Анна Нимф

Глава 1

– Эй, ты! Уйди от неё, слышишь?!

Половина двенадцатого ночи; дождь хлестал как из ведра. Резко и остро задувал ветер, гремело из темных облаков над домами, рекой. Молодая девчонка стояла на широких перилах моста, смотрела на темную воду – с ужасом, с расширенными зрачками. Через минуту она полетит вниз, и то будет конец, потому что плавать горемычная к своим двадцати – двадцати двум годам так и не научилась.

Но орала я не ей, а деймону, стоявшему за её спиной. Темному силуэту с расставленными руками, засасывающему чужую энергию и жизненную силу. Оставляющему в пустой человеческой оболочке лишь горе и страх, чувство поражения и тотального одиночества.

– Пошел отсюда… ты! – Наверное, так с ними было нельзя, но в этот момент «нельзя» для меня не существовало. – Отвали от неё!

– Анна…

Позади из огромной смоляной птицы сформировался Алан – я вызвала его немым криком из Бюро минуту назад. И чуть меньше шестидесяти секунд понадобилось трансморфу, чтобы преодолеть расстояние между нами. С такой быстротой его не смог бы принести сюда ни один летательный аппарат. Только крылья Нофикса – эхокрылого призрачного летуна. На его создание Алан наверняка выложился по полной. И сейчас немо предупреждал меня – не связывайся… с этим!

Поздно.

Деймон, приостановив процесс откачивания чужой энергии, развернулся, посмотрел на меня в упор, и это был страшный взгляд. Черный, беспросветный. Не важно, что служащим этот «малый», вероятно, был младшего порядка, – удар тем не менее мог нанести мгновенный и фатальный. Я же скрежетала зубами, потому что девчонке, собирающейся совершить суицид, он создал дополнительную рану, надорвал и без того искалеченную горем душу, чтобы прийти и «попировать» напоследок. Урод! Падальщик!

Мне не нужно было ввинчиваться в чужую ауру, чтобы разгадать суть проблемы – от девчонки било всеми полями сломанного сердца. Она любила кого-то старше себя, женатого, помогала ему, работала для него и лампочкой и «солнышком», носила в больницу фрукты, когда её избранник, напившись, разбил себе при падении голову. А выписавшись, объект её любви и грез, сообщил, что собирается вернуться к жене, что отныне он осознал, что «однолюб».

И смыслы рухнули.

Такое бывает, когда ты молод, когда очень сильно влюблен. В другом человеке нельзя тонуть, но разве объяснишь это кому-то? Подобной дурью страдают в равной степени и в шестнадцать, и в семьдесят.

Деймон, опустив руки, сжав их в кулаки, смотрел теперь исподлобья; кажется, девчонка только теперь заметила собравшуюся за её спиной компанию и от неожиданности поскользнулась. Пошатнулась, но удержалась; хлопали, как оборванные полиэтиленовые ставни в заброшенном доме, полы её длинной юбки. «Кто это?» – моргали усталые измученные глаза. – «Что это за создание, клубящееся дымом?» За ветром она не услышала мои крики, и хорошо: они могли напугать её сильнее. Симпатичное зареванное лицо ежесекундно облепляли длинные пряди мокрых волос.

«Кто вы все такие?»

У Алана за спиной еще растворялись огромные крылья темного Нофикса; в моих глазах бушевал огонь – в прямом смысле. В этот момент я черпала энергию для удара из магмы. Если деймон среагирует первым, щит поставит Алан, я же сожгу этого падальщика пламенем из ада. Да, я редко била, редко набирала магию для боевых целей, но сейчас была готова выжечь здесь тонкое пространство на месяцы вперед. Жуткий будет бой, неизвестно, кто из нас победит. Ощущалось, как напряжена каждая мышцы Ала – последний мысленно корил меня за то, что ему приходится так быстро генерировать заклятья сокрушающей мощности. Сначала одно, теперь второе.

«Будь готов, напарник…»

Девчонка, поглощенная горем, оглядела нас и отвернулась – вода пока притягивала её, как магнит. Вода являлась решением всех проблем. Один шаг – и всё. Наверное, ей будет страшно глотать воду, чувствовать, как наполняются легкие, зато потом избавление, искупление.

– Пшел отсюда, тварь! – еще раз процедила я деймону, предупреждая – «повернешься к ней еще раз, и конец тебе».

Можно ли убить «падальщика»? Наверное, нет, но я совершенно точно собиралась пробовать.

– Анна, не ввязывайся в это…

Голос Ала тихий, он понимал, что сдохнем в случае проигрыша мы с ним оба. Что ж, он за этим и явился на зов, чтобы остаться командой. А я не позволю кому-то кормиться тем, кого уже сожрало горе. Вычерпывать из чужого нутра вкусные десерты в виде отчаяния и паники.

То были страшные секунды. Я доверху, как чайник, наполненная силой дремлющей глубоко под городом лавы. Застывший, как изваяние, Алан, держащий на кончиках пальцев ледяные иглы щита. Хлопанье подола длинной юбки, и злость в глазах не-человека напротив.

Он смотрел на нас долго. Если взвешивал, думал и изучал – не понять, – но о том, что мы «заряжены», знал наверняка. Черная одежда насквозь промокла от ливня. Совсем недалеко ударила молния; гром выбил барабанные перепонки всей нашей компании. Девчонка в очередной раз пошатнулась и едва не полетела вниз.

Еще мгновенье… а после деймон, сжав челюсти, исчез.

Схлопнулся черным пятном портал в том месте, где он только что стоял.

Мы победили.

По крайней мере в этом раунде. Теперь нужно было спасать горемычную.

– Слазь с перил! – приказала я жестко. Вложила в свои слова «хлыст принуждения», и из незнакомки выбило волю. Она перестала помнить себя, понимать, где находится, услышала вдруг, как в далеком детстве, голос властной матери.

И подчинилась. Всегда подчинялась.

Неуклюже присела на корточки, спустила вниз одну ногу, затем другую. Всё, обе ступни на мостовой; сверху полыхали электрические облака.

– Теперь ты… – качнула я головой Алу, – клади ее в «Сомну».

Он двинулся к той, чьи глаза были сейчас по-детски наивны и пусты. В эту минуту не человек – кукла, марионетка. Что я скажу ей сделать, то и сделает. Накрыло противное ощущение, что я, как деймон, с той лишь разницей, что я никогда не прикажу ей передать собственную силу кому-то другому. Мне, например. Мерзость.

Словно спутанные жгуты, распускались во мне собранные в клубок нити энергии магмы – горели сосуды, вены и глазные яблоки. Я правда собиралась бить?

«Да. Правда».

– Куда её?

– В машину.

Кабриолет – удобный транспорт. Но не в случае, когда ты, случайно сжав кулаки, задел кнопку поднятия крыши в разгар ливня. И не тогда, когда человека приходится укладывать на заднее сиденье через борт, ибо двери только две. Для водителя и его «навигатора».

– Анна, потолок натяни. Зальет все к чертям…

Я все еще пребывала в прострации. Помнился злой взгляд черных глаз, сжатые челюсти того, с кем я намеревалась схлестнуться. Скрученные в клубок колючей проволоки нервы расслаблялись медленно. Нужную кнопку я нашла не сразу, нажала – машина начала натягивать защитный «тент».

– Садись… Садись давай…

На меня смотрел Алан – по его лицу текла вода.

– Что ты сделала? Во что ты ввязалась?

Говорили мы уже в машине. Маленьком домике; ливень теперь хлестал снаружи, до нас не дотягивался. Ночь; жители давно укрылись в домах, набережная пуста, мост тоже.

– Спасла её.

– Вечно ты…

Он хотел сказать: «Подбираешь всё, что плохо лежит, тащишь домой бездомных кошек и собак, после их пристраиваешь…»

– Только не надо про кошек.

Напарник хмыкнул. Я знала, что он не любит мокрую одежду так же сильно, как я холодный кофе. И что энергии он за последние пятнадцать минут слил столько, что пару дней восстанавливать.

– Извини. Я тебя заряжу.

Мои руки неосознанно шарили по карманчикам сумки – что они искали, сигарету? Ал догадался раньше меня, вытащил из своего кармана пачку, которую почти никогда не использовал, прикурил. Сунул мне в рот.

Я затянулась не с удовольствием даже, с нуждой, с жаждой того, кто месяцами бродил по пустыне. Мне нужно было расслабиться. Вот только табак коричневой сигариллы оказался настолько крепким, что защипало глаза.

– Что ты… куришь, блин? Что это за ерунда?

– Бодрит? Это главное.

Это «бодрилово» пахло коньяком и чем-то еще… шоколадом? Но втягивать в себя едкий дым было совершенно невозможно, и потому сигарету я вернула Алу. Хорошо, что спала девчонка. Собственно, дым при открытых окнах ей все равно не помешает.

– Ты не спасла её, ты понимаешь? У нее энергия почти на нуле. Не душа – а рана.

– Значит, надо «зашить».

Я стиснула зубы.

– Зашить? Такую? Там еще деймон постарался… Это ты как штопать будешь?

– Не знаю. Придумаю. Радостью.

– Какое такое количество радости нужно найти, чтобы залить эту черную дыру? И ты знаешь, в чем радость этой девчонки?

– Знаю. В любви.

– Вот именно. То есть, ей нужно найти идеального партнера. И сделать это за пять дней, потому что «Сомна» её дольше не продержит. Нет, я, конечно, пофинтифлю, постараюсь. Будет у нас в запасе шесть-семь…

– Значит, будем искать… идеального.

– Перероем за неделю все слепки аур этого города и близлежащих? Мы пукнем от чрезмерных усилий, детка.

Ал курил очень редко, но сейчас крепкий табак заходил даже ему. А вот сказанное правдиво – на создание заклятья поиска идеальный пары в таком радиусе мы убьем все свои силы. И потому действовать придется как-то иначе.

– Плюс деймон, которому ты чуть не зарядила. Думаешь, Вэйгард спустит тебе это с рук? Уверен, он скоро объявится «поговорить».

И разговор приятным не будет. Это я понимала, хоть думать об этом прямо сейчас совершенно не желала. Всего неделя прошла с нашей последней встречи, и только успокоилась, угомонилась душа.

– Вот надо ж тебе было… – бухтел мой светлоусый напарник беззлобно, – испортить этот вечер. А был такой хороший…

– Он был говно.

Алан сначала затих, а после хрюкнул. Он знал, что я права. Этот день с самого утра дребезжал странными полями, тревогами и беспокойствами. Постоянно звучали откуда-то сирены то пожарных машин, то полицейских. Будто на город спустилось темное облако, решило устроить жителям проверку «на вшивость» душевных качеств. Еще эта демоническая гроза…

– К тому же я задницей в луже сижу.

– Я тоже. Прости.

Пока была открыта крыша, сиденья залило. Наша незнакомка мокла в такой же луже, хотя её одежда давно все впитала.

Молчали мы, думая каждый о своем, довольно долго. После я спросила:

– В Бюро?

Гостью мы могли уложить спать только на софе в дальнем кабинете.

– Нет. – Алан смотрел прямо перед собой, говорил жестко, проверял внутренним взглядом вязь заклятья. – «Сомна» в городе работает плохо, ты знаешь.

Верно, ей нужна стабильная спокойная энергия земли, плохо идущая через бетон. Требовалась природа.

– Кажется, нам придется разбудить Роберта.

– Бедняга Роб, зря он с тобой связался, – хмыкнул Алан и пристегнул ремень.

Может, зря, может, нет. Ясно было одно, этот вечер действительно был сложным для большого количества людей. Привычно низко и приятно заурчал мотор; заработали дворники. Вновь полыхнули облака, и я вдруг разозлилась, поняла, что должна выплеснуть агрессивную энергию куда-то, и потому метнула её в небо, грозе. Уходи! Хватит, раздвигай, разметывай свои облака, уноси их подальше. К черту! Долетела до серо-черной ваты моя волна, прогудело, взаимодействуя, откуда-то сверху. Все, хочу ясное спокойное небо, хочу спокойствие внутри. Ранчо поможет мне с этим.

Когда я выворачивала от обочины, Ал погладил меня по волосам, как маленькую девочку, и прошептал:

– Т-с-с, все хорошо.

Он не использовал магию – простое человеческое участие. И стало спокойней, стало легче.

Глава 2

(Ablemachines – Intensions)

Когда мне нужно было восстановиться, я никогда не выбирала короткие дороги. И в этот раз выбрала объездную.

Огненную энергию лавы я потихоньку сцеживала в шестерни и поршни двигателя – кабриолет радовался, получал «демоническую» силу, заряжался. Облака то оказывались над головой, то вдруг рассеивались. Я автоматически то включала, то выключала дворники; Алан молчал.

Оказавшись в полях, я принялась объединять себя с природой. Покачивалась, как лодка на волнах, машина – скорость приличная, асфальт ровный. Перед моими глазами поплыли прожилки листов, структуры древесных стволов, рисунки соцветий цветов. В какой-то момент я увидела каплю росы на траве, стала ей – отразила звездный свет, целую Вселенную. Вдохнула так глубоко, как могла, наполнилась глубинной радостью бытия. Совершенным абсолютным спокойствием, силой. Дотянулась до неба, на короткий миг пробежала электрическим разрядом в облаках – засветился в этот момент голубым светом корпус авто.

Алан бросил на меня короткий взгляд. Он удивлялся – как ты так можешь? Как ты это делаешь? Я не знала как – просто я могла стать миром, черпать его энергию из всего. Из воздуха, атомов, молекул, я могла проникнуть в космос. Дальше. Я могла пройти сквозь тонкую грань сочленения миров, набрать силу оттуда – очень издалека.

Мои пределы? Их никто не знал.

Я более не чувствовала отдельно машину, свои руки на руле, себя как человека – я ощущала все сразу. Себя всем. Колесами, дорогой, бушующей непогодой, мокрым капотом, шальной радостью порывов, лежащим на заднем сидении телом, трансморфом по соседству. Мириадами дождевых капель на траве, корней в земле, прорастающих в иные галактики.

Спустя пару минут силы во мне стало столько, что пришлось притормозить. Нажать на тормоз, припарковаться у обочины. Более не Анна, но настоящий перезаряженный аккумулятор. Я взяла Алана за руку, влила в него столько, сколько он мог принять, убедилась, что дальше уже через край.

Напарник выдохнул как наркоман, получивший дозу. У него моментально завелись все опустошенные рецепторы, до краев захлестнуло баки.

– Черт… хорошо…

Я знала, что в этот момент его зрачки расширены.

– Нравится?

– Всегда нравится, – отозвался Ал через паузу. Моя ладонь все еще лежала на его. – Не знаю, как ты это делаешь, но, если бы я мог, просил бы у тебя дозу каждый час. Слушай, сколько всего ты можешь вместить в себя?

– Не знаю. – Моросил по стеклу дождь. – Много. Очень.

«Тебя нельзя отдавать ему, Вэйгарду. Ты это понимаешь?» – звучало неслышно. – «С твоей силой он нагнет этот мир».

Я это знала. Что ж, меня не так просто заполучить.

Наконец Ал изнутри сиял, как начищенный самовар, светился и искрил, как вначале дня, даже лучше. Да и мои резервы заполнены до краев.

– Слушай, если ты так напитываешься, мы могли бы соткать-таки заклинание поиска идеальной половины, запустить его.

– Угу, только мне пришлось бы сидеть тут, на природе, сутками. Перезаряжаться бесконечно.

– Ну, я возил бы тебе еду…

Мне хотелось своего соседа шутливо шлепнуть, но вместо этого я положила обе руки обратно на руль, повернулась к Алу, произнесла:

– У меня есть идея получше.

– Какая?

(Kirara Magic – Tempest)

Кабриолет снова тронулся в путь, правда, дикую скорость уже не набирал. Хотелось иметь возможность до прибытия на ранчо спокойно поговорить.

– Мы должны разбудить оракула.

– Угу, типа, я не пытаюсь это сделать каждый обеденный перерыв.

– Но он совершенно точно назовет имя подходящего человека, – я кивнула в сторону лежащей на заднем сидении девушки.

– Назовет. Если соизволит проснуться.

– И мне не придется сидеть у обочины дороги…

Алан будто не слышал, он уже мысленно погрузился во все свои бесконечные попытки наладить контакт с божеством.

– … я носил ему еду…

– Точно. Клал куски своих сэндвичей, орехи и огрызки шоколадок.

– Самым дорогим делился!

– Значит, нужно найти что-то другое.

– Пел, стихи ему рассказывал…

– Пердел перед ним – когда думал, что я не слышала.

Не краснеющий Алан все-таки покраснел.

– Один раз.

– Два. Может, он из-за этого обиделся и окончательно уснул?

– Теперь я виноват в том, что он кочевряжится? Я, между прочим, принимал попытки серьезной аналитики…

Я не хотела смеяться, но все-таки рассмеялась. «Очень серьезной аналитики». Хорошо хоть не помочился на него.

– Нужно расширить ассортимент предлагаемых подношений.

– Привезти ему ракушки из Пиерии? Мы на одной голубой разоримся… За розовую вообще дом продадим. Бусы из Марьинских островов? Волосатые шары?

– Твои?

– Да мои мне еще пригодятся! – возмутился напарник. – Я про эти махровые карамельные кокосы.

Ах да, мы однажды пробовали один такой с умопомрачительным вкусом. И, действительно, эти «шары» были покрытыми не жесткой щетиной, как обычные, а мягким пухом, похожим на человеческие волосы. Я так и не удосужилась посмотреть на фото пальм, производящих такое чудо.

– В общем, надо пробовать, – подытожила я. – Если получится нашего умника разбудить, результат мы получим просто.

Кажется, Ал за свои «шары» все-таки надулся. Но ненадолго. Я бы не удивилась, если бы он волосы из подмышек надергал в качестве эксперимента.

– Понимаешь, – продолжила я, – возможно, он не просыпается тогда, когда нам это «не слишком» нужно. Но в критический момент… Почувствует, что ли, не знаю.

С соседнего кресла вздохнули. Не то укоризненно, не то согласно.

Пара километров.

И показалось ранчо.

Я трижды нажала на клаксон; в который раз после паузы зарядил ливень. Полночь. Роб, конечно, спал; я не стала будить его предварительным телефонным звонком, он знал мой позывной. Еще три нажатия.

И загорелось единственное окно в спальне.

«Прости, Робби…» – наверное, ему со мной не повезло, Алан был прав.

Не прошло и минуты, как распахнулась входная дверь, показался силуэт человека в халате и с зонтом. Силуэт этот обулся в невысокие сапоги, зашлепал по мокрой траве к воротам. Лучи от фар испещрены кометами дождевых капель – красиво, сыро. Одуряюще сильно пахла земля, прелая листва – всегда целительный аромат для ноздрей и мозга.

Роберт нажал на какой-то рычажок на заборе – поднялся шлагбаум.

Я подъехала как можно ближе к крыльцу.

Девушку Алан внес в дом на руках, вошел с ней в услужливо распахнутую мной дверь. После я. После хозяин дома.

– Куда ее можно положить, чтобы спала? Сюда?

Конечности незнакомки болтались безвольно, как у куколки. Изящные ботильоны, каблучки, телесного цвета колготки, мокрая юбка. В гостиной горел неяркий торшер, но его света хватало. Робби стянул с головы отсыревший под ливнем хлопковый колпак, который меня всегда смешил. Сколько раз я порывалась подарить в комплект еще и канделябр, чтобы довершить образ шаркающего по ступеням замка старичка? Каждый раз тормозила себя, понимала, что Роб наверняка юмор не оценит.

– На диван?

Не то, чтобы Алан устал держать девушку, но ему однозначно хотелось её куда-нибудь сгрузить. Кивок на диван, тот самый, перед камином.

– А если она перевернется? Упадет же…

– Она не перевернется… Но ей нужно проспать долго.

Ошалевший Роберт какое-то время разглядывал «ношу», никак не мог взять в толк, зачем в его дом принесли молодую даму. После обрел дар речи, повел за собой, и мне, глядя на его фигуру, опять подумалось про канделябр.

– Сюда.

Мы последовали за ним.

Он привел в дальнюю гостевую спальню, обычно пустовавшую. Уютная небольшая комната, в который он раз в два дня протирал пыль и менял покрывало. Для чего, для кого?

«Просто для чистоты», – ответил бы тот, кто вновь с недоумением смотрел на девушку, теперь лежащую на постели. Прямо в уличной одежде.

– Прости за обувь, – Ал неловко переступил с одной ноги на другую. Ботинки с девушки он не снял, и теперь каблуки упирались в уютный рисунок стеганой ткани. – Снимешь потом?

– Я?

– Да. И юбку бы тоже, она сырая…

У Робби отвалилась челюсть. Ясно было, что нужно ему что-нибудь объяснить.

Разговор состоялся уже в гостиной.

– Она проспит дней пять…

– Сколько?!

– Ну, максимум… семь.

Алан, конечно, начал не с того.

Вопросительный взгляд на меня от Роберта, мол, Анна, я, конечно, в отпуске, но сиделкой не заделался. Пришлось вмешаться в немое возмущение.

– Девушка спит под заклятием «Сомна». Она не будет крутиться, вертеться, её не нужно кормить, ей не нужно в туалет. Пусть просто спит, забудь…

– Забыть?

– Да. Ну, освободи только от мокрой одежды. И все. Можешь не приходить к ней, не проверять, не сидеть. Живи своей жизнью…

– Да, – опять вклинился Ал, – ходи в магазины, по барам, работай, смотри телевизор, принимай гостей…

Роб снова перевел взгляд с Алана на меня, мол, ты же знаешь, я так не могу! Как жить, когда в доме посторонний человек?

– Может, её нужно было в гостиницу? Не то, чтобы я отказывался, но…

– Все гостиницы в городе, а город глушит нужную нам подпитку для «Сомны». Ближайший отель «У холма» в сорока километрах отсюда. Пожалуйста.

Последнее слово было сказано очень мягко, одновременно с этим я коснулась теплой руки, передала ощущение: «Все хорошо». Не важно, что у тебя в спальне лежит девушка. Она не будет отвлекать, ты можешь жить свою жизнь, выдохнуть, успокоиться.

Я, конечно, передала заодно магический импульс, что, вероятно, было не совсем честно, но очень нужно в этот момент. И Роб чуть обмяк, расслабился.

«Ладно, девушка и девушка…»

– Она точно не будет просыпаться? Если так, её нужно кормить…

– Не будет. Полчаса назад она хотела покончить жизнь самоубийством, мы сняли её с моста. К тому же один из деймонов покалечил часть её души. За эти пять дней нам нужно найти способ восстановить справедливость, понимаешь? Мы ничего о ней не знаем, но, если она проснется, ей будет очень тяжело. И потому – «Сомна».

Роберт часто бывал строгим, педантичным и требовательным. Но злым сердцем не отличался никогда, и потому смягчился про гостью.

– Вы… точно успеете найти «антизаклятье» или как это там у вас называется? Сможете ей помочь?

– Да. И потому мы очень благодарны, что она может поспать у тебя. Земля, трава, природа – все это будет действовать как успокоительное.

«Прости, что разбудили тебя так неожиданно», – передала я одними глазами, и Роберт окончательно потеплел.

Ладно, мол, что там…

– Хорошо. Но… я все равно буду проверять, как она там. Живая ведь.

– Проверяй, – легко махнул рукой Ал, – только не парься.

Одни умеют не париться, другие ни в какую. Я знала, что Роб все равно будет наведываться к горемычной незнакомке каждый час, проверяя. Он иначе не умел.

– Спасибо тебе, – шепнула я тихо. Коснулась чужого сердца своим, погладила невидимой ладошкой душу в знак благодарности.

И хорошо, что Алан промолчал насчет «проси за эту помощь, что хочешь», потому как Роберт не из тех, кто что-либо когда-либо просил за помощь. Он либо соглашался что-то делать, либо упирался, несмотря на внешний мягкий норов.

– Хорошо. Да. Держите меня в курсе происходящего, – попросил он нас прежде, чем мы вышли под ливень.

Глава 3

(J2 – Man In The Mirror (Epic Trailer Version))

Не думала, что мы окажемся у злополучного моста второй раз за ночь, но Алан сказал, что ему «нужно». Что он хочет наложить некое заклятье, отследить темный путь, которым ушел деймон, и попробовать вернуть жизненную энергию нашей «жертвы».

По мне – сомнительная идея. Но, как Ал не знал всех моих возможностей, так я не до конца знала его. Хочет ввинтиться в сложный процесс? Пусть пытается.

Я ждала у машины; грозу снесло к северу. Моросило. Мой напарник сначала долго принюхивался к напоенному озоном воздуху, выводил на месте портала пассы руками, затем и вовсе где-то исчез.

Я осталась в одиночестве.

Куталась в тонкую куртку, защищаясь от порывов холодного ветра, рассматривала неяркие блики фонарей на мокрых перилах, где недавно, шатаясь, стояла девчонка. Что за злополучное место?

Город спал. Точнее, нервно дремал, изредка вздрагивая от далеких звуков полицейских сирен. Нехороший вечер, неспокойный – буря в воздухе, и порывы ветра ни при чем.

В какой-то момент пространство начало меняться, и я не сразу поняла, что происходит – одна реальность начала накладываться на другую. Там, где уходило пустое полотно шоссе моста, начал формироваться темный коридор, и в конце его шагала по направлению ко мне фигура.

Я узнала её сразу.

Вэйгард.

Это выглядит красиво и зловеще, когда два пространства накладываются одно на другое. Видно и темные стены, и сырую ограду сквозь них. Райдо шагал будто из иного мира в этот – все ближе, ближе, ближе…

Плохо было другое – я моментально просела. Он еще даже не приблизился, а я уловила ауру. И аура эта снова превращала меня в беззащитное существо. Будь на мне броня, она бы распалась, сделавшись пластиковой, игрушечной. Иссохлись бы железные походные сапоги со шпорами, в труху развалился бы меч. Остался бы пепел от кольчуги, ножен, кортика за голенищем… Не было силы, способной противостоять главному деймону. Рядом с ним каждый делался голым в том самом обидном смысле, когда не за что зацепиться даже внутри себя.

Хотелось пятиться назад.

Я стояла, конечно.

Одна часть меня желала рвать когти отсюда, валить на полных скоростях, другая – самая потаенная, называемая душой, – потянулась навстречу гостю. К кому-то родному – эти мысли я оборвала настолько резко, насколько могла.

Я и он. Так делалось всегда, когда Вэйгард появлялся в поле зрения. Никого более, только наше общее поле битвы. Картонным стал мокрый город, настоящими остались лишь мы, коридор и кабриолет.

И взгляд глаза в глаза.

Когда Райдо остановился напротив, я пожалела, что родилась. Его было сложно выдерживать в ровном расположении духа. В «неровном» было и вовсе невозможно.

– Ты знаешь, зачем я пришел.

Этот голос мог бы ласкать мои уши. В какой-нибудь другой ветке бытия.

И во мне автоматически начала вскипать защитная энергия. Я думала, что отдала всю лаву обратно в землю и часть двигателю автомобиля? Ан нет, в моих венах осталось достаточно.

– Я знаю «почему». А вот «зачем»?

Мы оба знали «зачем».

Злой деймон – это невыносимо даже в молчании.

– Чтобы сделать… выговор, очевидно.

Я играла в «дурочку» лишь для того, чтобы не провалиться в ответную ярость сразу же. Взгляд напротив казался мне не то нагромождением стальных махин, переплетенных темной энергией, не то разделочной доской, где мне вскоре предстояло лежать.

– Никогда… Анна… Не нацеливай. Боевую энергию. На деймона.

Сказано, как ученице первого класса в школе для инвалидов. Очень медленно. С паузами и разделением фраз.

Только я не инвалид. И точно не ученица первого класса.

– Боишься потерять одного из своих?

Ничто не выдавало в Райдо гнева, но мне казалось, что подо мной от адова огня потрескивает земля. Наверное, тому, кто стоял напротив, не хотелось произносить очевидные вещи, но так было нужно. Тратить время «на пустое».

– Все деймоны подключены к единому общему ресурсу. Тебя… убьет на месте. Твоего… тоже.

Он про Алана, которого даже не соизволил назвать по имени. Так, грязное пятно от подошвы, мошка безымянная…

Лава опять поднималась во мне волной, скоро она достигнет глаз.

– Возможно, однажды мы это проверим.

Ал бы меня сейчас поддержал, где бы он ни был, этот Ал. Скорее всего, он остался за пределами временной петли, которую создал для разговора Вэйгард. Но эта самая «безымянная мошка» умела оставаться со мной в команде до конца, и пошла бы на смерть, если бы так было нужно.

Я никогда не сдавалась. Даже тому, кому где-то глубоко внутри очень хотелось. Особенно ему.

Никогда. Никогда. Никогда.

– Я. Сказал.

Эти два слова упали на ровную водную гладь двумя тяжеленными булыжниками и создали невидимые круги. Качнулось пространство.

«Ты. Поняла».

Ну, уже нет.

– То есть, я буду просто стоять и смотреть, как какая-то… тварь… отсасывает жизненную энергию у суицидника, да? Последние её капли?

– Да.

– Нет! – Я все-таки начала срываться. – Для вас что, вообще законов не существует? Можете делать все, что хотите?!

– Каждый деймон знает, что он может делать и чего не может.

– Значит, это он может, это разрешено. – Мне вспомнились полы мокрой юбки, обвивающиеся вокруг тонких лодыжек, пустой взгляд девчонки, с обожанием глядящий лишь на воду. На бесконечную небесную любовь где-то за ней, когда заполнятся легкие. – Еще раз увижу такое – ударю.

Он знал, что я ударю. Я знала это тоже.

– И ты мне никто, чтобы раздавать ценные указания…

Райдо опустил голову. Он не любил неповиновение, ненавидел его. И сейчас натыкался на столь открытую его форму, что мне сделалось физически плохо. Пока голова поднималась назад, Я вдруг поняла, что не нужно мне было противостоять, не нужно было так открыто. Правильнее было промолчать, просто сказать «поняла», выдавить себя это слово, даже если собственное горло поросло шипами и колючками. И уж точно не добавлять слова «ты мне никто» …

Стало ясно, что нужно извиниться, сделать это прямо сейчас, пока еще поздно не совсем, пока крошечный шанс на милость еще остался. Потому что в эту бесконечно долгую секунду я стояла на самом краю. Прямо сейчас Вэйгард мог увлечь меня вдаль по этому самому коридору и сформировать для меня отдельную реальность с бесконечным течением времени. Там он заставил бы меня страдать и принимать себя, даже не касаясь, он соткал бы для меня персональный ад в двадцати разных вариантах. И та бесконечная жизнь, застрявшая в одной секунде этой, крутилась бы фильмом на сломанном проекторе.

Я думала, знаю, что такое страдание? Он мог меня научить – тот, кто был рядом. Во мне копошилось ощущение совершенной ошибки и даже раскаяние. Мы все не думаем, что готовы сдаваться, но это лишь снаружи, пока дело не коснется самой потаенной части души, которая очень ранима и слаба.

Когда Вэйгард поднял голову, я перестала дышать. Он проник в меня взглядом на полную, подвесил. Я стала миллионом бабочек на иголках. Он обесточил, обессилил каждую мышцу, он заставил знать, кто здесь лучший. Кто сильный. Кто прав. Он стал тем, кто управляет, тем, от кого зависит, случится следующий вдох или нет… Он стал наркотиком, вытеснившим собой кислород, тем, кто может разрушить, не прикасаясь.

И я висела.

Висела.

Я видела мост, морось, чувствовала рукой холодный бок машины.

Но больше не была собой.

Я была его.

Куклой. Как он скажет, так и будет.

Никогда раньше Райдо не делал этого со мной. В каждой клетке напалм – двинешься, и порвутся перепонки между клетками, мембранами и сосудами.

«Теперь ты покорная?» – спрашивали его глаза. – «Теперь хорошо понимаешь?»

«Еще хочешь дернуться?»

Я не хотела, я больше не умела дышать.

За спиной не мостовая, но пропасть, под ногами отсутствовала земля. Никогда раньше я не находилась столь близко со смертью. Одна неверная мысль – и мои будни закончатся, я в них просто никогда не вернусь. Они уже так далеко отсюда, в другой жизни…

– Я больше не буду…

Без выбора. Мне пришлось это сказать, прошептать одними губами беззвучно.

И самой глубинной частью души обратиться к Райдо, к той ее области, которая меня любила, – мне хотелось в это верить. К закрытой, как бункер, к возможно несуществующей…

«Пожалуйста…»

Он смотрел вечность. Был внутри меня. Был мной.

Не просто умел подчинять, умел увидеть, насколько ты его услышал.

Где-то внутри я смирилась – кажется, прошел год или два. Кажется, я давно живу на окраине заброшенного мира, где клубятся потоки, откуда я не могу выйти. Познаю смысл слов «беспомощность», «смирение» и «принятие».

Вдох. Выдох. Почти конец.

Только после этого Вэйгард убрал «себя».

Отпустил.

Развернулся и пошел обратно по коридору – я этого уже не видела. Я опустилась на колени возле машины прямо на мокрый асфальт, ноги не держали. Возможно, я бы на него упала пластом, если бы рука не зацепилась за полуопущенное окно кабриолета.

Растворялся коридор, все отчетливее проступали обратно перила моста.

Казалось, внутри меня все еще клубится тьма.

Я снова дышала своими легкими и впервые радовалась мороси – она бодрила, освежала, возвращала к жизни.

(Tommee Profitt, Liv Ash – Ready For War)

– Анна… Анна!

Алан поднял меня с колен, «повесил» себе на плечо, удерживал, как безвольный куль. Я приходила в себя, но медленно, очень постепенно.

– Он появлялся… да? Вэйгард? Здесь все им… пропиталось…

«Вот же блин… Опоздал».

Ал корил себя за отсутствие в критический момент, но Райдо поймал бы его отсутствие все равно, создал бы его, если бы было нужно.

– Ты как? Что он сказал?

Постепенно ноги снова начали держать. Я тряхнула головой – с волос посыпалась морось. Тело возвращало свою силу, контроль над процессами, и захотелось рычать от смеси отчаяния и злости.

– Сказал, чтобы мы не нацеливали боевую магию на деймонов. – Мой голос хрипел, как после долгого сна. – Так как они, якобы, все связаны с неким единым эгрегором. Если мы не послушаемся, нас убьет на месте… Мгновенно.

Мне, как и Алану, хотелось сплюнуть ядовитую слюну на землю.

– Вон оно как… значит…

«Ладно», – слышалось безмолвно, – «проигранный бой – еще не проигранная война…»

– Нас двоих недостаточно, чтобы с ними пока бороться.

– Пока.

«Но однажды мы можем найти способ вдарить по этому их эгрегору, чтобы он захлебнулся собственной чернотой…»

Я уловила момент, когда мой напарник сместился от гнева к смущению – он, как-никак, продумывал убийство предначертанного мне судьбой человека. Снова захотелось усмехнуться и выставить в одной из соцсетей личностный статус «Всё сложно». Сложнее некуда, черт подери. Поливало холодной водой небо, кажется, этой ночью оно не собиралась тормозить орошение улиц.

– А ты? Сумел что-нибудь нащупать?

Алан сжал челюсти, и мне не понадобились слова. В его воображении прорисовалось множество задраенных люков, похожих на те, что герметизирует, погружаясь, подводная лодка. Деймон плотно замуровал все ходы, все лазейки. Ни щели, ни просвета – кто бы сомневался.

Тяжелый вздох; к мосту мы приехали зря. Хотя, в нашем деле понятия «зря» не существовало, мы всегда проверяли все, даже самые невероятные или сложные варианты.

«По домам?» – вот, что хотел спросить Ал, но в этот момент на одной из соседних улиц что-то грохнуло. Нечто отдаленно напоминающее взрыв; и тут же, вторя, взревели полицейские сирены.

Я навострила уши в ту сторону, как кошка. Не только уши, но и все свое магическое внимание.

– Нет, Анна, нет, – покачал головой напарник, – давай без этого… Там справится полиция. Это их дело.

Но мне по рецепторам вдруг вдарил дух надвигающейся беды и ворох таких видений, что я бросилась к водительской дверце, чеканя на ходу.

– Садись, быстро… Они не справятся… Там через пятнадцать минут будет такое количество жертв, что город захлебнется в крови.

– Ну, екарный бабай, – дальше Алан выдал такой витиеватый матерок, что я хрюкнула, – я поссать-то сегодня успею?!

И залез в кабриолет.

Мы неслись по направлению к отелю «Ульрих» – пятизвездочной башне, вмещающей до нескольких сотен постояльцев в день. Двадцать пять этажей, три ресторана, самый большой конференц-зал в городе. И выставочные павильоны. Мне ноздри забивало чувством опасности и предчувствиями очень нехорошего вероятного будущего.

Алана я в курс дела вводила на ходу; машину профессионально заносило на поворотах. Столбы воды из-под шин обрызгивали не только тротуары, но долетали до стен зданий.

– Там идет выставка древних ценностей… Полиция бы не понадобилась, если бы воровство задумала лишь одна группа людей, но их две… Они столкнулись в фойе, открыли пальбу.

– Это может решить полиция.

– Не может! На нижнем этаже в хранилище пушки у кого-то заряжены «Гильбом» …

Опять клубок из матерков. Алан, как никто другой, знал про «Гильб» – заклятье разложения, специальная магическая обертка для пуль. Такие всегда находили цель, пробивали не одно тело, но любое количество в пределах полета. Разлагали плоть в пыль, уничтожали душу. «Гильб» был под запретом уже несколько веков, и тот, кто решил занести его в город, должен был почить на месте. Ни одна бригада полицейских не справится, все умрут быстро и напрасно.

– Мы не должны допустить, чтобы эти «умники» покинули хранилище, понимаешь?

– Понимаю.

Ал понимал. Как и тот факт, что в подвале имеется нечто очень ценное, раз бороться за это пришли, используя запретную магию.

(Ugress feat. Annlaug Borsheim – The Deepest Veil)

Машину мы бросили у дороги и теперь стояли за спинами кордона людей в форме. У всех щиты, маски, дубинки, стволы на поясе – не поможет. К «Ульриху» подтягивали отряды со всех районов; оно и понятно – случайных жертв могут быть сотни. И ни один из командиров не знал наверняка, как действовать безопасно. Сколько противников внутри, чем они вооружены. Надрывались мегафоны, призывали постояльцев не покидать номера, обещали скорое разрешение ситуации.

По моей спине ползли мурашки.

– Накидывай на нас плащи невидимости.

Я рванула вперед, недоговорив. Знала, что Алан сработает быстро – по лужам мы бежали, оставляя следы бесплотных ног. Но в суете это замечали навряд ли; глаза вооруженных людей были направлены на центральный вход. Мы свернули к боковому. Скользнули мимо вооруженных часовых – те удивленно посмотрели на открывшуюся и закрывшуюся тяжелую дверь. Сквозняк? Не может быть, наверное, нервы…

Разборки в центральном холле обошли по боковой лестнице; краем глаза я успела ухватить лежащего за стойкой администратора. Кто-то надрывался, кричал, угрожал, кто-то стоял на коленях… Одни пытались побороть других; мне было ценно другое – максимально быстро попасть в подвал и обезвредить тех, кто мог наслать на город тлен.

Не так опасен сам «Гильб», как тела от него разложенные. Они превращались в пепел за несколько минут, тлели, после ветер разносил останки туда, где обитали живые, и районы накрывал черный морок. Это не единожды случалось в прошлом, я читала писания.

– Ал, мы должны… сработать чисто… – Нехорошее предчувствие накрывало все сильнее, и, кажется, оно не было связано со сторонними жертвами. Но с нами самими.

– Ты тоже это чувствуешь? – Алан не был бы трансморфом, если бы не предвидел рядом с собой смерть. – Анна, у нас большая вероятность полечь этим вечером…

– Значит, говно вечер. – Напарник не ошибался; сегодня черные глаза наблюдали за нами особенно пристально. – Но давай попробуем выжить. Это… блин… важно.

Пустые ступени, коридоры – мы уходили все ниже. Туда, откуда по моим нервам скребла наждачкой опасность.

– Попробуем.

Я знала, что он делал, мой незаменимый друг, он ткал не просто «нейтрализатор», но нейтрализатор, запаянный в чудовищное количество «Алого огня». Такой убивал на месте.

Толкая дверь, ведущую на скрытый подземный этаж, я глубоко вдохнула, потерла подушечками пальцев медальон звезды – амулет Гхерарда, покровителя Нимф, – и неслышно прошептала заклятье внезапного спасения на случай смерти. Надеясь, что оно не пригодится.

(Aviators – Follow You Down(feat. 4Ever free Brony))

В той комнате, куда привело меня чутье – в подвальном помещении – находились трое. Здесь же была куча не выставленных еще экспонатов для выставки. Многие в ящиках за стеклами; один на центральном постаменте – светящийся пергамент. «Писание Саммасона» – высветились в моей голове буквы. Я не знала, что это, но свиток этот, судя по всему, имел критическую ценность для мужчины в черном, тянущем к нему руку. Для темного мага, шепчущего слова, растворяющие защитные руны.

А дальше все случилось не просто быстро, мгновенно.

Нас обнаружила не распахнувшаяся даже дверь, не вскрытый снаружи замок, но их сигнальная система оповещения – «Коппальт». Она снимала со всех вошедших «щиты», и наши плащи-невидимки вспыхнули красиво и быстро перламутровым пламенем. Обожгло открытые части тела – ладони, запястья, щеки, шею…

Один злой жест мага, и пара стволов, заряженных «Гильбом», направились на нас. Алан сработал идеально – он выпустил нейтрализатор на пламя точно и вовремя.

Но маг остановил время.

Вот она точка, когда мир прокрутился…

В подвал пришел не человек, не просто волшебник-недоучка, но кто-то очень могучий. В черном плаще, с ветвящимися по кадыку татуировками, с черными, как космические дыры, глазами. Мое тело более не двигалось и не подчинялось, а тот, который был в плаще, достал оружие.

Выстрел.

И в моем направлении полетела пуля – прямо в центр груди.

Наверное, свой последний кадр из жизни я бы запомнила именно таким. Застывший в яростном порыве с красным огнем вокруг ладоней Ал, собирающийся испепелить двоих, находящихся по обе сторону от постамента, мужчин. Синеватые спирали «Гильба», вращающиеся вокруг стволов незнакомцев, – только уроды могли зарядить этим пистолеты. Черные глаза мага, ватную тишину пространства и удар собственного сердца, которое не могло в этой временной паузе более биться. То был последний удар, долетевшая пуля порвет ткани и сосуды… Алан был прав: смерть этим вечером смотрела на нас в упор.

Жег ткань тонкой водолазки амулет в виде звезды.

Никогда раньше я не видела, чтобы одна временная петля накладывалась на другую. Но на одну паузу наложилась другая.

И летящая в меня пуля застыла тоже. Повисла прямо в воздухе за несколько десятков сантиметров, не долетев до амулета…

Невозможно было повернуть голову, в который раз не слушалось за вечер тело. Но мне и не требовалось, чтобы понять – позади, прямо в кирпичной стене открылся темный проход. Коридор.

И там стоял он – Вэйгард.

Только ему было все равно, куда ступать сразу и напрямую. Для него не существовало чужих пауз, только он мог перекрыть их собственными.

Я видела глаза мага. Черноту, подернувшуюся ненавистью и страхом.

Свиток был оставлен в покое; человек с тату на кадыке моментально, подобно деймону, открыл портал в небытие и провалился в него, сделавшись дымом. Только недовольный рокот витал еще какое-то время, ударяясь о стены подвальной комнаты.

Райдо…

Наверное, я никогда не радовалась ему так, как теперь.

Неизвестно, убила ли бы меня пуля – такая вероятность, судя по моему тоскливому предчувствию, существовала. Скорее всего, меня не поднял бы на ноги даже великий Гхерард. Но появился главный деймон, вмешался в процесс.

«Защитил свое».

Возможно, он защищал не меня, не Анну, не свою любовь, но будущий ценный ему ресурс. Я лишь снова ощущала беспомощность, полную зависимость. И благодарность.

Алан успел бы убить тех, кто выстрелил «Гильбом».

Но пуля колдуна бы прошила меня так или иначе – она была напичкана чем-то другим, и сенсоры напарника на неё не сработали.

А теперь в застывшей секунде среди кирпичных стен и тусклых ламп я ощущала позади присутствие того, кого не могла увидеть, потому как не имела шанс повернуть шею. Я чувствовала только его укоризну, тень недовольства – «тебя опять приходится спасать». Он мог не спасать, не приходить, ничего не делать.

Вэйгард какое-то время молчал, созерцал помещение, как скучающий господин этого мира, – в некий момент я подключила магическое объемное зрение и могла видеть его молекулами воздуха. После поднял руку, совершил почти неуловимый жест.

И летящая в меня пуля сменила траекторию.

Я знала, что в мою грудь она больше не попадет, просвистит мимо левого плеча, воткнется в дверной косяк. Успеет выпустить алый огонь Алан, враги падут на месте.

Это будет чуть позже, когда время вернет привычный ход.

Но пока тишина.

И спокойный голос за спиной.

– Не преследуй его. Я сам найду.

Кажется, эти двое знали друг друга. Почему мне казалось, что маг в плаще – разновидность деймона, только некий «враг» большинству. Анти-деймон? Еще и анти-человек в довесок. Тварь, в общем.

Скучающий выдох; а после Вэйгард сделал шаг назад, и проход закрылся.

Как не бывало.

Время отмерло, как взрыв наотмашь.

И моментально заполнило комнату алое пламя.

(Ingrid Michaelson – Pretty)

Слишком много для одного дня, для одного вечера. Даже Нимфа – та самая, способная подпитаться от чего угодно, – может устать.

Третий час ночи.

Я налила красное вино в большой бокал, опустилась в кресло. Пригубила терпкую жидкость, прикрыла веки. Дом, милый дом.

А перед глазами все так же стоит не долетевшая до груди пуля, заторможенная деймоном. Сантиметры, отделяющие меня от смерти. Пылающий медальон, черные злые глаза мага. Мой мозг крутил и анализировал ситуацию раз за разом, совмещая невидимые детали, паттерны, находя существенные и несущественные связи. Да, Райдо и этот тип, выстреливший в меня без раздумий, были знакомы. Вэйгард сказал: «Не лезь, разберусь сам…», но проблема заключалась в том, что разобраться с уродом, расплетающим защитные руны над свитком, хотела я сама. И сделаю это раньше Райдо – найду мага, уничтожу его. Я пока не знала, как именно это сделаю, но найду метод.

Нимфы по природе очень добрые создания, но во мне с рождения присутствовал хаос, неподвластный чужому контролю, и юношеские годы, проведенные в Кейоне, не способствовали его гармонизации. К лучшему. Иногда правильнее быть злым, нежели постоянно добрым, иметь в себе свет и тьму. Иначе нельзя, неправильно.

Что такого содержал в себе этот свиток, что в подвал принесли «Гильб»? Значит, жертвы были не важны, значит, ценность артефакта превышала для ищущего любые критические значения. Почему?

Разберусь.

На стене тикали круглые часы. Они шли так, как хотели, как им вздумается, и сейчас показывали семь пятнадцать утра. Выкинуть их в урну… Поля вокруг меня, однако, вращали временные потоки, и потому урна подождет.

Хотелось чего-то простого, теплого и человеческого. Объятий, разговоров не о работе. Вопроса – «Как дела? Чем я могу тебе помочь?» До боли хотелось чьего-то участия. Но к Роберту не поедешь, не в три ночи. К тому же в его гостевой спальне незнакомка, и Роб будет нервничать – он таким родился. Чуть-чуть неуверенным, постоянно волнующимся обо всем подряд. Может, в бар? Прыгнуть к первому бородатому мужику на колени? Прижаться к небритой щеке, ощутить чужую стабильность, силу, спокойствие? Забыться в чужих объятьях… Хотелось бы, но я знала, что не сделаю так даже в моменты отчаяния. Справлюсь сама.

С вином или без него, возможно уснувшая в кресле.

Даже Алан не стал просить вторую перезарядку, бросив на меня взгляд, когда мы прощались у Бюро. Лишь покачал головой и пожелал добрых снов.

Бедняга Алан – он сегодня красным пламенем подпалил несколько десятков уникальных выставочных экземпляров, незащищенных рунной вязью. Теперь нам – мне и ему – писать объяснительную в полицию, рассказывать о своем присутствии в подвале, описывать причины. Связываться с владельцем коллекции, просить его позволить нам восстановить раритетные вещи. Вот же влипли…

Я воочию представила Ала, глядящего на груду опаленных скульптур, камней, форм, пергаментов, которые придется кропотливо воссоздавать по клеточной структуре. Знала, как напарник закатит глаза, вздохнет и обреченно произнесет: «Может, я лучше кучу новых сделаю?» И ведь сделает. Я улыбнулась с закрытыми глазами, вообразив, что новая выставка будет состоять не из старинных артефактов, а из реплик талантливого мистера Корса.

Да-да, Алан Станислав Корс – таким являлось полное имя моего друга-трансморфа. И он его ненавидел. Возможно, потому что Станислав – это не мужественно, а Корс вообще звучало, как обрубок ручки кухонного ножа, но факт оставался фактом. Алан для всех являлся просто Аланом. И никак иначе.

Объяснительная в полицию не радовала.

Как не радовала сегодняшняя чуть не случившаяся смерть. И эта девчонка на мосту, и ненасытный «отсос» за ней. Разборки с Вэйгардом.

Вино из бокала стремительно оседало в моем желудке.

Писание Саммасона … Что оно содержало?

Я спрятала его в хранилище между мирами – в Бюро имелось такое. Использовалось только для особо ценных вещей. Пришлось потрудиться, открыть дверцу, сплести ментальный код, выбрать пласт бытия, поместить туда предмет. Такой уже не достать тому, кто этот самый код не плел, бесполезно. Можно взломать сейф, но увидеть за ним пустоту, полное «ничего».

Это тоже отняло силы и время.

Допив вино, я подумала, что съездить бы в Кейон, по-настоящему перезарядить батареи, взять отпуск, отдохнуть. Проблема, однако, заключалась в том, что дел было слишком много, не до отпуска. К тому же до города на полуострове не добраться ни самолетами, ни автобусами. Лишь до ближайшего Паржека, оттуда до деревни попутками, от деревни пешком через каньоны и расселины, горные хребты. Нимфы отродясь отлично маскировали места своего пребывания и скопления от чужих глаз.

Тропа, конечно, сократит дистанцию под ногами, но даже при самом удачном раскладе ехать в одну сторону я буду около четырех суток. Там, конечно, мама – объятья, тепло, понимание. Мама – одна из самых спокойных и сбалансированных Нимф – до сих пор преподавала молодым девочкам гармонию. И со мной она намучилась больше всего.

«Откуда в тебе хаос, Анна?»

«Почему ты так любишь все темное?»

Но я любила темное, светлое, я просто любила жизнь. И потому уехала из Кейона в восемнадцать, сразу, как достигла совершеннолетия. Конечно, я скучала по горным вершинам, зелени и водопадам. Но города, расследования и движение нравились мне больше благостного застоя.

Мама заметит дыру в ткани моей души, выспросит детали, а когда узнает про Вэйгарда, попытается меня запереть на полуострове. Соберет совет, созовет Старейшин, попросит их поставить защитный купол, чтобы Райдо к водопадам не добрался.

Они не знают, однако, его мощь… Плевал он на все купола, ничто от него не спасет, если он по-настоящему проявит темную силу.

А мама будет причитать, что «я для него – это риск для всего мира…» Она потеряет сон, начнет волноваться, как никогда раньше, и потому в Кейон мне пока путь заказан.

Придется отложить отпуск, а силы набирать иначе.

(Ricky Trye – Destination: Another World)

Все ощущалось настоящим: прохладный воздух долины, шум ручья. Блестела на камнях морось, и вдали текли по склону струи Койги – самого высокого горного водопада полуострова.

Я переместилась сюда мысленно, представила, что сижу на удобном плетеном кресле меж покрытыми мхом руинами древнего разрушенного храма.

Это место наполнит меня даже издалека, напитает так, как природа вокруг ранчо Роберта не сможет, по крайней мере, не так быстро.

В этом храме когда-то пели песни жрицы, сюда приходили на поклон друиды – все это случалось много веком назад. Но место хранило силу, и эта сила безмолвно обволакивала меня теперь. Напитывала спокойствием, умиротворенностью. Она была безразлична к суете и суматохе, она заполняла собой бреши, втекала под кожу, смывала печали.

А над головой удивительное звездное небо.

Казалось, я могу сидеть здесь вечно, но вечно было нельзя. Не важно, представил ты место или же по-настоящему оказался на равнине, перезарядка шла очень быстро, и я пользовалась этим методом в крайних случаях. Таких, как сегодня.

И потому заранее завела будильник – он прозвенит через час. Если просплю в воображаемом кресле до утра, слушая шум вод Койги, то к рассвету в меня вышибут от передозировки невидимые пробки.

Ничто в этом мире не должно быть «слишком», во всем должна быть соблюдена мера – это и есть равновесие.

А пока мерцали далекие звезды, и охлаждал кожу ласковый ночной ветерок.

Мама не узнает, что я приходила, руины не делятся секретами забредающих сюда путников. Просто мох, океанский берег поодаль, просто могучая ночная стать пиков, сливающихся с чернильным небом.

Так в этом кресле я и уснула.

Глава 4

(Dexter Britain – Nothing to Fear)

Судя по тому, что по дороге к полицейскому управлению со мной пытались заговорить трое незнакомцев, моя внешность, над которой с утра колдовал Алан, удалась. Белоснежные волосы, модная стрижка со скошенными у лица «перьями», фиолетовый оттенок глаз – все это стопорило мужские умы, вызывая ассоциации с девочками из журнала «Фэйриз». Этакими сексуальными «куколками», имеющими манящие гены морских дриад.

Что ж, этим утром я, обладающая естественным цветом волос между русым и каштановым, побуду ослепительной блондинкой. Почему-то Алан был уверен, что комиссар полиции, с которым я шла налаживать дипломатичные отношения, на фиолетовые глаза западет. Я не стала спрашивать напарника, не увидел ли тот ментально Кренца, почитывающим «Фэйриз» на ночь в туалете – обойдусь без подробностей.

Внутрь меня пропустили без лишних вопросов – к начальнику, так к начальнику. Гомери Кренц как раз говорил по телефону, говорил раздраженно, и при моем приближении к столу с размаху опустил трубку на рычаг.

– Чем могу быть…

И завис, глядя в мои радужки.

«Значит, Алан не ошибся, предположив, что Гомери слюни пускает на дриад».

– Ой, я так счастлива с вами познакомиться, – залепетала я, имитируя тон восхищенной девственницы, – вы так удивительно точно вчера командовали в этой заварушке! Мое почтение. И ведь благодаря вашим умениям в отеле обошлось без жертв…

– Простите, а вы откуда…

– Знаю? У меня там была подруга – журналист. Она, кстати, восхищается вами тоже!

Скажи любому мужчине – женатому или нет – о двойном восхищении, и он поплывет. Гомери моргнул дважды. Попытался собрать мозг воедино, но в моем присутствии у него выходило плохо.

– А вы… кто?

– Ой, я Розмари Осс, – я протянула руку с лиловыми ногтями, позволила её неуклюже потрясти, – мастер-реставратор. У нас мастерская по возвращению к жизни поврежденных артефактов. Если вдруг… Ну, вы понимаете? Вчера же выставочные экспонаты были внутри… Вот я и подумала, что, может быть, вам будет нужна наша помощь…

Кренц моментально сжал массивную челюсть и брякнул: «Нет». Пришлось демонстративно вздохнуть. Сейчас в моем поле ум его никак не мог сосредоточиться – я использовала дезориентатор – и Гомери никак не мог начать соображать.

– Жаль. А то мы сидим без работы…

– Подождите… – Он все-таки запустил анализатор, понял, что алое пламя спалило множество вещей, что разбираться теперь придется с коллекционером. А лишние проблемы полицейскому управлению не нужны. – А вы… хорошие профессионалы?

– Лучшие в городе!

– Есть у вас… название фирмы?

– Конечно.

Я протянула заранее заготовленную и распечатанную Аланом визитку. Утром мы все продумали: незачем самим идти «на поклон» и каяться, если можно убить двух зайцев одним ударом. Заполучить для восстановления не только экземпляры, но и деньги за их починку.

Кренц какое-то время вчитывался в строки. Удачно, что адрес мы указали в том же здании, где находились сами, но вход числился с обратной стороны. А обратная сторона – это другая улица. Так сразу логически и не соединишь контору «Моэрти» с БМР (*Бюро Магических Расследований), хотя дом один и тот же.

– Я должен буду… отсканировать… вы понимаете…

– Делайте, что нужно.

Конечно, комиссар, будь он в обычном бодром и остром состоянии ума, обязан проверить лицензию на деятельность, сертификат профессионализма и прочее. Кренц, однако, залипал то на моих фиолетовых глазах, то в путанице собственной аналитики. Которая отказала. Потому, покрутив визитку, он забыл её отсканировать, протянул мне обратно и кивнул.

– Вообще-то, вы очень вовремя, и нам нужна помощь. Скажите, сколько займет восстановление, если артефакты древние? Сложные…

«Дорогие».

– Несколько дней. – Они как раз будут опечатаны. Это выгодно полиции, выгодно нам. – Мы постараемся побыстрее. Без ущерба для качества.

– Отлично. – Гомери какое-то время думал о чем-то абстрактном, смотрел вдаль (кажется дезориентатор с коэффициентом шесть – это перебор), после выдал. – Я выделю двоих помощников и машину. Вам помогут погрузить экспонаты, довезут до вашей мастерской. Ну и вы… звоните.

– Конечно.

Позвоним сразу, как только все починим.

– Бланк с расчетной стоимостью пришлете мне по электронной почте.

– Все сделаем, комиссар.

– Хорошо, отлично… – В этот момент очень удачно на столе вновь заголосил злополучный телефон. – Да, слушаю!

Мне кивнули на прощание – «мол, о помощниках помню, подождите минуту, сейчас все устрою». И я пошла прочь, на ходу удаляя дезориентатор из своего пространства.

Пока я стояла у дальней стены, рассматривая настенные плакаты с правилами поведения в экстренных ситуациях, ко мне кто-то приблизился.

– Уважаемая, у вас прекрасные волосы! И я услышал, что вы из реставрационной конторы… Замечательно, просто чудесно.

Вадрик! Наш старый добрый знакомый чудила из управления. Все такой же подлизывающийся, скользкий, узенький в плечах и голубоглазый. Даже нагловатый сегодня.

– Скажите, а вам не нужен эксперт-криминалист? Психолог по совместительству. – Мне протянули прохладную ладонь, похожую больше на женскую. – Вадрик Тейлз.

Улыбнулась я суховато.

– Для чего же нам эксперт-криминалист?

– Возможно, провести расследование, узнать, как именно были повреждены экспонаты.

– Это не совсем наша стезя, мистер Тейлз… Мы просто восстанавливаем вещи.

– Да-да, а вы… Розмари?

Ко мне, кажется, откровенно подкатывали в очередной раз. Вот я выскажу Алану, как вернусь, за эти фиолетовые глаза. На что он, конечно, ответит – «но они же сработали!» Вот тут не поспоришь.

У меня из рук нагло забрали визитку, прочитали данные.

– О, а вы находитесь в том же доме, что и Бюро…

– Что за Бюро?

Этот гад умел складывать в уме два и два. Но я дурочкой умела прикидываться тоже.

– Бюро Магических Расследований. Разве вы не знаете о своем соседстве с ними?

– Мы недавно въехали, арендуем новое помещение.

– А-а-а, здорово… А то я думал, может, вы уже познакомились с моими друзьями.

«И давно мы числимся друзьями Вадрика?»

– Друзьями?

– Да… Ну, как сказать… Скорее, знакомые. Мои помощники… – «Что?!» Это голубоглазое чудо продолжало вдохновенно врать. – Люди, выполняющие мои поручения, если нужно, скажем, расшифровать магическую вязь, перевести на человеческий древние руны…

– Ничего себе!

Ах, вот кто мы для него? Ну, зайди к нам в контору еще раз, мистер Тейлз, мы научим тебя полезным заклинаниям.

– Ну да. Люди на побегушках.

Ну, всё, ты попал. Дословно все передам Алану, тот придумает для тебя очередной дристомагический обряд.

Очень хотелось рассмеяться. Напарник – мастер шуток, особенно, когда есть повод, а за «людей на побегушках» он будет мстить долго и со смаком.

– Извините, мисс, это вам нужна помощь с экспонатами?

Хорошо, что подошли двое статных парней, что нас с Вадриком прервали. Я забрала из его рук визитку и извинилась.

– Хорошего вам дня, мистер эксперт.

– Мы еще обязательно встретимся, Розмари, я уверен. Человек с таким количеством дипломов непременно будет вам полезен.

– Непременно.

Опять он о дипломах.

Следуя за спинами ребят в униформе, я процокала каблучками к выходу.

Хорошо, что я пожаловала не под своей личиной и не на кабриолете. Теперь все складывалось исключительно удачно – мне помогут погрузить свитки и вазоны в машину, помогут занести их после в соседнее с Бюро помещение. А Кренц… Он будет греть голову о том, что хотел что-то сделать, что-то важное, но даже не вспомнит о визитке, пока мы не выставим счет. А после будет не до проверки сертификатов, так как экспонаты будут восстановлены. На подходе будет рвать и метать коллекционер – ему выдадут все в высшей мере «оригинальное», Алан об этом позаботится. А вот Писание Саммасона – его отдавать нельзя. Но с этим разберемся позже.

Моросило. И потому пикнувший смской телефон я прикрыла ладонью.

«Я сварил кашу на двоих. Вдруг она проснется?»

Роберт. Конечно, он сварил кашу на двоих. Перестраховщик, как и всегда.

«Она не проснется».

Пока мои «помощники» готовили автомобиль – проверяли кузов, что-то двигали внутри него, освобождали место – пришла очередная смс:

«А ее… эту девушку… нужно протирать влажными салфетками? Она спит, но гигиена, и все такое».

Роб есть Роб. Я втянула воздух и выдохнула его неспешно.

«На твое усмотрение», – что тут скажешь?

Мне кивнули, мол, садимся, мисс, когда пришло еще одно сообщение:

«А как мою постоялицу зовут? Вдруг все-таки проснется?»

Уже из кабины я быстро набрала ответ:

«Я не знаю. Выясню – сообщу. Если проснется, спросишь у неё сам».

Зря я добавила последнюю фразу. Теперь Роберт места себе не найдет. Будет или сидеть у постели целый день, или камеру прикрутит, которая начнет писать видео, если сработает датчик движения. Инженерный ум – это отлично. Беспокойный ум – это плохо.

Завелся, загудел мотор.

И автомобиль вырулил по направлению к отелю.

Наш с Аланом диалог состоялся часом позже, когда доставка и выгрузка экспонатов для реставрирования была благополучно завершена.

– Завтрак?

– Давно пора.

– Я даже знаю, куда мы пойдем.

– Только не в таком виде!

– Прекрасный вид, Анна, просто прекрасный!

Ал погладил обеими руками мои белокурые локоны и с любовью взглянул в фиолетовые глаза. Клянусь, даже его загнутые кверху усики в этот момент лучились довольством. Самодовольством творца, создавшего прекрасную «куклу» для своей коллекции.

В «Гувери» пекли невесомые и невероятно вкусные кружевные блинчики с сырно-мясной начинкой. Идеально для завтрака, плавно перетекающего при нашей загруженности в обед. Порция содержала в себе три штуки и столько же соусов на выбор – кислый ягодный, пряный томатный и сметанный с ореховой пастой. Я решила, что попробую по очереди все.

Алан уплетал блины с таким смаком, что за ним наблюдали посетители с соседних столиков. К слову говоря, «Гувери» был полон и в час разгара рабочего дня. Только разделавшись с первой порцией и заказав вторую, напарник положил руки на стол, нахмурил брови.

– А теперь расскажи мне в деталях, что случилось во вчерашнем подвале. Я насчитал две или три временные петли…

Умница. Накануне сил изливать подробности не хватило, но глупо было думать, что Алан чего-то не заметил.

– Две. Минимум. – Я вздохнула. – Одну из них повесил маг в черном. Он же выстрелил мне в грудь…

У Алана редко сползала краска с лица, но он быстро взял себя в руки, опершись на тот факт, что этим утром я сидела перед ним живая и здоровая.

– Не «Гильбом»?

– Нет, чем-то другим. И пуля зависла, не долетев, когда её остановил…

– Дай угадаю! Вэйгард!

– Да, точно. – Утаивать правду тут не имело смысла. – Он навесил вторую петлю. Затормозил полет пули, после изменил её траекторию, чтобы меня не задело. Сообщил, что сам разберется с тем, кто исчез – этим гадом в черных одеждах – и был таков. Закрыл за собой портал в стене, исчез. А дальше все опалило или, точнее сказать, спалило твое пламя.

– Я старался.

– Я заметила.

Реставрировать нам теперь ценное и бесценное старье очень кропотливо.

Хмуриться Алан, однако, не перестал. Почмокал губами, размышляя, после подвел:

– Слушай, он молодец. Поступил, как мужик.

– Ты про Райдо?

– Про него. Как мужик с хорошими такими яйцами. – Круглые глаза Алана кому угодно могли показаться глазами простого и глупого человека, но я знала, какой ум кроется за шевелюрой из светлых волос, за этим классическим лбом и красивым лепным носом. – Защитил свою женщину.

– Женщину, – я хмыкнула, – или ресурс, который понадобится ему в будущем.

– Не суть. Он подоспел вовремя. – Не поспоришь. – Ты собираешься сходить сказать ему спасибо?

Вообще-то не собиралась. Логически это нужно было сделать. Помощь остается помощью, от кого бы ты ее не получил.

– Придется, видимо. – Хотя, глаза бы мои не видели Вэйгарда, точно не после нашего с ним недоброго диалога на мосту. Еще и место, где он обитает – этот дом-куб… Совершенно не хотелось туда идти. – Да, хорошо, я выберу время. И давай уже закончим тему с Вэйгардом.

Алан разулыбался так широко, что разъехались щеки.

– Мы эту тему, видимо, никогда не закончим. Мы только можем делать в ней редкие перерывы. Временно переключаться с него, так сказать, на другие темы.

«Чтобы вскоре снова к нему вернуться».

И то верно.

На меня опять смотрели двое мужиков с соседнего стола – видимо, им образ «Фэйриз» тоже очень импонировал. И я кожей чувствовала, что вскоре они поднимутся, чтобы подойти, представиться… И ведь точно.

– Слушай, – зашипела я Алу, – убери эту ужасную внешность, она мне надоела!

– Ужасную?! – возмутился тот искренне. – Это вот такая – ужасная!

И перед моим лицом провели горячими ладонями, обдав магическим паром. Тут же полезли из черепа, удлиняясь, волосы, провисла на лице кожа, зашевелились во рту, меняя положение, зубы. Я физически ощутила, как за пару секунд они испортились, полусгнили. Вот напарник, вот задница, я ему…

Когда незнакомцы были уже у нашего столика, я дружелюбно обернулась и ухмыльнулась им отвратительной старческой улыбкой. Мои зубы теперь напоминали накренившиеся кладбищенские камни у старой церкви Мартона.

И посетители вмиг отпрянули! Чуть не завалились, споткнувшись, один на другого; кто-то прошептал: «Ведьма!». Наши несостоявшиеся «знакомцы» попытались сделать вид, что шли к продуктовой стойке, но передумали, направились не то обратно к своему столу, не то сразу на выход из «Гувери». Кажется, они забыли оплатить счет, и теперь их звала официантка.

– Придурок! – зашипела я на Алана. – Я все свои блины тебе на голову надену!

А тот ухохатывался в кулак. Хорошо, что недолго.

– Ладно-ладно…

И снова горячие ладони перед лицом.

– Свои зубы во рту меняй, – ворчала я, будто мне лет сто с хвостиком, – знаешь ли, это ни разу не приятно!

Волосы мои укоротились до обычной длины по середину лопаток, приобрели знакомый темно-русый оттенок; глаза, видимо, тоже сделались «моими же. Фух, неужели. А нижний ряд зубов я до сих пор поглаживала языком, убеждаясь, что те ровные и не шатаются.

Наверное, вид у меня был грозным, потому что щеки Ала покрылись пятнами – очевидный признак раскаяния.

– Извини.

Я качала головой, сдерживая весь тот словопоток, который хотелось вылить на напарника. Но такие уж у него иногда шутки. К тому же итог вышел замечательным. «Мальчиков» догнали у выхода, заставили расплатиться, после чего отпустили с миром. Кажется, те даже по парковке припустили бегом, лишь бы побыстрее прочь.

– Все, с этого момента только с твоего согласия!

Этих слов хватило, чтобы мое раздражение схлынуло. Хм, бабка… Это ж надо было на пару десятков секунд сделаться бабкой! Настоящей такой, противной, немощной. Трансморфу все-таки нужно будет однажды отвесить пинок почтения.

Подоспела вторая порция горячих блинчиков. И потекло обсуждение других насущных тем.

– Сегодня Роб писал, спрашивал, как зовут девушку с моста. А мы до сих пор ничего о ней не знаем…

– Это я возьму на себя. Но тогда пингвин этот жадный на тебе.

– Какой пингвин?

– Оракул наш. Тебе придется искать новые способы его ублажения, чтобы он соизволил открыть глаза.

– Ладно, договорились.

Вообще-то оракул иногда походил не то на злобного гнома, не то на разъяренную обезьяну, изредка на гордого орла. Но на пингвина? Хотя, шут его разбери, как дерево вообще могло менять внешнюю форму. Иногда казалось, что оракул каменный, иногда – отлитый из золота. Воистину магический предмет с вредным характером.

– Кстати, – Алан даже причавкивал смачно, – похвали меня. Пока ты занималась доставкой артефактов, я кое-что выяснил про свиток.

– Писание Саммасона?

– Да, про него. Пришлось массу документов поднять, и времени на это я убил вагон…

Если Ал говорил, что старался, значит, он не просто старался, он носом взрывал пласты исторических данных.

– Что выяснил?

Блины, если быть честными, удавались поварихе на удивление хорошо. Кружевное тесто, хрустящее по краям, мягкое ближе к центру. И эта ароматная начинка – я понимала напарника, который захотел «повтор». Да и пряный томатный соус аккомпанировал блинам чрезвычайно. Кажется, на десерт здесь подавали фисташковое Бруше – круглую булочку с нежно-зеленым кремом, посыпанным колотыми орешками. Скоро настанет и ее черед под чашечку чая.

– В общем, Писание Саммасона – древний артефакт, способный при активации обеспечить смежность и проницаемость любых двух миров. То есть не портал в прямом смысле, но нечто похожее. Вот только код активации потерян. Пишут, что существовал некий черный рунный ряд, который был записан в Мухаттаре – томе мертвых. Но Мухаттар был сожжен давным-давно, и тому была масса свидетелей.

– Копии? Карты? Сохранившиеся где-то еще записи?

– Была масса охотников, пытающаяся их найти. Но все потерпели фиаско. Теперь свиток – пустая бумажка. Бессмысленная и бесполезная.

– Вчерашний маг так не думал.

– Мы пока не знаем, о чем он думал. Но я склонен верить, что код активации потерян насовсем, к сожалению. И противный маг переоценивал свои силы. Потому Писание Саммасона и перекупил для себя обычный коллекционер, зная, что оно потеряло ценность. И его можно спокойно выставлять.

Угу, спокойно. Мы видели это «спокойно» вчера в отеле. Особенно с «Гильбом».

– Что-то тут не так, что-то мы пока упускаем.

– Может быть. Но я рассказал то, что нашел.

– Хорошо. – Я закончила с блинами, подала жест официантке, что мы готовы для Бруше и чая – та улыбнулась в ответ. – Значит, я занимаюсь «пингвином», слежу за сейфом, а ты пока выясняешь данные о девушке.

– Таков план.

Не успели мы перейти к десерту, как я вспомнила то, о чем мечтала рассказать Алану.

– Слушай, я же забыла… Сходила я, значит, к Кренцу, и там все прошло хорошо, ты знаешь. Но не знаешь, кого я встретила на выходе из управления!

– Кого?

Принесли обещанные булочки, и Алан залез в крем прямо пальцем. Облизнул зеленый завиток с кончика, прищурился и замычал. Вкусно. Черт, эти булочки, сотканные из множества слоев хрустящего теста, даже пахли великолепно.

– Вадрика! Который тоже купился на внешность «Фэйриз».

– Вот я не удивлен! Чудила.

– Угу, и этот чудила сказал, что ребята из Бюро – то есть мы – его люди на побегушках.

– Что-о-о?!

Ал моментально озверел настолько, что забыл про крем.

– Мы – его кто?!

– Ты слышал. – Теперь ухохатывалась я. – Мол, только он свистнет, и мы тут же бежим ему на помощь. Магические вязи расшифровывать, зелья варить. Ну, и все в таком духе.

– Вот же…

Дальше прозвучало то, что не следовало слышать никому, чтобы не прерывать осмыслением сложноподчиненного бранного предложения сытный обед.

– Согласна.

Прищурившись, что означало момент серьезного созерцательного процесса и ментального анализа, напарник пригубил горячий чай, подул на него.

– Слушай, я этому белобрысому щипаному пуделю устрою веселую жизнь. Вот клянусь. Есть в его доме лифты? Я повешу ему на пальцы заклятье, которое при нажатии на кнопку активирует движение кабины на пару часов вверх-вниз…

– И будет он полдня кататься!

Я начала смеяться непозволительно громко. Впрочем, нам все разрешено, нас в «Гувери» любили.

– Ублюется кататься. Особенно, если скорость добавить. Или, слушай… Он же встречается с дамами? Могу сделать так, что на очередной встрече он оплывет свечкой, вся его кожа повиснет складками.

– Как у Моппеля?

– Хуже. Как у дряхлого Моппеля!

Жестко.

– Или учинить ему зловонный запах изо рта на сутки? Во, точно! То будет моя первая ему месть из трех. С неё и начнем…

Отпивая ароматный чай, я подумала, хорошо, что не первая из десяти. А то бы страдал бедолага Вадрик по полной. Хотя, Алан – он такой ветреный, может еще и передумать. И будет Тейлзу вместо трех «мстей» десять. Думать об этом было забавно, думать об этом было смешно.

Глава 5

(Caleb Etheridge – First Light)

Оракул сейчас походил одновременно на недовольного гнома и недоброжелательную обезьяну, держащую в руках – орех, кокос? Глаза закрыты, но уголки губ опущены вниз. Выкрашен тотем был желтой краской по дереву, и казалось, что он всегда был именно деревянным. То есть, в иной момент, зайди человек в комнату и наткнись на полуптицу, вновь будет казаться, что оракул всегда был птицей. И отлит из золота. Вот ведь хитрая статуя.

У меня никогда толком не было момента побыть с ним наедине.

Чтобы прямо «побыть». Не пройти мимо в кладовую или хранилище, не кинуть на него взгляд по пути в туалет, а именно так, как сейчас.

Кресло я прикатила из головного офиса, поставила напротив. Но вместо того, чтобы сидеть на нем, я пока ощупывала статую в надежде найти невидимую кнопку или рычаг, пропущенный нами при предыдущих осмотрах. Вот вдруг?

Кнопки, конечно, не нашлось, и я убрала руки, ощущая подобие стыда за «ощупывание», потому как залезть пришлось во все труднодоступные места.

Тщетно.

Я опустилась в кресло, вытянула ноги; оракул спал.

Хорошо, сейчас возьму блокнот, примусь размышлять о списке «подношений», чтобы не бездумно, не бессистемно, как Алан, пытающий предложить вредному гному то голубиный помет, то цементную крошку.

Все-таки, «подарки» должны быть ценными в каком-то смысле, так мне казалось. Хотя, оракул так давно в последний раз открывал глаза, что уже думалось, он уснул навечно. Если вообще просыпался. Обладала эта вещь некоей собственной аурой, заставляющей тебя думать, что «так было всегда». Любопытно.

Сидя напротив, я прикрыла веки и принялась смотреть на божество. Но не прямым взором, внутренним. И, чем больше погружалась в его – божественную – структуру, тем яснее мне становилась, что она непроста. Тотем менял оболочку, когда считал нужным, а под оболочкой очень сложное хитросплетение энергий, целый космос. Какое-то время меня затягивало внутрь, как в звездную систему, и вынырнула я тогда, когда поняла, что она бесконечна, как галактика. И точных ответов не дает.

Шумел, бушевал на улице ветер; нужно было начинать думать про список.

Что же предложить гному? Возможно, спеть ему, прочитать стих? Приготовить десерт, раскрошить розовую бусину оахи? Перебирать можно до бесконечности.

Слушая непогоду, наблюдая за тем, как качаются снаружи кроны деревьев, я застыла во времени и пространстве.

В который раз за сутки начал накрапывать дождь. Пребывая в невесомости, я улавливала сначала стук капель, затем стала каплей. Одной, гладкой, влажной. Выцепила её образ, подвесила перед собой схему, структуру, развернула перед глазами светящийся образ молекулы воды – красиво.

Вода жила, перетекала, вода была гибкой, подвижной… Я добавила в ряд одну руну, вторую, третью – вода множилась. После добавила солнечный всполох – материя заискрилась, начала переливаться. Прямо между мной и оракулом над полом возникла радуга, бросила на стену цветные блики. Удивительное зрелище.

Казалось, от нечего делать, я тку новый мир. А если добавить в схему ветер, воздух, свободу? Сделано. Вода покрылась рябью, начала терять форму, стремиться в стороны. Значит, нужен стабильный центр притяжения, и я сотворила энергию Земли. Весь переливчатый образ тут же обрел законченную красивую структуру, как кристалл. Земля всему давала опору, точку притяжения.

Подобно скучающему магу, я накладывала на образ все новые элементы по наитию – чуть-чуть того, чуть-чуть этого… Добавила озорства, и вся сложная руна начала «танцевать», пульсировать, но уже не распадалась, вращалась вокруг своей оси.

Параллельно крутились мысли о Писании Саммасона, о том, действительно ли потеряны старинные карты и фолианты. Возможно, сохранилась парочка в тайных коллекциях или зарытых сокровищницах. О том, что нужно дойти до Вэйгарда, сказать ему спасибо за спасение, попробовать выведать что-либо о колдуне в черном. Вероятно, ответов не будет, но вопросы все равно задать стоит.

А моя пульсирующая светящаяся материя из множества элементов так и висела над полом, жила уже самостоятельной жизнью отдельного мира.

На неё и смотрел оракул.

Я не сразу поняла, что его глаза открыты – теперь мне казалось, что они были открыты всегда. Они были подсвечены, и глядели с равнодушием и чуть-чуть любопытством. Точно не на меня, на танцующее марево.

Ему нравилось. Ему совершенно точно нравилось то, что он видел – у меня перехватило дыхание. Мои же мысли автоматически вращались вокруг древнего свитка и вылетели из головы лишь тогда, когда оракул взглянул уже не на молекулярную структуру, а на меня. Прямо в душу. Длилось это всего секунду или две, а после сотканная мной материя вдруг начала менять форму и цвет на желтый, золотой. Разделилась на две сферы, и каждая сложилась в очень сложную магическую формулу.

Что?

Две древние руны?

Почему-то смысл я поняла сразу, и по телу побежали мурашки волнения – тотем явил коды активации! Те самые, подходящие к свитку Саммасона.

Накрыл тремор – нужно их запомнить, запомнить до мельчайшей детали, чтобы потом суметь воспроизвести. Каждый слой, каждый завиток, узор.

Свет гас.

Я впечатывала детали того, что увидела, настолько прочно, насколько могла. Старалась действовать быстро, точно. Через пару секунд свечение полностью погасло, а глаза оракула были закрыты. Ничего не изменилось в его облике, лишь только рот стал чуть менее недовольным, как мне показалось.

И почему-то снова стало стыдно, что я его щупала, как потертую мягкую игрушку, как копилку, из которой пыталась достать монетки.

Вдох-выдох, нервная дрожь не унималась. Ярким золотым пламенем горели в памяти запомненные руны.

– Спасибо! – шепнула я молчаливой статуе от души и почти выронила телефон, когда достала его из кармана.

Набрала Алана, дождалась ответа после пятого гудка. Долго. Видно, партнер был сильно занят.

– Да, Анна, слушаю…

А голос такой, будто идущий через три ретранслятора.

– Ал, скажи мне, ты ведь читал… Сколько всего рун активации было для Писания Саммасона, помнишь?

Пауза, завывание воздушных потоков на фоне.

– Помню, должен помнить… Слушай, в какой-то книге точно об этом было. А почему ты спрашиваешь? Что-то нашла?

– Ты ответь сначала.

Тишина. Мне казалось, я слышу, как натужно работает чужая память.

– Да, вспомнил. Их было пять. И все-таки?

– Оракул только что показал мне две из них! Порядок не знаю, правда…

– Две?! Оракул?! За какое место ты его пощекотала?

– Долго объяснять… Но две у нас уже есть.

– Ничего себе, удивила, слушай, я сейчас грохнусь…

– В смысле, грохнешься?

Он стоит на земле? Летит?

– Тебе включить «вещание»?

– Да, давай, включай.

(Jordan Critz – Escape)

Алан летел.

Наверное, в этот самый момент он и Аланом-то не был. Облаком, стремительным потоком, чем-то другим, отличным от привычной телесной формы. И без понятия, как в таком режиме работал его телефон. Вероятно, телефон был растворен тоже, и лишь какое-то заклятье передавало мне мысли напарника напрямую на мой сотовый. Ничего себе! Мы, конечно, давно работали вместе, но удивлять друг друга не переставали.

– Сколько до земли?

– Не знаю. Метров сто пятьдесят, двести…

– Почему в такой форме?

– Да потому что я решил слетать до ранчо Роба. Мне нужен был слепок ауры девушки. Как еще отследить ее энергию? Пробрался через открытую форточку, взял, теперь ищу совпадения…

Он однозначно передавал свои мысли на динамик сотового. И это прямо в полете.

– Слушай, – предложила я Алану, – подключи меня к своему зрению. Так будет проще.

– Ага.

И в трубке раздались короткие гудки.

Нет, я не стала «им», но я стала «с ним». Еще одной парой его глаз, и теперь все, что видел Ал, разворачивалось и перед моим взором. Мы летели над крышами, над кронами, дорогами, машинами. Все осталось далеко внизу, и я ощущала, как много сложных процессов ведет одновременно Ал: отслеживает «следы», сканирует прохожих, сканирует время… Ведь девушка ходила по улицам не сегодня.

– Давай я помогу…

Вопрос был риторическим. Буст я дала прямо Алану в мозг, в мышцы, в энергетический бак, ведь теперь он «вез» нас двоих. И ощутила, насколько легче и быстрее начал протекать скан.

– Слушай, это я должен на тебе жениться, блин, не Вэйгард! Ты же просто находка! И чего ты на меня никак не западаешь?

Мне было смешно.

Я сидела в кресле и одновременно летела над городом, приклеенная к брюху невидимой птицы.

– Ты слишком красив для меня.

– Ага, а он прям уродлив… Так и скажи, что любишь брюнетов. Хотя, я б и волосы мог перекрасить, не хочется только с Райдо на дуэль…

Мда, с Райдо на дуэль не стоило выходить никому, да и Алану я в качестве жены не подходила, сложно сказать, почему, но мы оба это знали. А вот дружба между нами была идеальной.

Напарник, пока болтал, не забывал внимательно осматривать дома, дороги, остановки. Я ощущала, что он при желании мог бы увидеть слои земли под асфальтом – какое интересное умение. Слепки других людей с искомым он сравнивал не глазами, но посредством некоего скрытого процесса, мне почти незаметного.

– Здесь её не было, здесь она не ходила тоже… Слушай, насчет оракула…

– Давай про него потом, там долго.

– Нет, ну надо же… Вот ты хитрюга!

– Не думаю, что я раскрыла его секрет. Все вышло случайно, повторить, возможно, не смогу.

– В любом случае тебя полезно с ним наедине оставлять.

Изображение кренилось, когда мы заворачивали то влево, то вправо. Ал, как сокол, планировал плавно – мой внутренний радар ощущал крылья, которых не существовало. Больницы, жилые дома, офисы… Одна улица, другая, третья. Так можно летать полдня. Я как раз подумала о том, чтобы добавить Алану еще энергии для ускорения процесса, когда раздался его голос:

– Смотри, а вот тут она была…

Он завис над квадратным большим по площади серым зданием в форме буквы «П», к которому сновали, похожие на муравьев люди.

– Бывала, я бы сказал. Внутри ею дорожки не слишком протоптаны.

– Это медицинская академия, – узнала я строение.

– Если бы она здесь училась, следов было бы больше…

– Может, заходила, узнавала что-то?

От того моста, с которого мы сняли незнакомку, вела слишком тонкая цепочка ее следов, здесь их было больше.

– Вот отсюда и проложим дорогу к ее дому.

Не знаю, как он это сделал, но спустя пять минут Ал плавно спикировал к обыкновенному и непримечательному пятиэтажному дому, встряхнулся перед землей, принял человеческий облик. Какое-то время стоял на сырой дороге, после уверенно произнес:

– Второй подъезд.

И направился к нему.

– Хочешь меня отключить? – поинтересовалась я с любопытством. Вообще-то, я была не прочь и дальше смотреть на происходящее чужими глазами.

– Не хочу, – ответили мне весело и снисходительно. – Виси.

Я радостно откинулась на спинку кресла и принялась «висеть».

(Tech N9ne feat. Stige – I Been Thru A Lot)

Наблюдать процесс перемещения чужими глазами – все равно, что смотреть в кинотеатре фильм. Или же играть в приставку, только без контроллера. Детализация потрясающая, погружение «в кадр» невероятное.

Пока Алан поднимался по ступеням на четвертый этаж, я успела рассмотреть краску на стенах пролетов, щербатые местами бетонные ступени. Даже ощутить спертый запах подъезда.

– Здесь.

Напарник остановился перед одной из трех на этаже дверей, принюхался, затем поднял руку, провел ею вдоль косяка.

– Чувствуешь?

– Что?

– Кто-то сюда воткнул «наговорный шип». Здесь, сверху…

Когда он успел его ощутить? Потянулся выше, чтобы взять что-то, но не успел – с пятого раздался голос соседки:

– Натали… Натали, это вы? Все в порядке у вас?

Зацокали по бетону когти собачонки, которую собирались выгуливать.

Ал чертыхнулся тихо, шепнул «потом». Сверкнула коротким белым всполохом ладонь; бесшумно отщелкнулся замок.

Все, напарник внутри. За ним тихо закрылась дверь.

Он дождался, пока любопытная соседка постоит напротив обитой дерматином двери с номером сорок девять, пробормочет «наверное, показалось», начнет спускаться вниз. После принялся осматриваться.

– Да, точно, все пропитано её энергией…

Осматривали однокомнатную квартиру мы в четыре глаза. Женские вещи на стуле, смятые простыни на постели – кровать не застелена. Кажется, с неё почти не вставали. Подушка продавлена лицом, наволочка несвежая.

– Она рыдала в неё очень много. Знала бы ты, сколько тут в воздухе печали, депрессии и отчаяния. Хуже всего, что эти потоки завязаны на шип снаружи, который усиливал негатив в разы…

Алан быстро осмотрел шкаф с книгами, полки, выдвинул несколько ящиков – нижнее белье, косметика, расчески, плойка. Нормальный девчачий арсенал, чтобы превратить себя из невзрачной птички в подобие модели. На столе раскрытые книги – анатомия, физиология…

– Вот… – напарник нашел то, что икал – бейдж с фото. – Натали Миллер. Отлично, имя мы выяснили. Похоже, наша пташка собиралась поступать в медицинскую академию. Временный пропуск оттуда.

– Хотела однажды лечить мужчину, в которого влюбилась?

– Ну да, он же старше. А саму Натали тем временем обесточивали темным наговором.

Я сидела в кресле и кусала губы. Даже отсюда ощущалась чужая печаль, тяжелые, как мокрая вата, эмоции. Неразделенная любовь. Или, что хуже, разделенная временами…

Профессионально и цепко осматривал вещи Алан, он умел подмечать важное в кратчайшие временные промежутки. Опыт.

– Ладно, нам здесь больше ничего не нужно. – Бейдж он сунул в карман. – Будем знать, откуда везти ей запасные вещи, если что. Больше остального меня теперь интересует это…

Он вернулся к двери, вышел в подъезд, аккуратно, предварительно обернув руку свечением, снял с верхнего косяка шип с обернутым вокруг волосом.

– Дрянная, знаешь ли, штука… Сделана неумело, но с большим желанием навредить. Тот, кто ее ткал, хотел смерти…

– Та, – поправила я.

– Да, «та».

Мы оба знали, что речь о законной супруге человека, в которого мисс Миллер была влюблена. Поиск доказательств, конечно, никто не отменял, поэтому шип Алан обернул в специальный пакет, положил в нагрудный карман. Нам придет снять еще одну ауру, найти её обладательницу.

– Смысл в том, что наговор отнял у Натали много сил, так что деймон пировал уже на остатках…

Меня передернуло от воспоминаний. Время прошло, но отвращение никуда не делось.

– Его это не оправдывает.

– Согласен.

Алан с видом человека, выполнившего долг, запер замок и теперь смотрел прямо на меня. Интересно, когда он умудрился «отцепить» меня от своего зрения и повесить точку фокусировки моих глаз на противоположную стену? Общаться в таком режиме, конечно, было удобнее.

– Кто молодец? – спросил напарник. – Я молодец. Слушай, я бы сейчас перекусил, вернулся домой и отдохнул… Что-то подустал летать.

Но я лишь плотоядно улыбнулась.

– Отдыхать будешь не сегодня. И сейчас без перекуса отправишься сюда, потому что в соседней комнате тебя ждет куча артефактов, нуждающихся в восстановлении. А это кропотливый, знаешь ли, процесс. Еду сможем заказать в офис.

Ал вздохнул, как ёж, уже почти добравшийся до манящего бока надувного бассейна, в котором собирался «чиллить» с коктейлем в руке, но которому приказали «пахать». Спасибо, хоть комментарий – «хорошо, что я все-таки на тебе не женат» – пропустил. Спросил заискивающе:

– Ты ведь меня не оставишь одного в этом процессе?

Чинить старинные безделушки будем вместе? Хорошо, все равно свободным временен я располагала.

– Не оставлю.

– Обожаю.

Прежде, чем погасить экран, Ал послал мне фривольный воздушный поцелуй, заставив добродушно фыркнуть.

Прежде чем приступить к работе, по возвращению в офис он сделал несколько вещей. Перекусил, подробно выспросил меня о взаимодействии с оракулом, поворчал на последнего за «предательство» (мол, я столько подношений тебе сделал, а ты…), после чего принялся ткать виртуальную карту.

Точнее, принялись мы вместе.

Поместили в центр заговоренный шип с дерева Тукка, создали заклинание-поисковик, которое будет работать не быстро, но очень тщательно, отыскивая владелицу откачивающего энергию наговора. Да, процесс займет дольше, чем очередной полет Алана над городом, но и сил отнимет меньше.

После чего переместились в мастерскую.

Мне нравился процесс реставрации, он на удивление завораживал: считать оригинальную структурную сетку объекта, запустить по ней бегунок восстановителя, влить поток материи. Наблюдать.

Снаружи шумела непогода; пахло съеденной жареной картошкой с мясной подливой. Среди поврежденных объектов были и горшки с вязью, и свитки, и статуэтки. В общем, разнообразие старинной «всячины», чья форма, смысл или содержание разрушились под действием «алого пламени».

Многозадачный и динамичный Ал взялся за дело с энтузиазмом ядерного мотора и веселого мастера. Он умудрялся реставрировать по три объекта за раз, наблюдая за процессами краем глаза. При этом говорил по видеосвязи с девушками. С разными. Настроил экран, развернул его вдоль стены, подключил сотовый к офисному коммутатору и принялся вести беседы. Выбирал на сайте знакомств кандидатку, способную составить компанию для бокала вечернего вина, набирал номер, тут же вовлекал в диалог. О погоде в парке Найтана, породе собак, флористике, форме и содержании облаков. Представлялся сам, рассказывал о себе интересно, не переходил грани, не выдавал лишнего, держал флер загадочности.

Занимаясь очередным горшком, я улыбалась. Ал – он и есть Ал. Всегда умел максимально эффектно подать себя, а уж сейчас, когда походил не то на гончара, не то на мускулистого скульптора в халате с лихо закрученными вверх кончиками усов, и вовсе был неотразим. Чуть-чуть пыльный, озорной, вовлеченный сразу в два творческих процесса – восстановления и соблазнения.

– А вот вы, Лизи, как любите проводить досуг?

Я слушала высокий и не очень приятный голос Лизи о фортепианных вечерах, театре и поэтических кружках и занималась прорисовкой древней вязи по ободку коричневой крынки. Под рассказ Мари, которая была до этого, я вернула отколотое ухо древнему коту, под неуместные шутки Арнетты, готовившей на плите кашу, я соединила разбитое дно широкого блюда. Кажется, даже заделала трещины, которые на нём красовались последние лет триста… Нет, можно было бы, конечно, просто включить радио и попросить Алана умолкнуть, но на деле его разговоры были куда увлекательнее любых радиопрограмм. Изредка я фыркала и пыталась не хрюкать от смеха, за что получала от напарника грозные взгляды – хорошо, что видеотрансляция не затрагивала мою фигуру, сидящую за столом поодаль.

Незаметно и легко текло время. Если так пойдет и дальше, Ал определится, наконец, со спутницей на вечер, и к тому времени мы успеем замазать и заделать больше половины экспонатов. Отлично. Вдвоем работа двигалась быстро, мне нравилось созерцать голубые искорки, пляшущие по керамической поверхности.

– … если бы вы знали, сколько удовольствие доставляют мне проигрыши этюдов Бювари, вы бы, как и я, фанатели от поиска старинных нотных тетрадей…

Кажется, сам Алан уже давно перестал фанатеть от Лизи и её заунывных рассказов о фортепианных пассажах, потому как очень браво сообщил:

– Простите, продолжим позже, у меня звонок по другой линии.

И разорвал связь.

(Bea Miller – That Bitch)

А звонок действительно был. Поступил он на офисный коммутатор, и вместо комнаты, уставленной растениями, как было до того, на экране высветился портрет незнакомого светловолосого мужчины средних лет. Правда, термин «светловолосый» можно применить к тому, у кого кожа головы не просвечивают сквозь эти самые остатки шевелюры. Но остатки точно были светлыми. Звали человека на экране Максимусом Верхуйтуровым.

– Верхуй… кто? – вытянулась челюсть Алана. – У него на самом деле фамилия такая? Это не шутка?

– Ответь, и узнаешь, – философски отозвалась я, хотя любопытством тлела не меньше. Нам изредка на телефон Бюро звонили разные товарищи, мы привыкли. Кто-то по серьезному делу, кто-то «мимо», и сейчас интуиция подсказывала мне, что серьезности ждать от Максимуса не придется. По крайней мере, в нашем понимании.

– Да, я слушаю, – отозвался Алан после нажатия на зеленую кнопку и тут же принял импозантный вид. Даже аура сменилась. Вот только что был шутник, балагур и весельчак, а теперь сам Господин Начальник отдела по сложным магическим делам. Мои губы расползлись в улыбке.

– Добрый день! – Объект на том конце был одет в шелковую рубашку и вокруг шеи имел повязанный бант. Бант под увесистым вторым подбородком смотрелся нелепо, но мужчину лет сорока, кажется, это не смущало. – Я ведь попал…в Бюро Магических Расследований?

– Да. БМР, – кивнул Ал, – что вы хотели?

– Простите, а с кем имею… честь… – белобрысый Максимус помолчал, замешкавшись, – вы ведь… маг? У вас ведь… не работают обычные люди?

– С вами говорит Алан Корс, потомственный маг-трансморф первого порядка. Так чем я могу помочь?

Человек на экране остался ответом впечатлен, но попытался удовлетворение скрыть под вежливой маской безразличия. Мол, хорошо, вы тот, кто мне нужен.

– А вы, – перебил Алан не начавшуюся речь, – простите, из… Клуба Содержанцев? Я верно понял?

Клуба… кого? Мне стало сложно не смеяться. Действительно, под именем абонента значилось именно это.

– Да, точно, – Максимус прочистил горло. – Я его… основатель.

– Клуба… Содержанцев? Можете пояснить чуть больше?

Видя на лице Господина Мага искреннее любопытство, Верхуйтуров напыжился.

– Точно так. Полагаю, как мужчины иногда хотят содержать женщин, некоторые мужчины желают быть «содержанцами». Видите ли, у нас многие дамы получают достаточно. И потому…

– И много у вас в клубе членов?

– Пока… только я. Но это временно, я уверен.

Теперь на Максимуса смотрела во все глаза и я. Ладно, сама идея «содержания мужчин», возможно, имела право на жизнь, если эти самые мужчины хотя бы внешне радовали глаз, но, когда к тебе за денежкой подкатывает невзрачный пуделёк за сорок, протягивая ладошку, тут нехотя задумаешься. Маленькие глазки, почти полное отсутствие волос, низкий, судя по всему, рост. Да и с мышцами… кхм… проблемка. Вероятно, у Максимуса была проблемка со всем, кроме самомнения.

Судя по смешанному выражению лица, Алан думал так же.

– Так с какой целью вы звоните? – спросил он почти неприязненно.

Верхуйтуров прочистил горло и попытался выглядеть еще более значимо, чем до того. Но выходило плохо.

– Понимаете ли, – зазвучало неопределенно, а после пауза, – простите, а вы точно маг?

Алану, которому не терпелось услышать-таки цель звонка, поднял вверх обе руки. И ладони его светились разными цветами – красивый и эффектный трюк. Правда, я знала, раз он такой явил, значит, дальше собеседник натолкнется на откровенный сарказм, ибо Господин Трансморф терпеть не мог, когда ему не верили на слово.

– О, да, спасибо… – Максимус, наконец, решился заговорить. – Понимаете, как я говорил, член Клуба Содержанцев должен по всем параметрам понравиться потенциальной клиентке. А мой рост… Видите ли, не все женщины находят привлекательными мужчин ниже себя.

Алан на эту проблему, будучи высоким, никогда не натыкался, но попытался сохранить нейтральное выражение лица.

– И?

– Вдруг вы, как маги… Нет, я, конечно, не думаю, что это сервис для всех, но вдруг вы иногда готовите зелья, способные на постоянной или временной основе справиться с некоторыми «препятствиями»?

– В смысле, не магическая ли мы аптека?

Я не удержалась и хрюкнула, потому что вокруг Ала как раз стояли рядком старинные склянки. В такие вполне можно наложить зелий.

– Не аптека, конечно, – Верхуйтуров теперь откровенно заискивал, – но, может, как спецзаказ… Знаете, я нашел бы деньги, чтобы оплатить. Любую сумму. Потому что мне бы не только с ростом справиться, как я говорил, хотя бы на временной основе.

– А с чем еще?

Любопытство все-таки родилось вперед Аланова же раздражения от созерцания дураков.

– Ну, еще размер моего мужского… достоинства…

– Недостойный? Тоже надо править зельем?

Теперь я не хотела бы быть собеседником трансморфа, ибо веселый и злой трансморф – это совершенно непредсказуемое сочетание.

– То есть, вам нужно увеличить рост и пис? И вы поэтому позвонили в Бюро Магических Расследований, верно?

Мда, лучше бы на фоне все еще висела Лизи с фортепианными пассажами.

Лицо на экране от волнения и смущения пошло пятнами. Как можно предлагаться в содержание даме, обладая мелким мужским достоинством? Кажется, я напитаю эти сосуды своим сдержанным хохотом, который будет обитать в их недрах и десятки лет спустя.

– Ну… в общем, да.

– Нет, простите, не торгуем, – обрубил мой друг холодно.

Повисла гробовая тишина. Верхуйтурову было ясно, что он опростоволосился. Но, чтобы окончательно не упустить шансы на получение хотя бы какой-то выгоды, он спросил:

– Скажите, господин Маг, а вы бы не хотели стать членом нашего клуба? Вы уже высокий… Вам не нужно ничего править. На вас был бы большой спрос.

– В смысле, не хотел ли бы я гулять под руку с богатыми бабками вместо того, чтобы расследовать интересные дела? Нет, спасибо.

– Но, почему с бабками? Иногда дамы хорошо зарабатывают и в относительно молодом…

Дальше послышались короткие гудки.

Потому что Ал цинично нажал отбой и скривился.

Я же не удержалась и принялась хохотать – сначала тихо, а после так громко, что в моих руках запрыгал, рискуя выпасть и расколоться, оранжевый кувшин.

Глава 6

(Roox – Branded)

На город опустился вечер, стемнело. Дождь перестал, но воздух до того напитался моросью, что дышалось, как через сырую прохладную подушку.

Я стояла на крыльце, слушая гул улиц.

Все еще работало в кабинете заклинание поиска заговорщицы шипа – оно, возможно, будет работать до утра.

Алан удалился на прогулку с дамой, которую все-таки нашел, и которая приехала прямо в офис. Некая Элина. Глядя на то, как зарождается между двумя людьми сначала симпатия, а после надежда на настоящее светлое чувство, я поначалу напиталась чужим счастьем. А затем это счастье совершенно невыгодно оттенило мое собственное одиночество, которое в эту минуту сделалось глобальным и необъятным, как Вселенная.

Мне никогда вот так не выйти на сайт знакомств, не отыскать себе спутника на вечер, неделю, жизнь… Даже если отыщется симпатичный и интересный мужчина, я не смогу его по-настоящему полюбить, потому что уже люблю. Того, кого не могу, не имею права любить.

Со всеми другими парнями табу. С ними можно целоваться, гулять, смеяться, проводить время, но пустота внутри не исчезнет, как не исчезла с Робом…

Который, будто почувствовав мои мысли о нем, написал смс:

«Я сварил обед на двоих. Ужин тоже. А вдруг?»

Да, вдруг Натали проснется, и её нужно будет кормить? Заботливый Роберт.

Я не стала ему отвечать. Я продолжала стоять на ступенях крыльца, и мне казалось, что звездный свет льется с неба сквозь плотные облака, крыши и стены домов, сквозь меня. Что этот мир – фикция, декорации, выстроенные для одного. Лабиринт, в котором, плутая, ищешь радость… Но не забыл ли тот, кто создавал бесконечные туннели, её туда положить?

Мне нужно было выпить.

Я редко это делала, но теперь, ощущая отсутствие почвы под ногами, знала, что вернусь домой и не смогу уснуть, что заведу кабриолет, поеду кататься по ночным дорогам, возможно, уеду далеко. А утром мне нужно быть на рабочем месте.

Пиво чуть приглушит чувства, музыка бара отвлечет. Иногда, слушая чужие голоса и отсветы эмоций, можно забыть об одиночестве. На чуть-чуть.

И я отправилась в бар неподалеку.

Пенная шапка была плотной, густой, добротной. Играла песня давних годов из автомата в углу; тёр стаканы тряпицей бармен, поглядывая на посетителей. Их было достаточно, чтобы занять все столики, потому я уселась за стойку. Меня устраивало. Я все равно находилась в своем собственном мирке – я и стакан пива. И печаль, которая, я надеялась, притихнет, забьется через часок в дальний угол души.

Наверное, этим вечером мне следовало навестить Вэйгарда, посетить кубическое здание с синеватым туманом внутри, но идти туда не хотелось. Слишком шатко было внутри для переговоров, даже для короткого взгляда на того, кого было бы здорово, но колко увидеть. Такой вот раздрай. Я расклеилась.

Можно было бы оглядеться по сторонам, выбрать одинокого парня, завести беседу, временно забыть о чувствах, переместить себя, как сделал этим вечером Алан, в надежду, но иллюзий не хотелось.

Я и так тонула в одной. Против воли снова думала о том, как здорово было бы, окажись Вэйгард не деймоном. Тем более не Главным деймоном. А простым мужчиной-работягой с завода, например. Мне было бы все равно на его позицию, должность, заработок – мои чувства расцвели бы как розовые бутоны. Пусть Райдо работал бы укладчиком цемента или сортировщиком картонных коробок на складе – пусть он был бы человеком, которого я могла встречать после работы. Обнимать, прижиматься к сырому плащу, с которым я могла бы идти домой. Держать за руку, размышлять о том, что приготовить на ужин.

Но нет. Вечное одиночество – мой удел. Как вышло, что я родилась Нимфой – существом, способным ощущать сплетения миров, энергию стихий, тем, кому магия покорилась раньше, чем дыхание. Родилась настолько могущественной и способной и… осталась одна?

Нечестно.

Пиво горчило, и горечь эта вторила чему-то тусклому внутри. Бокал большой, я выпью его и отправлюсь домой, перемещу себя мысленно в долину водопадов, усну.

И будет новый день.

Когда справа на высокий стул кто-то уселся, я не обратила внимания. И не обратила бы, погруженная в себя, но едва заметно качнулся мир. Качнулся совсем чуть-чуть, подернулся рябью, сделался глуше. А после вернулись звуки.

На деревянную лакированную поверхность стойки легла мужская рука, и вид черного обсидианового кольца рассказал мне все.

Райдо.

Только у него были такие большие, красивые и мужественные руки. Длинные пальцы, ухоженные ногти.

Чтобы повернуться, мне потребовалось все мое мужество. Вот он, идеальный профиль скульптурного лица, брови вразлет, чувственные губы. И умопомрачительный разворот плеч. Деймон применил очень сильное заклятье-щит, чтобы скрыть от остальных свое присутствие, свою сущность, чтобы не испугать посетителей бара. И перед ним уже стояло пиво той же марки, что и моё.

Вэйгард.

Не о нём ли я только что мечтала? Настолько закутавшийся в нейтральные поля, что сейчас казался обычным человеком. Только очень красивым и притягательным, но тем, к кому ни одна девушка не решится подойти – взвизгнет внутренняя сирена опасности.

Моя же молчала, на неё не хватало сил. Наверное, энергию отняли артефакты, а, может, всё та же печаль.

Райдо на меня не смотрел, сидел спокойно, будто зашел ради пива, которое только что пригубил. Поставил стакан на картонную круглую подставку, вытер тыльной стороной пальцев уголок рта.

А после спросил:

– Ты не собиралась этим вечером зайти ко мне?

Только сейчас я заметила, как дрожат мои пальцы на холодном стекле бокала.

– Собиралась… И нет…

Я сама не знала.

Он всегда появлялся вовремя, в моменты, когда мои щиты были максимально раскрошенными. Что ж, отличный игрок всегда знает, когда «сходить», а Райдо изначально состоял из одних только выигрышных комбинаций и тузов. Неудивительно, что он здесь. Только горечь усилилась.

– Почему, – я покачала головой, размышляя, – ты просто не сгребешь меня силой, не утащишь в свою обитель? Тебе же нужно именно это. У тебя в запасе столько вариантов того, как это можно исполнить. Поместить меня в персональный ад, согнуть каралькой, заставить танцевать под твою дудку…

Он всего лишь сидел рядом, а пространство окутывалось мощью, спокойствием, размеренностью. Враг не спешил воевать, он пришел перекинуться словом-двумя. Очередной вклад в линию выигрышной стратегии.

– Мне это не нужно. Силой – нет.

Наверное, существовало некое условие, о котором я не знала. Вероятно, чтобы батарея в виде женщины работала правильно, эта женщина должна прийти сама. Добровольно. Но я не приду, и мы оба об этом знали.

– Не верю, чтобы не мог найти метод…

– Мог бы. Легко. Например, этот…

То был момент, когда я не могла на него не посмотреть. Я повернулась и залипла во взгляде Вэйгарда. Только не привычном ледяном насмешливом взгляде человека, находящегося в миллионе галактик от тебя, но другом…

Райдо вдруг снял маску. Или заменил одну другой, но теперь в его глазах читалось совершенно иное – усталость, странная беззащитность. И печаль, куда хуже моей. Печаль человека, который знает – знал много жизней до этого, – что никогда не будет любим. Ему никто не позволит ощутить даже толику счастья, он не заслужил. Есть люди, которым выпадают счастливые карты, но не ему. Он будет любить, потому что не может иначе, но в его любовь никогда не поверят, её не примут, её будут отшвыривать раз за разом – он привык. То был взгляд, который я никогда до того не видела, и остатки моих щитов растворялись, как детская пена на поверхности горячей воды. Райдо был открыт. Или казался таким.

Он больше не транслировал силу – она была ему не нужна. Но странную покорность, когда понимаешь, что не в силах справиться с обстоятельствами, что никаких сил на это не хватит. Не важно, какой ты снаружи – красивый ли, мощный ли – внутри ты паришь в черном космосе, где никого, ни единой для тебя души. В этом взгляде была честность, любовь, ненужная никому, печаль, понимание, что никто и никогда не изменится.

Мне стало больно.

Не за себя, за него.

Не думая, что делаю, я уже почти потянулась к нему. Почти была готова двинуться навстречу… Зачем? Не знаю, чтобы обнять, чтобы поддержать, чтобы как-то сообщить – «ты не один», не должен быть никто на этом свете настолько одинок.

Но в этот момент Вэйгард вернул привычное выражение лица на место, и я застыла.

– Сработало?

У меня закончились слова.

Сработало, конечно, он знал. Я могла пережить свою пустоту, но никогда не оставила бы другого вечно мерзнуть в ней. Так настоящего себя он только что показал или очередной лживый образ? Я больше не знала.

– Зачем бы я применял силу, если мог бы просто стать для тебя таким?

Верно. И крыть нечем. Я пришла бы сама, обняла бы сама, попыталась отогреть.

Стало печальней, чем прежде. Он выигрывал, не делая ходов, не шевеля пальцем, а я проигрывала раз за разом. Меня можно было «взять», не прилагая усилий.

Настолько я слабая, смешная, просчитываемая, предсказуемая. И я вновь застыла в своем одиночестве. Для чего слова? Что говорить?

Так чего в итоге хотел Райдо?

Наверное, не прерви он молчания, я сидела бы, как безмолвная статуя, до самой ночи.

– Анна…

Поворачиваться я уже не стала. Всплыл перед глазами Алан, грозящий кулаком, – мол, если тебе не пришлось идти к нему, и он пришел сам, используй шанс, чтобы сказать то, что должна. Да, действительно.

Пиво я отпила, не чувствуя вкуса.

Произнесла, хотя горло першило.

– Спасибо, что изменил… траекторию пули. – Не важно, что именно «Анна», после той беззащитной маски я не хотела это знать. – Спасибо, что спас от этого…

Вэйгард снова смотрел с насмешкой. Что ж, так хотя бы привычно.

Я думала, он ничего не скажет, но деймон неожиданно добавил:

– Диура Приптиха. Так зовут мага в черном.

Хм, я не спрашивала. И почему-то тот факт, что Вэйгард пояснил что-то сам, чуть-чуть порадовало. Все-таки, перемирие. Оно должно быть даже между заклятыми врагами, которые завтра снова будут звенеть сталью.

Не сумев скрыть удивление, я попросила:

– Я хочу… отомстить ему сама. Не надо помогать.

Кривая усмешка уголком рта – красиво, очень сексуально. И молчаливый ответ – «как хочешь».

– Сделать это можно только с помощью писания, за которым он охотится. Активируй рунный ряд, но перепутай четвертую и пятую местами. Так ты сообщишь порталу, что желаешь создать не сопряжение между двумя мирами, но сопряжение этого мира с пустотой. Это единственная ловушка, которая поглотит Диура насовсем.

Мой рот приоткрылся. Данные, которые давал сейчас Райдо, были очень ценными. Он, по сути, изложил полный план: примани Приптиха приманкой, сделай вид, что собираешься использовать свиток по назначению или перевезти его с места на место. И Диур клюнет. Появится. Вот тогда и можно будет при удачном стечении обстоятельств закинуть его в пустоту за пределами мира.

– Перепутай… – прошептала я растерянно, – но у меня нет всего рунного ряда. Только две.

Райдо равнодушно пожал плечами – мол, я здесь ни при чем. Теперь это был знакомый мне Райдо – игрок, манипулятор и невероятно сексуальный мужчина. Многогранный и глубокий, с колодцем вместо взгляда. И, как обычно, хотелось в этот колодец прыгнуть, чтобы узнать, что на дне, существует ли оно. Или же там космос… Тот самый, холодный? Может, там обнаружатся пуховые подушки, теплые простыни и объятья? Вечно опасные мысли.

«Ничего не знаю» – вот о чем говорил вид человека, который поднялся с табурета и заплатил за пиво. «Загадки – твоя стезя».

И ушел, не прощаясь. Только звуки в баре сделались чуть громче, чуть активнее заговорили люди.

Я же качала головой – зачем он приходил? Чего хотел? Не поймешь.

Но, когда я случайно сдвинула пальцами картонный кружок, на который ставился стакан, то увидела, что прямо в дереве столешницы горит символ.

Еще… одна… руна?

Третья?!

Он оставил подарок – невероятно.

Этот новый и сложный символ я запоминала, как первоклассник с синдромом отличника, – каждую линию, каждый изгиб, каждый слой. А слоев было несколько, и каждый жил своей жизнью; только бы ничего не упустить.

Впечатав изображение в деталях, я выдохнула изумленно и прошипела Алану, который сейчас меня не слышал:

– Мне опять завтра говорить ему спасибо?

Руна погасла. И я закрыла это место на столе картонкой, выпила залпом добрую половину пива, вытерла губы рукой.

Три. У меня из активационного ряда есть уже три символа – это много. Осталось найти два. Я знала имя мага, знала, на что он клюнет. Если повезет, можно будет уговорить оракула посотрудничать еще раз.

Но удивило меня за этот вечер другое – моя печаль пропала. Растворилась. Как будто моя любовь, все это время сидевшая в тесной камере у холодной стены, имела шанс хоть на минуту прижаться к кому-то теплому, родному, отогреться и успокоиться.

Он побыл рядом. И хорошо.

Загадка интереснее всех предыдущих. И ключ к ней я, видимо, найду не скоро.

За пиво я рассчиталась, оставив щедрые чаевые, – бармен благодарно кивнул. Я же знала, что этим вечером я буду спать хорошо. Я усну быстро, а проснусь свежей.

«Спасибо», – все-таки сообщила я в сырой воздух, когда вышла на улицу.

Райдо – он такой, он услышит.

Глава 7

(Brand X Music – In all my days)

– У него же порок сердца… А девка эта… Вы думаете, она действительно хотела поступать в академию? Куда там! Пыталась найти путь к профессору Гиатаму, уговорить того сделать внеплановую операцию. Как собиралась уговаривать, чем умасливать – кто её знает?

Немолодую женщину, чем-то похожую на каркающую ворону, звали Ирмой Контани. Она была супругой Мартина Контани – любовника Натали. Такой вот треугольник.

Ту, что теперь сидела у нас в кабинете, заклинание искало долго, но таки нашло. И Алан привез преступницу. Темноволосую, худую, с лицом не по годам сильно испещренным морщинами.

– А мне это надо было? Чтобы его исцелили?

Говорила она, понятное дело, о муже. И говорила только правду, потому что лгать ей не позволяло заклятье «Уаду» – заклятье «чистого языка».

– Стал бы он здоровым, как бык, ушел бы к ней, забрал бы дачу, которую мы строили пятнадцать лет, а я там каждый цветок, каждое деревце сажала! Конечно, я ждала его смерти, до неё осталось-то всего ничего…

Ирма курила что-то пахучее, дешевое, дым выпускала к потолку. Пока она курила, слова лились из неё ручьем. Чтобы нам не вдыхать запах дрянного табака, Алан незаметно огородил нас щитом. Кабинет почистим позже.

– А тут он влюбился, надо же! Знаете, что я ему сказала? Что, если уйдет, я подожгу дом его матери, и у той будет инфаркт. Так он сбежал, Мартин, уже сколько дней живет вместе с ней, с мамашей своей, поджога боится…

Ирма была черной изнутри, давно выгоревшей от ожиданий и нелюбви. Боролась она не за брак, а за дачу. Кусок земли в несколько гектаров, воевала за него, как полководец, ведущий все войска на последнюю битву. Я же сидела и думала о том, что в этом мире есть так много яркого, красивого, познавательного… Зачем циклиться на куске земли, пусть даже облагороженном твоими усилиями? Посмотри налево, посмотри направо, спроси себя – как я могу сделать жизнь интереснее? Ведь дорог тысячи, она не одна, всегда можно свернуть в сторону. Но миссис Контани сворачивать не желала.

– Где вы купили шип?

Алан смотрел тусклым взглядом, псевдо-равнодушным, и взгляд этот не сулил ничего хорошего.

– Так в подвале на сорок пятой… Мне еще Нунда, соседка моя, про него в прошлом году говорила. Она там отраву от мышей брала заговоренную, убеждала – всё у них есть. Чего нет – привезут. А про шип я прочитала в книге библиотечной по магии. Все гадала, сработает или нет? Вот с волосом было сложнее, за ним я побегала, как-то пристроилась за девкой этой в очереди магазинной, с плеча сняла…

Слушать её – все равно, что купаться в черной мутной луже.

Ала кривило от отвращения тоже.

– То есть книгу нашли в библиотеке?

– Ага, – еще одна струя дыма в потолок.

– Название?

– Ритуалы острова… какого-то острова. Да дома она у меня лежит, я её тайком вынесла.

Я знала, о чем думал мой напарник – книгу нужно конфисковать из чужого дома и заодно из библиотеки, чтобы мы не начали снимать такие вот «шипы» над каждым вторым косяком.

– То есть, вы понимали, что намеренно причиняете вред чужому здоровью, хотели этого?

– Хотела, конечно.

– Раскаиваетесь?

Вместо смеха – карканье больной вороны.

Раскаивалась ли Ирма? Конечно, нет. Алан вздохнул.

– Вы понимаете, что мы будем вынуждены вас привлечь к ответственности?

– В полицию меня сдадите? – Ей, черноглазой женщине, изливавшей яд на все подряд, было море по колено. – Что они мне предъявят, по какой статье? Я никого не убила, не покалечила…

– Покалечили.

– Они не смогут доказать. Дураки же.

– Они не смогут. Мы сможем. Уже доказали.

– Вы не полиция.

– Аналог её магического отделения.

Алан был терпелив, как медбрат психиатрической клиники.

– У вас прав нет со мной что-то делать… С точки зрения закона я ничего не нарушила.

– Есть права. Тем более, как вы говорите, наше наказание, как и ваш шип, все равно никто не увидит. Понимаете?

Только сейчас в черные глаза начал забираться страх.

– Вы не посмеете… Это всего лишь палочка над дверью и волосок! Можно сказать, шутка! Неудачная…

– Неудачная, точно. Почти приведшая к суициду. И наказание будет жестким.

Он отпустил её домой, снабдив «Триггером Тосвальда». Заклятьем, вызывающим боли в теле всякий раз, стоит подумать о недобром. Начнешь строить планы и козни и сразу свалишься от судорог и мигрени – ужасная по-своему штука, но в случае Ирмы справедливая. Пока она будет наводить внимание на приятное, честно и светлое, будет жить здоровой и даже счастливой. Да, обучение новому пути займет время, но, захочешь дожить до старости, пройдешь и не такое. Все честно.

«Движуха» этим утром с Ирмой стала неким разнообразием после вчерашнего дня, который мы целиком и полностью посвятили восстановлению артефактов. Завтракали, обедали и ужинали прямо в офисе – работа оказалась более кропотливой, чем предполагалось изначально. Фактуру и структуру некоторых свитков пришлось накладывать и воссоздавать многократно, иначе терялся первоначальный цвет или же функционал. Да-да, он сохранился в некоторых старинных вещах тоже – например, в свитках. Приходилось вкладывать обратно и потерянные смыслы.

Созваниваться с новыми кандидатками на очередное свидание (с предыдущей дамой Алану стало скучно) напарник не хотел, и потому развлекался с Вадриком. Настроил на него «телевидение», развернул экран и принялся шалить.

Прямо через воздух и расстояние наложил на Тейлза «Улукпан» и принялся хохотать. Вообще-то, было над чем.

«Улукпан» – странная штука. Она не то чтобы замедляет человека, но создает в его пространстве двойное сопротивление. И когда объект делает один шаг, выходит только полшага. Когда желает поднять руку до лица, то получается только до пупа. И пот от усилий льется градом. «Улукпан» иногда используют спортсмены-профессионалы в тренировках, да и то немногие – слишком сильно это заклятье тормозит тело.

Вот Вадрик и страдал. Шел до управления и никак не мог дойти. Пыжился, кряхтел, переставлял подошвы так медленно, что, казалось, они примагнитились к земле. Кое-как отдирал одну ногу, долго вел ей в воздухе, чтобы сменить траекторию, после так же долго ставил на асфальт. Заносил другую, потел… Спустя десять минут «тренировок» принялся стонать – стали останавливаться прохожие, предлагать помощь. Но, как только Тейлз открывал рот, оттуда неслась столь отвратительная вонь (еще раз спасибо Алану), что помощников сдувало моментально. Тейлзу приходилось упираться опять.

До управления он дошел мокрым.

Там ошарашил всех своей медлительностью и распугал несвежим дыханием. Занимаясь плитками со старинной вязью, мой напарник глазел в магический телевизор, не отрываясь, – нашел себе лучший «сериал» на день, точнее, создал. И то и дело покряхтывал или разражался хохотом.

Особенно, когда коллеги Вадрика начали подкладывать последнему в карманы пастилки «Тосмик» – со вкусом «льда и мяты».

– Не поможет! – грохотал Алан. – Ему ничего теперь не поможет!

Бедняга Тейлз сражался «с недугом» до заката, а после, приложив титаническое упорство, дошел-таки до бара «Ногран», где у него было запланировано свидание. Вот тогда-то Алан и сжалился, снял «Улукпан». Вместо хорошего эффекта, это, однако, привело к обратному, потому как наш «главный герой» до того привык в повышенному сопротивлению за день, что, став легким, неожиданно снес со стойки три стакана и уронил стул. Не смог сразу переключиться к подвижности, пролил на девушку, пришедшую на встречу, бокал пива, получил оплеуху и гору бранных слов. Остался в гордом одиночестве.

Вот тогда Алан убрал и вонючее дыхание.

– Так-то, – выдал удовлетворенно, – будет знать, как надумывать себе дружбу с магами. Мы, видишь ли, товарищи не то чтобы злые, но веселые. И пошутить любим.

В общем, день у Вадрика выдался тот еще, однако, и добавлять ему остальные «десять мстей» Алан передумал. Хватит.

А этим утром Ирма, уже покинувшая наш кабинет, оставила после себя отголосок сигаретного дыма.

И, как оказалось, полное отсутствие работы.

Оракул, с которым я накануне пыталась в перерывах работать и кому плела замысловатые формулы, молчал. Рун для активации писания не хватало, с колдуном без них ничего нельзя было сделать. Время одиннадцать утра; серое небо за окном. Экспонаты после «алого пламени» восстановлены, впереди полное «ничегонеделание» – непривычная ситуация.

Я как раз размышляла о том, чтобы поехать в квартиру, устроить уборку, когда задумчивый Алан вдруг изрек:

– Слушай…

Это его многозначительное «слушай» могло означать, что угодно. Что у напарника есть очередная гениальная идея или же, что он просто решил пригласить меня на ранний обед в кафе.

– М-м-м?

– Мы ведь все равно свободны?

– И?

– Чего время зря терять?

Однозначно «гениальная идея».

– Говори.

– Давай съездим до древнего города.

– До Древнего Кураста? – Обиталища черных теней? – Нам больше делать нечего?

Нашел «увеселительную прогулку» в обеденный перерыв. Вообще-то там между склепами обитали души умерших – достаточно агрессивно настроенные, к слову.

– Я вчера вечером посидел в библиотеке…

Уже после работы? Вот ведь неугомонный человек.

– Сходил в подвал, порылся в неразобранном материале. Пылью надышался, между прочим… Зацени мои усилия.

– Уже почти заценила.

На меня взглянули весело и укоризненно – мол, принижаешь ты мои потуги.

– Так вот, я выяснил, что в давние времена существовал один маг с очень сложным именем, не буду даже его имя пытаться произнести. Так вот, он Писанием Саммасона пользовался довольно часто, отлично был с ним знаком. Перед смертью он выгравировал две руны на своем саркофаге…

У меня даже волосы зашевелились на загривке.

– Да-да, я знаю, – махнул руками Ал, – это могут быть те же самые руны, которые у нас уже есть. А могут быть и недостающие.

Мне дали несколько секунд на обдумывание информации и удвоили напор.

– То есть, в худшем варианте мы наткнемся на те же, что уже имеем. В хорошем случае отыщем одну новую. В идеальном – обе. Вдруг нам повезет?

Я продолжала сидеть с приоткрытым ртом. Не было печали. Хотела уборку в квартире, а получу поездку в древний город.

– Ничего, что нам придется настраивать портал, прогонять через него машину?.. Кураст в тысячах километров отсюда.

– Ну, прогоним. Настроим. – Этот человек-оркестр никогда не унывал. – Представляешь, прокатимся, сделаем ночевку, поставим палатку, разведем костер. Я приготовлю тебе на огне свой фирменный зефир с корочкой жженого сахара и шоколадным центром…

О-о-о, я много слышала об этом зефире, но ни разу его не пробовала. И все же не сдавалась так просто.

– Ничего, что в Курасте почти вечная ночь? А это верная смерть для живых путников.

– Да, знаю. Я ко всему готов. – Алан сходил, достал из сейфа прозрачную штуку, напоминающую куб, заполненный темным песком. – Смотри, в нем появились розовые песчинки. Это говорит о том, что там скоро рассвет. Может, как раз следующим утром… Скорее всего.

Он уже и галлацентровый локатор нашел. Такой наводится в нужном направлении и определяет тип энергии. Как ни странно, он регулируется и загружает в себя данные с помощью магической речи, после начинает дистанционно считывать поля с указанного места, цветовыми переходами указывая на искомые изменения.

Мне все еще не верилось.

– Ты предлагаешь съездить и обследовать склеп в Курасте?

– Ну да. Мы все равно свободны. Можем Вэйгарда с собой позвать…

– Смеешься?

– Вообще-то нет. Он, наверное, нашел бы общий язык с тенями. Или знает, как от них защищаться. Ты, кстати, не хочешь съездить к нему и обронить случайно, мол, собираемся туда-то и туда-то… Чем бы нам защититься? А то у меня есть пара вариантов, вычитанных в тех же фолиантах, но возможности проверить на деле, как ты сама понимаешь…

– К Вэйгарду – не хочу.

Алан вздохнул декоративно.

– Я так и думал. Ладно, я поищу информацию, время есть. Все равно выезжать вечером, раньше не имеет смысла. Ты ведь нам пока продуктов в дорогу купишь?

Нет, этот озорной человек с голубыми глазками и накачанными банками под рубашкой уже все решил. Как обычно, впрочем.

Мне оставалось только проводить его удивленным взглядом, когда Ал сообщил «пойду еще книги почитаю, палатку подготовлю», а после удалился из офиса.

– Это все ты, – проворчала я, обернувшись к оракулу, – мог бы помочь. И не пришлось бы совершать эту «увеселительную прогулку».

Но равнодушный гном молчал, держа в руках не то орех, не то шероховатый камень.

(Oneil, Titov – Tonight Baby)

Не то, что бы меня замучила совесть, но после уборки в квартире я все-таки доехала до здания, куда так не любила входить. Ужасно надоела бесконечная морось – кажется, город накрыла влажная подушка.

Нечестно, что за нас двоих отдувается Алан – роет информацию, ищет заклинания. Если я могу сделать что-то со своей стороны, чтобы обезопасить нас в предстоящем путешествии, я наступлю на горло собственному нежеланию посетить квадратный дом-куб. Просто угнетала синька внутри и ощущение, что ежесекундно меняется, подтасовывая объекты, пространство.

Ладно, просто войду, просто спрошу Вэйгарда. И уйду.

Да-да. Нет-нет.

Но взгляд младшего деймона остановил уже на пороге. Я не продвинулась дальше стойки, похожей на ту, за которой обычно сидит администратор.

Почему их глаза столь темны? Как будто в душах отсутствует свет… И есть ли у них души?

– Его нет.

Обрывисто бросили мне, хотя я ни о чем не спросила. Конечно, к кому еще я могла пожаловать, как не к главному.

Вот, значит, как… Уходить? Что ж, если Алан спросит, я пыталась. Но почему-то стояла и не двигалась, чего-то ждала. Чего?

Черные зрачки, черные радужки. Черными у этого были даже белки, за счет чего он выглядел совсем монстром.

– Он дома.

Послышалось спустя секунд десять моего молчания.

Кто? Райдо?

У него где-то есть дом? Кольнула вдруг мысль любопытства – какой он, его дом?

Адрес я не спросила, но деймон сплел из тумана буквы – название улицы, номер. И я кивнула.

То был не дом, то был особняк, укутанный послеобеденным дождем. Влажная крыша, каменные стены – дизайн современный, стильный. Такое жилище Вэйгарду подходило больше кубической архитектуры, где располагался рабочий кабинет. Ухоженный газон, обилие растительности, над которыми очевидно трудился садовник, – не знаю, что меня удивило больше. То, что Райдо жил как человек? Или то, что вокруг его стен не кипела лава, не висели на стенах тела и не раскачивался на крыше черный флаг? Я бы не удивилась, увидев, например, над несуществующим шпилем воронку в небо – эдакий эталон темного колдовства.

Нет, особняк был добротным, по-своему уютным, дорогим.

И дверь внутрь оказалась не заперта.

Интерьер, как и из журнала «Живи модно». Исконно мужской, брутальный, но с вкраплениями коричневых, бежевых и золотых оттенков – я против воли залюбовалась. Миновала просторную прихожую, в которой разулась, долго оглядывала гостиную. Черт, здесь можно было жить. Более того – здесь хотелось жить. У владельца этих хором однозначно есть вкус. Кто бы сомневался…

Но где же хозяин?

Прежде чем я отыскала его, вышедшего из ванной в одном только полотенце на бедрах, я успела ощутить восторг от хромированной кухни, панорамных окон и брошенного на спальню взгляда.

А после мысли об интерьерах, как и обо всем другом, завершились.

Он был богом.

Богом в моем понимании.

Он выглядел так, как должен был выглядеть идеальный мужчина, – мускулистый, высокий, свежий, сильный. Его ауру почти не смягчали капли влаги, оставшиеся на теле, чуть вихрастые после душа волосы и даже босые ноги. Каждый из этих факторов лишь добавлял сексуальности и ничего иного.

Там, под полотенцем выделялось тоже. Врут те девочки, которые говорят, что никогда не смотрят «туда». Нам хватает миллисекунды, чтобы оценить то, что очень хочется оценить, даже если это «что-то» прикрыто.

Вэйгард смотрел спокойно, почти без удивления – не то чтобы ждал, не то был по-своему рад меня видеть. Хотя его радость – это обычный панцирь из непроницаемости. Я же ощущала странное – мне хотелось провалиться в иной вариант реальности. Где я могу подойти к нему, провести пальцами по щекам, получить самый жаркий, самый заветный поцелуй. Где могу бросить сумку на ковер, позвонить Алану и сказать: «Знаешь, я не еду. У меня дела…» И остаться здесь. Чтобы пить с тем, кто стоял напротив, вино, исследовать виды объятий на мягком паласе, где я могу забыть о собственном одиночестве насовсем. Навсегда.

Как и о части себя.

Я ненавидела эти отрезвляющие мысли, которые прокалывали острием дыры в пушистой картине моего ванильного бытия.

Но Вэйгард был не просто хорош, он был моим всем – домом, объектом притяжения, искушением миллионного порядка. Судьба не просто посмеялась надо мной, она создала мне персональный ад в виде его прекрасного лица. И ледяных глаз, смотреть в которые хотелось, не отрываясь.

– Чем обязан?

Райдо был немногословен. Он знал, что я не просто зашла «на чаек», такого попросту не случалось. Если пришла, значит, что-то нужно. Что ж, несложно догадаться.

А во мне расшатывались все опоры.

Почему я не могу плюнуть на все и остаться с ним здесь? Пусть этот чертов мир зависит от кого-то другого, я хочу простого женского счастья, тепла, касаний, я хочу забыть о совести и обязанностях. Ужасно, но я хотела забыть даже о себе… Просто бы шаг навстречу, просто бы ощутить его руки вокруг.

Мне придется использовать все гвозди, чтобы затыкать до состояния паутины это влекущее полотно, чтобы от него остались лишь лоскуты. Но и на них я буду пытаться угадать рисунок.

– Прости, что побеспокоила, – я прочистила горло, помолчала. – Мне нужна…

– Помощь?

Он знал, конечно.

– Да. – Непросто было это признавать. Что ты ходишь, как нищий к кормушке с бесплатной едой, понимаешь, что так нечестно, что нужно заработать на хлеб каждую монету, но прешься к дармовой раздаче, потому что там не просто бесплатно, но еще и вкусно. – Мы собираемся в Древний Кураст. Я хотела спросить, может, ты знаешь какое-то заклятье, чтобы защититься от мертвых теней?

«Я знаю», – говорили его глаза. – «Я все знаю».

– Обращаешься ко мне, как в библиотеку? – Он был деймоном в первую очередь, и иногда я об этом забывала. – Думаешь, я – энциклопедия, которую можно полистать, когда вздумается?

Шанс получить что-то просто так был мизерным, но я испробовала его.

– А ты хочешь это знание мне «продать»?

– Хочу.

– И какой будет цена?

Он приближался ко мне незаметно, но неотвратимо, как зверь. Как самое желанное в мире явление – мягкий шаг в мою сторону, еще один. Конечно, сзади стена, и накрыло от ауры Вэйгарда отчаяние. Она была слишком могучей, сладкой, она вышибала из меня память о том, кто я и чего хочу.

– Поцелуй. Всего один.

Его глаза даже стали теплыми, взгляд обволакивающим. А между нами остались лишь миллиметры.

Почему мне так сложно? Почему мы влюбляемся не в тех?

Я бы сама за этот поцелуй отдала многое. Снаружи уже нет мира, он есть только здесь, где так хорошо, где такое невероятное притяжение. По венам афродизиак, и одна мысль – качнуться навстречу. Прощай логика, прощай старая жизнь. Потому что все изменится после этого касания… Я просто знала это. Меня понесет, понесет, как человека, сорвавшегося с диеты, как алкоголика, открывшего-таки минибар, как наркомана, понимающего, что он, наверное, помрет с передоза, но все равно ищущего иглой вену.

Мне должно было быть хорошо сейчас – он так близко, так вкусно, – но мне было плохо.

И в очередной раз отказ.

– Нет. Прости.

Не провести мне пальцами по литым мышцам, не погладить эти щеки, не ощутить, как крепки руки Вэйгарда, когда он сжимает.

Я сама порвала этот внутренний холст на куски, на повисшие обрывки.

– Тогда вы справитесь сами.

Взгляд снова стал холодным. Холоднее, чем прежде, совсем равнодушным. Лишь на секунду мелькнула в нем та боль, как накануне в баре. Знание о том, что никогда никто для тебя в этом мире не найдется, не подарит лучик тепла.

Одно я знала совершенно точно – мы с Вэйгардом снова были врагами. Возможно, даже хуже, чем прежде. Его терпение не бесконечно, а я исследовала его слишком долго, тестировала, растягивала. В Райдо много тьмы, и я чувствовала, что она закипает сейчас. Знала, он держит ее на цепи…

Дерьмо заключалось в том, что мне было тяжело. Не только от его боли, но от своей тоже. И потому я бежала – позорно, быстро, прочь оттуда, где плохо. Вот только каждый шаг по гребаному дорогому ковру был как босыми ступнями по осколкам. Я шла оттуда, где хотела остаться.

И фраза-нож в спину.

– Тебе не понравится то, что случится дальше.

Мне уже не нравилось то, что происходило. Никак. Совсем.

Предупреждал ли он о нашем совместном с ним будущем? Или походе с Аланом в Кураст? Райдо многое знал заранее, но мне было не до многозначительных посланий. Мне нужен был воздух, выдохнуть, мне нужна была эта морось на лице.

Проблема заключалась в том, что я оставляла за спиной того, с кем хотела быть.

Не понимая, о чем думаю, я просто обулась, накинула куртку и вышла за дверь.

И сумела остановить себя, замедлиться только тогда, когда вышла за ворота. Прижалась спиной к колонне забора, присела на небольшой парапет, хотя могла бы в машину – кабриолет стоял рядом.

Снова я забрала у себя то, что хотела получить.

Каждый раз забираю, каждый раз буду. Лишать себя того, к чему тянется душа, обрубать все связи, все канаты, бить по рукам, отдирать, залеплять раны…

Я должна была гордиться собой, наверное. Как человек, который так и не съел лишнее пирожное, который завтра станет ненамного стройнее. Я сумела! Я справилась! Я выдержала, я молодец!

Но я не гордилась. Я совсем ничего хорошего не испытывала, лишь усталость и печаль. Как будто на мне доспех, и скоро идти в бой. Как будто вокруг сослуживцы, и все в доспехах, готовые к новому бою. Разница лишь в том, что у них здоровые тела, их запас сил обновленный, боевой дух на высоте.

А у меня сломаны ребра.

И разбиты колени. У меня по коже под сталью льется кровь, стекает вниз, потому что слишком много порезов, и доспех уже скользкий…

Но никому не видно. Я пойду вперед так же, как и все, я тоже буду претворяться, что боевой дух высок – иначе никак. Под броней не видно, что из десяти делений мигает одно, в тени забрала не видно, что уже не блестят глаза… Я буду петь вместе со всеми, держать флаг. Свалюсь, наверное, где-то по пути – но это жизнь, иногда она же – война.

Меня от мрачных мыслей отвлек сотовый – он завибрировал в кармане напротив сердца.

Алан.

– Алло…

– Мне не нравится то, что идет от тебя, Анна… Ты где?

– Ходила к Вэйгарду…

Большего объяснять было не нужно.

– Да? Нет?

– Нет.

– Понял. – «Насрать» – вот что прозвучало в короткой паузе. – Справимся сами. Уходи оттуда.

Я шла к машине, прижимая мобильный к уху, когда Ал добавил:

– На тебе одеяла, хорошо? Купи, которые надуваются, когда раскладываешь… И еда…

– Я помню.

Он специально занимал мой ум задачами, чтобы не оставалось времени думать о «ненужном».

– Можешь еще…

Сейчас он накидает мне список из десятков пунктов, лишь бы отвлечь. И потому я прервала:

– Я не буду о нем думать, Ал. Я все понимаю. Одеяла будут, остальное тоже.

Тишина в трубке.

– Молодец.

Пусть у меня не получалось гордиться собой.

Но он мной гордился – честно и искренне.

Глава 8

(Jo Blankenburg – Echo)

Поляна, на которой мы расположились, лежала на самом краю утеса, откуда открывался вид на плато. Очень красивый вид. Над нами практически уже звезды, а у кромки горизонта длился и длился неторопливый закат.

Стояла позади палатка; уютно трещал костер.

Сейчас мы были столь далеко от привычных мест, что казалось, мы провалились в другое измерение. Так оно в какой-то мере и было, ведь портал выкинул нас вместе с кабриолетом туда, куда не вели дороги. Километрах в пятидесяти от нас Древний Кураст – возле него останавливаться было нельзя, слишком сильна аура тех мест. Она путала время и сознание, увлекала в глубины гротескных гробниц, насылала забытье.

Мы не так долго собирались в дорогу, сколько настраивали находящийся в Бюро портал – очень сложный магический проход, способный пробить дыру в любую точку любого мира.

Именно об этом, занимаясь зефирками у костра, рассказывал Алан.

– Как-то раз – всего раз! – я задал ему случайные координаты. Теперь не спрашивай их, я даже не вспомню.

Глядя на то, как подрумяниваются над пламенем белые бархатные бока десертов, я думала о том, что это рисково. Крайне, я бы сказала, но Ал не терпел однообразия, скукоты и быта, и потому часто экспериментировал.

– Куда ты попал?

– В Крайбиолу.

– Это?

– Это название того мира. Стоило мне там оказаться, я просто его знал. Как знал и многие другие вещи, которых не должен был помнить. Например то, что материя там тоньше нашей привычной и похожа на золотистый песок. Тонкий, почти прозрачный, из неё состояло все. И что полов у местных низкорослых существ там не два, как у нас, а три. Не спрашивай меня, какой третий, потому что там и первые два не назывались «мужчина» и «женщина». Совсем, в общем, отличное от нашего место. Но хуже всего, что материя там принимала вид мысли очень быстро, и всё, что я делал, это держал сознание на нейтральных вещах, как только понял это. Иначе вокруг тут же что-нибудь создавалось.

– Это по-своему здорово.

– Это не здорово, – Алан серьезно покачал головой, – когда ты к такому не привык, и твои мысли швыряет, как игровые кости по карте координат, лучше вообще отключить голову. В общем, все, чего я хотел, это как можно быстрее убраться оттуда.

– И как убрался?

– Сработал обратный аркан, который я настроил еще до перехода.

– Молодец. К тому же, Крайбиола, насколько я понимаю, была довольно мирной. А тебя могло занести и к темным существам… Шутник.

Ал лишь усмехнулся. На нем сейчас были бежевые походные штаны с большими функциональными карманами, но привычная рубашка с короткими рукавами осталась прежней. Равномерно прокручивались надетые на огнеупорные палочки зефирки и не сгорали, хотя иногда окунались в желтые лоскуты огня.

Какое-то время мы молчали. Плато навевало равномерность, спокойствие. Но ощущалось оно, вопреки тому факту, что существовало тысячелетиями, молодым, свежим. Время здесь путалось, текло неравномерно, и утро догоняло утро, поэтому закат у горизонта никогда не прогорал, изредка превращаясь в восход. Но и день оставался недосягаемым; над нами, как и прежде, светили звезды.

– Странное место, – констатировала я, – тут можно завязнуть.

Вместо ответа напарник рассеянно кивнул. Приблизил десерты к лицу, внимательно их осмотрел, что-то прошептал, снова поднес к огню.

Мне нравилось вот так сидеть, где-то далеко остались тяжесть и печаль. Эта местность была в каком-то смысле не хуже Долины Водопадов. Местные созвездия лечили душу. Сидела бы здесь и сидела…

– Что хотел Вэйгард?

– Известно «что». – Диалог наш лился легко и чуть лениво. – Поцелуй.

– Угу. Старый хитрец. Во все времена за женскую близость покупали и продавали ценные вещи и знания. Ишь, чего захотел… К тому же мы знаем, к чему бы это привело.

– В том-то и дело.

Снова тишина. Сахарная корочка запекалась над огнем равномерно, начинала напоминать янтарное стекло.

– А как твоя Натали?

– Угу, – проворчал «повар», – так же, как и моя Лизи, моя Кейт, моя Милена… Никак. Потому что не отзывается внутри что-то важное. Не находится истинная связь. А без неё не вижу смысла морочить девушкам головы.

– Логично. Хотя погулять все равно можно.

– Погулять можно, но вот жить вместе. Да и вообще, отношения – такая штука… Все мы боимся в них отдать больше, чем получить в ответ.

Я кивнула молча.

– Вот ты была бы отличной мне парой. Мы… – подчеркнул Алан весомо это слово, – были бы отличной парой. Не находишь?

Он не давил, не подкатывал и не начинал неудобный для меня диалог. Он просто рассуждал, но не силился слить воедино то, что не сливалось. Может, едва печалился по этому поводу, но судьбу не переспоришь.

В целом я была согласна. Если бы отыскалась вдруг между мной и Аланом истинная связь, я бы только порадовалась.

– Да, – отозвалась я легко, – ты заботливый.

– А ты внимательна к мелочам, мне это очень нравится.

Отличный был бы тандем из двух людей, любящих загадки, приключения, тайны и помощь людям. Не то что союз с кем-то черным, продирающим дыры в чужих душах.

Между черными песчинками, наполняющими локатор, появлялось все больше белых и розовых – в Курасте близился рассвет. С таким темпом он настанет часов через девять-десять, мы как раз успеем выспаться.

Наконец зефир был готов, и Ал протянул мне один. Предупредил:

– Подуй.

Дула я усердно, как ученица, обожающая пятерки. Если обожжешься, вкуса не почувствуешь. Наконец тоненькая стеклянная корочка остыла. И я откусила кусочек…

– М-м-м… – Слова иссякли, потому что настал момент блаженства. – Как ты… это сделал?

Белая мякоть была бархатистой, вельветовой и отдавала ореховыми переливами. А вот «стекло» – оно на вкус было апельсиновым…

– Как я вмешал туда столько ароматов?

Про «столько» я поняла, когда откусила еще раз. Если в одном месте корочка была очевидно цитрусовой по вкусу, то чуть левее или правее становилась грушевой, потом вишневой…

– Богиня Крайди, это же шедевр! Ты должен открыть свою будку на колесах по продаже таких…

– Ну уж нет, это только для своих.

– Тогда кулинарную школу. Не может такой рецепт почить в недрах твоей памяти. Его надо увековечить.

– Чтобы я учил олухов магии? Уволь…

Алан был верен себе. Иногда он творил гениальные вещи, считая их вполне обычными. Я же поняла, что теперь буду выпрашивать этот зефир так часто, как смогу. Шоколад внутри был чуть влажным, пористым, похожим на утыканное вишневыми дольками пирожное.

Боги, а я предполагала, что попробую сухую меренгу, невкусную и сыплющуюся, как остов старой бабки. А тут… Даже жаль, что десерта только два – каждому по одному. Но своим, смаковав его до самого конца, я наелась.

Настало время чая, им занялась я.

Алан же, скомкав салфетку и бросив её в костер, попросил:

– Не оборачивайся пока.

– Угу.

Раз уже ужин наш был необычным, то и чай я приготовлю заговоренный искорками теплой нежности. Как раз для такого вечера.

Что-то шуршало сзади – Ал мастерил «нечто». Что-то достал из багажника, что-то привязывал, что-то тащил по траве, по чему-то стучал топориком. Закончил как раз тогда, когда я разлила чай в две походные кружки, отставила на соседнее бревно остывать.

Очередной закат снова сменил робкий восход вдалеке. Здесь утро и вечер ласкали друг друга, существовали вместе. День спал, ночь бодрствовала.

– Ура, все готово. Можно смотреть!

Не знаю, нужна ли была нежность в чае, но она сама собой родилась в душе, когда поняла, что именно смастерил для меня друг – качающиеся качели. Использовал два растущих рядом ствола, натянул меж ними веревки, соорудил конструкцию, которую покрыл сеткой. Даже матрасик где-то раздобыл и бросил две плоские подушки.

– Волшебно!

Держалось это все, судя по всему, на крепящих заклятьях, но держалось прочно, очень хорошо. И я, забыв о чае, плюхнулась на место слева. Лепота! Крон у этих стволов не было, и ничто не закрывало вид на небо; меня затопило счастье.

Алан прилег рядом, счастливо выдохнул.

– Хорошо, да?

– То, что нужно.

Слышно было, как трутся о крюк веревки, как чуть-чуть поскрипывает лежанка. Плавала она мягко, как лодочка, – качалось сверху усеянное бриллиантовыми звездами небо.

Я улыбалась.

Спросила шутливо:

– Будешь ли ты, Алан Станислав Корс, моим законным партнером по качанию на следующие пятнадцать минут?

Ал напыжился, сделал вид, что размышляет, затем серьезно выдал:

– Всяко.

И мы рассмеялись.

Про одно мифы не лгали – местные созвездия лечили душу.

(RagnarokDuo- Skogen)

Я уже накануне предчувствовала, что этот поход мне не понравится, ошиблась я только в одном – в том факте, насколько сильно он мне не понравится. И речь, конечно, не о вечере у костра, а о самом Курасте, куда мы выдвинулись утром.

Еще не рассвело, когда меня растолкал Алан, сунул под нос самодельный барабан-бубен на кожаном ремне (когда он его смастерил?), попросил:

– Покрой его рунами забытья. Ремень тоже.

– Зачем?

– Потом поймешь.

– Потом я забуду спросить.

– Очень смешно. На нас как раз нужно будет поставить щит «ясной памяти».

Рассвет только брезжил; я взялась за работу. Трава за ночь покрылась инеем, бока палатки блестели от кристалликов льда. Изо рта валил пар. Я же кропотливо высекала самую сильную вязь, которую знала – кожа ремня едва заметно дымилась. Жаль было покидать теплые «дутые» одеяла, но Ал был категоричен – помотал перед моими глазами боксом с песком, где розовых песчинок была теперь добрая половина.

Теперь мы шли по городу мертвых.

Алан пел, бил палкой в барабан и тянул столь заунывные звуки, что кожа моя покрывалась не гусиными пупырышками, а пупырями размером с арбуз – так, по крайней мере, казалось. Давно остались позади разваленные ворота входа; теперь по краям плыли невысокие гробницы.

План напарника стал мне ясен только теперь. Заунывная песня – тяжелая и мрачная – тормозила приближение к нам полупрозрачных темных теней. Мертвых душ. Они, слушая её, что-то вспоминали – что-то свое, что-то им важное.

Мне же казалось, что мы несем погребальные носилки. Крытый тканью погост, который собираемся позже поджечь.

Баллада «проводов» – вот что тянул Ал низким голосом. И те, кто свои проводы не увидел, кто был уже на тот момент мертв, погружались в воспоминания, которые не застали живыми. Слушали, застывали на месте.

Руны забытья и мой щит работали совместно – тени путались в звуках, теряли цель, временно переставали видеть нас, но мы отчетливо видели их. Длинные, покачивающиеся в ритм глубокого биения барабана.

Рассветом здесь называлось едва заметное золотистое марево; дорожки Кураста, поросшие невысокой травой, пробившейся сквозь камни, оставались темными. Плыли по бокам невысокие усыпальницы, в чьи входы не хотелось даже смотреть.

Песня эта меня коробила.

Изредка я скрежетала зубами, передергивалась и шептала:

– Повеселее ничего в репертуаре нет?

Тогда Алан поворачивался и, продолжая гундеть старинный душедробильный мотив, качал кулаком – мол, каждый раз, когда ты издаешь звуки живых, они прерывают песнь, и тени начинают нас видеть. Заткнись.

Я была бы рада, но меня мутило от этих нот.

«Зажми уши», – вот что показывал мне Алан жестами, – «и шагай за мной»

Я шагала.

Проблема заключалась еще в другом – мы пересекали временные пласты. Много разных эпох, моментов, смертей, захоронений. Казалось, еще чуть-чуть, и мы сами заплутаем в веках, в чужих прошедших битвах. Чудился несуществующий дым факелов и далекий плач – от этой смеси делалось только хуже.

И никак не находилась нужная гробница.

Мы бродили меж ними очень долго, у меня начала уставать спина, болеть голова. Я видела, как один восход сменял новый, как полыхала синька заката. Серые раскрошенные камни подсвечивались то розовым, то золотым, но красивее от этого не становились. Из Кураста хотелось сделать ноги. Каждое захоронение как плоская четырехугольная пирамида со входом. И по несколько дрожащих теней у каждой.

Страшно сделалось тогда, когда у Ала начал садиться голос.

Сколько прошло – сутки, двое? На деле наручные часы показали бы, что мы топтались по Курасту не более часа, но время тут завивалось в спирали.

– Где нужная? – шептала я, теряя терпение.

Остановившись, напарник достал из кармана листок. Одной рукой он продолжал колотить в ненавистный бубен, второй распрямил бумажный квадратик, показал мне рисунок на нем. Передал мысленно:

«Мы ищем гробницу Тутламмона. На ней символы по бордюру, видишь?»

«Они могут быть разрушены», – отозвалась я с помощью телепатии. И поставила на автомат дистанционный процесс восстановления связок Алана. Тот благодарно кивнул и затянул песню громче.

Черт, нам срочно нужно ее найти. Изредка тени все-таки чуяли нас, приближались все ближе, останавливались на некоторое время, слушали песню, после вновь начинали преследование.

Теперь усыпальницу Тутламмона мы выискивали вместе.

Одна пирамида, вторая, третья, десятая… У каждой узор перед входом, иногда даже утопленный на метр в землю лабиринт. Тут можно блуждать вечно. Я знала, что, когда все завершится, когда мы вернемся, я Алану задницу наколочу за эту песню. Несмотря на то, что она нас спасала, все равно наколочу. Богиня Зарайя, я эти звуки буду помнить вечно. Чужое тело на носилках, саван, чадящие палки; синий свет закатного неба. И вечную скорбь.

Ал ощутил мои намерения кожей, повернулся, пожал плечами – делаю, что умею. Зад свой подставлю для получения наказания позже.

«Договорились», – сообщила я одними глазами ехидно.

И в этот момент – слава рассвету, который, кажется, был уже не первым, – я наткнулась на искомый бордюр.

– Это она! – прошептала одними губами.

Справа от нас, выше остальные. И да, часть символов, изображенных на рисунке, обвалилась.

(Ragnarok Duo – Valkyriur og Baldir)

Внутрь за нами тени не вошли – и то хлеб. Прекратил, наконец, петь Алан, и ненадолго я вздохнула свободнее. Ненадолго, потому что в усыпальнице мне не нравилось. Нет, мне не нравилось и снаружи, но внутри давило откровенное ощущение не просто тревоги – опасности.

Старинные каменные стены. Чтобы разогнать мрак, Ал вытянул из лежащего у стены скелета кость, обмотал ее тряпицей, которую взял там же, и подул. Вспыхнул огонь, и напарник теперь продвигался вперед с костью-факелом.

– Никогда тебе руки больше пожимать не буду, – передернулась я.

– Надо же, какая цаца. Не знал, что ты брезгливая.

Он и сам, между прочим, был брезгливым, когда нужно было вытащить из блюда кусочки плесневого сыра размером с крупинку творога.

Хорошо, что здесь можно было говорить. Правда разговор наш, как и зажженный огонь, не нравился обитателю этого места. Ему самому или же его духу. Земля под ногами двигалась.

– Что-то здесь не то… Чувствуешь?

– Здесь везде что-то не то, – скривился Ал.

Мы знали одно, нужно отыскать саркофаг, считать с него руны, если они там есть, и убираться отсюда как можно скорее.

Чем бы ни являлось это место, живых оно не любило. Здешние стены стояли в нетронутом покое веками, и шорохи, звуки и шаги раздражали пространство. Начинали крошиться камни, изредка сыпалась с потока пыль. Но меньше всего мне нравилась «живая» земля. Не должен вот так волнами шевелиться древний пол, ничего хорошего это не сулит.

– Давай быстрее, а?

Мы шли по узким коридорам, и чем глубже уходили, тем яснее становилось, что возвращаться нужно будет через портал. Придется соткать его прямо здесь – обратную дорогу с «песней» и бубном я не выдержу. Я этот бубен самолично после сожгу.

В последней комнате он и стоял – саркофаг. Здоровый, бетонный, тяжелый. И да, по его стенкам шли письмена. Вот только рун среди них не было.

– Это же она, – шептал Алан, – гробница Тутламмона… Я не мог ошибиться.

Он водил костяным факелом взад-вперед, силясь прочитать старинные послания.

– Их там нет…

Мне было муторно. Теперь совсем. Верилось: сейчас или войдут всем скопом сюда же тени, или вылезет-таки что-то из-под земли.

– Подожди чуть-чуть, я проявлю скрытое…

Он воткнул факел между булыжниками, принялся выписывать пассы руками, шептать, бубнить заклятья – стенки саркофага зашипели.

Одновременно с этим пол заходил сильнее, пошла рябь по стенам.

– Нужно уходить…

– Нет, подожди минуту.

«Зря мы, что ли, столько шли?»

Пока Ал силился проявить невидимое, я очень быстро наматывала заклятье портала – уплотняла его со скоростью бегуна-спринтера, которому грозит обмочить штаны, если не пересечет финальную черту вовремя. Я шкурой чувствовала – сейчас случится что-то плохое. Нам нужен отход. Вот прямо сейчас, уже почти…

Белый проход засветился, заискрился – я вкладывала массу сил, чтобы он пропустил двоих, вывел нас в случае необходимости сразу к кабриолету на дорогу. Черпала внутренние резервы, тратила лишнее, зная, что здесь не подзарядиться. Не в городе мертвых.

– Слушай, их тут нет… – Ал разочарованно поджал губы и опустил руки. Он уже сидел на корточках возле стенки, по которой бегали искры. – Либо кто-то что-то напутал в книгах, либо намеренно завел…

– … в ловушку.

Довершила я фразу за своего партнера.

В этот самый момент мое предчувствие плохого, достигшее максимального значения, наложилась на это самое плохое. Что бы ни ползало под полом, чем бы оно ни являлось, но вылезти это нечто решило через крышку саркофага, которую откинуло с такой силой, что та развалилась. Как развалился от мощного взрыва и сам саркофаг.

– Бежим!

Нас усыпало крошкой, накрыло бетонными кусками и пылью. Во всем этом месиве я отыскала руку Алана и дернула ее за собой.

В проход, в портал, к чертовой бабушке отсюда….

Хорошо, что мы не увидели то, что вылезло из-под земли. Я не уверена, что хотела бы с этим сражаться, даже пытаться этому противостоять.

Из портала мы вывалились прямо на дорогу.

– Закрой его! – орал Алан. – Сейчас!

Я подняла руку и схлопнула дверь, откуда уже вился черный дымок. Когда марево исчезло, дым сложился на дороге в отрубленную руку, щупающую вокруг себя пространство. После нехотя рассеялся.

Мы сидели, как ошалелые беженцы, и некоторое время молчали. Пыльные, покрытые бетонной крошкой. Но хотя бы целые.

– Дурацкая была идея, – изрек наконец Алан, – с походом в Кураст…

Я же думала о том, что иногда мы вынуждены были проверять все варианты, – такова наша работа. Но поход и правда был «запоминающимся».

– У тебя красивый голос, – комплимент этот я сделала с тем выражением лица, с каким хлопают артисту, которого желают закидать помидорами. – Репертуар только говнецо.

Когда Ал ржал, с него сыпалась пыль.

– А еще я там забыл барабан.

– Ну, хоть жечь его не придется. Слушай, – подвела я итог, – второй раз я туда не пойду.

– Знаешь, я вот тоже.

Здесь, на бетонной дороге, которая пусть и была разбита, сидеть было хорошо. Потому что Древний Город остался вдали, потому что по обочинам росли живые цветы и трава, здесь удивительно свежим после затхлого в Курасте ощущался воздух.

Мы вернулись ни с чем. Но мы радовались тому, что просто вернулись к машине, что можем отправляться на ней домой.

Поднимаясь с асфальта и отряхивая зад, я бубнила:

– Какое счастье… Родной руль, родные педали… Скоро будут родные дома.

– Радио, музыка…

Алану я пригрозила пальцем.

– Только не пой больше!

– Я умею и по-другому.

– Не сегодня.

– Ладно-ладно, не сегодня.

Поднявшись, Алан тоже отряхнул зад. Посмотрел в сторону Кураста, разочарованно качнул головой – мол, не всегда все сбывается так, как хотелось бы.

Я нажала на кнопку брелка, снимая сигнализацию.

Глава 9

Как только мы въехали в город, возникло ощущение, что «что-то не так».

На той бетонной дороге, ведущей в Кураст, был день. Здесь царил поздний вечер – такого не должно было случиться. Портал всегда выбрасывал «гостей», не сдвигая временные промежутки.

Ощущение «что-то не так» усилилось, когда мы пересекли порог Бюро. Мигали принятыми сообщениями селекторные кнопки стационарного телефона. Куда так же переправлялись звонки с наших сотовых. И на моем сотовом пропущенных было шесть.

– Уважаемая Розмари, – вещал напряженный голос Кренца на автоответчике, – вы говорили, что обработаете экспонаты быстро, вернете нам, но прошла почти неделя. На меня давит владелец, пожалуйста, свяжитесь со мной…

Волосы на моей голове зашевелились.

– Почти неделя? Мы их забрали, восстановили за два дня, собирались сгонять в мертвый город, после все вернуть… Сколько мы отсутствовали, Ал?

Тот сначала исследовал наручные часы, после настенный календарь. Хмурился.

– Четыре дня.

– Четыре дня?!

– Да, поэтому «почти неделя». Выходит, мы держим у себя эти побрякушки шесть дней.

– Четыре дня? – я не могла прийти в себя. – Эти чертовы «пирамиды» забрали у нас столько времени?

Почему-то было обидно.

Я уже тогда чувствовала, что в тех местах нелады со временем, но куда подевались почти сто часов, когда мы от силы должны были потратить двадцать?

Давили усталость и разочарование, они усилили драматический эффект.

– Хорошо, что не сорок, Анна, и не четыреста…

Мой напарник пытался быть оптимистичным.

Но то были мои утра, мои чашки кофе. Любование рассветами, дневные мысли, идеи, настроения, вечерние посиделки у домашнего камина с вином. Гробницы съели их, отняли у меня безвозвратно. И было обидно. Я редко ныряла, но тут почти мгновенно съехала в тоску. Жаль разменивать жизнь на пустое, и пусть она у нас длиннее, чем у обычных людей, пусть мы умеем перезаряжаться. Я расклеилась, как девчонка.

– Эй, – пытался подбодрить Алан, – ты не одна их потеряла, мы потеряли их вместе.

Точно. Даже горе не так обидно, когда делится на двоих. Но все же.

Я выгребла, наконец, осколки, которые лежали в карманах и давили на бедра. Эти осколки гробницы, когда раздался взрыв, приклеились к нам – к волосам, к одежде. Потому как гнали мы оттуда, не останавливаясь, убирать артефакты взялись уже на заправке, когда пересекли черту. И не выкинула я их лишь потому, что на некоторых отчетливо просматривались старинные письмена – филигранная работа мастеров-камнерезов. Не знаю зачем сохранила – мусор. Но на нашей одежде этот мусор прожег кислотные дыры, хорошо хоть не повредил кожу. Вот ведь редкая дрянь. Сложу в сейф, когда-нибудь достану, чтобы рассмотреть.

Пока я думала об этом, сидя в кресле лицом к Алану, тот аккуратно коснулся моего плеча. Без слов кивнул туда, куда смотрел. На оракула.

Я развернулась.

У нашей привередливой статуи светились глаза. Открытые глаза, глядящие прямиком на кучу осколков.

Какое-то время в кабинете царила тишина, которую умница Алан не брался нарушать, знал, что я с гномом-птицей общаюсь аккуратнее и точнее. У меня же кожа опять покрылась мурашками. Оракул смотрел на осколки жадно, они однозначно представляли для него какую-то ценность, кто бы мог подумать. Хотя не удивительно, ведь куски саркофага содержали столько пластов информации, что в ней можно было блуждать сознанием веками.

– Забирай, – сказала я тихо, – если нравятся, они твои.

И изумилась, когда гном перевел взгляд на меня – он редко, почти никогда не смотрел в глаза.

– Мы ходили, чтобы добыть оставшиеся две руны, но все равно не добыли.

Я вздохнула. Взгляд оракула был непонятен – он перевел его обратно на осколки, и те начали таять один за другим. Статуя принимала подношение. Вверх от каждого кусочка теперь поднимался черный дым, который складывался в общий неясный пока рисунок. Делался все плотнее, начинал отливать красным – то была энергия мертвых, неприятная даже теперь. Когда исчез со стола последний камешек, рисунок из дыма стал отчетливым, а после разделился на два. Точнее – на две. На две руны.

– Мать моя женщина… – прошептал Алан оторопело.

Руны мертвых. Две последние из ряда активаторов. Вот они какие, оказывается… Я запоминала их жадно, резко – заработал, как никогда ясно и быстро, мозг, включилась в максимально эффективный режим память. И на задворках забрезжила радость – мы сходили не зря, мы их получили! Да, таким вот странным путем, но ведь добыли!

Когда черный дым рассеялся, когда оракул снова уснул, сделавшись умиротворенным, Ал спросил:

– Ты успела запомнить?

– Конечно. Теперь у меня есть все… Все пять! Осталось только понять последовательность…

– Ничего себе! – Мои волосы ласково потрепали. – Ты знаешь, что твоя голова теперь самое ценное, что есть в округе?

– Она и раньше была.

Я впервые за этот вечер улыбнулась. Куда-то испарились печаль и усталость.

А после мы какое-то время молчали, потому что слов не находилось.

В кабриолете мы сидели, глядя на небо, – распогодилось, высыпали звезды. Да уж, за четыре-то дня.

– Хоть дождя нет.

Алан вытащил одну из своих коричневых сигарет. Закурил, затянулся. Я подумала достать из сумки свою фруктовую курилку, но не стала, мне до сих пор нравился просто воздух. Свежий, живой, пропитанный запахами.

– Ты тоже голодная?

– Угу.

Мы проснулись рано утром где-то далеко, после неясно сколько блуждали посреди усыпальниц и теперь ощутили, что зверски проголодались.

– Куда поедем ужинать?

– Ты выбираешь.

Я всегда перекладывала эту роль решать по поводу ужина за нас двоих на Алана, тот и не спорил.

– Тогда в «Охо».

– Почему?! «Охо» – одно из самых пафосных и дорогих заведений города. Неоправданно, причем.

Возмущение мое не касалось денег – их было достаточно. Просто не хотелось отдавать их впустую, когда счет из любого кафе мог быть раз в пять дешевле.

Но Ал был непреклонен, курил спокойно, тоже до сих пор наслаждался тем фактом, что мы вернулись, и вернулись не зря. Получили-таки наши руны, хоть и слили сто часов в небытие.

– Оправданно, – возразил он, – сегодня нам нужны именно они. Хотя бы потому, что всегда удивляют подачей того, что ты не ожидаешь увидеть. А нам требуются хорошие впечатления под вечер.

– Но мы выглядим как бездомные.

– Отлично. За те деньги, которые мы отдадим за вход, нас впустят в любой одежде.

– Она в дырах. И в бетонной пыли Кураста…

– Им по барабану.

– Не напоминай про барабаны.

– Ладно. И еще их «перегородки» …

«Охо» ими славился – перегородками, сотканными из заклятий. Для того чтобы обеспечить полную конфиденциальность разговоров и даже пребывания на территории заведения, не нужно было уединяться в тесных кабинках, будках. Директор «Охо» установил магические щиты – они гасили чужие разговоры, также подменяли лица присутствующих, делая соседей «анонимными». Даже если ты пришел по случайности в ресторан с соседом, то не услышишь и не увидишь его. Туда же по понятной причине было принято водить любовниц. И кормили хорошо, и жена не увидит.

– Уговорил.

Я не стала спорить, нам действительно нужно было вкусно поесть и приватно поговорить. А дыры и пыль на одежде – что ж, это уже работа официантов – сохранять приветливый и дружелюбный вид в любых условиях.

Кормили отменно. Приносили все в маленьких тарталетках из печеного пресного теста, которое не перебивало вкус «начинки». А начинок было столько, что даже выбрать сложно. Получил креветки? Не понравились – отодвинул. Взял мясной паштет. Не понравился паштет, придвинул себе пасту с томатами, после смесь из салатных листьев с заправкой, дальше золотой картофель. Тут были знакомые вкусы и незнакомые, тарталетки с основными блюдами, закусками и десертными сочетаниями. Уминали мы их поначалу молча. Слушали фоновую музыку, любовались интерьером, отглаженными бордовыми скатертями, стойками из светлого дерева, укрытых плющом, что разделяли диванчики. Все сделано так, чтобы отдыхали глаза, уши и голова, чтобы расслаблялся разум.

Алан не ошибся с выбором, никогда не ошибался.

Я, насытившись, достала из кармана телефон, еще раз проверила.

– Что?

У напарника поднялись вверх светлые брови. Он и пыльным, между прочим, смотрелся привлекательно. Силен и свеж, будто и не ходил с утра в Кураст, не держал в руках факел из человеческой кости.

– Проверяю, нет ли сообщения от Роберта. Натали может проснуться в любой момент…

Да, дел насыпало по горло. Нужно было вернуть экспонаты Кренцу, составить в голове верный ряд рун, чтобы отправить колдуна к праотцам, разобраться с идеальным партнером Натали. И все это желательно «вчера».

– Может. Что ж, будет кормить её кашей по утрам, все равно ведь варит на двоих.

– Это да. Неудобно все-таки… Сделали из его дома гостевой, бедному Робу ни выйти в магазин, ни помыться спокойно. Знаю я его характер.

– Пусть моего неспокойно.

Алан, дожевывая очередную корзинку, думал о чем-то стороннем. И уже по моей поднятой брови понял невысказанный вопрос. Ответил без нужды вытягивать наружу слова.

– Не думаю, знаешь, что в ловушку нас заманил этот… как его…

– Диур Приптих?

– Он самый.

– Я размышляла о том же. Мог он подменить страницы той книги, которую ты читал? Переписать что-то, подделать?

– Нет. Фолиант был подлинным, такие вещи я отличать умею. Никто в его информацию не вмешивался, я бы почувствовал. Думаю, автор талмуда желал отправить на смерть любого, кто интересовался писанием. Видимо, знал, насколько оно опасно.

– То есть, если бы в гробницу сунулись не мы, её бы разворотило вместе с кем-то другим.

– Да, хорошо, что не с нами.

Нас в ней могло похоронить заживо. Вероятно, Ал прав – Приптих не был тем, кто подвел нас этим утром к финальной черте. Будь он неладен, этот свиток. Но с колдуном нужно что-то делать, пока он не принес в город очередной «Гильб» или что похуже.

– Слушай, понимаю, что спрашиваю задним числом, но все-таки. А ты не мог слетать в Кураст мухой, например, или туманом?

Напарник усмехнулся, вытер загнутые усы.

– Нет. Там материя мертвых. И любое поле, пусть даже такое мелкое, как муха, моментально привлекло бы внимание дисбалансом. За ней бы так же погнались тени – они реагируют не на человеческую форму, а на раздражитель. На все, что отличается полями от «мертвого». Туман – не туман… Он состоял бы из меня. К тому же мухой я не мог бы петь и колотить в барабан…

– А пел ты хорошо. – Сейчас я могла об этом говорить, когда нудные звуки более не терзали мои уши. – Как эта капелла называлась?

– «Рёгна». Прощальная песнь.

– Отлично ты её симулировал.

(Simane – Mon Amour)

Впервые на моей памяти Алан стал таким – не просто серьезным, бетонно-тяжелым изнутри. И в то же время легким, печальным.

– Я не симулировал. Она была настоящей.

– Настоящей?

Вдруг расхотелось есть. Что-то в голубых глазах – некая случившаяся в прошлом трагедия – отбила аппетит. Ал никогда не показывал глубинных переживаний, но сегодня, вероятно, устал тоже. Или сказалась спетая им настоящая «Рёгна».

Что я вообще знала о своем напарнике помимо черт его характера, норова, вкусовых предпочтений? То, что иногда он встречается с женщинами, ищет любовь. То, что он не злой, но справедливый – умеет стоять за себя, защищать закон и других. Но много ли я знала о его прошлом? Почти ничего.

– Да, настоящей.

Вовремя нам принесли что-то алкогольное, и я хлебнула напиток, не спрашивая его названия. Сложно было выдавить наружу следующий вопрос.

– Где ты её изучил? Почему?

Такие вещи узнают только тогда, когда они пригождаются наяву, их не передашь заклинанием, мне следовало понять это раньше. Может, поэтому меня в Курасте мурашило «арбузами», и хотелось сбежать.

Я думала, он не ответит, иногда Алан замыкался, очень редко. И почти никогда со мной.

– Научили моряки. На острове Лладьос, который омывает Холодное море. Моря, они, знаешь ли, не всегда ласковые, иногда суровые. И эта песнь звучит над ними часто. Давно это было, давно…

Он, наверное, хотел отделаться этим общим ответом, но я не дала. Редко мы задевали глубинные темы, и никогда – я знала это как Нимфа, – подобное не случалось просто так.

– Кого ты потерял? – я боялась предположить. Отца? Любимую? Неизвестно, что хуже. Но ответ убил меня наповал.

– Брата. Младшего.

– У тебя был брат?

– Да. – Ал замахнул всю чарку алкоголя и поморщился. Такие вещи не заживают внутри никогда, это раны без возможности исцелиться. – Он был младше меня, тот еще балагур. Мы пьянствовали раньше вместе, пару раз я ходил с ним на его судне. Он был капитаном, торговал всякой всячиной…

– Что случилось?

Нужно было вытягивать информацию, пока это было возможно, пока Алан говорил.

– Их взяли на абордаж однажды. Вырезали половину команды и его в том числе. Понимаешь, я вычистил потом всех пиратов за год, всех до единого. Но поздно. Меня не было рядом. А вот хоронить его я приехал. Там и пел.

Я вытирала веки, потому что их жгла соленая кислота слез.

Такие истории не для слабонервных, будь я обычным человеком, даже выспрашивать бы детали не стала. Но я была Нимфой.

– У меня три вопроса…

– Не начинай.

– Три, Ал. И ты ответишь.

Тяжелый вздох напротив – у Алана крошилась душа, там, где звучала песня по брату, она всегда будет почерневшей.

– Какие вопросы?

– Как его звали? В каком году это случилось, мне нужна дата. И куда направлялось судно?

– Зачем тебе это, Анна? Не вздумай… Не начинай. Ты никогда не воскресишь его из мертвых, даже не пытайся. Мы с тобой маги, оба знаем, что из этого выходит. Подними мертвяка на ноги и получишь отвратительное существо, ничем не напоминающее живого.

– Я знаю.

– Тогда…

– Ответь.

Прозвучало жестко, прозвучало приказом. И лишь потому, что Алан был уставшим, он сдался.

– Семь лет прошло… Брата звали Дилбор Корс. И нет, он не был магом, ему дар не передался. А широты я тебе сейчас запишу, судно шло в Вайену из порта Аннаты. Только обещай мне, обещай не воскрешать!

– Обещаю. Не говори больше ничего, пиши.

Он писал, и впервые руки его дрожали. Сегодня он пел по брату, и я не хотела еще раз когда-нибудь услышать эту гребаную «Рёгну».

Когда мне протянули листок, я забрала его и попросила:

– Тему эту пока пропустим.

Не приведи богиня, но сейчас попросит меня не вмешиваться, возьмет обещание не предпринимать никаких действий, но Алан молчал. Он смотрел в сторону, и первый раз в жизни я видела его ранимым. Официанты здесь и правда были вышколены, потому что алкоголь нам обновили сразу же, как только наши стаканы опустели.

Хорошо, что меня не спросили по поводу этого подвешенного слова «пока» – у меня были свои мысли, свои планы, созревшие моментально. Возможно, очень опасные и несвоевременные, потому что дел у нас и без того было по горло, но вытолкнуть в голове зародившиеся идеи я уже не могла.

– Мне очень хочется тебя сейчас обнять, – призналась я честно.

– Даже не думай! – здоровяк улыбнулся. Он уже надевал привычную маску рубаха-парня, вечно веселого, бронебойного, сильного. Он и был сильным, раскрывался только перед своими. – Еще влюблюсь в тебя, начну страдать, а ты будешь сохнуть по Вэйгарду. Вот где будет драма длиною в жизнь.

Теперь улыбалась я тоже. Не над всеми вещами мы были властны, но над своим настроением больше да, чем нет. А юмор, как известно, способен испортить любую трагедию.

– Давай-ка я отвезу тебя домой…

«А мне нужно подумать». У меня голова от дум треснет, но сердце уже набрало такие обороты, желая действовать, что я едва не ерзала на месте. Нимфы – существа справедливости, они помогают всегда, когда могут. Даже, если это опасно.

– Соглашусь. – Прежде, чем подняться, Ал запрокинул в себя очередную полную чарку, выпил ее залпом и вытер усы. – Я готов.

(Besomage, MASHB3AT, Bolshiee – Chihiro)

Есть идеи далекие и эфемерные. Такие приходят в голову, скользнут через ум невзначай и исчезают бесследно. Есть идеи, которые хочется рассматривать и обдумывать.

Идея, которая пришла мне, горела, как пожар. Она моментально сформировалась в желание, требующее немедленного воплощения. Настолько немедленного, что, доставив Алана домой, я уже обдумывала план.

Куда-то делась усталость, забылась, как будто её не существовало. В моменты, когда ты горишь, когда тебе не просто интересно, но позарез требуется что-то сделать, усталости не существует.

Это своего рода вдохновение, азарт, даже одержимость.

Именно эта одержимость вела меня к дому Вэйгарда. Не к «кубу» – я предполагала, что не найду Райдо на рабочем месте в этот час, но обязательно найду его в особняке.

И да, план был опасным. Я была Нимфой, и, значит, имела право вмешиваться в судьбы, когда считала нужным и правильным. Но когда воздействуешь на прошлое, рискуешь изменить настоящее – даже свое собственное.

Я хотела вернуть Алану брата. Но тем же поступком, если все сложится как нужно, я могла изменить дорогу жизни собственного напарника и не найти его завтра в Бюро, куда он, например, не пришел устраиваться.

То был риск.

Но я была к нему готова, и мне был нужен человек, либо существо, способное ненадолго закинуть меня в прошлое.

Вэйгард это умел, я была в этом уверена. Пусть он попросит взамен поцелуй или даже нечто большее, я соглашусь на эту цену. И смогу жить дальше, не разрушусь, не дам себя привязать. Впервые я скажу ему да ради Алана, ради полноценного счастья в голубых глазах.

«Райдо – это твой день».

Твой вечер.

Улицы были пустыми, путь легким, как будто специально для меня «расчищенным». Наверное, сияла в моих глазах безуминка, и пусть Дэйм не спрашивает, откуда она взялась, все равно не расскажу. Иногда игра стоит свеч, даже очень опасная игра. Когда-то нужно решаться на ставку ва-банк.

Ярко сияли звезды – кристальные, далекие и холодные.

Но в окнах горел теплый свет, мягкий, призывный.

И дверь почему-то оказалась не заперта…

Он оказался там с ней, с этой девушкой. Прижатой к стенке в одном белье, стонущей жалобно и жарко.

Райдо, одетый лишь в домашнее трико, целовал незнакомку, «ел» её губами, собирался дойти до конца. Я знала это.

Я была уверена – он знал о моем присутствии. Специально не запер дверь, хотел, чтобы я наткнулась на эту картину, не постановочную, но вполне себе настоящую. Увидела еще раз его красивые литые мышцы, профиль, ощутила его силу и жар, направленный на кого-то другого. Он был сексуален, она была красивой.

Он разрушит её сексом, он даже не позволит ей выпутаться из дурмана и иллюзий, он уже давно зацепил её на крючок невероятного кайфа, лишившего способности мыслить. Вот только завтра, если она и проснется, она будет пустой, как недостроенный бетонный дом без окон, она не будет понимать, почему так случилось. Куда исчезла её сила, её личность, её уверенность в себе. В душе незнакомки навсегда поселится тоска или же хуже – чернота. Секс с деймонами недопустим для обычных людей, но Вэйгарду нужно было расслабляться, у него имелись свои нужды.

Я смотрела на них и думала о том, что если он сейчас повернется, то в его глазах отразится лишь равнодушие. И он вернется к поцелуям. Она же и вовсе не будет способна заметить в комнате кого-то еще, она одурманена. Тонкая, хорошенькая, свежая, молодая… Зря она купилась на чары деймона, но выбора ей не оставили.

Пусть им будет жарко, пусть им будет хорошо – не мое дело, что завтра станет с ней.

Я должна была злиться, негодовать, наверное, ведь Вэйгард – моя истинная пара, – но чувствовала лишь пустоту. Очень много пустоты. Больше не было нашего с ним мира даже «виртуально», у меня не осталось даже иллюзий.

Я не приду в этот дом больше, даже под страхом смерти.

И пусть Райдо не приходит меня спасать, не нужно. Я этого не оценю, больше не скажу «спасибо».

Ей было с ним хорошо.

Мне было бы тоже, мне бы крышу снесло. С ним таким не могло быть плохо, он брал и дарил взамен, пусть эти подарки исчезнут наутро.

Я снова осталась у себя одна, и саднила внутренняя рана как никогда сильно. Ничего, я выживу с ней, я проживу с ней долго и, возможно, моментами счастливо.

Но больше не произнесу внутри его имени. Оно станет для меня пустым набором звуков, не имеющих никаких эмоциональных ассоциаций, набором букв, потерявшим смысл.

Пусть он занимается сексом с другими – это его право.

Я уходила.

У него есть право делать, что хочется, у меня тоже. Мы ничем друг другу не обязаны, просто для меня мы более не существуем в одном пространстве.

И это не ревность, и даже не злость.

Тому, что я чувствовала, или чего не чувствовала, не было названия.

Он говорил, мне не понравится то, что случится дальше. Что ж, мне не понравилось в Курасте, мне не понравилось, что брат Алана оказался погибшим, мне не понравилось то, что я сейчас наблюдала. Что еще мне не понравится? Да и важно ли?

Моя цель никуда не делась и не исчезла, сегодня я собиралась править судьбу.

(Power-Haus – Deployed)

Отъехав подальше, я сидела в машине. Пустая, но не теплая и не холодная изнутри, я была Нимфой. В том редком состоянии, в котором так мечтал увидеть меня Вэйгард, в состоянии, к которому очень хотел прикоснуться. Я была конденсатором – отдающим и принимающим, трансформирующим внутри себя лучи.

Светили звезды, светили прямо насквозь меня, проходили сквозь пласты почвы. Здания стали прозрачными, как и стены домов, как и перегородки комнат. Как люди в них живущие – я стала целым городом, сейчас каждым из его жителей, я стала пластом информации и чувств.

Это состояние невозможно вызвать намеренно, оно проявляется тогда, когда требуется выполнить некую очень сложную задачу.

Я искала новую идею.

Мне нужно было попасть в прошлое, и, если не поможет Вэйгард, поможет кто-то другой. Кто?

Мой ум слился с воздухом, с небом, с каждой молекулой пространства.

Кто?

Сейчас Алан бы попытался меня отговорить, но не смог бы. А еще он восхитился бы мной такой, какую не видел ни разу, оценил бы мощь. Если бы вдоль моей машины прошел прохожий, он увидел бы на сиденье кристаллическую решетку, напоминающую человека, женщину. Она показалась бы ему стеклянной, с перегородками и вкраплениями.

Кто?

Я найду нужный мне ответ, даже если придется расшириться до состояния множества. Кто-то должен уметь работать с прошлым. Наш портал в Бюро – отменная штука, можем закинуть куда угодно и кого угодно, но он не работает со временем.

Кто?

Мне вспомнился дом, горы, по которым струились водопады. Мама, преподаватели храма, чей-то голос…

«– Лум Хьяд… Старик-отшельник…»

Я не могла понять, почему именно это имя.

Лум. Хьяд.

И лишь потом встала на место целая картина. Нам преподавали сны, осознанное ими управление, временные переходы. Ведь их можно осуществлять не только наяву, но и во сне, и старик знает как…

Вот почему его имя, вот кто.

Будь я в подобном состоянии, когда мы искали женщину, мстившую Натали, я бы нашла объект за несколько секунд, и не понадобилось бы поисковое заклятие.

Вот и Лума я обнаружила на отшибе города в восьми кварталах отсюда. Хорошо, что не нужно было снова настраивать портал, у меня остался осадок после прошлого раза – посещения Кураста. До Лума я смогу доехать на машине.

Значит, в путь.

Мне – стеклянной – казалось, что рокот мотора состоит из черных волн. Маслянистых, изгибающихся, чуть пыльных и дерзких. Сейчас я видела мир иначе, как наркоман, принявший чрезмерно сильную дозу вещества.

Неважно, когда я доеду до старика, я стану почти обычной. По крайней мере снаружи.

И да, я уже знала, что он поможет.

Знала, что именно скажу ему, когда войду.

Я думала, что дом Лума отыщется там, где заканчиваются высотки. Среди полей и высокой травы, эдакая приземистая лачуга старика.

Дом и был приземистым, очень старым. Наверное, как и сам Хьяд, которому, как говорили, было лет триста-четыреста. Он умел обманывать время, потому что прятался от него в снах – заныривал в одном месте, выныривал в другом. И смерть не успевала за ним. Но дом… Старый дом оказался тесно зажат двумя высотками, которые так и не смогли сожрать пару метров пространства. Лума не сумели ни выселить власти, ни подкупить чиновники, ни надавить криминалы. Старик оставался вне времени, как и его постройка, и было очень странно видеть её – деревянную, с чуть просевшей мшистой крышей – среди стекла и бетона. Диковинно.

В дверь я постучала осторожно – час все-таки поздний.

Но открыли мне так быстро, будто ждали.

– Заходи, – сказали старческим голосом.

Лум смотрел подслеповатыми глазами и держал в руке за изогнутую медную дужку старинный фонарь.

Оказывается, он знал о том, что я приду, знал, кто я. Он множество вещей знал наперед, и я чуть позже сообразила – конечно, Ловец Снов. Он же Ведающий, он же Предсказатель.

Внутри было так, как было бы много веков назад – старая печка, прогнившие доски пола, кое-где по углам пробивалась трава. Пахло воском, пылью и дровами, а еще целой кучей сушеных трав, развешанных по стенам.

Сам Хьяд – старик, одетый в льняную потрепанную широкую одежду, многократно видавшую ручную стирку. В старую, полуразвалившуюся соломенную обувь, с нечесаной копной длинных седых волос.

Мне не пришлось представляться, не пришлось называть имена родителей.

– Я знаю тебя, Нимфа, знаю, зачем ты пришла.

У деда были на удивление живые глаза, глубокий и в то же время поверхностный взгляд. Взгляд человека, живущего ни там и ни здесь, ни в настоящем, ни в прошлом. Этот дом вообще не замечали прохожие, для них, вероятно, здесь был забор, за ним заваленный хламом пустырь, с которого соскальзывало внимание. Подумаешь, какие-то невнятные несколько метров пространства, но дом же влек за собой вековые пласты и нити. Он плавал.

– Ты поможешь мне?

Хьяд поставил лампу на полку, потер сухие ладони. Взглянул не заинтересованно и в то же время серьезно.

– Я ждал тебя. Потому что я предложу тебе свою помощь в обмен мне на твою.

Кажется, он говорил не словами, по крайней мере, не словами текущего языка, и смыслы в моем мозгу проявлялись верные, но с задержкой.

«От меня не будет зависеть исход того, что ты собираешься делать. Совершенное на твоей совести. Тебе ведь это понятно?»

Мне было понятно.

Если он ждал меня, знал, что я приду, значит, заранее знал, что за услугу я могу предоставить.

– Хорошо.

Мне не терпелось начать.

(Anne-Sophie Versnaeyen – A whispering Soul)

– Кого ты хочешь увидеть?

Я сидела на широкой лавке – здесь не было кресел или диванов – с ответом наготове.

– Дилбора Корса. Семь лет назад; до того, как он вышел в плавание из Аннаты в Вайену, до того, как погиб.

Дед на меня не смотрел, но ловил каждое слово, затем кивнул. Повернулся к стене, на которой висела трава, и принялся шептать. Он шептал ни на одном из языков, который я когда-либо слышала, который знала. Он тянул гласные и изрекал такие согласные, не имеющиеся в алфавите. Меня начинало подмораживать от тревожности, но не страха.

Все должно получиться. Именно так, как я задумала, и не иначе.

Хьяд водил руками, и к его пальцам прямо на моих глазах начали тянуться нити из небытия, из разных снов, он ткал ими зыбкое светящееся полотно. Я уловила из знакомых букв лишь сочетание «Ди-и-и-илбо-ор Ко-о-о-о-орс…» Звучала протяжно – Лум призывал человека.

И лицо последнего постепенно проявилось у стены из светящихся точек, лицо худощавое, усатое, похожее на Алана. Точно, это брат. Более жилистый, не такой мощный, скорее всего, ниже ростом, но это точно был Дилбор. Усы не загнуты кверху, как у Алана, но сходство со старшим братом очевидное.

Дед нащупал нужный кончик и подвесил его в воздухе в ожидании. Я знала, что он сделает потом. Когда я усну, он выткет из моего сна такой же и соединит их воедино, тогда мы с Дилбором как-то и где-то сойдемся.

Старик оставил полотно, приблизился ко мне – соломенные подошвы шаркали по старому полу. Думала, он прикажет лечь, начнет шептать словеса сна, но тот остановился близко и развернул между ладонями виртуальное письмо из светящихся рун.

– Запомни это, Нимфа. Передашь это мне в ином времени прежде, чем выйти в явь. Мне молодому. Я могу многое, но не могу встретиться с собой там, где должен. И ты мне поможешь.

Память у меня всегда работала отлично и все увиденное впитывала сама собой – запомню, передам. Вот только закралась вдруг неприятная мысль. А что, если Лум изначально все и подстроил? Знал, что однажды я приду, чтобы помочь, знал, что я могу изменить ход его собственной жизни. Для этого подстроил событие смерти Дилбору, понимал, что придется подождать семь лет. Но что такое семь лет, когда время над тобой не властно?

Когда я взглянула на старика, тот смотрел укоризненно, но не зло. Качнул головой:

«Я этого не делал».

И мне стало стыдно. Такая у меня профессия – тасовать и складывать между собой разрозненные факты. Да, картина не всегда сразу получается верной, но если не пробовать, то и конечный результат не получишь. А Хьяд… Да, стоило посмотреть ему в душу и становилось ясно, что тьмы в ней не было, он бы не стал громоздить изощренные планы, стоящие фундаментом на чужой смерти. Ему не до подобных игр.

– Извините.

Лум качнул головой – не важно, мол.

– Ты запомнила?

– Да.

– Тогда пора спать.

Я проваливалась в сон, лежа на жесткой лавке. Постепенно растворялась вокруг старая хижина, хотя мой ум не спал, он созерцал. Я не видела больше ни деда, ни его пассов руками, ни нитей, из разрозненных концов которых он плел единую веревку, хотя глаза мои были открыты.

Спустя какое-то время неясно стало, где я, – вокруг сплошной туман.

Наверное, я все-таки уснула тем самым простым человеческим сном, который отключает разум, потому что в следующий раз, открыв глаза, уже присутствовала в ином мире.

Не таком плотном, как мой собственный, больше иллюзорном, – я была в мире Дилбора.

Стояла в коридоре не то гостиницы, не то общежития. Стены выкрашены ровно, но двери старые, рамы в окнах тоже. Пол чистый, но износившийся, а впереди комната.

Откуда-то я знала, что он там. Брат Алана.

И потому шагнула вперед.

Да, он сидел на кровати, размышлял. И все его размышления витали в воздухе, подобно запахам, которые я легко могла ощущать.

Будь я обычным человеком, моему плану суждено было провалиться, потому как проснувшись, Дилбор забыл бы о своем сне и нашем с ним разговоре, но я была Нимфой, и мои слова умели оседать мерцающей пыльцой, которую не смыть, не вытравить и не забыть. Пыльца эта «программировала» сознание, и применять подобные практики в жизни мы имели право только когда решали, что изменение судьбы действительно необходимо.

Сейчас был тот случай.

Он бы уже в плечах, не такой рослый, но улыбался часто, – это было заметно по морщинкам. Был балагуром, как и Алан, но сейчас печалился. Он не мог заработать достаточно, не мог позволить себе свое жилье, и привести Ниту на корабль – крысам на смех. Дилбору нужны были деньги, он хотел осесть, обрести семейное счастье и раздумывал о том, что идти незнакомым маршрутом небезопасно, но необходимо, иначе никак…

– Привет.

Он взглянул на меня, как на призрак. Без испуга, но и без интереса, я была странником в его сне, мгновением, которое должно рассыпаться. Отвлекло на секунду и исчезло, но я не исчезала, я назойливо оставалась рядом.

– Дилбор…

Он взглянул на меня, но голубые глаза оставались без ясности. В комнате одна жесткая кровать, окно, шкаф у стены. Ему не хотелось жить в таких условиях, ему хотелось шиковать и пировать, но риск он не любил.

– Ты не пойдешь в следующий рейс из Аннаты в Вайену.

Мои слова заструились направленным дождиком, сложившимся в ручеек, – через воздух и прямо в чужой разум. Вот здесь во мне заканчивался человек и начиналась Нимфа.

– Почему?

– Ты погибнешь там. И твой брат семь лет будет петь по тебе «Рёгну».

Он увидел моими глазами то, что не должен был, – остров посреди Холодного моря, факелы, носилки с саваном, услышал голос Алана. Вот и вышло, что не зря я слушала эту мрачную песню в Курасте так долго.

– Нет…

Дилбор не желал верить, но и не верить не мог.

– Да. Ты останешься дома. И решишь сменить профессию – тебе надоело выходить в море. К тому же у Ниты есть другой.

Я не соврала. Появившись в чужом мире, я обрела и часть знаний отсюда же, будто некая версия меня же уже жила в мерцающем пространстве.

– Я знал… – вдруг, понурившись, ответил Дилбор, – видел их…

– Пусть она выберет его. А ты выберешь другую – ту, о которой мечтал. Такая найдется.

Он замолчал, и я знала, что больше он не ответит и не посмотрит на меня, что больше мое присутствие не важно, оно сделало то, что должно было. Настроило ум сидящего на постели мужчины иначе.

Он не поедет в порт, он решит продать судно.

Его не зарежут пираты.

По нему не будет петь провожающую песнь Алан.

Я направилась обратно в коридор. Нужно было выйти на улицу.

(Tony Ann – Discovery)

Здесь царила осень.

Я не узнавала ни улицу, ни город, но засмотрелась на летящие с деревьев листья. Золотые лучи, благодать и мирный день.

Никогда в жизни я не видела такой мягкой, удивительной классической осени, когда хочется беспричинно улыбаться и втягивать в себя жизнь полной грудью. Выдавать назад любовь, висеть в моменте пушинкой, увлекаться вслед за полетом дубового листа. Наблюдать за его траекторией, жмуриться от счастья и понимать, что в этот самый момент ты до краев заполнен нежностью.

Я не рассматривала дома, я просто шагала по улице.

Мне куда-то надо было попасть, мне нужно было что-то сделать, но я никак не могла вспомнить, что именно.

И тогда проступило сквозь очертания воздуха лицо старого Лума.

Точно, у меня еще одно незаконченное дело.

Но где искать его – Хьяда – молодую версию?

Если ты задаешь намерение во сне, то сон изменяется. Он всегда подчиняется бдительному разуму, сон пластичен. Разум стабилен.

Я знала, что мне придется уйти с этой улицы, где хотелось находиться еще час-два-день… И потому небо начала заволакивать непогода, серость, сгустился воздух, и конец бульвара пропал в дымке. Я шагала в неё без страха, знала, что попаду туда, куда мне нужно. Даже если не представляю ни название места, ни как именно это самое место выглядит.

Сон – та же реальность, только отзывчивее. Сны отзываются на ваши страхи, если вы ими полны, или на ваши надежды. Тревоги, мечты, желание любви, – сны готовы предоставить все. Они, как заботливая бабушка, или же как тени. Чем наполнены вы, тем наполнены ваши внетелесные путешествия.

Дымка тянулась долго, кажется, я опять потеряла бдительность, уснула разумом.

И очнулась в новом месте, в котором давно хотела оказаться.

То была деревушка, состоящая из аккуратных домиков, натыканных вдоль скал.

Долина Водопадов.

Интересно, что молодой Лум забрался именно сюда, или же это мне хотелось отыскать его именно здесь? Я давно не видела Альпину – удивительно симпатичное «село», куда часто бегала в магазины за одеждой или для до того, чтобы купить сладостей.

Да, здесь тоже частенько висела морось, а дороги блестели от влаги. Облака спускались низко, щупали горные уступы, но это не мешало атмосфере оставаться уютной, «домашней». И, конечно, нашлось мое любимое кафе – оно виднелось вдалеке. «Плетеный» домик, цветы на окнах второго и третьего этажей, палисадник у входа.

Если пойти по дороге дальше, будут лежать другие деревушки, – в одной из них мы жили с мамой, там я росла и училась. А ближе к океану бескрайние звезды и моё место силы. Я не видела сна лучше, чем этот, – возможно, Лум сделал мне подарок. Быть может, меня хотела приобнять реальность сновидений – в любой случае я была благодарна.

Если внутри «Еххио» найдутся и лимонные эклеры, я буду на седьмом небе от счастья.

Да, не самый изысканный десерт, но самым изысканным для памяти является тот, который содержит вкус детства.

Тут не ходили по дорожкам люди, накрапывал дождик; мой сон пустовал, но горели мягким желтым светом окна «Еххио». Я толкнула толстую деревянную дверь и вошла внутрь.

Пахло совсем как когда-то – дубовыми досками интерьера, выпечкой. Ни одного посетителя, но витрины полны снеди. Не обращая внимания ни на что другое, я направилась к ним – есть ли здесь лимонные эклеры? Или же нет?

Корзинки, булочки, трубочки, ягодные тарты, многослойные пудинги в стаканчиках.

– Ищете что-то конкретное?

За стойкой, стоило мне поднять глаза, стоял Лум. Но не тот, которого я оставила наяву, другой, гораздо моложе. Усы его были короче, кожа глаже, волосы причесаны.

– Да, – кивнула я весело, – лимонные эклеры.

– Они появятся здесь только через много лет, уважаемая. Разве вы не знаете?

Я поначалу растерялась, но очень быстро сообразила – точно, это то же самое кафе, только в прошлом. Другие гобелены на стенах, иные, грубее сколоченные стулья, отсутствие скатертей. «Еххио» существовало во многих измерениях и временах, то было одно из них. И здесь обитал Хьяд, которому на вид было лет сорок, не больше. Еще не появился у него тот «двойной» взгляд, пребывающий в настоящем и иллюзорном моменте.

Мужчина за стойкой тер стаканы. Видя мое затяжное молчание, изрек:

– Давайте я посоветую десерт, который вам точно понравится? Вы не найдете его наяву, там его пока не делают.

– Что же это за десерт?

– Пудинг из миндаля, вишневых косточек и апельсиновой корки. С добавлением риса, но пусть вас это не пугает: рис там не ощущается кашей.

Звучало заманчиво.

– Чье же это произведение искусства?

– Мое, – ответил «бармен» без хвастовства.

– Что ж, раз так, я с удовольствием попробую.

– А я буду рад тому, что нашелся человек, который оценит его вкусовые качества.

И старик, отправивший меня в сон и здесь выглядевший молодо, потянулся к стаканчику с многослойным лакомством.

То был второй раз, когда мне хотелось длиться во сне до бесконечности. Никогда не знала, какие на вкус вишневые косточки, а оказалось – божественные. Насыщенные, с горчинкой, ароматные. Все это подчеркивалось шоколадной нотой, растекающейся на языке раем. И апельсин.

Когда вдруг в хоровод удивительных оттенков вплелась лимонная кислинка, мои зрачки расширились, как у наркомана, – вот оно! Это же тот самый мой вкус детства! Как?!

Хьяд улыбался.

– Нравится?

– Безумно.

– А ум тут и не нужен. Только способность вкушать.

Оказывается, я съела уже половину стаканчика. Остановилась, задумалась.

– Только… у меня нет денег.

– А они здесь и не нужны, – Лум веселился, – это же сон. Зачем деньги?

– И все равно я хочу вам заплатить.

Я полезла в карман штанов и вытащила лист, исписанный рунами, которые светились золотом. Когда их мне показывал старик, они висели в воздухе, но я была уверена, что лист – это гораздо удобнее. И потому именно его без труда извлекла и протянула усатому мужчине.

– Это от вас. Вам же. Из будущего.

– Правда?

Я не могла не любоваться чужими реакциями, слишком яркими они были, легко читаемыми, – удивление, почти шок, неверие, восхищение, облегчение, радость… Как будто тот путь, что проделал когда-то дед, путь, занявший некогда десятилетия, сократился вдруг до пары шагов. Что-то однозначно стало проще.

– Заплатили так заплатили, – присвистнул Хьяд с улыбкой, отчего помолодел еще лет на пятнадцать.

Мне было легко и приятно, я принесла что-то важное, я отплатила старику услугой за услугу. К тому же испытывала массу нежности, попав в родные, но уже почти забытые места, увидев лучший осенний день в жизни. Помогла ли я Дилбору, Алану и себе, – это вопрос, который останется закрытым до моего пробуждения, и потому ни к чему пока об этом.

Взгляд мой упал на листовки, стоящие в подставке, – экскурсионные программы? Во сне?

– Что это?

– Люди хотят развлекаться везде, – Лум оторвал взгляд от бесценной вязи, означающей для него глубокие смыслы, посмотрел туда же, куда и я. – Думаете, здесь нет людей?

Есть, наверное, странники. Кто-то непостоянный или, может, подвид местных жителей.

– «Поезд в небытие»?! – я даже рассмеялась. – Вы это серьезно?

– Конечно. На окраине начинается, точнее заканчивается, мир, и начинается дыра без материи и даже пространства.

Удивительно, на листовке не только был изображен локомотив, уходящий кабиной в черное марево, но даже стояли точные координаты. Координаты небытия! Потрясающе.

– И много желающих прокатиться?

– Пока не очень, как видите.

Я хмыкнула.

Имелась слева и вазочка на прилавке – мне было интересно рассматривать местное убранство. В вазочке, запакованные в прозрачный хрустящий полиэтилен, стояли не конфетки, что было бы логично, но репейник. Те самые серые головки, сорванные со стеблей. Или же нечто похожее.

– Что это?

– А, это? – Хьяд обыденно пожал плечами. – Это «колючки бессилия».

Мои брови взлетели так высоко, что он объяснил.

– Вы же понимаете, что это сон? Здесь любит колдовать и стар и млад, магия доступна любому. И когда один навязчивый сосед задалбливает другого неадекватными заклятьями, можно использовать такую. Бросить ее, она прилипнет и на пять-шесть минут деактивирует любое, даже самое сильное колдовство. Причем не важно, черное или белое. Такая вот полезная штука, брать можно бесплатно, возьмите-возьмите парочку. Иногда встречаются друзья, которые слишком любят шутить не вовремя. Или другие разные люди…

Я покачала головой, удивленная, но пару колючек сунула в карман, как и экскурсионную листовку с поездом в небытие. Вот уж не увидишь такого в яви. А жаль.

Пудинга осталось еще полстаканчика, и я была полна решимости его доесть. Достала ложку, собиралась нырнуть в сладкие слои, когда Хьяд произнес:

– Колючка активируется словом «Урхада». Нужно открыть упаковку, после на неё подуть. Не забудьте…

Не забуду.

Меня интересовал исключительно пудинг, но сон вдруг сделался неплотным, начал таять и ускользать. Дрогнуло кафе и стаканчик на столе, только глаза Лума остались ясными и веселыми. Я уже знала, что не смогу уцепиться за это пространство, даже если очень постараюсь.

Конец путешествия.

Глава 10

(Brand X Music – Bounless Drama)

Я проснулась в собственной постели – утро, светило солнце.

Поднялась я резко, почти подпрыгнула. Почему здесь?! Я должна была выйти из сна у Лума на скамье, но я своей кровати. Как?

Какой это день? Крутился вопрос и куда хуже – какая реальность?!

Что-то изменилось? Быть может, я вообще не доехала до старика, отправилась домой, погрустила и легла спать? Нет, только не это… Что, если кафе мне привиделось, что все это было дымкой, эфемерной фантазией? Я ничего не изменила, не помогла Алану, не виделась вчера с Вэйгардом…

Тупая боль в груди сообщила – у Вэйгарда я была. Чувства были столь осязаемыми, что навалилась черная тоска. Что все-таки происходит?

Штаны я натягивала быстро, дальше – водолазка, ветровка. Будь это обычный день, я бы постояла у шкафа, выбрала новый гардероб, но сейчас атаковала тревога. И вчерашняя одежда сгодилась.

Зашуршало что-то в карманах, и сразу обеими руками с двух сторон я вытащила… листовку и колючки. Я вынесла что-то из сна? Невероятно! Почти невозможно, такое очень редко случается, ибо только мастера способны переносить вещи из одной реальности в другую. Стало ясно – сон был. Значит, у Лума я была тоже. Оставалось выяснить, что изменилось…

Впервые я не поехала в Бюро на машине: у меня тряслись поджилки, и я решила прогуляться пешком. Если быстрым шагом и напрямую, то всего минут пятнадцать ходьбы. Пока лицо обдувал ветер, я не замечала ни шумов, ни прохожих, ни запахов.

Алан… Он исчез или остался?

Что, если этот день разделит мою жизнь на «до» и «после»?

«Твой выбор. Твоя ответственность», – шелестом отдалась в голове фраза, произнесенная стариком. Сегодня мне придется черпать последствия этого решения, какими бы они ни оказались.

Дверь была заперта, я открыла её собственным ключом. Внутри тихо, никого. Осмотрев кабинет, я не нашла аргументов ни «за», ни «против» того, что что-то стало иным. Спал оракул, и я с надрывом в голосе спросила его:

– Подскажешь мне? Победа или катастрофа?

Но горгул – сейчас статуя походила именно на него – молчал, не открывая глаз. Хоть что-то стабильно.

И, неспособная справиться с волнением, я опустилась в кресло, прикрыла глаза.

Не знаю, сколько я просидела бы так, пытаясь вспомнить, когда в последний раз поддавалась панике, но звякнул дверной колокольчик. В офис вошел… Алан.

У меня колотилось сердце, как у ненормальной, у меня потели ладони.

Он выглядел как обычно – рубаха с коротким рукавом, разве что вместо шорт штаны. Сегодня было прохладно. Напарник нес что-то в руках.

– Привет, моя милая. Вот наш с тобой кофе и пончики – выбрал твои любимые вкусы.

Значит, он не уволился, он не исчез. Пришел когда-то работать в Бюро, мы познакомились, мы работаем вместе. Отлично. Облегчение вымывало тревогу несмелым прибоем. А Дилбор?

Я все еще сидела, не шевелясь. Кое-как разжимались внутренние тиски, откатывался вбок придавивший душу камень. Я и Алан… Алан и я… Хорошо. Казалось, я накатила коньяка сразу половину стакана. Реальность не изогнулась? Я очень этого не хотела, но не могла исключить фактор соскользнувшего с вершины горы камешка, повлекшего за собой камнепад.

– Сейчас мы тебя прихорошим, – вещал мой любимый бугай с усиками бодро, – наколдуем тебе фиолетовые глаза, после наймем грузовик. Погрузим наши артефакты, отправим в твоей компании Кренцу…

На мой парализованный вид и наткнулись голубые глаза Ала.

– Эй, все в порядке? Видок у тебя неважный… Плохо спала?

Кажется, я вообще не спала, где-то гуляла. По иным мирам. И последующий вопрос прозвучал хрипло – самый важный вопрос, который надлежало задать.

– Как твой брат?

– Брат?

Алан мигнул на мгновение и, не задумавшись, ответил:

– Нормально… Звонил на прошлой неделе.

И подвис сам.

Я видела, как менялось выражение его лица. Алан Станислав Корс, потомственный маг-трансморф, сейчас нащупывал в голове две линии воспоминаний. И не знал, какая верная. В одной из них его брат почил на судне, в другой… жил.

– Что? – Ал копался в своей голове, неспособный поверить в то, что ощущал. Он мотал новую память, как ленту из катушки, поставленную в проектор. Обычный человек не был бы способен сохранить обе линии, но Алан был колдуном. – Что ты… сделала?

Я молчала. Кажется, я бы не потела так сильно, даже если бы пробежала до Бюро на скорости в семь с половиной километров в час. Потому что… у меня получилось.

– Я…

– Ты его… воскресила? Я же… хоронил его…

– Больше нет.

– Да, я помню.

– Нет.

Теперь у напарника руки тряслись тоже. Он достал телефон, помня, что пару недель назад они ездили с Дилбором к матери на юбилей (в предыдущей ветке Ал отказался ехать: мать не желала видеть старшего с тех пор, как умер младший), а теперь в сотовом имелись снимки торжества. Доказательства того, что все изменилось. И на эти самые фото, не отрываясь, смотрели голубые глаза. Вихрь эмоций. Недоверие, непонимание, удивление, шок, радость – несмелая, почти невозможная. Оторопь, снова непонимание.

– Ты… изменила судьбу. Да? Как?

Только сейчас меня начало отпускать по-настоящему.

– Он не умер тогда, верно? Он стал работать кем-то другим?

Тишина.

– Да. Он продал судно, стал сухопутным торговцем. Вложился в покупку бизнес-центра, влез в долги, но поднялся, отдал займ. Сейчас он успешен, на пике своей славы, но амбициозных планов хоть отбавляй…

– Вот и славно.

Не верилось тоже. Боги оказались благосклонны к моей «забаве» – камешек, скатившийся с горы, не спровоцировал обвал. Не сдвинулись фундаментальные слои бытия. Просто кто-то не умер, а кто-то не впал в горе. Не поседела раньше времени мать, не отказалась видеть Алана – все сложилось так, как было нужно.

Он смотрел на меня так, как никогда не смотрел. Алан. Подошел ближе и хрипло изрек:

– Я навечно твой должник, ты знаешь? Я отдам свою жизнь за твою, клянусь…

То был момент, когда я поднялась из кресла очень резко, ударила по чужой руке, начавшей рисовать в воздухе руну клятвы.

– Не смей. Не нужны мне твои клятвы… Ты и так в любом бою отдал бы за меня жизнь, и я это знаю. У меня просто… получилось.

Меня обняли так крепко, так тепло, что даже дискомфорт не помешал улыбнуться.

– Анна… Анна… Ты знаешь, что ты сделала?

– Знаю, – выдавить получилось почти шепотом. – Я поменяла прошлое.

Меня отпустили лишь для того, чтобы снова уткнуться в телефон.

– Я должен… Я хочу ему позвонить, ладно?

– Конечно.

Алан покинул кабинет очень быстро, почти бегом, скрылся в одном из коридоров, набирая номер в телефонной книге. Тот номер, который семь лет был ему «недоступен». Конечно, ему нужно услышать родной голос, ему нужно убедиться.

Я же упала обратно в кресло.

Я сделала все верно. Лум сделал верно.

И помощь Вэйгарда не понадобилась.

При мысли о знакомом имени стало нечем дышать. Вчера тот, кого я любила, имел близость с другой. И это она, а не я, наслаждалась жаром, крепкими мышцами, пила наслаждение с губ. Да, быть может, наутро она проснулась разрушенной, но вчера ей было хорошо с ним.

Проблема заключается в том, что, когда ты кого-то любишь, ты любишь его несмотря ни на что. И обиды пробивают в тебе новые бреши, которые кровят, но смысл не меняется. Это влюбленность можно пережить – любовь нет.

Я знала, что увиденное меня догонит так или иначе. Догонит и накроет.

Так и случилось.

Теперь я жила с новым одиночеством, гораздо более обширным, нежели когда-либо до того. Оно внесло новые чемоданы, заполонило мою внутреннюю комнату, начало распаковывать вещи. Нам теперь предстояло существовать вместе. Отвалился кусок прежнего мира – может, этим я и заплатила за сегодняшнюю удачу? Я согласна, если так.

Меня предали. Возможно, не один раз, просто один из этих «разов» я увидела своими глазами.

Из коридора доносился радостный голос напарника – восторженный и оттого высокий. Нервный смех, вопросы, паузы, когда Алан слушал ответы. Пусть этот день станет хорошим для него. Мне же под доспехами придется скрыть новые раны, опять забыть о собственных сломанных костях и о том, что душевная боль застилает глаза.

Да, я делала то же самое с Робертом.

Почему-то это не считалось.

Да, мы с Дэймом не вместе, но все рубануло прямо на части. Вздохнула я тяжело, поняла, что проваливаюсь в горечь.

И опять поймал на лету в пропасть вернувшийся Алан, глаза которого сияли после разговора с младшим братом. А после затянулись тревогой при взгляде на меня.

– Что? Говори?

– Он… жив? Все хорошо?

– Все хорошо. Анна, говори…

Он просто поднял меня из кресла и снова обнял. Так привычно, так тепло. Хотелось плакать, но я держалась. Прошептала честно, потому что больше было некому.

– Вчера… Я поехала к Вэйгарду, хотела просить его о помощи. Вернуть меня в прошлое… Но увидела его с другой.

Скрипнули зубы, когда Ал сжал челюсть. Он понял без деталей. Уткнул меня в свое плечо, погладил по голове.

– Я его убью, – прошептал совершенно серьезно.

Я знала, что не убьет, не сможет – Вэйгард сильнее нас всех. Он переживет меня, Алана, тех, кто будет работать в Бюро позже. Но все равно стало легче, иногда просто надо услышать, что кто-то за тебя, кто-то понимает и на твоей стороне.

– Спасибо.

Печаль потихоньку отступала. Я выдохнула, и с этим выдохом вышли наружу досада и часть боли.

– Все правда хорошо у Дилбора?

Я знала, что Алан до сих пор испытывает шок, недоверие и тот самый почти неадекватный экстаз, который случается тогда, когда происходит нечто невозможное.

– Да. – Мое лицо взяли за щеки теплые руки. – Ты знаешь, что ты рисковала, балда?

– Знаю.

– Я мог не войти этим утром в Бюро…

– То была самая жуткая мысль моего утра.

Ал качал головой, глаза его, несмотря на радость, были серьезны, даже печальны.

– Ты самая умная женщина, которую я знаю. И такая глупая.

– Угу.

Меня поцеловали в лоб по-отечески и очень душевно. И я чувствовала благодарность, поддержку и заботу, такие настоящие, что согрелся мой собственный мир.

(Joshua Radin – A World to Explore)

Стоило позвонить Кренцу, и нас снабдили грузовиком и помощником – полицейским младшего чина.

Благодаря Алану у меня опять были светлые волосы и фиолетовые глаза. Мы аккуратно грузили в кузов коробки с восстановленными экспонатами; день снаружи и внутри меня наконец-то наладился. Выглянуло солнце, ласково касался щек ветер, и бытие напоминало о том, что оно имеет тенденцию быть прекрасным.

Мне нравилось вдыхать свежий запах улицы, нравилась легкость собственной души. Хорошо, когда все хорошо.

Пока мы ехали к участку, я думала о том, что некоторые люди выбирают радоваться тому, что случилось. Я же выбирала радоваться и тому, что не случилось. Например, тому, что не осталась одна в тот момент, когда в город пожаловал Диур, что прошлое этой ночью не изменилось, допустив трагедию. Тому, что «Гильб» не распространился, что город не затопило проклятье. Я пребывала в самой лучшей версии собственной реальности, где все шло «как надо».

Хорошо, пусть не всё. Но каждый может выбрать либо хмурую мысль и сконцентрироваться на ней, и тогда весь внутренний мир затопит тоска и уныние. Либо выбрать мысль светлую и приятную, и тогда все засияет радужными красками. Алан помнил меня, работал в Бюро, его брат теперь жив – сплошные поводы для радости. А если захочется погрустить, я всегда могу коснуться думами Вэйгарда.

Но грустить не хотелось. Есть вещи, которые до поры до времени стоит задвигать в дальний ящик, не позволяя им омрачать текущий момент. Он слишком ценен, слишком чудесен, чтобы перестать его замечать.

Хмурый начальник полиции при виде меня не удержался и растекся в улыбке. Наверное, всему виной снова мои фиолетовые глаза, пришедшиеся Кренцу столь сильно по вкусу.

– Очень, очень рад вас видеть! Спасибо, что помогли с восстановлением. Мы поговорим с владельцем о том, что задержка не существенна, когда дело касается столь тонкой и кропотливой работы, так что не беспокойтесь.

Не беспокоиться было тем, что мне как раз очень сильно хотелось делать.

– Можете выставить счет участку, я передам его в департамент финансов, вам оплатят работу…

Счет я выставила крайне небольшой, потому что, как ни крути, в повреждении экспонатов все-таки были задействованы мы, а не полиция, и Кренц оттаял окончательно. Пообещал, что средства нам переведут быстро, и что он обязательно при необходимости обратится именно в нашу, а не какую-то другую контору. На прощание долго созерцал мои глаза, в этот самый момент сожалел о том, что женат, что не может вот так просто решиться попросить мой личный номер. Что ж, персонажа по имени Розмари Осс в любом случае не существовало.

Удалялась из участка я в хорошем настроении.

Одно дело завершено.

Остановилась на крыльце, когда пришло сообщение от Роберта.

«Натали проснулась. Что мне делать?»

Да, ей уже было пора открывать глаза, «Сомну» нельзя держать бесконечно, организм истощается.

«Дай мне еще пару дней, пожалуйста. Мы с Аланом разбираемся».

Я думала, Роб взбрыкнет. Так иногда случалось, что он «вставал на дыбы», проявлял характер и начинал сыпать аргументами о своей правоте и «неправомерности» того, что я заставляла его находиться в неудобной ситуации.

А кто бы счел ситуацию, где тебе нужно заботиться и ухаживать за незнакомым человеком, удобной? Ни до магазина не дойти, ни своими делали заняться, ни побыть одному в личном пространстве.

Ожидая получить новое сообщение, заполненное аргументами о том, что «так делать нельзя», я крайне удивилась, когда капнул текст:

«Хорошо».

У меня даже мозг на мгновение стал чистым, как лист, мысли испарились.

Хорошо?

И все?

Вот так просто? Почему-то мне стало весело. Что ж, если этот день хочет оставаться для меня хорошим, зачем я буду ему мешать?

С крыльца я сходила походкой легкой, почти летящей.

«Давай устроим праздник?» – написал Алан, когда я сидела на лавочке и жмурилась на солнце. – «Ведь сегодня праздник!»

Для него точно. Миг, когда мир изменился в лучшую сторону, всегда праздник. Наверняка моему напарнику сейчас хотелось обнять и осчастливить каждого встречного и поперечного. Я это понимала. Но ответила все-таки рационально.

«У нас два незавершенных дела. Приптих и Натали. Праздник устроим после».

«Понял», – пришло в ответ кроткое. – «Согласен».

А я уселась на лавочку не просто так. Мне нужно было подумать.

(Jordan Critz – Eden)

Пять сложных рун. И им нужно было найти порядок.

Если бы прохожие могли видеть чужое воображение насквозь, они бы сейчас удивлялись тому, что задумчивая блондинка, чуть подняв голову и прикрыв глаза, прокручивает образ сложной вязи.

Итак, номер один.

Как понять руну и её действие? Почувствовать. Я смотрела на ту, которую оставил мне Вэйгард, пыталась распознать её слои, проникнуть внутрь. И, когда удалось, стало ясно, что это «Рождение». Иными словами, жизнь или бытие. Отлично, начало положено.

Вторая удивляла развилками, переплетениями нитей, запутанностью. Погрузившись в неё, я ощутила многовариантность. Значит, ошибки быть не может, эта руна – «Выбор».

Следующая манила искорками и всполохами – тоже живая, тоже хорошая. Она и вовсе перенесла в космос, состоящий из мерцающих точек. Их миллионы, миллиарды, и каждая что-то сулила – приятное или нет. Озарение пришло не быстро, но спустя пару минут моего пребывания в сотканном вязью пространстве, – эта руна «Возможность».

Отлично, запомним.

Оставшиеся две были «неживыми», мрачными, пусть и сильными. С ними возиться не пришлось – «Смерть» и «Небытие». Именно эти две, если бы мы все-таки отыскали их в Курасте, оказались бы выточенными на боку саркофага. Там им было самое место.

Значит, я имела следующий ряд. «Жизнь», «Выбор», «Возможность», «Смерть» и «Небытие». Каким будет правильный активационный порядок?

Вероятно, что начинается с небытия. Из него происходит зарождение и формирование материи, и не важно, что именно мы называем «небытием». Даже в нем что-то есть, просто существует в недоступной людям или даже магам форме. Значит, первая именно она.

Но цепь не начиналась и не активировалась, когда первой руной я ставила ту, которую предполагала. Пришлось вновь задуматься.

Хорошо, начнем с «Жизни», – ведь всё, что случается, происходит с её началом.

Жизнь. Что дальше? Выбор или возможности?

Возможности. Каждый, родившись, получает множество вариантов, из которых может выбрать. Куда пойти, что сделать, о чем подумать, как среагировать. И вот дальше идет выбор-выбор-выбор… Выбор до самого конца, до смерти, до небытия.

Оказалось, что составить этот ряд не так и сложно, и он действительно зажегся цепью в моем сознании, а после завернулся на круг и сложился в замкнутую формулу из пяти элементов существования.

Хорошо, что сказал Райдо? Для того, чтобы справиться с Диуром, последние две нужно поменять – «Смерть» и «Небытие»? Значит, «Небытие», после – «Смерть». Очень странно, но тоже логично. Если сначала занырнуть в Небытие при жизни, а после получить Смерть, можно и не выбраться. Отличная ловушка. Хотелось бы мне от души Вэйгарду сказать спасибо, но мысли о нем теперь соскальзывали, как капельки со смазанной жиром поверхности. Я сама так решила, что Главный дэймон удалится в моем сознании в дальний ящик и не будет более отравлять жизнь.

Потому что счастье – это тоже выбор. И именно таким я хотела наслаждаться.

Справившись с задачей, я выдохнула с облегчением. Далее тянуть не нужно, стоит активировать писание, как можно скорее, чтобы Приптих почил в том самом небытии. Хорошо бы сделать это уже сегодня вечером, вот только нельзя идти в бой неподготовленным. А Диур – очень сильный маг, и, если на первых секундах он вновь создаст петлю времени, в которую нас подвесит, мы станет крайне беспомощны и уязвимы. Не вариант.

Я набрала Алана.

– Слушаю, моя хорошая. Говори.

Голос довольный, счастливый. Если бы можно было транслировать лучи радости через трубку, моя бы сейчас сияла прямо в ухо.

– Ал, нужно найти что-то, что не позволит наложить на нас с тобой тормозящее время заклятье. Не важно: артефакт, формулу, вещь, что угодно. Только самую сильную, которую сможем добыть.

– Понял тебя. Начинаю искать. Сколько у нас времени?

Мне тоже хотелось праздника, хотелось логического завершения начатых задач, и потому я произнесла:

– Хорошо бы до вечера.

Нет, я не торопилась играть по чужим правилам и нырять в столкновение без подготовки. Пока Алан ищет противоядие против временной петли, я собиралась зарядить свою батарею по максимуму. Пригодится.

Глава 11

(Benjamin Richter – Beyond)

Вернувшись в бюро, я долго стояла напротив нашего всемогущего портала, способного закинуть куда угодно. Или почти куда угодно. И никак не могла сообразить, энергию какого типа мне лучше набрать? Боевую магию? Имелось одно место, где черный каменный мост пролегал над рекой из лавы, – туда? Или же сбалансировать в себе все стихии, как это случилось бы в Долине Водопадов? Жаль, но Долина – единственное место, закрытое от посещений извне. Значит, ищем варианты дальше. Мне требуется гармония или агрессия, что эффективнее в борьбе с Диуром? Знать бы еще его пределы и возможности.

Пока я размышляла, мне на короткий момент показалось, что слева – оттуда, где стоял оракул, – мелькнуло золотистое сияние. Гном открывал глаза? Посмотрев на статую, я обнаружила её спящей, как и обычно. Только на столе у постамента изваяния лежала записка. Хм, обронил кто-то из нас?

Движимая любопытством, я подошла, взяла ее в руки и развернула – бумага оказалась эфемерной, иллюзорной. И на ней горели цифры, точнее, координаты неизвестного мне места. Как интересно! Подсказка оракула? Тот, конечно, видел чужие мысли, знал о них. Почему-то решил помочь?

– Спасибо, – отозвалась я тихо и неуверенно. Неуверенно, потому что мне помнился рассказ Алана о прыжке в незнакомый мир и о том, какими последствиями сие чревато. Рискнуть или нет?

Записка тем временем растаяла, исчезли и цифры. Поддавливало, как крышку в бутылке игристого пузырьки, любопытство.

Куда посылает меня гном?

И зашагала обратно. Нужно пробовать. Набросить обратный аркан, если вдруг случится неладное, и сделать шаг в неизвестность. В конце концов, сама я придумать не могу, почему бы и не положиться на мнение статуи?

Мир оказался странным, пустынным, но очень красивым. Бесконечные пейзажи – суровые, отчаянно живописные. И здесь царили все типы энергий. Воздух искрило, и я вдохнула его со странной смесью удовольствия и радости.

Зашагала по тропинке туда, где располагался гейзеровый источник – большая горячая ванна природного происхождения. Ощутила вдруг, как сильно я хочу в него погрузиться. Под ногами песок, камни, трава, глина – странное место, наполненное всеми возможными соединениями.

Неторопливо сняла с себя одежду, понимая – тут безопасно, тут кроме меня никого нет и, возможно, не было тысячелетиями. Сделала шаг в воду, второй, поняла, что попала туда, куда нужно.

Мне становилось легко. Затылок удобно лег на каменистую выемку, тело покачивалось в субстанции, пропитанной пузырьками газа.

«Человеку сюда нельзя», – ясность явилась извне. «Это место слишком агрессивно».

Здесь сила натыкалась на силу. Воздух искрил электричеством, сквозь дно бассейна ощущался жар лавы. Здесь даже вода имела боевую форму.

«Оракул был прав».

Он дал мне координаты места, где все формы существования находились в самом напряженном виде существования. И то была лучшая для меня подзарядка. В нескольких местах на небе полыхали грозы, где-то светило солнце, пробиваясь сквозь лоскуты облаков. Земля тут чувствовалась бетонной, способной вынести любой удар.

И я прониклась очарованием этого мира. Он бурлил, кипел, он был готов сражаться, но был готов сдержанно, напоминая о том, что настоящая сила в неспешности, в уверенности.

Никогда раньше я не лежала в горячих источниках, и это расслабляло и дарило негу. Вместе с покачиваниями в меня проникала ярость земли, цементная уверенность булыжников, злая агрессия молний, текучая изменчивость воды.

Идеально.

Сквозь веки текли формулы незнакомых мне соединений, химических элементов, не существовавших в моем мире. Я не старалась их расшифровывать, я просто работала приемником, позволяла всему заполнить себя. И через какое-то время увидела, что над моей кожей, там где руки лежали на поверхности воды, начала образовываться защитная пленка, похожая на голографическую. Я обретала второе поле.

Оказывается, шикарно ощущать себя сильным, нерушимым, смелым. Удивительно цельным.

Грозы формировались на небе быстро, и так же быстро распадалась ткань туч. Выходило и пряталось солнце, бушевала где-то в глубине почвы магма.

На короткий момент я напряглась – а что, если время здесь идет иначе? Не хотелось опять вернуться в родные места спустя четверо суток, но волнения мои быстро улеглись. Интуитивно я поняла – вернусь вовремя. Зато какая…

Я расслаблялась как воин.

Вода может иметь ударную силу.

Воздух способен иметь чрезвычайное могущество.

Здешний огонь, попавший в вены, будет гореть очень долго.

Камень не даст трещин, если наткнется на камень.

И эфирная сталь – редкий для любого места элемент.

Я плавала в ванной затерянного, недоступного другим мира, лежала в ней, закрыв глаза. И буду лежать столько, пока не заполню все внутренние резервуары боевыми формами элементов.

Тихо.

Хорошо.

Только чужой ветер, качающаяся трава, далекие раскаты грома. И изредка моросящий по лицу дождь – прекрасное разнообразие для тела, нежащегося в гидроджакузи для воинов.

Интересно, смогу ли я вспомнить когда-нибудь еще дорогу сюда?

Цифры, данные оракулом, растворились. Возможно, насовсем.

Все случается вовремя. Все случается, когда нужно.

Вдох-выдох, хорошо.

Не знаю, сколько по времени я мариновалась в удаленном «спа-салоне», но в какой-то момент затылок засвербел – меня пытался вызвать Алан. Пришлось сделать длинных выдох, открыть глаза. Пейзаж тут не изменился – тот же день. Не поймешь, то ли солнечный, то ли грозовой.

Пора было выходить.

– Ты где? Дозвониться тебе не могу…

Сколько часов прошло? Вероятно, несколько, потому что из утра мой день плавно перетек в час, который предстоит закатному. Еще не начало темнеть, но вот-вот. Звонил напарник, говорил быстро.

– Анна, слышишь меня?

– Да.

– Я его нашел. Мастера по защитным татуировкам. Он может сделать нам такие, если удастся его уговорить.

– А это проблема?

– В некоем варианте да, потому что он ненавидит законников и работает только с криминалами. В общем, я к нему подъезжаю, дуй и ты сюда, адрес сейчас продиктую.

Внутри меня царила расслабленная нега, волосы были еще сырыми после горячего бассейна. По венам текло нечто, не имеющее названия, и изредка по моей коже пробегали молнии. Волшебно. Куда бы ни сходила, зарядилась я сильнее некуда. Наверняка у меня светились и глаза, но проверять было некогда. Личина, созданная Алом утром, спала – волосы снова стали родного каштанового оттенка.

– Сейчас приеду.

Потянулась я, как кошка, с удовольствием размяла мышцы спины. Коротко глянула в сторону оракула и отправила ему воздушный поцелуй. Морда у гнома казалась довольной.

(Klayton – Tank Girl)

Незнакомый тупичок далекого района; невысокие дома, все сплошь серые. В город затекали сумерки. Спуститься пришлось в подвал, над дверью ни надписи, ни вывески. Если здесь и работал местный «авторитет», то работал тайно, без рекламы.

И голоса я услышала, уже спускаясь по лестнице.

– Сделаешь, куда ты денешься. Или я возьму тебя в оборот, а также всех тех, кому ты «помогал».

– Не груби, и не таких отшивал.

Второй голос был незнакомым, а вот первый принадлежал Алану, решившему сыграть в плохого полицейского и взять мастера тату запугиваниями. Что ж, тоже хороший метод.

Мастер оказался мужиком лет пятидесяти с хвостом седых волос, стянутых на затылке резинкой. Находился он, несмотря на возраст, в неплохой физической форме и стоять на своем умел. Тертый калач. На мое появление отреагировал оба – владелец салона взглядом подозрительным и напряженным, Алан – удивленным. Да, было чему удивляться, думаю мои глаза все-таки светились, к тому же по коже пробегали всполохи голубых искр.

Я сориентировалась быстро. Сэм Виткенс, имя которого значилось на висящей над столом грамоте, стоял ощетинившись. Чем бы он не руководствовался, отказываясь работать с законниками, убеждения его были сильны. Видать, последние сильно ему насолили. Значит нужно использовать другой метод.

– Мы не из полиции, – пояснила я, – мы из Бюро Магических Расследований.

– Одна хрень, – огрызнулся седой. – Я перед вами ни в чем не провинился, не докажете.

– И доказывать не будем, – я продолжала вести диалог миролюбиво в то время, как мой напарник во всю таращился на мое второе «поле», изредка превращающее меня в инопланетянина. Дедок, к слову, струхнул тоже, слишком необычно я выглядела, зато не пришлось доставать удостоверение для убеждения Виткенса в том, что мы действительно принадлежим магическим структурам. – Но сегодня мы должны встретиться с тем, кто может превратить этот город в гору трупов. И нам очень нужно, чтобы исход был положительным.

Дед молчал. Алан тоже – он все еще пытался выяснить, почему рядом со мной начал потрескивать разрядами воздух.

Подвальное помещение было отделано со вкусом для тех, кто обожал стиль андеграунда – постеры на стенах, кое-где граффити. На столах шаблоны и примеры рисунков, игры, краски, кисти. Свисающие лампы, запах застарелого табачного дыма.

– Давай договоримся иначе, – я уже знала, чем взять несговорчивого мужика, я многие вещи знала наперед, стоило коснуться чужой ауры. – Ты помогаешь нам. По максимуму. А я взамен вылечу твою мать. Ей ведь нужна помощь?

Морщинистое лицо Сэма исказилось, как от зубной боли, – я попала в уязвимое место, наверное, единственное.

– Ей никто не поможет. Врачи сказали…

– Врачи не помогут, – перебила я, – а я смогу. Так по рукам?

Он не верил, не хотел верить, но надежда боролась с отчаянием, к тому же мои глаза сейчас мало напоминали глаза обычного человека. И Виткенс вдруг поник плечами.

– Ты обещаешь? Клянись.

– Клянусь, – я легко сложила пальцы в руну клятвы.

Престарелая мать Сэма страдала приступами амнезии, её память ускользала, и любой сын бы страдал, когда его перестает узнавать самый дорогой в мире человек.

Глубокий вдох-выдох, Сэм сдавался.

– Какая защита вам нужна? От чего?

– От временной петли, – буркнул Алан, – самая сильная.

– И еще от любых неожиданностей, – добавила я.

– Значит, общая. – Седой помолчал. – Когда?

– Сейчас.

Он держал паузу секунд пятнадцать, потом махнул рукой на кресла – понял, что играть придется ва-банк. К нему пожаловали странные гости с большими запросами, но овчинка стоила выделки, если эти гости умели держать слово. А мы умели.

– Садитесь. – И заорал тому, кто, по всей вероятности, находился в другой комнате. – Мартин, Гик? Нужна помощь!

Они рисовали втроем. Именно рисовали краской. На лице нет, но на шее, запястьях, предплечьях, животе, икрах. Руны выводили помощники, Сэм наполнял их силой. Шептал слова, вливал смыслы, вливал самого себя. Интересным он был человеком – узконаправленным магом. Не полноценным, то есть не мог смастерить для себя из небытия кусок хлеба или исцелить, но вот в защитных вязях был на удивление силен.

Пояснял нам по ходу.

– Цепь на шее будет растворяться по мере того, как будет наводиться временная пауза. Вы почувствуете. Когда тату прогорают, ощущения не из приятных, но зато вы сразу поймете, когда сила оберегов иссякла.

– Потерпим, – буркнул Алан с соседнего кресла, которому также расписывали и спину.

– Почему на лице не делают?

На мой вопрос Виткенс дал вполне логичный ответ.

– Чтобы враг не знал о рунах. Когда не знает, бьет с обычной силой, когда знает, тогда сразу пытается пробить щиты.

Постепенно наши кожные покровы обрастали линиями, изогнутыми буквами и странными символами. Процесс безболезненный, иногда щекотный, но не более. А вот седой вливал себя и свою мощь по полной, как и обещал. Хоть и страшился, но желал верить в то, что, когда все завершится, мы поможем ему тоже. Потому работал быстро и на износ. Тоже будет восстанавливаться долго.

О моих всполохах не спрашивал ни он, ни его помощники, лишь тянулся со стороны молчаливый интерес Алана – «интересно, куда ты сходила, что так светишься?»

Расскажу ему, когда выйдем.

Не имело смысла откладывать встречу с Диуром надолго – поединок состоится сегодня, пока в моих жилах хватает спокойной ярости чужого мира.

Кропотливый процесс длился почти полтора часа, и к концу этого времени выдохлись все трое – Сэм и его помощники.

Осмотрел работу Виткенс придирчиво, внимательно.

– Это лучшее, что я когда-либо делал. Не знаю, с кем вы идете на встречу, но препоны в колдовстве ему мои рисунки создадут.

– Бывай, дед.

Ал даже хотел пожать мастеру руку, но тот лишь набычился. На деда не обиделся, но доверять нам так и не начал.

– Обещание будет исполнено, – сообщила я ему, возвращая на место рукава и штанины, закрывая письмена. Ощущения стабильной силы возросли – татуировщик не врал о своих возможностях. – В течение трех дней.

– Буду ждать.

Он отвернулся раньше, чем мы двинулись на выход. Принялся чистить кисти, закрывать банки с краской. Он устал и наверняка отправится в бар, чтобы пропустить кружку-другую пива и помечтать о благоприятном исходе для своей семьи. Пусть.

Нас ждал вечерний сумрак одного из дальних районов. И разговор.

(Brand X Music – Bookworm)

– Каких ягод Годдхи ты наелась?

Сейчас моя кожа имела перламутровый оттенок на ладонях и походила на раковину, освещенную закатными морскими лучами. Красиво.

– Я не ела ягоды.

О них ходили легенды. Однажды мореплаватель, вернувшийся с Дальних Островов, рассказывал всем и каждому о том, что местные жители едят такие, фиолетовые по цвету и ужасные на вкус, но наделяющие сверхспособностями – неистовой силой, умением летать, читать мысли. Миф, как мне думалось, не более.

Передышка. Мы, упершись задом в бетонный бордюр, разговаривали, созерцали раннюю ночь, навалившуюся на улицы.

– Тогда что?

Любопытство Алана, как и его веселье, в иные моменты не знало границ.

– Я просто сходила в портал, введя рандомные координаты.

– Что?! Разве я не предупреждал о возможных последствиях?

– Предупреждал. Но координаты не были совсем случайными. Пока я размышляла о том, куда направить для подзарядки стопы, открылись и закрылись глаза оракула – я заметила случайно. А потом увидела лежащую у постамента записку.

– И решилась шагнуть в неизвестность?

– Да.

– Хоть обратный аркан поставила?

– Конечно.

Тут я все запомнила и была прилежной ученицей. Ал не стал акцентировать внимание на нашем горгуле, слишком взволнованным был сейчас.

– И что там обнаружилось?

– Пустынный мир, доверху заполненный боевыми формами энергий. Их агрессивными состояниями. – Я помолчала. – Мне понравилось, знаешь.

Напарник хмыкнул.

– Вижу. – Достал коричневую сигарету из пачки. – Ты хоть данные сохранила? Вдруг пригодится?

– Не уверена. Они исчезли, как из бумаги, так и из моей головы.

– Оракул – хитрец. – Алан прикурил, затянулся – потянуло вишней. – Если я понял верно, сражение сегодня.

– Да, откладывать не имеет смысла. Диур что-то затевает, я это чувствую, и, если мы не поторопимся, он атакует первым.

Битва будет не на жизнь, а на смерть. Ал ощущал это тоже.

– Какой у нас план?

– Выйдем подальше от города, чтобы, если что, без жертв.

– Угу. Кроме нас. – Шутка с долей шутки. – Писание повезем с собой?

– Нет, ты настроишь дистанционный тоннель к сейфу, извлечем уже на месте.

– Хорошо. А дальше?

В конце узкой аллеи, там, где она переходила в проспект, прошлась дама на каблуках. Над нами парила тонкая пленка антислухового пузыря против прослушки. Нарушить такую легко, но пока она цела, защитит тайну любого разговора.

– Дальше начнем активировать писание. И Диур придет… Когда появится, будем действовать по ситуации.

– То есть, у нас план, состоящий сплошь из белых пятен.

– Да. Потому что мы не знаем его способности и их глубину.

– А если он вообще не придет?

– Значит, будем составлять второй план, состоящий сплошь из белых пятен.

– Чудно.

Алан, зная о том, что мне хочется, протянул сигарету. И теперь затянулась я.

– Люблю нашу работу.

Сказано было печально, с налетом цинизма, ибо мы опять отправлялись туда, откуда могли не вернуться.

– Я тоже.

– Но с медальоном сновидений работать проще.

– Согласна.

Хотелось верить, что дальше будут попадаться дела попроще. Вернув сигарету, я сообщила:

– Едем в Бюро. Нужно настроить дистанционный тоннель и сменить тебе рубаху.

– Чем эта не подходит?

– Нужны длинные рукава. Иначе письмена торчат.

– У меня «пись-мена» никогда не торчат.

– Ну хорошо хоть те не торчат.

Стало чуть проще. Потому что смешнее.

(Brand X Music – Betray The Queen)

Поле.

На подготовку и дорогу мы потратили час двадцать. Впервые Ал в темно-синей рубашке с длинным рукавом и темных брюках. Над нашими головами звезды – далекие и наблюдательные. Ветер на удивление теплый, но порывистый. Он то зализывал мои локоны, обдувая лицо, то, как шальная танцовщица, вдруг менял направление на противоположное, и тогда волосы облепляли со всех сторон, закрывали обзор. Чтобы этот фактор не помешал чтению свитка, который я уже извлекла, пришлось стянуть их в хвост.

В руках тонкая бумага, прожившая на этом свете около тысячи лет. Кем был тот самый Саммасон? Как он выглядел? Зачем создал пергамент, несущий на себе строки огромной силы, которые мне сейчас предстояло произносить?

Волноваться не давала субстанция, циркулирующая по моим венам. Она желала битвы, она желала сражения, столкновения. Носить в себе такую долго тяжело, но сегодня она была как нельзя кстати.

Шумела рядом пшеница. Или что-то на неё похожее – стебли чуть выше колен, колосья на конце. Мы выбрали пятак, где она не росла, решили, что процесс начнем здесь. Какое-то время смотрели друг на друга, после Ал кивнул. Полная готовность.

И я опустила взгляд на свиток.

То, что извлекала моя глотка, не было понятно даже мне – древний язык. Я просто знала, как произносятся звуки, я тянула их неторопливо и с расстановкой, параллельно зажигая в голове первую руну.

Она формировалась в воздухе из светящихся искр. Алан воочию видел её впервые – символ «Жизнь». По мере чтения зажигался золотом, подсвечивался изнутри первый абзац. Как только я закончила его чтение, он засиял, а руна, висящая над центром поляны, уплотнилась, начала вращение. Красиво, торжественно. Абзацев было пять – всё верно. По количеству рун. Когда я закончу процесс, текст на свитке будет гореть целиком, а цепь из сложных символов сложится и завершится.

Я выдохнула.

Несмотря на ветер, потели виски. Красиво ночью, когда над полянкой сияет волшебство, но отчаянно тревожил момент появления Приптиха. Он придет или нет? Когда? Мы его заметим? Тишина; гладил шевелюру поля по колосьям ветер.

Я набрала воздуха, принялась читать дальше.

Следующая руна – «Возможность» …

Текст погрузил меня целиком – он звучал распевно, но зловеще. Полыхнул и заполнился светом четвертый абзац свитка. Только сейчас, оторвав взгляд от писания, я заметила, что за светящимися в воздухе символами почти сформировалась арочная дверь – портал. Тот самый, который хотели открыть многие.

«Ал!» – хотелось сказать мне. – «Ты тоже его видишь?»

И икнула от чувства опасности интуиция.

Голос Диура раздался совсем рядом, чуть позади.

– Он говорил, что ты смышленая девочка, что ты отыщешь активационный ряд.

От этого голоса я покрылась изморозью. Я – человек, и не магма чужого мира внутри меня. Резкий поворот головы, и захотелось кричать – Алан лежал на краю поляны. Мертвый или же отключенный. Нет, не мертвый, потому что письмена под тканью рубахи едва заметно светились, вливая под кожу трансморфа силы старого мастера, силясь пробудить.

То был момент секундной паники. Я одна с черным колдуном, который выключил напарника. И на моем теле начали сгорать тату. Дед был прав, это ощущалось болезненно и неприятно, я сразу распознала, что Диур пытается лишить меня воли.

Сейчас нельзя делать ошибки, на кон поставлено слишком многое. Как никогда ясно стало, что я стою либо на краю самого большого провала в своей жизни, либо триумфа.

– Кто сказал?

Нельзя было показывать слабость. Не ему. Сейчас стало понятно, что Диур не будет тормозить время, пока нет. Иначе я не сумею зачитать остаток текста.

– Вэйгард.

«Вэйгард?»

Предатель.

– Вы друзья?

– Мы были ими. Когда-то давно. – Он обошел меня кругом. Длинные черные волосы и безумные черные глаза. Уже потрескивал всполохами почти проснувшийся портал. – Может станем снова. Знаешь ли ты, что сотни лет никто не мог отыскать руны? Мы знали лишь третью…

Перед моими глазами пронеслись сцены из бара, когда Райдо оставил мне «зацепку». Я тогда так его благодарила. Но кто сказал, что они с Диуром не спланировали сей концерт с самого начала? Фальшивый выстрел, фальшивое спасение от смерти, моя искренняя благодарность. А я еще просила Дэйма не вмешиваться, когда я буду отправлять нашего врага в ад. Оказывается, не нашего врага, а его друга… Бывшего или нет.

Никогда я больше не подойду к деймону близко, я сотру его со всех пластов своей памяти.

«Ал!» – орала я мысленно. – «Проснись, ты мне нужен…»

Один на один с Приптихом – бой не на равных. Моё тело пыталось поддаться заклятью лишения воли, жгли кожу рисунки деда – боролись и пока что делали это славно. Рвал и метал ветер, колыхал полы плаща Диура, который приблизился ко мне вплотную. Слишком близко, и его взгляд давил.

– Вэйгард не ошибся, ты оказалась в помощь, маленькая Нимфа.

Нимфы не бывают маленькими, я злилась. И злость моя активировала чужеродную силу.

– Когда ты зачитаешь писание целиком, я попаду туда, куда нужно, и судьба этого мира изменится. – Он смотрел на меня в упор. Безумный, но очень сильный. – Не беспокойся, я о тебе не забуду…

Не хотелось даже думать, в каком смысле это прозвучало. Мой мозг судорожно работал – Диура невозможно победить силой, нужен иной план, совсем другой, непредсказуемый. Если попробую ударить его магией, он предвидит, блокирует за секунды. И подключит свой полный потенциал. Пока он этого не сделал, оставались шансы его обхитрить. Я незаметно сунула свободную руку в карман – хорошо, что оболочку от «конфетки» я сняла заранее.

Инородная лава, предчувствуя битву, просочилась-таки на поверхность, мои зрачки блеснули. Одновременно с этим вернулось спокойствие.

– Знаешь, а ты сильный. Это завораживает.

Слова эти произнесла даже не я, а боевая форма воды, которой нравилось играть. И Приптих, смотрящий в мои глаза, замер. Ненадолго. Как и Алан, сейчас пытался разгадать, из чего я состою, почему меняют цвет мои глаза и бродят по коже всполохи. Главное, он учуял искреннее восхищение в последней фразе, а черным магом, кажется, никогда никто не восхищался. Нет мужчины, способного устоять перед комплиментом женщины. Старо, как мир, но всегда действенно.

– Что ты такое? – Наверное, он впервые понял, что я не просто «маленькая Нимфа». В моих венах удивительные соединения, они подобны далеким раскатам грома. – После того, как все закончится, я тебя присвою.

Менее всего мне хотелось, чтобы меня «присваивали». Один уже пытался. Бушевал вокруг ветер, и этот ветер был мне на руку – он трепал растения и одежду. Молодец.

– Зачем присваивать? – Я очень тихо вытащила из кармана то, что собиралась прицепить Приптиху на одежду. – Может, просто объединим усилия? Ты и я?

Наглая ложь и провокация, но она выиграла мне время. И пока Диур смеялся, запрокинув голову, – тем самым противным циничным смехом – я сделала одновременно две вещи. Прицепила колючку и заметила, что с земли поднимается Алан.

Наконец-то, спасибо Края, что он встал… Живой, злой, готовый действовать.

– Ударяй в него! – заорала я, что было мочи. И толкнула Диура кулаком в грудь. Тот поднялся над землей сантиметрв на двадцать и завис в невесомости. Сработала! Колючка сработала!

– Что… ты…

Колдун не мог понять происходящего. Его лицо искривилось от ярости в тот момент, когда Приптих понял, что отсечен от собственного потенциала. И нейтрализовать чужую магию не может. Еще бы! Магия сна и яви – две разные вещи, и одна на другую не действует.

Ярость нарисовалась и на лице Ала, пока он формировал ладонями ярчайший луч. А после ударил Диура так, что тот заорал. Не чем-то, но «Черным Тленом» – эта вещь рвет тонкие магические нити, как живые капилляры, на клочки.

– Не-е-е-т, не-е-е-ет!

Тлен убивает магию навсегда. Да, не сразу, он просачивается углем, заполняет тело, невидимые поля, разъедает ауру.

Зная, что у меня в запасе лишь пять минут, если Лум не соврал, я принялась формировать пятую руну.

Снова текст, снова странные звуки из глотки – зажигающийся пятый абзац. Приптих висел в воздухе, как марионетка, кукловод которой обрезал все нити. Руки вдоль плеч, они попросту не поднимались, мышцы не действовали. И нам с Аланом обещали такие проклятья, которые до сих пор посылали шквал снежинок по позвоночнику.

Свиток дочитан. Цепь соединилась вспыхнула, ожил портал. А Алан все бил, бил, бил колдуна, используя самые губительные, самые болезненные и зловещие заклинания. Тот орал яростно, и ор этот вплетался в бушующую хаосом поляну.

Мне думалось, что дальше будет легко, что мы просто отправим Диура пинком в открывшуюся дверь, но портал не открылся, он ожил. На нём прорисовалось черное лицо, и оно заговорило неслышными словами – я запаниковала. Если колючка перестанет действовать, нам конец.

Говорил сам Саммасон – его образ. Он вопрошал о чем-то… О чем?

«Куда?» – стало понятно. «Куда желаете открыть проход?»

Некая часть во мне не поддалась панике, она и сумела расшифровать вопрос.

– Ал, держи его по мере сил… Я сейчас…

Куда? Куда можно отправить колдуна так, чтобы не ошибиться, чтобы наверняка? Нужно быть уверенными, что оттуда, куда он попадет, не сможет вернуться. И вдруг всплыли в голове слова Лума из сна:

«Много ли желающих прокатиться на поезде?»

«Нет, никого. Потому что небытие, что обитает за пределами города, очень жадное. И своих гостей никогда уже не отпускает. Потому их и нет…»

Детали головоломки сложились воедино, и я судорожно полезла в карман. Достала свернутую листовку, распрямила, сделала шаг к черной роже из мрака, что смотрела теперь на картинку.

– Сюда! – Я ткнула на координаты – спасибо, что они там были. – Наш гость хочет сюда!

Саммасон или то, что от него осталось, какое время смотрел на поезд. И я до жути боялась, что не сработает, что он попросту откажет. Но лицо вдруг исчезло, и на его месте открылся зловещий проход, в глубине которого не сияли звезды, но куда уходили и обрывались рельсы. Это оно!

– Давай! – Алана не нужно было упрашивать. В Диура мы ударили одновременно – напарник со всей силы и я в полную меру скопившейся агрессии чужого мира. Два луча, толкнувших обездвиженного, но все еще орущего Приптиха, в черный проход.

Он так и летел туда с колючкой, приклеенной к плащу возле пуговицы.

А после его поглотила пасть.

Дверь разлетелась на куски.

На черные, живые поначалу, дымные. Руны погасли над поляной – их больше не было. И прогорело писание.

Мы стояли, ошалевшие. Стих ветер, не колыхалась больше пшеница. Пахло жженым пергаментом, исчезали остатки дыма. Растворялось всё, что создал когда-то Саммасон.

И Алан, удивленный настолько же, насколько и я, спросил:

– Он что, был одноразовым?

– В смысле, как плохой презерватив?

Мы про свиток.

Напарник медленно повернул голову и спросил с сарказмом:

– А хороший презерватив сколько раз можно использовать?

И сам же задумался.

То был момент, когда я начала смеяться. Наверное, от нервов или облегчения. Вся сила иного мира ушла из меня сначала в активационный процесс – кто бы думал, сколько энергии он затребовал, – а после в финальный удар.

Поляна стала почти обычной. Ничто больше не напоминало о том, что недавно здесь творилась «трагедия». Скользили по траве остатки золы.

– Куда ты его отправила? – Алан махнул туда, где была дверь. – И почему там были рельсы?

Я протянула ему экскурсионную листовку с поездом.

– Сюда.

– Сюда? «Прокатись в небытие»? – Мой усатый друг сначала захрюкал, после покачал головой. – Это небытие иного мира?

– Не просто иного мира, изнанки сна. Оттуда не выбраться.

Длинный выдох.

– Тогда процесс можно считать завершенным. – Тишина. – А как ты обездвижила Диура?

Я вытащила из кармана вторую колючку.

– Вот этим.

– Тоже из сна?

– Угу.

– Только не вешай этот репейник на меня.

– Не буду.

Я сунула его в карман. Однажды пригодится.

Мирная ночь. Далекие звезды, больше никто не принесет в город «Гильб» – хотелось в это верить. Куда бы ни желал попасть Приптих, попал он туда, откуда выхода не будет. И судьба мира не изменилась. Райдо на мое «спасение» не пожаловал – стоило этого ожидать. И кому из нас он на самом деле желал победы, больше не ясно. Ясно только, что тратить силы на выяснение этого момента я уже не буду.

Мы стояли и никак не верили в то, что справились, в то, что второй план не понадобился. Будет много моментов, когда мы будем вспоминать детали, обдумывать, обсасывать и обсуждать произошедшее. Но факт оставался фактом.

Всё. Можно ехать домой. На сегодня мы были свободны.

И к машине шагали, украшенные немногочисленными остатками тату. Практически прогоревшими.

(Geek Music, Hans Zimmer – Angels & Demons)

Мы пили вишневое пиво и смотрели на освещенный луной пейзаж. Поодаль в долине лежал город; мы сидели на теплом капоте.

Маги не пьянеют. Только, если того хотят сами. Мы же просто отдыхали.

Наполняло чувство правильности, нужности, завершенного с доблестью важного дела. Иногда такое бывает, когда сложное расследование завершается, – понимаешь, что ты находишься в нужное время, в нужном месте, что ты просто вовремя родился.

Я была там, где должна была быть. И всё всегда правильно. Оно правильно даже тогда, когда этого не видно, когда этого не чувствуется. В те же моменты, когда внутреннее и внешнее совпадает, наступает в душе мир и благодать.

Мне нравилось созерцать лунные травы. Теплая ночь принесла с собой спокойствие, наполненность незримой добротой и любовью.

Алан молчал. Только ему было разрешено лежать спиной на капоте кабриолета и любоваться звездами.

Иногда слова не нужны, иногда всё настолько хорошо, что речь становится лишней.

Только искрящиеся пузырьки на языке, только длящийся в пространстве выдох – мы сумели, мы смогли. Поставили красивую точку в конце непростой главы.

Напарник поднялся, хлебнул еще пива, качнул головой.

– Знаешь, а ведь татухи помогли. Они взяли на себя большую часть удара, и потому я сумел подняться быстро. А то ведь этот гад подобрался незаметно.

– Ничего, ты ему отомстил.

Больше не швырялся порывами ветер, дул ласково и в одном направлении.

– Мы отомстили. – Пауза. – Сложно сказать, как повернулся бы этот сюжет, если бы ты не вынесла из сна колючки.

– Угу. И листовку с координатами. Но я вынесла, потому что ты рассказал мне про брата. А вот, если бы не рассказал…

– Надо же, как иногда закручиваются между собой события.

Точно. Как клубок. Ты думаешь, что нащупал узел, но оказалось, что это всего лишь краешек, ведущий к основному запутанному конгломерату. Сколько еще узелков предстоит распутать, чтобы дойти до того, что люди называют сутью? Да и что есть суть? Набор «правд» каждого наблюдателя? Или же нечто единое?

Пока я размышляла над философской нотой бытия, Алан спросил:

– Мне ведь не показалось, что Диур упомянул Вэйгарда?

Этот вопрос навел теневой луч на симфонию моего безмятежного настроения.

Что ответить, если ответа нет?

Я вздохнула, и Ал всё понял без слов.

– Не говори ничего. Я умолк.

Я снова выбрала не погружаться в тоску – в ночь, подобную этой, нельзя грустить. Напарник не грустил тоже, его мир освещала новость этого утра. И потому я не удивилась следующей фразе:

– Ты не против, если, когда все закончится, я уеду ненадолго?

Повидать Дилбора. Конечно – это свято.

– Езжай.

Слово слетело с языка легко. Неплохо было бы и мне самой доехать до Долины Водопадов, увидеться с матерью, пусть даже без глубинных бесед. Просто послушать шум падающей воды и шелест вересника. Обнять любимого человека, осознать, что в жизни бывают такие нужные и важные паузы и затишья.

Вспомнилось, что в процессе беготни, преследований и битв мы забыли про Натали.

Я достала телефон, принялась набирать смс:

«Как там Натали? Как её самочувствие? Не плачет, не пытается уйти? Если так – попробуй задержать».

Я накладывала на Роба совсем уж лишние обязательства, но нашу подопечную нельзя было пока оставлять в одиночестве.

Ответное сообщение пришло довольно быстро:

«Не пытается. Она скромная и тихая, даже робкая. Я накормил её ужином, пригласил в гостиную посмотреть фильм, но она отказалась. Принес книги. Читает в своей спальне».

Я удивленно хмыкнула.

Отлично. Удивительно, но хорошо, что так.

– Уже заводишь новые контакты? Ищешь ухажера на вечер? – Мой усатый друг улыбался.

– Если бы. Спрашиваю, как там Натали… Оказывается, всё не так плохо.

– Это радует.

Я допила пиво, вытерла уголок рта ладонью.

– Знаешь, а я ведь знаю, как выяснить имя ее идеальной пары.

– Как?

– Наш умник любит всё, что хранит многослойные и древние пласты информации.

Я про оракула.

– Я заметил. У тебя есть такой?

– Да. Писание Саммасона прогорело не полностью, остался уголок с кусочком вязи. Думаю, гном душу за него продаст. Ну или хотя бы свой орех.

– Два ореха.

– Кокос… Или что у него там.

– Два кокоса. Не думаю, что он их бреет.

Я сделала вид, что сейчас в шутку заряжу Алану в лоб. Тот, отмахиваясь, почти опрокинул пиво. Отсмеявшись, поинтересовался:

– Куда ты положила этот уголок?

– В футляр. У меня в багажнике был.

– У тебя в багажнике имеется всё, что нужно, я заметил. В том числе мешки под мусор. Давай бутылку, я туда сложу, потом выкину. – Ал потянулся, как довольный кот. – Даже есть не хочется, только спать.

Я была согласна. Вот хорошенько выспаться нам нужно было точно.

Глава 12

(Caleb Etheridge – Open Spaces)

Новый день, новая жизнь.

Этот был солнечным и очень теплым.

Пожилая женщина сидела в стареньком продавленном кресле у окна. Она вязала бесформенное полотно из мягкой шерсти, но постоянно сбивалась, замирала. Терялась во времени и пространстве, не замечала ни комнату, ни тех, кто в ней пребывал или отсутствовал. Силилась завершить некий процесс, но каждый раз допускала ошибку.

Я подошла ближе, опустилась у её коленей на корточки. Коврик тоже был вязаным, мягким. Комната небольшая, но в ней убирались, протирали пыль, – наверное, этим занимался сын. Захламленные старыми книгами и пластинками шкафы. Одни растения цвели, другие почти увяли – Сэм Виткенс плохо разбирался в поливе, но надеялся, что когда мать очнется, то порадуется знакомому окружению. «Когда». «Если». «Хоть ненадолго» – зловещие для него слова.

Я же всматривалась в мысли женщины, не замечающей меня. Старческие руки дрожали, пластиковые спицы пошоркались – ей бы новые…

Её звали Агнеттой Виткенс. Агнеттой, Агнией, Агашей – так кричала в детстве мать, когда звала обедать. Агния память не утратила, но стерлись многие связи, и по их остаткам я осторожно пробиралась внутрь. Всегда нужно найти точку отсчета, повернувшую события в ошибочную сторону.

И я нашла её. Очень далекую отсюда, случившуюся много лет назад.

Она вязала точно такой же свитер мужу, ушедшему в плавание, ждала возвращения. Истосковалась от одиночества, все чаще раздражалась, впадала в апатию. И в один из вечеров допустила в петлях ошибку. Разозлилась и испортила начатое – раздербанила, порвала основу, бросила её на пол.

И скатилась в тоску.

Люди не знают о том, что тоска – это волна печали. Если плыть по ней слишком долго, тебя вынесет не в теплое и ласковое, но в холодное море. Так и случилось. Свитер остался недовязан, настроение испорчено. Сэмми тогда был маленьким и постоянно плакал – Агнетта страдала от переутомления и усталости.

Когда муж вернулся из плавания, случилась ссора. Если бы не та ошибочно набранная петля, если бы не холодные волны печали… Слово за слово, отец Виткенса собрал чемоданы, ушел из дома. И мир Агнии начал таять, давать сбои. Она, конечно, вырастила сына, но разум её слабел.

Я вернулась в тот момент, когда в канун Нового года она сидела перед зажженным камином на диване, когда очень желала довязать подарок до возвращения.

И вот соскользнул палец…

Но я была рядом, шепнула мягко:

– Мы не будем злиться, да? Это всего лишь петля…

– Я ошиблась. Мне надоело… Я устала от одиночества, я хочу это порвать…

– Хочешь. Но мы не будем. Мы просто переживем эту минуту мягко. Смотри, поправить нужно всего чуть-чуть, и свитер получится отличным. Зеленым, с желтыми полосками. Тэд очень порадуется, он улыбнется, обнимет тебя. Ведь это его последнее плавание.

– Я опять ошиблась…

– Ты никогда не ошибаешься. Ошибок не существует. Ты просто набрала лишние петли. Давай распустим.

Что-то случилось в этот момент, и Агния выдохнула гнев, позволила ему погаснуть. Он уступил место печали, после досаде и раздражению. Она вздохнула.

– Хорошо, просто распустим…

– Молодец.

– У меня получится.

– У тебя обязательно получится.

Она довязала его. И подарила мужу, когда тот вернулся. Тэд не собрал чемоданы и не ушел, Сэм вырос счастливым мальчишкой, потому что мать не соскользнула в депрессию. Он запомнил много счастливых зим и лет, когда его родители вместе сажали огород и готовили обед. Они, конечно, иногда спорили насчет пластинок и музыки, но не часто.

Петля за петлей мы восстанавливали сознание Агнетты. Как будто вязали теми же пластиковыми спицами, налаживали связи, укрепляли их. И постепенно она вспоминала. Как пережила тот сложный для себя вечер, а после не сорвалась и не отшлепала маленького Сэма за крик. Темное отступало за ненужностью, его заполняло светлое, мягкое.

Муж очень любил связанный свитер и носил до самой старости. В нем и почил, лежа на кровати, – ушел спокойно, без суеты и страданий. Агнетта вспоминала себя счастливой женщиной, да, не идеальной, но заполненной пониманием, что ей досталась чудесная судьба. Любящий человек и волшебный малыш…

Сидящая в кресле женщина вдруг вздрогнула, а после посмотрела на то, что держала в своих руках.

– Я опять ошиблась, – произнесла тихо, – хотела связать Сэмми такой же…

– Ты не ошиблась. Тут всего лишь нужно распустить… Помнишь?

Она смотрела на меня и не удивлялась моему присутствию. Я казалась ей частью её Вселенной – кем-то вроде помощника, дающего верные советы.

Но материя и правда казалась бесформенной – слишком много петель набрано хаотично. Агния долго на них смотрела, а после спросила:

– Зачем я вообще делаю ему такие же цвета? Ведь хотела синий и голубой, у меня есть пряжа…

В шкафу за стеклом лежало много неиспользованных мотков. Она просто не знала, что взяла желтый и зеленый, чтобы исправить ошибку, которую исправить уже не могла.

– Конечно. Ему больше подойдет голубой и синий.

Впервые я видела робкую улыбку. В глазах присутствовало понимание, узнавание. Это я, это моя комната, мои цветы, мои книги. Мой почему-то пыльный коврик, который бы нужно хорошенько прополоскать в тазу.

– А где Сэм? – спросила Агнетта.

– Он сейчас войдет, – шепнула я ей и погладила по руке. – Голубой и синий. Ты не ошибешься.

– Не ошибусь. А если наберу не так, распущу.

– Правильно.

И я направилась туда, где в темном коридоре ждал Виткенс.

Он плакал. Здоровый мужик плакал, потому что ему только что вернули возможность еще побыть ребенком. У него её отняла болезнь, и, когда матери нет, ты навечно взрослый. Он же вновь стал Сэмми, которого хотели погладить по голове родные руки.

– Я помогла, как и обещала.

Он обнял меня. Плевать, что я незнакомый человек, что даже не друг. Его плечи подрагивали, хотя звуков он старался не издавать. А после шепнул:

– Спасибо. Она… ведь больше… не забудет?

– Нет, она больше не забудет.

Меня отпустили.

– Я буду… помогать полицейским.

Мне почему-то стало весело и легко. Я улыбнулась.

– Это уже как сам хочешь. Иди. Тебя ждут…

А меня ждал выход.

И солнечный день.

В этом доме будет написана хорошая глава, но я, пусть и сыгравшая свою роль, не её участник.

Мне предстояло писать строчки в собственной книге судьбы. Хотелось верить, по большей части счастливые.

(Ana Dark – Melancholy in Silence)

Алан Станислав Корс, потомственный маг-трансморф, бесстрашно сражающийся с колдунами и способный прыгнуть ради моего спасения или общего дела в адово пламя, сегодня выглядел беспомощным.

Он уже взял билет на вечерний поезд, а сейчас молил меня взглядом круглых голубых глаз.

– Поможешь?

– Ты не сможешь сам выбрать рубашки? Чем плохи те, которые у тебя уже есть?

– Прелесть моя, ну это же мама… Она сразу заметит, что я одет, как заправский холостяк, начнет комментировать…

– Но ты и есть заправский холостяк.

Я улыбалась.

– Но не одинокий кобель же? – напарник сделал вид, что обиделся. – Я её ищу, между прочим. Ну, помоги…

Удивительно, он, способный с легкостью кружить головы женщинам, превратился в неуверенного юнца перед встречей с мамой. И я могла его понять. Этих встреч не было много лет, он помнил, как она отвергла его после смерти младшего. И хотя в памяти Алана теперь имелась другая ветка воспоминаний, он знал, что не видел мать много лет. И хотел заново – о, боги! – ей понравиться.

– Она любит тебя. Ты знаешь об этом?

Хорошо, что он не ответил: «Любила бы, не отказывалась бы видеть». Некоторые люди не способны пережить трагедию просто. Лицо одного ребенка напоминает им лицо другого. И сознание мутится, его накрывает печаль или ярость.

Ал молчал.

И я вздохнула.

– Ладно, хорошо. Идем.

– Ты со мной? Со мной?! Ура!

Этот день я желала заполнить чем-то для себя (помимо разбирательства с оракулом и именем суженого Натали), но вышло, что он запомнился мне походом по магазинам. Я щупала ткани, ждала напарника из примерочной, оценивала наряды – кивала или качала головой.

– А эти брюки? Цвет подходит? Не слишком узкие внизу?

Еще один человек получил возможность быть мальчишкой, и я этому радовалась. Ал мог достигнуть места назначения через портал, попасть сразу за праздничный стол, за которым будут сидеть и мать, и Дилбор. Но выбрал поезд, сообщил – «мне нужно подготовить речь». И это опытный маг…

Мы подходили к процессу без спешки, без торопливости и с любовью. Сколько-то спорили насчет марки и цвета чемодана, вместе составляли список необходимых вещей.

– Чтобы я просто мог взять с полки что-то новое, и понимал, что это понравится не только мне, но и ей…

Шорты пришлось из этой коллекции убрать, рубахи с коротким рукавом тоже.

После я сидела в парикмахерской, наблюдала за тем, как мой напарник преображает стрижку. Он мог бы и магическим путем, но отказался, хотел не снаружи, но внутри ощущать себя на все сто. И мне помнился вкус ананасового лимонада, который я тянула под звук порхающих над его головой ножниц, помнились глянцевые страницы журнала и мысль о том, пойдет ли мне черное платье с золотым широким колье вокруг шеи…

В итоге день упорхнул, как розовая бабочка, – легко и незаметно.

Обняла выбритого напарника я уже за час перед отправлением поезда. Суетились и спешили вокруг те, кто стремился к перрону и с него. Взирал на землю ласковый закат теплого дня.

– Тебя не спросят, почему ты до сих пор один?

– Наверняка.

– Как ты еще не попросил меня поехать с тобой в качестве липовой невесты.

Я думала о том, что подари нам судьба настоящую любовь, мы могли бы быть с Аланом идеальной парой. Но тут выбирать не приходилось.

– В следующий раз так и сделаю, если потребуют её показать.

– Найдешь уже настоящую.

– Может быть.

Меня обняли на прощание тепло, обещали вернуться и слать фото.

Прочь от железнодорожной станции я шагала, заполненная хорошими мыслями.

Оракулу я отсалютовала бокалом с безалкогольным фруктовым вином, глоток которого хотелось сделать по возвращению в офис. Оно бодрило и освежало.

Гном промолчал, за свой кокос он держался крепко. И по виду спал.

Что ж, пора проверить мою гипотезу…

Кем или чем бы ни являлась древняя статуя, на редкие и ценные вещи она реагировала. Я отправилась за футляром. Осторожно достала из него уголок писания, положила у постамента. Предусмотрительно отодвинулась, чтобы не смущать статую, села в свое кожаное кресло, приподняла брови – ну и что, мол?

Он почувствовал, конечно.

И мой вопрос, и свиток.

Да-да, мне требовалось узнать имя идеального избранника Натали. Глаза гнома горели совсем недолго, а когда погасли, я почти с разочарованием узрела, что свитка больше нет – оракул его принял.

А ответ?

Нет, он не высветился в воздухе, как случалось ранее, не оказался написанным на клочке бумаги, он появился прямо в моей голове, вложенный туда проницательной энергией.

«Уже найден».

Всего два слова, поставившие меня в тупик.

Идеальный партнер Натали уже найден?

Неужели к Роберту наведался некий друг, которого, к слову говоря, Роб не очень любил? Или…

Это самое «или» мне предстояло проверить.

Здесь всегда густо пахло полями и травами. Свободными, дикими. Здесь попадались цветы, названия которых я не знала, но которых иногда касалась рукой, выдвигаясь по окрестностям на прогулки.

Почти погасло небо, лишь один из краев его еще был подсвечен. Те самые сумерки, в которых хорошо сидеть на деревянном крыльце, слушая стрекот сверчков и ветер. Когда-то мы вместе с Робертом готовили пасту, обсуждали фильмы, делились тайнами прошлого.

Сейчас он смотрел на неё – я наблюдала за действом освещенной столовой через окно. Он смотрел, смущаясь, силясь не выдавать искренний интерес, он говорил так много, что захлебывался, и не важно, что слов почти не слышно. Он сыпал шутками, что делал нечасто, и сам же смущался – не был ли с гостьей слишком навязчив?

А она робела. И старалась не краснеть, потому что щеки могли выдать её симпатию с головой. Уже совершенно без отчаяния в глазах. Она забыла того, из-за кого собиралась прыгнуть с моста, потому что увидела перед собой парня с вьющимися волосами и милой улыбкой. Такого честного и заботливого. Она мечтала о внимании в свою сторону, а Роб мечтал дарить свою заботу…

Конечно, оракул был прав – «он уже найден».

Все снова сложилось правильно.

Мне, наверное, следовало грустить, но я испытывала лишь облегчение – не хотелось снова отдавать мужчине чуть-чуть себя, потому что целиком не можешь, писать ему «вечером не приду, занята» и искать поводы отвергнуть объятья. После Вэйгарда другие не котировались.

А у этих они будут настоящими, глубокими и искренними. Каждое прикосновение и слово из души в душу, потому что они на самом деле нашли друг друга. Как люди, способные прожить после и сорок, и пятьдесят лет вместе.

Я радовалась. Роб заслужил счастье.

Натали подходила ему. Сейчас она выглядела свежей, аккуратно причесанной и по-девчачьи застенчивой. Если в дверь постучит тот, кто разбил ей сердце неделей раньше, она ответит ему одним словом – «поздно». Для него будет поздно, для них с Робом – нет.

Я втянула густой травяной запах вечера, принялась набирать сообщение.

«Выйди на крыльцо, нужно поговорить».

Нет, никаких тяжелых бесед, они ни к чему. Просто расставить точки над «i». Совсем скоро тот, кто покинет столовую, вернется, скажет, что приходил доставщик. Роберт редко врал и делал это лишь для того, чтобы не ранить.

Сейчас он извинился, поднялся из-за стола.

И спустя недолгий момент открылась входная дверь.

Совсем темно вокруг. В такую ночь здорово сидеть у пруда, созерцать на его поверхности отражение луны, которое серебрят волны.

– Ты знаешь, мы привезли ее к тебе, когда она хотела покончить жизнь самоубийством из-за неразделенной любви.

– Да, она поделилась.

Мы говорили тихо, и Роб очень нервничал, все ждал подвоха. Того, что сейчас я заберу незнакомку, присутствию которой он очень радовался.

Если Натали поделилась сокровенным, значит, все очень серьезно. Да и кто бы сомневался.

– Мы попросили тебя приютить её на неделю, чтобы выяснить имя её идеальной пары. Только так мы смогли бы уберечь мисс Миллер от новых опасных шагов.

– Я понимаю.

– Прости, что создали тебе неудобства и не вернулись в обещанные сроки. Очень поджали другие дела.

В другой раз он бы укоризненно нахмурился, но тут лишь обронил:

– Ничего.

Качались у крыльца белые и розовые амаранты – сейчас они источали ночной тонкий аромат, который я очень любила вдыхать. А днем совершенно, что удивительно, не пахли. Такой вот феномен.

– Так вы нашли? Его…

Роб испытывал беспокойство и страх, он впервые был готов кого-то не отдать, биться, вызвать на поединок, пойти против собственный принципов и «отбить девушку», – я это чувствовала. И мое нутро улыбалось.

– Да.

– Кто он?

Потому как я молчала, все же это важный момент его жизни, Роберт спросил:

– Мне… сказать ей, чтобы собиралась в дорогу?

Он не хотел отпускать её даже на ночь. Уже решил, что её дом будет здесь, – пусть не сразу, пусть через череду красивых встреч и ухаживаний, ведь все должно быть по канонам романтической классики.

– Нет, не нужно. Потому что её идеальная пара – это ты.

В момент произнесения последнего слова я смотрела ему прямо в глаза. И потому увидела тот самый спектр смены эмоций, который ожидала увидеть: испуг от того, что сейчас услышит имя незнакомого человека, растерянность, недоверие и радость. Последняя мелькнула спешно, и Роберт попытался спрятать её за иными чувствами. Почти смог.

– Всё верно, всё, как и должно быть. Я рада. На самом деле.

Хорошо, что из всего, что он мог начать говорить, он не сказал ничего. Например, о том, что «совсем не хотел бы меня обидеть, что я хорошая и достойна только прекрасного человека. Что не имел в виду дурного, когда соглашался помочь, что очень ценил и ценит меня…»

Не нужно.

Иногда тишина – это бесценно.

К тому же я не ощущала себя раненой, Роберт никогда не был моей идеальной парой.

– Мне пора.

Я легко отправилась вниз по ступенькам.

А он так и молчал. Смущенный, растерянный. И счастливый, но очень глубоко, ведь «новое» счастье не показывают «старому» человеку.

«Все хорошо, Роб, все хорошо».

(Chad Lawson – She)

Я не была одинокой.

Одиноким не может быть человек, единый с миром. Я была свободной и наполненной удивительным полетным чувством.

Как странно знать, что в этом городе нет Алана. И нет дел, которые нужно завершать, – все завершено.

Обратно к машине я возвращалась через поле. Вела ладонью по мягким стеблям, шуршала подошвами, приминая траву. Любовалась лунным светом на моем лице, слушала голоса, зовущие в неведомые дали.

И понимала – я прыгну в кабриолет. И направлю колеса к Долине Водопадов. Время есть.

Мой мир – мой выбор, в нём все не просто хорошо, в нём все идеально. Как и должно быть.

Я тонула в этом моменте, кружила с ним, обнималась. Ты счастлив тогда, когда счастлив сейчас.

Затихали в моем присутствии сверчки, умолкали, настороженные, затем принимались выводить трели вновь.

А я в полной мере вспомнила, что такое свобода, когда ты у себя есть, когда тебе хватает в этом мире одного-единственного человека. Себя.

Хочу увидеть деревушку, лежащую в долине меж скал.

Зайти в настоящее кафе «Еххио» и посмотреть, продают ли там до сих пор лимонные эклеры.

Не удивлюсь, если с одного из старинных гобеленов, который из-за выцветших волокон перевесили в дальний угол, на меня взглянет усатое лицо старика Лума.

Я ему подмигну.

Хьяд-то знает, что время – величина относительная.

И в одной из реальностей, а, может, снов, он подмигнет мне в ответ.

Послесловие

Я много раз перечитывала «Лабиринты Ехо» Макса Фрая.

И всегда улавливала этот аромат далеких земель и удивительных странствий, но более всего мне нравилось, что истории знакомых героев не заканчиваются.

И я решила написать свои, которые не имеют начала и логического завершения, которые могут длиться и длиться, чтобы вы всегда знали, что под чашечку чая или кофе в свободный вечер вы сможете окунуться в продолжение.

Обычно романы имеют стартовую точку и финиш. Мне нравится, что у «Анны Нимф» нет точного финиша – историй может быть сколько угодно. Вы мне, пожалуйста, напишите в отзывах, хотите ли видеть новые?

Линия с Вэйгардом длинна и запутана. Но иногда ведь дело не в том, кто кого полюбил и кто с кем расстался, а в том, что вы знаете: «У меня есть еще одна история». Где вкусно пахнет из кафе, где Алан-трансморф шутит, пьет пиво и делает умные заключения. Где слишком много нераспутанных дел, где Анна всегда краем сознания будет думать о Райдо. Который непременно еще появится, ведь мы желаем увидеть их первый поцелуй и не только.

Кто он – враг или друг? Или все сложнее?

Иногда ценно наличие самих историй, а не финал, важна атмосфера и то, что вас погружает на волну чудесных странствий.

Мне редко попадаются хорошие книги, но, когда это случается, я становлюсь дитем. Мне очень нравится быть читателем, но именно потому, что хорошие книги попадались нечасто, я стала писателем.

Я очень люблю оттенки и полутона эмоций, я люблю, когда сквозь страницы вы ощущаете запах цветов и можете потрогать лунный свет. Люблю, когда за строчками следом тянется душа, и, откладывая книгу ненадолго, самое яркое ощущение – я к ней скоро вернусь. Вот только сделаю пару дел и снова занырну.

Вот такие книги бесценны.

Мои планы? Писать.

Я всегда что-нибудь пишу. С удовольствием почитаю ваши отклики, и станет ясно, родится ли третья, четвертая и пятая история об Анне Нимф. А, может, их будет больше двадцати. Иногда здорово что-то не знать, но предвкушать хорошее и чудесное.

Чем бы вы ни занимались, о чем бы ни думали, помните, что это ваш мир, ваш волшебный мир. И одиночества в нем не бывает. Бывают плохие мысли, но не залипайте в них, чтобы не попасть в волны Холодного Моря.

Радоваться мелочам или же просто радоваться – это привычка. Она вырабатывается. Чтобы видеть красоту, смотрите на красивое.

И мы, как и раньше, будем любить с вами друг друга издалека. Салютовать друг другу бокалами и подмигивать через расстояние, как старина Лум.

Ведь величины этого мира – понятия относительные.