Азбука любви

Об Апельсинах

Одна моя бывшая знакомая любила говорить, что если хочется кого-нибудь подцепить, то достаточно отправиться путешествовать на поезде, прихватив с собой томик «Ребекки»[5] и большое яблоко. Не успеешь прокусить яблочную кожицу и добраться до Мандерлея, как к тебе кто-нибудь подкатит.

Как-то вечером я попыталась проделать этот номер с Джоном, но в вазе для фруктов были только апельсины. Джон смотрел футбол и даже не взглянул на меня, только протянул мне платок, чтобы я утерлась от сока. Он говорит, что это просто чудо, как спокойно он себя со мной чувствует; так, что даже то недолгое время, что мы бываем вместе, он может провести у телевизора.

К тому же, тот матч был очень важным, и он сказал дома, что смотрел его в пабе со своим другом Сэмом.

См.: До Скончания Веков.

Обстановка

Джон сказал, что этой ночью он бродил по дому и рассматривал вещи, которые они с женой купили вместе. И мысленно ставил на вещах галочки.

Если уйду, то возьму это, это и еще вот это.

А то-то и то-то оставлю здесь.

Он говорит, что это было ужасно, потому что он осознал, что его брак катится к чертям собачьим. Обстановка. И дети тоже, сказал он. Детей они с Кейт тоже поделят между собой.

Я крепко прижала его к себе и сказала, что мне ничего не нужно, только бы он был со мной. И так мы и стояли, обнявшись, долго-долго. Мы молчали, потому что он был расстроен, и все, что мне хотелось узнать, так это собирается ли он забрать картину с хижинами на пляже на берегу моря, которую мы как-то носили к мастеру, чтобы заменить раму.

Мне она всегда нравилась.

См.: Заценка Домов, Приобретение Собственности, Размышления.

Один Ребенок в Семье

Мы с Салли обе были у родителей единственные дети. Джон был самый младший из троих детей. У него у самого теперь двое. Должно быть, есть вещи, которые он, в отличие от Салли, не может во мне понять.

Быть единственным ребенком — это тоже ответственность. С одной стороны, ты самая желанная во всей Вселенной, только благодаря тебе семья становится семьей. Ты — та пластиковая фигурка, которая делает осмысленной жизнь в кукольном домике. С другой стороны, на тебе лежит вся полнота ответственности за то, что чья-то жизнь благодаря тебе изменилась до неузнаваемости. И если что-то не так, то в этом только твоя вина.

Для ребенка это — просто колоссальная ответственность.

Был такой психологический эксперимент. В комнату посадили группу не знакомых друг с другом людей и запретили им разговаривать друг с другом. Потом их попросили ходить по комнате кругом, молча, и присмотреть человека, которого они могли бы выбрать в качестве своего потенциального партнера. И каждый из них сделал свой выбор, только не забывайте, что поговорить с будущим партнером у них еще возможности не было. И когда в конце концов им разрешили говорить, то выяснилось, что в подавляющем большинстве случаев люди выбирали себе партнера с таким же положением в семье, как и у них самих. Младший ребенок с младшим ребенком, старший со старшим, средние со средними. Мне хочется думать, что эксперимент закончился, когда единственных детей отодрали от стен комнаты вместе с обоями и заставили присоединиться к остальным. Может, потом они принялись делать циничные замечания по поводу того, как легко и просто все остальные промеж собой скооперировались, но скорее всего они просто начали спорить, у кого из них детство было тяжелее.

См.: Боль, Букашки, Ведущие Игроки, Гибель Маргаритки, Размышления, Семейство, Я Проснулась.

Омлет

Мама всегда говорила, что, не разбив яйца, омлета не приготовишь. В то время это звучало очень многозначительно, как что-то, к чему мне следует прислушаться, но теперь я не перестаю удивляться, что бы это могло значить. Конечно, сначала нужно разбить яйца. Это ведь и коню понятно.

См.: До Скончания Веков, Ешьте Слоновьи Яйца, Очень Старая, Размышления, Хор Голосов, Шиза.

О Сиротах

Вот уже два года, как я сирота. Когда говоришь подобные вещи, трудно не впасть в патетику, но друзья действительно стали для меня чем-то вроде семьи. Ну, и Джон тоже.

Нет, я совершенно счастлива. Я ни о чем не жалею. Ничего не ищу. И уж ни в коем случае не ищу человека, который заменил бы мне фигуру отца. Салли не права. Ей просто завидно, потому что хоть у Колина и больше денег, он все равно так о ней не заботится, как Джон обо мне. Джону я могу рассказывать абсолютно обо всем. Так я и делаю. Он говорит, что ему хочется сберечь меня от всего на свете, так, чтобы со мной вообще ничего плохого не могло произойти. Вот поэтому я и должна делать то, что он говорит, и быть той, кем он хочет. Каждому человеку нужно, чтобы о нем кто-нибудь заботился.

См.: Тебе, Мачеха, Учеба, Хор Голосов, Я Проснулась.

Отверженная

До тех пор пока мы не стали на нее наезжать, Дон была обычной девчонкой в школе.

Но однажды в столовой она уронила поднос. На нем было полно еды, и ситуация вышла, конечно, та еще, но, даже несмотря на это, все могло обойтись. В конце концов, каждая из нас боялась, что с ней самой когда-нибудь может случиться именно такая вот незадача, но только Дон, вместо того, чтобы выругаться, или поднять поднос, или вообще хоть что-нибудь такое сделать, просто встала как вкопанная и начала краснеть. И скоро вся стала красной, как свекла.

Куски картофельной запеканки с мясом валялись в жирной подливе возле ее ног. Ломти консервированных ананасов, бананов, персиков раскатились по полу из разбитой вдребезги тарелки, оставляя за собой склизкие улиточьи дорожки.

После внезапного грохота в столовой сразу стало тихо. Все смотрели на Дон. Я почувствовала, как желудок вскарабкался у меня внутри к самому горлу и там застрял. Почему она стоит и ничего не делает? Мне показалось, что голова у меня пухнет и что ей стало тесно в черепе. Мне хотелось закричать.

Не знаю, кто первый начал хлопать, но вскоре мы все присоединились. Эти медленные аплодисменты — хлоп-хлоп-хлоп — и мертвая тишина между ними. Даже учителя, казалось, замерли на месте, пока Дон не развернулась вокруг своей оси и не выскочила в холл. Судя по всему, она пронеслась через всю школу и остановилась только на улице. Потому что в следующий раз, когда мы ее увидели, она стояла вместе с отцом, а куратор объясняла нам, что мы должны хорошо относиться ко всем, вне зависимости от того, какая у человека семья. Что мы не должны отворачиваться от Дон только из-за того, что она не такая, как остальные.

Мы уставились на Дон, пытаясь понять, что же все-таки не так с ее семьей. Если честно, мне кажется, что до того момента никто и не замечал за ней ничего особенного. И только тогда мы заметили, что у нее на локте дыра в шерстяной кофте, что у нее грязные носки, и чумазое лицо не утерто наслюнявленным маминым платком. А она стояла и смотрела в пол, как будто специально для того, чтобы дать нам получше рассмотреть усыпанный перхотью пробор, не знакомый с тем, как это больно, когда мама высекает его зубчиками расчески.

Потом мы уставились на ее отца. Мы спрашивали себя: что он делает здесь, в школе, в то время как все наши отцы были на работе. Почему на нем старые джинсы и джемпер с V-образным вырезом, и рубашки под джемпером нет, не говоря уже о галстуке? Мы видели, как он смотрит на нас и что в глазах у него нет и намека на какой-то вызов или там осуждение, как раз наоборот, в них застыло выражение, которого даже в том возрасте мы не могли не понять: он был неудачник.

Не помню, чтобы кто-то потом говорил об этом, но наверняка я была не единственной, у кого буквально все внутри перевернулось при виде того, как они стояли и унижались перед всем классом. И мы, всем скопом, тут же превратились в звериную стаю, с единственным желанием — избавиться от самых слабых.

С тех пор у Дон не было ни одного счастливого дня в школе. Иногда она пыталась заговорить со мной, потому что я, как и она, на перемене стояла одна-одинешенька, но даже я от нее отворачивалась.

Разве трудно поняты люди не сходятся между собой на том основании, что все остальные их терпеть не могут?

См.: Ведущие Игроки, Трудности с Обувью, Хочу Возмездия.

Откровения

Мир вокруг стал намного интереснее после того, как я влюбилась.

Пролетающая мимо сорока раньше была просто черно-белой птицей. Теперь это знак того, что день обещает быть ужасным, и в течение часа мне нужно найти другую сороку, чтобы восстановить равновесие. Две птицы, летящие вместе, наполняют мое сердце радостью. Это значит, что Джон меня любит. Что мы будем счастливы вместе всегда.

Эта черная кошка, перебежавшая мне дорогу… и трубочист… четырехлистный клевер… Если я иду в бар, и там сидит ровно десять блондинов, если сэндвич, который я выбрала с закрытыми глазами, оказался с цыпленком, если я дохожу до магазина, не встретив ни одной красной машины.

Если.

См.: Знаки Зодиака, Любовные Подсчеты, Телефонные Будки, Фата Моргана.

Очень Старая

Мое сердце разбито. Все, что я вижу перед собой, — это мрачный, черный коридор без всякой надежды на что-то стоящее на другом его конце. Джон теперь не может и подумать о том, что ему придется бросить Кейт. Он говорит, что это ее убьет. Она ведь столько лет верила ему, и теперь он должен принять на себя ответственность. Плюс к тому он бы всю оставшуюся жизнь винил себя за то, что забрал у нее лучшие годы жизни. Вот если бы они оба были чуть помоложе… Ну вроде как я. Он сказал, что тогда все было бы нормально, что у меня еще вся жизнь впереди. Я должна жить хорошо, чтобы он мной гордился.

Я буквально онемела. Он плакал, когда говорил мне все это, и я сказала, что все в порядке, что я все понимаю. Но на следующий день, когда я ела сэндвич в ближайшей кофейне, я вдруг заметила, что женщине, сидящей напротив меня, на вид лет сорок с небольшим, и очень может быть, что они с Кейт ровесницы. Я знала, что это не Кейт, но все равно не могла не уставиться на нее. Она углубилась в чтение каких-то бумаг, видимо, каких-то важных документов, поэтому я чувствовала, что могу смотреть на нее сколько вздумается, она все равно ничего не заметит.

Я пыталась понять, каково это — быть такой старой. У нее был обычный набор изъянов, но когда я присмотрелась повнимательнее, то увидела нечто, о чем раньше никогда не задумывалась. Кожа вокруг ушей была вся в морщинистых складках, так что сразу появлялось желание ее разгладить. Потом, когда она повернулась, чтобы снять пальто со спинки стула, я заметила, что сзади у нее на шее складки, почти такие же толстые, как надетая на шею цепочка. Вокруг глаз у нее было черным-черно, и это были не просто круги под глазами после недосыпа. Круги шли вдоль линии носа вплоть до самых бровей, из-за этого глазные впадины казались бездонными.

Джон сказал мне однажды, что больше всего на свете Кейт боится стареть, потому что чувствует, как становится невидимкой. Джон сказал: она все меньше уверена в себе и все меньше в ней задора. Вот еще одна причина, почему он чувствует себя перед ней виноватым.

Женщина заметно нервничала. Она извинялась, когда люди ее толкали, она все время глуповато мне улыбалась, она попыталась заговорить с парнем, который пришел убрать со стола, хотя тому было на нее наплевать. Когда я заметила, что она засобиралась уходить, я специально опрокинула чашку с кофе, чтобы темно-коричневая жидкость разлилась по ее бумагам.

— Извините, — сказала я, пока она старалась как можно быстрее все вытереть набрякшей от кофе бумажной салфеткой во избежание более тяжких последствий. — Я просто вас не заметила.

Казалось, она готова была заплакать. К нам подлетел хозяин кафе. Лет двадцати пяти, брюнет, красавчик, прямо вылитая итальянская кинозвезда. Я ему улыбнулась, он задержался на мгновение и улыбнулся мне в ответ. Мы вместе стали наблюдать, как женщина мельтешит руками по столу, пока наконец он не вспомнил, зачем сюда явился, и не начал вытирать бумаги влажным полотенцем, которое было у него в руках.

— Стойте, — она чуть не кричала. — Они очень важные. Это по Работе.

Так и сказала. Присвоила Работе заглавную букву, как будто это было все, что у нее есть в жизни. Все, что жизнь ей оставила. После того, как она ушла, я оглядела всех, кто сидел с нами в кафе, и все переглядывались и улыбались. Надеюсь, по дороге в офис с ней приключилось что-нибудь плохое.

На следующий день вечером ко мне зашел Джон и сказал, что был не прав. Что он не может дать мне уйти. Что он что-нибудь придумает, и все образуется. Я взяла за правило приподнимать волосы и просить его поцеловать меня сзади в шею. Я сказала, что женщины это любят, в надежде, что он и с Кейт пробует делать наши с ним штучки.

— Что, гладкая? — спросила я. — Там есть какие-нибудь складки?

Он прошептал мне в шею, что я прекрасна, безупречна и являю собой государственную ценность. Я обернулась к нему так, что его губы прижались к моей щеке прямо возле уха.

— Я бы ни за что не вынесла, если бы была морщинистой уродиной, — сказала я. — Для тебя я всегда буду безупречной.

Он улыбнулся, но что-то было не так. Первый раз я была с Джоном и чувствовала себя виноватой. Он продолжал трогать языком мою кожу до тех пор, пока мне не пришлось его оттолкнуть.

См.: Буфера, До Скончания Веков, Мнимое Сходство, Юность.