Аверс

Глава 8. Разговоры

Дни нанизывались на вощеную нить жизни, бусина за бусиной, гладкие и шероховатые, тусклые, треснувшие, следом сверкающие, хрустально-чистые, теплые наощупь словно из дерева, угольно-черные, оставляющие плохо стирающиеся следы на пальцах. Лев никуда не торопился.

В субботу, повез ее по магазинам, как обещал. Они провели в центре города, исключительно с целью покупок целый день, с самого утра. Терновский не позволил ей развести завтрак в квартире, они поели в знаменитом книжном магазине, расположенном в доме Зингера, расположились у окна, откуда открывался отличный вид на собор.

Продавщицы из элитных бутиков, конечно, различались. У них разный цвет волос и глаз, возраст, рост, но сличались они тоже во многом, гораздо большем, чем положено человеческим существам. Одинаковые. Высокие скулы, впалые щеки, чем старше, тем глубже, волосы умело взбиты, блестят и одновременно легко рассыпаются по плечам, длинные, ровные ноги, подтянутые груди и задницы, неестественно пухлые губы, веера ресниц, но в меру, идеально выверенные брови. Оставалось надеяться, что их так подбирали, а не правили уже на месте.

Шаблонные красавицы удостаивали Нику единственным взглядом, после чего она немедленно сходила с дистанции скачек, автоматически дисквалифицирована. Общественному бессознательному лучше знать какая женщина подходит Терновскому, и оно заготовило пару-тройку десятков экземпляров на выбор, чуть разнящихся по комплектации, чтобы угодить (но не слишком) личному вкусу. Ника вовсе не такая простая, как казалась, на самом деле столичная девочка, но к ней словно прилип слой провинциальности, и она тушевалась перед райскими птицами, выкрашенными модой в похожие, сливающиеся друг с другом цвета.

Девицы улыбались Терновскому, привычный к охоте Терновский улыбался Нике и смотрел только на нее. Они накупили платьев, вместе выбирая каждое подолгу, сразу подбирая к ним туфли. Пару самых базовых жутко дорогих сумок. Пальто и более легкий плащ, сапожки. Ника попыталась притормозить еще на платьях, но Лев так на нее посмотрел, что протестные трепыхания мигом завершились. В самом конце долгого дня с перерывами на обед и ужин в разных ресторанах, их пара надолго зависла в парфюмерном магазине. Шло хорошо, пока не осталось два аромата, выбрать из них не получалось. Ника старалась уступить Льву, он не соглашался и взяли оба, сделав кассу продавщице, все равно оставшейся недовольной.

Бросив многочисленные пакеты, свертки и коробки на водителя, поднялись в квартиру первыми. Лев терпел целый день, девочка дефилировала перед ним в разных шмотках, он видел ее полуобнаженной, одергивающей шторку в раздевалке. Он нагляделся и теперь хотел пощупать.

— Поиграем в игру, Ника? — спрашивал ее Лев, доведя послушную девушку за руку до большого и тяжелого стола в гостиной и заваливая прямо на него, едва подсадил на столешницу, подхватив под ягодицы.

— Да, — не интересуясь условиями, соглашалась она.

— Ты будешь готова для меня в любой момент, любом месте и чем бы не занималась, — объяснял Терновский, стягивая с нее колготы и трусики, следом быстро справляясь с пуговицей и замком на ширинке, вытащил презерватив из кармана брюк, надорвал фольгированную упаковку.

Разбуженное либидо интересовалось происходящим, хотя Ника не успевала, влага проступила на самом сокровенном, но недостаточно для качественного скольжения. Лев отчасти вломился внутрь, причиняя боль, девушка выгнулась на темном дереве, в ответ шире раздвигая бедра, чтобы принять все, что он собирается ей дать. Боль заставила ее потечь по-настоящему, увлажняя твердую палку, вонзившуюся в нежную мякоть.

— Да, — застонала она, неизвестно приветствуя ли грубость или по-прежнему подтверждая согласие на игру.

Загнав по самые яички, Лев вдруг перестал рваться вперед, успокоился и начал раздевать девушку более обстоятельно. Нике внезапная остановка не понравилась. Часто дыша, она мирилась, пока занимался пуговичками на блузке, не забыв про те, что на рукавах, снимая ее совсем и занимался крючками на бюстгалтере, ничуть не дрожащими пальцами, без всякого намерения просто сдернуть неподдающуюся вещь вверх и освободить груди. Лев сильно отличался от ее бывшего одноклассника. Не выдержав пытки, девушка попробовала сама сняться с члена, чтобы насадиться обратно. Лев нахмурился и хлестко шлепнул ее по голому бедру, убрав руку с пояса юбки.

— Нельзя, — рыкнул он, возвращая член на прежние позиции, в обволакивающее, иногда судорожно обжимающее у основания тепло. — Будь хорошей девочкой.

Девушка обиженно всхлипнула и замерла, придавленная его волей и телом к толстой дубовой лакированной доске. Оставалось довольствоваться тем, что он делал. Приподнял ее немного и избавил от юбки, протянув через голову. Осмотрел голую белокожую девушку под собой, одобрительно щурясь. Картина казалась неполной, и он распустил ей волосы, хлынувшие на стол темно-русой волной.

Красота.

Мужчина глубоко вздохнул, словно готовясь и… начал разоблачаться сам, вызвав протестующий возглас. Впрочем, на нем Ника остановилась, больше никаким способом не выражая непокорность. Пиджак слетел первым, только плечами повести. На сорочке Ника окончательно отвлеклась от своего невыносимого положения.

С каждым днем весна подступала ближе, дневного света еще не хватало, вернулись они поздно, так что окно ей помогало мало, но остался свет, оставленный в прихожей. Образовавшиеся светотени словно облизывали рельеф на его грудине и животе. Кубики на животе, как в голливудском фильме или на кажущихся ненастоящими, слишком глянцевых, картинках в интернете. Святые угодники! Нике внезапно припомнилась присказка ее прабабушки, используемая в самых исключительных случаях. Она считала их очень старательно, как первоклашка первые в жизни счетные палочки, увлеченно следя за расходящимися полами рубашки, два, четыре, шесть, и да, восемь.

Ценила ли она в мужчинах внешность? Ну, до сегодняшнего вечера, пожалуй, нет. Главное — сила, воля, желание приказывать, жестокость, способность причинить боль. Не самые очевидные качества для выбора пары. Характера Льва во всей красе, так сказать, она еще не могла оценить. Потихоньку, про себя, удивлялась его умению одновременно сохранять ведущую роль и не унижать, не подавлять полностью, не окуная поминутно в осознание полного ничтожества.

Терновский окончательно избавился от одежды. У Ники очень светлый оттенок кожи, соски ее сжались, подобрались, выдавая возбуждение, вместе со слишком частым и неглубоким ритмом дыхания. Ее обнаженная, гладкая кожа производила ошеломительный эффект на контрасте с темным деревом. Она вызывала особые ассоциации и впечатления. Ее тело и стол почти натюрморт в стиле старых великих художников, где спелые, переполненные соком фрукты соседствуют с битой дичью. Лань, пронзенная копьем, настолько трогательно прекрасная, что ее положение вызывает смутное сожаление и куда более яркое желание сожрать целиком. Не хватает лишь огромного серебряного блюда с замысловатым выпуклым узором по краю в виде виноградных листьев и гроздей, чтобы уложить ее на него, подать в достойном обрамлении.

Лев чувствовал себя хищником, удачно словившим девочку и теперь она полностью ему принадлежит, никуда не денется. Лев наклонился вперед, завел ее руки ей же за голову, прижимая к столешнице и двинул бедрами, наконец. Ника отзывчиво приподняла ноги, согнув в коленях и обхватила его по бокам, встречая толчки открыто и с радостью.

Терновский почти улегся на нее, удерживая собственный вес на руках, которыми прижимал ее к столу. Один наслаждался лебяжьей нежностью красивой женской груди, другая сходила с ума от его твердого тела и бескомпромиссных вторжений. Долгая пауза в самом начале, подвела их обоих достаточно близко к пику. Лев уверенно продержался, позволив ей скользнуть в глубокие воды оргазма первой. Ника закричала и начала обжимать его внутри, часто, почти в такт бешенному биению пульса. Терновский нырнул следом, на миг погрузившись с головой в теплые воды нирваны.

— Ты чудо, моя девочка, — наговаривал ей на ушко после Терновский.

Освободил ее от своей тяжести, заботливо помог усесться, долго и ласково целовал, заканчивая тем, чем другие начинали. Он стоял так, между ее раздвинутых ног, не меньше десяти минут, обнимая и поглаживая. Губы их то и дело встречались снова и снова, в бережных прикосновениях. Терновский не соврал, он позволял себя трогать, изучать, сам положил ее ладони себе на грудь. Ника сначала стеснялась и просто держала руки на одном месте, потом медленно начала водить пальцами по плечам и ключицам, спускалась ниже, задевала плоские мужские соски.

До душа они добрались, почти не разъединяясь и побросав одежду, как было в гостиной. Несмотря на объявленные правила новой игры, Терновский старался держать себя в руках и проигнорировал привставший в душе член. Одного раза достаточно. Ладно, может и нет. Но брать ее, не слезая тоже не дело. Еще решит, что он маньяк, повернутый на сексе. А ведь Терновский считал, что подрастерял юношеский пыл к тридцати пяти, оказалось смотря к кому.

Главной целью игры «всегда открыта» было приучить ее к себе, чтобы доверяла ему. Не стеснялась, не шарахалась, привыкла к нему, его рукам, губам и члену. Ника казалась опытной в некоторых вещах, и порой проявляла совершенно загадочную скромность, смущалась, явно не понимала, как себя вести. Терновский готов был побиться об заклад, что серьезную сессию она не выдержит. Мужчина продолжал много работать, но не на износ. Бояринов раньше ему не позволял, теперь же у него появилась законная и очень привлекательная причина не уходить из офиса за полночь.

У них много секса, плотское желание удовлетворено с лихвой. Постепенно между ними нарастает совершенно особое напряжение, возможное только между садистом и мазохисткой. Его зверь жадно принюхивается и грызет прутья преграды, выставленной Терновским. Ее жертва не принесена.

— Расскажи, что тебе нравится, Ника, — предлагает Терновский, держа ее влажную, задыхающуюся, со спутанными волосами в своих руках.

Ника молчит и смотрит ему в глаза. Какая разница? Она согласна на все, что он предложит. Ей так хорошо с ним. Он не сможет сделать неправильный выбор, пусть выбирает за двоих. Терновский молчаливым потворством любым своим затеям довольствоваться не желает.

— Что ты уже пробовала, сладкая? — спрашивает Лев, безнадежно запутавшись пальцами в ее волосах, без всякого намерения освободиться.

А что она пробовала? Ничего. Аркадий являлся в ее дом сорвавшимся с цепи, напоенным злобой псом и наблюдал исподлобья, выискивая малейший повод. Ника не нарушала правила, она считала, что должна их соблюдать и вовсе не потому, что иначе кинется. Аркадий на правилах не заморачивался, он их не запоминал, выставлял и убирал наобум, лишь бы быстрее добраться до расплаты. Вряд ли Лев спрашивал ее об обычном и страшном бытовом насилии, когда бьют бесконтрольно, не глядя, не выбирая куда пришлись удары, почти не сдерживая силу, чтобы отлетала в стены и падала на пол. Нет заранее определенного количества ударов, не установлено время сколько это будет продолжаться. Глаза Аркадия застилала красная пелена и он не останавливался, пока краснота полностью не рассеется. Он сам ей открывался, говорил быть умнее и не злить его, поступать правильно, слушаться. Тогда, в самом начале, они еще пытались обсуждать происходящее. Но никто из них не знал достоверно как надо. Было ли вообще это мифическое «правильно»? Она не смогла быть хорошей девочкой Аркадия. В промежутках между его редкими посещениями Ника пришла к выводу, что она была нужна ему виноватой. Не совсем то, к чему стремилась сама девушка, можно подумать у нее огромный выбор.

Ника никогда его не любила. Они встретились в очень тяжелое для нее время. Она ушла из семьи, снимала маленькую комнатушку в коммуналке, работала на двух работах, резала себя почти каждый вечер. Прямые, не слишком длинные линии на внутренней стороне бедра превратились из царапин в полноценные раны, воспаленные и многочисленные. Она не справлялась. Встретила его в пивном баре, где отбывала полноценные смены, в отличии от студенток, приходящих по вечерам. Бар ориентирован на рокеров и байкеров. Несмотря на суровый и брутальный вид, маскулинные самцы Нику совершенно не впечатляли, ничем не отличаясь для нее от большинства мужчин в мире. Аркадия она выделила сразу, хотя ни рокером, ни байкером он не являлся. Он был словно окутан темным облаком нездоровой агрессии. На ее глазах, незаметно подставил ногу одной из официанток, опрокинув ее на пол с шестью кружками, доверху налитыми пивом. Из толстых кружек на крупные осколки разбилась только одна, от остальных отлетели ручки. Бардака хватило: залитый пол, обдало двух посетителей, испорченная униформа. Из-за кружек девочка не смогла выставить вперед руки и сильно ссадила локти. Аркадий улыбался, не смог спрятать радость, несмотря на то что зал оказался сочувствующий, плачущей официантке кинулись на помощь и быстро увели.

Так она выбрала Аркадия.

Он не утруждал себя анализом своих чувств и отношений. Бабы делятся на два типа: матерей, жен, сестер, дочерей, живущих как надо и остальных, падших. Вторых не исправить, но учить просто необходимо. Он учил Нику, как мог, сколько позволяли силы.

Ника не испытывала к нему благодарности, одно краткосрочное облегчение. Что нужда ее отступила. Что некоторое время она не будет потерянной, займет небольшое, путь незавидное место в мире. Что уехал, и она его не увидит по крайней мере месяц. В эмоциональном смысле с самого детства Ника жила на болотах. Семья ее не раскачивала и не наносила травм, она такой родилась. Начинала тонуть на ровном месте, без малейших предпосылок, топила сама себя. Единственный способ ощутить почву под ногами — уцепиться за другого человека. Еще боль. Лучше вместе. И любой человек ей тоже не подходил.

Автократия Аркадия длилась почти пять лет, потом она сфотографировала визитную карточку и в первый раз пришла ко Льву. Ника принимала жуткие, разрушительные решения, не оглядываясь на последствия, тем не менее дурой отнюдь не была. С тех самых переломных сцен из художественного фильма Балабанова, она читала по теме любую доступную литературу, статьи, учебники, посты и откровенную копипасту, смотрела видео, следила за открытыми парами, пробовала общаться на форумах. Если бы не обожглась так сильно с первой же попытки, кто знает, может тема давно бы позволила ей жить по полной, развернуть крылья.

Девушка поступила, как лисица с виноградом в басне. Тематические отношения не для нее. На самом деле в них все ненастоящее, видимость, как в театре. Только кажется, что люди плачут, чувствуют, страдают и радуются. Следы на ягодицах в порно просто грим, зачастую неудачно нанесенный. Легкой пластмассовой плеткой маши хоть день напролет ничего не будет. Шлепки по попе такая забавная игра на стыд и через него на возбуждение. Лев быстро доказал ей обратное. Она мгновенно определила Аркадия за подходящий вариант. Лев совершенно из другой лиги. Это она ему не подходит, он же ожившая мечта. Поэтому кинулась за ним, едва поманил, во второй раз разрушая свою более-менее устроенную жизнь до основания.

— Не откроешь мне свои маленькие секреты, ничего не получишь, — насмешничал Терновский, способный пересилить и взять не мытьем, так катаньем самую жуткую упрямицу.

Ника сдалась на третьей неделе. Сидели на кухне. Терновский доел ужин и пил черный горький кофе. Комната напоена узнаваемым кофейным запахом, редко кому неприятным. Девушка опустила глаза в пол, сцепила руки в замок, сложив на животе, скрестила ноги, максимально закрывшись заставила себя начать.

— Я ничего не смыслю в теме, — последнее слово выделила, словно его следовало писать с заглавной буквы. — И не пробовала. Мне понравилось, что вы делали со мной в кабинете.

Девушка не могла вслух порассуждать про его запреты на трусики и как заставлял ее раздеваться. Слишком стыдно, странно, но лучше еще повторить, чем обговаривать и признаваться. Он приказывал, и она не способная ослушаться, исполняла, путаясь во весьма противоречивых ощущениях. Зато после сделанного, сценарно представляя пережитое, никакого негатива не испытывала, наоборот ей становилось тепло и возбуждало. Иногда хотелось опустить руку вниз и приласкать себя в награду, а такие желания посещали ее считанные разы. Обычно, по собственному суровому мнению, ласки она не заслуживала.

— Не пробовала, хорошо, — для ясности Лев решил замолчать красноречивые синяки по всему ее телу, когда она попала в больницу. Самым открытым в мире человеком Нику сложно назвать, начнет давить вовсе захлопнется, сомкнет сворки и без насилия до жемчужины будет не добраться. — А вот, что не читала и не смотрела не поверю. Я могу почти все, девочка моя.

Не выдержал пафоса сделанного заявления и засмеялся. Он вообще создавал полное впечатление веселого и снисходительного владельца, до определенной черты так и было.

— Как в сказке, прикинь, Ника, — продолжал он тормошить любовницу. — Пожелай и исполнится. Буду твоей щукой из проруби.

— Почему щукой? — вопрошала окончательно сбитая с толку девушка.

— А кем? — почти всерьез переспрашивал Лев, на самом деле продолжая веселиться.

— Не знаю, золотой рыбкой, например, — нахмурившись, предложила она.

— Золотая рыбка из меня не очень, — каялся Терновский, забирая одну ее руку в свою, тем самым размыкая закрытую позу, поднес ее пальцы ко рту и укусил за указательный палец. — Видишь какие зубы? У милых рыбок таких не бывает. Рыбкой у нас станешь ты, сладкая.

Главное побыстрее узнать, как тебя правильно жарить, про себя добавил бизнесмен, признавая небольшие подвижки. До настоящего успеха ему еще далековато.

— Хочешь анкету тебе принесу? Отметишь нужное, вспомним тесты из кабинета школьных психологов, — выдал самое примитивное решение Лев, все средства хороши.

— Как в книгах? — против ожидания мгновенно заинтересовалась девушка, идея поставить галочку против нужного, намного лучше прямых разговоров.

Лев сморщился, анкеты такая лажа. Интервью с наводящими вопросами, надо давно запретить. Ничего, использует в качестве приманки, по ответам в анкете он ориентироваться в любом случае собирался в общих чертах.

— Вечером принесу, — пообещал он, чмокнул ее в губы и отправился на работу.

День руководителя сплошь состоит из совещаний, отчетов, рабочих встреч, брифингов и презентаций. Терновский сам не составлял документы и за компьютером не корпел, он внимательно вычитывал бумаги перед подписью, но сам их не писал. Его время распланировано с учетом специфики. В одиночестве он оставался на незначительные получасовые промежутки и до обеда вообще без них. У Льва есть анкета, она сохранена в электронном виде и представляет собой обширный документ. Предлагать весь список неопытной Нике не самое разумное. Терновский скопировал табличку в новый документ и начал вычеркивать, над некоторыми позициями раздумывал, другие кратко комментировал, стараясь емко объяснить, что они конкретно означают. К вечеру сбил двенадцатистраничный документ до одного листика, начинать следует легонько и с малого.

Бояринов обладал многими способностями, и одна из них — являться ровно в тот момент, когда может застать на самом горячем. Появись он на минуту раньше бумажка бы безопасно осталась лежать в принтере, чуть позже — и Лев успел бы убрать ее в папку от «Burberry» к другим документам. Терновский уверен, что ничем себя не выдал. Максим, без малейших сомнений, устремился к злосчастному списку и взял его в руки.

— Тебе бы ищейкой в структуры устроиться, цены бы не было, — усмехнулся Лев, спокойно откидываясь на спинку кресла, хотя другому бы голову отгрыз.

В свое время он прекрасно осознал, что, отстаивая с Бояриновым личные границы в малейших деталях, пойди на принцип, довольно скоро рехнется. Охранять стоило совсем не все, зато вокруг важного нужно возвести железобетонные стены. Максим быстро прощупал границы, отметил их красной линией на внутренних картах и больше не преступал. В остальном вел себя довольно свободно.

— Скромно, — резюмировал он, пробежавшись глазами по строчками, юрист в нем не дремал, текст в любом виде устном или письменном усваивается моментально.

— Верни, — сказал Терновский и сразу получил листок обратно, в целости, не помятым. — Она говорит, что не пробовала, выбрал самое безобидное.

— Третью и седьмую строчку убери наверх и вниз, тебе же они нравятся, внимание рассеивается на середине, так точно заметит, — посоветовал ушлый Максим. — Покажи девочку, месяц прячешь.

— На самом деле дольше, я ее осенью встретил, она на собеседования ко мне ходила, — не видя смысла удерживать информацию, произнес Лев, он открыл документ на компьютере и поправил, как подсказал бизнес-партнер.

— Больше полугода? — поднял брови Бояринов, он прекрасно знал о каких собеседованиях речь. — Да ты, по ходу, запал на нее.

— Нет. Не сейчас, — подумал снова отказал Лев, выводя на печать поправленный документ. — Напугаешь.

Дома его ожидала неприятность. Девушка мыла полы в коридоре, без швабры, прямо на коленях старательно водила тряпкой по полу.

— Просил же тебя этого не делать, прямо сказал, — рассердился Лев, пригвождая обернувшуюся на него любовницу сверкающим взором к полу. — Я накажу тебя, Ника.