Беглянка

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Готовы? – спросила Джози, сидя в седле на своей лошадке Петунии и глядя сверху вниз.

Никогда я не буду к этому готов, мрачно подумал Льюк и с тяжелым вздохом взгромоздился на свою ширококостную скаковую лошадь. Черт бы меня подрал, во что же я вляпался? Как раз в то, чего поклялся никогда не делать.

Надо же было так случиться, что все оказались заняты: у Консуэлы с Мануэлем тот самый единственный вечер в неделю, когда они танцуют кадриль; Джек Росс обещал родственникам отужинать с ними, а у старого Бена сегодня игра в покер. Похоже, именно на понедельник все наметили самые неотложные дела. Настолько неотложные, что это кажется подозрительным. Можно поспорить на любую сумму, что все это подстроила Консуэла, но все равно ничего доказать не удастся. Всю жизнь она тайно вмешивалась в его дела, но еще ни разу ему не удавалось поймать ее за руку.

Ну что ж, наверняка и на этот раз она была режиссером маленького спектакля, подумал Льюк с мрачной ухмылкой. Единственными людьми без срочных дел оказались они с Батчем. Мысль о том, что придется провести вечер наедине с Джози, бросала его в дрожь, как вора, угодившего в церковь на исповедь. Однако не отправлять же ее на ночную прогулку с Батчем! Это слишком опасно. Не долго думая, он изобрел для парня еще одно задание.

– Не понимаю, зачем мне вечером тащить грузовик на техосмотр, – проворчал Батч, – я могу это сделать рано утром. – Говоря это, он пожирал глазами Джози, приближающуюся к ним.

– Утром мне нужно на нем ехать, – сказал Льюк, – слишком дорого обойдется его простой.

Батч подозрительно оглядел хозяина и, судя по ухмылке, кое о чем догадался.

– Ну что ж, отлично. Я все понял. – Он ткнул Льюка локтем в бок. – Аппетитная молодуха, спору нет. Восхищаюсь вашим вкусом, босс.

Льюк открыл было рот, чтобы возразить, но промолчал: Джози была так близко, что могла их услышать. Ладно, пускай Батч думает что угодно, это хотя бы избавит клиентку от его приставаний. Черт побери, хлопот с этой девицей не оберешься!

В отношениях с Джози ему не нравилось решительно все. Вчерашний вечер, например: ему было так хорошо с ней, как никогда не бывало. Сидя в гостиничной кухне, а это продолжалось не меньше двух часов, они говорили о музыке, о книгах, о кинофильмах, о политике, о потеплении атмосферы и даже о неопознанных летающих объектах. Его поразило то, как много у них общего, как она остроумна, как обаятельна. Когда он проводил Джози до дверей домика, ему до смерти хотелось наклониться и поцеловать ее на прощание. К счастью, ему удалось сдержаться, хотя и с трудом. Целовать ее опасно, это он уразумел хорошо.

К тому же, напомнил он себе, я решил связать судьбу только с женщиной, знающей толк в жизни на ранчо, а Джози навряд ли отличит комара от овода. Городская штучка! Она явно не прочь выйти замуж, только он на эту удочку больше не попадется. Вот так-то.

Подняв голову, он заметил, что Джози за ним наблюдает, и снова понял, как она привлекательна. С досадой на самого себя он переложил поводья из одной руки в другую:

– Вы готовы? Тогда трогаем.

– А еды мы с собой не захватим?

– Продукты у меня за седлом, остальное все уже на месте. Туда давно уехал наш работник, он все подготовит.

– Похоже, эти ночные пикники поставлены у вас на научную основу.

– Они очень нравятся отдыхающим. – С этими словами он тронул свою лошадь, и она пошла к воротам загона.

Джози тоже слегка стегнула Петунию вожжами, та затрусила рядом.

– И часто вы их сопровождаете лично?

– Не часто. – Нет смысла рассказывать ей, что он вообще делает это впервые, чего доброго решит, что ее обслуживают по первому разряду. А это не так, подумал он упрямо. Просто нельзя давать в провожатые одинокой женщине распутника, ни в коем случае.

Батч широко распахнул ворота загона, помахал Джози, когда она проезжала, и демонстративно подмигнул Льюку за ее спиной.

– Удачной вам прогулочки! – крикнул он.

Петуния трусцой двигалась по тропинке, проложенной в густой траве луга. Джози сбоку глянула на Льюка, смущенная и слегка встревоженная тем, что впереди целый вечер наедине с ним.

Она уже приготовилась дать Батчу достойный отпор! Нечего мне прятаться от него в кустах, решила она, следует выяснить все с открытым забралом. Если суровая отповедь не проймет любвеобильного нахала, придется ему чем-нибудь пригрозить. Только чем? Она и впрямь собиралась принять надлежащие меры, но еще не придумала какие. Может, наябедничать Льюку?..

А теперь дело приняло совсем другой оборот. Как, черт возьми, ей следует вести себя с ним? Впрочем, Льюк навряд ли станет домогаться ее любви.

– Если вы, как правило, не участвуете в ночных прогулках под луной, почему вы делаете это сегодня? – спросила она.

Льюк зло прищурился:

– Сегодня заняты все, кто этим обычно занимается.

– Так уж и все?

– А вы бы предпочли кого-то другого?

– Нет, я просто удивилась тому, что это вы.

Рот у Льюка сжался, на щеке заиграл желвак.

– У Батча срочное задание в городе, если именно он вас интересует. – Льюк подстегнул свою лошадь и оказался впереди Джози.

Джози смотрела на него, не понимая, почему он так взъерепенился. Не мог же он подумать, что Батч ее волнует? И какое ему дело до ее волнений? Не ревнует же он ее к Батчу?

А если ревнует?

Сердце ее забилось, и мысли снова завертелись вокруг вчерашнего поцелуя, от которого голова шла кругом и ноги становились ватными. Судя по его словам и последовавшему за ним напряженному молчанию, Льюк пожалел о том, что не сдержался. Стало быть, ей опасаться нечего.

Но она никак не могла выбросить этот поцелуй из головы, и воспоминания о нем расцвечивали яркими красками все вокруг. Уж очень много времени я трачу на нечто, продолжавшееся всего несколько секунд, думала она.

Это «нечто» незримо присутствовало рядом с ними всю последующую часть их вчерашней экскурсии, создавая большую неловкость. И хотя во время их вечерней беседы на кухне неловкость прошла, напряженность все же осталась. Во всяком случае, она, Джози, чувствует ее даже сейчас. Она продолжает реагировать на каждый его жест, каждый взгляд и движение.

Мне бы следовало навсегда забыть об этом поцелуе, подумала она. Я придаю ему слишком большое значение, и это заставляет меня откликаться всей душой на каждую мелочь, сказанную или сделанную Льюком.

Вчера вечером, к примеру, когда он провожал ее по темной тропинке к домику, сердце ее так стучало в груди, что она почти не сомневалась: Льюк слышит его биение в тишине этой ясной летней ночи. У самой двери ладони девушки вспотели: странное выражение черных глаз Льюка заставило ее горло сжаться, подобно лилии, закрывающей свои лепестки на ночь. У нее перехватило дыхание. Долгие, мучительные секунды они стояли и молча смотрели друг на друга, и ей было ясно, что он хочет поцеловать ее снова.

Наконец, приподняв шляпу, Льюк пожелал ей спокойной ночи, потом развернулся на каблуках и зашагал прочь, в темноту. Она смотрела ему в спину, чувствуя себя пустой, как воздушный шар, из которого выпустили воздух. Она недоумевала, почему вид удаляющегося Льюка делает ее такой заброшенной и одинокой.

Неужели я хочу, чтобы он снова меня поцеловал? – думала она. Как такое возможно – после только что разорванной помолвки? Мне бы полагалось оплакивать свой медовый месяц! Неприлично даже думать о поцелуях.

Но дело было в том, что она не могла думать ни о чем другом. Решив срочно перевести мысли в иное русло, она пришпорила Петунию, чтобы поравняться с лошадью Льюка.

– Я спросила потому, что хотела знать, какие специалисты работают у вас на ранчо.

– Неужели? – Это прозвучало скептически.

– Моя мечта – приобрести когда-нибудь базу отдыха, поэтому мне интересно, как вы справляетесь со всем. – Джози села в седле поудобнее, в ответ на это Петуния фыркнула. Наклонившись, девушка потрепала ее по гриве.

– Какую именно базу вы хотите? – Взгляд его потеплел.

– Обещайте, что не поднимете меня на смех.

– Ну посмотрим. Если дело обойдется без коровьих лепешек.

– Обойдется. – Джози засмеялась. – Это будет нечто вроде семейного дома.

– Хотите открыть семейную базу отдыха?

– Именно.

– Мое ранчо не приспособлено для детского отдыха, – медленно заговорил Льюк, – но от желающих привезти сюда детишек отбоя нет. Так что мне кажется, у семейного отдыха большое будущее. А как вы представляете себе это предприятие?

– Ну, такое… без особых претензий, – ответила Джози. – Напоминающее летний лагерь для детей. У нас будут занятия для всей семьи: плаванье, верховая езда, ручные ремесла, лодочные и велосипедные прогулки, пикники, хоровое пение – все в этом духе.

– Думаю, вы на правильном пути. – Потирая подбородок, Льюк внимательно на нее посмотрел. – Очень многим захотелось бы побывать в таком месте. Прекрасная идея, на мой взгляд.

Теплая волна удовольствия захлестнула Джози. До этого она не была уверена, что ее проект чего-то стоит, хотя эту мечту она лелеяла уже довольно давно. Она рассказала о нем однажды своему отцу, но тот отмахнулся от нее, бросив вскользь, что она строит замки на песке. Джози и сейчас не поняла, почему она рискнула поделиться этими мыслями с Льюком, а главное – почему его одобрение так тешит ее душу. Его простые слова словно бы прогрели ее всю насквозь.

Да, есть в этом человеке что-то основательное, на него явно можно положиться. Все, что он говорил, звучало реально и конкретно, этот парень высказывался напрямую, не стараясь подсластить пилюлю или сказать то, что от него желали бы услышать. Такое встречается не часто, подумала очарованная Джози. К тому же на нее редко так действовали чьи-то поцелуи…

Эта мысль породила странный трепет в ее душе.

– Спасибо. Пока что это только идея, больше у меня ничего нет. Ни денег, чтобы открыть такую базу в одиночку, ни опыта, позволяющего обратиться к спонсорам. Это просто перспективный план.

– Это неплохо – иметь перспективный план.

– А у вас есть такой?

На какое-то время вопрос повис в воздухе, потом, покачав головой, Льюк ответил:

– Боюсь, вы его не одобрите.

– Почему?

– Он – прямая противоположность вашему.

– А если конкретно?

– Вместо того чтобы строить базу, я бы ее разрушил.

– Хотите сказать, что закрыли бы гостиницу?

– Если бы мне удалось оплатить ранчо полностью, я бы разрушил гостиницу до основания и превратил землю в пастбище.

Джози уставилась на Льюка, вожжи вяло повисли в ее руках. Петуния пошла так близко к Черной Звезде, что нога девушки коснулась его ноги. Краткое прикосновение было так же неожиданно, как и его слова. Джози подпрыгнула в седле, заставив Петунию остановиться.

– Не может быть!

– Может. И я это сделаю. – Непреклонное выражение лица подтвердило его намерение.

– Но зачем, зачем? – Девушка подхлестнула лошадь, стараясь держать ее на расстоянии от всадника.

– Начнем с того, что я с самого начала был против постройки этого заведения.

Взглянув на его напряженный рот и сузившиеся глаза, Джози решила во что бы то ни стало добиться ответа.

– Консуэла рассказывала мне, что вы ссорились с отцом из-за этого строительства.

– Консуэла слишком много болтает. – Он мельком взглянул на нее, потом отвернулся.

– Что же случилось, Льюк? – мягко спросила Джози.

Он так долго молчал, что она решила: не ответит. Но он, поерзав в седле и подавив вздох, все же сказал:

– Несколько лет назад ранчо переживало тяжелые времена. Цена на говядину упала, разводить скот стало невыгодно. На то, как выходить из положения, мы с отцом смотрели по-разному. Я считал, что следует модернизировать производство, скажем, заменить оборудование, улучшить стадо, разводить разные породы. Отец же решил заняться совсем новым делом. В одной статейке он почерпнул идею, что будущее за массовым отдыхом. И в голове его засела мысль превратить ранчо в зону развлечений.

– А ваш отец знал что-нибудь о сфере обслуживания и организации туристических баз?

– Совсем ничего. Это и было моим главным возражением против его бредового, на мой взгляд, замысла.

При этих словах глаза Льюка полыхнули таким огнем, что Джози стало как-то не по себе.

– Я всегда считал, – продолжал Льюк, – что нужно держаться за свое, за то, что ты умеешь делать. И в этом добиваться успеха.

Трудно было ожидать, что его слова вызовут в ней сексуальное желание, но случилось так, что мысли ее устремились в мир эротики. Она вспомнила лицо Льюка, склонившееся над ней для поцелуя, его большие сильные руки, страстно обнимавшие ее…

Лицо девушки залила краска: до нее вдруг дошло, что она уставилась на его загорелые руки, державшие вожжи, и не может оторвать взгляда от длинных пальцев. Она вспомнила ощущение его руки на своем лице, и ее пронзила приятная дрожь. Она заставила себя снова взглянуть ему в глаза и сосредоточиться на том, что он говорит.

– Кроме всего прочего, у меня был развод в разгаре, и мне не хотелось других кардинальных перемен. Я поторопился с женитьбой и не желал совершать новых ошибок. Спешка к добру не приводит. Я был готов удовлетвориться собственными ресурсами, тем, что у нас уже есть. И не связываться с новым бизнесом, о котором ни у меня, ни у отца не было ни малейшего представления.

– Да, у вас были веские основания.

Льюк кивнул.

– Отец ни о чем не хотел слышать. Когда у него появлялась идея, он становился похожим на пса с куском мяса, который хотят отнять. – Льюк невесело усмехнулся. – Кроме того, он не умел ничего делать наполовину. Заложил ранчо на всю сумму, которую можно было выжать, и вложил все до цента в строительство гостиницы.

Льюк прочесал свои густые волосы рукой.

– Отец сказал, что возьмет на себя отдых туристов, а я буду заведовать скотофермами. Но я совсем не хотел, чтобы ранчо стало бесплатным приложением к гостинице, забавой для толпы туристов. Мне была ненавистна мысль, что ранчо, которым владели четыре поколения семьи, на котором я вырос, превратится в нечто вроде увеселительного парка «Старый Запад».

Вот что его печалит; значит, в душе его все же есть чувствительная струна. При этой мысли Джози сама вдруг стала сентиментальной.

– И что же дальше?

В ответ он тяжело вздохнул:

– Мы поссорились, и я уехал.

– Куда же?

– В юго-западную Оклахому, там я управлял чужим ранчо.

– Вы поддерживали связь с отцом, пока отсутствовали?

– Да, мы обменялись несколькими письмами и телефонными звонками, но отношения были не из лучших. Он все время звал меня домой, но я не возвращался. Не хотел видеть, как изменилось ранчо, не хотел видеть эту чертову гостиницу. Мне было тошно даже думать о ней.

Ну что ж, вполне можно понять, ведь он так любил ранчо, с сочувствием подумала Джози.

– Консуэла говорит, что вы приехали, узнав, что отец заболел.

Снова желваки заиграли на скулах.

– Я бросился в машину, как только она позвонила. – Он долго молчал, глядя прямо перед собой, и наконец выдавил из себя: – Но было уже поздно.

– В каком смысле?

– У отца был инфаркт, и он умер, не приходя в сознание.

– О, Льюк, я так вам сочувствую.

– Он загнал себя в гроб работой, стараясь управлять сразу и гостиницей, и скотофермами. Пока я отсутствовал, ранчо пришло в упадок, но отец скрывал от всех, насколько плохи дела. – В голосе Льюка звучала горечь. Он провел ладонью по лицу. – Мне не следовало уезжать; если бы я был дома, я взвалил бы на свои плечи половину всех забот, и, может быть, он бы уделял больше внимания своему здоровью. Может, я нашел бы хорошего врача, пока еще можно было поправить дело.

У Джози заныло сердце.

– Неужели вы вините себя в его смерти?

– Да, я считаю, что виноват именно я. – Он мельком взглянул на нее, и она уловила боль в его глазах. – А стоит чуть-чуть забыться, проклятая гостиница напоминает мне обо всем.

Так вот почему он невзлюбил гостиницу – она напоминает ему о ссоре с отцом! Его мучает совесть за то, что он отсутствовал, когда был так нужен родному человеку, за то, что они не помирились перед его смертью. И это разъедает ему душу.

Она снова взглянула на Льюка, увидела его жесткий подбородок и плотно сжатые губы. Он злился на самого себя. Сочувствие, острое как стрела, пронзило ей сердце.

Девушка стала искать слова, которые бы его утешили.

– Льюк, вы слишком строго себя судите, – начала она, сожалея, что нельзя протянуть руку и дотронуться до него. – Насколько я понимаю, вас обижало то, что отец не пожелал считаться с вашими чувствами. Я знаю, что в подобной ситуации мне было бы так же обидно. – Он метнул на нее острый взгляд, но тут же стал внимательно смотреть на тропу. Джози не могла разгадать его мыслей, но по крайней мере знала теперь, что он ее слушает. – Ясно, что вы очень любили своего отца, иначе вы так не страдали бы из-за этой ссоры. Но я уверена, что, когда один человек так любит, другой обязательно это знает. Он, безусловно, ценил вас, несмотря на все разногласия.

Она сказала это серьезно, трогательно наморщив лоб в старании убедить. Льюк снова взглянул на нее; на сей раз их глаза встретились и долго не расставались. Было нечто успокаивающее в этом взгляде небесно-голубых глаз, и он почти поверил на миг ее словам: это было лекарство.

– Я не уверен в этом, но спасибо вам за сочувствие.

Она снова улыбнулась своей доброй улыбкой, и Льюк засмотрелся на нее. Отвел глаза, удивляясь тому, что она имеет над ним такую власть. Понять, что она сексуально привлекательна, несложно, ответ лежит на поверхности. Не ясно было другое: с чего пробудилась в нем эта сильная, страстная тоска по настоящей близости, почему получается так, что каждый раз, оказавшись рядом с ней, он открывает душу нараспашку?

Ему стало легче, когда на опушке леса тропа сильно сузилась. Тут уже не поведешь задушевные разговоры, и слава Богу, он уже и так наговорил много лишнего.

Натянув вожжи, Льюк попридержал Черную Звезду, чтобы пропустить Джози вперед, продолжая размышлять, что же такое на него нашло – ведь по натуре он был человеком, умеющим сдерживать свои чувства. Наверно, в ней есть еще что-то, кроме внешности. Впрочем, у нее и со внешностью все в порядке, подумал Льюк, снова вглядываясь в девушку, ритмично качающуюся в седле. Да-а-а, парень, все у нее в большом порядке.

Наконец добрались до поляны, предназначенной для пикника. Соскочив с Черной Звезды, Льюк привязал ее к дереву и поспешил к Джози, чтобы помочь ей спрыгнуть с лошади. Когда он схватил девушку за талию, ее куртка поехала вверх, и он на секунду ощутил теплую голую кожу. Он замер, не сумев сразу отступить назад, и чуть было не застонал.

– О… простите меня.

Джози повернулась к нему лицом, все еще пребывая в его объятиях, ее легкое дыхание прошлось по его лицу. Ее глаза были невероятно близко, он и не знал раньше, что голубой цвет может быть таким теплым. Льюк был готов стоять так – обхватив руками ее талию, не двигаясь и не дыша – до скончания века.

Джози спасла его, отступив на шаг и отвернувшись. Льюк схватил вожжи Петунии и кое-как обмотал их вокруг ствола. Сердце его громко стучало.

Надо взять себя в руки, подумал Льюк, ведь впереди еще целый вечер наедине с ней. Я здесь гид и хозяин ранчо, об остальном нужно забыть.

Прочистив горло, он рукой указал на поляну, где вокруг выложенной кирпичом ямы лежали бревна. Из ямы высилась гора мелких дров для растопки – оставалось только поднести спичку.

– Это место для костра, – объяснил Льюк, хотя все и так было ясно.

– Здесь как будто все готово, – отозвалась Джози, поправляя прядь волос.

Да, здесь все готово, в том числе и я, мысленно ответил Льюк. Готов прижать тебя к себе и целовать до самого утра.

С этими ощущениями он подошел к пирамиде дров, присел на корточки и поджег ее. Пламя заплясало в сгущающихся сумерках, добавив тепла его телу, которое и без того пылало. Как я все это выдержу? – спросил он себя. Или сгорю, или свихнусь, не иначе.

Полная луна стояла высоко в небе, когда Джози, удовлетворенно вздохнув, поставила на землю оловянную миску:

– Еще ни разу в жизни я так вкусно не ела.

– На свежем воздухе все кажется вкуснее. Тем более, если тут же и приготовить. – Поставив свою миску рядом, Льюк облокотился о бревно за спиной и стал смотреть на огонь.

И когда ешь в приятной компании, добавила про себя Джози, вытягивая ноги. Она побаивалась этого вечера наедине с Льюком. Особенно в тот миг, когда он помогал ей слезть с лошади, и она почувствовала тепло его ладоней на своей обнаженной талии.

Слава Богу, они оба пришли в себя, пока жарили мясо на шампурах, разогревали кукурузные початки и раскладывали по мискам салат, приготовленный Консуэлой. К ним вернулось хорошее настроение, царившее в тот вечер на кухне, когда они болтали обо всем на свете. Джози почти что смогла расслабиться.

Почти, но не до конца. Его обаяние притягивало, и в душе закипало желание, как лава вулкана. Невозможно было сказать, когда и как это напряжение прорвется наружу, нарушив тишину и покой уютного вечера.

Ей нравилась в Льюке не только внешность, даже то, как он сегодня рассказывал о своих разногласиях с отцом, доказывало: за внешне грубоватой оболочкой скрывается добрый и заботливый человек.

В конце концов, почему я должна о нем постоянно думать? – одернула она себя. Если разобраться, я вообще не должна думать о нем. Не мешало бы передохнуть после Роберта, а не помышлять о новом романе.

Так почему же я не могу думать ни о чем другом?

Внезапно Льюк указал рукой на небо и воскликнул:

– Смотрите, звезда падает!

Джози зачарованно смотрела на крошечную сверкающую точку, которая пронеслась по темному небу и исчезла.

– Так вот что это такое, – пробормотала она.

Льюк удивился:

– Вы что, не видели их раньше?

– Представьте себе, нет.

Он был изумлен:

– Вы, горожане, гораздо беднее, чем я думал. – Он говорил шутливо, но Джози поняла, что он и всерьез так думает. Льюк снова откинулся на бревна. – Когда я был мальчишкой, я загадывал желание, видя падающую звезду. Мама говорила: если успеешь загадать, пока она не упала, оно исполнится.

– Значит, потому она так любила их вышивать, – сказала Джози. И подумала: неудивительно, что он так любил этот ковер-одеяло. – А что вы загадывали в детстве?

– Я хотел, чтобы все оставалось, как есть. – Он стал снова всматриваться в звездное небо. – У меня тогда уже был пони, и собака, и целая уйма игрушек, так что тратить желания на все это не было смысла. И никогда я не мечтал быть астронавтом, или футболистом, или пожарным, – я всегда знал, что останусь жить на ранчо и буду здесь работать, когда вырасту. Поэтому я и загадывал простую вещь: пусть ничего не изменится. – Он невесело усмехнулся. – Конечно, было бы интереснее, если бы я загадал: хочу, чтобы храм Тадж-Махал сбросили с самолета к нам на южный выгон. И это бы сбылось! А что загадывали вы?

Джози все еще смотрела на мерцающие звезды.

– У меня было два желания. Первое – чтобы я весь год проводила в летнем лагере.

– Видимо, вам очень там нравилось.

– Я только этим и жила: единственный шанс побыть на природе.

– Почему же?

– Потому что семейство мое природу не жалует – бывает на воздухе, только когда влезает в машину или вылезает из нее. Да и то если нет поблизости крытой стоянки. А я всегда любила природу. Когда выросла, я стала работать в лагерях инструктором. Именно тогда и поняла, что люблю работать с людьми, особенно когда они в отпуске. И меня потянуло в сферу отдыха и туризма. – Джози вздохнула, глядя в сторону. – К сожалению, на этом поприще меня ждала неудача; может, и вправду такая работа не для меня.

Льюк припомнил рассказ девушки о том, как родители не одобрили ее выбора, видимо, это заставило ее усомниться в себе. Неуверенный тон Джози пробудил в нем желание поддержать и защитить девушку.

– Почему же? – сказал он неожиданно для себя самого. – Вы выбрали специальность, исходя из своих интересов и способностей. Это говорит о вашей самостоятельности.

Джози всматривалась в него пытливо и с надеждой.

– Вы правда так думаете?

– На сто процентов.

– Отец говорил мне, что я многое упускаю из виду: длинный рабочий день, конкуренцию, мешающую продвигаться по службе, а может, и необходимость жить вдали от семьи.

– У каждой специальности свои недостатки.

– Но у меня все кончилось тем, что я потеряла работу.

– Это не имело отношения к вашему выбору профессии. Из того, что вы мне рассказали, ясно – вы отстаивали свои принципы. А это значит, что вы умеете не только принимать правильные решения, но и проявлять мужество. Работу можно менять, зато характер останется при вас.

В ответ в ее глазах засветился мягкий свет благодарности. А его сердце забилось от счастья.

– Спасибо, – тихо сказала Джози.

Льюк всего лишь кивнул в ответ, потому что в горле у него образовался подозрительный ком, а в душе – какая-то новая нежность. Он постарался перевести разговор в другое русло:

– Вы говорили, что у вас было две мечты. Какая же вторая?

– А-а, ну это обычная розовая мечта: жить в деревне, растить двоих-троих детей, завести большую собаку и несколько лошадей.

Типичная мечта девушки, которой не хватает свежего воздуха, подумал Льюк. Если бы она исполнилась, ей все это осточертело бы через неделю.

– В этой пасторальной картине нет очень важного элемента, – сказал он сухо.

– Чего именно?

– Мужа. Он появлялся в вашем воображении?

– Видимо, нечасто, – Джози криво усмехнулась, – если учесть ту ошибку, которую я допустила именно в этом вопросе. – Она снова взглянула на звезды. – Всегда считала, что, когда я встречу «того самого» человека, мне это сразу будет ясно.

Зная, что ступает на зыбкую почву, Льюк все же не смог остановиться:

– А как вы собирались это определить?

– Если произнести вслух, это прозвучит страшно глупо, – ответила Джози. Она согнула ноги и подтянула их к подбородку. – Мне казалось, что сердце забьется сильнее, что рядом с ним я сразу повеселею, что… я просто его узнаю, вот и все.

– И что же, неужели вы еще никого не узнали?

Джози не ответила. В костре с треском переломилось бревно, в воздух взлетели снопы искр. Было темно, и все же он заметил румянец на ее щеках.

– Мне нравился кое-кто из мужчин, если вы имеете в виду именно это. Но не более того.

Это прозвучало так, словно она оправдывалась. Джози явно нервничала, но легкая улыбка все же появилась на ее губах, однако, прежде чем Льюк сообразил, чему она улыбается, Джози поднялась и стала стряхивать пыль с джинсов.

– Уже довольно поздно, нам пора возвращаться. Вам не кажется?

Здравый смысл настоятельно требовал согласиться с этим. Пробормотав «да», он неохотно встал и начал гасить костер, после чего принялся собирать посуду и прочее имущество. И все это время размышлял, какого же типа мужчины ей нравятся.

И нравится ли ей он сам.

Не твое собачье дело, выругал он себя. Она ищет мужа, а не просто приятеля. И все же, вспоминая ее ответ, он чувствовал учащение пульса и был рад тому, что пикник закончился. Чем быстрее пройдет этот вечер, тем лучше.

Льюк и Джози пересекли поляну, направляясь к лошадям. В тишине ночи трещали кузнечики. Полная, круглая, как тарелка, луна светила так ярко, что не пришлось даже зажигать привезенный Льюком мощный фонарь. В этом лунном свете Льюк увидел, к своему удивлению, одну лошадь вместо двух.

– А где же Петуния? – спросила Джози.

Сердце Льюка упало.

– Скорее всего, у себя в конюшне. Видимо, я плохо ее привязал.

И даже знаю почему, подумал он с сарказмом. Так возбудился, что не смог завязать простого узла.

Сейчас, при одной этой мысли, его снова пронзила сладкая истома. Шагая к Черной Звезде, он старался отогнать эти воспоминания. И знал, что это напрасный труд.

– Что же нам делать? – спросила Джози.

– Поедем на одной лошади. – Он сказал это тоном, каким приговоренный к казни объявляет самую короткую дорогу к гильотине. – Черная Звезда не любит, когда ее ведут под уздцы, и слишком игрива: вам одной с ней не справиться.

Эта перспектива – ехать с Льюком на одной лошади – привела Джози в такое волнение, что у нее пересохло во рту. Она молча кивнула, глядя, как он запихивает завернутую в газету посуду и фонарь в переметную сумку. Потом, прыгнув в седло, протянул ей руку. Джози ухватилась за нее, продела ногу в стремя и, подпрыгнув, устроилась позади него. Но, не рассчитав усилия, почти перевалилась через лошадь, и Льюк едва успел ее поймать.

– Вот так. Теперь держитесь крепче.

– Да за что же мне здесь держаться?

– Придется держаться за меня.

Сердце Джози билось, как молот о наковальню. Осторожно, нерешительно она обхватила руками молодого мужчину и под расстегнутой курткой ощутила его живот. Он оказался мускулистым, твердым и теплым. Она испуганно отдернула руки.

Матерь Божья, где же мне за него ухватиться? Может, чуть повыше? Почти не дыша, она снова обняла Льюка.

На сей раз ее руки оказались у него на груди. Джози чувствовала, как бьется его сердце прямо у нее под ладонью, и ее собственное сердце забилось в унисон. Это было еще хуже, чем раньше. Что же мне делать, Господи? Теперь уже не вернешь руки туда, где они были раньше.

Черная Звезда фыркнула и дернулась в сторону, Джози инстинктивно прижалась к Льюку, ее груди впечатались в его спину. У него вырвался из груди не то стон, не то рык.

– Я вас ударила?

– Нет, все в порядке. – Его низкий, напряженный голос свидетельствовал об обратном.

Нос Джози прижался к его шее, и, осмелившись перевести дух, она почувствовала запах его волос. Запах этот заставил ее сердце подпрыгнуть. Видимо, так же пахнет его подушка, подумала она и поймала себя на том, что в мечтах уже пытается пробраться в его спальню.

Только непринужденная беседа может спасти положение, решила Джози.

– А ваш собственный дом, он далеко отсюда?

– А что? – осторожно спросил Льюк.

Боже, неужели он думает, что я напрашиваюсь на…

– Просто мне интересно. Вы мне не показали его, когда возили на ранчо.

– Посещение моего жилья не входит в программу. Хочется побыть без посторонних глаз хотя бы дома.

– Ну да, конечно. Консуэла рассказывала, что его построил еще ваш дед. Я так люблю старые дома… – Спохватившись, Джози повторила: – Мне просто хотелось знать, вот и все.

– Да ладно, ничего страшного. – Льюк ответил мягко, словно почувствовав ее смущение. – Я могу вам показать дом, просто раньше не догадался. Особенно после…

Нашего поцелуя, закончила про себя Джози. Льюк оборвал фразу, мысль осталась незаконченной; жаркая волна залила ей лицо и покатилась дальше, вниз. Джози поерзала на лошади и чуть не скатилась с нее. Снова рука Льюка предотвратила ее падение, на сей раз охватив ее ягодицы.

Это жест, которым Льюк прижал ее к своей спине, почти что ее доконал. Господи, когда же кончится эта мука? Запах его волос, твердость мускулов, биение сердца – слишком много всего сразу, чтобы выдержать. Джози была так переполнена ощущениями и чувствами – казалось, вот-вот взорвется.

– Вы в порядке?

Нет, забилось в ее мозгу.

– Да, – промямлила она вслух.

– Советую держаться покрепче. Вы же не хотите упасть?

Не хочу, молча согласилась Джози, падать мне нельзя ни в коем случае.

Так они и продвигались вперед – молча, а вокруг царила ночь, дыша ароматом кипарисов. Воздух казался одушевленным, слышался мерный стук копыт лошади, гортанное кваканье древесных лягушек, стрекот кузнечиков.

Наконец невдалеке показался амбар. По логике вещей Джози должна была вздохнуть с облегчением, а ею – как ни странно – овладела досада. Какая-то предательская часть ее существа вопреки всякой логике не хотела прерывать эту прогулку, эти восхитительные, волнующие, счастливые ощущения. Эта езда давала возможность обнимать Льюка.

Ее рука автоматически поползла выше по его груди, и пальцы расположились на ней веером. Она слышала, как он затаил дыхание.

Потом его рука покрыла ее ладонь, и девушка в свою очередь перестала дышать. Его жест был таким естественным – просто он своей большой, теплой ладонью прижал ее маленькую руку к своему сердцу. Но жест поразил Джози, потряс ее, – в нем было наслаждение, глубокий, тревожный смысл и в то же время предчувствие опасности.

Я должна шевельнуться, отодвинуться, ну хоть просто отнять руку, подумала она.

И ничего не сделала.

Значит, своим бездействием я заключаю с ним некий договор? Ответа не было, и Джози хотела одного – чтобы этот миг длился вечно.

Неожиданно Черная Звезда остановилась. Взглянув из-за плеча Льюка, девушка увидела, что они подъехали к загону.

– Вот мы и дома, – сказал Льюк. – Я привяжу лошадь, потом помогу вам слезть.

Он ухитрился спешиться, не задев Джози.

Минутой позже он вытянул руки, чтобы помочь ей; и вот она уже в его объятиях, а тело ее, отделившись от лошади, медленно скользит по его фигуре. И от этого замирает сердце.

Ее ноги коснулись земли, взгляд встретился с его взглядом. Огонь в его глазах зажег ответное пламя у нее внутри, словно к стогу сена поднесли спичку. Так они и стояли, прижавшись друг к другу, его шея в кольце ее рук. Она столько мечтала о его поцелуе, что было естественным наклонить его голову к своему лицу и слиться губами.

Поцелуй начался медленно и нежно, потом вдруг набрал силу и стал разгораться, как лесной пожар. Нарушив все границы, он воспарил туда, где царит страсть – голодная, необузданная, добела раскаленная страсть. Льюк обнял девушку покрепче, а она нашла позу, позволившую ей прижаться к нему теснее, потом еще теснее.

Казалось, он волшебным ключиком открыл внутри ее нечто тайное, нечто глубоко запрятанное – то, что еще следует понять и принять, во что следует поверить. Почему это так, почему именно он разжигает во мне эту страсть, почему я отвечаю с такой жаркой взаимностью? – на эти вопросы у Джози ответа не было.

Осталось без ответа и то, почему в его руках она тает как воск, превращаясь в сгусток эмоций, желания и томления, и стремится куда-то, откуда возврата нет.

Возврата нет. Эта мысль ее обожгла: я падаю в пропасть, нужно взять судьбу в свои руки. Однажды я уже позволила себе плыть по течению, а потом горько сожалела об этом.

Ладонь Льюка скользнула вверх, пальцы продвинулись по ее спине, большой палец шел по ребрам – выше, выше, выше… У Джози подогнулись колени, решимость стала ослабевать. Боже, еще пара таких мгновений – и все благие намерения сведутся к нулю.

Сделав усилие, Джози отодвинулась.

– Я… Мне нужно идти.

Резко развернувшись, она побежала по тропе к своему дому. Льюк смотрел ей вслед. Пытаясь справиться с собственными эмоциями, он делал глубокие вдохи и выдохи, опершись обеими руками о забор.

Дьявол, произошло как раз то, чего он поклялся не делать, чего он боялся.

Легко сказать: быть рядом с Джози и к ней не прикасаться. Все равно, что посадить котенка на грядку с кошачьей мятой и сказать: «Не смей в ней валяться». Или, держа яблоко у самой морды лошади, говорить: «Даже не думай откусить кусочек». Или бросить оголодавшему быку охапку сена и рассчитывать, что он к ней не притронется. Джози – это неодолимый соблазн, и нужно было думать, прежде чем создать эту обстановочку: один на один с ней.

Черт побери! Ему почти удалось целый вечер держать себя в узде. Но стоило лишь вкусить теплоту и сладость ее губ, как все его благие намерения рассеялись как дым.

Осталось всего пять дней, подумал он с надеждой. Всего пять дней, после которых она исчезнет не только из гостиницы, но и из моей жизни. Может, после этого я смогу спокойно спать по ночам, сосредоточусь на работе и примусь думать о чем-то другом. Не только о том, как звучит ее смех, как пахнет ее кожа, как сияют ее голубые глаза.