Слышала сквозь сон, как Ренат ушел. Где-то затарахтел автомобиль, судя по звук, какой-то старенький Москвич или Жигуль, видно дачники на соседнюю дачу приехали. Интересно так, вроде сплю и одновременно не сплю, все звуки слышу, шаги.
Прошло пара часов, вернулся Ренат. Потолкал меня в плечо и протянул что-то в пакетике. Открыла пошире глаза, втянула воздух носом. Пирожки! Самые настоящие, с луком и яйцом, жаренные. Схватила пакетик, жадно накинулась на пирожок, вернула остальное ему.
— Ешь, — рассмеялся он, наблюдая за мной.
Он где-то ухитрился переодеться. Рубашка так и оставалась от пижамы, а вот внизу вместо брюк были надеты обычные джинсовые шорты. Внешне он ничем не отличался от обычных дачников.
— Где пирожки достал? Бабушку какую-то ограбил? — спросила я, жуя ароматный пирожок.
— Ты обо мне плохо думаешь, — ответил он и снова улыбнулся своей белозубой улыбкой, — Это же дачи, работа всегда найдется. Бабуська решила, что я из местной больницы сбежал. Поохала, поахала, предложила мне ей пару грядок от сорняков освободить. Мне же не сложно, все прополол. А она меня за это покормила и дала пирожков с собой.
— А штанцы где достал? — поинтересовалась я, откусывая от второго пирожка.
— Она дала. Говорит, возьми, милок, а то назад туда попадешь.
— Что же у них за больничка такая?
— Больничка-наркологичка, там всяких разных лечат, — махнул он в правую сторону рукой.
— Шикарно, но ты вроде на алкоголика не похож.
— Наверно уже вылечился, — захохотал он, — Доедай пирожки и идем. Там я одну приличную дачу заприметил. Бабулька сказала, что хозяева только на выходные приезжают. В пятницу будут, а сегодня среда. Переночуем спокойно, а завтра раненько встанем и по холодку в город отправимся.
С удовольствием проглотила оставшиеся пирожки. Вытерла руки об лопух и пошла за ним следом. Прошлись по улице, солнце уже поднялось высоко и жарило от всей души. Дачный народ попрятался по домикам и верандам, поэтому нас никто и не видел. Подошли к высокому забору и большому коттеджу, вот у Рената губа не дура.
На калитке висел огромный амбарный замок. Да и забор в три с половиной метра, даже я не допрыгну, хотя, может быть, у Рената есть еще какие-то скрытые способности. Он взял замок в руки и просто потянул его на себя. Дужка у замка стала какой-то желеобразной, мягкой и легко соскользнула с двери. Мы зашли во двор дачи. Он просунул руку сквозь калитку и закрыл замок с той стороны.
Когда он просовывал руку сквозь металл калитки, глаза у него стали желтого цвета и засветились. Какой интересный эффект. Дверь захлопнулась, и Ренат повернулся ко мне.
— Ты меня не боишься? — ухмыльнулся он.
— А ты меня? — улыбнулась я.
Со стороны, наверно, мы смотрелись, как два хищника, которые оценивают друг друга и решают нападать, или соблюдать нейтралитет.
— Хороший вопрос. Я ничего о тебе не знаю, только то, что ты бегаешь хорошо, ну и покушать любишь, а еще что ты выпрыгнула с третьего этажа и тебя еле поймали. Привезли без повреждений. Думаю, что ты опасная штучка. Обычно с такими, как ты, я дружбу не завожу. Однако, мне вполне комфортно с тобой, — ответил он и посмотрел на меня внимательно.
— А что ты делаешь с такими, как я? — поинтересовалась я.
— Ничего, я стараюсь их избегать, и иду своей дорогой, — пожал он плечами, — К крайним мерам я очень редко прибегаю, но это если есть угроза моей жизни. Просто, я уже давно не… А, это не важно, — махнул он рукой и отправился к двери в дом.
— Ты для меня слишком старый, — крикнула я ему вслед, — И вообще я еще замужем и у меня есть друг.
— Знойная ты женщина, Марина, — усмехнулся он, ловко орудуя отмычками, — Но, я не в этом плане. Когда поживешь несколько десятков лет, избегая всех и вся, тогда поймешь меня.
Вошли в дом.
— Как-то неудобно вторгаться в чужое жилье, — поежилась я.
— Мы же не бомжи какие-то, нам просто нужно переждать. Все за собой уберем, свинячить не будем. Все тихо, мирно, без эксцессов. Не переживай, — успокоил он меня.
— Мне бы в душ, — мечтательно сказала я.
— Давай в тот, что на улице. За сутки там все высохнет. Периметр дачи огорожен глухим забором, так что никто тебя не увидит. Вытрешься больничной одеждой, полотенца хозяйские брать не будем. Сейчас что-нибудь тебе подыщу, принесу.
— Полотенце чужое брать нельзя, а одежду можно, — усмехнулась я, — Двойные стандарты.
— Полотенце мы оставим здесь, а одежу мы воруем, — улыбнулся он.
— Аааа, ясно, опыта у тебя в побегах больше, так что соглашусь с тобой, — кивнула я, и отправилась в летний душ.
Водичка полилась тепленькая, приятная, смыла с себя запах замка, больницы, летнего зноя. Стояла под струей душа и балдела. Воспользовалась местным жидким мылом, вообще человеком себя почувствовала.
— Вылезай, я тоже хочу помыться, — услышала я Рената с той стороны занавески, — Я принес тебе шмотки.
Вытерлась казенным барахлом. Забрала у него шорты и майку. Вещи все чистые. Задвинула куда-то свою брезгливость и натянула все на себя. Деваться некуда, как говорится, не до жиру, быть бы живу.
Ренат больничное тряпье подобрал, сказал, что где-нибудь по дороге выбросим или сожжем.
В доме я устроилась на первом этаже, на полу, никуда не ходила и не бродила, сидела на одном месте. Чувствовала себя, как не в своей тарелке, прислушивалась и вздрагивала от любого шороха.
— Дрожишь? — зашел Ренат в дом.
— На измене, — повела я плечами.
— Не бойся, сюда никто не сунется.
— Как ты думаешь, сколько они еще нас искать будут? — спросила я.
— Где-то к вечеру закончат, — ответил он.
Парень поставил греться чайник.
— У тебя семья есть? Ах, да, ты же говорила, муж, любовник, наверно дети, родители.
— И? — насупилась я.
— Они будут тебя ждать там.
— Предлагаешь пропасть навсегда?
— Это тебе решать, — пожал он плечами.
— Если вернешься к семье, то ты их подставишь, хотя, если не вернешься, то тебя будут искать через них и все равно вынудят вернуться. Родные — наше слабое место. Поэтому нужно все продумать, и общаться с ними на своей территории.
— На словах все просто, — усмехнулась я.
— Я тебе помогу.
— Почему ты такой добренький? — поинтересовалась я.
— Потому, что мне некуда идти, мне нечего терять, и мне нечем заняться, — пожал он плечами.
— Я не могу тебя у себя поселить, — ответила я.
— Я помню про твоего мужа и про твоего бойфренда. Кстати, он в курсе, кто ты?
— В общем да, а муж нет.
— И как?
— Нормально, — поморщилась я.
— А он такой же, как ты?
— А не до фига ли вопросов? — поинтересовалась я.
— Мне просто интересно, — пожал он плечами, — Я, когда о себе все узнал, то возвращаться домой не стал. Да и не было того места, куда можно вернуться.
Он налил чай себе и мне, достал пачку печенья из шкафчика.
— Как же семья? — спросила я.
— Не искал вначале. Один раз такая тоска меня накрыла. Нашел записи, все что нужно, куда их распределили, где они теперь живут. Съездил, посмотрел. Мать с дочерью жили отдельно в крохотной квартирке, а жена умирала от облучения в какой-то больнице. Ее даже нельзя было посещать. Я ее тогда выкрал. Доживали вместе в дедовом доме на окраине географии. Я же ее и земле предал. У матери и дочери так и не появился, писал иногда письма, высылал деньги.
— Почему? — удивилась я.
— Потому, что я фонил, как ядерный реактор, около меня куры дохли, земля чернела, — он отвернулся.
— А сейчас? — напугалась я.
— Выветрилось за годы, — усмехнулся Ренат, — Несколько раз в год езжу на дочь смотрю, на внучек. К матери на могилку. Но для остальных я голый сирота без родных, друзей и близких.
— Значит, я первая, кому ты все это рассказываешь?
— Нет, был у меня когда-то кореш. Хороший, настоящий друг, жизнь за меня готов был отдать, как и я за него. Сгинул в болотах. Вот он знал кое-что про меня, а я про него. Жаль, что нет теперь его рядом.
Потом мы пили чай, молча, ели печенье. Про себя мне рассказывать особо не хотелось, видела я такие приемчики в кино: откровенность за откровенность. Помни Марина, где ты с ним познакомилась.