Аромат рая

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Решение от 18 августа 1803 года о передаче Луизианы из рук Наполеона во владение Соединенных Штатов подтвердилось вручением Луссату в Вашингтоне письма временным поверенным Франции месье Пирчоном. Передача обошлась в семьдесят пять миллионов франков или в пятнадцать миллионов долларов. Французским и испанским торговым судам предоставлялся режим наибольшего благоприятствования, но это была единственная уступка бывшим хозяевам колонии. В письме также сообщалось, что король Испании Карл IV еще в мае того же года поставил свою подпись на документе об официальной передаче Луизианы Франции.

Однако официальная передача власти над колонией как от Испании – Франции, так и от Франции Соединенным Штатам не могла состояться без получения из Парижа официального сообщения с фактическим разрешением на ее проведение. Поэтому жизнь текла своим чередом, так же неторопливо, как и раньше, с номинальной властью Испании и в присутствии французского префекта колонии.

Луссат, по словам Райана, пребывал в раздраженном состоянии духа из-за вынужденного безделья и из-за того, что все его усилия, связанные с поездкой в Луизиану, пропали даром. Он намеревался создать для Франции богатую колонию, был переполнен планами и идеями, но теперь все его усилия оказались напрасными, и Луссат потратил во Франции большие деньги на то, чтобы законсервировать дом и перевезти всю семью сюда, в Новый Орлеан, где, как предполагалось, его ожидало большое будущее. Переезжая сюда, он подвергал опасности не только собственное здоровье, но и здоровье своей семьи, да и карьера его терпела крах... Теперь он вынужден был находиться в Новом Орлеане до тех пор, пока колеса бюрократической машины не перемелют все необходимые бумаги с прикрепленными к ним печатями и лентами, чтобы засвидетельствовать, что все произведено правильно и законно. Его нетерпение росло. Кроме того, раздраженность Луссата объяснялась летней жарой и перенесенной тяжелой болезнью. Мадам Луссат вскоре забеременела. Префект понимал, что через три-четыре месяца путешествие по морю станет слишком опасным для здоровья его жены. Значит, они застрянут здесь, пока леди не разродится.

В начале сентября Райан сообщил о возможности своего путешествия в Вашингтон. Предложение исходило от Луссата, который ожидал очень важные депеши, подтверждающие продажу колонии и позволяющие произвести двойную передачу Луизианы. Но депеши из Вашингтона не приходили. Луссат нервничал...

– Но почему Луссат полагает, что поедешь именно ты? – спросила Элен. – Ты же не почтальон.

Райан поставил на стол свой десерт и кофе, который они пили после легкого обеда, и откинулся в кресле.

– Луссат считает, что я наделен особым даром оставаться в живых, – грустно улыбнувшись, ответил он.

Конечно, он имел в виду, что Луссат нуждается в смелом, находчивом и предприимчивом человеке, который умеет не только владеть оружием, но и обладает способностью выходить из затруднительных ситуаций.

– Да, но почему ты? – не могла успокоиться Элен. – Он же знает, что ты всегда относился положительно к передаче колонии Соединенным Штатам.

– Это как раз и есть еще одна причина, по которой можно предположить, что я не только сделаю все, что в моей власти, но и вернусь с депешами.

– Значит, ты согласился? – не унималась Элен.

– Это предложение показалось мне стоящей увеселительной прогулкой, – пожав плечами, ответил Райан.

– Это вовсе не увеселительная прогулка, – напряженно произнесла Элен внезапно севшим голосом, в то время как ее руки судорожно цеплялись за подлокотники кресла. – Тебя же могут убить.

– Безусловно, это не самый подходящий вариант для меня.

– Это не предмет для шуток! – возмутилась Элен.

– Отчего же, chere. Можно подумать, что тебе не все равно – останусь я в живых или погибну. – Голос его звучал легко, хотя взгляд был серьезным.

– У меня нет никакого желания видеть тебя мертвым, – тихо возразила она и отвернулась.

– Меня это утешает. В последнее время я часто думал, что все обстоит как раз наоборот.

– О чем ты говоришь? – спросила она, нахмурившись.

Райан немного помедлил с ответом, а затем произнес:

– Ты не производишь впечатления счастливого человека.

– Я... вовсе не несчастна. Просто столько всего произошло... И потом... я чувствую, что я для тебя обуза...

– Я что, когда-нибудь жаловался?

– Нет, но это мне самой не нравится, – ответила Элен, поджав губы.

– Все выглядит довольно естественно.

– Но это еще не значит, что все в порядке. Я бы предпочла идти своей дорогой.

Райан верил в искренность Элен и уважал ее за это. В тот вечер, когда она рассказала о духах, ему удалось удержать ее главным образом силой, но он прекрасно понимал, что не может таким образом удерживать ее всегда. Иногда ему хотелось, чтобы Элен стала такой же, как другие женщины, – плаксивой, нуждающейся в помощи, – но в таком случае это была бы не его Элен.

После ее болезни они стали ближе, ближе, чем ему когда-нибудь удавалось быть с женщиной. И тем не менее в отношениях между ними сохранялась какая-то натянутость. Частично этому способствовал ее отказ примириться с ролью любовницы, но и в нем самом появилось какое-то недоверие к ней.

Когда Элен впервые рассказала ему о духах, он рассмеялся. Но чем больше он думал об этом, тем меньше ее предположения казались ему смешными. Действительно, его страсть к Элен была чрезмерной, он ни к кому никогда не испытывал такого большого чувства. Страсть настигала его в самые неподходящие моменты, например, когда он вел деловые переговоры или проверял свои склады. А уж когда они оставались вдвоем, то он моментально воспламенялся; на него действовало все: ее голос, смех, шелест ее юбок, ее движения, повороты головы и, наконец, аромат, исходивший от нее.

Ее запах вот в чем все дело... думал Райан. Он вспоминал, что в первую их ночь, когда они занимались любовью, этот запах действительно околдовал его... И потом, в Новом Орлеане, что-то заставляло его по два-три раза в день возвращаться домой, чтобы убедиться в том, что Элен все еще там. Поначалу ему казалось – он просто влюблен в Элен, но чувства его оказались такой разрушительной силы, что он не удивился бы, узнав, что родились они под воздействием какой-то магии, какого-то колдовства...

Элен почувствовала, что Райан стал отдаляться. Догадаться о причине этого не составляло труда. По утверждению Дивоты, она поступила опрометчиво, рассказав ему о духах. «Наверное, он начал сомневаться в своих чувствах ко мне», – размышляла Элен.

Но Райан по-прежнему поворачивался к ней в страстном желании, даже после того, как она перестала пользоваться духами. Наверное, она просто оказывалась удобным объектом для его мужских потребностей. Почему бы не воспользоваться ею, если он платит за крышу над ее головой, за еду? Но слов о любви он больше не произносил...

Иногда Элен казалось, что, рассказав ему о тайне духов, она сняла с себя защитный покров и оказалась уязвимой. Мысль, что он может найти другую женщину, ранила ее.

Она ломала голову над тем, где найти деньги, чтобы купить ингредиенты духов, на этот раз для составления запаха, который просто обладал бы прелестным ароматом и ничем больше. Элен была уверена, что это прибыльное дело. Более того, она обнаружила, что получает большое удовольствие от работы с духами измеряя и смешивая жидкости, постоянно вдыхая воздух, насыщенный ароматами природы. Но занималась она духами, пока позволяли средства. Вскоре Элен пришлось продать золотые серьги, но выручка оказалась незначительной, так как рынок был наводнен драгоценностями беженцев с острова Сан-Доминго. Пенни с имущества отца таяли с каждым днем. Просить денег у Райана Элен не хотела.

– Как бы то ни было, – наконец сказал Райан, – возможно, что в ближайшее время прибудут бумаги, которые ждет Луссат, и необходимость посылать специального курьера может отпасть. Луссат хороший человек, но слишком уж европеец, чтобы понять трудности такого далекого путешествия. Нам всем необходимо набраться терпения.

И все терпеливо ждали, но из Вашингтона по-прежнему не поступало никаких сигналов. По-прежнему стояли жаркие и влажные дни. В городе свирепствовала лихорадка, поэтому все общественные увеселения были запрещены. Похоронные процессии стали привычным явлением для города, а черный цвет самым распространенным цветом на его улицах. Алая униформа испанских солдат – у большинства выцветшая и потертая – выглядела вызывающей среди этой унылой одежды.

Элен редко выходила из дому. Покупки провизии полностью легли на плечи Бенедикта, иногда и Дивота ходила вместе с ним за чем-нибудь особенным для Элен. Тем не менее Элен и Райан время от времени прохладными вечерами присоединялись к немногочисленным прохожим, которые, несмотря на угрозу заболеть, отваживались прогуливаться вдоль дамбы, ограждавшей город от реки.

В один из таких вечеров в середине месяца они вдвоем совершали прогулку вокруг Плас-д-Арм, а затем повернули к реке. День выдался не слишком жаркий; казалось, лето теряет свою силу. На улицах появилось намного больше прогуливающихся людей, чем им приходилось видеть раньше в это время.

Приятно освежал ветерок с реки. На ее поверхности, покрытой рябью, отражался угасающий закат, краски которого менялись от оранжевого, голубого и золотого до розового и пурпурного. В долгих сумерках ощущался какой-то покой. Хотелось двигаться медленнее, говорить шепотом. Ястребы в плавном полете описывали в вышине круги над голубятнями, расположенными вокруг города. Кружа, они безошибочно выискивали цель в стае голубей, прежде чем ринуться к земле. Время от времени раздавался собачий лай или ржание лошади. Журчание струящейся воды напоминало нежную музыку.

Элен увидела Флору Мазэн, шедшую им навстречу. Позади нее, словно мрачная тень, следовала Жермена. Когда они поравнялись, Флора кивнула и заговорила о чем-то со своей служанкой, стараясь не глядеть Элен в глаза. Судя по всему, ей не хотелось останавливаться.

Райан обернулся и посмотрел им вслед. Огорчение с примесью раздражения стеснило грудь Элен.

– Что бы это могло означать? – удивленно спросила она. – Она что, всегда свысока относилась к тебе?

– Иногда это случается. По-моему, дочь Мазэна выглядела расстроенной, – ответил Райан.

– Ее натянутость, несомненно, вызвана необходимостью признавать меня.

Он молчал довольно долго, а потом сказал:

– Неужели тебя обижает сознание, что ты падшая женщина?

– Я не падшая женщина, – резко ответила Элен.

– Ну, моя женщина или назови это как тебе нравится. – В его голосе слышалось раздражение.

– Я не это имею в виду.

– Да, но если ты перестанешь с этим считаться, то опять заболеешь лихорадкой.

– Просто я не переношу невежливого отношения. Если бы не твое судно, эта девица скорее всего погибла бы, – заметила Элен, холодно взглянув на Райана.

– Но это вовсе не значит, что теперь она обязана относиться ко мне с расположением или что я должен, черт меня побери, отвечать за то, как она ко мне относится.

– Она должна быть тебе признательна.

– Мне не нужна ее признательность.

– Мне тоже, – сказала Элен с раздражением, – но разве это не означает, что она обязана вести себя подобающим образом, воспитанно... могла хотя бы поздороваться.

Элен не понимала, почему она позволила себе так возбудиться. Наверное, ее обычное спокойствие изменило ей из-за подточившей ее здоровье лихорадки.

– Я согласен с тобой, – спокойно сказал Райан.

Элен, приготовившись отстаивать свою точку зрения, остановилась и уставилась на него:

– Ты?

– Конечно. Флора Мазэн обязана проявлять большее радушие. Но она его не проявляет, она просто невоспитанная. К тебе это не имеет никакого отношения.

– Не относись ко мне снисходительно. Я знаю, что это не моя вина, но это не означает, что я могу ее игнорировать.

– Ни в коем случае не означает, – продолжил он с неожиданным гневом. – Поскольку, что бы я ни сказал, тебе не нравится, мне не остается ничего другого, как только уйти.

Элен смотрела, как он удаляется, смотрела на его прямую спину, на широкие плечи и узкие бедра. И вдруг ее охватило безысходное отчаяние. Она открыла было рот, чтобы окликнуть его, но тут же раздумала. Какой в этом толк? Она не сказала ничего такого, за что нужно было бы извиниться. Если Райан не в состоянии понять, насколько мучительно для нее то положение, в котором она оказалась, тогда она не в состоянии объяснить что-либо ему.

Элен повернула назад и пошла вдоль набережной по той дороге, по которой они пришли сюда с Райаном. Она не обращала внимания ни на реку, ни на дома в Новом Орлеане, которые, зажатые укреплениями, спускались со стороны дамбы, ни на оживленную улицу, которая уходила в сторону Байо-Сент-Джон и плантаций Мариньи. Она шла, глядя себе под ноги на высохшую грязь и пожухлую от солнца траву.

– Элен? Мадемуазель Ларпен? Пожалуйста, не могли бы вы поговорить со мной?

Элен в изумлении подняла глаза. Перед нею стояла Флора Мазэн. Ее глаза с покрасневшими веками выражали крайнее беспокойство. Девушка оглянулась через плечо, словно загнанный заяц, прежде чем повернулась к Элен.

– Что-то не так? – спросила Элен.

– В моем распоряжении всего одна минута. Я отослала Жермену с поручением, но она скоро вернется.

– Возможно, вы предпочли бы пойти домой?

– Нет-нет. Жермена станет ругаться; вы знаете, какие они, эти служанки. Она считает, что мне не нужно с вами разговаривать.

– Что я могу для вас сделать? – спросила Элен.

– Это касается духов... Мне бы хотелось знать, нельзя ли их приобрести?

От неожиданности Элен заморгала. После своей попытки заполучить обратно те духи, которые принадлежали Жермене, она могла ждать чего угодно, но только не этого. Стараясь сохранить в своем голосе теплоту и не теряя здравого рассудка, Элен ответила:

– Мне кажется, вы не понимаете, чего просите.

– Нет-нет, я понимаю. Мне необходимо иметь эти духи... Необходимо!..

– Я больше их не произвожу, и, как мне кажется, я говорила вам об этом накануне. В них оказалось что-то такое, что вызывает появление сыпи...

– Ой, только не говорите мне этого! Я знаю, какое воздействие они могут оказывать, и это как раз то, что мне нужно. Я заплачу столько, сколько вы запросите... назовите любую цену. Но мне они необходимы... сейчас, сию же минуту!

– Это невозможно...

Лицо девушки исказилось, и она сжала пальцы в кулачки.

– Не говорите мне этого! Вы не знаете, насколько это важно для меня, – взволнованно проговорила она.

Элен дотронулась до руки девушки.

– Пожалуйста, успокойтесь, Флора. Я не знаю, что вы там придумали себе, но уверяю вас, духов больше не существует.

– Но у вас-то у самой они должны быть, иначе вы не смогли бы столько времени провести с Байяром!

У Элен перехватило дыхание от внезапной боли, вызванной этими словами. Она подняла подбородок и сказала:

– Мне искренне жаль.

– Не говорите так, прошу вас. Будьте ко мне милосердны. Если вы не дадите эти духи, то мужчина, которого я люблю, не женится на мне. Он обещал жениться на мне, когда мой отец был жив, но теперь пытается избавиться от своего обещания. Я не перенесу этого... Не откажите в моей просьбе. Я действительно этого не вынесу.

– Не уверена, что духи помогли бы...

– Я знаю, что помогли бы. Я пользовалась ими раньше, но теперь они кончились, и мой жених больше не хочет меня.

«Значит, этими духами пользовалась Флора, а не Жермена. Как глупо».

– Я ничем не могу вам помочь. В самом деле, не могу.

– Я не верю вам. Я знаю, что у вас остались духи.

– Нет, я сказала правду.

– Вы лжете. Вы... – Флора замерла на полуслове. Ее лицо изменилось. Она оглянулась и, увидев приближающуюся Жермену, отрывисто сказала: – Забудьте о том, что я вам говорила. Забудьте все. Я... я немного расстроилась... Понимаете, папина смерть... Просто забудьте об этом.

Повернувшись, Флора заторопилась обратно. Элен долго смотрела ей вслед. Флора встретилась со своей служанкой, и вскоре обе женщины исчезли в толпе.

– О чем она разговаривала с тобой? – услышала Элен голос Райана у себя за спиной.

Ей не хотелось, чтобы он снова смеялся над ней из-за духов.

– Ни о чем, – в смятении ответила Элен. – Просто Флора расстроена. Ее отец... ты же знаешь...

Райан понял, что она сказала отнюдь не все, но вопросов больше не стал задавать. Он должен был отдавать себе отчет в том, что не имеет права ничего требовать от нее. Если он хочет удержать ее около себя, то ему следует помнить об этом. Ему нужна была Элен, и только она... Райан не обращал внимания ни на одну женщину с тех пор, как встретил ее. Он даже допускал мысль, что она околдовала его.

Духи ли послужили причиной тому, Райан не знал, но он явно находился под действием чар. Оставив Элен на дамбе, он вдруг испугался, что она может и не вернуться в его дом. Вот почему он оказался здесь, он, Байяр, капер, играющий роль сопровождающего лица женщины, разрешая, чтобы его, словно призовое судно, тянули на буксире, вместо того чтобы захватить свою добычу и исчезнуть вместе с ней. Единственное, что его утешало, так это то, что Элен как будто не догадывалась о своей власти над ним, по крайней мере не решалась использовать ее. Райан не знал, радоваться ему или огорчаться из-за такого милосердия.

Мадам Туссар относилась к числу женщин, которые всегда подсчитывали количество рассылаемых ими приглашений друзьям и знакомым и сравнивали их с количеством приглашений, полученных в ответ. Если она получала меньше приглашений, чем отправляла, то очень обижалась и старалась не поддерживать отношений с теми, кто оказывался к ней таким невнимательным.

Элен оставалась в долгу перед мадам Туссар на один визит. Не то чтобы та ей нравилась, она просто жалела ее и за то, что мадам потеряла детей, и за ее несбывшиеся надежды, и за ограниченный круг общения в Новом Орлеане. Она также симпатизировала ей из-за ее положения обманутой жены, независимо от того, знала ли сама мадам Туссар о предательстве или нет. К тому же Элен не покидало некоторое чувство вины за то, что она скрывает от нее секрет о любовных отношениях месье Туссара и Жози. А поскольку Элен сама не располагала достаточным количеством светских связей, она не могла позволить себе пренебречь какой бы то ни было дружбой. По этим причинам она через несколько дней после встречи с Флорой и нанесла визит мадам Туссар.

Элен застала эту женщину с тюрбаном на голове и с тряпкой для вытирания пыли в руке во время уборки маленькой гостиной в коттедже, который они с мужем занимали на улице Дюма. Вздрогнув от стука Элен, женщина повернулась к двери, оставленной приоткрытой, чтобы утренний ветерок мог проникать прямо в гостиную. Увидев Элен, мадам Туссар немного растерялась, ее щеки зарделись. Она сорвала с головы тюрбан, а тряпку бросила на стол перед собой.

– Простите, что у меня не убрано, – произнесла она неестественно высоким голосом. – Я отправила свою служанку на рынок и только потом заметила, какой слой пыли она оставила в комнате. Такое беззаботное создание! Не понимаю, и зачем я только держу ее!

Элен, входя в гостиную, пробормотала что-то утешительное в ответ. Она уже пожалела, что пришла и поставила жену бывшего чиновника в неловкое положение, застав ее за уборкой. Было ясно, что никакой служанки не существовало и в помине. На протяжении многих лет, пока ее муж занимал должность на острове, Франсуазу Туссар обслуживали рабыни.

Мадам Туссар подошла к креслу, чтобы сесть. Оно было обито темно-синим вельветом, отороченным золотой бахромой, и опиралось на ноги крокодила, а его подлокотники представляли собой голову и хвост рептилии. Элен опустилась в такое же кресло по другую сторону маленького стола у единственного в комнате окна. Элен оглядывалась по сторонам, с интересом изучая обстановку.

Коттедж состоял из шести комнат, анфиладой переходящих одна в другую. Его стены, установленные без фундамента прямо на землю, были сложены из саманного кирпича, штукатурка – из речного ила и мха или дернистого камыша заполняла промежутки между рамами из бруса. Окна оказались закрыты ставнями. Изнутри стены и потолок были побелены известью. Дощатый пол покрывали ковры блеклых расцветок и сомнительного качества.

Тем не менее в гостиной под потолком висела люстра из хрусталя и бронзы с дорогими свечами из пчелиного воска. На каминной доске красовались фигурки из севрского фарфора, а над самим камином в золотой раме висело зеркало в стиле рококо. Вся мебель была под стать тем креслам, на которых они сидели, и относилась к стилю последней эпохи, навеянной походом Наполеона в Египет. Не составляло большого труда догадаться, что именно озабоченность мадам Туссар внешним видом их жилища потребовала от нее убрать гостиную для приема посетителей мебелью по последней моде. Тем не менее казалось, что это стремление отнюдь не распространялось на остальную часть дома.

Странное убранство дома, указывающее на то, что в нем привыкли обходиться с наименьшими затратами, тем, что имели, не позволяло Элен чувствовать себя удобно после заявления Жози, что месье Туссар – ее теперешний любовник и защитник. «Никто не мог ожидать, что Жози бросится в объятия этого мужчины ради его прекрасныхглаз, – размышляла Элен. – Приходится предположить, что бывший чиновник только ради удовольствия делить с Жози общество потратил громадную сумму денег. И это в то время, когда мадам Туссар вынуждена сама убирать дом. Видимо, месье Туссар располагал какими-то средствами, о которых его жена и не подозревала, но если так, то что это за средства? И как ему удавалось скрыть их от нее?»

– А как себя чувствует ваш муж? Надеюсь, с ним все в порядке? – заговорила наконец Элен.

– Великолепно. Он получил новую должность. У префекта колонии. Жаль, что это временная должность, – сообщение о передаче колонии Америке явилось для нас ударом, мы ведь надеялись, что Клод сможет отправиться с префектом Луссатом, когда его назначат с повышением.

– Ну, будет еще какая-нибудь должность, наверняка.

– Мне кажется, это произойдет не скоро. Я просто презираю это место.

– Неужели? А мне Новый Орлеан нравится.

– Как он может вам нравиться после такой тяжелой лихорадки, которую вы перенесли... Я живу в постоянном страхе, что Клод или я можем заболеть этой ужасной болезнью. Мне бы не хотелось, чтобы меня похоронили здесь. Говорят, могильщики прорубают топором отверстия в гробах, чтобы они не уплыли из могил, а еще будто бы гробы замуровывают в стены до тех пор, пока трупы не выветрятся, после чего на место предыдущего гроба устанавливают следующий. Ужасно, кошмар! Я сочувствую бедной Флоре Мазэн – ей приходится ломать голову над тем, как в таких условиях захоронить останки отца.

– В последнее время Флора плохо выглядит, – чтобы сменить тему, проговорила Элен.

– Да. Кто-то говорил, что и помолвка ее расстроилась. Хотя я думаю, это просто злобные слухи, распространяемые неисправимыми сплетниками, поскольку только вчера я видела Флору в магазине женской одежды. Она выбирала лен и батист, которые больше всего подходят для приданого.

– Скорее всего проблема, если она и существовала, оказалась решенной, – сказала Элен, вздохнув с облегчением. – А вы еще не слышали, кто этот счастливчик?

Мадам Туссар понимающе взглянула на нее.

– Скорее всего я подумала бы, что это Гамбьер, вы же знаете, но его дня три назад видели в объятиях этой распутной актрисы, Жозефины Жоселин. Моему Клоду в свое время выпало узнать пикантную новость о встрече, свидетелем которой он стал – между Мазэном и еще одним человеком накануне смерти отца Флоры.

– Вы имеете в виду встречу, на которой обсуждались условия брачного контракта?

– Этого Клод мне не сказал бы! Вы же знаете, какими мужчины становятся, когда им кажется, что они и так слишком много рассказали. Однако предположительно они собирались из-за одного мужчины.

– И кто же этот мужчина?

– Моя дорогая, я в замешательстве, как вам это сказать, поскольку, мне кажется, вы не имеете об этом представления...

Элен показалось, что в маленьких глазках женщины мелькнула определенная тревога с примесью нетерпеливого ожидания. То, как ее внимательно рассматривала мадам Туссар, близко наклонившись к ней, и то, как она с ней разговаривала, насторожило Элен. Внезапно она вспомнила встречу между Райаном и Мазэном в тот вечер, когда они устраивали прием. Казалось, эта встреча носила частный характер, наверняка это совсем не то, на что так настойчиво намекает мадам Туссар.

– О чем не имею представления? – резко спросила Элен.

– Почему этот Мазэн так настойчиво стремился уговорить Байяра обручиться с его дочерью? – вопросом на вопрос ответила мадам Туссар, поспешно отводя свой взгляд в сторону.

– Я этому не верю...

– Как хотите, chere, но Клод точно слышал, как обсуждался этот вопрос. Простите меня, если я вас огорчила; это совсем не входило в мои намерения. Но я не могла не предупредить вас об этом. Мужчины так безжалостны к женщинам в вашем положении.

Сочувствие показалось Элен таким неискренним, что у нее даже зародилось подозрение – а не из мести ли она говорит ей все это? Элен поставила эту женщину в неудобное положение, и та нанесла ей удар по самому уязвимому месту.

«Неужели мадам Туссар настолько мелочна? – подумала Элен. – И это несмотря на то, что она совершила оплошность совершенно случайно. Да, люди способны на мелочные поступки, если задета их гордость».

Элен не встала и не ушла, хотя ей этого очень хотелось. Для того чтобы доказать, что эти новости не произвели на нее ожидаемого впечатления, она проговорила с мадам Туссар еще добрых полчаса. Ее долгое пребывание в доме становилось уже почти нарушением правил приличий. И то, что ей не подают какую-либо закуску или освежающий напиток, еще раз подтвердило ее догадку в том, что ни служанки, ни слуги, которые должны были бы приготовить и подать их, у мадам Туссар не существует. В конце концов, когда жена бывшего чиновника в отчаянии предложила налить ей стакан оранжада и отрезать кусок пирога собственными руками, Элен со всей любезностью откланялась и удалилась.

Но эта маленькая победа не подняла настроения Элен. Ноги ее дрожали, когда онанаправлялась обратно к дому Райана. Мыслями она снова и снова возвращалась к тому вечеру, когда Мазэн и Райан уединились в кабинете... вспомнила, как той же ночью свалилась в приступе лихорадки... и многое с тех пор оставалось неясным.

Разумеется, Элен могла бы расспросить Райана, могла бы, если бы между ними не пролегла такая пропасть... «Но в чем же все-таки заключалась суть разговора Райана с Мазэном? – не могла успокоиться Элен. – Может, действительно речь шла о женитьбе Райана?.. Вскоре после этого Мазэн умер. Если бы вопрос по-прежнему оставался открытым, в чем она сомневалась, Райан наверняка упомянул бы о своем решении. Или еще сообщит ей об этом? Райан и Флора... Нет, это невозможно. Ничто не указывало на их связь... Ничто, за исключением того, что, как и другие, он переживал за эту девушку, – она ведь потеряла отца... С другой стороны, Элен знает его пристрастие легко добиваться богатства, а Флора... Флора – единственная наследница...»

Наверняка девушка не станет ей больше докучать просьбами о духах для обольщения мужчины, с которым живет. Не настолько она бесстыдна и эгоистична, чтобы чувства и переживания других людей для нее ничего не значили...

«Нет. Это просто невозможно. Невозможно».

Поздний сентябрь принес с собой непогоду. Высоко в сером небе ветер гнал облака. С юга, из болотистой местности, потянулись в глубь страны морские птицы. На реке и на озереразыгрались волны. Ветер изменил направление на северный, прогоняя невыносимую жару, от которой жители задыхались все лето, и делая дни неестественно прохладными.

Дождь начался с легкого тумана, отдающего солью. С каждым часом он становился сильнее, барабаня по крышам, стекая по карнизам сплошным потоком и затопляя проезжую часть.

Ветер усиливался, срывая с крыши кровельную дранку и черепицу. Грохотали плотно закрытые ставни. Ветки деревьев бились о стены дома. В воздухе летали листья и кусочки коры. Дождь становился все сильнее, проливаясь тяжелыми плотными струями воды.

Элен лежала в объятиях Райана, переполненная любовью. Прислушиваясь к шуму дождя и ударам сердца, пульсирующего у нее под щекой, она чувствовала себя в безопасности. Райан гладил ее волосы и изгибы плеч; взяв в ладони ее груди, он начал нежно ласкать и целовать их. Затем, обхватив руками ее за бедра, подтянул ее к себе... А потом, расслабленная и удовлетворенная его ненасытной любовью, Элен ругала себя за то, что могла сомневаться в Райане...

Около полуночи, убаюканная монотонной песнью дождя, она уснула в объятиях Райана.

Когда она проснулась, дождь прекратился.

И Серефина была мертва.