АтакА & Исключительная

Каждое утро Кайя сообщает нам точную дату и точный день недели, которые нам предстоит прожить. Сегодня: третье апреля две тысячи девяносто пятого года, воскресенье. Чем я занималась в этот день год назад? Отсыпалась после ночной смены в ЦТНП, пыталась убедить Бриджит и Пегги обратиться к здоровому образу жизни, страдала похмельем после бурной вечеринки, планировала какое-нибудь поверхностное свидание или безмятежно нежилась в солнечных лучах, умиротворённо растянувшись на мягком шезлонге в медленно расцветающем палисаднике? А быть может, третьего апреля две тысячи девяносто четвертого года беспрерывно лил дождь?.. Я не помню. Но знаю, что тот день в любой своей ипостаси был прекрасен. Как любой день до первого августа две тысячи девяносто четвертого года. Самое досадное, что, проживая те дни, у меня – у нас всех! – не было осознания того, в насколько прекрасном мире мы жили – насколько он был близок к утопии, к которой мы, скорее всего, уже никогда не сможем вернуться. По крайней мере, шансы увидеть новый рассвет человеческой цивилизации в период своей жизни, как мне кажется, у моего поколения напрочь отсутствуют. Речь идёт не о годах и не о десятилетиях восстановления, которое еще даже не начинается. С недавних пор я больше не лелею себя самообманом: уже не сомневаюсь в том, что прежнего мира мне не увидеть. Что бы там в будущем ни было – худшее или лучшее – прежнего уже точно не будет. Всё изменилось навсегда. И продолжит меняться…

Весна в этом году крайне капризная. Март то разливался и блистал елейными солнечными лучами, то плакал и стенал заунывными дождями, ночами заливался ветряными песнопениями. После особенно холодной зимы такая норовистая весна кажется немного жестокой: мы столь многое пережили, столь многое готовимся пережить, но даже сама природа обманчива с нами – она приманивает нас ложными дарами, чтобы в минуту нашей наивной слабости обдать наши тела и души жгучей стужей. В марте Кайя простыла после того, как вышла на залитую солнцем улицу в одном платьице и резиновых сапожках – северный ветер взялся за нее, стоило ей только отойти от дома достаточно далеко, чтобы она не успела без последствий вернуться в безопасное тепло. Три дня простуды прошли тяжко: температура в тридцать восемь градусов не сбивалась, кашель усиливался, насморк и жар одолевали, но в итоге нам удалось взять верх в этом бое, однако победили мы лишь благодаря крепкому организму Кайи и наличию ампициллина в аптечке фермеров Агилера. Но ни одна аптечка не вечна: всякое лекарство имеет свойство заканчиваться, и срок годности есть совсем у всего, даже у человека. Нам нельзя болеть. Вообще. И особенно старшим из нас, потому что в это время именно от нас зависит безопасность и благополучие младших членов нашего тесного сообщества. Всё это ясно, как день. Вот бы таким же ясным было хотя бы самое ближайшее будущее: что будет через час – мы всё ещё будем живы или уже нет? Уязвимые, объявившие себя трапперами – охотниками на Неуязвимых – всё чаще объединяются в крупные коалиции и всё чаще их радиоволны перебивают и без того редкие радиопослания сохранивших цивилизованность и непрестанно ищущих спасение выживших. Маршал говорит, что вне нашей фермы выжившие люди творили ужасное ещё до наступления зимы, что может значить, что после жестоких холодов, в условиях общей депрессии, живодёрство и бесчеловечность могли только возрасти, но никак не снизиться на графике общей безысходности.

Начало апреля тёплое, и кажется, будто мартовские погодные прихоти на сей раз точно остались позади: яркое солнце не только с каждым днём всё раньше появляется на небосклоне и не только светит, но и по-настоящему согревает уже четвёртый день подряд, и не водит дружбу с колючими дуновениями ветра. В такой день приятно сидеть на маленьком, прямоугольном и потемневшем от старости табурете, и доить добронравную козу – парное молоко любят все, кроме Рагнара.

Когда сошел первый снег, мы оставили Кайю сторожить ферму и вчетвером отправились на вылазку в деревню. С учётом того, что Кайя всецело зависит от нас, было не очень хорошо оставлять её одну, но мы не могли разомкнуть цепь: Маршал и Рагнар шли однозначно, я не могла оставить Маршала, а Томирис… Томирис не могла наступить на горло своему характеру: быть на скамье запасных – не её предназначение, тема, участь. Рагнар, конечно, хотел бы считать, что Томирис пошла тогда в деревню по той же причине, по которой я не отходила от Маршала, но парень хотя и беспросветно влюблён, всё же не дурак – понимает, что Томми не я, а он не Маршал, и все их взаимоотношения не больше, чем прихоть Томирис: они начались потому, что она была не против, и они вполне могут закончиться, стоит ей только захотеть всё прекратить. Вот такая странная любовь. Может быть, даже лучшая её форма для мира, в котором мы сейчас живём. Чем сильнее привязанность – тем больше опасность. Томирис отлично обезопасила себя с этой стороны. А вот Рагнар, я и Маршал откровенно не преуспели в этом деле.

Мы обшарили только окраину деревни и убедились в том, что как минимум один её край, состоящий из дюжины обветшалых за семь месяцев беспризорности домов, не только абсолютно заброшен, но при этом и разграблен подчистую. В этой вылазке мало чем удалось поживиться, но кое-что очень ценное мы всё же смогли раздобыть: во дворе давно сгоревшего дома свободно разгуливали, пощипывая паростки первой молодой травы, домашняя коза, длиннорогий козёл и одна ещё совсем маленькая козочка. Животные оказались смирными и почти ручными – смело пошли на контакт, без особенных проблем позволили надеть на свои шеи верёвки, а новорождённая козочка ласково разместилась в руках Рагнара, на которых и добралась до нашей фермы. Так что мы уже месяц как балуем свои желудки свежим молоком и приготовленными на нём сдобными омлетами, блинами, оладьями, вафлями и даже пирогами. Дойные козы могут долго спасать вашу жизнь в постапокалиптических условиях, учтите. Два с половиной литра свежего молока утром и два с половиной литра свежего молока вечером – это вам не хоть бы хны! Это вам жизненная энергия в её чистом виде. Только ещё необходимо научиться добывать эту бесценную энергию, причем добывать напрямую из вымени, а не из холодильника супермаркета… Вы вообще когда-нибудь доили корову или козу? Если нет – попробуйте, пока есть время в тепличных условиях обучиться тому, что может спасти вашу жизнь и жизни ваших близких. Нам крупно повезло, что Маршал умел браво выжимать это животное в жестяное ведро. Я неделю училась у него, прежде чем у меня наконец получилось аккуратно и без стресса для двух сторон – для меня и для животного – выдоить из тёплого вымени всё молоко до последней ценной капли. Теперь мы лучшие друзья: коза и доярка. По меркам прошлой жизни – смешно; по меркам нынешних реалий – есть чем гордиться.

В деревне мы надеялись найти, конечно, не коз – мы рассчитывали на автомобиль, мотор которого Маршал смог бы “оживить”, так как двигатель машины мистера Агилера однозначно “приказал долго жить”, как выразилась Томирис. В деревне нашлось всего три машины, одна из которых представляла собой насквозь ржавый кузов, а две другие могли похвастаться полным или частичным отсутствием колёс. Вглубь деревни мы решили не заходить, так как там, скорее всего, смогли бы обнаружить человеческое присутствие, а вместе с ним и ненужные никому проблемы.

На следующий день после возвращения с вылазки, я с Томирис вспомнили про брошенный нами кадиллак, на котором мы возвращались на ферму после нашей первой и до сих пор остающейся единственной вылазки в город. Сразу же было решено проверить его состояние и – бинго! – хотя автомобиль напрочь отказывался заводиться, Маршал остался очень доволен этой находкой. Он сказал, что хотя и не быстро, но сможет заставить этот металлолом работать на нас, и эта призрачная надежда обрадовала меня больше, чем реальная коза с полным выменем молока. Во время второй недели марта, на следующий день после холодного, проливного ливня, бушевавшего полтора суток, мы запрягли двух лошадей и при их помощи дотащили кадиллак до фермы, закатили его в амбар. С тех пор Маршал днями не выходит из амбара, а мы все как будто замерли в ожидании: я дважды в день медитирую, гладя козу; Рагнар медитирует, глядя на Томирис; Томирис медитирует, не глядя на Рагнара; Кайя просто наслаждается каждым днём, всё чаще предпочитая всю нашу меланхолично-хмурую компанию медитаторов более весёлой и действенной компании Маршала. Кайя крепко сдружилась с Маршалом, как могла бы дружить с отцом, и это кажется мне очень милым – Маршал для нее действительно важен. Он вообще самый важный член нашей команды – эта мысль отчего-то вызывает у меня улыбку. Пропаду я – больше всех расстроятся Томирис с Маршалом; пропадет Томирис – больше всех расстроимся я с Рагнаром; пропадёт Рагнар – больше всех расстроится Маршал, и он же больше всех расстроится, если пропадёт Кайя; пропажа же Маршала стала бы одинаковой катастрофой для всех нас, но, боюсь, для меня это было бы наподобие собственной пропажи. Под пропажей я подразумеваю смерть.

Отдав Кайе алюминиевое ведро с парным козьим молоком, я забрала из её рук расписную тарелку с двумя свежими бутербродами для Маршала и Рагнара, которые сегодня заняты тем, что прикрепляют к крыше кадиллака панель солнечной батареи, цель которой – двигать автомобиль без остановок на дозаправку. Мероприятие тяжелое, ведь кадиллак прежде работал исключительно на бензине, так что от успеха этой затеи Маршала сейчас зависит вся наша дальнейшая судьба: если до начала лета он не сможет завести автомобиль – мы выдвинемся в сторону Аляски на конях. Скорее всего, план именно таков, хотя мы его еще не обсудили толком.

Направляясь в сторону амбара, я рассматриваю фирменные бутерброды Кайи. Тостовый хлеб, упакованный в полиэтиленовую обертку, может не портиться годами, как и многие другие продукты, в состав которых входят сомнительные добавки. Но именно благодаря этим сомнительным добавкам мы всё ещё не столкнулись с голодом, так что на что на что, а на качество нашего питания я не жалуюсь. Для бутербродов у нас всё ещё хватает и хлеба, и ветчины, и масла с сыром. Вот только конкретно мне недостаёт свежей зелени. Можно было бы организовать теплицы для выращивания зелени – в подвале дома нашлись приличные запасы семян огурцов, помидор, болгарского перца, кабачков, баклажанов, тыкв, капусты, а еще три вида салата, десять видов пряных трав, лук и чеснок, четыре вида бобовых, свекла и еще какие-то корнеплоды. Вырастить такой урожай в теплицах и законсервировать на зиму пару сотен литровых банок, сейчас бесцельно пылящихся на амбарном чердаке, а еще развести цыплят, из которых выросло бы отличное мясо – и мы бы всю следующую зиму не задумывались о пропитании. Но оставаться на ферме мы не планируем, так что и семена не трогаем, и на двух подозрительно квохчущих несушек, якобы согласных сесть на яйца, не обращаем внимания. На что я в этом году действительно надеюсь, так это на сезонные дары природы: лесные грибы, ягоды и орехи, дикорастущие или заброшенные яблони, груши, черешни… От одной только мысли о фруктах мой рот наполняется слюной. Доживём до лета – сходим в одно место в лесу, где растут две дикие яблоньки, о красоте которых в конце зимы рассказывала Томирис.

Думая о яблонях и яблоках, я подошла к амбарным воротам и сразу же вздрогнула, и непроизвольно замерла от совершенно неожиданного, давно желанного и одновременно пугающего звука: в момент, когда я оторвала взгляд от тарелки с бутербродами, сидящий в салоне кадиллака Рагнар дернул самодельный механизм, а Маршал что-то провернул под капотом, и кадиллак отреагировал на всё это действо дерзким, урчащим звуком!

Резко вынырнувший из-за приоткрытого капота Маршал, довольный и измазанный в мазут, встретился своим сияющим светлым взглядом с моим ошеломлённым и выпалил:

– Получилось!

Рагнар с Томирис ушли в дом Джерома и пропали там, а Кайя начищает все имеющиеся в доме рабочие часы, так как она является не только ответственной за ведение календаря, но и своеобразной хранительницей времени. Маршал обожает подшучивать над девчонкой, а мне сегодня хочется немного тишины, так что, оставив их наедине, я вышла на улицу и, удобно расположившись на ступенях крыльца, стала наблюдать за появлением первых звёзд на серо-сиреневом небосводе. Не прошло и пяти минут, когда за моей спиной послышались знакомые, тяжелые шаги, способные одним своим звучанием вызывать в моей грудной клетке мурлыкающее чувство, подобное смеси уверенного спокойствия с необоснованным счастьем.

Маршал расположился слева от меня и в следующую секунду протянул в моём направлении большую, дымящуюся кружку, выполненную из керамики и окрашенную в мой любимый цвет. Приняв её и пригубив, я мгновенно ощутила на языке сладость, а на душе бархат: какао с молоком и одной ложкой мёда, как я люблю.

– Красивое окончание продуктивного дня, – тихим грудным баритоном проговорил мужчина, подняв свой взгляд к сгущающимся краскам небес. – У нас теперь есть работающая машина. Как я и обещал. Какие ощущения?

– Радость и ужас одновременно, – я одарила собеседника неоднозначной ухмылкой. – Нам придется покинуть безопасное гнездо… – при этих словах я невольно закусила нижнюю губу, а большой палец сильнее прижала к горячей кружке, как будто хотела ощутить отрезвляющую боль.

– Я скажу лишь раз: если хочешь, мы можем остаться здесь и не рисковать.

– Это больше нас. Мы не можем не попробовать.

– Понимаю. Не сомневался, что ты скажешь именно это.

– А ты бы остался? – я поспешно перевела взгляд на своего собеседника, желая уловить на его лице больше, чем он скажет мне словами. Моему взору предстал его профиль, красиво высеченный, словно у древнегреческой скульптуры, изображающей подвиг мифического героя. Густые брови этого героя вдруг сдвинулись к ровной переносице, и я сразу же, совершенно внезапно, как со мной часто случалось в последние месяцы, ощутила странное чувство внутри грудной клетки – я люблю его, этого мужчину.

– Нет, я тоже за риск. Однозначно, – повернувшись ко мне, он внезапно взял меня за свободную ладонь и сжал её. – Но я бы остался, если бы ты этого захотела.

Я уверенно сжала его слегка шершавую ладонь своими горячими пальцами:

– Нам нужно собираться.

– В таком случае необходимо поговорить с остальными и установить точную дату отъезда. Ровно через неделю, думаю, будет в самый раз.

По моей коже разбежались непроизвольные мурашки: уже через неделю?.. Ну да, чего ждать?

– Двери дома запрём, окна заколотим, но что будем делать с животными и птицей?

Маршал может ответить на любой мой вопрос – это одна из множества причин моей любви к нему:

– Всех отпустим на свободу, пусть будет что будет.

Я вся внутренне сжалась и попыталась расставить по полочкам все свои переживания и мысли:

– Значит, будем действовать, как оговаривали зимой: сначала посетим кабинет Гриффина в ЦТНП, затем, если там ничего стоящего не найдём, вероятность чего выше восьмидесяти процентов, отправимся в другой конец страны на поиски следов учёного по адресу визитки, которую мне выдал Линклетер, и, быть может, позже придется проверить усадьбу Ригана Данна, в которой ты слышал схожую с моей информацию. Главная цель – найти сначала точное расположение установки, затем саму установку, генерирующую команды Атак. В случае неудачи будем рассматривать вариант с переходом за канадскую стену. Для последнего сценария мы и предпримем попытки разыскать металлическую вакцину, способную уберечь нас от вируса Стали, если таковой вообще существует за стеной. Остальные действия будем определять по ходу реализации этого плана и по итогам этапов его исполнения. Начинаем ровно через неделю. Всё верно?

Вместо ответа Маршал слегка пригнулся к моему лицу и, случайно пощекотав мою слегка замёрзшую щёку своей густой бородой, поцеловал меня прямо в губы, так, что после завершения поцелуя я ещё долго ощущала его тепло.

Я первой подпрыгнула на кровати: на улице раздались отчётливые человеческие стоны, похожие на мученический, сдерживаемый из последних сил вопль! Наручные часы Маршала показывали час ночи, из-за ясной погоды, украшенной ярким светом луны и сиянием звёзд, я могла с лёгкостью разглядеть лицо проснувшегося вместе со мной Маршала, выражение которого лишь укрепило мой испуг: человеческое присутствие у нашего дома мне не приснилось и не показалось – чужаки!

Прежде чем я успела испугаться еще сильнее, на улице снова раздались сдавленные стоны, и в следующую секунду в руках Маршала оказалось ружьё, а я схватилась за свой пистолет, ждавший своего часа на прикроватной тумбочке. Поспешно натянув штаны и кофту, я прильнула к стене и семимильными шагами приблизилась к окну таким образом, чтобы иметь возможность выглянуть в него не показываясь. Маршал был рядом… Не знаю, что мы ожидали увидеть, но то, что мы увидели, выглядело действительно странно: к нашему забору подкатывала маленькая тележка, с запряженным в неё лохматым пони. На тележке сидел мужчина, позади него кто-то лежал, и этот лежачий издавал душераздирающие стоны. По голосу можно было предположить, будто страдает женщина.

– Неуязвимый в компании Уязвимого? – затаив дыхание, едва слышным шепотом предположила я, почти оглушаемая своим гулким сердцебиением.

– Тогда почему Неуязвимый не пытается облегчить муки Уязвимого?

Верно. Ведь для того, чтобы уменьшить боль страдающего от Атаки Уязвимого, страждущему достаточно лишь коснуться Неуязвимого: боль не пройдет, но станет меньше – так утверждают Маршал с Рагнаром, вблизи видевшие внешний мир до того, как добрели до нашей фермы. Но этот Неуязвимый не облегчает муки Уязвимого – почему? Они враги или здесь кроется какая-то другая причина? Что-то тут не так…

Рагнар с Томирис уже стояли на лестничной площадке, когда мы с Маршалом вышли из своей комнаты. Вскоре из дальней спальни выскочила и Кайя. У каждого в руках было наготове огнестрельное оружие – в распоряжении Кайи был разряженный пистолет.

– Томирис, помоги Кайе забраться на чердак, – гулким полушепотом скомандовал Маршал, после чего обратился к девочке: – Помнишь план на случай чрезвычайной ситуации? Затаись за сундуком на чердаке и не шуми. Чердачных запасов еды и воды тебе может хватить на неделю, если же всё окажется совсем плохо – сбегай ночью, через окно, при помощи веревочной лестницы, которую мы вместе спрятали под сундуком. Тебе ясно?

От испуга округлив свои чёрные глаза до предела, девочка поспешно закивала головой и в следующую секунду отправилась за Томирис в спальню бывших владельцев фермы – только из нее можно попасть на чердак, да еще через кладовую, но в кладовой выход забаррикадирован запасами.

Я, Маршал и Рагнар поспешно спустились на первый этаж – здесь стенания одного из непрошенных гостей стало еще более отчетливым. Выглянув в окно, я увидела, что телега с пони остановилась впритык к калитке, через которую во двор уже не входил, а буквально вбегал мужчина. Он был как будто невооружен, что выглядело совсем подозрительно.

Маршал расположился прямо напротив входной двери, а я с Рагнаром заняли позиции по бокам. Всё имеющееся у нас оружие было снято с предохранителей, то есть мы были готовы начать пальбу в любую секунду. Наконец на крыльце послышались гулкие шаги, и в этот же момент я услышала, как где-то в темноте, на лестнице, ведущей на второй этаж, замерла Томирис со своим продвинутым оружием. Нас четверо, а он на крыльце всего один, только если наш дом уже не окружен сворой трапперской коалиции. Моё сердце в эти секунды колотилось так гулко и так быстро, что, кажется, когда незваный гость наконец осмелился постучать в нашу дверь, я едва не оглохла не столько от силы его ударов, сколько от силы ударов собственного сердца. Из-за двери послышался сиплый мужской голос:

– Кто-нибудь, прошу, помогите нам! Мы знаем, что в этом доме живут люди! – я только успела подумать о том, откуда они могут знать о нашем присутствии, как гость сам ответил на этот вопрос: – Мы слышали блеяние козы в вашем сарае… Прошу, помогите! Моя женщина рожает, ей нужна срочная помощь!

Я увидела, как ружье Маршала едва уловимо двинулось вниз, и поэтому быстро прошептала:

– Это может быть ловушкой!

– Согласен, – мгновенно подтвердил мои опасения Рагнар. – Не будем реагировать.

С последним утверждением Рагнара я, кажется, не могла согласиться до конца: женские вопли на улице только усиливались, отчего я невольно представляла, каково сейчас может быть этой женщине и её мужчине, буквально бросившемуся на дула наших ружей, но… Но вдруг это и вправду засада?! Вдруг трапперы просто пытаются отобрать у нас ферму при помощи такой незамысловатой хитрости?!

– Я открываю дверь, вы все прикрываете меня, – сжатым шепотом наконец проговорил Маршал.

Я ушам своим не поверила! Ведь это Маршал – он обычно более осторожный, чем я с Рагнаром вместе взятые! Но при этом же я внутренне будто согласна с ним, причиной чему являются усиливающиеся женские крики… В окнах было как будто спокойно: не видно ни души, за исключением пони, запряженного в груженую телегу, из которой по округе разносится тягостный вопль – да ведь этим криком они могут привлечь к нам внимание! Да, до деревни далеко, и она кажется заброшенной, но наша ферма тоже кажется заброшенной, однако это не так, и никто не отменял случайных прохожих, которые могут шастать по лесам в это самое время…

Маршал медленно снял крючки с петель и щелкнул замком. Когда он сделал шаг назад, я резко распахнула перед ним дверь так, чтобы в момент открытия двери он двумя руками удерживал взведенное ружьё. Нас сразу же обдало ночной прохладой, сме́ло ворвавшейся в дом, но лунный свет не попадал на крыльцо, так что хорошо рассмотреть непрошенного гостя у нас не было возможности. Было ясно совсем немногое: перед нами стоит смуглокожий мужчина в распахнутой куртке и вязаной шапке. Вид нашего оружия его, очевидно, напугал, отчего он сделал шаг назад и едва не споткнулся на верхней ступеньке крыльца, но вовремя сманеврировал.

– Не стреляйте! Она рожает, – незнакомец резко указал рукой в сторону шумной телеги. – Помогите!

Маршал сделал три уверенных шага вперед и, оказавшись на крыльце, не спуская с ночного гостя прицела, произнёс крайне угрожающим тоном:

– В этом доме живёт большая компания, и каждый мой человек вооружен. Если выяснится ложь – ты и твои люди будете расстреляны на месте.

– Хорошо-хорошо! Только дайте нам провести роды в вашем сарае, и еще пару чистых тряпок, и немного теплой воды!

Громкий шепот Томирис раздался прямо за моей спиной:

– Теплую воду добывать не меньше двадцати минут. Если и вправду собираемся оказать помощь этим бедолагам, тогда лучше начать прямо сейчас.

На улицу вышли Маршал и я – Томирис и Рагнар первое время оставались в доме. Осмотрев телегу, мы убедились в том, что в ней находится рожающая женщина, а также увидели рядом с ней крупную собаку и светловолосого мальчика лет пяти, прячущегося под овечьими шкурами. Пара была молодой, точно младше тридцати лет, женщина была русоволосой, а мужчина мулатом, так что столь светловолосый ребёнок не мог быть рождённым в таком союзе. Я могла бы подумать, что, быть может, этот ребёнок рождён женщиной в союзе с другим мужчиной, но теперь я живу в другом мире, и потому мне сразу же показалось подозрительным то, что эта пара возит с собой как будто совсем чужого для них ребёнка. Впрочем, у меня самой имеется опыт с Кайей… Времени задумываться о таких подробностях не было: женщина должна была вот-вот разродиться прямо в подол своего окровавленного платья, её необходимо было переместить с телеги, запряженной беспокойным пони, в более подходящее для этого мероприятия место. Пока я не спускала прицела своего оружия с мужчины, Маршал помогал ему вкатывать телегу во двор и подводить её впритык к сараю. Если бы не яркий свет луны, всё могло бы быть сложнее, но благодаря хорошему обзору дело шло быстро: как только мы завели в сарай роженицу, Томирис с Рагнаром вышли из дома и отправились в амбар добывать горячую воду. Вскоре я смекнула, что мы поступили неправильно: в сарае оказалось настолько холодно, что изо рта даже шел пар, а ребенок должен был вот-вот появиться на свет… Быстро посоветовавшись с Маршалом – стоит ли перемещать роженицу в амбар, в котором Томирис с Рагнаром уже наверняка развели огонь, ведь там стоит наш кадиллак? да, но они ведь не знают, что он работающий! – мы пришли к решению переместить женщину в более теплое место, отчего она была не в особом восторге – она вообще была не в восторге от происходящего с её телом в эти минуты.

Как только страждущая улеглась в амбаре рядом с открытым огнём, началось самое тяжелое: потуги. Женщина так сильно кричала, что я уже не сомневалась в том, что наше местоположение разоблачено не только для возможных обитателей соседней деревни, но и для обитателей соседних провинций. С другой стороны: этот крик такой пробирающий, что едва ли на нашу ферму захочет сунуться любой случайно услышавший столь страшный вопль.

Как только вода была разогрета, Томирис сбежала из амбара прочь, и Рагнар последовал за ней – они якобы расположились за воротами, чтобы иметь возможность охранять нас снаружи. Впрочем, и мы с Маршалом здорово растерялись: Маршал стоял в десяти шагах от роженицы и, сжимая оружие, ничего не выражающим взглядом смотрел в одну точку прямо перед собой, а я бегала между ним и будущим отцом, который занимался самым сложным – собственноручно принимал роды! К подобному нас в прошлой жизни точно не подготавливали! Ладно подоить козу, но принять роды у женщины – это уж слишком!.. Я только услышала от незнакомца, что в прошлом он был ветеринаром, и уже от этой информации пришла в восторг: ветеринар – это ведь почти врач, ведь верно?!

Томирис принесла пледы из дома: один для будущей матери, второй для не торопящегося появляться на свет младенца. Забрав их и уже отойдя от сестры на пару шагов, я услышала, как она сказала Рагнару, что она никогда не станет матерью, после чего прибавила, что с этих пор Рагнар будет спать исключительно на полу. На эти слова парень ухмыльнулся, но его ответа я не расслышала, потому что уже бежала к разрывающейся от боли женщине… У меня откровенно тряслись руки, дрожали колени и на лбу выступила холодная испарина: я не могла ничем помочь ни мучающейся женщине, ни мужчине, принимающему у нее роды, но и отойти от них подальше, хотя бы к Маршалу, тоже не могла, а потому застряла посередине амбара, в ужасающей трезвости ощущая всю глубину своего бессилия… Как никогда я была согласна с Томирис: никакой секс подобного не оправдает! Рожать ребёнка в таком мире, в таких условиях – ну уж нет!

Примерно спустя полчаса после того, как Томирис принесла пледы, в амбаре раздался первый младенческий плач – женщина родила мальчика.

Состояние матери и младенца на протяжении целых двух часов после окончания родов оставалась стабильно положительным. Нечаянные гости притаились в углу амбара и, явно желая оставаться незаметными, пытались отдышаться после пережитого: они не просили у нас ни еды, ни воды, хотя Рагнар тайно обыскал их повозку и доложил Маршалу о том, что оружия, за исключением комплекта кухонных ножей для разделки мяса, не нашел, а из провизии обнаружилось только две банки тушенки и одна банка джема – и больше ничего! У них даже приличного запаса одежды при себе не было, только один чемодан с тряпками – вот и всё барахло. Посовещавшись после противоправного обыска, мы всё-таки решились на рискованную щедрость: только Рагнар проголосовал против того, чтобы впустить путников в дом, я и Томми проголосовали за их перемещение в тёплые комнаты, Маршал воздержался от высказываний, а голос забытой на чердаке Кайи вовсе не был спрошен.

Мы отвели гостям спальню Маршала, в которой он ни ночи не провёл, и которая изначально принадлежала чете Агилера. Из-за послеродовой боли женщине было сложно подниматься по лестнице на второй этаж, так что её на руках донёс до пункта назначения её мужчина, а младенца вслед за ними несла Томирис, в результате чего она ещё раз высказалась вслух о том, что она вообще не хочет становиться когда-либо чьей-либо матерью. Я её поняла, Маршал посмеялся с этого утверждения, а Рагнар сделал вид, будто ничего не услышал, хотя именно он должен был чётче всех расслышать это высказывание.

Мальчик, который всё это время находился один в повозке, оставленной у сарая, сразу же приник к колыбели с новорожденным и отказался отходить от нее. Он сказал, что этот малыш теперь его брат и что с сегодняшнего дня он будет дружить с ним и защищать его. Кайя придумала постелить плед возле колыбели, чтобы мальчик смог расслабиться и наконец заснуть. Её план сработал, но только после того, как мальчик угостился тёплым молоком с мёдом – он заснул почти моментально, чуть не опрокинув опустевшую кружку. Так я поняла, что Кайя отлично ладит с детьми. По крайней мере, точно лучше меня и Томирис. Даже про колыбель вспомнила именно она, и она же приволокла её с чердака, на котором перед этим провела без малого два с половиной часа. Колыбелька оказалась очень старенькой, якобы принадлежавшей ещё деду Кайи. Её пришлось долго мыть от пыли и паутины, а вместо матраса мы использовали очередной плед, поверх которого, в целях предохранения, постелили пеленку, которую прикрыли еще одной тряпкой – запасов памперсов в закромах фермеров Агилера точно не имелось.

Все уже давно спустились на первый этаж, когда я в последний раз проверила комнату гостей: женщина и дети спали при свете тусклой ночной лампы так мирно и крепко, словно до этого им недели напролёт не приходилось нормально высыпаться. Они выглядели замученными, но живыми и восстанавливающими силы, так что, не имея претензий к их состоянию, я тихо закрыла дверь отведенной им комнаты и направилась на первый этаж, не желая случайно пропускать более интересную часть подходящей к концу ночи.

В гостиной Томирис с Кайей занимались выглаживанием огромной немецкой овчарки, трехцветной кошки и ещё пятерых котят. Схватив одного котёнка, дымчатого, Кайя подбежала с ним ко мне, стоило мне только спуститься с лестницы, и веселым тоном заявила:

– Все котята – девочки! Им всего месяц от роду! А пса зовут Марс – он мальчик, и ему скоро исполнится два года!

Показав мне котёнка, Кайя быстро шмыгнула назад в гостиную зону. Проводив её взглядом, я случайно заметила интересную картину: редко улыбающаяся Томирис буквально светилась широкой улыбкой, вызванной её баловством с псом, а в это время сидящий на диване позади нее Рагнар смотрел на нее таким взглядом, как будто… Мне не понравился этот взгляд. Он был, без преувеличения, плотоядным. Если бы у опасной зависимости был взгляд, он бы выглядел именно так. Очень сложный парень. Но и Томирис откровенно не из простых персон.

Подойдя к сидящим за столом на кухне Маршалу и незнакомцу, я опустилась на стул рядом со своим мужчиной и, скользнув взглядом по дымящейся чашке чая, которую предложили гостю и которую он теперь сжимал обветренными пальцами, произнесла:

– В кладовой найдутся остатки собачьего корма и точно есть двенадцать десятикилограммовых упаковок кошачьего корма.

– Кайя уже угостила кошку молоком, – заметил Маршал, – но да, лучше бесценное молоко так не расходовать, а кошачьего корма хоть отбавляй, да вот только до сих пор ни одной кошки в этих краях не встречалось.

– Тётя хотела завести себе кота, вот и сделала запасы! – отозвалась из гостиной Кайя.

– Спасибо вам за то, что сделали для нас, – вдруг подал слегка сипловатый голос гость. – Не знаю, как вас отблагодарить.

При искусственном свете ламп я смогла получше рассмотреть и его самого, и его спутницу. Они оба были даже моложе, чем я предполагала изначально – точно мои ровесники. Парень и вправду смуглый метис, в какой-то степени даже привлекательный, а девушка светлокожая, с остренькими чертами лица, не делающими её красавицей. Парень заметно спортивно сложен, а его спутница, скорее всего, склонна к костлявости, правда беременность, видно, немного сгладила её формы, придав им чуть больше здоровой пышности, однако всё равно недостаточной для того, чтобы называть её фигуру хотя бы немного, хотя бы для красочности, пухленькой. На первый взгляд странная пара, но в этой странности как будто даже таится какая-то своеобразная прелесть.

– С вами мальчик, – вдруг оборвал ход моих мыслей Маршал. – Такой светловолосый… Он совсем не похож ни на тебя, ни на твою девушку.

Наконец мучающий меня вопрос высказан вслух! Не хотелось бы вдруг узнать, что мы приютили в своем доме двух Уязвимых, укравших у кого-то Неуязвимого ребёнка для облегчения своих мук во время Атак.

– Меня зовут Джуд Браун, мне двадцать семь лет. Мою спутницу зовут Лесли, ей двадцать четыре. Мы поженились накануне Первой Атаки. Она забеременела от парня, который её бросил, как только узнал о её положении. Я был влюблён в неё, поэтому, узнав о случившемся, сразу же сделал ей предложение. Так что оба ребёнка не мои, но я считаю их своими, – при последнем заявлении он так отчётливо сжал свои кулаки, как будто был готов драться с тем, кто попробовал бы опровергнуть его отцовство. Право, мы не желали ничего опровергать: парень считает себя отцом двух мальчишек, которые ему вовсе не дети – почти ничего необычного, правда? – Леонарду пять лет, его фамилия Аптон, и это всё, что мы о нём знаем.

– То есть, он всё-таки не ваш… – начал Маршал, но Джуд не дал ему договорить.

– Не подумайте ничего плохого. Да, мальчик Неуязвим, но зачем нам было бы красть ребёнка, если я сам из Неуязвимых?

– А Лесли? – сразу же поинтересовалась я.

– Уязвимая.

– Как и новорождённый пацан, – заметил Маршал.

– Как Лео попал к вам? – поинтересовалась я, решив опустить подробности о том, что у меня самой есть некоторый опыт с подобранным ребёнком, потому что в этот момент этот самый ребёнок возится с котятами в непосредственной близости от нашего стола и прекрасно слышит весь наш разговор.

– До Первой Атаки у меня была своя ветеринарная клиника. Небольшая, всего пять человек штата, но всё же своя собственная и благополучно просуществовавшая целых два года. Лесли была моей помощницей… Во время Первой Атаки мы вдвоём находились в клинике. В общем, когда всё началось, я обнимал Лесли, позже так и выяснили, что мои прикосновения облегчают её боль, но дальше легче не стало. У нас в клинике остались кошка и овчарка – пришлось забрать их с собой, а когда мы пришли за ними на третий день после Первой Атаки, нашли Лео сидящим на пороге клиники. Мальчик сказал нам, что потерялся, что у него нет родителей – только дедушка, который упал с лестницы и, кажется, сломал себе что-то, потому что уже два дня, как не просыпается. У нас не было времени выяснять. Мы взяли мальчишку с собой, с целью в этот же день передать его полиции, но всё пошло не по плану… Первые месяцы выживали в частном доме матери Лесли. Она тоже была Уязвимой, мы потеряли её. А потом до окраин города добрались трапперы. Нам удалось сбежать в последнюю минуту, ночью. У Лесли уже округлился живот, со дня на день должен был пойти снег… – в этот момент он тяжело вздохнул. – Дальше было только хуже. Мы боялись потерять сразу двух детей. Некоторое время жили в какой-то заброшенной лачуге, грелись костром, сооруженным прямо посреди комнаты. Позже снова пришлось бежать, уже по снегу. В итоге нас обокрали, но, по крайней мере, из жалости к положению Лесли, отпустили живыми. В марте нам попался пони, запряженный в телегу – он спокойно щипал траву на краю заброшенной дороги, ведущей в деревню, которую мы хотели обойти стороной, потому что ночью видели в ней яркие костры и слышали с её стороны человеческие крики, не обещающие нам ничего хорошего. Хозяина пони мы нашли там же – неизвестно, сколько его труп провалялся в канаве, но пони не ушел только потому, что упряжкой запутался в кустах. Так мы обзавелись средством передвижения, но дальше… Вы не представляете, что сейчас происходит на дорогах! Люди режут друг друга, расчленяют… На нас напали. Мне пришлось… Мне пришлось убить двоих. Они были Уязвимыми, трапперами. Хотели пустить меня и Лео на артефакты, поранили Лесли плечо – они не оставили бы её в живых…

– Не переживай, – вдруг перебил откровенно распереживавшегося парня Маршал, мне самой внезапно стало жаль его, так сильно он пытался оправдаться в совершенном им убийстве из самообороны, однако в этот момент я заинтересовалась именно Маршалом, который продолжил говорить: – Мы тоже бывали на дорогах после Первой Атаки. И тоже пережили многое. Ты сделал то, что должен был сделать, чтобы спасти Лесли и детей.

От услышанного я замерла. Ведь я ни разу не спрашивала Маршала о том, приходилось ли ему с Рагнаром… Приходилось ли им… Убивать. До того, как они дошли до фермы. Как они вообще дошли? Как преодолели такое большое расстояние, с какими трудностями столкнулись, на что им пришлось пойти, чтобы остаться в живых?!

Позже, когда Джуд отправился спать в комнату к Лесли и детям, и Томирис с Кайей тоже ушли спать, а Рагнар вызвался быть часовым этой ночью, я, уединившись с Маршалом в нашей спальне, спросила у него. Спросила, что ему пришлось пройти. Он лишь ответил, что и ему, и Рагнару пришлось пройти очень многое, чтобы оказаться рядом с нами, и что он не хочет, чтобы я думала об этом.

Этой ночью Маршал привычно быстро заснул, а я ещё долго лежала на его широкой, горячей и мерно вздымающейся груди, и, затаив дыхание, прислушивалась к живительному биению его сильного сердца. Впервые за долгое время я чувствовала на себе щупальцы отрезвляющего страха.

Из-за наличия в доме посторонних, сутки прошли напряженно. Рагнар был настороже всю ночь, и оказалось, что Томирис составила ему компанию, так что позже они вдвоем проспали полдня. Завтрак, обед и ужин готовили я с Кайей, так что я не смогла не отметить, как много продуктов мы потребили во время каждого приёма пищи: в три раза больше обычного. И хотя гости не просили добавки, они были заметно голодны, так что съедали всё подчистую, что бы им ни было предложено. Даже Лео ел с аппетитом десятилетнего мальчишки, так что мысленно я уже видела, как быстро тают горы съестных припасов в нашем подвале. Впрочем, я не переживала на этот счет, потому что у меня не было особенных планов на эти продукты. Даже рассудила так: всё равно мы бы это всё не съели до отъезда.

Из-за налетевшего с севера, обжигающе-колючего ветра, приведшего с собой стада́ кудрявых туч и мелкие капли дождя, очередная ночь на планете Земля наступила быстрее положенного ей срока. Все, кроме Лесли и новорождённого младенца, находились на первом этаже и были заняты своими делами: кто-то читал, кто-то баловался с котятами, кто-то общался. Я решила подняться наверх, чтобы проведать мать и ребёнка, которых мы не видели уже пару часов. Откровенно говоря, меня кое-что волновало. И не только меня – Маршал также заметил странность, да и другие наверняка тоже не проглядели аномального момента. Сегодня было две Атаки, во время которых Лесли корчилась от боли, а мы, как Неуязвимые, касались её, чтобы облегчить её муки, и это срабатывало, но… Во время обеих Атак младенец не издавал ни звука – он спокойно дремал в своей колыбели и как будто совсем не чувствовал никаких признаков Атак. На протяжении обеих Атак он даже ни разу не закряхтел и не пискнул. После второй Атаки я обсудила эту ситуацию с Маршалом, выдвинув предположение, что, быть может, Атаки не действуют на младенцев, но он сразу же отмёл эту мою гипотезу: он собственными глазами видел младенцев, страдающих от Атак, так что в этом вопросе нет никаких исключений даже для новорождённых… Исключений. Я сразу же задумалась о себе. Ведь я тоже не мучаюсь от Атак, хотя я и не родилась под воздушным знаком зодиака. Поэтому этот ребенок, точнее, реакция его организма на Атаки, меня по-настоящему интригует. Я должна хотя бы попытаться выяснить, в чём тут соль, ведь я уже давно пытаюсь разгадать загадку своей собственной, кажущейся совершенно необоснованной неуязвимости. Подгадав момент, когда Джуд отвлёкся на общение с Маршалом и Рагнаром, я выскользнула из кухни и незаметно пробралась на второй этаж. Для себя я уже успела отметить, что Лесли не из особенно мудрёных женщин, этакая невзрачная глупышка, что в ней и привлекательно, так что в том, что мне удастся раскрутить её на интересующую меня информацию, мне не приходилось сомневаться.

Тихо постучавшись костяшками пальцев в дверь, я как будто не вошла, а проскользнула в спальню гостей. В этот момент Лесли кормила малыша грудью, комната освещалась всего одной свечой, толстой и потрескивающей, созданной из натурального пчелиного воска, отчего в пространстве витал необычный, пряный аромат дикой природы. Скользнув взглядом по занавешенным пледами окнам и убедившись в безопасности обстановки, я встретилась взглядом с кормилицей. Она сразу же неловко заулыбалась и заговорила первой, как я и думала:

– Большое спасибо за то, что разрешили нам остановиться под крышей вашего дома. Это уже слишком много, а вы ещё и позволили нам помыться, и накормили… Не знаю, как возможно отблагодарить вас за вашу щедрость.

“Ой, да не так уж и сложно – просто скажи, почему твой ребёнок не реагирует на Атаки” – мысленно немного слицимерила я, потому что вслух произнесла совсем другие слова:

– Не переживай, всё в порядке.

– Скоро собираетесь просить нас уйти? – неловко улыбнулась моя собеседница, при этом как будто чуть сильнее прижав к своей груди младенца, неотрывно лакающего из её бледной груди питательное молоко.

– Пока что не собираемся, можешь расслабиться, – спрятав руки в задних карманах джинсов, ответила правду я и, поджав губы, не зная, что сказать еще, но так и не приблизившись к своей цели, решила продолжать ходить вокруг да около: – Уже решили, как назовёте сына?

– Джошуа. В честь отца Джуда. Мне с ним так повезло, ты не представляешь… Я ведь забеременела не от него, а он испытывал ко мне чувства и поэтому сделал мне предложение руки и сердца, когда узнал, что отец моего ребенка решил сбежать от ответственности.

– Джуд уже рассказал нам об этом, – сразу же решила сообщить я, как бы показывая своей собеседнице, что её мужчина уже пооткровенничал с нами, значит, и ей со своей стороны тоже можно распахнуться для откровенности. – Получается, Джошуа овен по знаку зодиака. Он такой спокойный, буквально пару раз плакал за последние сутки, а во время Атак вообще не издал ни звука.

Как я и думала, простушка сразу же, с незатейливой лёгкостью, открылась нараспашку:

– Понимаю, о чём ты. Мы видели страдающих от Атак младенцев, некоторые из них недолго продержались… Видимо, Джошуа Исключительный, а это ещё хуже, чем быть Неуязвимым.

Моё сердце ёкнуло – я сразу же хотела спросить, что значит “Исключительный”, но от беспокойства задала совершенно другой вопрос:

– Почему Исключительным быть хуже, чем Неуязвимым?

Она ответила на этот вопрос, и это выдало в ней не простоту, но самую настоящую глупость, которую, быть может, можно связать не столько с природными наклонностями её натуры, сколько с послеродовым стрессом, хотя я не уверена наверняка:

– Уязвимым быть плохо, потому что Уязвимые страдают от Атак; Неуязвимым быть плохо, потому что на Неуязвимых охотится абсолютное большинство выживших Уязвимых; быть Исключительным хуже всего, потому что на Исключительных объявлена охота с двух сторон. Исключительных так мало, что их, кажется, никто и в глаза-то не видел, только слухи ходят, будто есть какой-то очень маленький процент людей, которые не являются воздушными знаками зодиака, но при этом совершенно не страдают от Атак. Учёные считают, будто если найти хотя бы одного Исключительного и изучить его костную ткань, то есть буквально препарировать его, тогда появится шанс найти действенное противодействие Атакам. Поэтому на Исключительных открыли охоту и Уязвимые, и Неуязвимые. Вознаграждение: безопасное укрытие с пропитанием и, в случае, если ты уязвим, ты попадешь в список тех, кто первым получит антидот от Атак, выведенный из Исключительного…

Она бы продолжала бездумно расточать опасную информацию, даже не наблюдая за моим выдающим страх лицом, лишь всецело сосредоточившись на своем младенце, если бы в эту самую секунду позади меня не раздался испуганный мужской возглас, заставивший её моментально умолкнуть:

– Лесли!

Обернувшись, я увидела Джуда. Обычно суровый на выражение лица, сейчас он был напуган так, будто увидел в моих руках нож, занесенный над его женщиной и ребенком.

– Успокойся, мы никому не расскажем! – максимально искренним тоном, на какой только была способна, уверяла я Джуда, стоя в коридоре рядом с закрытой дверью, ведущей в спальню для гостей.

Джуд не верил мне, чему наверняка способствовал и тот факт, что в этот момент над ним возвышался Маршал, вдвое превосходящий его в габаритах. Парень находился на взводе, потому как он намного умнее Лесли:

– Мы уходим! Сейчас же…

– И куда вы пойдёте? – вмешался Маршал, при этом скрестив руки на груди. – Ладно ты, но твоя спутница только сутки назад родила, твой старший сын только что заснул прямо на собаке, а младшему ребёнку всего день от роду. Так куда же ты их потащишь? Напрямую в руки трапперов?

Быть может, Маршал говорил бы иначе, планируй мы остаться на ферме, но у нас совсем другие планы, так что и спасти за свой счёт несколько жизней нам сейчас кажется совсем не накладным делом.

– Зачем она вынюхивала об исключительности? – с этими словами Джуд эмоционально и даже с вызовом ткнул указательным пальцем в мою сторону, при этом смотря прямо в глаза Маршала.

– Потише, парень, моя женщина ничего не вынюхивала, ясно тебе? Лесли сама всё выболтала, – при этом замечании из груди Маршала вырвался глубокий вздох, как будто он сказал не совсем то, что хотел, после чего последовало менее эмоциональное высказывание: – Я ведь уважаю твою женщину, и ты мой гость – только эти два фактора говорят о том, что ты обязан проявлять не меньшее уважение ко всем членам моей семьи и особенно к Диандре.

– Мы не причиним вам вреда, – едва уловимо приподняла руки вверх я. – Честно.

– Почему я должен вам верить? Почему я должен поверить в то, что вы не попытаетесь отнять у нас ребёнка, с целью выкупить себе вакцину от Атаки у чокнутых учёных?

– Да потому что от Атак нет и не будет никаких вакцин, это совершенно иного рода явление.

– Что это значит? – парень вцепился в меня пылающим взглядом, но я не собиралась продолжать говорить на эту тему, так что в разговор снова вступил Маршал. Он, как всегда в самый опасный момент, успешно перевёл диалог в безопасное русло:

– Мы хотели обсудить это позже, но раз уж страсти раскипелись сейчас, что ж… Мы собираемся уезжать. Дорога дальняя, и нет никаких гарантий на то, что мы сможем или захотим вернуться обратно. Мы с Диандрой думали предложить вам остаться на ферме, чтобы вы присматривали за домом и хозяйством, что включает в себя пользование всеми здешними благами, или же вы можете поехать с нами…

Парень был немного ошарашен услышанным:

– Поехать с вами? Но куда вы едете?

– Пока что путь по Канаде, дальше, быть может, за стену.

– За стену? Но это сумасшествие!

– Думаешь, оставаться внутри захлопнувшейся ловушки – лучший вариант? – подала голос я.

– Речь идёт о выборе из двух зол, – чётко подметил парень. – Внутри границ стены можно спрятаться на какой-нибудь безопасной ферме, уйти в глухие леса, но там, за стеной, всё намного хуже. Там Сталь, и это совершенно другая реальность. Я знаю, потому что семья моего кузена осталась за стеной: мы связывались за сутки перед Атакой, они свидетельствовали о том, что весь мир в последние часы перед своим падением начал покрываться Сталью – такого кошмара земля прежде не порождала… Кадры, которые я видел собственными глазами, были похожи на вырезки из фильмов ужасов: пораженные Сталью люди звереют и буквально загрызают до смерти незараженных людей! С учётом того, что мы не знаем, как распространяется этот вирус, за стену соваться сродни самоубийству. Вдруг Сталь распространяется воздушно-капельным путем? Один посторонний чих, и либо ты уже кого-то грызешь, либо тебя съедают без анестезии. Нет, бежать от Атак, чтобы столкнуться со Сталью, я точно не буду и никому не посоветую.

Парень говорил искренне, страстно – он мог бы наоборот уговаривать нас уехать, ведь мы оставляли ему и ферму, и продукты, но он напротив пытался нас отговорить… Он верил в Сталь, как в нее верили все мы, хотя мы и видели неоднозначные обрывки информации о ней только через канувший в Лету интернет. Надо же: парень даже из хитрости не попытался поддержать нас – он желал отплатить нам добром за добро. Вот только переход через стену не является нашей основной целью, так что слушали мы его лишь вполуха. И не только я с Маршалом. Дверь в комнату Томирис резко распахнулась, и в коридор вдруг выглянула сестра. Она не собиралась вступать с нами в диалог – лишь своим видом дала знать, что она всё прекрасно слышала, и что нам пора бы прекратить шуметь. Стоило ей снова скрыться в своей комнате, как я, тяжело вздохнув, последовала за ней, оставив Маршала наедине с Джудом. Наши гости нервные, что неудивительно, с учётом того, что им пришлось пережить за все эти тяжелые месяцы и через что они прошли только в последние пару суток, однако мне не хотелось заражаться этой нервозностью и позволять этому симптому распространяться на моих близких. Я должна была раньше поговорить с Томирис, да и в принципе мы с Маршалом должны были оповестить о своих планах всех остальных в момент, когда кадиллак впервые завёлся. Терпеть не могу недосказанность, и вот, сама же недосказала.

Томирис сидела на краю своей кровати, упираясь руками в ноги, в комнате светил фонарик, работающий на заряде солнечной батареи, но этого света было недостаточно, чтобы разогнать весь мрак. Стоило мне закрыть за собой дверь, как она, смотря в одну точку перед собой, произнесла:

– И давно вы планировали отъезд?

– С первого дня прихода Маршала.

– Впечатляет…

Я села рядом с ней:

– Нужно было сказать тебе раньше.

– Ну да, было бы неплохо знать, что происходит в твоей голове, – секундная пауза. – Зачем уезжать?

– В Центре Технологий Нового Поколения, в котором я работала до Падения Старого Мира, в штате значился учёный по имени Сомерсет Гриффин. Накануне Первой Атаки я стала случайной свидетельницей его пьяного разговора с Тимоти Линклетером, тем самым человеком, у которого мы побывали и за что поплатились лошадьми…

– Такое не забудешь. Что дальше?

– Гриффин рассказывал Линклетеру о том, что имеет доступ к некому космическому спутнику, который должен покрывать территорию Канады ультразвуком. Якобы ультразвук влияет на зараженных Сталью – то ли отпугивает их, то ли что-то в этом роде.

– Идея звучит неплохо, но?

– Но он сказал, что может настроить волны так, что они будут действовать не только на зараженных Сталью, но и на определенные группы людей. Понимаешь?

– Неуязвимые и Уязвимые.

– Именно.

– Когда ты заявилась сюда и обозначила всё происходящее этим словом “Атака”, я спросила тебя, что это значит, но ты сказала, что не знаешь.

– Я и не знаю наверняка. Полагаться на бредни пьяного и, быть может, попросту сумасшедшего учёного – это, знаешь ли, пффф…

– Но сходство его бреда с реальными событиями стопроцентное. В противном случае ты не покинула бы безопасную ферму.

– Нет, покинула бы.

– Ты о чём?

Я посмотрела на сестру в упор:

– Ты не задумывалась о том, что за канадской стеной всё может быть гораздо лучше? Что там могли победить начинающуюся там Сталь, что там может быть интернет и сейчас существует вообще весь тот мир, который мы потеряли здесь?

– Твой взгляд направлен за стену… Слишком опасно.

– Есть ещё кое-что. Металлическая вакцина, выведенная из вируса Стали. Она якобы способна не только прививать антитела от этого вируса, но и наделять иммунитет своего носителя серьёзной силой.

– Значит, Гриффин – не единственная цель.

– Нет, не единственная. Но он же как-то связан с вакциной, добыть которую было бы не просто очень здорово – с антителами за стеной нам не страшна никакая Сталь.

– Ну, знаешь, Сталь, может, и не страшна, но никто не отменял людей. Во все времена люди являлись самой большой опасностью не только для своих ближних, но и для самих себя. Оглянись: мы в полной заднице не из-за Атак или Стали, а только лишь потому, что люди добровольно озверели. Знаешь, всё указывает на то, что тебе стоит почаще обсуждать свои планы не с одним только Маршалом, который, как и ты, не способен усидеть на одном месте.

– Будто ты способна. – В ответ на это моя собеседница только громко фыркнула, таким образом выразив неоднозначную эмоцию. – Нет, ты всё же подумай. Ты можешь остаться. И Рагнар тоже. Ведь если останешься ты, он тоже не пойдёт.

– Как ты уже успела заметить, я, как и ты, не способна усидеть на месте. Я однозначно пойду, и ты это прекрасно знаешь. Только уточни маршрут, по которому мы планируем двигаться.

– В ЦТНП, в надежде найти хотя бы следы информации о местонахождении установки, запускающей команды об Атаках в космос, а также в надежде отыскать признаки вакцины – обшарим кабинет Гриффина, в котором должен быть сейф. Нам должно сказочно повезти, чтобы в этом месте мы нашли все ответы на все интересующие нас вопросы, но на это можно не рассчитывать, потому что уже в день Первой Атаки военные не только перевернули вверх дном, но и зачистили ЦТНП. И всё же, проверить стоит. После этой проверки мы, скорее всего, отправимся на границу с Аляской, в официальный офис Гриффина, всё с той же целью – найти вакцины от Стали и расположение волшебного рычага, способного отключить Атаки. Если и здесь потерпим фиаско, направимся в резиденцию Ригана Данна. В общем, будем бегать по Канаде в поисках рычага, и, если не сможем его найти, а значит и отключить Атаки, подумаем о переходе за стену.

– Погоди, речь о том самом старике Ригане Данне, который самый знаменитый канадский политик последнего полувека?

– Именно.

– Однако при чём здесь он?

– По словам Маршала, который некоторое время контактировал с Данном, он тоже что-то знал об Атаках до их начала.

– Логично, он ведь основная политическая фигура… – моя собеседница на несколько секунд задумалась, а потом, как будто отметая основную мысль, взялась за второстепенную: – Кстати, видела фотографию семейства Данн. У старика красивая жена и двое взрослых внуков. Конан и Айзек, вроде как. Старший, который Конан, особенно хорош собой.

– Только не говори ничего подобного Рагнару, – заметила я и, не получив в ответ ничего, прищурившись, добавила: – Что у вас с ним?

– Секс. А что может быть еще?

Она ответила таким спокойным тоном, что я немного растерялась. Неужели она уверена в том, что у нее с Рагнаром не может быть ничего, кроме секса? Неужели нет никакого, даже малейшего намёка на любовь с её стороны? Ведь у Рагнара имеется откровенное убеждение в этом чувстве, даже не намёк, и всем это абсолютно понятно…

В итоге в ответ я произнесла слова, произнесённые самой Томми несколькими минутами ранее:

– Было бы неплохо знать, что происходит в твоей голове.

Наши взгляды встретились, и мы одновременно едва уловимо ухмыльнулись, продолжая смотреть друг другу прямо в глаза. Я вдруг машинально, совершенно не задумываясь, положила на её поясницу свою ладонь и произнесла:

– Мы сёстры. Ты и я. Это особенная связь. Давай сбережем её навсегда.

– Что бы ни произошло, мы не предадим друг друга и всегда придём друг другу на помощь.

После этих слов мы впервые за всю историю наших взаимоотношений обнялись. Это событие – одно из самых ярких и лучших моих воспоминаний о своей единственной, невероятной сестре. Впредь оно часто будет сниться мне – вплоть до событий Противостояния. Как же долго…

Маршал взял на себя разговор с Рагнаром и Кайей, за что я была ему благодарна: мне хватило и разговора с Томирис, так что я уже знала итог общего решения – Рагнар пойдёт туда, куда потащится Томми, а Кайя ни за что не отлепится от нашей компании и особенно от Маршала, к которому она привязалась, словно к родному отцу, так что Рагнар даже начал звать её хвостом Маршала. Джуд, Лесли, Лео и новорождённый Джошуа предсказуемо решили остаться на ферме. Тем не менее, более благоразумный Джуд по отношению к нам всё равно сохранял лёгкий налёт недоверия, с которым он незаметно расстанется только по истечении первого года жизни на ферме, а вот Лесли очень радовалась сложившемуся раскладу.

– За что ты полюбил Лесли? – копаясь между старых запыленных ящиков, установленных рядами на чердаке амбара, поинтересовалась я у Джуда, пошедшего за мной с целью получить ценный инструктаж.

– Она добрая. И у неё красивая улыбка.

– И только за это?

– Мне достаточно. Быть может, дело в том, что моя мать была из вечных злюк и вообще никогда не улыбалась.

Детские травмы… Не такие уж и травмы на фоне того, как складывается жизнь сейчас. Ха! Да у меня, получается, было идеальное детство – не искалеченное, а, скорее, украшенное выкрутасами биполярной матери и безразличием блудного отца. Как всё повернулось.

Я рукой подозвала к себе нового хранителя фермы Агилера:

– Смотри, вот здесь старинная мясорубка две тысячи сорокового года производства – такая еще два века прослужит и не сломается. Научишься охотиться в лесу – будешь с тушенкой всю зиму. Вот здесь два аппарата для консервирования банок, вообще древние, так что работают только от руки, что даже хорошо, с учётом того, какие в это время проблемы с электроэнергией. Три сотни пустых банок вон в том углу. Всё, конечно, сильно запылившееся, но отмыть можно запросто. По поводу охоты и консервирования: в спальне у Кайи хранятся бесценные пособия по охоте и рыбалке, а также энциклопедии по целебным травам и книги рецептов. В одной из рецептурных книг я видела раздел именно по консервированию – там десятки всевозможных вариантов. Про ящик с семенами плодовых растений в подвале, а также про запасы толстой полиэтиленовой пленки, из которой можно соорудить приличные теплицы, ты помнишь.

– Да, конечно.

– На будущее: теплицы ещё можно соорудить из старых окон, которые можно попробовать раздобыть в соседнем поселении. Ты ведь вырос в деревне, верно?

– Да. Поэтому и стал ветеринаром – всю жизнь провозился с животными. Пользоваться молотком тоже умею, так что пару теплиц запросто выстрою.

– Лучше всего организовывать их на территории за домом. То есть между домом Агилера и домом Рокса. Там их не будет видно со стороны деревни, и там же солнечная сторона. Кстати, смотри, вот шланги. Я не проверяла их на целостность, и они очень грязные, но по длине они роскошные – этой длины может запросто хватить до дома Рокса. Так что в случае надобности можно даже разрезать, но не советую торопиться. Отличная штука для полива огорода из колонки – не нужно носить воду в вёдрах. Только холодной водой растения не поливай – установи в теплицах бочки и заранее накачивай в них воду, чтобы перед поливом она успевала нагреться.

– Отличные идеи у тебя. Всё очень продуманно. Даже странно, что, имея такой фундамент, ты хочешь уехать.

– Ну, знаешь, зимними вечерами можно многое спланировать, от нечего делать…

Мы начали спускаться по крутой лестнице на первый этаж амбара. Я едва сдержала чих от пыли, которая в этом месте витает везде и пахнет хлебом из-за того, что здесь хранится сено и зерно. Следующий за мной Джуд, не дождавшись, пока мы спустимся, спросил:

– Скажи, как часто вы тут видели людей?

Резко спрыгнув на солому, я непроизвольно сдвинула брови из-за воспоминаний о трапперах, которых мы прикончили:

– Маршал с Рагнаром пришли сюда в начале зимы, но они шли сюда целенаправленно. Из случайных встреч – группа трапперов из четырех человек.

Вставший прямо напротив меня парень замер:

– И где эти трапперы?

– Как видишь, перед тобой стою я, а не они. – Он всё правильно понял, поэтому и поджал губы. Я решила его подбодрить, но сделала это неумело: – Не переживай, ещё, может, не раз придётся самому защищаться и защищать своих близких.

– И кроме Маршала с Рагнаром, и тех четырёх трапперов, за всё время больше совсем никого не было?

– Ну, ещё вы.

– Случайно забрели. Конь повернул в эту сторону, я отвлёкся на Лесли и не успел отконтролировать, а когда он продвинулся дальше, мы увидели крыши фермерских построек.

– Ничто не случайно, верно? Не переживай, здесь глушь, отличное, непримечательное место на отшибе – ещё пару лет, и округа совсем зарастёт дикой порослью, особенно если засадить дорогу молодыми деревьями.

– У тебя действительно совсем всё продумано, что связано с этой фермой. Ты бы здесь выжила.

– Выжила бы, чтобы что? Состариться здесь и умереть?

– Неплохой план. Особенно с учётом того, что у тебя для этого мероприятия есть достойная компания и даже пара. По крайней мере, меня устраивает такой расклад. Искренне не понимаю, почему вы тащитесь в осиное гнездо.

– Может быть потому, что причины двигаться дальше сильнее любого страха?

– У вас, но не у нас. Я уже видел достаточно, чтобы понять, что страх способен спасать жизнь так же, как и уничтожать её.

День-Х

Этот день настал. Ровно спустя семь суток после того, как кадиллак отозвался на наш зов живым урчанием в области своего железного желудка, пообещав нам хотя и не высокоскоростное передвижение – ведь на солнечной энергии всерьёз не разгонишься, – но всё же скорость резво мчащейся лошади. Накануне мы собирали вещи: Маршалу пришлось повозиться с установкой запасного колеса в багажнике, но в итоге он смог закрепить его таким образом, что все наши вещи успешно влезли в не очень габаритный багажник. Собираясь, мы сделали ставку не столько на сумки, которых взяли всего две, сколько на походные рюкзаки, которые забили под завязку – в случае необходимости отказа от автомобиля, мы не то чтобы с лёгкостью, но всё же сможем унести с собой именно рюкзаки, так что к их комплектации мы подошли с особым вниманием.

С утра позавтракали как никогда сытно, едва не объевшись блинами Кайи – в конце концов, мы отказываемся от комфорта, чтобы в дальнейшем питаться как придётся, так что не шикануть было бы почти непростительной вольностью.

Томирис, Рагнар и Кайя уже расположились на заднем сиденье кадиллака: Кайя заняла место за водителем, чтобы быть поближе к Маршалу, Рагнар посередине, чтобы иметь соседство с Томми. Я и Маршал будем спереди, то есть на самых опасных местах: если в нас будут стрелять, вероятность того, что первая ударная волна придется именно по лобовому окну, выше. Поэтому на подсознательном уровне я отметила, что мне спокойнее оттого, что Томирис сидит позади меня, а не в открытом центре, который необдуманно – или обдуманно? – занял Рагнар. Я даже подумала, не пересадить ли его на место за Маршалом, потому как от этого парня может зависеть очень многое, ведь он, в отличие от Кайи, умеет водить автомобиль, однако сразу же одернула себя: конечно же я ценю Кайю ни на йоту не меньше Рагнара! Хотя, если смотреть правде в глаза: Томирис я как раз ценю выше Рагнара с Кайей вместе взятых. Просто… Такие времена.

В последний раз проверяя состояние всех четырех колес, мысленно я перечисляю всё имеющееся у нас оружие, и каким образом мы его распределили: охотничье ружьё Джерома вместе с патронами к нему, спрятанными в подвале соседнего дома, а также всё оружие убитых нами трапперов, мы оставили Браунам; при мне моё табельное оружие с запасом патронов к нему; у Маршала его ружьё; у Рагнара также ружьё; у Томирис продвинутое оружие; у Кайи электрошокер. У каждого по удобному охотничьему ножу, а у некоторых и по два ножа. Хорошо. Мы готовы. Надеюсь.

Остановившись у правого переднего колеса, я отвожу взгляд от машины, чтобы не наблюдать, как Рагнар кладет свою руку поверх плеч Томирис, и сосредотачиваюсь на Маршале и Джуде, стоящих немного в стороне. Прислушавшись, я слышу обрывок их разговора – говорит Джуд:

– Откуда нам знать, что зная об исключительности Джошуа, вы сейчас не уезжаете затем, чтобы позже отнять его у нас?

– Просто доверяй. Я ведь доверяю тебе оружие, а заодно и все материальные блага, которые принадлежат моей семье.

От слова “семья” по моей коже разливаются непроизвольные мурашки. Мы семья?..

Моё периферическое зрение выхватывает движение в окне спальни на втором этаже, которая ещё этим утром принадлежала мне с Маршалом. Посмотрев в том направлении, я вижу Лесли. Рядом с ней подпрыгивает старший мальчик, в руках женщина держит младшего сына. Она вдруг помахала мне рукой, и я, поджав губы, ответила ей коротким взмахом, после чего поспешила занять своё место в машине.

Как бы нам ни было здесь комфортно и безопасно, мы должны попробовать прекратить существование Атак. Должны попробовать что-то изменить… Так я думала, глядя в зеркало заднего вида, показывающее мне удаляющуюся ферму, воспоминания о которой навсегда останутся в моих мыслях, как одни из самых лучших: время, которое мы все вместе прожили здесь, воистину невозможно переоценить – оно бесценно. Никто из нас никогда больше не вернётся в это место. Мы не узнаем, что Джуд прислушается ко многим моим советам: ферма по всему периметру, и в первую очередь подъездная дорога, будет засажена дикими деревьями и кустами, которые вскоре разрастутся и создадут собой лучшую из всех возможных маскировку. Теплицы будут построены и многие десятилетия будут кормить обитателей фермы, консервированные овощи будут особенно ценны в голодные зимы. Материальные богатства, оставленные нами этой семье, не единожды спасут её членов от гибели: инструменты, книги, животные – всё послужит во благо своим новым хозяевам. Лесли, здоровье которой серьёзно подорвут регулярные Атаки, не доживёт и до сорока лет, Джуд проживёт на семь лет дольше нее. Общих детей они так и не заведут. Два названых брата, Леонард и Джошуа, будут очень дружны, и именно они станут новыми владельцами фермы. До тридцати лет они оба обзаведутся жёнами – две Неуязвимые девушки случайно забредут на их ферму и в итоге навсегда останутся на ней. У старшего брата будет четверо детей, у младшего трое. Семья получится большой и дружной, все её члены будут жить в хорошем, спрятанном от злых глаз месте, которое у них никто не отберёт, хотя такие попытки будут периодически совершаться. А ещё перед самым домом, возле загона, в котором из года в год будут продолжать пастись лошади, будут цвести красивым буйным цветом плодовые деревья, которые из соседней деревни ещё паростками перенесёт и посадит здесь Джуд. Всё это будет, и всего этого мы не увидим.

До ЦТНП мы добрались почти без сложностей, если не учитывать двух заторов на дороге, которые нам пришлось объезжать по ухабистому полю. Но мы не засели во влажной земле и оба раза смогли благополучно вернуться назад на асфальтированную дорогу, так что никто из нас даже не думал жаловаться на некоторый дискомфорт. Куда больше наше настроение подорвала придорожная обстановка – она стала ужасной буквально с третьего километра: заброшенные деревни с домами без окон и даже без крыш, вдребезги разбитые машины, многочисленные останки трупов людей и животных, обугленные скелеты промышленных построек и даже природных массивов – каждый новый вид, казалось, был всё депрессивнее и депрессивнее, но я так долго просидела взаперти на ферме, что не могла оторвать свой взгляд от всего этого хаоса. Через зеркало заднего вида я обратила внимание на то, что Томирис тоже неотрывно наблюдала эти жуткие пейзажи, а вот Кайя чуть сползла вниз на своём кресле и, потупившись, смотрела исключительно себе под ноги.

В сумме до ЦТНП мы добрались чуть больше чем за полчаса. На здешней парковке имелись vip-места для элитных автомобилей, своей конструкцией напоминающие грузовые контейнеры – крыша и стены защищали от осадков и прямых солнечных лучей, так что машина полностью пряталась в “контейнере” и могла выехать из него только с одной стороны. Маршал заехал в один из свободных “контейнеров” задним ходом, таким образом замаскировав нас и припарковав машину с возможностью скоростного выезда. Заглушив мотор, он начал инструктаж:

– На разведку пойдём я и Диандра, остальные остаются охранять машину, заблокировав все двери…

– Я тоже пойду, – мгновенно отрезала Томирис.

– Послушай… – обернувшись, я встретилась взглядом с сестрой, и сразу же замолчала, потому как по её глазам поняла, что этот разговор бесполезен.

– Зачем машине сразу три охранника? Вам может понадобиться помощь, а Рагнар и один прекрасно справится с охранными функциями, – она уже уверенно застегивала на себе толстовку.

– Рагнар будет не один, я буду с ним! – сразу же поспешила напомнить о себе Кайя.

– Нет, ты не пойдёшь, – озвучил свой личный протест Рагнар, чем лишь больше утвердил Томирис в её желании отправиться с нами.

– Давайте поскорее покончим с этим, – предложила сестра, уже приоткрыв свою дверь.

Меня с Маршалом не нужно было уговаривать, да и мы были согласны с тем, что нам может понадобиться непредвиденная помощь и что машина действительно вовсе не нуждается сразу в трёх охранниках. Прежде чем Рагнар начал осязаемо рычать, мы втроем уже успели выйти из машины и практически беззвучно захлопнуть свои дверцы. Сейчас главное – не стать мишенью какого-нибудь меткого снайпера, а остальное, вроде как, не столь страшно…

Прежде вход в здание был возможен только через сканирование отпечатка пальца и сетчатки глаза, но, как выяснилось, сейчас уже можно было обойтись и без этого – кто-то взломал систему агрессивным способом, напрочь раскромсав электронный замок. Вход был свободным.

На вахтенной стойке был установлен знакомый контейнер, наполненный одноразовыми бахилами и медицинскими масками, упакованными в индивидуальные плёнки, и рядом висел большой дозатор с антисептиком. Недолго думая, я раздобыла сразу три маски, две из которых протянула своим спутникам.

– Это ещё зачем? – сдвинув брови, поинтересовалась Томирис, уже приняв странное подношение свободной от оружия рукой.

– Поверь мне, лишним не будет.

Стоило нам перепрыгнуть парапеты вахтенной зоны и зайти в совершенно неосвещенный коридор первого этажа F-блока, как трупное зловоние мгновенно ударило в наши носы – от такого мог бы спасти противогаз, но точно не одноразовая маска.

Трупов было не так уж и много, но всё же точно больше одного десятка. Хуже всего, что я увидела огромную крысу, высоко прыгнувшую между останков трёх женщин и поспешно скрывшуюся за поворотом. Укус крысы – опасность, которую нельзя недооценивать. Сталь – какая-то загадочная хворь, существование которой для нас даже не подтверждено, но вот бешенство или, чего хуже, чума – вот это действительно страшная реальность.

Кабинеты всех главных учёных, работавших в ЦТНП, располагались на втором этаже. Я ни разу не видела кабинета Гриффина, потому как редко покидала пределы первого этажа, однако я надеялась на то, что его кабинет найдется именно на втором этаже. И моя надежда в результате оказалась оправданной: блестящая золотом вывеска с именем “Сомерсет Гриффин” была прибита к белой двери, расположенной в середине коридора второго этажа. Обойдя два мужских трупа, облаченных в камуфляжную военную форму, мы по очереди вошли в приоткрытую дверь. Стоило мне переступить порог этого помещения, как я неожиданно для себя отметила факт того, что у меня дико колотится сердце: вот я и здесь, спустя восемь месяцев волнующих предположений: а вдруг мы сейчас действительно что-то найдём? А вдруг кто-то обнаружит нас здесь, вдруг мы здесь не одни? И как там дела у оставленных нами на улице Рагнара и Кайи? Машину ведь не украдут? Но, самое главное: вдруг мы всё-таки найдём здесь что-то такое, что повлияет не просто на весь план наших дальнейших действий, но на целую историю человечества?!

Переживать по поводу последнего вопроса мне, к сожалению ли или всё же к счастью, пришлось недолго. Кабинет представлял из себя пустое пространство, заполненное всего одним столом без ящиков и голым стулом. Сейф, на котором я рассчитывала опробовать пароль, тайно подслушанный у пьяного Гриффина, здесь тоже был – прямо в стене зиял чёрной дырой. Его кто-то вскрыл до нас и вскрыл крайне агрессивно: воры не надеялись на пароль – они взломали металлическую дверцу сваркой. Так же планировал поступить Маршал в случае, если мой пароль не подошел бы, потому в его рюкзаке сейчас и лежит мини-сварочный аппарат. Однако нас опередили…

– Очевидно, кто-то тоже знал о вакцинах от Стали и сейфе Гриффина, – заметил Маршал, осматривая чёрную дыру в сейфе. – Здесь ничего нет.

– Тимоти Линклетер знал, – прикрыв глаза, тяжело выдохнула я. – Но он мог быть не единственным посвященным в сумасшедшие тайны Гриффина. И к тому же, он был трусом – держу пари, он, в отличие от нас, не потащился бы сюда только ради вакцин от вируса, который даже не присутствует на канадской территории…

– То есть к Линклетеру мы не нагрянем? – поинтересовалась Томирис. – В последний раз нас обокрали на лошадей у его дома.

Я ответила категорично:

– Отправляться в другой, более крупный, а значит, более опасный город, назад в сторону фермы, ради каких-то вакцин, которые, скорее всего, находятся даже не у Линклетера, а если и у него, тогда он уже не там, где мы будем искать его или его останки… Нет, забудьте. Едем в сторону Аляски, в основную лабораторию Гриффина. Быть может, там тоже найдётся какой-нибудь сейф, ведь подразумеваться может вообще любой сейф, а не конкретно находящийся на территории ЦТНП. Если же с этими странными вакцинами вообще ничего не выгорит, так благополучно забудем про них. В конце концов, наша основная цель – остановить Атаки. Вакцина от Стали – это так, перестраховка, которую было бы неплохо иметь на случай, если мы всё же решим попробовать перебраться через канадскую стену.

На том и порешили.

Томирис первой вышла из разочаровывающе пустого кабинета, и мы последовали за ней, но стоило мне оказаться в коридоре, как я увидела сестру нагнувшейся над одним из двух трупов военных.

– Что ты делаешь? – неодобрительным тоном поинтересовалась я.

– Под этой мумией что-то лежит…

– Не трогай, вдруг зараза какая-нибудь. Я видела здесь крыс…

Не слушая меня, Томирис, приложив усилие, вытащила из-под живота мумии военного какой-то компактный чёрный прямоугольник, а я обратила внимание на иссохшие руки этих трупов, в которых всё ещё было зажато оружие – всё указывало на то, что эти мужчины попросту расстреляли друг друга.

– Что там? – подойдя к разогнувшейся Томирис, поинтересовался Маршал.

– Кейс, – задумчивым тоном отозвалась Томми, после чего попыталась открыть свою находку, но кейс оказался запертым на электронный замок. Тогда она потрясла его, но внутри ничто не зазвучало. – Как будто пустой.

– Оставь это. Уходим, – категорично потребовала я.

– Слушайся старшую сестру, – посоветовал ей Маршал, чем и подпитал её желание сделать всё по-своему, ведь она склонна к противостоянию.

Ничего не ответив, Томирис лишь красноречиво-вызывающе повела бровью и, вместо того, чтобы вернуть свою находку трупу военного, прошагала с ней в руках мимо нас обоих.

На инциденте с трупным кейсом своеволие Томирис сегодня не закончилось. Мы ехали по окраине города, пределы которого уже почти покинули, как вдруг, у самого крайнего дома, двухэтажного и стоящего последним на обветшалой улице, Томми резко вынырнула между моим сиденьем и сиденьем Маршала и, указав ладонью на этот дом, произнесла:

– Это дом отца моей лучшей подруги, Жаклин Киттридж.

– Выглядит заброшенным, – констатировала я, отметив большое количество сорной травы и мусора, разбросанного подле дома. Сомнение вызывали только занавешенные окна, за которыми могли прятаться выживающие, однако же, занавешенными были ока почти всех домов и квартир в городе.

– Жаклин точно Неуязвимая, у нас дни рождения рядом: я родилась двадцать восьмого января, а она двадцать первого.

Маршал начал притормаживать, что меня немного удивило:

– Что ты делаешь?

– А ты не понимаешь? Томирис только что назвала кого-то своей лучшей подругой – это сверхъестественное явление, если не нонсенс. Думаешь, после такого мы проедем мимо?

Я посмотрела через плечо, чтобы встретиться взглядом с сестрой:

– Ты серьёзно?

– Абсолютно.

– А вдруг в этом доме прячется толпа трапперов?

– Джекки бы меня не бросила, – чётко отчеканила каждое слово моя собеседница, не давая мне ни малейшего повода для сомнений в том, что если я сейчас не приторможу ради всего лишь фантомного призрака её лучшей подруги – наши с ней отношения сильно и надолго, если не навсегда, испортятся.

– И куда мы поместим эту твою Джекки? – подала голос Кайя. – Тут не так уж и много свободного места.

– Ты поедешь в багажнике, – почти сквозь зубы в ответ процедила Томирис.

Неожиданно… И сразу же интересно: кто же оказался способным завоевать дружбу столь свободолюбивой и к тому же строптивой личности?

Мы уже почти остановились, а я до сих пор не могу поверить в то, что мы действительно, вот так вот просто, на пустом месте, совершенно спонтанно вознамерились рисковать.

– Надеюсь, это того стоит, – пробубнила себе под нос я.

– Моё расположение может обойтись тебе и дороже, – совершенно серьёзно объявила свой вердикт Томирис.

Какой непростой у неё темперамент! А я-то думала, будто я далеко не карамель, но нет, она ещё твёрже: не раскусишь, не расколешь, только и остаётся принимать её такой, какая она есть, то есть совершенно дикой.

Проникнуть в дом у нас удалось не без стараний, во время которых Рагнар неожиданно продемонстрировал нам свои высокие навыки вскрытия замков входных дверей. В этот раз он отказался дожидаться в машине, так что в охране осталась одна заблокированная Кайя – по договорённости, в случае опасности она воспользуется громким рулевым сигналом, должным прозвучать трижды.

Мы зашли в дом с парадного входа, и сразу же поспешили закрыть за собой дверь. Внутри дома оказалось очень сумрачно из-за занавешенных окон, и этот факт ещё сильнее стимулировал нас сохранять предельную осторожность. Нам понадобилось пятнадцать минут, чтобы осмотреть весь дом и убедиться, что в нём никого нет. Но кое-что не сходилось. Никто из нас не мог назвать этот дом заброшенным – в разных комнатах находились приметные следы недавнего присутствия здесь даже не одного человека, а нескольких. Возможно, речь шла о детях, потому что в доме было много либо детских, либо подростковых вещей: игрушки, комиксы, разбросанная косметика и книги…

Когда все комнаты и на первом, и на втором этаже были тщательно осмотрены, я остановилась в гостиной напротив стены, на которой висело с десяток фотографий в небольших металлических рамках. Мой взгляд зацепился за очень красивую темноволосую девушку лет семнадцати, у нее были большие, очень красивые глаза и правильные черты лица. Подошедшая ко мне Томирис тоже направила свой взгляд на эту фотографию.

– Это и есть твоя лучшая подруга? Жаклин?

– Для друзей она просто Джекки.

Я снова начала рассматривать этот фотопортрет, как будто он был в состоянии рассказать мне о том, что́ такого особенного в этой девушке с загадочным именем Джекки Киттридж, что моя Томирис позволила ей назваться её лучшей подругой. Надо же… До сих пор я даже не знала, что у Томми была лучшая подруга, да и вообще я не задумывалась о том, какие друзья у нее были до Первой Атаки и были ли они вообще, а теперь, узнав и внезапно увидев фотокарточку, даже рискнув своей жизнью ради этой незнакомки, я как будто ощущаю необоснованную ревность: почему лучшей подругой моей младшей сестры была какая-то Джекки, а не я? Что нам мешало дружить в том прекрасном мире, почему мы сошлись только когда практически всё прекрасное рухнуло в небытие?

– Расскажи мне о ней что-нибудь, – неожиданно даже для самой себя, вдруг попросила я. Зачем? Чтобы знать, какие люди нравятся Томирис? Ведь ей определённо точно нравлюсь я, но при этом и Рагнар ей нравится тоже… Хм…

– Мы дружили в раннем детстве, потом её родители переехали, дружба перешла в онлайн-режим, но оттого не стала слабее. Когда её родители развелись, отец переехал сюда, а отсюда было рукой подать до меня. Джекки не ладила с Доди, своей мачехой, но согласилась приехать сюда на лето, чтобы повидаться со мной. Прошлым летом мы много времени провели вместе, даже впервые попробовали курить сигареты за гаражом Джерома. Виделись как раз за три дня до Первой Атаки, ходили в кино втроём…

– Втроём?

Я уже думала, что сейчас Томирис совсем разоткровенничается, раз уж даже про курево не постеснялась упомянуть, и скажет что-нибудь про какого-то парня, и, зная, что Рагнар находится совсем рядом, в коридоре, почти испугалась, чтобы она случайно не сболтнула что-то о том, что у нее был парень до Первой Атаки, если таковой вообще был, но она сказала другое:

– Да, за Джекки везде таскалась её младшая сестра, Лив. Прикольная девчонка. Джекки обожала её…– с этими словами Томми протянула руку к фотографии Джекки, сняла её и начала вынимать из рамки. А я замерла, обдумывая её слова о том, что старшая сестра Джекки обожала младшую сестру Лив. Это камень в мой огород в честь того, что я, старшая и более ответственная, не интересовалась её жизнью до Атак, или я уже просто накручиваю себя?

– Что ты делаешь? – поинтересовалась я, наблюдая за тем, как Томирис аккуратно вкладывает небольшой ламинированный фотопортрет Джекки во внутренний карман своей толстовки.

– Забираю на память…

– Они были здесь совсем недавно, – произнес вошедший в гостиную Маршал. – Наверху использованные детские подгузники и пеленки еще свежие.

Томирис сдвинула брови:

– Кроме сестры у Джекки еще был единокровный брат, Кей. Ему сейчас может быть года полтора от роду. Значит, они всё ещё живут в этом доме.

– Марающий памперсы так точно, – из коридора заметил Рагнар. – Но кто ещё? Отец и мачеха твоей подруги? Соседи? Неуязвимые или Уязвимые? Трапперы? Согласись, у нас нет времени выяснять – Кайя уже наверняка вся извелась, дожидаясь нас. Мы уже потратили много времени на эту незапланированную и откровенно рискованную остановку, пора возвращаться на установленный маршрут.

Рагнар был абсолютно прав, и все мы это понимали. Маршал отправился в сторону выхода, и я уже развернулась, чтобы последовать за ним, но затормозила, увидев, что Томирис направилась в совершенно противоположную сторону. Подойдя к столу, она взяла с него ручку и на тонкой белоснежной картонке, которую вытащила из фоторамки вместе с фотокарточкой, что-то написала и оставила это на столе. Я не стала спрашивать у неё, какие именно последние слова она подобрала и оставила в этом месте с надеждой, что они дойдут до адресата, ради которого она не побоялась рискнуть не только своей, но и нашими жизнями, и которого она, возможно, больше никогда в своей жизни не увидит. Но я не сомневалась в том, что с этой Джекки Томирис мысленно попрощалась навсегда, и что это место она покидала не с разочарованием, но с великой скорбью, как если бы она застала здесь не пустоту, а кости того человека, которого ей не воскресить.

Я, Лив, Кей и Данте услышали и только после увидели движущуюся машину ещё на подъезде к дому, благодаря чему успели спрятаться в замаскированном подвале до того, как незваные гости проникли в дом. В этот год нашей основной тактикой всё ещё были прятки – нападение и самооборона будут нами освоены гораздо позже. Я не могла знать, что одной из гостей была Томирис Рокс, и не узнала бы, если бы Данте не принёс мне оставленную записку, написанную знакомым почерком. Я перечитала её трижды и только после третьего раза заметила, как сильно от прочитанного затряслись мои руки, а на глаза накатили неожиданные, горячие слёзы:

“Я всё ещё жива, Джекки. Если ты тоже: знай, что если нашим путям ещё будет суждено пересечься, и ты будешь нуждаться в моей помощи – я не оставлю тебя в беде, где бы мы ни оказались и кем бы ни стали.

Навсегда твоя подруга,

Томирис Рокс”.

Это была Томми. Мы знали друг о друге буквально всё. Она точно, как и я, январская Неуязвимая. Но она была не одна… И на работающей машине… Не догоню, даже если выбегу прямо сейчас – они уже десять минут, как уехали… Но куда? Ведь внутри ограждённой непробиваемой стеной Канады совершенно некуда ехать – спасения в этих землях нет! Ей нужно было остаться со мной: я бы помогла ей, я бы предоставила ей всё, что есть у меня – да я бы жизнью своей пожертвовала, чтобы защитить её жизнь! И она тоже… Она тоже пожертвовала бы, поэтому она и зашла в этот дом – она так сильно рискнула!..

Если бы я знала, что в тот день ко мне придёт Томирис – я бы выбежала ей навстречу с распростёртыми объятиями, даже если бы мне сказали, что она примкнула к рядам трапперов и явилась ко мне только затем, чтобы пустить моё тело на артефакты. Лучшие друзья даются свыше, а многим людям вообще не даются. Мне была дана Томирис, а ей была дана я. Быть может, жаль, что наши пути в этот день разошлись, а быть может, именно таким образом всё и должно было сложиться – два жаждущих сойтись человека разминулись в точке соприкосновения. Судьба.