Атласные мечты

1

Помощник кутюрье Жиль Васс стоял за темно-коричневой стеклянной перегородкой с рядом маленьких светильников, выкуривая одну за другой сигареты «Галуаз», и мрачно рассматривал дневных посетителей Дома моды Мортесьера, особенно сидящих в первом ряду.

Зрительный зал напоминал сумасшедший дом, хотя обычно в преддверии Рождества наблюдалось заметное затишье в мире парижской моды, перед тем как ведущие дома моделей показывали свои весенние коллекции. Однако этим снежным зимним днем толпа переполняла зал.

Перед началом показа произошла небольшая заминка: ассистенты вносили дополнительные стулья, обитые желтой и белой кожей, предназначавшиеся для толпившихся в дверях клиентов, регулярно посещавших дневные шоу Мортесьера. Суета вынудила Жиля покинуть свой рабочий стол в комнате для дизайнеров, и он выглянул, чтобы понаблюдать за тем, что происходит в зале. Его красивое юное лицо с высокими скулами и чувственным ртом драматически контрастировало с фирменным строгим черным свитером и узкими черными джинсами.

В аудитории жены арабских шейхов, щедро украшенные бриллиантами от Булгари – самыми популярными драгоценностями в нефтедобывающих государствах, – довольно неохотно посторонились, пропуская нескольких японских бизнесменов. Позади них небольшая группа подтянутых женщин средних лет с одинаковыми пепельно-светлыми волосами – судя по всему, обитательниц Хьюстона и Нью-Йорка, главных потребителей парижской высокой моды – рассаживалась по своим местам.

Жилю казалось немного странным, что американцы и японцы, не говоря уж о женах нефтяных шейхов Ближнего Востока, приезжали за тысячи миль от дома в Париж за покупками, в то время как в Токио, Кувейте и Далласе существовали абсолютно такие же, а возможно, даже и более дорогие дома высокой моды. Тем не менее перед соблазном парижской торговой марки мало кто мог устоять среди состоятельных людей мира.

Однако это вовсе не раздражало Жиля. Ему самому хотелось стать сказочно богатым. Жиль вновь задумался о деловом предложении, которое получил несколько дней назад. Его сигарета замерла над серебряной пепельницей, взгляд стал отсутствующим.

Месяц назад Париж потрясло сообщение об открытии нового крупного Дома моды нью-йоркским – что уже само по себе было невероятно – предпринимателем. Теперь в узком кругу ведущих кутюрье поговаривали, что Джексон Сторм, император американского массового рынка мод, нуждается во французском дизайнере. В противном случае мультимиллионный, широко разрекламированный проект не сможет воплотиться в жизнь. Американец искал хорошего парижского дизайнера, высококлассного специалиста, молодого и амбициозного, готового превзойти самого себя.

За спиной Жиля послышалось шуршание ткани, сопровождаемое шепотом ассистентки, которая давала указания открывающей показ модели. Шоу Мортесьера начиналось со своего рода ретроспективы самых удачных моделей осенней и зимней коллекции, хотя некоторые передовые парижские дома моды уже представляли новинки грядущего весеннего сезона.

В качестве условного знака к началу шоу фонограмма бешеного ритма французской рок-группы сменилась мелодией старой песни группы «Битлз». Руди Мортесьер, ведущий кутюрье и владелец Дома моды, любил Пола Маккартни; мелодия послужила сигналом к началу показа коллекции зимних костюмов.

Жиль понимал, что следует вернуться к работе. Однако свадебное платье, над которым он сейчас трудился, никак не удавалось ему, и это приводило молодого дизайнера в угнетенное состояние. Он – художник и не привык работать по принуждению, особенно над чем-нибудь тривиальным, таким, как это одеяние из белого атласа, предназначенное для датской графини, которая выходила замуж за копенгагенского мебельного промышленника. Жиль просто-напросто убивал время, наблюдая шоу: он слишком хорошо знал осеннюю коллекцию Мортесьера, большую часть которой создавал собственноручно.

Однако когда первая манекенщица прошелестела мимо и, подняв глаза, с удивлением посмотрела на Жиля, он постарался убедить себя, что ему просто необходимо здесь находиться и следить за моделями, чтобы их движения соответствовали установленным стандартам. Девушки в последнее время стали удивительно небрежны в своей работе. Жиль заметил, что с особым удовольствием наблюдает за американской моделью Элис. Она была феноменальна. Невероятно, но он чуть было не отказал ей в работе три месяца назад, ссылаясь на то, что она слишком красива для манекенщицы Дома высокой моды. Теперь Элис стала ведущей моделью Мортесьера, а быть может, даже и всего Парижа.

Жиль выудил измятую пачку «Галуаза» из кармана джинсов и достал очередную сигарету. В Элис очень многое оставалось для него тайной. Он не был даже уверен в том, что это ее подлинное имя. Действительно ли она училась музыке в Сорбонне, как говорила? Студентка, которая отказалась от многообещающей карьеры, провалила экзамен первостепенной важности. Он знал только, что она посещала шикарный салон красоты, знаменитый «Александр де Пари»; в этом, по крайней мере, девушка призналась во время собеседования. Странно, мало кто из моделей, ищущих работу, мог позволить себе такие денежные траты.

Он наблюдал, как американка в ярком велюровом пальто цвета лаванды скользит по подиуму, затем – пауза и поворот, при котором полы пальто распахиваются, открывая на обозрение шерстяное платье того же цвета. Из первых рядов в зрительном зале донесся приглушенный одобрительный шепот.

Лиловое велюровое пальто не принадлежало к числу любимых творений Жиля. Он даже собрался вычеркнуть этот номер из зимней коллекции, потому что цвет и фактура ткани казались слишком экстравагантными для богатых дам средних лет, основных покупательниц Мортесьера. Тем не менее, если Элис бралась демонстрировать какую-либо модель, она моментально становилась популярной.

В мире моды существовала непреложная истина: манекенщица не обязана иметь красивую или даже просто миловидную внешность; в сущности, привлекательная модель являлась определенной помехой, умаляющей достоинство одежды, которую демонстрировала. Топ-модель должна была обладать почти мистической способностью должным образом преподнести одежду; скрыв свою индивидуальность, раствориться в замысле дизайнера.

Разумеется, для этого требовались определенные данные: высокая стройная фигура с прямыми плечами и узкими бедрами. Правда, Мортесьер не требовал от моделей бедер тридцати трех дюймов в обхвате – подобной странностью отличался ведущий кутюрье Унгаро. Лучшие манекенщицы имели исключительно длинные ноги, ступни умеренных размеров и сексуальный, идеальной формы бюст, предпочтительно маленький.

– Подумать только, как подает товар эта американка, – раздался приглушенный шепот над ухом Жиля…

Руди Мортесьер, четвертый среди парижских кутюрье после Диора, Сен-Лорана и Живанши, был похож на маленького толстого кролика. Он только что вернулся из ателье, где изготавливалась весенняя коллекция одежды, о чем свидетельствовало множество разноцветных ниток, прилипших к костюму.

– Конечно, в этой американской девушке все не так. – Глаза Руда добродушно сверкнули за толстыми стеклами очков без оправы. – Огненно-рыжие волосы, синие глаза, уф-ф! Как на цирковой афише! – Он всплеснул маленькими белыми ручками, изображая отчаяние. – За исключением того, конечно, что, когда все соединяется вместе, она становится неотразимой.

Жиль слегка отстранился от своего работодателя.

– Это ты хотел, чтобы ее волосы были такого цвета, – напомнил он, – а не я.

Руди бросил на него загадочный взгляд.

– Именно так, именно так! – Он вновь обратил свое внимание на модель, которая медленно поворачивалась на освещенном золотом диске из синтетического стекла, вмонтированном в пол. – Разумеется, в прежние времена мы бы никогда не взяли такую разноцветную сирену. Тогда вкус был более тонким. Кто бы мог поверить, – задумчиво произнес маленький кутюрье, – синие глаза в сочетании с таким невероятным цветом волос? Что-то вроде этой ужасной рок-музыки – она шокирует и будоражит! – Руди невольно коснулся ладонью руки Жиля. – Ого, но посмотри на японцев в первых рядах. Они в восторге и, похоже, готовы купить это лиловое пальто! Черт, но оно чудовищно, Жиль! – неожиданно заметил он. – Цвет лаванды и рыхлый, ужасный велюр. Тебе не стыдно?

Жиль не ответил. Он замышлял свои авангардные модели как вызов здравому смыслу, подобно рок-музыке, ревущей из динамиков демонстрационного зала. Его творчество нужно было не только созерцать, но и пытаться понять.

Конечно, в прежние времена мир высокой моды был совсем иным. Дневное шоу превращалось в целое событие, вызывающее благоговение, без шумихи, свойственной эффектным зрелищам авеню Монтень наших дней. В некоторых старых парижских домах мод в районе рю де ля Пе, где еще были живы традиции Грез, Пату и Шанель, показы проводились в стиле ретро. При полной тишине в зрительном зале, царящей при проходе моделей по подиуму, распорядительница показа, низко склоняясь у кресел важных клиентов, шепотом отвечала на их вопросы. Манекенщицы не позволяли себе ничего лишнего, грациозно скользя по сцене салона, окутанной тишиной, будто в соборе, держа в руках картонную табличку с номером модели для соблюдения установленной последовательности, указанной в глянцевом каталоге.

– Не знаю, как у нее это получается, – Руди Мортесьер задумчиво покачал головой, следя за тем, как рыжеволосая модель делает новый поворот, демонстрируя модель в новом ракурсе. Он слегка толкнул локтем своего помощника. – Эх, Жиль, временами Элис даже напоминает мне Лизиан. Тебе не кажется? Ее окружает такая же таинственная аура. Это очень интригует.

Жиль напрягся. Он сказал себе, что это ничего не значит – случайное упоминание о его жене, Лизиан; Руди вечно вспоминал о былых великих моделях, старых домах моды, ретро-стилях. Но совсем другое дело – ладонь Руди у него на руке.

Жиль снова попытался незаметно отстраниться от своего босса.

– Ты просто давно не видел Лизиан, потому так говоришь. – Его жена была на восьмом месяце беременности.

– Друг мой, Лизиан по-прежнему восхитительна! – Руди сжал губы и почтительно поцеловал кончики своих пальцев. – На прошлой неделе я видел ее в Тюильри. Она была великолепна!

– Она так не думает. – Жиль, нахмурившись, посмотрел в сторону. – Лизиан очень чувствительно воспринимает свою беременность. Естественно, я рад, что она ждет малыша, – быстро добавил он, – но буду еще счастливее, когда он появится на свет.

Зазвучала стереозапись версии старого хита Дайр Стрейтс «Дорога жизни», и американка в лиловом пальто покинула подиум и прошла вдоль стеклянной стены слева от мужчин. Ее сменила красивая стройная эфиопка шести футов роста, демонстрируя другое велюровое пальто, на этот раз оранжевого цвета, с воротником, поднятым почти до полей эксцентричной желтой шляпы, напоминающей сомбреро.

Жиль вновь почувствовал нежное прикосновение руки Руди.

– Я думал, что ты убрал эту шляпу из программы, – прошептал Руди. – Сколько заказов мы получили на эту модель.

Жиль стоял без движения. В Париже ни для кого не было секретом, что вот уже два года Руди Мортесьер влюблен в него. Это обстоятельство превратило жизнь Жиля в сущий ад. Они составляли треугольник, который был самым излюбленным объектом сплетен: Лизиан, очаровательная манекенщица Унгаро, известный кутюрье Руди Мортесьер и его протеже, двадцатидвухлетний Жиль Васс. Сплетни прекратились, когда Жиль, доведенныи до отчаяния, попытался застрелиться из пистолета, который подарил ему Руди.

– Жаль, что ты не выкинул эту шляпу. Им она совсем не нравится, – вздохнул Руди. – Американка, по крайней мере, показала бы ее с настроением.

– Элис нужна была мне для лилового пальто, – сухо откликнулся Жиль. – Вряд ли она может представлять всю коллекцию.

Ладонь крепче надавила на руку Жиля, когда низенький кутюрье вытянул шею, чтобы заглянуть за перегородку, проверяя реакцию жен шейхов в переднем ряду на оранжевое пальто, демонстрируемое на подиуме.

Обычно дамам из арабских нефтяных стран нравился оранжевый цвет, почти так же, как ярко-красный. Однако сейчас они явно не спешили делать заказы.

– В ателье болтают, что ты посоветовал своей Элис носить контактные линзы, – прошептал Руди. – Что таких синих глаз, как у нее, на самом деле не бывает.

Жиль с удивлением посмотрел на Руди.

– Контактные линзы? Что, черт возьми, еще придумают эти курицы в швейной мастерской?!

Нервы Жиля были взвинчены до предела. Жаркий спор, разгоревшийся утром с его капризной, несчастной женой, незаконченный проект ненавистного свадебного платья и тот факт, что Руди, казалось, всегда находил повод прикоснуться к нему, – все в этот момент ужасно раздражало его. Слава Богу, Руди не знает, что он обдумывает предложение перейти в американский Дом моды! Как ни странно, но это все еще оставалось секретом для погрязшего в сплетнях Парижа.

Жиль нетерпеливо скинул ладонь патрона со своей руки.

– Боже, Руди, если Элис тебе не нравится, уволь ее, и дело с концом!

Услышав шум, моментально появилась ассистентка и шепотом призвала их к тишине.

Руди изумленно уставился на Жиля.

– Жиль, что с тобой творится? Ты сегодня такой раздражительный. – Когда молодой человек не ответил, Руди вздохнул: – Ну что же, не буду докучать тебе. Пойду. У меня тоже есть чем заняться.

Жиль понимал, что обидел Руди, и почувствовал легкое угрызение совести; ведь всем, что имел, он был обязан именно Мортесьеру.

– Подожди, – сердито пробормотал Жиль, – не уходи. Элис скоро появится в той самой модели, что тебе нравится.

Лицо Руди тут же просветлело. Он вообще был отходчивым человеком. Жиль тут же пожалел о своих словах, когда мягкая ладонь Руди снова по-хозяйски легла на его предплечье.

«Ну вот, – подумал он, – в такой обстановке невозможно работать». В тот момент он окончательно решил принять предложение американского предпринимателя. И сделать это не откладывая.

– Жиль, что тебя беспокоит? – Руди с тревогой смотрел на молодого дизайнера, поставленный в тупик резкими сменами его настроения. – Я чувствую, ты…

Он осекся – перед ними возникла фигура американской рыжеволосой манекенщицы. На голову выше обоих мужчин, она была облачена в великолепный сверкающий наряд, плод смелой фантазии молодого дизайнера, словно бы сумевшего заглянуть в далекое будущее. Мелкий жемчуг и серебряные блестки плотно покрывали ткань, мягко сверкая при каждом движении Элис. Ее блестящие волосы огненно-рыжего цвета были заплетены в тугие тонкие косички, на концах которых мерцали крупные жемчужины. Синие глаза манекенщицы действительно имели необыкновенный оттенок диких фиалок. Белоснежная кожа, прекрасные рыжие волосы и поразительные глаза – она обладала очаровательной, неземной внешностью, и демонстрируемый ею наряд подчеркивал это.

Как и следовало ожидать, ее появление на подиуме вызвало очередную волну восхищения. Жиль, все еще пребывая в расстроенных чувствах, прислушивался к реакции публики. Возможно, Руди прав. В Элис действительно есть что-то, что помогает ему распродавать его модели. Эта мысль была невыносима. В ту минуту Жиль с особенной остротой почувствовал желание уйти от Мортесьера. Руди сводил его с ума.

Низенький человечек по-прежнему наблюдал за Элис.

– Ты заметил, что девушка сегодня страшно напряжена? Посмотри, как скованно она двигается. Странно, что она никогда ничего не рассказывает о себе.

Жиль вынул из пачки следующую сигарету и поднес ее к губам. «Давай скажи ему, о чем думаешь. Покончи с этим. Расскажи Руди, что тебе предложили работу на стороне».

– Она американка – вот и все, что я знаю. Кажется, в документах значится, что ее фамилия Браун. Все зовут ее Элис.

Руди с сомнением покачал головой.

– Ее французский очень неплох. Может быть, она не американка?

– Она училась здесь музыке в Сорбонне. Разумеется, она говорит на хорошем французском. Умерь свою фантазию. В Элис нет ничего странного.

Кутюрье снисходительно посмотрел на Жиля.

– Она красива и, должно быть, слишком честолюбива, чтобы довольствоваться обыкновенной карьерой манекенщицы. Одно это кажется мне странным.

Жиль нахмурился. Этот разговор наскучил ему, подавал возможность оттянуть объяснение, которое рано или поздно должно было состояться между ними. Его так и подмывало выложить Руди начистоту свое решение уйти от него.

– Ей совсем необязательно быть честолюбивой.

– Люди могут быть красивы и в то же время честолюбивы, друг мой. – Лицо Руди не покидало вкрадчивое выражение. – Одно не исключает другого.

Жиль застыл, не донеся сигареты до рта. Неужели разговор неожиданно коснулся чего-то большего, чем американской модели? Или у него сдают нервы, или Руди что-то заподозрил. «Боже, – подумал Жиль, – если бы я только был старше, имел большой авторитет и незапятнанную репутацию! Если бы у меня в банке был солидный счет и моя жена не ждала ребенка! Если бы Руди Мортесьер, будь он проклят, не был влюблен в меня!»

– Мне думается, здесь слишком много секретов. – Руди повернулся к нему спиной. – Все это не внушает мне доверия.

Теперь Жиль мог лицезреть лишь макушку слегка лысеющей головы Руди. Боже мой, неужели момент настал и именно сейчас ему придется сообщить Мортесьеру о своем решении? С другой стороны, пронеслось в голове Жиля, Руди, возможно, сам посоветовал бы ему принять предложение американца. Великодушный и добросердечный Руди только порадуется успеху своего бывшего соратника и друга!

– О чьих секретах ты говоришь? – Голос Жиля внезапно охрип. – Не понимаю.

Руди обернулся с самым невинным выражением на лице.

– Этой девушки, Элис, о ком же еще мы говорим? Ого, смотри-ка, – произнес он быстро, – теперь она привлекла внимание очень интересной персоны.

Жиль повернул голову. В конце зала в толпе туристов и менее зажиточных парижан он различил фигуру элегантно одетого смуглого молодого мужчины с суровым лицом. Какая-то важная шишка, сразу сообразил Жиль. Мужчина не успел даже снять черное честерфилдское пальто, вне всякого сомнения, купленное в самом дорогом лондонском магазине. Держа в руке шляпу, он внимательно следил за моделью, грациозно вращающейся на ярко освещенной золотистой поверхности подиума.

– Обаятельный, правда? – прошептал Руди. – Ты его узнаешь?

Жиль отрицательно покачал головой.

– Молодой Николас Паллиадис. Из семьи греков-судовладельцев. – В голосе Руди звучало безмерное удовольствие. – Наследует империю своего деда, старого Сократеса. Теперь представляешь, какими деньгами он ворочает?!

Даже Жилю было известно, что со времени Аристотеля Онассиса в греческом мореходстве не было более влиятельной семьи, чем мрачные, скрытные Паллиадисы.

– Думаю, понятно, почему он явился. – Руди снова толкнул Жиля локтем в бок. – Паллиадис прослышал о твоей прекрасной Элис.

– Она вовсе не моя прекрасная Элис, – возразил Жиль, однако ужасные подозрения закрались в его душу.

Внушительная фигура в конце зала появилась вовсе не для того, чтобы взглянуть на манекенщиц. Происходило нечто гораздо более зловещее, Жиль был уверен в этом. Американский антрепренер Джексон Сторм подыскивал инвесторов для своего новоиспеченного Дома моды, и до Жиля дошли слухи, что сказочно богатые Паллиадисы имели здесь свои интересы. Конечно же, Николас Паллиадис явился сюда, чтобы собственными глазами увидеть коллекцию Жиля Васса!

Жиль почувствовал, как холодные капли пота выступили у него на лбу. Его талант модельера подвергался проверке! Все его будущее зависело теперь от этого высокомерного грека! И все, что он мог сделать, – это стоять на месте, практически парализованный! Жиль едва слышал, что говорил маленький человечек, стоявший рядом с ним.

– Обрати внимание, юный Нико приподнял бровь, видишь? Теперь он глядит на меня, спрашивает разрешения подойти к американке.

Жиль был слишком растерян, чтобы вникнуть в слова Руди. Что он там несет? Внук Паллиадиса положил глаз на Элис? Значит, он не…

Да нет же, не может этого быть, заверил себя Жиль. Греческий миллионер пришел, чтобы взглянуть на его работы, а заигрывание с моделями было не больше чем обходным маневром.

Когда Руди снова бросил взгляд на Жиля, тот покраснел до корней волос.

– Не нравятся мне такие вещи, – произнес он неуверенно.

Руди выглядел слегка удивленным.

– Что с тобой происходит, Жиль? Это в традиции молодых богачей – флиртовать с манекенщицами. Даже смешно отказывать себе в таком удовольствии. Кроме того, – заметил он, – об Элис спрашивают отнюдь не в первый раз.

– Она ни от кого не принимает ухаживаний. – Жиль отчего-то подумал о своей жене Лизиан, которая тоже работала моделью. Он не скрывал своего негативного отношения к ее профессии. – Этот греческий плейбой перепробовал всех женщин в Европе.

Руди заулыбался.

– Ах, Жиль, Лизиан всегда была для тебя единственной. Такая верность просто восхитительна, – заявил он поспешно под свирепым взглядом Жиля. – К тому же все зависит от самой Элис, правда? – Не дожидаясь ответа, Руди кивнул мужчине в конце зала, – Я дал ему понять, что он может пригласить ее.

Жиль бросил сигарету на пол.

– Меня от всего этого тошнит! Проклятое свадебное платье сведет меня с ума! – в бешенстве воскликнул он. – С меня хватит! – Это была правда. Еще секунда – и Жиль окончательно потерял бы над собой контроль. – Я отправляюсь домой!

Он развернулся и решительно направился в сторону выхода. Руди смотрел ему вслед, широко открыв рот от изумления. Бедный Жиль, такой юный, порывистый, ранимый. Вот теперь он снова умчался подобно урагану, и что могло так вывести его из себя? Руди не в силах был понять этого.

Он сконцентрировал свое внимание на демонстрируемом платье, авторство которого принадлежало ему. Это было вечернее платье из черного шелка. Его дизайн не отличался особым новаторством, но таков был стиль Мортесьера – сдержанный, кое-где подчеркнуто традиционный.

Увы, эра высокого искусства прошла. Люди приезжали в Париж не для того, чтобы купить одежду ведущих кутюрье, сделанную на заказ и вручную. Нет, они приезжали, чтобы за деньги приобщиться к престижному миру моды, испытать возбуждение, продемонстрировать свое общественное положение. Все это так отличалось от прежних времен, когда изысканность и утонченный вкус в одежде превращали и самого человека в истинное произведение искусства.

Мортесьер отметил прохладную реакцию аудитории на его модель. Уже не в первый раз он задавался вопросом: сможет ли выжить Дом моды Мортесьера без его молодого протеже, Жиля Васса? Эта мысль тревожила Руди. Мало того, что ему пришлось делить своего любимого, но строптивого молодого дизайнера с какой-то женщиной, сегодня он окончательно понял, что без Жиля Васса с его смелой фантазией и талантом его салон не выживет.

За кулисами зала длинный коридор, в конце которого располагалась раздевалка для манекенщиц, был переполнен персоналом Дома моды Мортесьера. Две суетливые примерщицы, стоя на коленях, в последние минуты перед показом заканчивали починку вечернего платья из тончайшего тюля, которое повредили в спешке. Африканская модель Айрис в одном узеньком бикини металась по коридору в поисках потерянной белой шелковой туфельки для выхода в финальной части шоу.

Появившаяся ассистентка объявила, что помощник кутюрье и сам босс следят за показом коллекции, и попыталась подбодрить манекенщиц. К сожалению, ее слова вызвали еще большую суматоху в раздевалке.

– Ты встала прямо на дороге! – раздраженно сказала ассистентка, проходя мимо Элис, стоявшей у настенного телефона. – Нашла время болтать! Разве не знаешь правило – никаких личных звонков во время шоу? С этого момента изволь говорить по телефону только из офиса, – распорядилась она. – Понятно?!

Элис не ответила, все ее внимание было сосредоточено на голосе, звучавшем в трубке.

– Ну что, не ожидали, что мы выясним, где вы работаете? Надеюсь, это доказывает, насколько мы серьезны в своих намерениях, Кэтрин?

На Элис все еще была украшенная жемчужинами и блестками фантастическая модель Жиля Васса из той части шоу, где представлялась вечерняя одежда. Она взмокла под тяжелой одеждой и, устало облокотившись на стену, положила голову на руку.

– Не звоните мне на работу. – Она попыталась говорить спокойным голосом. – Вы нарочно желаете вывести меня из себя?

– Конечно, Кэтрин! – произнес голос. – Ведь я уже говорил вам об этом сегодня утром!

Держа в руке найденную туфлю, Айрис морщилась, пока примерщица булавкой скалывала на спине ее платье. Эфиопка одинаково хорошо владела английским и французским; она тихо обратилась к Элис:

– Что-то случилось?

Элис только покачала головой.

– Неужели вы действительно думаете, – сказала она в телефонную трубку, – что это сработает? Вы, должно быть, спятили!

Кто-то посторонний появился за кулисами. Ассистентка бросилась было ему наперерез, но отступила в сторону, толкнув при этом французскую манекенщицу Мари-Ивон. Айрис прикрыла рукой обнаженные груди.

Незнакомец остановился в нескольких шагах от Элис. Она мельком бросила взгляд на его высокую худощавую фигуру, облаченную в черное пальто.

– Вам придется вернуться, Кэтрин, – настаивал голос на другом конце провода. – Мы от вас не отступимся.

Элис вновь посмотрела на незнакомца в дорогом пальто. «Боже милостивый, еще один», – с досадой подумала она. Это происходило примерно дважды в неделю, но обычно Руди не позволял никому из назойливых поклонников проходить за кулисы.

Высокий мужчина кивнул головой на телефон и сказал по-английски:

– Когда вы освободитесь, я бы хотел переговорить с вами.

Что-то заставило Элис внимательнее всмотреться в него. Широкоплечий и довольно молодой, заключила она, с надменным выражением лица, темными волосами и ярко блестевшими черными глазами. Любопытно, что за сценарий ей предложат на этот раз? Вечер «У Максима», за которым последует приглашение в загородный домик? Или, может быть, сразу предложат провести несколько часов в апартаментах «Крильона»?

– Не звоните мне больше сюда, – сказала она в трубку ровным голосом. – Обращаясь со мной таким образом, вы ничего не добьетесь. – Внезапно желание оказать открытое неповиновение, которое она проявила этим утром, снова охватило ее. – У меня есть влиятельные друзья. – Элис подняла глаза на мужчину с суровым лицом, который стоял прямо перед ней и пристально смотрел ей в лицо. – Они помогут мне.

Неожиданно Элис в голову пришла невероятная мысль. Она поняла, как и когда сделает следующий ход. В это мгновение план показался ей блестящим. Элис повернулась к незнакомцу. Мерцающий блеск ее платья пробудил ответный огонь в его темных полуприкрытых глазах.

Мужчина, кто бы он ни был, выглядел опытным, уверенным в себе. Даже несколько угрожающим, подумала она с какой-то тревогой. Несмотря на молодость, в его точеных чертах читался опыт чувственных наслаждений. Он был принят в высшем обществе, иначе Мортесьер не пропустил бы его за кулисы. Это немного успокаивало.

– Вы хотите пригласить меня? – спросила она по-французски, испугавшись, что ее голос прозвучал слишком вызывающе.

Мужчина на мгновение заколебался: по его лицу можно было догадаться, что он не ожидал, что все пройдет так легко.

– Да, речь идет об ужине. Сегодня вечером, если вы свободны.

Голос в телефонной трубке зазвучал громче:

– Кто там? Что вы делаете, Кэтрин? Что вы пытаетесь выкинуть на этот раз?

– Мне придется задержаться, – сказала Элис мягко. – По крайней мере еще на два часа.

Незнакомец молча кивнул. Краем глаза Элис видела, что ассистентка вертится поблизости, но не смеет вмешаться в разговор. Итак, это кто-то богатый и влиятельный. Не из этих добропорядочных янки, временно освободившихся из-под опеки жен и пустившихся в загул. Тем не менее его намерения были очевидны. Он не спешил уходить и стоял, глядя на нее с задумчивым и мрачным видом.

– Можете встретить меня у служебного входа? – спросила Элис.

Он снова кивнул.

– В восемь?

– Да. – Она смотрела, как он повернулся и зашагал по направлению к выходу.

– Ты слышишь меня, Кэтрин? – надрывался голос в телефонной трубке. – Что, черт возьми, там происходит?

Элис, насмешливо скривив губы, прошептала в трубку:

– Я только что завела любовника!

Последовавшая реакция превзошла все ее ожидания. Голос на другом конце трансатлантической телефонной линии потрясенно затих. Даже если бы она неделями обдумывала свою месть, ей не удалось бы выдумать лучшего.

Итак, в восемь она встретится с тем мужчиной. Именно этого она желала, хотя понимала, что все уже не будет, как прежде. Любовник. Некто, совершенно ей неизвестный. Это был шаг, ведущий к полной неразберихе, выбор, сделанный абсолютно наугад. Но в этом-то и заключалась вся прелесть! Только совершая непредсказуемые поступки, она избавится от их власти.

Прислонившись к стене, склонив голову и закрыв глаза, она слушала голос, доносившийся издалека и звучавший теперь почти истерично.

К сожалению, Элис слишком поздно осознала свой единственный промах – она даже не знала, как зовут ее потенциального любовника.