Арена любви

1

Хорошо бы это повторилось! Не может быть, чтобы испытанное ею накануне потрясение было лишь плодом ее фантазии. И все-таки необычное головокружение, гул в ушах, резь от яркого света в глазах, потрясающую пестроту красок проще простого объяснить слишком легким завтраком и действием антигистаминного препарата, который она принимала, чтобы холодное лето не уложило ее в постель, а вовсе не поразительной энергией, исходившей от небольшого, в позолоченной раме, портрета итальянского аристократа шестнадцатого столетия.

Тридцатитрехлетняя вдова Вера Манчини решила повторить эксперимент и во второй раз пришла в чикагский музей изобразительных искусств. Она сидела на скамейке и не могла отвести взгляд от черных глаз на полотне, напрочь забыв об этюднике, лежавшем у нее на коленях. Это уже переходило границы любопытства и скорее напоминало навязчивую идею.

Портрет ездил по свету со знаменитой международной выставкой искусства эпохи Ренессанса. В первый раз он попался ей на глаза, когда она пришла сюда в поисках новых идей для зимнего показа модной одежды своей фирмы. С тех пор она побывала тут еще три раза и сделала кое-какие дополнительные наброски, по крайней мере именно этим она объяснила свое необычное и не оставшееся незамеченным тяготение к выставке Габриелл Бартон, подруге и партнерше, с которой они вместе (после смерти мужа Веры) открыли салон мод.

Но это была неправда. На самом деле она не могла насмотреться на изображение сорокалетнего на вид мужчины с пристальным взглядом, в черном бархатном камзоле с белыми кружевами вокруг шеи и с парой кожаных перчаток в изящных, но сильных руках. Его имя потерялось в столетиях. На висевшей рядом карточке значилось лишь, что портрет относится примерно к 1520 году и принадлежит кисти малоизвестного художника из Пьемонта. Написан за четыреста сорок лет до ее рождения! А ей казалось, будто она отлично его знает… знает всю свою жизнь, сколько себя помнит.

Естественно, речь идет не об общепринятом представлении о знакомстве, ведь их разделяют века. Единственное, что может хоть как-то их связывать, так это происхождение ее покойного мужа, автогонщика Слая Манчини, семья которого была из тех мест, где писался портрет. Вера усмехнулась, представив, как кому-то рассказывает об этом. По-настоящему Слая звали Сильвестро Пьетро Антонио ди Сфорца Манчини, но к моменту их знакомства он почему-то порвал со своим богатым отцом, занимавшимся производством машин, и Вера ни разу не побывала в его краях, ни разу не взглянула ни на семейные заводы в Турине, ни на семейную виллу в его окрестностях.

К тому же между покойным мужем и заворожившим ее неизвестным аристократом на портрете почти не было сходства. Стройный, светловолосый, веселый Слай ничем не напоминал темноволосого и куда более кряжистого незнакомца, который, судя по выражению лица, знал и приступы отчаяния, и приступы ярости и — она это чувствовала — был способен на сильные чувства.

Однако дело не ограничилось мучительными головокружениями и загадочным ощущением непонятной близости с изображенным мужчиной. Накануне портрет как будто пришел в движение и начал распадаться у нее на глазах, и тогда случилось еще кое-что. Вере показалось, будто она соприкоснулась с другим временем и другим пространством. Ее глазам явились тени из другого мира, ее ушам — незнакомые голоса и шумы. Она словно воочию видела залы с высокими потолками и шелковыми узорчатыми шторами. По коже бежали мурашки от прикосновения бархата к ее плечам.

Несомненно, Вера принадлежала к творческим личностям с тонкой интуицией, обладавшим врожденным даром созидания и наслаждения линией и цветом, но до сих пор у нее не было случая усомниться в своем здравомыслии. Сомневаясь в том, что ей хочется еще раз это пережить, она, однако, будучи по природе авантюристкой, жаждала удостовериться в реальности своих видений.

Экскурсовод из числа музейных энтузиастов привела в зал шесть пожилых супружеских пар, которые на пару минут закрыли портрет, и она испытала болезненное чувство, будто ее оторвали от животворного источника, перерезав связывавший их «лазерный» луч. Потом связь восстановилась. Из-за колдовской игры красок на портрете ей показалось, что взгляд аристократа пронзает ее, словно копьем.

Близился час закрытия музея. Посетители мало-помалу разошлись, и Вера осталась одна в зале. Пора домой, мысленно говорила она себе и не двигалась с места. В конце концов, это всего лишь кусок холста, неодушевленный предмет, который не может властвовать над временем, а Джулио наверняка голодный, да и Бетти, небось, ждет не дождется, когда можно будет убежать к своим сорванцам.

Внезапно, словно в насмешку над ее желанием забыть о вчерашнем, в ушах опять послышался гул голосов. Через несколько мгновений она судорожно вцепилась в скамейку, потому что поверхность портрета как будто подернулась рябью и вместо зала, в котором она оставалась единственной посетительницей, как в тумане ей явился салон с классическими пропорциями и великолепными фресками. Вокруг ходили люди в платьях иной эпохи. Слышались приглушенные голоса. Вера уловила староитальянские слова, летавшие в воздухе, словно конфетти.

Пара секунд — и все пропало, будто ничего и не было. Неподвижная поверхность полотна потрясла Веру не меньше, чем мелькнувшее видение. Все тихо, спокойно, в зале пусто. Ни людей, ни фресок.

Теряя ощущение реальности, Вера постаралась взять себя в руки. Опять воображение разыгралось, посетовала она на себя, дрожа всем телом от охватившей ее слабости. Ты сама этого хотела, вот и придумала… Однако здравый смысл подсказывал ей, что ни зрение, ни слух ее не обманывали. Веру настолько переполняло впечатление от происшедшего, что она испугалась, не заболела ли гриппом, несмотря на все свои предосторожности. Если бы кто-нибудь подошел к ней в эту минуту и заговорил, она бы закричала. Тяжело вздохнув, Вера встала, подняла с пола этюдник, повесила на плечо кожаную сумку и пошла прочь. Через несколько минут она уже миновала контролера, который не обратил на нее ни малейшего внимания, и сидевших по обе стороны от входа львов, направляясь к остановке автобуса. На залитой солнцем Мичиган-авеню ее окружила толпа, но она не видела ни домов, ни машин, ни людей.

Наконец подошел автобус, и Вера, все еще не выходя из транса, поднялась по ступенькам. Она смотрела на проплывавший мимо мост, на здание мэрии, на дорогие бутики, но не видела их.

Она сама удивилась, что не проехала нужную остановку. Несколько домов, дверь, лифт — и она в своей квартире на четвертом этаже.

Стоило открыть дверь, и навстречу ей выбежал зеленоглазый, как она сама, четырехлетний карапуз Джулио.

— Мамочка! Мамочка! — закричал он, когда, сбросив с себя наваждение, Вера наклонилась и поцеловала сына. — Пойдем! Посмотри! Мы с Бетти построили новый трек!

Разведенная, средних лет, когда-то учившаяся в университете, Бетти Донован, которую Вера наняла сидеть с Джулио, с обожанием посмотрела на него.

— Вера, ты уж извини, но он занимает больше половины гостиной, — усмехнулась она. — Да, кстати… А то забуду. Около часа назад к тебе заходил какой-то мужчина.

Вера подумала, что, наверное, еще не совсем пришла в себя после пережитого в музее, потому что в тоне Бетти ей послышалось что-то необычное. Но потом она все-таки решила, что дело вовсе не в ней.

— Он назвался? Сказал, что ему надо? — спросила она, вероятно, немного более нетерпеливо, чем обычно.

Бетти покачала головой.

— Он зайдет еще раз. Может быть, ты его знаешь? Он отлично говорит по-английски, но не без акцента.

Вера напряглась и вопросительно посмотрела на Бетти.

— По-моему, он итальянец.

Вера услышала то, что ожидала услышать.

Дай Бог, чтобы не из эпохи Ренессанса, подумала она. Только этого не хватало. Надо совсем сойти с ума, чтобы предположить связь между незнакомцем на портрете и нежданным гостем.

— Очень привлекательный молодой человек, — продолжала Бетти. — Мимо такого даже в толпе не пройдешь. Непонятно только, что у него на уме.

Так как уже наступила пятница, то Вера выписала Бетти чек и пожелала ей приятно провести уик-энд, после чего отправилась в гостиную любоваться на трек, который Джулио соорудил для своих маленьких гоночных машинок. Потом она потихоньку ушла в кухню и занялась приготовлением ужина.

Раздумывая о том, кем мог быть неизвестный посетитель, и время от времени поглядывая на этюдник, положенный на край обеденного стола, Вера поставила разогревать уже сваренные спагетти, которые Джулио предпочитал всему остальному и к которым собиралась подать зеленую фасоль, домашний сыр и яблочный сок. Почему бы аристократу не быть дальним предком Слая и Джулио, подумала Вера, берясь за салат и призывая на помощь весь свой здравый смысл. Наверное, она бессознательно уловила их связь.

Если они родственники, доказательств все равно не найти. На родственников Слая надежды нет. Если не считать редких писем матери, Слай разорвал отношения с семьей. Вера написала Виоле Манчини о смерти ее сына, но ответа не получила.

Судя по тому, что ей рассказывал Слай, с отцом он поссорился из-за работы. Лоренцо Манчини, один из самых крупных промышленников в сфере автомобилестроения, был уязвлен выбором сына, ибо считал гонки развлечением для плейбоев. Он потребовал, чтобы Слай занял подобающее ему место в руководстве компании, а когда тот отказался, вычеркнул его из списка наследников. Если старик не позволил своей жене ответить на письмо Веры, то вряд ли он захочет ответить на ее вопросы.

Усадив Джулио за стол и поставив рядом с его тарелкой игрушечную гоночную машинку, чтобы ускорить ужин, Вера налила себе бокал вина и стала смешивать салат. Самое лучшее — это выкинуть портрет из головы и держаться подальше от музея, пока там выставка. Зарисовок сделано вполне достаточно, чтобы приняться за работу над новой коллекцией.

Но, как ни старалась, она не могла не думать о портрете, обо всем том, что, вероятно, стояло за ним и приоткрылось ей в последние дни. Но размышления прервал резкий звонок в дверь. Тот самый посетитель? Или почтальон, жаждущий получить месячное жалование? Скорее всего, почтальон…

— Ешь… Макароны не гоночные машинки, — сказала она сынишке, потрепав его по светлым волосам, и отправилась за кошельком.

Через пару минут она едва не упала в обморок, увидев, кто стоит на лестничной площадке. Не может быть, подумала Вера, я схожу с ума. И все-таки это он. Среднего роста, темноволосый мужчина в дорогом неброском костюме — современное, из плоти и крови, воплощение аристократа эпохи Ренессанса.

К счастью, стеклянная дверь была проницаема только с одной стороны и он не мог ее видеть. Однако слышать мог. Естественно, он сообразил, что его разглядывают.

— Вера Манчини?

Не в силах произнести ни звука, Вера молчала.

— Я — брат вашего мужа Нино, — представился посетитель. — Приехал из Италии. Можно войти? Мне пришлось долго добираться, чтобы поговорить с вами.

Вера не очень-то любила пускать незнакомых людей в свой дом, вот и теперь у нее словно ноги приросли к полу. Как он может быть братом Слая? Она не поверила ему, потому что от него исходило нечто, не имеющее никакого отношения к двадцатому веку.

Чтобы подтвердить свои слова и добрые намерения, мужчина показал ей паспорт, а потом фотографию, на которой он был снят вместе со Слаем лет десять назад. Дело явно было летом, и они стояли обнявшись, освещенные ярким солнцем, на фоне автомобиля под какими-то большими цветущими деревьями.

Как ни странно, но именно эту фотографию покойный Слай увез с собой среди немногих вещей, взятых им из дому через два года после этого. Похоже, мужчина, стоявший за дверью, и вправду был тем, кем назвался, — старшим братом Слая и наследником богатств Манчини.

Мурашки побежали у Веры по рукам, когда она открыла дверь и отступила на шаг, давая гостю возможность войти. Он не сводил с нее черных глаз.

— Вы ведь вдова Слая? Вера? Правильно?

Она кивнула.

У него был красивый глубокий голос, и по-английски он говорил слишком правильно для американца. В чертах его лица скорее была законченная твердость рисунка, чем общепринятая в современном мире привлекательность, и это-то хотела, но не смогла выразить Бетти.

Воспользовавшись случаем, Вера постаралась внимательно его рассмотреть и вздохнула с облегчением. Мужчина, представившийся ей братом Слая, не был аристократом с портрета шестнадцатого столетия. Только его глаза и слишком пристальный взгляд напоминали мужчину в бархатном камзоле. Но тогда почему, если они не близнецы, как Вере сначала показалось, она не может успокоиться?

В конце концов, вспомнив о правилах приличия, Вера протянула новоявленному родственнику руку.

— Прошу прощения, синьор Манчини. Просто… Знаете, у вас такое знакомое лицо… А ведь мы никогда не встречались.

Вера показалась Нино гораздо привлекательнее, чем та беременная женщина на фотографии, которую Слай показывал ему, когда они за несколько месяцев до гибели брата встретились на гонках во Флориде. Большие зеленые глаза, вьющиеся каштановые волосы до плеч и губы, которые любому мужчине показались бы соблазнительными. У него тоже появилось ощущение, что они давно знакомы. А может быть, так оно и есть, просто он забыл, когда и где их представили друг другу.

Он улыбнулся.

— Ну и правильно, я ведь все-таки брат моему брату.

Вера имела в виду совсем другое сходство, но не стала возражать, с ужасом поняв, что совершила ошибку, когда подала ему руку. Пусть у нее слишком богатое воображение, но его прикосновение оказало на нее не менее сильное впечатление, чем взгляд аристократа в музее. Успокойся, мысленно приказала она себе. Это же брат Слая. Не делай из себя дуру.

Она с облегчением вздохнула, когда Нино отпустил ее руку и стал смотреть на огромные фотографии на стене, которые Вера увеличила и вставила в рамы уже после гибели мужа и которые показывали звездные моменты его карьеры. Слай выглядел на них великолепным беспечным красавцем… как ни странно, словно предвидевшим свою судьбу.

Нино стиснул зубы, стараясь не выдать своих чувств. Младший брат, мой братик, малыш, думал он, и голова у него шла кругом. Ты никогда не узнаешь, как мне плохо без тебя. Ну почему ты погиб? Почему оставил нас? Для него явилось потрясением, когда Слай за четыре года до своей гибели бросил все и улетел в Штаты, и, наверное, из-за этого Нино гораздо тяжелее, чем можно было бы ожидать, переживал потерю.

Вера заметила, какое впечатление фотографии произвели на Нино, и ее вдруг охватило раздражение. Она ведь помнила, как вела себя семья ее покойного мужа и до и после его гибели. Если Нино так уж любил Слая, почему он ни разу не прилетел в Америку? Почему не постарался смягчить противоречия между Слаем и отцом? Если исходящая от него сила не показная, то он наверняка мог как-то повлиять на ситуацию.

Ее мысли прервал Джулио, которому надоело одному сидеть в кухне.

— Мамочка, — крикнул он, — я тебя жду! Кто к нам пришел? Ты с кем разговариваешь?

Словно по мановению волшебной палочки, страдающее выражение сползло с лица Нино.

— Ваш сын? — неожиданно ласково спросил он.

— Да, — смягчилась Вера. — Его зовут Джулио.

— Слай незадолго до своей гибели писал маме, что он должен родиться. Мне бы очень хотелось с ним познакомиться.

Своим присутствием он по меньшей мере нервировал Веру, которая смотрела на него и никак не могла насмотреться. Однако она решила, что время вопросов еще не настало.

— Пожалуйста… Вот сюда, — сказала она и жестом пригласила его следовать за ней.

Джулио смотрел на вошедшего широко открытыми глазами, отчего тому сразу же стало ясно, что Вера обычно не приглашала домой мужчин.

— Кто ты? — спросил малыш, как завороженный глядя на темноволосого гостя.

Для Нино мальчик, несмотря на унаследованные от матери зеленые глаза, казался живым воплощением младшего брата. Испачканные в кетчупе губки малыша лишь усиливали сходство. Почему он никогда не чувствовал ничего подобного к другому своему племяннику, сыну Сильваны? А этот… он с трудом удерживался, чтобы не схватить его в объятия и не прижать к груди.

— Это дядя Нино, брат твоего папы, — сказала Вера, не дождавшись ответа самого Нино.

Джулио знал своего отца только по фотографиям, а у Веры не было братьев, так что четырехлетний Джулио не понял, кем ему приходится незнакомый дядя, и продолжал пристально вглядываться в него.

Нино без тени снисходительной улыбки взял его пухлую ручку в свою и пожал ее, словно познакомился с взрослым мужчиной.

— Счастлив, что встретился с тобой, малыш, — сказал он. — Ты — красивый мальчик, и если нравом пошел в отца, то вырастешь не только красивым, но и смелым, любящим мужчиной.

Взглянув на Веру, он заметил слезы у нее на глазах.

— Вы ужинали… — тихо произнес он, чувствуя странную печаль оттого, что приличия требовали от него немедленно покинуть едва найденных родственников. — Пожалуй, я сейчас уйду и загляну к вам позднее…

Как бы он ни взбаламутил чувства Веры, она совсем не хотела, чтобы он ушел. Кроме Джулио и родителей, которые вечно пропадали на археологических раскопках, у нее не было ни одного родного человека на всей земле. Нино одолел ее недоверчивость своим небезразличным отношением к Слаю и к Джулио.

— Это ни к чему, — возразила Вера, доставая из шкафа второй бокал. — Если вы еще не ели, то, пожалуйста, присоединяйтесь к нам.

Нино просиял, и даже следа, возможно, воображаемой Верой жесткости не осталось на его лице.

— Вы не против? Я с удовольствием. Надеюсь, вы вправду не возражаете… — Он с удивлением посмотрел на тарелку Джулио. — Ничего, если я предпочту салат вашему спагетти? Такой соус я как будто еще не пробовал…

Вера уже ощущала полную раскованность в его присутствии и не обиделась на его слова.

— Джулио нравится. — Она пожала плечами. — Я совсем не умела готовить, когда вышла замуж за вашего брата. Потом кое-чему научилась. А теперь какая разница?

Взяв тарелки и бокалы, они устроились за столом, и Нино одобрил молодое сухое вино. Пока они ели, Вера рассказывала о своей жизни со Слаем, припоминала случаи, которые были известны Нино от самого брата, потом заговорила о рождении Джулио и о своей карьере, стараясь не подать виду, как ее тяготит многолетнее одиночество. Но он, видимо, почувствовал это. Хотя у нее было твердое убеждение, что он способен на непримиримую ярость, она ощущала в нем нежность и то понимание, которое редко приходит к людям, встретившимся в первый раз.

По Нино было видно, что он человек богатый и привык к другой обстановке, к дорогому серебру, старинному хрусталю, уникальному фарфору, поэтому в прелестной, но скромной кухне Веры он смотрелся не на своем месте, но естественным поведением почти тотчас доказал, что одинаково привык и к дворцам, и к забегаловкам.

Когда в их беседе наступали паузы, Нино внимательно приглядывался к Джулио и осматривал кухню, словно набираясь знаний в преддверии предстоящего серьезного разговора. В какой-то момент его рука легла на ее блокнот с набросками и он как будто случайно принялся листать его; правда, Вера тотчас налила в чашку кофе и предложила ее ему, выхватив блокнот и водрузив его на холодильник. Ей не хотелось обсуждать с ним господина из шестнадцатого столетия.

По взаимному согласию кофе они отправились пить в гостиную, и Джулио получил возможность вернуться к своему бесценному сокровищу — треку, который в миниатюре повторял настоящий трек.

— Машинки — подарок Слая, — сказала Вера, доставая из шкафа альбом с фотографиями.

— А я думал…

— Он начал собирать их для сына, едва узнал о моей беременности.

Они сидели на низком диване под фотографиями, стараясь не касаться друг друга коленями и листая альбом, в котором все снимки были расположены в хронологическом порядке. Сначала почти на всех были она и Слай, пойманные врасплох в компании друзей. Потом пошли свадебные фотографии, гонки, снимки, которые делал сам Слай, запечатлевая едва ли не каждый шаг своей беременной жены.

— Сразу видно, что Слай вас любил, — заметил Нино. — Даже по фотографиям это ясно как день.

Пойманная врасплох, Вера едва не заплакала под напором нахлынувших на нее чувств. Но она не желала раскрываться до конца перед почти незнакомым человеком, поэтому постаралась перевести разговор на другую тему.

— Хотелось бы знать, зачем вы проделали такой долгий путь. Неужели только для того, чтобы повидаться с нами?

Нино отпил ароматный кофе.

— Не совсем, — признался он. — Послезавтра мне надо лететь в Детройт на переговоры с автомобилестроителем, с которым наша компания хочет наладить отношения. Но я надеюсь…

Не сводя с нее глаз, он умолк.

Вера не смогла сдержать горечи и раздражения. Неужели после стольких лет полного безразличия Джулио стал единственной причиной его путешествия в Америку? Не может быть. У нее нет оснований так думать?

— Я хотел повидаться с вами, и мама дала ваш адрес, — добавил он, словно читая ее мысли.

Она не смягчилась от его слов.

— Почему теперь? Слая нет уже четыре года. А вы ведь не в первый раз в Америке?

— Не в первый.

— Ну и что же привело вас к нам?

По обеим сторонам его упрямого, но красиво очерченного рта неожиданно пролегли печальные складки.

— Заболел отец, однако это не единственная причина.

Только этого не хватало, с раздражением подумала Вера. Лоренцо вел себя как безжалостный тиран, а ты хочешь, чтобы я в одну минуту все простила и забыла.

— У него повысилось давление? — спросила она, стараясь сосредоточиться на подробностях, чтобы увести разговор от главного. — Слай рассказывал мне. Нежелание нервировать его — одна из причин, почему он не возвращался в Италию и не пытался связаться с отцом…

Едва проговорив это, Вера пожалела о своих словах. Она словно извинялась за своего мужа и выдавала свое неприятие…

Но Нино все понял верно.

— Боюсь, вы правы, — подтвердил он. — У него уже случилось несколько ударов… Пока они не были особенно сильными… Но так как их было много, то у него повреждена речь и он не может самостоятельно передвигаться. Последние несколько месяцев отец прикован к постели. Мне кажется, он умирает. Понимаете, Вера…

Вера затаила дыхание.

Совсем как на портрете, Нино сверлил ее взглядом, видимо желая прочитать ее мысли. У нее даже появилось ощущение, что он с трудом удерживается, чтобы не положить руки ей на плечи.

— В Италии, — продолжал он, тщательно подбирая слова, — идея семьи, пожалуй, главная. Предположим, я знаю, о чем вы думаете. Если это так, то почему мой отец не протянул своему любимому сыну оливковую ветвь? Могу сказать только, что он очень гордый. И, несмотря на всю свою мудрость, не все понимает. А теперь я хочу спросить вас. Неужели нам надо повторять его ошибки? Неужели мы не вырвемся из семейной паутины, которую он сплел для нас?

Все еще не желая простить ему Слая, она не собиралась с ним соглашаться. И тем не менее Нино удалось включить ее в семью, пока он произносил свой страстный монолог. Получалось, что и она и Джулио тоже принадлежат к семейству Манчини.

— Не понимаю, к чему вы клоните, — прошептала она.

— А мне кажется, понимаете. Я не буду винить вас, если вы пошлете моего отца ко всем чертям, но все же надеюсь, вы этого не сделаете. Вы ведь понимаете, злость не вернет вам Слая. Хотя бы на время забудьте о его разногласиях с Лоренцо. Пусть Джулио познакомится с дедушкой… пока не поздно.

Побежденная его здравым смыслом, Вера все еще пыталась сопротивляться.

— Понимаю, я не имею права ни о чем вас просить, тем более мы почти не знакомы, — произнес Нино. — Но, может быть, вы подумаете и решите навестить его? Естественно, я оплачу все расходы.

У Веры кругом шла голова, однако она не хотела сдаваться.

— Лоренцо хочет видеть моего сына? — спросила она, разрывая самое слабое звено в цепи построений Нино.

— Это не совсем так, — не стал он увиливать от ответа. — Я не говорил ему, что собираюсь повидаться с вами… чтобы не вселять в него ложную надежду. Однако у него нет никого ближе меня, и я управляю «Манчини моторс», так что не сомневаюсь ни одной минуты, что я уже давно научился читать в его душе.

Этого недостаточно, мысленно возразила Вера. Пусть Слай умер, но он заслуживает, чтобы перед ним извинились. Надо что-то сказать…

— Судя по всему, нас там ждет не самый доброжелательный прием, насколько я понимаю…

Вера удивилась, когда Нино промолчал. Больше они не возвращались к этой теме, пока не закончили смотреть фотографии, а к тому времени стихли и восторженные крики Джулио. Он, правда, все еще продолжал двигать машинки, однако то и дело зевал и тер глаза.

— Пора спать, милый, — объявила Вера, откладывая альбом и поднимаясь с дивана.

Нино тоже встал. Потрепав Джулио по волосам, он сказал:

— Пожалуй, мне тоже пора.

Позволив сыну поиграть еще пару минут, Вера проводила Нино до двери.

— Не могу выразить, как много этот вечер значит для меня. — Он повернулся к ней лицом, и теперь они стояли очень близко друг к другу. — Наконец-то я смог повидаться с вами и с Джулио… Это было чудесно.

У Веры потеплело на душе. Все дело в его глазах, мысленно упрекнула она себя. Они такие черные, такие глубокие, такие выразительные, что у меня нет сил им противиться.

— Я тоже рада, что вы пришли, — услыхала она свой голос. — Слаю это понравилось бы.

Они помолчали, предавшись воспоминаниям о покойном муже Веры. Теперь она уже не впадала в истерику каждый раз, когда вспоминала о нем. Не то чтобы она забыла Слая, но ее чувства немного успокоились. В последние четыре года, слишком занятая своим сыном, Вера почти забыла о мужчинах, однако она не осталась равнодушной к вниманию, проявленному к ней Нино.

— Завтра суббота, — проговорил он, прерывая ее размышления. — Вам обязательно надо работать? Может, мы что-нибудь придумаем? Мне бы хотелось угостить вас с Джулио завтраком, а потом устроить экскурсию в зоопарк.

Вере тоже не хотелось расставаться с ним. Не в силах забыть о портрете шестнадцатого столетия и о своей поразительной реакции на него, она смотрела на Нино на фоне белой двери и ее все больше будоражили не имевшие ответов вопросы.

— Наверное, Джулио будет в восторге, — еле слышно прошептала она, делая вид, будто единственная ее цель — угодить маленькому сыну. — Он очень любит львов, тигров и слонов.

Нино улыбнулся, отчего его лицо мгновенно преобразилось.

— Я заеду за вами в девять. Это не рано?

— Отлично.

Он протянул руку. Вера опасливо взяла ее и сама удивилась странному ощущению, словно по ее телу прошел электрический ток… Ощущение было не менее сильное, как если бы он поцеловал ее.

Они довольно долго простояли так, не говоря ни слова, и, хотя Вера мысленно продолжала обвинять себя в сумасшествии, она не могла забыть о тенях, которые окружали ее днем в музее.

Ей показалось, что она не выдержит напряжения, и Нино, словно уловив ее настроение, вернул ее в реальность своим глубоким красивым баритоном.

— Спокойной ночи, Вера, — сказал он и с неохотой отпустил ее руку. — Надеюсь, вы и мой милый племянник будете спать сегодня спокойно.