Хизер Грэм Беглянка

ПРОЛОГ

Колеса Судьбы пришли в движение…

Так все началось.


20 ноября 1835 года.

День был великолепный: прохладный, бодрящий. Один из тех поздних осенних дней, когда окружающий вас ландшафт кажется истинным раем. Через этот рай тянулась хорошо утрамбованная тропа для конных и пеших. Сосновые иглы устилали землю упругим желтовато-зеленым ковром. За деревьями поблескивали чистые воды ручья; над ними плавно колыхались головки орхидей. Вдоль ручья высились кипарисы вперемежку с могучими дубами, покрытыми бледно-зеленым лишайником. Воздух был напоен свежим дыханием осени. Еще недавно здесь стояла удушающая жара, но и тогда путник мог найти желанный отдых под прохладным сводом зеленых ветвей, клонившихся к прозрачной воде.

Кругом – необозримые просторы: топи, болота, реки, окружающие плодородные земли. Равнина то слегка поднимается, то спускается к берегам рек, где кишмя кишат аллигаторы, постоянно занятые охотой на птиц, яркое оперение которых контрастирует с однообразно зеленым или коричневато-землистым фоном ландшафта. Здесь не так уж много бизонов, гораздо чаще встречаются олени, кролики, белки, медведи. Невысокие кусты усыпаны ягодами, кокосовые пальмы сгибаются под тяжестью плодов… Словом, настоящий экзотический рай, в котором, как во всяком раю, встречаются змеи, подстерегающие не слишком осторожных.

Белый Тигр – это имя ему дали, когда детство закончилось и он, став мужчиной, услышал легкий шорох, доносившийся со стороны кипарисов, и осадил коня. Тигры в этих местах не водились, так здесь почтительно называли могучих пум, и Белый Тигр с благодарностью принял свое новое имя.

Он забрался уже далеко в глубь индейской территории – в места, которые знал хорошо, и отчетливо ощущал, что сейчас здесь не один.

Белый Тигр замер. Он был чужд суеверий и капризов воображения. Но сегодня им завладело странное чувство, будто сама Судьба повела его по тропе, с которой свернуть нельзя. Казалось, им управляют какие-то неведомые силы и ему остается лишь повиноваться, и, следовать, куда велено.

Он настороженно прислушался. До него доносилось тихое журчание воды, под легким осенним ветерком трепетала листва. Где-то прокричала птица, а потом раздался голос человека. Ветви слегка раздвинулись, пропуская троих – одного за другим.

Белый Тигр поднял руки над головой, показывая, что не вооружен: его нож был за голенищем, ружье приторочено кожаным ремнем к седлу. Не опуская рук, он соскочил на землю.

– Я один! – крикнул он появившимся мужчинам.

На всех троих были штаны из оленьей кожи и бумазейные рубахи. На плечах у одного из них блестели золотые эполеты, на шее у другого красовались серебряные ожерелья. Судя по внешности, двое были метисами. Тот, что пониже, не сводил с Белого Тигра темных умных глаз. Этот человек сразу обращал на себя внимание даже незнакомых с ним людей. Но Белый Тигр знал, что тот давно уже завоевал право называться вождем и добился этого своими способностями и заслугами. Когда пришла пора расстаться с детством и обрести имя воина, соплеменники назвали его Эйси-Яхоло, Певец Черного Напитка. Для белых же он стал Оцеолой.

Второй метис был почти так же высок, как Белый Тигр, но гораздо моложе. В его мускулистом теле ощущалась ленивая сила и грация. В красивом бронзового оттенка лице словно запечатлелись лучшие черты обеих рас: высокие скулы, благородные линии рта, чистый открытый лоб, прямые, блестящие как вороново крыло волосы и – неожиданно голубые глаза. Воины звали его Бегущим Медведем, ибо, по мнению соплеменников, среди охотников ему не было равных: он превосходил всех в быстроте, смелости и ловкости.

Бегущий Медведь первым молча приветствовал Белого Тигра – обнял его и отступил в сторону. Это он устроил сегодня встречу своих сподвижников с Белым Тигром и, хотя был главой семьи, снискал всеобщее уважение и не сомневался в своих силах и способностях, сейчас предоставил право вести разговор двум своим спутникам.

Один из них, чистокровный индеец по прозвищу Аллигатор, сильный и свирепый, бросил взгляд на Белого Тигра. В его темных как ночь глазах тот не прочел ничего утешительного: ни малейшей надежды на мирный исход противостояния.

Оцеола указал рукой на небольшую поляну, и все четверо опустились там на землю.

– Я прибыл, – начал Белый Тигр, помня, что Оцеола не любит лишних слов, – сообщить, что многие хорошие белые люди, знающие вождя Оцеолу, глубоко сожалеют обо всем.

Тот кивнул. Его спутники не произнесли ни слова. Белый Тигр продолжал:

– Быть может, я знаю чуть больше, чем другие белые люди, об индейском народе, и это дает мне право думать, что Эйси-Яхоло не считает всех белых плохими. Ведь он умный человек и всегда знал хорошие и дурные черты как своего народа, так и белых, и использовал это хорошее во благо тех и других. У него много белых друзей.

– И врагов, – со злостью добавил Аллигатор.

Белый Тигр вздохнул.

– Оцеола, многие добрые люди слышали о том, как ты вонзил свой нож в бумагу с договором, когда Уайли Томпсон потребовал, чтобы ты ушел на запад. Тебе также известно, сколь многие сожалеют, что Томпсон приказал схватить тебя и заковать в цепи.

– Худшего оскорбления нельзя нанести семинолу, – вставил Бегущий Медведь.

Белый Тигр встретил взгляд пронзительно-ярких голубых глаз и склонил голову в знак того, что прекрасно сознает, какое это унижение, для такого умного и мужественного воина, как Оцеола.

– Все договоры – одно вранье! – Взбешенный Аллигатор напоминал сейчас рептилию, носящую такое же имя. – Двадцать лет нам обещали земли, а что мы получили? Ни земель, ни денег! Подыхаем на тех клочках, что у нас остались. А когда уходим в поисках пищи – туда, где есть дичь и рыба, нас оттесняют назад…

Белый Тигр знал, что индейцы нередко крадут у белых скот, чем вызывают понятную злобу, но знал также, как они голодают. Особенно тяжело пришлось им в минувшем году, ибо зима была на редкость холодной и почти весь урожай погиб. Белые тогда думали, что из-за бедственного положения индейцы станут более покладистыми, но вышло наоборот: те еще больше ожесточились.

Белый Тигр поднялся.

– Я привел вам скот. Мои люди гонят его сюда и скоро будут здесь. Мы отдадим его Оцеоле, если он готов принять наше приношение.

– Это гурт из твоего стада? – спросил Оцеола.

– Из моего тоже. И от тех, кто уважает Оцеолу и просит у него прощения за обиду. От друзей, с которыми я тебя знакомил, помнишь?

Лицо индейца смягчилось.

– Но это ведь не извинение от вашего правительства.

– Нет, – признался Белый Тигр.

Трое индейцев тоже поднялись. Оцеола протянул руку Белому Тигру, на удивление маленькую, изящную, даже изысканную. Как, впрочем, его речь и манеры.

– Ты прав. Я не говорю, что весь твой народ плохой. Однако твой дар принимаю лишь потому, что наши люди голодны. Мне горько признаться тебе, но я не могу простить поступка Томпсона, а также не считаю себя виновным в том, что делал для блага моего народа. И в том, что, возможно, еще сделаю. Белый Тигр насторожился.

– Я молюсь, чтобы между нами установился мир. Война несет боль душе и телу, умножает число голодных вдов и сирот.

– Мир тоже принес нам голод, – бросил Аллигатор.

– Война еще хуже. Мир – это жизнь.

– Что значит жизнь, если потеряна честь? – тихо заметил Оцеола. – Не хочу огорчать тебя, брат. Уверен, отвергая войну, ты думаешь и о нашем народе. Мы не забываем наших друзей, помни об этом.

– Наших братьев, – добавил Бегущий Медведь.

– Я тоже не подниму оружие против друзей и братьев, – сказал Белый Тигр. – И буду всегда молиться за мир вокруг нас и в наших сердцах.

Оцеола пристально посмотрел на него.

– Можно все время без устали молиться о мире, однако решать за нас будут только боги.

– Бог. Единый Бог, – возразил Белый Тигр. – Иштахблло, Великий Дух, у семинолов – тот же, что и Бог у белых христиан. Он един, как бы ни называли его люди. Верю, ему равнодорога жизнь твоего и моего народа.

Оцеола не выразил согласия с таким толкованием религиозных проблем, но добавил:

– Куда бы ты ни поехал, друг, знай, что тебе ничто не грозит. Неприкосновенной будет земля, на которой ты живешь. И те, кто тебе дорог, тоже не подвергнутся опасности.

– Вождь Оцеола, прошу об одном: не становись слишком опрометчиво на тропу войны.

– Тебе не пристало просить. Ты гордый человек. Воин, солдат.

– Сейчас я сложил оружие и мечтаю, чтобы на нашей земле воцарился мир для всех.

– Будь спокоен, я тоже не схвачу ружье просто так, брат. – Снова лицо Оцеолы озарилось улыбкой. – А ведь когда-то ты так и рвался на поле боя. Помнишь? Против англичан, против моих соплеменников.

– Я был молод и безрассуден. И получил хороший урок.

– Ты прекрасно сражался и научился понимать, что такое смерть.

– И что война не всегда дело чести.

– Я вижу, ты надолго ушел из дома, Белый Тигр?

– Хочу побывать в дальних краях. Но если мое присутствие…

– Нет, отправляйся по своим делам. Здесь тебе больше ничего не удастся сделать. Ты сказал все, что думал. Итак, пускайся в плавание… Бегущий Медведь говорил мне, ты любишь море, оно укрощает твою душу. Освободись же от боли твоей потери.

Оцеола направился прочь. Аллигатор пошел за ним. Сделав несколько шагов, Оцеола обернулся:

– Наши беды ты носишь с собой и защищаешь нас от тех, кто утверждает, будто мы виноваты в смерти твоей доброй жены. Да, это не так. Я скорблю о том, что твои слова не могут осушить море вражды и недоверия, разделившее наши народы, но мы благодарны тебе за эти слова.

– Я говорю то, во что верю.

– Но не все хотят слышать и видеть правду. Спасибо тебе, друг. Что ж, доброго пути. Надеюсь, когда вернешься, сможешь больше не убегать от своей боли.

– Я еду по делу…

– Конечно, друг. Удачи тебе.

Оцеола пошел прочь. Аллигатор последовал за ним. Бегущий Медведь положил руку на плечо Белому Тигру и слегка сжал пальцы.

– Да поможет тебе Бог.

– Какой Бог? – усмехнулся тот.

– Разве мы не согласились минуту назад, что Он у, нас один?

– Попытались. Скажи, Бегущий Медведь, что нас ожидает в ближайшем будущем?

– Не знаю, брат. Во мне слишком много белой крови, и меня далеко не всегда приглашают на совет. Конечно; я за мирный исход, но Томпсон совершил большую глупость, когда арестовал Оцеолу, обвинил в неповиновении и заявил, что с ним опасно и бесполезно иметь дело. Ты-то ведь хорошо знаешь Оцеолу. Думаю, Томпсон хочет решать все один, не спрашивая индейцев. А теперь в душе Оцеолы разгорелся огонь мести, и я не знаю, что он замыслил или может замыслить. Дело, конечно, не только в его вражде к Томпсону. Между индейцами и поселенцами и без того хватает споров и конфликтов. Белые упорно хотят выжить нас отсюда. Но куда? В море?

– Какое-то решение должно найтись. Иначе…

Бегущий Медведь оборвал его:

– Верно, но найдется ли? Сомневаюсь… Я ухожу, брат, и ты тоже уходишь своей дорогой. Пусть путешествие будет тебе во благо. Время идет и уносит горести. Ты перестанешь тосковать. Найдешь себе жену.

– Я не хочу больше жениться.

Бегущий Медведь кивнул:

– Тогда просто заведешь женщину. Хозяйку очага. Ты ведь не собираешься в монахи, о чем я слышал от кого-то?

– Черт! – вскричал Белый Тигр. – Каких только слухов не бывает! – Но, увидев неподдельное участие в глазах собеседника, остыл, вздохнул и негромко рассмеялся. – Надеюсь, ты удержишь меня от этого!

– Конечно, брат! Счастливого плавания.

– Береги себя, друг.

Они быстро обнялись, и Бегущий Медведь последовал за своими спутниками – грациозной походкой и почти бесшумно. Через мгновение он исчез за деревьями.

Белый Тигр неподвижно стоял на поляне, овеваемый легким ветром, и ему снова показалось, будто что-то неведомое вот-вот повлечет его куда-то. Но куда – неизвестно…


Далеко от этих мест колесо Судьбы тоже сделало неожиданный поворот.

Это произошло в тот же день, но там, где находилась она, совсем юная девушка, не было леса, не щебетали птицы, а пурпурное солнце не опускалось за кипарисы.

Хорошо меблированный дом располагался в одном из довольно благоустроенных городов молодой американской страны. На дамах были наряды из шелка и атласа, им подавали кофе и чай на серебряных подносах. Отполированные деревянные полы были застланы персидскими коврами, на окнах висели дорогие портьеры.

Внезапно прогремел выстрел…

Гулкий, раскатистый, он раздался как удар грома в мертвой тишине огромной комнаты.

Удивленная, испуганная, девушка заметила мужчину, сидевшего неподалеку от импровизированной сцены, на которой она стояла. Тот попытался приподняться, но почему-то не смог. Высокий, широкоплечий, с густыми седеющими волосами и благородным лицом, он явно понял, что смерть уже близка. Ярко-красное пятно расплывалось по его белоснежной манишке – пуля угодила прямо в сердце.

Время для него остановилось. Мужчина еще противился смерти – но тщетно. Алое пятно становилось все шире. Сделав последнее усилие, он привстал со стула… и рухнул на пол.

Девушка, замерев, уставилась на ружье, которое держала в руках.

«Но ведь в нем холостые патроны, и я еще не… Как же? Как это могло случиться?..»

Она перевела взгляд на людей, сидевших и стоявших в большой гостиной респектабельного дома, и ей показалось, что на нее уставились чьи-то злобные глаза. Лицо незнакомца было тоже холодным и даже жестоким. В этот момент девушка услышала сзади какой-то звук и обернулась…

В гостиной устроили импровизированную сцену лишь на один день: соорудили небольшой помост, и возле него полукругом разместились зрители.

Но сейчас она смотрела не на них, а туда, откуда донесся легкий шелест.

Девушка увидела, что свисающее полотно еще колышется, и поняла: там кто-то есть. И это тот, кто выстрелил именно тогда, когда по ходу действия ей предстояло сделать выстрел – разумеется, холостой.

Изумление и страх приковали ее к месту. Она не понимала, что произошло.

Но уже слышала вопли испуганных зрителей. Они подступали все ближе к ней, исступленно крича:

– Хватайте ее!

– Она убила его!

– Убийство!

– Держите убийцу!

Крики становились громче. Нарядные мужчины и женщины повскакали с мест. Красивые приветливые лица исказились ненавистью, жаждой мщения. На них было написано: кровь за кровь!

«Господи! – мелькнуло у нее в голове. – Неужели кто-то подстроил для меня ловушку? Но кто? Зачем?»

Нет! Она не поддастся! Не станет безвинной жертвой! Не будет платить непомерную цену за чье-то преступление!.. Нет! Надо бежать отсюда!.. Бежать куда глаза глядят! Она не позволит втянуть себя в страшную игру… Боже, помоги!

И снова она увидела – или это лишь померещилось? – безжалостные горящие глаза. Глаза человека, который, замыслив убийство, холодно и расчетливо устроил для нее западню. Все продумал и взвесил…

Нет! У него не выйдет! Пусть не надеется…

Девушка, преодолев оцепенение, быстро повернулась. Она была молодая, проворная, гибкая… Ей только казалось, что после выстрела прошла вечность. На самом деле, едва убитый рухнул на пол, она кинулась к окну, расположенному позади сцены, за портьерами.


Углубившись с поляны в лесную чащу, он ощутил, как напряжение постепенно покидает его, но продолжал думать и молиться о том, чтобы между белыми и семинолами не произошло новых схваток. Хватит того, что было!

Даже здесь ветер гулял вовсю, срывая с деревьев пожелтевшие листья. Кружась, они шелестели, словно предупреждали о чем-то. О чем?

Он выругал себя за нелепые мысли и свистнул, подзывая коня. Вскочив в седло, прислушался.

Ветер внезапно утих.

Он тронул поводья и поехал по лесной тропе.


Уильям!.. Это имя беззвучно сорвалось с ее губ, когда она выскочила из окна в сад и помчалась вперед, оставляя позади крики и суету.

Боже мой, Уильям! Нет, никто не заподозрит, что он замешан в этом, его ведь здесь нет! Конечно, он вскоре узнает… Узнает и поймет, что у нее не было другого выхода. Уильям пожалеет ее и позаботится о ней.

Да, поймет, что иначе она поступить не могла. Ведь защитников у нее нет. Промедление смерти подобно. Все решают секунды.

И потому – бежать… Бежать!

Девушка устремилась в сгущавшуюся темноту по дорожкам сада, все дальше от огромного дома с освещенными окнами.


Тропа уже не петляла. Он выбрался на довольно широкую дорогу. Конь, почуяв его настроение, перешел в галоп. Мужчина пригнулся к его шее, и он понесся во весь опор.

Вскоре они будут дома.

Теперь ему хотелось этого также, как прежде хотелось уехать, подставить лицо морскому ветру, избавиться от напряжения, чтобы…

Чтобы убежать отсюда, где все случилось.

От боли, постоянно мучившей его; от одиночества, особенно острого по ночам, но невыносимого и днем.

Конь мчался к дому.


Она укрылась под спасительной сенью деревьев, далеко от того места, где произошло ужасное… непоправимое. Конечно, они гонятся за ней, но все же упустили первые мгновения, когда их охватила растерянность. Девушка намного опередила преследователей, но снова бросилась бежать.

Уильям… О Господи! Уильям… Если бы ты был здесь…

Ей надо прежде всего переодеться. Покрасить волосы. И бежать… бежать, не останавливаясь…

Деревья расступились. Девушка увидела тропу. А что, если она ведет к центру города? Куда же бежать?.. Ах, все равно, главное – не останавливаться. Теперь ей остается одно: вечно бежать… Теперь она беглянка.

Загрузка...