в мужественности Михелиуса, и тот до сих пор дулся на наше Бюро. Надо же, какой нежный.

– Я просто забыл тогда защиту поставить! – притворно обиделся Алан.

– Вот сегодня не забудь.

– Все будет как надо.

Вы когда-нибудь видели трансформацию мага? Зрелище удивительное. Чтобы не пропустить ни единой детали, как только Ал принялся растворять тело, формируя из него светящиеся потоки, я затормозила время.

– Что ты делаешь?

Напарник усмехался – сейчас мы были с ним синхронизированы в замедленном времени. И я наблюдала, как растворяются волосы, ресницы, верх туловища, как устремляются вверх спирали – в одну точку, в которой чуть позже появится светлячок.

– Хочу увидеть, что и за чем идет, – я кокетливо хлопала ресницами. – Когда исчезает одно, когда другое…

– То другое, что ты ждешь, находится у меня под столом вообще-то…

Ухмыляющийся Алан становился все прозрачнее, морфируя.

– Я не про то, что у тебя под столом, – достоинство в трусах Ала интересовало меня, как скучные газеты за стеклом в киоске. Хотя, по чужим словам, там было на что взглянуть. – Я, может, про грудные мышцы…

– Ага, я так и подумал.

Чтобы не смущать человека напротив, я вывалилась из замедленного времени на оставшуюся часть процесса и принялась созерцать ночные холмы.

«Все, я полетел», – донеслась чужая мысль до моей головы, – «защиту поставил».

И сверкнула над столом светящаяся зеленоватым светом попка.

(The fly guy five – Out of Order)

Наблюдая за траекторией незаметного никому насекомого, я расправилась с картофелем и приступила к ягодному десерту. Сосредоточившись на вкусовых рецепторах, силилась отличить клубнику по вкусу от настоящей, но не могла – в ней присутствовала и плотная текстура, и сладость, и кислинка. Нет, Аманта в своём деле все-таки гений. Крем пропитан ванилью и апельсиновой цедрой, коржи мягкие, прослойка тает на языке. Как можно создавать настолько правдоподобные иллюзии? Распробовать черешню мне помешал неожиданный гость – к моему столу в отсутствии Алана приблизился мужчина лет двадцати пяти. Борзый такой «пацанчик» с короткой стрижкой упал на лавку напротив, сразу же сложил руки на стол.

– Дама не должна грустить вечером в одиночку, вы согласны?

Он пытался быть галантным и вежливым, но прыткую похоть выдавал слишком уж голодный взгляд. И голодный не до еды. В нём полыхали гормоны и раздражение от недавней ссоры с сожительницей по имени Вита. Иногда я читала данные по ауре, если человек вторгался в мое личное пространство. Издержки профессии. Гостя моего звали Друри, и ему до одури хотелось этим вечером залатать раненое эго, затащив первую попавшуюся красотку в постель. Выбор пал на меня.

Крем все-таки был божественным – я со смаком облизывала кончик пальца.

– Вы такая… Такая…

Ему не нужна была собеседница, ему нужна была та, которая сразу не скажет «вали отсюда». Я молчала не потому, что Друри был мне интересен, но потому что ситуация меня забавляла.

– Оригинальная! – выдал он, наконец, сложный комплимент, и мои брови поползли вверх. – Ну, то есть, эффектная… Мне, знаете, нравятся женщины… зрелые.

Мне опять хотелось хохотать. Я его «обозрела» всего года на два, но, вероятно, выглядела этим вечером старше своих лет, что меня никоим образом не смущало. Нимфы способны выглядеть и на восемнадцать, и на тридцать, и на восемьдесят – это часто зависело от внутреннего настроения и нужды «пустить пыль в глаза».

Черешня оказалась настолько насыщенной по аромату, что я зажмурилась от удовольствия. Аманта этим вечером превзошла саму себя.

– Ну так вот, – обрадованный отсутствию «барьера» пел визитер, – значит, я Друри… Держу прачечную на сорок второй, предприниматель, в общем, планирую через год развернуться, открыть вторую…

Началась стадия «распушения перьев» – меня же больше интересовал миндальный соус.

Парень оказался болтлив. Рассказывал про постройку дома за городом, покупку нового авто, на который еще даже не накопил, травил неудачные байки из жизни и несмешные шутки. Уже взялся даже за чужое пиво, когда краем глаза я уловила приближающийся огонёк «зеленой жопки».

Алан повел себя ожидаемо – воплотился на лавке рядом с новым соседом близко-близко. И сразу же его обнял. Уронил огромную лапищу на чужие плечи, приблизил свое лицо к уху и шепнул:

– Будешь у нас третьим? М-м-м? – И в довесок, чтобы довершить эффект, произнес: – Муа!

Смачно почти чмокнул бритую щеку Друри. Тот не просто ошалел, но увидев рядом с собой амбала в рубашке и с усиками, смахивающего на гомосека, рванул вбок на такой скорости, что свалился с лавки. А после, как бешеный и пьяный пёс, перебирая лапами, забуксовал прочь под гогот с соседних столов.

– Ну вот, – приторно расстроился Алан, – опять я «не зашел». Некрасивый сегодня, что ли?

И он провел по усикам максимально манерно – я почти подавалась черешней напополам с хохотом.

Удачно Друри заглянул на огонёк. Еще удачнее, впрочем, сбежал.

(UVB76 – QiankunTu)

– Как облёт? Удачно?

– Ну, меня не хлопнул по чреслам, если ты об этом. И заклятье сбора дало мало эффекта – моя интуиция даже не шелохнулась. Так что, в этом плане пусто.

Посетители постепенно разбредались – многих завтра ждал рабочий день. За дальним столом играли в кости; у стойки, пошатываясь, ждали новую порцию пива двое мужчин. Я закончила, наконец, с десертом, когда Алан заговорил снова.

– Но кое-что я засек. Повезло.

– Что именно?

– Видишь четверку за вторым от стойки столиком?

– Угу.

Я смотрела в указанном направлении, где сидели неприметного вида типы в дешевой и несвежей одежде.

– У того, который в шляпе и с длинными волосами, на запястье кое-что имеется. Жгут. – Напарник выразительно помолчал. – От нашего медальона – черный росток под кожей.

– Что? – Чтобы сложить два и два мне не понадобилось много времени. – Продавец Грехт-куриллиса?

Могло ли нам так повезти?

– Не знаю, продавец или курьер… Очевидно, что этот мужик держал его в руках до того, как передать Доре. И медальон пустил «корень». Дерево, сформировавшись, призвало бы этого бедолагу к себе в дом…

– И съело бы.

Довершила фразу я.

– Однозначно. И этот дурак даже не подумал, что таких вещей не стоит касаться без специальных перчаток. В общем, я провожу его сегодня до дома…

– Мы?

– Нет, я. Ты пойдешь отдыхать. А я поговорю с ним по-мужски. Мне иногда хочется, знаешь ли…

Алан только на вид был душкой, легким парнем и шутником. Но иногда он умел принимать такие личины, которые даже мне не хотелось бы видеть.

– Встретимся в Бюро в девять двадцать, и я как раз успею рассказать тебе все, что узнал. Ага… И, кстати, спокойной ночи. Доедешь нормально?

– Конечно, – я тоже умела быть не пай-девочкой. Ал засобирался поспешно, потому что мужик в шляпе как раз поднялся из-за стола и щедрым жестом бросил возле своей кружки монеты. Попрощался с друзьями.

– Все, я отбыл. До завтра.

Напарник привычно чмокнул меня в щеку, обдал запахом парфюма с нотками морского бриза и почти растворился, обратился в движущееся марево. Колдун все-таки.

– До завтра. – Произнесла я тому, чей силуэт уже не различался.

Глава 6

(RILTIM- Sober)

Веселье ушло вместе с Аланом. Он – улыбчивый мужчина – носил его с собой вместе с коконом ощущения «в этой жизни всё легко, не переживай». Оставался стелющийся прочь от столов к холмам луг, оставалась луна, но легкость схлынула. И я под гул чужих нетрезвых голосов провалилась в печаль.

Да, пройдись Ал между столами старичком-призраком, настала бы знатная шумиха. Пошипела бы Аманта, какое-то время рассказывали бы друг другу байки посетители «Саллари», но выпивохи бы вернулись.

Пройдись между этими столами хоть раз Вэйгард – темный, тяжелый, опасный, – и посетители не вернулись бы никогда. Место превратилось бы в черную дыру, и Аманте пришлось бы арендовать новый бар.

Деймон был последним, кого хотели бы видеть многие (да что там, его не желал бы видеть никто).

Кроме меня. Прямо сейчас.

Невзирая на логику, вопящую, что мое желание было неправильным, я все равно поддавалась той предательской части, которая Райдо любила. Разве может любовь предавать, предавать самого себя? Вечный спор с рассудительной головой. Но ночь такое время, когда ты поддаешься эмоциям, и ничего с этим не поделать.

Забыв о пиве и десертах, я представляла, как вижу его фигуру – мощную, излучающую силу на расстоянии, внушающую всем страх. Шагающую в направлении меня. Он сел бы на то место, где сидел до того Алан, долго смотрел бы и молчал, вопрошая словами – «поговорим?»

Не знаю, о чем бы мы говорили, существовали ли между нами темы для разговоров и точки соприкосновения, но я тонула бы в его глазах. Я любила сложность, просматривающуюся под зрачками, я любила даже холод, сочащийся наружу – так можно? Разве можно любить то, что отмораживает тебе конечности? И есть ли у любви логика? В последнем я сомневалась отчаянно, особенно после сегодняшнего визита в пятиэтажное здание-куб. Иногда собственные чувства разъедают настолько, что понимаешь – отруби тебе руки и ноги, и ты все равно будешь ползти в направлении того, кто тебе нужен. Почему-то и вопреки.

Пора было уходить. Доехать до дома, опустить голову на подушку, укрыть себя одеялом и попробовать забыться.

Но по пути в такси меня посетила шальная, странная и притягательная идея. Ибо в дальней комнате кое-что хранилось.

*****

Эта вещь лежала в дальней коробке вместе с остальным конфискатом. Месяц назад мы с Аланом изъяли в порту несанкционированную перевозку сложноклассифицируемых предметов из Вайена.

Среди них была маска, опасность и уникальность которой мне еще предстояло оценить, прежде чем сдавать ее на хранение в Бюро. Маска была коричневой, тканевой, с вышивкой по краю, но представляла с собой смесь магии и технологического прогресса – ткань, пропитанную волшебной символикой и микросхемами. Ничего подобного нам до этого не попадалось. И маска умела переносить в реальность желаний. Позволять тебе проживать воплощенные в воображении мечты – очень плотные, очень реалистичные. Половина города отдала бы большие деньги, чтобы иметь дома такую.

Я достала её с осторожностью, долго думала, прежде чем опуститься в кресло, надеть её.

Да, я хотела этого – вот к какому выводу я пришла. Хотела ощутить его поцелуй хотя бы так, коснуться губ Вэйгарда. Сейчас, когда воспоминания о нём столь свежи, маска воплотит свой максимум, сканируя из моей памяти каждую мелочь, не упустив ни одну деталь.

Понимая, что настоящий поцелуй – нечто для меня недостижимое, я откинулась на спинку, уперлась затылком в бархатную выпуклость подголовника.

Удобно, хорошо. Выдохнула.

И начала мысленную загрузку данных: вот объект, вот атмосфера, вот окружение. И ситуация, которую хочу прожить.

Секунд пятнадцать под моими веками было темно, но уже работали магические руны, анализировали данные схемы.

А после в голове начала проступать картинка…

(XueranChen- Poisoned)

Деймон, который был в воображении, не пугал. То же помещение, которое я недавно посетила, комната без стен, залитая синеватой дымкой. Этот Райдо был безопасен, но так же красив и хмур – маска знала, что и как именно показывать. От него даже иллюзорного шла сила; за спиной где-то вдалеке плыл свет от окна.

По мраморному полу я шагала, и колени мои не дрожали. Я впервые двигалась вперед с нетерпением, с жадностью. Я хотела его коснуться, одетого в темную футболку и черные штаны. Провести пальцем по обнаженным бицепсам, после по щеке – неужели я смогу сделать это хотя бы так? Потрясающая достоверность деталей, запахов и фактур – нет, эту маску нельзя пускать «в народ». Её начнут перекупать за бешеные деньги, за ней начнут гоняться фетишисты и маньяки. А также безутешные люди, потерявшие родных, потому что здесь, в мечтах, последние продолжали существовать. Слишком реалистичные, чтобы когда-либо хотеть снимать эту загадочную ткань с глаз. И будет так же, как с медальоном…

– Почему так долго? – спросил Вэйгард хрипло, когда я приблизилась. – Почему я так долго… тебя ждал?

Именно тот вопрос, который бы я хотела от него слышать. И в его сложных глазах ни цинизма, ни льда, но печальная глубина. «Анна, зачем ты так долго мучила нас?» Тьма, грусть, неверие в то, что я, наконец, пришла.

И я сделала то, что хотела – коснулась его руки, кожи, провела по ней пальцем. А Райдо смотрел, не отрываясь, – он позволял себя трогать, он просто «позволял» себя мне. И я потянулась к его губам, мне нужно было это испытать хотя бы раз, очень нужно было…

(Kate Linch, FILV – You Hate Me)

Но губ я достичь не успела.

Ощутила, что он здесь, в комнате, настоящий.

Я вздрогнула, вылетела из мечты на полной скорости, стащила маску с лица. И да, он стоял у стены в моей комнате – Вэйгард. Оригинал, не иллюзия. Стоял, опершись мощным плечом на стену, и во взгляде его царила вовсе не печаль, как у мужчины из мечты, но разочарование и презрение. Кажется, еще отсвет любопытства – мол, как далеко может насекомое заползти по палочке, прежде чем упадет?

На нем действительно была темная футболка, но не такая простая, которую создала маска. Эта была тканевая с кожаными вставками, и почему-то опять захотелось сползти с кресла и рухнуть на колени, как перед Господином. Нельзя мужчинам носить кожу, не таким, как Вэйгард, – это настолько мощная демонстрация силы, но сознание отключается, прежде чем ты понимаешь, что стоишь в позе раба.

И да, маска не передала настоящую ауру, которая, проникнув сквозь меня, обесточила полностью. Своим немым укором, холодом и равнодушием. Черт, видеть его дважды в день – это слишком…

Рост примерно в метр девяносто, черные джинсы, кожаные полосы, обтягивающие тугие мышцы плеч, сильная шея, взгляд из-под бровей. И губы сложены, как у человека, который задумчиво над чем-то размышляет.

Наверное, нужно было спросить, что он здесь делает, но я нашла ответ в собственной голове раньше, чем озвучила вопрос – я думала о нем. Значит, я теребила пространство, скорее всего, Райдо это коснулось… Дурочка я, нельзя было так плотно. Мы связаны даже без сформированной вязи, это было глупо.

И молчание Вэйгарда подтверждало мою правоту. Чем бы он ни занимался этим вечером в своей жизни, я выдернула его, начав зацеплять мыслями невидимые ниточки. И только теперь пришло в голову, что Райдо заметил на моем лице маску. Хуже, он прочитал, понял, каким-то образом уловил, о чем именно я только что, нацепив запретный артефакт на лицо, мечтала.

Я как раз успела обвариться стыдом и чувством вины, когда он спросил:

– Не хочешь попробовать с оригиналом? Я вот он.

И взгляд. Прямой, требовательный, в душу. Мол, зачем довольствоваться компромиссами, когда перед тобой настоящий мужчина из мечты? Проблема заключалась в том, что настоящий был мне не нужен, потому как пугал. От него, настоящего, исходило нечто непонятное, укутанное силой и тьмой. И снова хотелось в это провалиться – я ненавидела себя за эту слабость.

– Давай, – его голос низкий, бархатный, но прохладный. – Встань и сделай несколько шагов навстречу. Сможешь?

Чтобы навсегда и безвозвратно изменить свою жизнь? Нет, не смогу.

Ответы на моем лице он читал быстрее, чем они звучали. Прессом давило его презрение.

– Не можешь? – Усмешка. – Зачем ты делаешь это…

«С нами» – вот что он хотел сказать, но поправился.

– … с собой?

Рвешь и режешь себя на части. Кто ты такая, чтобы спорить с судьбой?

Он переживал мои отказы раз за разом, и я боялась думать о том, что они причиняют ему боль.

Мой язык приклеился к нёбу, говорить попросту не выходило, и потому за нас обоих говорил он.

– Хочешь, я тебе скажу, почему? – «Почему ты это делаешь?» – Потому что ты трус.

Мне казалось, что я солдат на поле боя, слабый дезертир, которого только что в грудь расстрелял командир. Деймон специально не использовал слово «трусиха», оно бы сгладило впечатление, а он этого не хотел.

«Трус».

Дерьмо заключалось в том, что он был прав. Вэйгард предлагал себя открыто, я же постоянно включала заднюю передачу, буксовала в обратном направлении всеми колесами.

Любила и боялась подойти.

В очередной раз перевернулось внутри ведро с кислотой. Он прав – нельзя хотеть и страшиться подойти. Когда-то нужно определиться. Вот только его взгляд не помогал – он затягивал внутрь и грозил уничтожить о стены этого колодца.

– Чего ты хочешь, Анна?

Тон почти усталый. А я думала о том, что этот голос я могла бы слушать вечно. Заметив, что мои руки дрожат, я скомкала в пальцах маску, понимала, что могу повредить микросхемы, но с тремором справиться не могла. Как школьница, как маленькая девчонка перед колоссом, которая давно растеряла все достоинство и решимость.

Но нужен был ответ.

– Я хочу… отблагодарить тебя за помощь.

– Без личного контакта?

– Без. – Могло ли льда в его глазах стать больше? – Наверняка у меня имеются умения, которые могут тебе… пригодиться. Однажды.

«Ты правда так думаешь?» – Снисходительная негреющая улыбка. – «Хорошо, я сделаю вид, что подумаю. Но навряд ли ты обладаешь чем-то мне нужным».

Я слышала его мысли, я знала их. И следующий вопрос обескуражил:

– Чего ты хочешь на самом деле? Прямо сейчас. Правду.

Последнее слово прозвучало приказом – ни отвертеться, ни обойти.

Подчинившись, я проговорилась раньше, чем сумела закрыть рот.

– В твои… руки.

Хмурые Грейи, я только что себя сдала с потрохами. Опустилась на колени, если не наяву, то мысленно. Только не это.

– Тогда почему ты до сих пор этого не делаешь? – «Не встаешь, не шагаешь по направлению ко мне?» – Думаешь, мои руки будут ждать вечно?

Сложно было объяснить ту смесь неприятных чувств, что бурлила во мне на медленном огне – жалость к себе, растерянность, снова стыд, опять он…

Никто не ждет вечно, и этот не будет. Вопрос риторический. Вновь разрывало чувство, что тот, кто стоит у стены, любит меня. И он же уничтожит. Возможно, не сразу, чуть погодя. Ныла рана на душе, кажется её края только что стали чуть шире. Деймон, если он скажет по-настоящему страшные слова, – взрежет напополам. Он просто еще не начинал, он ждал, проявлял терпение. Но как шагнуть к краю ямы?

Не знаю, был ли смысл в попытке что-то объяснить, но я её предприняла.

– Чтобы приблизиться, требуется… доверие. А доверие формируется не сразу. Позволь мне узнать тебя… лучше.

Ничто не изменилось в лице Вэйгарда – все то же равнодушие. Он был сторонником сразу сесть за руль и погнать вперед, а не ходить вокруг нового автомобиля, окуривая его сначала дымком от злых духов, напевая молитвы и рисуя на груди кресты. В его понимании – или да, или нет.

– Хочешь узнать меня лучше? – мне казалось, простой он в моей комнате еще минуту, и меня бы притянуло к нему невидимой нитью-цепью. У меня уже не было сил ей сопротивляться. Но отсрочку дал сам деймон. – Надевай тогда свою маску и выбирай любую безопасную версию меня. Ведь это все, на что ты способна.

«Мечтать. Безопасно».

Наверное, это было хорошо, что он собрался уходить, но мне было плохо. Горели края раны, тлела кожа где-то внутри.

Воздух темного проема схлопнулся прямо у стены – Дэйм ушел через портал. Лишь клубился теперь в помещении, рассеиваясь, черный дым.

«Пожалуйста…» – хотелось просить мне. – «Пожалуйста…» И непонятно, о чем. Дай мне время, не бей меня словами, позволь сделать все аккуратно, постепенно…

Но деймона уже не было, в руках была маска, которую мне отчаянно хотелось отбросить прочь.

Некоторое время я сидела в нерешительности, зная наперед, что Вэйгард не вернется. Не сейчас. Боролась с чувствами, которые не могла и не умела перебороть, вновь злилась на себя – сильную в иных ситуациях, но совершенно беспомощную там, где стоило бы проявлять твердость. Он призывал меня определиться, но как определиться, когда ты сам не уверен в том, чего хочешь?

И, удивив себя, я вновь откинулась на кресле, натянула злосчастную маску на лицо.

«Покажи мне, чего я действительно хочу. В чем моя истинная мечта?»

Маска умела и это, я знала. Приготовилась увидеть что угодно, но только не то, что проявилось минутой позже в моем воображении.

Мы ехали с ним вместе на машине, с деймоном. Он на водительском кресле, я на пассажирском, хотя никогда почти там не сидела. Но теперь с удовольствием, потому что водителем моей машины и моей жизни был он. Вэйгард. Солнечный день; ветер трепал мои волосы – за это я и обожала кабриолеты. На моем пальце темное заостренное кольцо, напоминающее треугольными выступами готический собор. Кольцо из оникса. Его. Между мной и тем, кто сидел рядом, не спотыкаясь ни обо что в виде логических принципов, текли любовь и сила. Я была, наконец, легка, даже пуста, свободна.

Но никак не могла понять, нравилась ли мне эта новая свобода? Какая-то чужая, непривычная и не совсем желанная. Больше не было Анны отдельно от Дэйма – был союз. И его сильная рука, пальцы, держащие в своих мои.

– Да нет! – прорычала я, сопротивляясь. – Неправда! К черту!

На этот раз сдернутая маска пролетела через комнату и упала на край коробки. Повисла, как дохлая коричневая истощенная мышь.

– Неправда… – повторила я, истерзанная душевно. И уперлась лицом в собственные ладони.

Глава 7

(JustusRumenapp- Retreat)

Утро выдалось хмурым, серым, но прозрачным и чистым. Пока люди спят и не будоражат атмосферу ожиданиями и тревогами, город тих и спокоен. Мирные улицы, редкие автобусы. Неспешно мел тротуар одинокий немолодой дворник, и шорох его метлы размеренным «вжих» вплетался в мои текучие мысли.

О деймоне думать не хотелось, не сейчас. Касаться его в воображении – все равно, что окунаться в нерешаемую темную формулу вселенского масштаба. Я же желала простоты. И потому смс я отправила Роберту:

«Привет, мой хороший. Сегодня съем свое мясо».

Ответ не заставил себя ждать; Роб был честным и искренним, никогда не использовал «эмоциональные качели» и оттяжки, чтобы заставить кого-то страдать.

«Привет, милая. Приезжай. Я приготовлю новое».

Всегда в своем амплуа делания всего качественно и порядочно. Если уж мясо, то свежеприготовленное, горячее, а не вчерашнее из холодильника. И да, он ждал, это грело. Всем нужна любовь, всем нужен тот, кто скажет: «Я тут, для тебя». Пусть эта любовь не та, что поглощает с головой или утягивает в опасную пучину, но какая-то другая, иной её отсвет и оттенок. Всё же это любовь.

Телефон отправился в карман. Пора было на работу.

(Beowulf, Flakke- Habanera(Extended))

Таксист попался опрятным, машина чистой. И я, не особенно жалующая чужой транспорт, кроме своего собственного, доехала с относительным комфортом.

Мой кабриолет, покрытый дождевыми каплями, стоял у входа в Бюро – спящий, терпеливо ждущий, когда крыша снова будет откинута, когда хозяйка вставит ключ в замок зажигания и пристегнет ремень. А после скорость. Я провела по боку машины пальцем, шепнула «скоро». И поднялась на крыльцо.

Алана видно не было, но на столе в картонных подстаканниках два горячих кофе, а в коробке из «Безье» пончики.

«Угу, он был здесь. Или есть».

Мой напарник – это не только человек-праздник, но и вечный шутник. Усевшись за главное кожаное кресло, в котором по идее должен был восседать наш начальник, вечно отсутствующий в Бюро, я пододвинула к себе стаканы. Хм, кофе, как кофе – настоящий, обычный. Значит, дело в пончиках.

Шлейф Алана я ощущала очень явно, он не просто «был здесь», он до сих пор здесь, и я плотоядно улыбнулась. Отлично. Потерла ладошки, принялась изучать содержимое коробки. Итак, пончиков, как и должно быть, шесть. Пухлых, глянцевых от поливки, с различными начинками – так какой же из них «хитрый»? Малиновый, абрикосовый, арахисовый, шоколадный, вишневый или фисташковый. Предположив, что Ал уже сожрал малиновый, находящийся некогда в центре, и занял его место, я сделала вид, что задумалась, достала абрикосовый, медленно и нежно поднесла к губам, но не лизнула или откусила осторожно с наслаждением, а как клацнула зубами! Шумно отхватив сладкий бок. Хм, пончик, как пончик, значит, «не он», значит, все по плану. Но выдержка у моего напарника была отличная. Я прожевала кусочек, достала шоколадный… Ам зубами!

«Посмотрим, на сколько тебя хватит», – хотелось не просто улыбаться, хотелось гнусно хихикать, но я сохраняла серьезное выражение лица. А после достала сразу три штуки – все, кроме малинового. И принялась втыкаться в них лицом, как сумасшедший пес, дорвавшийся до хозяйского стейка – на куски, на части, чтобы крошки падали на стол! Ам, ам, ам – зубами, губами, за щеки и полный рот…

Конечно, он не выдержал. «Малиновый пончик» тут принялся светиться и поплыл серебристыми нитями из коробки прочь, складываясь в фигуру человека. И уже спустя пару секунд я услышала обиженный рев.

– Разве так можно?! Ты же их все перепортила!

А я уже хохотала с набитым ртом. Всё, не выдержал ты Ал, не выдержал.

– А ты думал, я тебе задницу облизывать буду медленно и с удовольствием?

– Передницу! Между прочим, мои причиндалы и руки-ноги втянулись вовнутрь, когда я увидел, как ты кусаешь! Так же можно… колючую проволоку перекусить!

Ну, не достался ему мой «ласковый лиз», что поделать. Зато прожевывать все это месиво мне пришлось довольно долго. Со счастливым, впрочем, лицом.

– Анна, Анна…

Кажется, он и сейчас был не прочь проверить руками, на месте ли не откушенный мной причиндал, но лишь нервно провел пятерней по шортам. Опять бежевым, как и рубашка, спасибо хоть не в клеточку сегодня. Зато вид выспавшийся, прилизанный, усы под гелем загнуты на кончиках вверх – красавчик, а не напарник.

– Правда думал, что я не вычислю? Вкусно очень, кстати… Спасибо!

– Вкусно ей!

Я знала, что его оскорбленное выражение лица – притворство, и что внутри Алан точно так же наслаждается сценой, как и я. Конечно, он желал посмотреть, насколько быстро я его раскушу. Раскусила. И теперь, запивая кофе, доедала разодранное арахисовое месиво.

– Ну, кто так делает! – ему пришлось тоже возиться руками в кусках, собирая их в порции побольше, что совершенно не мешало Алу наслаждаться. – Никакой аккуратности, никакой ответственности… А вдруг бы съела меня?

Он знал, что не съела бы, и при других он никогда не обращался едой. От греха подальше. Вернуть себя можно и из чужого желудка, но ощущение «быть пережеванным» – отнюдь не то, что хочется испытывать с утра.

– Это все твои шутки, не мои.

Крошево из коробки, которое мы теперь вместе доедали, имело восхитительный микс вкусов. Никогда раньше не знала, что фисташка, абрикос и шоколад вместе – это так чудесно. У-у-у, даже кончики пальцев облизала, за что получила от Алана укоризненный и веселый взгляд. Мол, когда ты уже станешь светской леди? Когда-нибудь. Но для чего ей становиться в конторе?

Когда с утренними десертами было покончено, я откинулась на спинку кресла и спросила:

– Как там твой вчерашний подопечный?

Ал ведь накануне взялся проводить неряшливого дядьку до дома. Или до ближайшей подворотни.

– Нормально. Оказался курьером. Сидит сейчас у нас в подвале, навязал ему светящуюся цепь на руки.

– Значит, не продавец?

– Нет. Ему просто заплатили, чтобы доставил вещь до антикварного рынка.

– А заказчик?

– Описание взял. Найду его сегодня.

– А жгут?

Тот самый черный, под кожей, который уже начал питаться из вен.

– Уничтожил.

Укоризненный и довольный смешок – мол, ты за кого меня принимаешь?

Молодец. Снаружи начал накрапывать дождь; Дора еще не пришла. Ощущался крайне довольным сытый желудок, на языке до сих пор чувствовался фисташковый вкус.

Какое-то время я слушала стук капели по подоконнику; наблюдала за качающимися снаружи деревьями, не сразу заметила, как пристально и уже серьезно смотрит Алан.

– Анна… Твоя рана… Она стала больше?

Я поморщилась, поджала губы. Не хотелось об этом.

– Может быть. Чуть-чуть.

«Незначительно».

Но Ал не отлипал. Будучи весельчаком, он так же стремительно умел превращаться в человека цепкого, очень наблюдательного. И выводы делал быстро.

– Что случилось вечером?

«После ресторана».

Менее всего мне хотелось об этом рассказывать.

– Не хочу. Но ты же не отстанешь?

– Нет. – Ему было важно мое душевное и физическое состояние, не потому что мы напарники, но потому что друзья, близкие друг другу люди.

– Даже не думай… – пресек он мои попытки выкрутиться, и я вздохнула.

– Я скучала по нему вечером. По деймону.

Это было ожидаемо, Алан знал об этом тоже. Истинная связь всегда тянет людей друг к другу.

– И?

– Помнишь маску «мечтаний» из набора конфискованных артефактов?

– Помню. Как знал, что не надо эти вещи у тебя оставлять. Ты ее надела?

– Да.

– Для чего? Что хотела увидеть?

– Каким мог бы быть… наш поцелуй.

Ал молчал. И пусть в молчании его была тяжесть, в нем не было осуждения. Если бы он любил, то, возможно, поступил бы так же.

– Увидела?

– Не успела. – Я нервно сцепила пальцы. – Потому что Вэйгард… возник у меня в комнате. Я потревожила его пространство, когда принялась мечтать о контакте. И он пришел.

Вот теперь взгляд напарника потемнел. Он редко делался острым, колючим, недобрым даже.

– Что было дальше?

– Дальше? – я усмехнулась. – Мне предложили попробовать то же самое с оригиналом. Я отказалась. Конечно, Вэйгард знал мои мысли. Спросил, чего я хочу? Я ответила, что хочу отблагодарить его за помощь, но не личным контактом, чем-то другим. Мне заявили, что ничего ценного во мне нет, и что я… трус.

Вот теперь молчал Алан долго. Опять заныли потревоженные в груди края разрыва.

– Трус, значит? А сам бы он им не был, если бы в жены ему напророчили темную ведьму? А он весь такой… белый и пушистый.

– Я пушистая?

– Ты знаешь, о чем я.

Да есть ли разница. Все вышло, как вышло. Больше я эту маску не надену, Алан знал об этом сам. Выдохнул почти обреченно, но быстро принял привычный ему оптимистичный вид.

– Затянем твою рану.

«Радостью. Как обычно».

– Повреждения от деймонов не затягиваются.

– Мы пробовали не все методы.

Не все. Но в этом случае – не поможет. Спорить, однако, не имело смысла.

– Хочу поднять старую литературу, почитать о союзах с деймонами в древности. Посижу как-нибудь в библиотеке.

Я думала о том же самом утром. Нужно найти время, порыться в пыльных фолиантах, раз уж наши встречи с Вэйгардом становятся все чаще.

Тема автоматически закрылась, когда тренькнул над дверью звонок – вошла Дора.

(DOM.J- Whisper)

Она говорила о рутине. О том, что каждый день одно и то же: овсянка на завтрак, пятнадцатиминутка физической культуры – не из любви к процессу, но из уважения к возрасту. Что неделя за неделей одно и то же. Поход на рынок, покупка свежего мяса, варка супа, который некому есть. Поделилась бы хоть с собакой, но собаку не завести, всему виной аллергия, и потому всегда одна, давно одна. Разве радуют прогулки по парку, когда не с кем обменяться мыслями? Сколько можно мыть окна? Они, наверное, истончились от трения и тряпки. Соседи говорят – накопи на путешествие, посмотри мир, но далеко ли его посмотришь с хромой ногой? И потому всегда дома, всегда одна.

Я, глядя на пожилую Дору, видела иное – тоску по родному человеку, по сыну, который переехал и живет поодаль. Ей бы говорить с ним чаще, видеть, но она боится навязываться, вмешиваться со своим укладом мыслей в чужую семью, быть обузой. И потому не звонит, а если звонит он сам, отделывается фразой «у меня все хорошо».

Но у неё было плохо на душе, тоскливо. Эта боль, впрочем, была человеческой, и она лечилась.

Алан сидел перед визитершей на корточках, как заботливый и внимательный медбрат держал морщинистые руки в своих.

– Вам нужно будет попить «Пирилл» пару дней. На ночь. Сможете?

– Смогу, но ведь он сильный…

– А больше и не нужно.

Короткий взгляд напарника на меня – мол, ты уловила свою часть, хватит тебе двое суток? Конечно, хватит, я вычислила камень преткновения: скатаюсь к сыну, поговорю с ним. Возможно, он пожелает видеться с матерью чаще.

А руки Доры дрожали.

– Я, наверное, закон нарушила… Может, штраф платить нужно? Или за помощь вам? Не хотела чинить проблемы, но очень плохо стала спать, ходить, все ноги выкручивало. Когда увидела на рынке этот медальон, сразу руки к нему потянулись. И купила, хоть и дорогой. На путешествие я все равно не накоплю, куда деньги тратить? А вот спать спокойно хотелось. Кто же знал…

Алан объяснял, что штраф платить не нужно, наша помощь тоже бесплатна, а вот увидеться с племянницей желательно, это да. Поглаживал чужие руки, преданно заглядывал в глаза, и Дора, которой он был, в общем-то, чужим человеком, утирала слезы.

Мысль о племяннице её грела, но тоска так же продолжала жить в сердце, ибо проблемы надо решать там, где они формируются. Но люди так часто молчат, не договаривают, опасаясь обвинений в навязчивости, страшась остаться непонятыми. Как много сложных ситуаций решили бы вовремя прозвучавшие слова. Практически все. Но мы умеем молчать чаще, чем говорить. Мы боимся выражать себя, боимся быть, звучать. И как часто мы запрещаем себе сиять, не потому что «условия», а потому что хочется.

– Племянница ждет вас в гостинице, здесь недолго, если пешком.

Алан проводил гостью к двери, дважды словесно обрисовал маршрут. Попросил более не приобретать сомнительного вида вещи, галантно поцеловал Доре на прощание руку.

Видела бы последняя себя, лежащую на диване с черными венами, близко бы не подошла более к антиквариату.

– С этим всё, – повернулся ко мне напарник, когда чужие шаги стихли, и осталась одна капель. Закрыл дверь, приподнял светлую бровь: – Вести пленника из подвала?

– Веди.

(Krewalla- BrokenRecord)

– Ну, разве я знал, начальник, за что ты так?!

Фил Кохан – так звали немолодого мужчину, более похожего на бездомного, кем он в последние дни и являлся.

– Я же просто взял, что дали в руки, доставил по назначению, передал, получил свои монеты. Да, не удержался, посмотрел, что в коробке…

Он думал о том, чтобы её перепродать, но не решился, потому как не понял предназначение – на вид странная, по интуиции зловещая. И Кохан – ну её к богине Печали – сложил неприятную штуку обратно в коробку. А теперь Алан, сняв цепи, замкнул на запястьях Фила сияющие браслеты. Предупредил жестко:

– Пять дней не сможешь брать чужое в руки. И пить. Штраф заплатишь…

От озвученной цифры Кохан поник, но еще больше от того, что к пойлу не прикоснешься, и, значит, задавит ночью тоска.

«Работать не смогу, алкоголем скрашивать вечера тоже – какой смысл жить?»

Все те же длинные немытые волосы, пара зубов, потерянные в драке. И эта несуразная морская шляпа.

«А ведь он не стар», – подумалось мне невпопад. Ему еще нет пятидесяти.

– Переосмыслишь свое существование, – менторским тоном напутствовал Ал, – купишь бутылку, глотнешь, и пожалеешь так, как никогда раньше. Накроет.

Фил окончательно сгорбился.

Я по привычке читала ауру, и именно эта до краев была заполнена виной и стыдом. За себя, никудышного отца, так часто поздравляющего дочку с днем рождения не в ту дату, приносящего не те подарки. За себя, никчемного мужа, пьющего чаще, чем работающего, и потому не так давно ушедшего из дома. Ни гордости за себя, ни радости, ни внутренних сил.

К Кохану я обратилась мягко, подошла близко, заглянула в глаза – взгляд бегающий, ускользающий. «Мол, я мелкая сошка, ни к чему меня разглядывать, я того не стою…»

– Пока не пьешь, – произнесла я, – возьмешь ручку, бумагу, напишешь жене и дочке письмо. Извинишься за себя, скажешь, что готов меняться.

Он был готов, я знала. Ему быть чуть-чуть поддержки, веры в то, что лучшее возможно.

– Не возьму. Не смогу, – Кохан смотрел в пол. – Уже пытался.

Он действительно пытался. Искал верные фразы, надрывал сердце, в мысленных диалогах просил понять, но уходил пить чаще, чем предпринимал попытки объясниться.

– Дочь тебя любит. Слова найдешь. Да и жена не забыла.

Я помогаю не всегда, но в этот раз было нужно. Бросила Алану:

– Найди мне тару…

– Большую? – тот быстро соображал.

– Нет, можно мелкую.

Я собиралась снять часть темной энергии с Кохана, чтобы переосмысление за пять дней прошло продуктивнее. Пока Ал возился в подсобке, начала водить руками вдоль тела бывшего пленника, собирать на свои ладони чужой стыд. Я забирала беспомощность, которой человек в морской шляпе был пропитан, как булка ромом, его надрывное отчаяние, невозможность попросить прощения. Цепляла на себя все ненужное, как темную слизь, чтобы после сцедить в бутылку, которую найдет Ал.

Когда процесс завершился, провела сначала одной ладонью по краю заранее подставленного горлышка пустой коньячной тары, затем другой. Удивленно взглянула на напарника – мол, еще меньше отыскать не мог? Не бутылка, а игрушка из детской кухни. Кажется, её принес кто-то в составе «пробников» различных сортов алкогольных напитков, вложив в общий подарок.

Алан только плечами пожал – «я торопился».

После я посмотрела на Кохана.

– Представь, что берешь бумагу и ручку сейчас. Какие чувства?

Тот покосился недоверчиво – что должно было измениться? Он по моим пассам ничего не понял и потому не мог сообразить, что именно стало другим.

– Меня дома не любят, не ждут…

– А ты напиши. Хорошо напиши, от души.

Его примут обратно, не оставят на улице. Дочь услышит сердцем, она давно ждет от отца верных поступков, чтобы мать не расстраивалась, и еще крепких объятий. Ей плевать на подарки, она хочет компании его, своего отца. И давно любит по выходным с ним рыбачить, смотрит перед выходными на удочки в сарае, грустит.

– Сделаешь?

Завинтил пробку на мини-бутылке Алан.

Фил прощупывал собственное нутро с ожиданием того, что вновь ошпарит стыд, но вдруг обнаружил в себе странную честность, дарующую силы. И искренность. Поднял глаза, посмотрел удивленно.

– Сделаю.

Вот и хорошо, вот и отлично. Жизнь наладится.

Его отпускали еще недоверчивого, но уже просветлевшего от внутренних изменений. Лишь от двери Кохан спросил:

– Начальник, а наручники-то спадут через пять дней?

– Может, да, может, нет. Ты лучше не проверяй.

Бездомный в морской шляпе все-таки сматерился, но беззлобно, понимая, что старое, похоже, ушло безвозвратно. Может, к лучшему.

Хотя Алан, конечно, соврал. Вот же «пончик» усатый.

Чужой спине мы помахали синхронно, будто дети, провожающие в дальнее плавание кораблик.

Глава 8

(AGST– Issue)

– Что собираешься делать?

– Хочу найти данные о сыне Доры. Адрес. Съездить к нему, поговорить. Если, конечно, я тебе не нужна в выслеживании продавца медальона.

– Справлюсь сам. – Алан приподнял светлую бровь, зная, что у нас всегда стоит дилемма при выяснении адресов. И вариантов три: либо использовать поисковое заклинание, нацеленное на человека, либо спросить оракула, либо связаться с полицией. В первом случае – это энергозатратно и небыстро. В последнем нам отказывают, где трубку снимает комиссар полиции Кренц – человек, прохладно относящийся к нашему Бюро ввиду того, что работников, то есть нас, он считает «шарлатанами».

– К оракулу?

Оракул – не до конца исследованное божество в виде статуи, стоящей в дальней комнате, на вопросы отвечает точно и довольно быстро. При условии пропетой ему молитвы, поклона и принесенной «жертвы» или же подарка. В общем, статуя с запросами, и ей не всегда угодишь, чтобы она вообще соизволила проснуться и открыть светящиеся глаза. Её достал на одном из дальних островов наш загадочный директор, а инструкцию по пользованию приложить забыл. Учились мы с ней разговаривать методом проб и ошибок, шаг за шагом проясняя предпочтения божества.

– Да ну его. Лучше позвоню в полицию. Может, повезет и трубку поднимет не Кренц?

Я как раз тянулась к телефону, когда над дверью прозвонил колокольчик, и в Бюро ввалился невысокий и жизнерадостный Вадрик.

О нём следовало рассказать отдельно. Вадрик Тейлз считал себя психологом-криминалистом, часто пытался помогать полиции, но не часто допускался к настоящим сложным расследованиям, потому как несмотря на тонну дипломов, не вызывал ни у кого доверия. «Психиатрической» терминологией, однако, он сыпал изрядно, постоянно кого-то исследовал, анализировал и учил жить. Имел светлые волосы и брови, чуть наивные бирюзовые глаза и изящные, больше подходящие женщине, нежели мужчине, стройные ноги.

– Доброе утро, коллеги! – вплыл он, источая запах мужского одеколона. Сразу же уселся в свободное кресла напротив стола, хотел, как мне показалось, сложить на него ноги, но передумал.

Коллегами мы с ним являлись едва ли, но Вадрик время от времени, втайне восхищенный магически одаренными людьми, пытался выведать у нас заклятье, то или другое. Применить его, проверить собственные силы и вычислить, нет ли у него самого скрытого дара. Положим, прорицателя или ясновидца, может, на худой конец телепата.

Я могла с точностью до сотой процента сказать, что дара у Тейлза не было, но веру в себя он поддерживал, как жрицы святой огонь на горе Хелла. Появление Вадрика оказалось настолько своевременным, что мы с Аланом подумали одно и то же – «у него и выясним адрес сына Доры». Этот вечный недоучка, считающий себя гуру, имел доступ к полицейским базам и мог помочь. Конечно же, мы синхронно разулыбались ему, как родному.

– Какие вы счастливые… – тут же уловил намек на отклонение в наших головах Тейлз. Он вообще эти «отклонения» выискал у всех и «находил» – была бы цель, а метод найдется. – Странно даже. Может, вам провериться у меня на наличие «позитивной девиации»? Для вас первая консультация бесплатно.

Ага-ага. После он попросит показать ему некий магический трюк, объяснить его суть, и пойдет тренироваться. Но магия не подчиняется тем, кто не владеет силой. С ней либо рождаются, либо приобретают временную мощь с помощью артефактов. Что опасно, потому что артефакты, как и наш несговорчивый оракул, обязательно требуют что-то взамен.

– Мы просто тебе рады, дружище! – чрезвычайно доброжелательный сейчас Алан расцвел в улыбке.

Я в подтверждении слов напарника кивнула. И перешла сразу к делу:

– Поможешь нам выяснить один адресок?

– Преступник? Мошенник? Наркоман? Нужна помощь в захвате, допросе?

У меня почти зубы свело от такой бравой готовности встревать туда, куда встревать не нужно.

– Нет, всего лишь сын одной знакомой, которого она давно не видела.

Вадрик сразу поскучнел, но помочь не отказался.

– Говорите имя, – и полез за телефоном.

Спустя пару минут передо мной лежал листок с надписью «Западные холмы, Гилрейн, дом 41» – отлично, до Гилрейна часа полтора на машине, заодно проветрюсь. К тому же туда ведет исключительно живописная дорога.

А истинную причину своего визита «коллега» озвучил сразу после оказанной нам услуги.

– Послушайте, я сейчас нахожусь немного в затруднительной ситуации, допрашиваю проститутку, которая знает нужные имена, но она не идет на контакт. Попросту молчит, и никакие методы разговорить ее не помогают. Ну, не давить же на женщину, которой пятьдесят восемь…

– Сколько?! – почти взвизгнул от удивления Алан. – Пятьдесят восемь проститутке? Ох, Великая Кармелла, помилуй…

Он, вероятно, в деталях представил то, от чего я хихикнула. Мда, необычный возраст для древней профессии. Крайне почтенный.

– И чего ты хочешь от нас?

Тейлз замялся. Но мялся он ввиду врожденной наглости, наивности и простоты не очень долго.

– Может, вы дадите мне какое-нибудь заклятье, эликсир, колечко, я не знаю…

– Сыворотку правды?

– И она бы тоже подошла. В общем, любой метод, позволяющий разговорить человека.

Таких методов у нас в запасе был вагон и маленькая тележка, но делиться ими мы не спешили. На помощь тут же пришел смекалистый Алан, опять сияющий добродушием.

– Знаешь, произнеси, держа руку над головой почтенной дамы: «Килуа, маххатун, куитонантус, уаба».

– Да?! – теперь сиял Вадрик. – Надо обязательно запомнить, я сейчас буду повторять…

Повторы ему не помогут – я косилась на Алана с сарказмом. Мол, зачем ты дал ему пустые слова? К тому же приправил их эффектом «забытья», что означало: человек, сколько бы их ни повторял, через пять минут все равно забудет.

Но Ал лишь незаметно ухмыльнулся: «Я сделал все, что мог». Оставалось лишь вздохнуть – шутник, он и в Анатузе шутник.

– Маххатун… Куи… она… – Тейлз честно гонял заветное заклятье на языке, как сокровище, как гору драгоценные камешков, ни один из которых нельзя растерять. – Анантус…

– Онантус, – сдержанно поправил Алан.

– Да, онантус… уеба…

Напарник закатил глаза – «Сам ты «уеба». Вздохнул.

– Уаба. Это важно, не путай.

– Ага, спасибо.

Жаль человека, который не донесет ни одну из этих букв в памяти. И тут мой взгляд упал на маленькую коньячную бутылку, все еще стоящую на столе. Вот в ней как раз и содержалось то, что Тейлзу помогло бы разговорить человека. Эликсир стыда, слитый с Кохана.

– Предложи ей вот это, своей заключенной, – и я указала на бутылочку.

– Алкоголь? Ага, не дождется. Я уже сам настолько вымотан, что с этого следует начинать утро.

Слово – дело. Мы даже не успели среагировать, как Тейлз схватил бутылочку, свинтил крышку, – и о, боги, – влил в себя содержимое. Поморщился, как от горькой полыни, скривился и надтреснутым голосом произнес:

– Что вы такое тут употребляете?!

Вытер губы краем рукава, сморщился еще раз и поднялся с места. Пошел к двери, повторяя:

– Онантус… Уаба, маххатун…

Я зажмурилась. Потому что знала, вот еще секунда, и из меня наружу прольется гомерический хохот, способный превратиться в истерику. Этот идиот только что выпил концентрат беспомощности и вины.

Пока закрывалась дверь, пока удалялись шаги, Алан с ошарашенными глазами стоял и подрагивал. Я знала, что он тоже старается не ржать – только не сейчас, не сейчас, не сейчас…

Хрюкнул он, как извергся вулканом, когда Вадрика след простыл.

– Ты это… видела?

Я икала, сидя за столом, зажимая рот руками. Наверное, это мне должно было быть стыдно, ведь человек сейчас будет страдать, ему будет плохо, но юмор вещь такая – где накрыл, там и накрыло. Я заливалась долго, никакая логика не спасала.

– Он… это выпил! – тыкал пальцем в дверь Алан. – Он это выпил! И сейчас в управление? Там и начнет сопли размазывать. Анна, через сколько на него подействует?

– Минут через пять.

– А продлится?

– С час. Может, чуть дольше.

Ал хлопнул себя по лбу. Ясно было, что мне придется отложить поездку в Гилрейн, а напарнику слежку за продавцом, ибо Вадрика нужно было спасать. Можно было бы, конечно, оставить его без помощи на смех коллегам, но мы ведь не изверги. К тому же сами предложили бутылочку…

– Идем, – я поднялась из-за стола, отчаянно силясь сохранять серьезный и деловой вид, но безуспешно, как счастливый укурок на танцполе. Правда, ведь, смешно.

Я двинулась на выход. Сотрясался от хохота позади Алан.

(Odjbox – Hangman's Daughter)

Минут десять погодя, останавливаясь на дозаправку, мы подъехали на машине.

Управление оказалось практически пустым – незанятые стулья, простаивающие компьютеры; надрывался за крайним столом телефон, но некому было ответить. Потому что из всех присутствовал лишь младший сотрудник, уже держащий в руках сразу две трубки.

– Вам придется подождать, – говорил он сумбурно, – непредвиденная ситуация… Перезвоните позднее. Не знаю, через сколько, через полчасика…

На нас взглянули вопросительно.

– Где Вадрик? – с порога спросил Алан.

И нам махнули в сторону лестницы, ведущей в подвал, – именно там располагались камеры.

Лестница была запружена полицейскими, как насест голубями. Люди переговаривались, усмехались, и все, как один, снимали.

Кого, что? Тейлза, конечно.

Когда мы добрались до самого низа, Вадрик как раз, сложив голову на колени проститутке, той самой почтенной седой даме пятидесяти восьми лет, сидел на полу. Как приблудившийся щенок, раскаивающийся во всем подряд.

– Ты не подумай, – лепетал он с надрывом в голосе, – я же не хотел давить… Я вообще человек честный, умный, я всегда хочу, как лучше. Но разве это кто-то ценит?

У-у-у, в деле та самая беспомощность Кохана. Вот же инцидент.

Ржали капитаны, сержанты и лейтенанты; светились, фиксируя происходящее, экраны сотовых.

– Кто-нибудь, хоть один человек оценил мои дипломы, сертификаты? Нет, я вечно изгой… За что?

Он плакался проститутке в своей несостоятельности, и та сидела молча, имея вид ошарашенный. Кажется, ей даже хотелось погладить беднягу Тейлза по голове. Дверь решетки нараспашку; укоризненно поджимал губы Кренц. Даже наше появление не заставило его напрячься – все-таки не каждый день увидишь такое шоу.

А Вадрик рыдал. Как пацан, впервые прибившийся к берегу, сотрясался, каясь во всех мыслимых и немыслимых грехах.

– Я же разве пытал? Один раз залепил пощечину, но столько ходил виноватым…

Добросердечная проститутка погладила-таки Тейлза по волосам, и тот припустил бормотать быстрее. Как мамке, как единственному человеку, которому мог честно исповедаться.

Вот же…

– Надо спасать, – шепнул Алан.

Я кивнула.

– Отвлеки всех. Я займусь.

– А ты ведь леди очень даже ничего, – Тейлз поднял взгляд на кудлатую «старушку», – для своих лет-то…

Народ откровенно потешался. Но Ал незаметно взмахнул рукой, и на противоположной от взглядов стене прорисовался мерцающий голубой рисунок. Понеслись удивленные «ахи» и вздохи, внимание присутствующих переключилось на светящиеся точки, по кругу приближающиеся к сложному геометрическому центру.

Отлично. Дифраграмма на камнях подвала – то, что нужно. Всем моментально стало не до Вадрика, ибо он существо понятное, а магические мерцающие точки – нечто загадочное. Отвернулись и экраны сотовых. Я же быстро шагнула в камеру и принялась водить ладонью вдоль тела Тейлза, собирая на ладонь черноту Кохана. Обратно, возвращайся, милая, обратно…

Начали стихать всхлипы. Через минуту горе психолог-криминалист очнется, обнаружит себя сидящим у ног «задержанной», впадет в ступор. А после получит выговор за то, что вел допрос неподобающим образом, держал дверь клетки открытой. Но это не наше дело. Если только чуть-чуть.

Мой легкий кивок Алан уловил с полувзгляда, добавил на дифраграмму завораживающие спирали, чтобы на нас точно никто не смотрел, а после двинулся за мной, уже шагающей вверх по лестнице.

Только на улице нас опять разбил хохот. И смешно, и грустно, и стыдно, но больше смешно. Как говорится, не пей из незнакомых бутылочек.

Черноту я собиралась впитать в камень у дороги. Камень, в отличие от того же древесного ствола, не передаст темную энергию земле.

– Эй, – возмутился Алан, – такую субстанцию собираешься изничтожить почем зря.

Ну да, если уж смеяться, то Ал – первый. Готов шутить свои шутки днями напролет.

– А куда ты предлагаешь мне её деть?

– Да вон хоть на него… – Напарник указал на парнишку, явно пьяненького, неуверенно шатающегося.

– Может, сразу в кофейню зайдем, – отозвалась я цинично, – забросим эту дрянь в зерна, и половина квартала будет ползать друг перед другом на коленях. Или сразу в систему центрального водоснабжения? Тогда будет нам общегородской день «Стыда и Покаяния».

Пока дрянь с моей ладони стекала в камень, похожая на нефтяной «лизун», Ал трясся, прижимая пальцы к глазам. Теперь случай с Вадриком станет наиболее частым, вызывающим смех, воспоминанием. Заперев чужую субстанцию в булыжник, я сделала вывод, что юмор всегда побеждает логику.

И отряхнула ладони.

Глава 9

(MikeTramp- Freedom)

В дорогах есть волшебство. Свобода, слияние духа, скорости и окружающего пространства. Я всегда любила город, в котором жила, но еще больше любила пути, расходящиеся от него в стороны. А дорога к Западным Холмам – одна из самых красивых.

Поднятая крыша, солнечные лучи, поглощаемые стеклами моих же солнечных очков, вихрь из танцующих волос – в такие моменты я ощущала собственную с миром цельность, счастье. Сливались воедино зеленые всполохи полей, бетонная лента шоссе, урчание мотора. Густые запахи покладистых трав, малахит листвы и лазурная бесконечность небесного купола. Способная ощущать все стихии разом, я пропитывалась Водой – капельками росы в тенистых лугах, влагой далеких дождевых облаков, журчанием ручейков. Солнечным Огнем, стабильной благостью Земли, но более всего Ветром – весело скачущим параллельно с моим авто невидимой азартной колесницей. Ветер этот обтекал окна кабриолета, ненадолго усаживался на пассажирское сидение, чтобы с неслышным хохотом завихриться прочь. Озорник. Один из таких ветров жил по соседству с ранчо Роберта и приходил на закате погладить наши лица.

Мне хотелось ехать бесконечно, хотя я знала, что полутора часов этих потрясающих пейзажей будет достаточно. Потянулась к сумочке, достала странный и удивительный подарок Алана – сигарету без никотина, но зато с дымком из арбуза, клубники и двойного льда. Затянулась, выпустила фруктовый дым, вмешала его в ветер – ветер зажмурился от удовольствия. Пары затяжек будет достаточно, чтобы обрести желанную ласковую пустоту в голове, продолжающую идиллию того, что внутри, того, что снаружи.

Отложила её спустя минуту, посмотрелась в зеркало, поправила каштановую челку с красноватым отливом, осталась довольна.

Сегодня Алан не успел наколдовать ничего с моей прической, хотя занимался этим каждый день. Обожал менять цвет моих волос, их длину, волнистость. Эдакий непроявленный стилист, вечно занятый другими вещами. Он создавал из меня то блондинку, то жгучую брюнетку, иногда красил в вишневый, изредка баловал стильным каре. И бесполезно противиться. Ал делал так, как хотел, и на любые «нет» пролезал под кожу глаже мыла. Оставалось смеяться. И нет, при его усиках, фривольных одеждах и любви к созданию чужого стиля, он был стойко убежденным гендерным «классиком», то есть совершенно точно предпочитал женщин.

Мы «слиплись» с ним сразу, вросли друг в друга, хотя это никогда не носило романтический характер. Помнится, когда я только пришла в Бюро, Алан успел сменить трех напарников, неизвестно куда девшихся до моего появления. Когда же я перешагнула крыльцо, Ал долго проницательно и хитро смотрел на меня. После чего изрек весомо-саркастичное: «Наконец-то».

С тех пор и длилось наше «наконец-то». Лучшие друзья, партнеры, просто лучшие в каком-то смысле друг для друга и без всяких потуг на близость. Он баловался со мной, как с куколкой, как с красивым манекеном касательно внешности, я же в любой удобный момент подпитывала своего трансморфа энергией, которую умела черпать отовсюду. Даже из таких вот обычных пейзажей.

Дорога под колеса ложилась ласково; кабриолет стремительно приближался к Западным Холмам и спустя множество счастливых и легких мыслей, взглядов за «борт» и напоенных гармонией вдохов проехал знак «Гилрейн».

(Peter Sandberg – Remove The Complexities)

Этот город будто сошел с открытки – ни одного высокого здания, максимум в два этажа. Уютные домики и ухоженные клумбы, белые заборы. Строения плыли по взгорьям и спускались в долину к широкой спокойной речке. Всего пара тысяч жителей, и мне было понятно намерение каждого из них переехать сюда. Умиротворяющие, чарующие здесь должно быть были закаты; стелющийся вместе с колыханием трав ласковый покой. Кажется, в здешних домах никогда не ссорились, но часто пекли яблочные и абрикосовые пироги; вечерами выходили пообщаться с соседями на лавочку. Играли в веселые игры дети. Школы, детские сады, магазины – все это где-то там, ближе к центру, но мне туда не нужно.

Сорок первый дом отыскался вдоль одной из параллельных дорог на уютной и неширокой улочке, мощенной старыми, выгоревшими на солнце камнями. Величаво шумели листвой разлапистые клены.

В незапертую калитку я вошла, не встретив собачьего лая.

Сын Доры оказался человеком долговязым, высоким, но очень доброжелательным. А его жена Натали, оставившая дела в саду и вошедшая в дом, – в высшей степени радушной.

И диалог тек легко.

Да, тревога на лице, когда я показала свое удостоверение с магической голограммой, когда рассказала про купленный матерью на антикварном рынке медальон. Про нежелательные и опасные последствия такого поступка, про истинные его причины.

– Но мы же звонили ей часто, – Натали неподдельно расстроилась, – приглашали в гости. Но мама отказывалась, ссылалась на занятость…

– Не желала вас тревожить. Она – человек деликатный.

Нервно тер стекла очков Дэнис Коустар – единственный и любимый сын женщины, едва не почившей от чар Грехт-куриллиса. Я знала, что сегодня же он вернется в город, поговорит с матерью. Скорее всего, позвонит ей сразу после моего ухода – отлично. Моя миссия завершена.

Мне нравилась, однако, эта светлая комната в доме, книжные полки, декоративные, простые вазы с сухоцветами в углу. Нравилась сама атмосфера.

– Мне нужно ехать, – пора было, однако, выдвигаться обратно.

– Анна, может быть, чаю? Прохладный ягодный компот? – встрепенулась Натали. И я ощутила, как сильно ей хочется показать кому-то удачный рецепт, в котором найдутся нотки корицы, листа мяты и вачулли. А ягодный аромат покорит рецепторы с первого глотка.

– В другой раз, – я мягко улыбнулась.

– Я хочу показать вам кое-что другое, – встрепенулся и вышел из оцепенения Дэнис. – У вас есть минутка?

– Конечно.

Напротив их собственного стоял другой домик. Через дорогу. Небольшой, но очень симпатичный, с окрашенными стенами в бежевый. Кто-то позаботился о саде – подрезал виноградные лозы, подвязал их. Побелил снизу стволы грушевых и яблочных деревьев, скосил траву на лужайке.

– Мы купили его несколько месяцев назад для неё.

Этот долговязый человек удивительно мило смущался. Почти закончили ремонт внутри, сменили всю отделку. Как раз хотели спросить, не желает ли мама переехать к нам поближе. Понятно, что она привыкла к городу, но вдруг хоть иногда…

Дом с бежевыми стенами вызывал очень теплые чувства.

– Она будет счастлива.

– Вы так думаете?

– Я уверена. Просто привезите её сюда.

– Я сегодня же…

Вот и отлично.

Шла обратно я по мощеной дороге к собственной машине с удивительно легким сердцем. Завела мотор, какое-то время смотрела на навигатор – вернуться тем же путем? Или опробовать какой-нибудь новый? Посмотреть незнакомые ландшафты, пейзажи?

На вершине холма я замерла вновь и долго всматривалась вдаль. Время, заметив мое желание увидеть-таки закат, скрутилось в иллюзорную спираль, и всего на минуту изменилось небо. Порозовело, утонуло в глубоких персиковых оттенках; днем опустился на Гилрейн вечер, которого быть не должно. Его никто не заметит, кроме меня – это подарок для одного. Еще его увидел бы Ал, будь он рядом.

На холмы пало мягкое предсумеречное одеяло, и захлестнул восторг. Какое-то время я любовалась подсвеченными темным золотом краями облаков, температурой, которая упала на пару градусов. Мягким бордовым пологом лугов, замершими в последних лучах уходящего солнца цветами.

А после… моргнула… и все вернулась туда, где и должно было быть – в день. Солнечный, яркий, сине-зеленый.

«Спасибо», – шепнула времени, которое иногда создавало для меня такие «финты».

И отправилась в обратный путь.

*****

(J2 – Constant Craving (Epic Trailer Version) [feat. Lesley Roy])

Этой дороги не было на карте.

Я свернула на неё, проехала минут десять по обычному шоссе – поддалась желанию увидеть нечто новое. Интересно, ведет ли она окружным маршрутом по окрестностям Гилрейна или же ускользает в сторону Каитовой Дуги? Навигатор, несмотря на то что колеса моего авто касались асфальтированного покрытия, показывал, что еду я по полям. Любопытно.

Какое-то время, лаская взглядом то травы, то далекое небо, то кроны растущих в отдалении деревьев, я размышляла об Алане. Хотела, даже, создать «трейс» – коснуться его процессов, посмотреть, все ли в порядке.

Но в какой-то момент ощутила неладное.

Не сразу поняла, в чем дело, лишь чуть-чуть напряглась в затылке – я не любила это чувство «не порядка». Вокруг мирное спокойствие, щебет птиц, шелест поглаживаемых ветром трав – все как всегда.

Но что-то не так.

Чем дальше я ехала, тем явственнее это чувствовала. Несмотря на солнце, похолодало; отчего-то в солнечный день хотелось поежиться от озноба. Но почему? Ведь по пути сюда предчувствия «неладного» не возникало.

Первым делом, не снимая руки с коробки передач, я переключила внутреннее видение в спектр «гармонии». Природа всегда гармонична, сбалансирована, пропитана любовью и благодатью.

Но не здесь.

Что-то слизнуло благодать с этого места, высосало её. На секунду мне показалось, что я выдумываю, и разум привычно прошелся на автомате по важным аспектам моего бытия – температура тела в порядке, энергетический ресурс сильный. Бак в машине почти полный; покрышки колес целые… Что дергает ум?

Ответ возник тогда, когда я переключила внутреннее видение в режим номер два – «магический спектр». В этот момент пейзаж поменялся. По краям дороги, на листах, цветах, пыли обочины висела черная паутина неживотного происхождения. Паутина эта жгутами не смела пока влезать на бетонное покрытие, но над ним изредка плавала темная пыль, похожая на прогоревшую невесомую золу.

Что за ерунда? Откуда в этом месте искажение?

Я никак не могла определиться, ехать ли мне дальше, чтобы отыскать источник «заражения», или же остановиться у обочины, попробовать провзаимодействовать с незнакомой субстанцией, когда мое решение определили за меня.

Никогда еще я не видела, чтобы машина возникала на дороге из временного портала. Как ракета из сопла, с резким хлопком. Появившийся из небытия черный мощный седан мгновенно обогнал мой кабриолет, подрезал его и затормозил. Конечно же, пришлось ударить по тормозам.

Но куда сильнее втащило по внутреннему балансу ощущение того, что я знаю, кто приехал. Я никогда раньше не видела его машину, не предполагала, как она выглядит, но узнала её по ауре хозяина.

Райдо. День однозначно набирал неприятные обороты.

Дэйм хлопнул дверью справа; его «Туард» последней модели был «зеркальным», что означало возможность перемещения руля в кабине, и сейчас он для удобства владельца находился со стороны обочины.

Я вышла тоже.

Какое-то время мы смотрели друг на друга – я растерянно, Вэйгард непроницаемо. Но напряжение в его ауре угадывалось очевидное. Снова накрыло мужским полем силы, желанием сесть на дорогу – я почти ненавидела эту мгновенную тягу подчиниться чужой воле. Такую сладкую, почти непреодолимую. И втоптанность в грязь. Стоящий рядом деймон моментально обесценивал сущность, все качества личности, он попросту стирал их рядом с собой. Черная футболка с боковой символикой вдоль пресса, черные джинсы. Браслет. И такие мышцы, как будто он мог согнуть этот мир пополам, скрутить его в баранку. Слишком налитые, тугие, пышущие властной силой. Нет, Алан тоже был накачан, но никогда не излучал зловещего желания выстроить под себя время, пространство и чужую волю. Этот – да.

Слишком много для моего мозга – эта паутина, ощущение тревоги и Дэйм, трижды возникший за последние сутки.

– Что это? – я не могла не спросить, указав на потемневшую от тончайших нитей траву. Наверняка Вэйгард здесь именно по этой причине, других нет.

– Никогда этого не касайся.

Его низкий, чуть хрипловатый голос всегда отдавал приказы. Даже когда говорил спокойно.

«Твоей магии не хватит, чтобы это нейтрализовать», – я слышала то, что не звучало вслух. Если так, то дела плохи – я действительно попала в нехорошее место, хотя казалось, что до сих пор светит солнце, и где-то далеко шелестит листва. О чем Райдо попросит дальше, уезжать?

Но прозвучало иное.

– Садись в мою машину.

Что?

Конечно, я стояла, как вкопанная, зная одно наверняка – мое взаимодействие с деймоном нужно свести к минимуму. И уж точно по возможности не приближаться.

– Зачем? – «А как же мой автомобиль?»

– Ты вернешься к своей машине чуть позже. И она будет стоять здесь.

Он говорил, как смотрел в будущее, как приказывал будущему, каким ему быть.

«Можешь даже не закрывать верх».

Но и этого не хватило, чтобы убедить меня двинуться.

В глазах глубина и привычна холодная насмешка. Обмораживающий и зовущий колодец.

– Ты хотела мне помочь, так?

«Вчера говорила об этом».

Это была единственная уловка, сумевшая сработать, – я всегда отвечала за свои слова.

– Хотела?

Глядя на Дэйма, я понимала, что всегда буду хотеть ему помочь, потому что внутри всегда будет часть меня, желающая максимально сократить между мной и им дистанцию.

– Да.

– Тогда садись в машину.

Не думала, что я повторю в реальности ту сцену, которую видела в маске, так быстро. Я и он в машине, Вэйгард за рулем. В моей иллюзорной мечте он сидел слева, и его рука накрывала мою. На моем пальце красовалось обсидиановое кольцо, а между нами текла и завивалась связь такого мощного порядка, что сносило любую крышу. Да, различий оставалось много, но чувство дежавю не прерывалось.

С ним рядом было спокойно, слишком хорошо. Страхи теперь существовали вовне, где-то за пределами; сознание расслаблялось, и меня это напрягало. Дэйм действовал на меня, как единственно правильный наркотик. Качался автомобиль, несшийся вперед, – в направлении места, которое я желала исследовать, – я же качалась на двойной волне. Своей и его. Его была обволакивающей, стабильной, той, которая не позволит упасть. И не отпустит. До отчаяния захотелось, чтобы Райдо накрыл своей ладонью мою, и, чтобы этого не допустить, не допустить даже просочившегося во вне желания, которое он считает (уже считал?), я зажала руки между коленями. И сумела отвлечься.

Потому что было на что.

За окнами все сильнее сгущался мрак. День оставался днем, но он стал тусклым, темным и холодным. Мы не проехали вперед и пары минут, а паутина уже была везде – на дороге, в воздухе. Касаясь стекол автомобиля, она обжигалась о нечто невидимое, таяла, отдергивалась, подпаленная.

– Что это? – спросила я во второй раз, но Дэйм лишь качнул головой.

«Не время».

Он собирался сунуться в эпицентр чего-то неясного, пугающего. И выглядел спокойным, очень сконцентрированным, лишь внутренняя сила его ментальных мышц росла в прогрессии.

«Насколько деймон силен?» – оставалось лишь гадать. И дурацкой, как выяснилось, была идея свернуть на несуществующую на карте дорогу.

Чем дальше, тем более пустой и напуганной я себе ощущалась – нас окружала чужеродная субстанция, желающая захватить власть над этим местом. Субстанция эта жила, пульсировала, но биение в её жилах не было живым. Почти весь воздух занят мягко опускающейся на асфальт золой; бетон покрыли тонкие черные вены-нити, иногда похожие на распушенный ворс шелкового ковра…

– Выходим.

Одно из самых страшных действий – выйти в такое.

Он знал, куда приехал, Вэйгард – он нашел центр. Стоящее чуть поодаль от линии схода с дороги пульсирующее логово. Живой гудящий улей, приводящий извне в этот мир нечто противное и ужасное. Конечно же, Дэйм направился к нему.

Я боялась вдыхать эту золу и ступать на черные нити, но они расползались от деймона, как напуганные мотыльки, образуя чистый «круг». В него я сумела выйти.

А Райдо уже включил «волну», стал лучевым излучателем. Остановился в нескольких шагах от улья, не соступая с дорожного покрытия, медленно вдохнул, выдохнул. И принялся продавливать захваченное пространство, создавая все более широкое нейтрализующее поле.

Мои мысли неслись, как сумасшедшие… Наблюдая за тем, чего никогда не видела, я думала о том, что всегда деймоны – они ведь разрушители. Существа, причиняющие боль людям, питающиеся ей, страхами, но сейчас Вэйгард очищал пространство. Когда же я доберусь до старинных фолиантов библиотеки, попробую хоть что-нибудь выяснить про этих загадочных созданий?

Улей напрягался. Ему не нравился Райдо, не нравилась его сила; обгорали жгуты, скукоживалась хлопьями тьма. Казалось, что центр пытается собрать воедино поврежденные щупальца, уберечь их. Дэйм излучал прессующий спектр все сильнее, все очевиднее, и тот сносил, как каток.

Но в какой-то момент улей решил сопротивляться – я ощутила это снова загривком. Инородная субстанция затаилась, начала копить силы. Для чего, для удара? Что-то забулькало в черноте, ожило, будто призванное из иного мира, принялось копиться.

– Анна…

Снова приказ Райдо. И я увидела, как протянулась вбок его рука – оттопыренный большой палец, ровная ладонь. Он приказывал себя взять. Напитать, дать ему дополнительную энергию. Я сделаю это? Я подчинюсь? А если снова начнет возникать вязь истинной пары? Возможно, для Райдо подержать меня за руку – дело десяти минут. Некий «зачищающий» процесс, но для меня притяжение станет невыносимым, и жить с ним придется двадцать четыре на семь. Нам нельзя касаться друг друга, нельзя ни при каких условиях…

Вот только то самое условие, набирающее внутрь нефтяную инородную жижу, готовилось создать взрыв. Когда это случится, черная паутина разлетится далеко, зацепится за эту реальность, этот мир, начнет его пожирать. Иногда не нужно читать фолианты, чтобы предвидеть развитие событий.

Так я коснусь?

Улей радовался скорой победе, он был силен. Все звонче хрюканье и чавканье; Райдо ждал. Я рассыпалась на осколки нерешительности. Нам нельзя… Нельзя…

«Ты хотела помочь?»

А если моя нерешительность приведет к тому, что это место через несколько секунд погибнет? Что, если с последствиями моих сомнений мы после будем разбираться не один год?

Я шагнула вперед без мыслей. К черту… Я просто взяла его ладонь, и она сомкнулась вокруг моих пальцев горячая, сильная. Стало хорошо, как наркоману, стало плохо, как личности. Дэйм провел моментальный тест – втянул через меня дополнительную силу. Волна на пути не встретила сопротивления.

«Что же я делаю…» Но уже все равно. Мне хорошо, когда он держит за руку, меня накрывает эйфория. Все свои личности, всю свою свободу можно променять на этот кайф. Я дома. А ведь это всего лишь касание пальцев, кожи ладоней. Даже не настоящий плотный физический контакт и не контакт душ. Что будет с нами, когда он случится? Поздно…

Я чувствовала, что Дэйму нужна сила. Она будет. Я так часто запитывала Алана, что привыкла делать это на постоянной основе – некуда было скинуть избытки энергии. Но в данном случае её нужно было добрать, и я принялась затягивать ее в себя из земли, почвы, травы, воздуха, стволов. Природа делилась податливо и очень щедро, понимала, что во благо и спасение; за несколько секунд я протранслировала в деймона настолько большой объем, что тот выдохнул с таким удовлетворением, которого я никогда ни от кого не ощущала. Он получил безграничный запас, ибо мне хотелось его передать. Райдо стал не просто силен, он стал безгранично силен, и нельзя было об этом думать сейчас. Не о том, что случится, передай я ему всю себя…

Он ударил по улью почти одновременно с самим ульем. И последний, взрываясь, захлебнулся хрипом. Дэйм сделал то, что я считала невозможным – он поставил защиту и атаковал, он затормозил момент. И я зажмурилась. Потому что слишком ужасно было смотреть на апокалипсис местного масштаба – снаружи укрывающего нас щита огонь, пламя, черный дым. Визг погибающей материи. Да, огонь этот не настоящий, не тот, что можно запалить для «погреться» или приготовления еды. Магическое пламя куда страшнее, оно прожигает формирующую основу миров.

Райдо держал крепко, стабильно. Он просто убивал то, что не должно было существовать, он, вероятно, делал свою работу. И с закрытыми глазами я вновь ощутила то, чего не должна была, не хотела – наше с ним единство. Дом. Удивительное безразличие к своей дальнейшей судьбе, но счастье тонуть в моменте, когда его ладонь держит мою. Я продолжала вливать в него силу, которая, наверное, уже была не нужна, но мне нравился процесс волны – от меня к нему, от него ко мне. Проблемой становилось другое – я не хотела отпускать его руку. Я тонула в поле деймона.

И он отпустил сам.

Оказалось, уже нет щита, уже не кричит улей – он оплавился, он пропадал. Ни паутины, ни почти что остатков золы. Светлел день, возвращалось тепло, солнечный свет.

Все закончилось.

Лишь взгляд потемневших глаз на меня. Мягкий, жесткий, задумчивый.

– Ты помогла.

Констатация факта.

Я помогла, да. И Вэйгард сдержал слово – не стал формировать в моменты моей беззащитности руны, не стал совершать подлости за спиной. Просто рука в руке, начало процесса, конец процесса. Не больно, не страшно. Скорее, чувствительно, потому что через ту самую ладонь наполнила меня мужская энергия, которая теперь долго не уйдет. Если вообще.

Хитрый ход. Возможно, гораздо хитрее того, что я могла просчитать наперед.

(Perfectly Human – Grounded Angel)

Мы ехали назад.

Морально это оказалось сложнее, чем двигаться туда. Больше не срабатывала против водителя моя защита, и я все очевиднее понимала, что тону. Я не хочу выходить из этого автомобиля, я хочу, чтобы Дэйм наполнял своей энергией все сильнее. Хочу, чтобы держал за руку, хочу умолять о поцелуе. И ничто другое не нужно. Все меньше Анны, все больше нас… совсем много нас.

Осознав, что хожу по очень тонкой грани, я принялась рывком, бешеным усилием воли формировать внутри щиты – один за другим, как мыльные пузыри из гибкой стали. Выталкивать наружу чужое воздействие, глубоко дышать, прилагать усилия. Кажется, чуть-чуть справилась, но когда посмотрела на водителя, увидела, как безмятежно и хитро тот улыбается. Чуть саркастично, расслаблено.

Мол, ты думаешь, что, если бы я хотел их сломать, не смог бы? Не сумел бы проникнуть внутрь тебя?

Бесила эта самонадеянность, совершенное превосходство.

И до собственного автомобиля я ехала, стиснув зубы.

Уже, когда я подошла к кабриолету – вокруг солнечно, тепло, и мир обрел привычные очертания – Райдо дал совет:

– Не сворачивай больше на мерцающие дороги.

Какие еще мерцающие дороги? О чем он? Закралась мысль, что много о чем с Аланом мы не подозреваем.

– И никогда не касайся этой материи, если увидишь еще раз. Твоя магия против неё не сработает.

Конечно, его сработает. А моя – это бабочки с перламутровыми крыльями. Закралась мысль о том, что деймон все подстроил, что он гораздо более хитрый стратег, чем все мои самые смелые предположения о нем. Могло ли такое быть?

– А если увижу? Сразу звать тебя на помощь, вкладывать в твою ладонь свою руку? – меня вдруг понесло, взорвалось от перенапряжения нутро. – Не это ли было твоей целью?

Слишком много во мне теперь было мужской сексуальной энергии. Рун нет, а притяжение чудовищное.

– Не психуй.

Ух ты… Еще ни один не смел меня вот так вот осаживать. Как невротическую девочку, съехавшую с катушек. И смешок мой вышел на редкость циничным.

– Не психуй? Знаешь… ненавижу…

Последнее слово я и вовсе процедила сквозь зубы, а вот взгляд Вэйгарда стал очень острым и очень холодным – «не играй словами, ходишь по грани». И то были очень опасные грани, он прав. Я уже использовала свое оружие против бока этой ядерной боеголовки, и было страшно пробить обшивку. Последствия плохими будут для меня, не для него.

– Ненавижу твою тьму… и хитрость…

Он вдруг рассмеялся – вот что неожиданно. Эта улыбка, этот смех – все дьявольски сексуальное, зрелое, мужское. Уверенное в себе – я только что подрезала себе последний волосок веревки, затянутой вокруг шеи. И соскользнула с табуретки.

– Во мне есть тьма. Верно. И хитрость. Но ненавидишь ты борьбу с собой. – А после хлестнул. – Уезжай.

Как будто прервал свидание, потерял к нему интерес. Словно вдруг понял, что вместо интересной девушки перед ним незрелая примитивная невротичка с несформированным характером. У меня же чувство, будто раздели и выкинули, ах да, еще обдали напоследок пыльным газовым выхлопом. Возмущение достигло такого предела, что я могла лишь открывать и закрывать рот.

Обернулся он от дверцы. Уже занятый в мыслях чем-то другим, пояснил для проформы:

– Мерцающие дороги – это те, которых нет ни на карте, ни на навигаторе.

А после подмигнул и сел в черный седан.

Подмигивание это напомнило мне, что я – пыльная, загазованная чужим выхлопом и психически несформированная – продолжаю падать с табуретки. Лететь в пропасть, и рядом со мной играет в увлекательную игру мистер Райдо-Дьявол-Вэйгард.

Спустя пару секунд, не успев толком разогнаться, чужое авто исчезло во временном портале. С резким хлопком, как ракета.

*****

(Nik & Jay feat. Soren Huss – Ocean Of You)

Погода шутила со мной. Сдвинув облака в сторону, пока я двигалась к Гилрейну, сейчас она вернула их назад – у горизонта набирала обороты гроза. И первым делом, конечно же, я покинула мерцающий путь. Остановилась, когда отъехала от него метров на тридцать, обернулась.

Его не было.

Более не существовало ни на карте, ни на навигаторе – «как такое возможно?» Шуршащий травой луг; отсутствующая развилка.

Я уткнулась взглядом в свои руки и долго на них смотрела – что это вообще все было? Несуществующее бетонное ответвление, черная паутина, возникший и исчезнувший деймон? Если бы не надвигающаяся буря, которая вскоре заставит меня закрыть верх кабриолета, я могла бы сидеть прямо здесь, на обочине, и вспоминать Вэйгарда часами. Его фигуру, ауру, глубокий взгляд. Его усмешку (или, лучше сказать, насмешку?), приказ «садись в машину», тепло его ладони, касание… Последнее вообще, как я предполагала, оставило во мне глубочайший след, однако, в эту минуту я не осмеливалась туда смотреть. Внутрь себя. Зная, что эта энергия – моя, чужая, слитая «наша» – проявит себя настолько очевидно, что никакая буря не сгонит меня с места.

А ведь где-то есть Алан. Возможно, ему нужна моя помощь.

Прямо сейчас.

Я качнула головой, стряхивая воспоминания; теперь волосы под порывами усилившегося ветра танцевали вокруг моей шеи, висков…

Хватит про деймона, еще будет время все проанализировать, подумать. К тому же часы показывали шестой час вечера. Так не должно было быть, но, вероятно, деймон или же пресловутый мерцающий путь изогнул ход минут – неизведанная черная дыра. Задумавшись, к кому или чему я прикрепила этот термин, я усмехнулась. Несуществующая дорога – дыра, да. И деймон, то появляющийся, то исчезающий, дыра тоже. Черная.

Пора, однако, двигаться; от горизонта протяжно и раскатисто громыхнуло. Пока еще далеко, но ветер предупреждал – двигаюсь в твою сторону. Или уходи с дороги или же обгоняй. Я собиралась обогнать.

Но сначала «трейс» до Алана, заклятье, связующее двоих. Их местоположение, ментальные поля, телепатию. И через секунду вздохнула – можно же просто позвонить. Мы часто смеялись с Алом над тем, что сначала всегда предполагали использование заклинаний и лишь после вспоминали о технологиях.

Видеозвонок. Что может быть проще?

Сотовая связь присутствует. Три деления из четырех.

Я набрала номер напарника.

(The fly guy five – Out of Order)

Он снял трубку после первого гудка.

И я глазам не поверила тому, что увидела на экране – Алана, конечно. Но какого? Совершенно уму не постижимо, брутально зататуированного! Шикарные мужественные татухи на шее, бицепсах, даже на висках. Мои глаза, наверное, сделались величиной с два блюдца, а рот начал подрагивать в желании рассмеяться. И тут же послышалось:

– Не смей! Вот не смей только ржать!

Конечно, как скажешь, напарник. Пришлось зажать рот рукой; а Ал матерился через слово, как выброшенный вышибалой из кабака пьянчуга.

– Смешно тебе? А вот мне совсем нет!

Но ему шло! Некая пасть, раскрывающая клыки прямо над бровью, вьющееся тело змеи по руке, стальные шипы – всё отлично, идеально прорисованное. Жаль, не выходило рассмотреть то, что скрывала рубаха, то был первый раз на моей памяти, когда Ала хотелось догола раздеть.

– Ты, блин, вместо того чтобы ловить продавца, – не удержалась я от ехидства, – лежал у мастера в тату салоне?

– Ху№стера! – послышалось с веселым цинизмом. – У того, кто мне тело покрыл рисунками с головы до пят за три часа? Да таких не бывает! Издеваешься?

– Это ты издеваешься! – Я все-таки принялась хохотать. Вот ведь мужчина – праздник. Я не знала, какой будет постоянная избранница Ала, но ей точно никогда не будет с ним скучно. – Слушай… А мне… нравится…

– Анна! – на меня смотрели с притворной угрозой. Мол, «еще одно слово, и ремень достану!» – Но мне правда нравится… Как тебе в голову эта идея пришла?

«Зататуироваться».

– Да она не мне пришла, блин! Я же скрутил этого продавца. Впаял ему ментальный срок на пять лет, наложил заклятье, формирующее ожоги, если только он приблизиться к магическим вещам…

– Что помешает ему командовать другими?

И снова выражение: «Считаешь меня тупым?»

– Я вкатил ему «Путаное сознание» на те же пять лет при любой попытке заниматься криминалом.

– О-о-о, ты сегодня зол!

– Еще бы. У него я изъял целый ворох артефактов, которые он собирался толкнуть на том же антикварном рынке. А этот чертов «ББ» решил-таки надеть на руку, подумал, безобидная штука!

– Что за «ББ»?

– «Браслет Брутальности». Думал, ну банки он мне, там, подкачает. Может, бороду отрастит, в темный волосы перекрасит, вены выпуклыми сделает. Не знаю… Но кто же думал…

В этот момент я заржала так, как леди не должны.

– Да! – взорвался напарник на экране. – Кто же знал, что он покроем меня татухами! И ведь не сводятся обычным нейтрализотором, зараза… Ладно, закину все это магическое барахло в сейф, тогда попробую свести.

– Даже не думай! – выпалила я быстрее, чем намеревалась. – Хотя бы… не сегодня. Хочу полюбоваться.

Теперь на меня со взглядом глупой ошалелой курицы смотрел Ал – мол, так бывает?

– Ты еще скажи, что я тебе нравиться начал!

– Да ты мне… и раньше…

Мы, конечно, друг над другом издевались, но в самой лучшей манере – доброй и любящей.

– Раньше – что? У тебя не было желания заглянуть мне в трусы. А теперь есть?

– Ну, вдруг там «маяк» или часть змеиного хвоста?

Теперь он ругался матом, как ковер стелил. Давно такого не слышала, и потому заливаться стала уже не переставая. Пока слезы на глаза не выступили.

– Так тебе моя помощь не нужна?

Ал, как ни странно, сквозь грозный вид смеялся тоже.

– Нет, я уже закончил. Как у тебя дела? Все прошло нормально?

– Да… Отчасти…

– Что такое?

– Расскажу, как увидимся, меня тут буря настигает…

– Ты голодная?

– Не прямо сейчас. Но в восемь бы продолжила гриль-вечеринку у Роба. Ты «за»? Там и пообщаемся.

– Всеми своими брутальными руками «за». Тогда как раз успею заглянуть к Кейти, извиниться за вчерашнее…

– Угу. В таком виде она простит тебя секунд за пять. А после…

– Вот не надо про «после»! – пригрозили мне пальцем, зная, что мы имеем в виду одно и то же – кого-то очень быстро затащат в постель.

– Так что, тату пока не убирай. Я еще вечером их рассмотрю.

– Договорились.

– Отлично. Если я в Бюро пока не еду, заверну в библиотеку, посмотрю информацию по деймонам.

– Хорошая идея. Тогда увидимся у Роба в восемь.

Кивнув, я нажала отбой. К тому времени, когда я закончила разговор, ветер не просто мял по обочинам траву, он кружил из пыли маленькие смерчи. Силясь противостоять, качались из стороны в сторону деревья; остервенело убегали по воздуху, влекомые потоками ветра прочь соломинки, пушинки, частички паутины. На этот раз обычной, почти прозрачной, производимой пауками.

Пора было обгонять непогоду.

Когда я завела мотор, на капот и стекло упали первые капли дождя.

*****

(DaneliyaTuleshova- River(Cover))

Старушка смотрела на меня из полуприкрытых век. Казалось, ей – бабушке-библиотекарше – на вид лет девяносто. Эдакий эталон царственной изящной старости. И только я знала, что библиотекарша не человек, а Голубое Инферно, и ей на самом деле лет двести – двести пятьдесят. И в случае непредвиденной опасности она спалит здесь холодным пламенем всё, кроме книжных страниц.

Идеальный Хранитель.

На мою попытку достать «ксиву», бабушка лишь снисходительно махнула рукой – мол, я знаю, кто ты. Как и я её, она видела меня насквозь, и у Нимф был доступ к информации без ограничений.

Непогоду я все-таки обогнала, но ненадолго, и теперь по крыше старинного величественного здания, в полную дробь колотил ливень. Текло по стрельчатым окнам; ругался снаружи гром.

– Что интересует? – спросили меня негромким голосом, нисколько не напоминающим старческий. Скорее, «двойным» – так звучат все Инферно. Будто в их глотке двойной набор связок – вероятно, так в каком-то смысле и было.

– Самые старые фолианты с записями о деймонах.

Бабушка не стала уточнять. Грациозно поднялась и качнула седой головой – следуй за мной.

Общий библиотечный зал всегда был полутемным. Он был слишком объемным, чтобы запросто осветить его с помощью электричества, и потому на каждом столе имелась индивидуальная лампа.

Но в той комнате, куда меня привели, ламп не было, и царил почти непроглядный мрак. Считалось, что свет портит микроструктуру древних листов.

Мне махнули в сторону высокого кожаного кресла для ВИП-посетителей, придвинутого к дубовому столу. Пока я занимала свое место, Инферно отворила стекла высокого шкафа и незаметным движением прорисовала светящуюся дорожку от полок к столу. По этой дорожке медленно и поплыли книги – три толстых «альбома» с обложками без надписей из темной потертой кожи. Они легли передо мной в ряд; бабушка удалилась.

Она знала о том, что такие книги читают внутренним взором, магически одаренным людям свет для чтения не требуется, ибо имограммы расшифровывают свои смыслы прямо в голове.

Когда дверь закрылась, я осталась почти в полном мраке, изредка разбавляемым световыми вспышками молний.

Подвинула первый фолиант, запросила по тексту нужный фрагмент, и книга медленно распахнулась сама.

Все то же самое, то, что я уже знала.

Деймоны опустошают людей, наказывая за слабости. Опустошают, уродуя ткань души, создавая на ней «прорехи», забирают энергию, но не всю ее используют на себя. По всему выходило, что деймоны служат некоему верховному божеству, чье имя никак в моем сознании не раскрывалось, ускользало, как кусочек масла по раскаленной сковородке. Вбок. И не поймаешь. Божество это, в свою очередь, забирая жертвоприношения, одаривает темные сущности практически бесконечно жизнью и неимоверной силой.

Круговая порука.

Про божество ничего не узнать, деймонов не истребить.

Фрагмент текста во второй книге заставил мои волосы подняться дыбом. Оказывается, уже был в истории случай, когда истинной парой Главного оказалась Нимфа – то была катастрофа. Заполучив избранницу, Главный опустошил её, испив силу до капли, и на её основе сумел сформировать заклятье, открывшее портал в закрытый черный мир…

Вот же дерьмо. Нет, я предполагала, что ничего хорошего из этого не выйдет, но знание это теперь усложняло мне жизнь многократно. Вэйгард умеет отлично манипулировать, обладает магнетической харизмой и притягательностью. Какое бы он не хотел суметь создать заклятье на основе моей силы, позволять ему этого нельзя. И, значит, страдать мне в вынужденной разлуке со своим настоящим мужчиной во веки вечные.

Я вздохнула. Ладно, ничего нового.

Третья книга…

А вот она целиком состояла из имограмм – картинок, раскрывающих смысл исключительно в голове. Текста этот фолиант не содержал вовсе. И именно в нём я увидела изображение… черной паутины. Точно такой же, как на обочинах дороги сегодня. Следующая содержала даже объемное изображение улья, только размером превосходящий сегодняшний в несколько десятков раз.

Что же это за напасть такая?

Поразило и то, что на следующей имограмме с гигантским порождением тьмы, плетущим паутину, опять же сражался некий деймон – только деймон из прошлого. По всему выходило, что он погиб. И никаких пояснений.

Прозвенел мой заранее поставленный на нужное время будильник на телефоне.

Со старинными книгами нельзя шутить, они тоже искажают время, закидывая в прошлое, и потому будильник заставил меня вздрогнуть и оторваться от страниц. Неужели уже половина восьмого?

Хорошо, что сразу после звонка Алану я отправила Робу смс о том, что мы прибудем. Оказывается, от него даже пришел ответ: «Хорошо, любимая, все будет готово».

Любимая.

Мне очень нужно было слышать время от времени это слово. Простое и понятное, накидывающее теплое одеяло на мою израненную душу и вечно что-то анализирующий мозг.

Нужно было выдвигаться.

Но еще пару минут я сидела, переваривая тот факт, что деймоны, оказывается, не только калечили людей, забирая их силу, передавая её кому-то. Но также защищали наш мир от чего-то ужасного, появляющегося извне. Возможно, из того портала, открытого когда-то Главным. Главным предателем…

Книги я сложила ровно, чтобы старушка не сетовала. Дверь комнаты плотно прикрыла; спящей на своем месте библиотекарше кивнула с уважением – «спасибо». Инферно никогда не спали, даже не дремали. Но бабушка не стала утруждаться обратным прощальным жестом; на улицу я вышла тогда, когда большую часть облаков снесло к западу.

Вдохнула сырой воздух с наслаждением.

Да, я узнала больше, но так ничего толком о деймонах не поняла.

Ждал Роберт. Звякнули в моей руке ключи.

Глава 10

(Imazee- NovemberRain)

Как будто не прерывался вчерашний день – те же некошеные дикие луга; светло-серые тучи. Только более напоенным влагой сделался ветерок. И изменился Роберт. Приобрел внутри ту смесь надежды и печали, какая случается тогда, когда почва под ногами становится нестабильной и шаткой. Вроде бы всё то же спокойствие, всё те же размеренные движения, но чуть более хрупкой стала его душа. Стоя спиной, занятый грилем, он неслышно транслировал вовне: «Если снова звонок, ты опять уедешь…» Придется заливать дрова, убирать мясо, скатерть, нести обратно в холодильник пиво. А ведь он, Роб, даже не зная ни о чем наверняка, позаботился о том, чтобы пиво было холодным, а мясо свежим. Никогда ничего вчерашнего. Переворачивая шкворчащие кусочки, он не хотел, чтобы так случилось – чтобы снова один. Убеждать себя, сидя в тихом доме, что ты кому-то нужен. В это так сложно поверить в одиночестве.

Я приблизилась, коснулась его руки. Дождалась, пока он переложит щипцы из одной руки в другую, переплела свои пальцы с его и шепнула:

– Этого не случится.

– Чего не случится?

Светлые волосы шевелил ветер; чуть длиннее стала щетина – в моменты тоски Роберт не мог заставить себя побриться.

– Еще одного звонка.

– Ты не можешь этого знать.

– Я знаю.

Какое-то время царила тишина; шипела, отдавая соки углям, говядина.

– Если все-таки позвонят? Если важно?

– Не важно.

Я вложила в эти слова очень большой смысл, и Роберт уловил. Правда, долго не отвечал, впитывал смысл, пытался допустить его до души, поверить. И выбрал верить спустя какое-то время – я ощутила, как сдвинулся камень с его души. На меня коротко взглянули – «ты не уйдешь сегодня?» Мне не придется сидеть одному, спать?

«Не придется».

Я крепче сжала чужие пальцы.

И сердце Роба оттаяло.

О чем-то щебетала довольная Кейт. Сегодня она лучилась раз в пять ярче, чем вчера – видимо, брутальный Алан потрудился на славу. Извинился, так сказать, качественно.

Посвежело, подуло, даже на короткий миг распогодилось. И мне бесконечно сильно нравилось ощущать простые и понятные чувства – собственную тихую радость, сочащееся от Кейт обожание в сторону своего спутника. Искреннюю ласковость Роба.

– Почти все готово, – провозгласил он, наконец, – кто-нибудь сходит за вилками?

– Я схожу.

По пути я прихватила Алана, поволокла его следом.

Даме его объяснила:

– Моя очередь рассматривать татуировки.

– Это не то, о чем ты думаешь! – тут же оправдался Ал перед подружкой. – Она… не в том смысле!

Долетел смешок от гриля.

В этом доме, несмотря на единственного хозяина и обитателя в виде мужчины, всегда было уютно. Мягкие кресла, потухший камин, большие круглые часы над ним. Совмещенная гостиная с кухней выдавали любителя часто готовить. Стояли в кадках растения, которые не забывали поливать; мытые столовые приборы покоились в плетеной корзинке с тканевым дном. При всей своей серьезности и собранности, Роберт был мягким, честным, что ли.

Оказавшись на кухне, я повернулась спиной к мойке. Мы с Алом знали, что нам нужно поговорить, и мой напарник не стал тормозить с вопросами.

– Что у тебя там случилось в дороге? О чем ты не сказала мне по телефону?

– Э-э-э, так не пойдет, – улыбнулась я широко, – а платить за информацию?

– Это чем же?

– Зрелищами! Задирай, давай, майку, я твои тату не рассмотрела еще…

– Ширинку тебе не расстегнуть? – ухмыльнулся этот наглый качок с усиками. – Снаружи вообще-то наши… партнеры. И окна тут панорамные.

– Ты не отвиливай. Грудью. И спиной.

Он знал, что меня не продавить. Поэтому притворно-тяжело вздохнул и подчинился – стянул майку, мол, на, смотри.

А ведь было на что посмотреть! Алан был очень и очень хорошо сложен, крепок. А Браслет Брутальности, кажется, все-таки добавил ему объемов, хотя тут без сантиметровой ленты точно не скажешь. Тату были загляденье. Сложные, перетекающие друг в друга рисунки, изумительные градиенты, глубокие смыслы. Когда ко мне повернулись спиной, я не удержалась и выдохнула:

– Кла-а-асс!

– Нравится? Думаю «ББ» надо оставить себе, в архив ценностей не сдавать.

– Чтобы легко склеивать новых девушек?

– Т-с-с-с! – Глаза Алана сделались круглыми, мол, «не пали меня», на секунду прижался к губам палец. Да и не собиралась. – Ну что, я заплатил за информацию зрелищами? Теперь расскажешь? Что там случилось…

Напарник натянул на мускулистый торс майку, посмотрел на меня внимательно и тут же помрачнел.

– Опять… Вэйгард? Не говори мне, что третий раз за сутки.

– Угу.

– Как?

«Как так получилось?»

Я пожевала губы.

– Все началось с дороги, которой не было… Не было на карте. С мерцающего пути.

– Что это такое?

Ясно было, что начинать историю нужно с той самой злополучной развилки.

Я говорила, он слушал. Про паутину – другую, не такую, как от сонного медальона, – про то, что я как раз хотела попробовать на неё воздействовать, когда из портала вылетела машина Райдо. Про его бой с ульем, протянутую ладонь, запитку…

– Вот же… хмырь, – не удержался Алан, услышав про личный контакт. – Идет верной дорогой на сближение.

– Ему нужны были силы, он боролся.

– Ты его уже защищаешь.

– Нет. Просто я видела то, что видела. Если бы эта субстанция разбросала по округе свои части, то…

– То – что?

– Не знаю. Ничего хорошего. Я вообще раньше про такое не слышала, но этим вечером прочитала об этом в библиотеке, о борьбе деймонов… с этим. Видела иммограмму.

– Протранслируй.

Мы это умели. И в полумраке кухни над нашими головами с точностью до линии возник тот самый рисунок – темная фигура, ударяющая по «улью».

Прежде чем заговорить, Алан долго смотрел на постепенно гаснущие линии – воспоминание из моей головы.

– Почему мы ни разу на это не натыкались?

Я лишь качнула головой.

– Видимо, – хмыкнул напарник, – раз это проявилось в нашей с тобой жизни, скоро узнаем больше.

– Эй, вилки-то будут? – раздался добродушный выкрик с улицы.

Мы и правда задержались.

Мясо было сочным, вкусным; пиво прохладным, впитавшим ароматные оттенки солода. Конечно, нас спросили про «вчера», конечно, рассказывать, как прирожденный оратор, принялся Алан. Где нужно, он акцентировал, приукрашивал даже детали. Где нужно – скрывал.

Я же думала о том, что как будто ничего не было – трижды возникший на горизонте Вэйгард, как оставшаяся где-то сбоку реальность. Ненастоящая пока, эфемерная. А пока запах дождевых облаков, полыни и белых амарантов.

– Как хорошо, что вы вчера уехали, оказывается! – Кейт смотрела на Ала восхищенными глазами. – И женщина эта осталась жива, и сын ее позовет к себе жить.

– Да, и племянница получит в распоряжении свободную квартиру, – подхватил Роб, – не нужно будет платить за съемную, пока учится.

Возможно, всё именно так.

Мы отлично сработали. Правда, распутывая одну тайну, случайно намотали на кулак еще три, и до отгадок ой как далеко.

Но сегодня не они. Сегодня опускающиеся на скатерть сумерки, тарелки с оранжевой каймой, стаканы с пузырьками пены на ободке.

Когда Роб будет мыть посуду, я обниму его сзади, прижмусь. К тому времени гости уедут, мы останемся одни. Он не будет настаивать на близости, он слишком раним сейчас, и это не он мне, но я дам ему уверенность в том, что всё хорошо. Пробужу его мужественность и те качества, которые он сам в себе любит.

А после мы будем мирно спать до самого утра.

Чтобы проснуться полными сил.

Чтобы их хватило на то, чтобы куда-то гнать кабриолет, решать новые загадки, распутывать непонятные клубки.

Это завтра.

А тихая, неспешная и понятная любовь – сегодня.