Беды с любовью

Глава 23

Переспать с Кэссиди не было ошибкой. Не совсем. Не ошиблась она и в том, что согласилась пойти с ним на бранч.

И ошибкой не было то, что она съела три вкуснейших панкейка с банановым фостером13, хотя ей, вероятно, следовало бы съесть только один.

Конечно, всё это были её не самые разумные поступки, но проблема заключалась не в них.

Настоящая проблема возникла, когда она продолжила проводить с ним остаток дня.

То есть, всё воскресенье она провела с Алексом Кэссиди.

И это было… чудесно.

— Ладно, Эмма, я просто собираюсь признаться, — сказал Кэссиди, когда они вышли из «Старбакса» с праздничными напитками в руках.

— Ты жалеешь, что не взял имбирный латте? — спросила она, делая глоток своего восхитительного напитка. — Потому что ты не получишь ни глотка моего…

Он покачал головой, повернулся и пошёл задом наперёд перед ней, каким-то образом умудряясь ни с кем не столкнуться, пока он одаривал её испепеляющим взглядом. — Эгг-ног латте — это то, что нужно. Все это знают.

Эмма изобразила рвотный позыв. — Зачем кому-то портить отличный эспрессо гоголь-моголем?

— Полегче, Скрудж. Но, в любом случае, я не собирался жаловаться на твой отвратительный вкус к праздничным кофейным напиткам…

Эмма закатила глаза, протянув руку, чтобы потянуть его за рукав и не дать ему с подростком с по меньшей мере дюжиной пирсинга, идущего с противоположной стороны.

— Ладно, выкладывай всё, что тебе нужно сказать, — сказала она, пряча улыбку и делая глоток кофе. С дополнительной порцией кофеина из-за недостатка сна прошлой ночи.

Он остановился посреди тротуара, подняв ладонь, чтобы она тоже остановилась. Все следы поддразнивания исчезли с его лица, и Эмма почувствовала, как её улыбка сползает с лица.

— Ты уверена, что хочешь это услышать? — спросил он.

Она кивнула, хотя совсем не была в этом уверена.

Кэссиди слегка наклонился к ней. — Тот музейный экспонат, которым ты восторгалась весь завтрак, а потом потащила меня к нему? — он сделал драматическую паузу. — Возможно, это самое ужасное, на что я когда-либо имел несчастье смотреть. И это, не считая того случая, когда на втором курсе Джо Фалет и Крис Дориан оба ударили головой по мячу, и голова Джо раскололась надвое. Кажется, я видел мозг.

Внутри Эмма растаяла от облегчения. Внешне она не утратила своего насмешливого выражения, ткнув пальцем ему в грудь. — Эта выставка привезена из Вены и включает в себя некоторые из самых известных произведений искусства века.

— Этого века? Потому что этот век довольно новый, и я думаю, что у золотистого ретривера и пальчиковых красок есть достаточно времени, чтобы установить новый стандарт в ближайшие пятьдесят лет.

Эмма закатила глаза и продолжила идти. — Ты никогда не умел ценить искусство.

Но он согласился пойти с ней. Нет, он предложил это, после того как она слишком увлеклась недавно открывшейся выставкой Музея современного искусства во время бранча.

— Мне нравится искусство, — запротестовал он. — Я эволюционировал. Я могу определить картину импрессиониста, и у меня есть должное уважение к «Давиду» Микеланджело, но современное искусство? Нет. Я придерживаюсь своей теории о том, что малыши и собаки справятся с этим лучше.

— Останемся каждый при своём мнение? — сказала Эмма, делая ещё один глоток своего имбирного латте.

— Конечно, — сказал он, пожав плечами. — Если ты не против ошибаться.

Он снова переместился, вернувшись к походке спиной вперёд, и она улыбнулась, потому что он выглядел таким очаровательно мальчишеским в своём сером худи и джинсах.

Её шаги замедлились, когда она поняла, что видит. Она увидела старого Кэссиди. Она полностью остановилась, заслужив раздражённый взгляд от мужчины позади неё, но она едва заметила это.

Кэссиди остановился рядом с ней, бросив на неё озадаченный взгляд. — Ты в порядке?

— Да, — заставила она себя сказать. — Да, просто… устала.

— Пей, — сказал он, протягивая руку и постукивая по крышке её стакана. — Если, конечно, ты не хочешь попробовать эгг-ног латте.

Эмма толкнула его в плечо, когда они продолжили идти.

— Куда теперь, Синклер? — спросил он.

Это был такой простой вопрос. Он мог бы задать его миллион раз, если бы они были вместе… если бы они были женаты.

Она сделала ещё один глоток кофе, на кончике её языка вертелось желание спросить его, какого чёрта они делают, бродя по городу вместе, как два человека, которые словно неделю назад не договорились держаться друг от друга подальше.

Он смотрел вниз на её профиль, выражение его лица было знающим. — Не делай этого.

— Чего не делать? — спросила она.

Он печально улыбнулся. — Не веди нас туда. Пока нет. Давай проведём хотя бы один день как друзья. Ради Джули и Митчелла.

— Джули и Митчелла здесь даже нет, — сказала она, подняв брови. — И я чертовски уверена, что они даже не думают о нас сейчас.

Он молчал несколько минут. — Я рад за них.

Она взглянула на него. — Похоже, тебя это удивляет.

Он обхватил свой бумажный стаканчик обеими руками и смотрел вниз, пока они шли. — Ты не дала мне закончить. Я хотел сказать, что я рад за них… но в то же время и завидую. И сильно.

— Ох, — сказала она с пониманием.

— А ты нет? — спросил он.

Эмма немного колебалась. — Джули — одна из моих лучших друзей. Митчелл тоже.

Они подошли к западному краю Центрального парка и по молчаливому согласию сели на одну из свободных лавок.

— Но, да, — сказала Эмма, как только они устроились на лавке. — Я тоже иногда завидую. Не в том смысле, что завидую их счастью, просто…

— Ты хочешь того же, — тихо сказал он.

Эмма пожала плечами. — Наверное. Но иногда я не уверена. Это то, о чём мы говорили, когда я только начала писать статью о своих бывших. Когда-то давно я действительно хотела выйти замуж. Я хотела мужа, детей и счастливую жизнь. Но сейчас…

— Ты всё ещё хочешь этого, Эмма, — сказал он, наклонившись вперёд и повернув голову, чтобы посмотреть на неё. — Я знаю, что хочешь.

Эмма посмотрела на пасмурное небо. — Может быть. А ты?

Он отвернулся, уставившись в свой кофейный стаканчик и теребя бумажную обёртку. — Ну.

— Что, ну?

Он не ответил, и Эмма ждала. И ждала.

Но после пары минут, в течение которых, как она предполагала, он всё обдумывал, он снова повернул своё лицо к ней, и на нём уже не было видно того затравленного выражения, которое было несколько минут назад.

— Ты готова загладить свою вину?

Глаза Эммы сузились. — Загладить свою вину за что?

— За ужасную художественную выставку. Что же ещё я могу иметь в виду? — спросил он с широкой ухмылкой.

— Хороший вопрос, — медленно сказала она. — Что же ещё ты можешь иметь в виду? Потому что мы оба знаем, что из нас двоих я — святая, а ты…

Кэссиди встал, выбросил свой пустой стаканчик в стоящую рядом мусорку и протянул ей руку. — Пойдём. Ты должна мне за то, что заставила меня тридцать минут смотреть на это синее пятно, а потом ещё полчаса рассуждать о том, было ли оно вдохновлено мёртвой женой художника или его утренним походом в туалет.

— Хм, это было твоё мнение, а не моё, — сказала Эмма, принимая его протянутую руку и вставая. — Если бы ты прочитал табличку, там ясно сказано…

Кэссиди прижал палец к её рту. — Время жуткого искусства закончилось. Нет, то, что я предлагаю, немного менее пафосно, но гораздо веселее.

— Секс? — спросила Эмма, одарив его "ты из этих парней" взглядом.

Он пошевелил бровями. — Мне нравится, куда ты клонишь, Синклер, правда, но я думал скорее о джелато (прим. пер.: мороженное) в «Eataly».

— Джелато? Мы только позавтракали.

— Хорошее замечание, — сказал он, вообще не сопротивляясь. — Мы будем придерживаться твоего предложения — секс. Ко мне или к тебе? Забудь… ко мне. Потому что на самом деле твоя квартира — это квартира Камиллы, а мой дружок отказывается подвергаться подобной окружающей обстановке.

— Твой дружок вообще не будет ничему подвергаться, — сказала Эмма, раздражённо всплеснув руками. — Мы договорились, что прошлая ночь была разовой. Помнишь?

— Конечно, — сказал он, взяв её за руку и потянув её обратно в направлении их здания. — Но это было до.

— До чего? — спросила она, глядя на него.

Он слегка нахмурился, как будто ответ был очевиден. — Панкейков, Эмма. Очевидно. О чём ты думала?

Эмма не ответила, но улыбнулась.

Если подумать, сегодня она улыбалась чаще, чем за долгое, долгое время.