Джеку Хемптону понадобилось три дня после маскарада, чтобы решить, как быть дальше. Дело в том, что встреча с Титанией в лунную ночь и самого его околдовала.
Его губы все еще ощущали сладкий вкус ее губ. Но его разум говорил, что нельзя такой ее страстный ответ воспринимать серьезно. Ведь она сама намекнула ему, что находится во власти чар могущественного Оберона. И не прочь развлечься с грубым Основой. И он сказал ей тогда, что он осел, не так ли? И едва он произнес, что хочет большего, она прижалась к нему, будто действительно заколдованная.
Джек застонал от ярости и отчаяния и швырнул на пол уже пятый испорченный галстук.
Маленькая колдунья, думал Джек. Неужели она просто флиртовала с ним там, при луне, зная, — как она всегда знала, — что он тоже околдован? И ее чары куда сильнее, чем чары Оберона.
Он взял шестой галстук и попытался сконцентрироваться на том, чтобы сделать хоть слабую имитацию модного сейчас узла.
Лакей, который следил за его гардеробом, затаил дыхание. Через несколько секунд Джек отошел от зеркала и вздохнул.
— Не лучший получился узел, конечно, но вполне сойдет, а? — заметил Джек.
— Очень даже вполне, поверьте, сэр, — быстро согласился лакей, переводя дыхание и принявшись собирать с пола разбросанные галстуки.
Вобщем-то, Джек никогда не считал себя светским человеком, и все эти денди, одетые по последней моде, ему были противны. Поэтому он со смехом и некоторой тревогой заметил, что тоже стал придавать слишком большое значение своей одежде и внешнему виду. С чего это он обезьяничает, думал Джек, прекрасно зная ответ. Разумеется, ответ был только один. Джек влюбился. Несмотря на то, что он знал о мисс Джорджине Беннет. Она украла все его мечты и надежды спокойно жить в Хемптон-Холле и когда-нибудь жениться на простой деревенской девушке, которая родит ему сыновей и снова сделает его существование осмысленным.
Но что же случилось? Он увлекся лондонской аристократкой. Герцогиней! И вот он здесь. Скоро предстанет в огромном августейшем холле герцога, чтобы просить аудиенции не более и не менее как у герцогини Джорджины Вэа.
Его пугала собственная смелость. Но как он говорил себе все эти три дня, кот должен увидеть королеву, а осел — поцеловать.
Он сделал это при луне совсем недавно. Но сегодня утром яркое солнце рассеет колдовские чары, навеянные этой бледной сказочной луной, думал он. И холодная реальность вторгнется в их лунное безумие.
Три дня уже Джек пытался прогнать от себя тревожные мысли. Но уже невозможно было игнорировать маркиза Портлендского, и правде надо смотреть в лицо. Джорджина принадлежала маркизу так же верно, как Титания принадлежала Оберону. Чистое безумие считать, что может быть по-другому. Хотя, конечно, он так себе вообразил.
Джек очнулся от своих мечтаний и обнаружил, что лакей терпеливо ждет, чтобы помочь надеть ему новое синее пальто. Ну и что собственно такого, подумал Джек, надевая пальто. Все чистая фантазия. Но этот украденный поцелуй на балконе волновал его. Просто, чтобы успокоиться, надо узнать, действительно ли Титания счастлива со своим Обероном. По крайней мере, он сможет доказать, что леди Бартлет и Летиция были неправы, полагая, будто мисс Беннет хотела чего-то большего от Джека, чем поразвлечься с ним одно лето.
Мысль о том, что он может оказаться неправ, не принесла ему удовлетворения.
Он остановил свой парный двухколесный экипаж у резиденции герцога Эттлбриджа и бросил поводья Неду. Пожалуй, герцогиня может выставить Джека вон за то, что он лезет в ее дела.
А может, отшатнется от него так же, как Титания от бедного осла, когда Оберон снял с нее летние чары. Ему не хотелось быть ослом. Но он все равно мужественно постучал в дверь.
Он был удивлен и даже поражен тому теплому приему, который оказал ему дворецкий, едва услышав его имя. Этот почтенный слуга сердечно поздоровался с ним и взял его шляпу, перчатки и трость, каждым своим жестом показывая уважение. Джек мог бы поклясться, что в глазах дворецкого блеснул интерес, а на его губах появилась довольная улыбка.
— Я сообщу о вас ее светлости, майор, — сказал дворецкий с необыкновенной теплотой в голосе, будто Джек был их постоянным и любимым гостем.
Только когда он стоял у высокого окна в гостиной, отказавшись от предложенного бокала шерри, тогда только Джек сообразил, что даже не упоминал о своем воинском звании. Что здесь происходит, удивился он, глядя из окна на маленький, но очень красивый закрытый сад с другой стороны дома.
Что ж, скоро он все выяснит, подумал Джек, услышав как дверь гостиной открылась и дворецкий объявил очень довольным, как ясно послышалось майору, голосом:
— Ее Светлость герцогиня Вэа.
Джек резко повернулся и застыл, потрясенный, глядя на чудесное видение в бледно-оранжевом шелковом платье.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Затем герцогиня заговорила, а у Джека перехватило дыхание.
— Майор Хемптон? Вы, кажется, хотели меня видеть. Тэрнер, налей, пожалуйста, майору бокал шерри, — добавила она, обращаясь к дворецкому и давая Джеку шанс собраться с мыслями.
И эта девчонка может стоять тут так спокойно, когда всего три дня назад она целовала его с такой безумной страстью! Джек не знал, что думать. Может, этот поцелуй в лунном свете для нее ничего не значит? И сам он все-таки осел?
Но он заметил круги под ее фиолетовыми глазами и понял, что она тоже переживала.
Он взял бокал шерри, который подал Тэрнер, и, когда дверь за слугой закрылась, Джек шагнул вперед.
— Вы не желаете присесть, майор? — спросила она быстро и сама села как можно дальше от дивана с золотой парчовой обивкой.
Джек проигнорировал приглашение, подошел и встал рядом с ней.
— Я хочу извиниться за мое грубое поведение на маскараде, мисс Беннет, то есть, я хотел сказать, ваша светлость.
Он ругался на себя, потому что не смог произнести ее имя. Как она хороша, подумал он, глядя жадно на нее.
Герцогиня покрылась ярким румянцем под его взглядом и опустила длинные ресницы.
— Не было абсолютно никакой необходимости так беспокоиться, майор, — холодно сказала она. — Я ведь и сама отчасти виновата. Наверное, я не должна была…
— Нет, что вы, — возразил Джек. — Я не позволю, чтобы вы винили себя, ваша светлость. Вина полностью моя, — настаивал он. И быстро добавил уже совсем другим тоном: — Ты была слишком прекрасна, Титания. Слишком прекрасна в лунном свете, чтобы такой деревенский мужик, как я, устоял перед соблазном.
Герцогиня сильно побледнела, затем встала и подошла к окну, предоставив Джеку любоваться ее спиной.
Через секунду она повернулась, и он по изгибу ее чудесных губ понял, что она в ярости.
— Я думаю, вы забываетесь, майор, — сказала она ледяным голосом. — Вы отнюдь не деревенский мужик, как это сейчас изволили столь забавно сказать, да и я не Титания. И я думаю, вы напрасно напоминаете мне о том, что лучше забыть… Нам обоим.
Джек смотрел на ее сердитое лицо и думал, как вернуть снова эту соблазнительную Титанию, которая целовала его так самозабвенно при луне.
— Извините, что оскорбил вас, ваша светлость, — произнес Джек.
Он поставил бокал с шерри, который даже не попробовал. Затем, выведенный из себя ее спокойствием, он ринулся вперед. Нервно шагая по комнате, Джек сказал:
— Хватит Джорджина! Я только хочу быть уверен…
Он неожиданно остановился перед ней. Как, интересно, джентльмен может спросить леди, которую он любит, довольна ли она, что обручена с другим?
Герцогиня удивленно подняла брови, но промолчала.
— Я хочу быть уверен, что ты счастлива, — жалобно проговорил он. — Ты же знаешь, что я должен извиниться не только за этот украденный поцелуй, Джорджина. Если я причинил тебе боль… Если мое поведение тем летом и моя глупая гордость причинили тебе хоть крупицу страдания, то мне действительно очень жаль. Я не имел намерения обижать тебя, а если обидел, то прошу прощения.
Герцогиня рассмеялась тихим горьким смехом, который резанул по душе Джека.
— Вы, наверное, действительно дурак, Джек Хемптон, если думаете, что я буду говорить с вами о моем браке. А что касается прошлого лета и наших отношений, то вы совершенно правы. Мы с вами не пара. Это были ваши слова, кажется. Я поняла, что это ваше окончательное решение, и должна была бы поблагодарить за честность и прямоту, хотя в то время, признаюсь, мне это не пришло в голову.
И такая ирония сквозила в ее голосе, что Джек невольно вздрогнул.
— Я сожалею о тех словах, Джорджина, — сказал он мягко. — Действительно глубоко сожалею.
— Уже слишком поздно сожалеть, майор, — резко ответила она.
— Некоторые утверждают, что никогда не поздно.
Джек смотрел, как солнечные лучи, падающие из окна, играют на ее золотых локонах. Ему очень хотелось ощутить своими пальцами мягкость ее волос… Он смотрел на ее чудесное лицо, а потом заглянул ей прямо в глаза, которые смотрели на него по-прежнему холодно, и он не мог ничего в них прочитать.
— Ты счастлива, Джорджина? — спросил он снова мягко, но настойчиво.
— Это вас не касается, сэр.
— О, как раз касается, моя дорогая! Все что касается тебя, касается и меня тоже. Я должен знать, нашла ли ты счастье со своим маркизом.
Герцогиня неожиданно стала такой далекой, что Джек страстно захотел обнять ее, поцеловать, чтобы печаль исчезла из ее глаз.
— Разве может быть по-другому? — ответила она холодно.
— А на самом деле? — повторил Джек. — Он предложил тебе несметные богатства, конечно, и свой титул. Но как насчет любви? Милорд предложил тебе любовь? Страсть? Он целует тебя при луне, да так, чтобы ты таяла в его объятиях? Как со мной? — Все-таки он говорил с сарказмом и ничего не мог с собой поделать. — Не очень-то весело быть привязанной к человеку, которого ты не хочешь целовать, моя дорогая?
Он увидел ответ в ее глазах прежде, чем она опустила ресницы, и почувствовал триумф.
Джек нашел слабую сторону своего противника и был рад, что в успехах маркиза зияет дыра приличных размеров. Соперник? О чем он размечтался, горько подумал Джек. Он не мог даже приблизиться к тому, чтобы считаться соперником знаменитого маркиза. И что такое любовь по сравнению с законным браком, в конце концов? В том кругу, где вращаются герцогини и маркизы, уважением всегда пользовался законный брак. Романтическая любовь рассматривается как нелепая ошибка. Это подходит людям низших классов, таким как Джек Хемптон.
— Вы забываетесь, сэр! — вскрикнула герцогиня и румянец украсил ее бледные щеки.
Она вроде бы собиралась вызвать дворецкого, но Джек схватил ее за руку.
— Отвечай! — потребовал он, теряя голову от аромата фиалок, исходящего от ее волос.
Джек все еще сердился, что она по-прежнему властвует над ним.
— Пусти меня сейчас же, ты… ты…
— Грубиян? — подсказал он, иронично и загадочно улыбаясь.
— Грубиян — это еще слишком, мягко для тебя, Джек Хемптон, — воскликнула она. — Я требую, чтобы ты отпустил меня немедленно.
— Что-то похожее у нас уже было, моя крошка, — ухмыльнулся он, обнял ее за талию и крепко прижал к себе.
— Я закричу, — предупредила герцогиня.
Но Джек ясно слышал нотки сомнения в ее голосе и чувствовал, как слабеет ее сопротивление.
— А может, у нас получится? Сейчас? — дразнил он.
Его возбуждала такая неожиданная страстность в этой женщине, которую он держал в своих руках. Великолепная герцогиня совсем не так безразлична к нему, подумал он, сжимая крепче ее стройное тело.
— Интересно, а что мне нужно сделать, чтобы ты не закричала? — произнес он.
Джек жадно посмотрел на ее губы и был очарован их красотой. Поэтому он не успел наклониться вовремя, и удар пришелся ему по щеке.
Удивленный Джек отпустил ее. Его лицо исказила гневная гримаса. Он посмотрел на Джорджину, очарованный тем, как меняется цвет её глаз. Из фиолетовых они стали почти черными. Ее грудь часто вздымалась под тонким шелком. И в этот момент Джек пожалел, что все так случилось. Он хотел, чтобы все было по-другому.
Да что с ним такое? Вот он здесь, напал на герцогиню в ее гостиной. На герцогиню, которая помолвлена с другим мужчиной.
Он почувствовал отвращение к самому себе. Осел может посмотреть на королеву. Он может даже поцеловать ее. При воспоминании об этом поцелуе под луной Джек улыбнулся.
Но он никогда не будет обладать ею, конечно. Это чистое летнее безумие.
Герцогиня показала на дверь и прошипела:
— Вон! Немедленно! Я не знаю, чего вы хотели добиться своим бесстыдством, сэр, но меня не забавляют ни грубые манеры, ни незнакомцы, — она, как показалось Джеку, сделала особенный акцент на этом слове, — которые лезут в мои дела.
Она по-прежнему показывала на дверь. Но, — или ему все мерещится, — нижняя губа Джорджины слегка дрожала. Впрочем, какое это теперь имеет значение? Он все безнадежно и навсегда испортил.
Джек поклонился.
— Я прошу прощения за мою грубость, ваша светлость. — И добавил: — Деревенские привычки, знаете. Вы можете быть уверены, что я вас больше не побеспокою.
Он повернулся и пошел к двери, еще надеясь, что случится какое-нибудь чудо, и все снова станет хорошо.
Никакого чуда, конечно, не случилось. Джек взялся за ручку двери и повернулся, чтобы в последний раз посмотреть на свою королеву.
— Прощай, Титания, — нежно сказал он и вышел. Джорджина не помнила, как она поднялась наверх по лестнице в свою комнату.
Слезы сразу хлынули из глаз. Она бросилась на диван и уткнулась лицом в подушки. Она думала, что и слезинки не проронит из-за этого грубияна.
Но слезы потекли рекой, они текли будто из невидимого резервуара внутри нее, где затаилась такая агония, о которой она и не подозревала, и эта агония лишь ждала, чтобы захватить ее всю целиком и впиться в ее существо острыми ножами отчаяния.
Джорджина плакала целый день, до тех пор пока не уснула. Глаза у нее были красные, лицо распухло и сознание все еще не могло смириться с такой болью, которая обрушилась на нее.
Она проснулась вся горячая, потная и мокрая, когда Морган дотронулась своей прохладной рукой до ее лба и тихо спросила, что с ней случилось.
— Ничего, — пробормотала герцогиня в мокрую от слез подушку. — Уходи, оставь меня в покое.
— Боюсь, что не могу этого сделать, миледи. Чай будет подан в зеленую гостиную, — сказала Морган. — Ее светлость желает видеть вас немедленно. Это ее слова. И герцог прямо в ярости, миледи. Как бы его не хватил удар, если я могу так сказать. Милорд тоже здесь и разговаривает с его светлостью. Ох, и не завидую я милорду. Бедный джентльмен за что-то здорово провинился, и это точно.
Джорджина вдруг вспомнила! Лорд Портлендский решил именно в этот день и час известить ее родителей, что свадьба, назначенная на май, откладывается на несколько месяцев. Джорджина совершенно забыла о данном ею согласии подтвердить, что решение принято ими совместно.
Она резко встала и с испугом оглянулась по сторонам. Два таких эмоциональных потрясения в один день ее прикончат, конечно, но она не может подвести Берти.
— Ваша светлость! — воскликнула Морган, глядя в ужасе на заплаканное и несчастное лицо своей хозяйки. — Вы не можете никуда идти в таком виде. Ложитесь в постель, я смочу ваши бедные глазки розовой водой. Можно подумать, что у вас лихорадка или еще что-нибудь. Делайте, как я говорю и ложитесь.
— Я должна идти, — еле слышно пробормотала Джорджина. — Я обещала Берти, что приду…
Комната закружилась у нее перед глазами. Джорджина почувствовала приступ тошноты.
— Помоги мне, Морган, простонала Джорджина. — Я должна одеться…
— Глупости, детка, — сурово сказала служанка. — Ложитесь обратно и сей же момент. Нет, не сюда, — добавила она, когда Джорджина снова упала головой на подушки дивана. — Вот сюда, на кровать, моя дорогая.
Служанка откинула одеяла и заботливо обняла Джорджину за талию, помогая лечь.
— Ну-ка, давай снимем это помятое платье, — нежно сказала Морган.
Пальцы служанки работали быстро. Она сняла с Джорджины платье, сорочку и блестящее голубое шелковое белье.
— Вот так. — Служанка укутала ее одеялом. Герцогиня дрожала как в лихорадке. — Сейчас вы чувствуете себя лучше, миледи?
— Да, Морган, — пробормотала Джорджина. — Но я правда должна увидеть лорда Портлендского. Он ждет меня.
— Можно подождать до завтра, миледи. Я скажу ее светлости, что вы заболели и слегли в постель. А затем я вернусь и умою ваше бедное личико.
Служанка пулей вылетела из комнаты. Джорджина закрыла глаза и попыталась немного расслабиться. Ей нужно было время, чтобы подумать и решить, как жить дальше.
Берти убедил ее оставить с их помолвкой все как есть еще на несколько недель, по крайней мере, пока шум по поводу отложенной свадьбы не стихнет. Он предложил провести летом вместе некоторое время, например, в его имении в Суффолке, и обсудить все хорошенько. Это казалось ей вполне разумным еще два дня назад, когда она поведала Берти о своей прерванной связи с майором Хемптоном. Но теперь Джорджина совсем не была уверена, что поступает правильно.
Неужели она не знала, что делать? Они оба это знали, конечно, только Берти, как всегда, был терпеливый и добрый и не хотел причинять ей страдания. Правильным решением было бы ничего не отменять, выйти замуж, провести медовый месяц в Кенте — или там, где Берти выберет — и жить потом тихо и спокойно, быть довольной близостью с мужчиной, который не способен подарить ей настоящую любовь.
Джорджина поморщилась при мысли еще на десять лет, или больше, стать фарфоровой куклой. Но разве существовала другая альтернатива? Да. Джорджина могла остаться до конца своих дней вдовой, не так ли? Ее богатство позволит ей удовлетворять свои самые экстравагантные желания. Она может купить роскошный дом в Лондоне, нанять французского повара и блистать в обществе.
Нет. Она отбросила эту мысль, прежде чем та сформировалась окончательно в ее сознании. Идея провести жизнь в балах и развлечениях не импонировала Джорджине. Как можно жить без сада, полного цветов, без полей и лесов, усыпанных фиалками, без любви, без Джека? Ее спальня была напоена ароматом фиалок, а все мысли Джорджины были только о нем, и ее тело страстно желало его.
Она громко застонала. И снова поток ее мятущихся мыслей привез ее неминуемо к Джеку Хемптону!
Единственный мужчина в мире, который был ей нужен, только он один, которого она любила и хотела.
И почему так получилось, что это именно Джек Хемптон? — думала она грустно. Он единственный, который не может быть ее мужчиной. Почему это не кто-нибудь из элегантных кавалеров, которые осаждали ее в прошлом сезоне? Это мог быть граф Донлей с ого огромным животом. Или это мог быть молодой виконт Саммерс с его страстью к лошадям. Или известный игрок и ловелас лорд Блэкли, красавец мужчина, от одного взгляда которого все молоденькие девушки сходят с ума. Эти люди принадлежали к кругу ее родителей, к ее кругу. Она могла выбрать любого из этих мужчин. Или даже самого милашку Берти. Почему она не влюбилась безумно в Бертрама, который может дать ей все, чего только хочет женщина? Кроме любви, конечно. Почему так странно устроено, что единственный мужчина, которого она хочет, не хочет ее?
Джорджина беспокойно зашевелилась под одеялом.
Бесполезно думать теперь о Джеке Хемптоне, горько сказала она себе. Он уже, наверное, на полпути в Девон, рад, что избавился от нее! И почему она должна думать о нем, говорила она себе, чувствуя, что снова вот-вот расплачется. Она сама дала ему понять, что не желает его больше видеть. Как глупо! Ведь самое сокровенное ее желание — это уехать вместе с ним, быть его женой, матерью его детей. Она вздрогнула от этой мысли, потому что знала — это лишь несбыточная мечта.
При мысли о детях она вспомнила о своей кузине Летиции. Несколько минут Джорджина лежала тихо, вспоминая счастливые моменты прошлого лета в Мелтон-Хаусе. Она думала о том, что скоро семья Летти пополнится еще одним ребенком, здоровым малышом. Как она завидовала своей кузине! Именно этот ребенок был зачат тем летом. Она попробовала вспомнить дату, когда Летти должна была родить. Летти говорила, что в мае, в последнюю неделю, кажется? Да, подумала Джорджина. Именно так! Ровно через две недели… Ей хотелось быть там. Может, она сможет тоже ощутить радость материнства, которую никогда не знала?
А почему нет, сказал ей внутренний голос довольно настойчиво. Почему нет, действительно? Если она выедет из города прямо сегодня или хотя бы завтра, или даже послезавтра, она будет в Мелтоне как раз вовремя.
От этой мысли она почувствовала и необыкновенную радость и легкий укол совести. Уехав в Девон, можно избежать сцены с отцом. Но как же Берти?
И неожиданно Джорджина поняла. Она знала совершенно точно, что уедет в Девон и что не выйдет замуж за лорда Портлендского.
Конечно, они еще увидятся с Берти… Завтра, может быть. И они все обсудят. Она расскажет ему о своем плане.
Берти может ей что-то посоветовать. Ведь он ей часто советовал, когда она была еще ребенком!
Она скажет ему, что не может выйти за него замуж, и вернет его изумруды. Это будет справедливо, не так ли? И Берти все поймет. Интуитивно она чувствовала, что он все поймет.
А она тем временем напишет Летти короткое письмо, решила Джорджина. И ей стало так хорошо и спокойно! Она знала, что приняла самое важное решение в своей жизни. Джорджина закрыла глаза и задремала. Она представляла, как пишет утром письмо. И в этом письме не будет сказано ничего о том, почему все-таки герцогиня снова решила сбежать в Девон.