Бархатная смерть

15

Во сне она их построила: Томас Эндерс посредине, а от него лучами расходятся Ава, Бен, Эдмонд и Линни Люс, Грета Горовиц, Леопольд Уолш, Бриджит Плаудер, Саша Брайд-Уэст.

Но нет. Ева беспокойно заворочалась во сне. Нет, это неправильно. Он не был солнцем, он не был в центре. Только не для Авы. Для Авы он был всего лишь средством передвижения. Расходным материалом одноразового пользования. В нужную минуту от него следует избавиться. От крепкого, надежного, но не слишком импозантного, предсказуемого добряка Томми.

«Ушла с весьма увесистой суммой мелочи в кармане». Дирк Бронсон сидел, развалившись в шезлонге, позади Авы, и попивал свой коктейль. «И даже не оглянулась на прощание».

Начальная инвестиция. Первая подача. Блестящая исходная позиция для подающего в бейсбольной партии.

А теперь перестроение.

Во сне внутреннее бейсбольное поле было ярко-зеленым под летним солнцем, а внешнее поле было сочного коричневого цвета, цвета свежевспаханной земли. Белые таблички с обозначением баз блестели, словно были сделаны из полированного мрамора. Игроки в черной, как смерть, униформе заняли свои места. Бриджит в позе низкого старта за табличкой – кетчер. Ава – питчер с битой, Саша, нервно прихорашивающаяся и поправляющая прическу, – шорт-стоп. Эдмонд на первой базе, Линни на второй, Бен в «горячем углу». Леопольд и Грета патрулировали правую и левую стороны внешнего поля соответственно.

«Одного игрока не хватает, – подумала Ева. – Не хватает одного игрока в центре».

– Я всегда в центре.

Ава улыбнулась, размахнулась битой и послала мяч по высокой изогнутой кривой. Томми у базы провел «задержанный свинг».

Первый бол.

Толпа зрителей, тоже в черных траурных одеждах, вежливо поаплодировала. «Удар засчитан, рефери». Ева оглянулась на судейскую трибуну. Даже во сне ей странно было видеть, как доктор Мира в бейсбольной кепке пьет чай из фарфоровой чашки. Фини сидел на скамейке в пижаме и чихал. «Он на скамейке запасных, – подумала Ева, – но вся остальная команда здесь. Пибоди, Макнаб, Уитни, даже Тиббл». Ну и Рорк, конечно. Он наблюдал за ней, пока она наблюдала за игрой.

Ава приняла стойку и оглянулась через плечо на третью базу. Удар ушел в аут: мяч пролетел слишком низко по наружной части поля.

Второй бол.

Ава поклонилась зрителям, поклонилась игрокам. «Я могу так играть годами. Высокий мяч, низкий мяч, быстрый мяч, резаный мяч, скользящий мяч. Играем только с моей подачи».

Она снова подала – высокий мяч по внутреннему полю – и «осалила» Томми, выбила его с базы.

Третий бол.

На судейской трибуне слышался приглушенный ропот, зрители криками подбадривали игроков. Пока Бриджит бежала к базе, Бен окликнул Еву.

– Мы играем не за ту команду. Вы можете остановить игру? Неужели вы не можете остановить игру, пока еще не поздно?

– Без доказательств нельзя, – провозгласил Уитни с судейской трибуны. – Нет достаточных оснований. Нужны основания. Таковы правила.

Рорк покачал головой:

– Слишком много правил, тебе не кажется? В конце концов, убийцы не соблюдают правил.

Бриджит бегом вернулась, похлопала Томми по щеке, потом повернулась к Еве:

– Она идет на скамейку запасных. Ей нужно немного передохнуть. Вы же не станете спорить, все это слегка скучновато, а она столько времени потратила.

«Я не могу это остановить, – подумала Ева. – Все, что я могу, это наблюдать за ними».

Тень легла на поле, некий неопределенный силуэт, скользящий по зеленой траве. «Нет, я не могу это остановить, – повторила Ева. – Придется довести игру до конца. Я всего лишь засчитываю или не засчитываю подачу».

– Простите, – обратилась она к Томми, – я ничего не могу поделать.

– Ну что ж. – Он одарил ее доброй улыбкой. – Это же всего лишь игра, не правда ли?

«Нет, это уже не игра», – сказала себе Ева, глядя, как тень сливается с Авой, пока та занимает позицию, замахивается битой и бьет по мячу. Быстрый мяч, ударивший точно в цель.

Он лежал на коричневой взрыхленной земле, белая табличка, блестящая, как полированный мрамор, стала его надгробным знаком, его глаза смотрели в высокое голубое небо.

Ава, весело смеясь, поклонилась рыдающей теперь толпе.

«И он выходит из игры! Хотите посмотреть мгновенный повтор?»

«Это был всего лишь сон, просто сон», – подумала Ева, но наутро перегруппировала материалы на доске в своем домашнем кабинете.

«Надо взглянуть по-новому, – сказала она себе. – Посмотреть свежим взглядом».

Рорк вошел в кабинет следом за ней, изучил доску, положив руку ей на плечо.

– Меняешь рисунок?

– Все этот чертов сон. – Ева рассказала ему сон, пока одевалась. – Понимаешь, у нее своя команда. Есть люди, которым она доверяет. Она позаботилась, чтобы они ей доверяли. И есть люди, связанные с ней через Эндерса. Она собирается вывести его из игры. Она собиралась вывести его из игры с самой первой подачи первого иннинга, но никто этого не замечает. И он этого не видит, хотя у подающего с принимающим отношения самые близкие, можно сказать, они тесно связаны.

– И у нее не бывает положения «вне игры», – предположил Рорк.

– Совершенно верно. Нет, это был не первый иннинг, – уточнила Ева. – на первом у нее был Бронсон. На нем она разогрелась, нашла свой ритм. Не исключено, что были и другие – между Бронсоном и Эндерсом.

– Но их она вычеркнула из списка или позволила им добежать до базы. Очко не засчитано, гордиться ей нечем.

– Точно подмечено, – кивнула Ева и бросила на него взгляд исподлобья. – Надо же, ирландец, а неплохо сечешь в бейсболе.

– И тем не менее ты поместила меня на судейскую трибуну, – проворчал Рорк. – И ни малейшего шанса выйти на подачу. А я стал бы прекрасным подающим. Или отбивающим.

– Никакого другого подающего не предусматривалось. Это конец игры. Когда она отправится за Беном – а она обязательно отправится за Беном! – это будет уже другая игра. Но сначала период приятного отдыха. В игре она всегда на подаче, она всегда в центре. Она всем заправляет. – Ева коснулась кончиком пальца лица Авы на фотографии. – Всегда, всегда она главная. На этот раз она позвала на помощь не заместительницу, она позвала тень. Никто ничего не видит, никто ничего не знает. Тень просто исполняет приказ – шаг за шагом. На этот раз всего одна подача, и дело сделано.

– А тень сливается с другими тенями, и Ава – опять! – в центре картины. Если следовать твоей метафоре, перед запасным подающим в последнем иннинге стоит всего одна задача: провести победный удар. Выбить противника с базы.

– Совершенно верно. Запасной подающий должен лишь строго следовать указаниям. Ему или ей не надо разрабатывать стратегию игры, беспокоиться о других игроках – добегут они до базы или нет. Нет никаких других игроков. Следовать указаниям, провести удар и раствориться в воздухе. Никаких интервью после игры, никакой болтовни в раздевалке. Одна подача, и ты выходишь из игры. Это умно, – признала Ева. – Это чертовски умно.

– Ты умнее, Громобой. – Рорк шутливо дернул Еву за волосы. – Она жутко разозлится, когда ты выйдешь на базу и пробьешь свой сокрушительный удар.

– Прямо сейчас я удовлетворюсь попаданием в базу. С Бебе Петрелли.

– Аве небось и в голову не приходило, что ты так глубоко заглянешь в ее список подающих. Ну все, хватит бейсбольных аналогий. – Рорк повернулся к Еве и поцеловал ее. – Желаю удачи с бывшей принцессой мафии.

Бебе Петрелли жила в доме, сплюснутом с двух сторон точно такими же типовыми домами, на тихой улице Южного Бронкса. Штукатурка на фасадах потрескалась и облупилась от времени, как старая кожа. Даже деревья – те немногие, что еще остались, – с вылезшими наружу, как натруженные вены, корнями, коробившими асфальт, казались поникшими, словно сутулыми. Многие окна в домах были забиты досками. На других еще сохранились проржавевшие защитные решетки времен Городских войн прошлого века.

Припарковаться здесь было нетрудно. Во всем квартале стояло не больше полудюжины машин. Большинство здешних жителей не могли себе позволить расходы на покупку и эксплуатацию личного автомобиля.

– Программа обновления сюда еще не добралась, – заметила Пибоди.

– Или пошла в объезд.

Ева внимательно изучила дом Петрелли. Казалось, краску на нем освежили где-то в середине прошлого десятилетия, и это выделяло его на фоне остальных обшарпанных соседей. К тому же все стекла в окнах были целы. Более того, окна за решетками были вымыты, отметила Ева, а с обеих сторон от парадной двери стояли пустые, но многообещающие цветочные ящики.

– Ты говоришь, оба ее сына учатся в частной школе на денежки Эндерса? – уточнила Пибоди.

Пустые цветочные ящики пробудили в Еве жалость, она и сама не понимала почему.

– Да.

– А она живет в таком доме…

– Умно, – ответила Ева. – Очень умно. Я имею в виду Аву. Есть ли лучший способ держать человека под каблуком? Даешь им одно, а другое придерживаешь. Ладно, идем. Послушаем, что Бебе, дочка Энтони ДеСальво, сможет рассказать нам об Аве.

Пока они шли к двери, Ева заметила, как в окнах соседних домов шевельнулись занавески. «Любопытные соседи», – подумала она. Нет ничего лучше для следствия, чем любопытные соседи, считала Ева. Она их обожала. Богатейший источник информации.

Никакой сигнализации по периметру. Замки приличные, но ни камер, ни электронного «глазка». Значит, хозяйка считает, что хватит с нее замков и решеток на окнах.

Ева постучала.

Бебе сама открыла дверь, выглянула в щелку шириной в дюйм, сдерживаемую накинутой дверной цепочкой. В карем глазу, смотревшем на нее в эту щелку, Ева прочла недоверие, настороженность и мгновенное узнавание: Бебе сразу поняла, что перед ней коп.

– Миссис Петрелли, лейтенант Даллас и детектив Пибоди, департамент полиции и безопасности Нью-Йорка. – Ева поднесла к щелке свой жетон. – Мы хотели бы войти и побеседовать с вами.

– О чем?

– Поговорим об этом, как только войдем. Но вы можете просто захлопнуть дверь. Тогда я позвоню прокурору, затребую ордер о насильственном приводе, и вам придется ехать на Манхэттен в Центральное полицейское управление. И мы поговорим там.

– Через час мне надо быть на работе.

– В таком случае вам, наверно, не захочется терять ни минуты.

Бебе закрыла дверь, раздался лязг снимаемой цепочки. Когда дверь снова открылась, перед ними предстала Бебе в красной рубашке, черных брюках и черных кроссовках.

– Вам придется говорить покороче, а мне еще надо доделать свои дела.

С этими словами Бебе повернулась и ушла в глубину дома.

«Бедно и чисто», – подумала Ева, оглядывая гостиную. Мебель была дешевая и такая же практичная, как и черные кроссовки хозяйки, но чистая. В воздухе пахло чистотой, а по мере приближения к кухне ощущался легкий запах кофе и поджаренного хлеба. На маленьком металлическом столе стояла белая пластиковая корзинка с выстиранным бельем. Бебе вынула из корзины рубашку и начала складывать ее быстрыми ловкими движениями.

– Садиться не предлагаю, – бросила она отрывисто. – Говорите, что вам надо, и уходите.

– Ава Эндерс.

Руки замерли на мгновение, потом Бебе торопливо взяла еще одну рубашку.

– И что насчет Авы Эндерс?

– Вы с ней знакомы?

– Мои мальчики участвуют в спортивных программах Эндерса.

– Вы посещали семинары и однодневные загородные лагеря миссис Эндерс?

– Да, это так.

– И оба ваших сына получили стипендии по программе Эндерса.

– Да, верно. – Глаза Бебе вспыхнули при упоминании о стипендиях, Ева заметила промелькнувшие в них злость и страх. – Они это заслужили. У меня способные и хорошие мальчики. Прилежные.

– Должно быть, вы ими очень гордитесь, миссис Петрелли, – вставила Пибоди с легкой улыбкой.

– Разумеется, горжусь.

– Их школа расположена далековато отсюда, – заметила Ева.

– Они ездят на автобусе. Потом приходится пересаживаться на другой автобус.

– Полагаю, что у них, да и у вас, день забит делами.

– Они получают хорошее образование. Они сделают карьеру.

– У вас в прошлом не все было гладко.

Бебе сжала губы, отвернулась от Евы и опять занялась бельем.

– Прошлое осталось прошлым.

– У семьи ДеСальво все еще есть деньги, влияние в некоторых кругах. – Ева окинула красноречивым взглядом маленькую кухоньку. – Ваши братья могли бы вам помочь. Вам и вашим сыновьям.

На этот раз Бебе показала зубы.

– Братьев я близко не подпущу к моим мальчикам. Мы с Фрэнком и Винни словом не перемолвились вот уже много лет.

– Почему же так?

– А уж это мое дело. Они же мои братья, верно? Я не хочу иметь с ними ничего общего, и это не преступление.

– А как это получилось, что единственная дочь Энтони ДеСальво работала лицензированной компаньонкой?

– Если уж вам так непременно нужно знать, я это сделала ему назло. Только зло обернулось против меня самой. Но ведь это вам тоже известно, не так ли?

Прядь седеющих волос упала на лоб Бебе, когда она выдернула из корзины детский трикотажный костюм и принялась его складывать.

– Он хотел, чтобы я вышла замуж, за кого он хотел меня выдать, чтобы жила, как он хотел. Как моя мать – вечно прятала голову под крыло, что бы ни творилось у нее под носом. Вот я и сделала то, что сделала, а у него не стало дочери. – Бебе пожала плечами. Еве показалось, что в ее резких, дерганых движениях сквозит затаенная боль. – А потом его убили. И у меня не стало отца.

– Вы отсидели срок, потеряли лицензию.

– Думаете, у меня тут в доме есть дерьмо? В доме, где живут мои дети? Думаете, я до сих пор нюхаю дерьмо? – Бебе оттолкнула корзинку с бельем и широко раскинула руки в стороны. – Валяйте, смотрите. Ищите. Ордер вам не нужен. Смотрите где хотите.

Ева внимательно заглянула в покрасневшее от гнева лицо, в горящие яростью глаза.

– Знаете, что я о вас думаю, Бебе? Мне кажется, вы злитесь и в то же время нервничаете. И, поверьте, я не думаю, что вы все еще сидите на наркотиках. Дело совсем не в этом.

– Вы, копы, только и ждете, как бы подгадить кому-нибудь. И вечно ищете не там, где надо. Когда вы нужны, вас не дозовешься. Где вы были, когда убили моего Луку?

– Меня не было в Бронксе, – ответила Ева. – Кто его убил?

– Гребаные Сантини, кто же еще? Гребаные ДеСальво что-то с ними не поделили, Сантини в ответ наехали на нашу семью. Хотя мы с Лукой уже не были их семьей. – Теперь она схватилась за корзину, словно стараясь сохранить равновесие. – У нас был приличный дом, хорошая семья, нормальная жизнь. Лука был честным человеком. У нас были дети, у нас был бизнес. Хороший семейный ресторан, цены умеренные. Недорогой ресторанчик, дорогим он был разве что для нас. Мы так работали, так старались…

Бебе нервно сжала и скрутила пару боксерских трусов детского размера. Потом она швырнула их обратно в корзину.

– Лука знал, кто я, знал, чем я занималась. Для него это не имело значения. «Пусть прошлое остается прошлым», – так он всегда говорил. Жить надо в настоящем, думать о будущем. Вот так мы и поступали. Мы сами построили свою жизнь, мы много работали ради этого. А они его убили. Убили хорошего человека ни за что ни про что. Убили и подожгли наш ресторан, потому что Лука отказался платить им за «покровительство». Избили его до смерти. – Бебе опять замолчала и прижала пальцы к глазам. – И что вы, копы, сделали? Да ничего. Для таких как вы, прошлое никогда не умирает. Лука был убит, потому что женился на ДеСальво, вот и все. – Она снова начала складывать выстиранные вещи, но ее движения утратили ловкость, складки выходили неаккуратными. – И теперь у моих мальчиков нет отца, нет приличного Дома, где они могли бы расти. Это лучшее, что я могу себе позволить. Лучшее из худшего. Я больше не хозяйка ресторана, я наемный работник в ресторане. Мне приходится сдавать комнату с ванной наверху, а то бы я и за эту развалюху не могла платить. И чтобы в доме кто-то был, присматривал за мальчиками, пока я работаю по вечерам. Вот такая у меня теперь жизнь. Но мои мальчики будут жить лучше, я все для них сделаю.

– Ава Эндерс помогала вам улучшить жизнь ваших сыновей?

– Они заслужили свои стипендии.

– Претендентов на стипендии было много, – осторожно заметила Ева. – Многие дети подавали заявку, как и ваши сыновья. Но ваши получили, а другие – нет. Причем по схеме «все включено».

– Вы что хотите сказать, что мои мальчики этого не заслужили?! – Бебе повернулась к Еве, как разъяренная тигрица. – Попробуйте только такое сказать – и вылетите вон из этого дома. Отправляйтесь за вашим чертовым ордером, но пока его нет, убирайтесь из моего дома!

– Она предложила вам очень много, – невозмутимо продолжала Ева. – Небольшие каникулы, коктейли у бассейна… Она выделила вас из толпы, Бебе?

– Не знаю, о чем вы говорите.

– Похвалила ваших мальчиков, посочувствовала вашим бедам. Она знала о вашем прошлом, о ваших судимостях. Всего одно небольшое одолжение, и она устроит судьбу ваших сыновей.

– Ни черта она меня не просила ни о чем. Убирайтесь из моего дома.

– Где вы были восемнадцатого марта с часу до пяти утра?

– Что? Где я была? Да там же, где бываю каждую ночь! Здесь! По-вашему, я похожа на светскую дамочку? Или на проститутку? Похоже, что я провожу ночи в развлечениях?

– Всего одну ночь, Бебе. Ту ночь, когда был убит Томас Эндерс.

Бебе побелела, уронила руки, потом обхватила себя, словно ее прошиб озноб.

– Вы что, с ума сошли? Да его убила какая-то чокнутая, накачанная дурью шлюха. Об этом по телику рассказывали. По всем программам. Какая-то… – Теперь Бебе опустилась на стул. – Боже, вы что, меня подозреваете? Меня – из-за того, кем я была раньше? Из-за того, что я отсидела срок? Из-за того, что во мне течет кровь ДеСальво?

– Я думаю, именно по этим причинам Ава выбрала вас, Бебе. Я думаю, именно поэтому она обратила на вас внимание. Будь я на вашем месте, я бы попросила и немного наличных ко всему остальному. Нашла бы себе домик получше, поближе к школе. Но вы поступили умнее и не запросили слишком много.

– Думаете, я… Как я могла добраться до их роскошного дома в Нью-Йорке? Как я могла проникнуть внутрь?

– С этим Ава могла бы вам помочь.

– Вы говорите… Стоите тут в моей кухне и говорите, что Ава… что миссис Эндерс наняла меня убить своего мужа? Что я теперь – вроде как наемный убийца? Матерь божья, я готовлю в ресторане, чтобы мои мальчики не умерли с голоду, чтобы они не ходили голые и босые. Если я зарабатываю заказными убийствами, какого черта я тут стою и складываю стираное белье?

– Оказав Аве услугу, вы могли бы обеспечить своим сыновьям прекрасное образование, – вступила в разговор Пибоди. – Для вас это был бы шанс улучшить их положение.

– Они заслужили хорошее образование, – упрямо повторила Бебе. – Вы хоть представляете, сколько дерьма мне пришлось проглотить, чтобы записать их в эту программу? Принимать милостыню, чтобы мои мальчики поняли, что живут на подачки? Дом мечтал играть в бейсбол, а Поли всегда ему подражает, он тоже захотел. У меня не хватало денег на оплату тренировок, на форму, на биты и перчатки… Поэтому я проглотила свою гордость и записала их в эту программу. Все остальное они заработали сами. Заработали сами, – повторила она. – Больше мне нечего сказать. Хотите меня допрашивать – получите ордер, только тогда я поеду в это ваше управление. И я обращусь в «Юридическую помощь». А теперь уходите, потому что мне больше нечего вам сказать!

– Здорово ее тряхнуло, – сказала Пибоди, когда они вновь оказались на тротуаре.

– Да, верно. Она немного расслабилась, когда мы заговорили о ее семье. Огрызалась по-прежнему, но расслабилась. Это любопытно.

– Она не обрадовалась, когда мы позвонили в дверь. Ну, общение с полицией мало кого радует, – признала Пибоди, – но она занервничала сразу, как только нас «срисовала». Может, нечистая совесть?

– Может. Мальчики – отличный рычаг давления. Стоит послушать ее полминуты, и сразу становится понятно, что она все сделает ради своих сыновей. Ава это сразу заметила и учла. Использовала. Она знала, на какие кнопки нажимать.

– Ей пришлось бы добраться отсюда туда, а потом снова сюда, – заметила Пибоди. – Знаю, ты говоришь, Ава могла бы ей с этим помочь, но мне как-то не верится, что Ава стала бы нанимать для нее личный транспорт.

– Мне тоже в это не верится. Нет, ей пришлось бы воспользоваться метро и автобусом. Ты бери соседа справа, а я возьму того, что слева. Посмотрим, может, им есть что сказать. Кто когда пришел, кто когда ушел. Вечером вернемся, поговорим с ее жиличкой.

– Я в чужие дела носа не сую, – заявил Сесил Блинк в тот самый миг, как Ева переступила порог душного, пахнущего плесенью, слишком сильно натопленного дома. – Что она сделала?

У него был жадный, полный любопытства взгляд, в воздухе, помимо плесени, пахло эрзацем жареного мяса.

– Мы просто опрашиваем людей в этом районе. Почему вы решили, что миссис Петрелли что-то сделала?

– Держится особняком. Вот так говорят о серийных убийцах, верно? – Он энергично тряхнул головой. Облачко перхоти взметнулось над его головой и осело на плечах купального халата в красно-черную клетку. – Трех слов не скажет, если даже удастся ее зацепить. Не доверяю бабам, у которых рот на замке. Когда-то у нее был ресторан. Ну это еще до того, как из ее муженька выколотили все дерьмо вместе с кишками и бросили в речку. Это все мафия. А она как раз оттуда. Из мафии.

Все это он сообщал как самые свежие новости, и Ева изобразила на лице интерес:

– Да что вы говорите!

– Точно говорю. И говорю прямо. Небось, приторговывали дурью в этом своем ресторанчике, вот его и убили. Пижоны из мафиозных конкурентов. Так оно и делается.

– Ну что ж, спасибо, я это проверю. А пока скажите, вы не видели кого-нибудь тут по соседству ранним утром восемнадцатого марта? Это прошлый вторник. Допустим, в четыре утра?

– Я в чужие дела носа не сую.

«Черта с два», – подумала Ева.

– Может, в ту ночь вам не спалось или вы встали попить воды. Может, заметили какое-то движение на улице? Может, кто-то шел мимо или вышел из машины или такси?

– Да нет, ничего я такого не видел. – Видимо, он сам жалел об этом. – Вот эта, соседка моя, она поздно домой приходит – ну, около полуночи – три раза в неделю. Говорят, поварихой работает в ресторане «Фортуна». Ну, не знаю, не знаю, лично я по ресторанам не хожу. У них там цены кусаются.

– У соседей бывают гости?

– Мальчишки водят к себе друзей. Наверняка замышляют что-то нехорошее. Эта баба, что у нее живет, Нина Коэн, приглашает к себе других таких же сплетниц каждую среду вечером. Говорят, – опять он подчеркнул голосом это слово, – они в бридж играют. У других баб по соседству тоже дети есть. Мальчишки. Вот они тоже заходят иногда. Но ее мальчишки в местную школу не ходят. Наша школа, видите ли, ей не годится. Нет, мэм, они ходят в частную школу. Говорят, у них есть стипендия или что-то в этом роде. Хотите знать мое мнение? Скорее всего, это деньги мафии.

– Ну что ж, спасибо, что уделили мне время.

– Теперь буду двери запирать на два оборота. Когда у бабы рот на замке, от нее только и жди беды.

Ева, не разжимая губ, изобразила улыбку и ушла.

– Мальчики воспитанные, ведут себя хорошо, – доложила Пибоди, когда они обе сели в машину. – Бебе держит дом в чистоте. В интересующую нас ночь и сама соседка, и ее муж крепко спали. Спальня в задней части дома, окнами во двор. Она считает, что Петрелли хорошая мать. Выставила ей высший балл. – Ева молча кивнула в ответ. Пибоди посмотрела на нее. – Что теперь будем делать?

– Устроим Бебе еще одну небольшую встряску. Если только она не решила прогулять работу, она скоро появится. – Ева откинулась на спинку сиденья, устраиваясь поудобнее. – А знаешь, как еще проще надавить на хорошую мать? Дать ее детям большую сочную морковку, а потом пригрозить, что отнимешь ее, если та не окажет небольшую услугу.

– Пустить мальчиков в школу, – подхватила Пибоди, – послать их в спортивный лагерь, дать им попробовать, какой прекрасной может быть жизнь. А потом сказать: «Если хочешь, чтобы так и было, придется тебе сделать это для меня. Никто никогда не узнает».

– Да, это могло бы сработать. Но в ней что-то такое есть… – Ева еще раз взглянула на пустые ящики для цветов под окнами. – И не только что-то такое, но и еще кое-что. Так что все же придется устроить ей еще одну проверку.

Долго ждать не пришлось. Бебе вышла из дома в блекло-коричневом пальто. «Не обращай на меня внимания, – сказало это пальто Еве. – Я тихо-тихо по стеночке проскользну».

Взгляд Бебе упал на машину, она узнала Еву, и ее губы сжались в тонкую линию. И пусть соседка выставила ей высший балл как хорошей матери, Ева выставила Бебе высший балл за то, что она подняла средний палец. Надо иметь крепкий хребет, чтобы так открыто нахамить паре копов, подозревающих тебя в убийстве.

Бебе двинулась по улице. Ева дала ей несколько шагов форы, отъехала от тротуара и медленно тронулась следом. Два с половиной квартала до автобусной остановки. Жуть и мрак – ждать автобуса зимой или в дождь. А если еще и ветер: Ева затормозила у тротуара. Бебе стояла на остановке, обхватив плечи руками и старательно глядя прямо перед собой.

Когда подошел автобус, Бебе вошла внутрь, а Ева двинулась вслед за автобусом. Он, пыхтя, потащился к ближайшей остановке, потом к следующей… Один убогий квартал, за ним другой… Постепенно дома становились все новее, тротуары чище, машины дороже.

– Да, нелегко это – выезжать из дыры, куда тебя жизнь забросила, и идти работать на тех, кто остался в прежней жизни, – заметила Пибоди.

– И не говори, – согласилась Ева. – Бьет небось по морде каждый день.

Она наблюдала, как Бебе выходит из автобуса на остановке, бросает негодующий взгляд на их машину и спешит вниз по улице к выбеленному зданию ресторана с ярко-желтым навесом.

– Пибоди, ну-ка узнай, к какому участку относится это место. Давай уговорим парочку наших братьев из Бронкса попробовать итальянскую кухню на обед.

– Хочешь усилить давление?

– Точно, – согласилась Ева. – Она крепкий орешек, но она расколется.

– Ну не знаю, – засомневалась Пибоди. – Мне кажется, если Бебе увидит еще пару копов, она только больше разозлится. Адвокат из «Юрпомощи» подаст жалобу на полицейский террор.

– Она не позвонила в «Юрпомощь». Она расколется, – повторила Ева. – Ставлю двадцатку, она расколется еще до конца сегодняшней смены.

– Сегодняшней? С этими генами ДеСальво, которые в ней сидят? – Пибоди недоверчиво фыркнула. – Двадцатка мне не помешает. Принимаю.