Посовещавшись с Сару насчет еды, Адам вышел из едва освещенного бара и остановился на пороге, чтобы полюбоваться закатом.
Мысли у него в голове путались. Из-за того что Зеб сбежал, ему придется провести здесь выходные с Оливией. А ведь Адам просил Гэна не предупреждать Зеба о его приезде! Так или иначе, Зеб нутром почуял опасность… И решил, что поход под парусом — идеальный выход из положения. Он наверняка надеется, что к тому времени, как он вернется, неприятности, которые он предчувствует, пройдут стороной.
Что ж, в таком случае Зеба ждет сюрприз, потому что Адам никуда не уедет. Они с Оливией побудут здесь и отдохнут. Должно быть, он спятил. «Превосходная мысль, Адам. Тебя пора награждать медалью за выдающуюся глупость». Но Оливии явно нужна передышка. «Наслаждайся жизнью. Получай удовольствие. Преодолеем влечение». Да, он властен над собой… но не над своим либидо. Оливия красавица — и по-прежнему недоступна для него. Ну и что такого? Он взрослый человек, и он вполне способен несколько дней просто отдыхать рядом с красивой девушкой.
Адам посмотрел на море, голубое небо расцветили оранжевые лучи заходящего солнца; и облака окрасились апельсиновым цветом. Прекрасное начало выходных.
— Вот это да! — негромко произнес он и покосился на нее.
Оливия старательно переписывала что-то на салфетку с планшетника, лежавшего на столе, и по сторонам не смотрела.
— Ой… — вырвалось у нее, когда он поставил поднос.
Адам подошел к ней и положил ладони на ее плечи, уже тронутые загаром. Чувствуя, как покалывают кончики пальцев, он мягко развернул ее лицом к горизонту.
Она изумленно ахнула, и он напрягся; «ах!», слетевшее с ее губ, вызвало ту же реакцию, что и накануне. На секунду закат померк — остался просто фоном. Он вспомнил, как она оседлала его в лимузине — разгоряченная, полная желания.
Оливия дернулась, и он принялся массировать ее затекшие плечи. Для того чтобы она расслабилась, придется здорово постараться. Да, непросто ему будет забыть о своих желаниях, если он станет гладить ее шелковистую кожу. Оливия довольно вздохнула, когда он нажал посильнее, и ему стало не по себе.
Отпустив ее, он сел на место. Чем дальше от нее, тем лучше.
— Что это? — Он ткнул пальцем в салфетку.
— Список дел на неделю, — ответила Оливия. — Я наводила справки о Ко-Ланте.
— А я думал, ты будешь целыми днями валяться на пляже и наслаждаться солнышком…
Лучше всего, если она будет лежать на песке в узеньком бикини; еще лучше, если она попросит его намазать ей спину кремом от загара.
Она решительно тряхнула головой:
— Может быть, мне никогда больше не удастся побывать в Таиланде, поэтому я должна посмотреть все. — Она отпила большой глоток и взглянула на исписанную салфетку. — Можно отправиться в джунгли, подняться в гору по пересохшему руслу водопада и спуститься в известняковую пещеру. По-моему, потрясающе!
— Знаю я эту пещеру, — ответил Адам. — Одно из моих любимых мест.
— Вот и отлично. Значит, туда мы и отправимся! Здесь есть еще национальный парк с маяком и масса всего другого. Завтра мне первым делом нужно будет купить подходящую обувь и одежду. Я ведь не планировала отдыхать.
— А что ты планировала?
— Встретиться с Зебом.
— Погоди, я ничего не понимаю. Что не так с твоей одеждой? Конечно, для пляжа не совсем то, что нужно, но…
— Ну вот, к примеру. — Оливия провела рукой от груди до талии. — Я все продумала, составляя ансамбль. Серые брюки и светло-серая туника… Цвета приглушенные, но не похоронные. Не угрожающие, не осуждающие.
— Значит, вот о чем ты все время думаешь?
— Что, прости?
— Когда я смотрю на свою одежду, я думаю, что на мне синяя футболка и бежевые брюки. А для тебя одежда как театральный костюм для роли.
— Нет.
— Тогда что для тебя одежда?
На самом деле Адаму казалось, что с помощью одежды Оливия отгораживается от мира. Для нее одежда играет роль брони.
— Я никогда не надену того, что мне не нравится.
— Это я уже понял. Но мне кажется, что вся твоя одежда подобрана с целью соответствовать той или иной роли.
На миг в ее светло-карих глазах мелькнуло замешательство. Видимо, он смутил ее. Она сделала большой глоток из бокала, осушив его почти до дна.
— Психологические бредни! — заявила она, с преувеличенной осторожностью ставя бокал на место. — Кстати, ты неплохо разбираешься в психологии — для человека, чей гардероб выбирают другие. — Она поставила локти на стол, положила подбородок на руки и посмотрела на него в упор. — По-моему, мне стоит тебя одеть. — Склонив голову набок, она рассеянно улыбнулась. — Ну вот… похоже, я ляпнула что-то не то.
— Ничего подобного. «Что-то не то» — это если бы ты предложила не одеть меня, а раздеть.
Ее смех оказался заразительным.
— Нет, правда, пошли вместе по магазинам. Будет весело!
Весело? Черта с два! А может, и будет… в конце концов, она же на отдыхе. Может быть, он уговорит ее купить узенькое бикини или короткие шорты, едва прикрывающие ее симпатичные ягодицы… Была не была!
— Ладно, согласен. Ты выберешь что-нибудь мне, а я тебе. Не хочу целую неделю смотреть на твои нейтральные наряды, призванные умаслить Зеба. Мне приятно находиться в обществе…
— Ну вот, приехали! — Оливия тряхнула головой, надув пухлые губы.
— Куда приехали?
— Ты снова хочешь хвастаться мной, как каким-нибудь трофеем.
— Оливия, ты о чем? — Он налил ей воды и придвинул бокал.
Она метнула на него воинственный взгляд:
— Неважно! — Она взмахнула бокалом, пролив воду. — Давай еще выпьем. Моя очередь, я угощаю!
— Ну уж нет. — Адам покачал головой. — Пока не объяснишься, никакого пива.
Оливия прикусила губу и пожала плечами:
— Сложный вопрос ты задал, Мастерсон. Ну ладно. Хочешь правду? Я тебе отвечу. Быть красивой — сложно, очень сложно.
— Ты что, издеваешься? Другие женщины готовы убить, лишь бы выглядеть как ты, а ты недовольна!
Оливия покачала головой:
— В красивых женщинах мужчин интересует только внешность.
— Не только. Все не так просто.
— Надувательство! Возьми, к примеру, нас с тобой. Правда, я выражаюсь в переносном смысле, потому что мы ведь не вместе… Но когда были… Когда ты был со мной…
— Туманно, но заманчиво. Продолжай.
— Вот, тебя… — она ткнула в него пальцем, — потянуло ко мне из-за моей внешности. Если бы я была уродкой, которая явилась в твой отель с сальными волосами и в платье из мешковины, я бы не произвела на тебя никакого впечатления.
— Неправда.
— Нет, правда. — Она погрозила ему пальцем. — А я выглядела в точности как охотница за миллиардерами. Твой единственный критерий — красота. «Блондинка или брюнетка… Высокая или низкая… дорога открыта всем. Единственный критерий Адама Мастерсона — красота: он любит, чтобы его спутницы бросались в глаза». И ни слова о душе, о личности. Так что… ха-ха! — я от своего не отступлюсь и закажу нам пива.
— Погоди, — фыркнул Адам. — Ты цитируешь статью из глянцевого журнала, а ее вряд ли можно принять за истину.
Оливия наморщила нос и осторожно налила себе еще воды.
— Ладно, святоша. Вспомни последних пять женщин, с которыми ты переспал. И скажи… они были красотками или нет?
Адаму вдруг стало душно; захотелось ослабить воротник, а ведь на нем даже рубашки не было. Последние пять женщин растянулись более чем на пять лет, но… да, все они были красотками. Правда, до слов Оливии он даже не задумывался о том, плохо это или хорошо.
— Мне действительно нравятся красивые женщины, — признался он. — Может, сделаешь скидку на то, что все они принадлежали к разным типам красоты?
— Не сделаю, — отрезала она. — Это лишь доказывает, что ты любишь разнообразие. — Она глубокомысленно кивнула. — А что было на этих красотках, когда ты с ними познакомился? Как они выглядели? Наверняка они были разодеты в пух и прах… и старались показать себя с самой выгодной стороны?
Честность, а также сознание, что ее светло-карие глаза видят его насквозь, вынудили его признаться:
— Да.
— Ха-ха! — обрадовалась Оливия и расплылась в самодовольной улыбке. — Вот видишь! Внешность и одежда имеет значение, особенно для таких мужчин, как ты! — Она ткнула в его сторону пальцем.
— Для таких мужчин, как я? — удивился Адам. — Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду мужчин, у которых денег достаточно, чтобы купить всех и все, что им захочется!
— Ну и ну! Ты что же, намекаешь на то, что я своих спутниц покупаю?
— Не совсем. — Оливия снова склонила голову набок и устремила на него пытливый взгляд. На лбу у нее снова появилась морщинка. — Ты симпатичный, ты обаятельный… возможно, твои спутницы готовы встречаться с тобой независимо от толщины твоего кошелька.
— И на том спасибо!
— Я о другом. Деньги облегчают тебе жизнь. Значит, даже когда ты состаришься и покроешься морщинами, красавицы по-прежнему будут тебе доступны, и ты это знаешь. Так что ты и дальше будешь перебирать разных красоток, и так будет продолжаться… целую вечность, аминь. — Она сложила руки, словно для молитвы.
— По-твоему выходит, что все женщины одинаковы, — возразил он. — Все женщины, с которыми я встречался, были разными, и все они мне нравились. И еще… — воспоминания заставили его улыбнуться; ему хотелось, чтобы она вспомнила: ему есть что предложить женщине, помимо туго набитого кошелька, — не сомневаюсь, что все они сохранили обо мне теплые воспоминания.
Ее лицо порозовело, как будто она тоже вспомнила, чем они совсем недавно занимались в лифте и в лимузине. Но она взяла себя в руки и неодобрительно сжала губы.
— Хм… Не сомневаешься, вот как? Ну конечно, ведь ты даришь им дорогие подарки на память о времени, проведенном в твоей постели.
— Конечно, я дарю своим женщинам подарки… — Адам осекся. То, что он давал своим бывшим, нельзя было назвать подарками в полном смысле слова. Он отправлял их делать покупки в бутиках того отеля сети «Мастерсон», где они обретались, а покупки велел записывать на его счет. — Да, конечно, я им всем очень признателен… и что тут плохого?
Если женщина дарила ему свое общество и свое тело, вполне разумно чем-то одарить ее в ответ. Чем-то таким, что ничего ему не стоит, кроме денег. В конце концов, денег у него больше, чем нужно.
Кстати, он позаботился о том, чтобы Шарлотта не пострадала; он платил ей более чем щедрые алименты. Вполне заслуженные, впрочем. Ее боль открыла ему глаза на кое-что в себе самом: он не умеет любить и не должен заводить семью. Но это не значит, что он должен воздерживаться от сексуального общения. И если он обречен всю жизнь перебирать красавиц — не беда. Во всяком случае, для него.
— Оливия, признаю себя виновным в том, что мне нравятся красивые женщины, но я появляюсь везде с ними вовсе не из соображений престижа. Я встречаюсь с женщинами, с которыми мне хорошо — не только в постели, но и за ее пределами. Кроме того, я стараюсь никого не обижать.
— Как тебе это удается?
— У меня свои правила.
— Конечно, у тебя свои правила, — вздохнула Оливия. — Самой не верится, что осмеливаюсь просить тебя о таком… но, может, поделишься ими?
— Все отношения на короткий срок, никаких ожиданий, никаких сильных чувств — мы просто приятно проводим время. Когда очередной эпизод заканчивается, все понимают, что пора расставаться. Никто не в обиде. — Он пожал плечами. — Мне подходит.
— А мне нет, — возразила Оливия. — Отказываюсь быть одной из многих заменяемых девиц, с которыми, как ты выражаешься, приятно проводить время и которых ценят только за внешность и за сообразительность… Не хочу заранее знать, что на мою долю останутся только секс, ужины в дорогих ресторанах и украшение в виде прощального подарка.
— Ну, а я отказываюсь играть роль богатенького плейбоя, который платит за свои удовольствия. Кстати, я не просто секс предлагаю, а такой, от которого небу становится жарко!
«От которого небу становится жарко…»
Его слова как будто плыли на теплом ветерке. Голова у Оливии закружилась. Секс, от которого небу жарко, ужины в дорогих ресторанах, украшения. И это плохо, потому что?..
Ладно, без двух последних составляющих можно обойтись, но… Все ее тело бурно протестовало. Что плохого в том, чтобы заниматься сексом, от которого небу становится жарко, с… скажем, с Адамом? В обмен на… горячий секс с Адамом. Конечно, все это ненадолго. И ни о какой любви речи нет.
Что же она теряет?
— Оливия! Что с тобой? — В его низком голосе послышались веселые нотки. — Ты как будто ведешь спор с самой собой о смысле жизни… и проигрываешь его.
— Со мной ничего. Я в полном порядке.
В самом деле. Жаркий секс с Адамом означает, что она перестанет быть сама себе хозяйкой, а об этом и речи быть не может. В ней разгорятся желания, а он? А он останется равнодушен. Ведь он уверен, что ее можно без труда заменить на другую красотку.
— Может, войдем внутрь? — предложила она. — Ты, наверное, хочешь о многом поговорить с Сару и…
— Оливия, тебе нужно общество?
Она посмотрела ему в лицо. Заметив в его карих глазах проблеск озорства и сочувствия, она поняла, что не в состоянии его обманывать.
— Что-то в этом роде. — Встряхнувшись, она улыбнулась: — Не хочу, чтобы снова вернулось непреодолимое влечение.
— Знаешь, детка, я тоже не хочу. Совершенно с тобой согласен. Внутри безопаснее, так что пойдем.
Оливия взяла пустой бокал и направилась к барной стойке. Под ногами приятно поскрипывал белый песок. Она поднялась по деревянным ступенькам, которые вели в крытый бар, и остановилась на пороге, потрясенная.
— Ух ты! — Внутри бар оказался настоящей меккой для любителей регги. Стены были увешаны плакатами; с потолка свисали флаги ярко-красного, желтого и зеленого цветов. Перед небольшой угловой сценой Оливия увидела картонную фигуру Боба Марли в натуральную величину. Столики, наполовину занятые посетителями, стояли на деревянном полу; гул голосов не заглушал музыки регги, льющейся из динамиков.
— Сару — фанат регги, — заметил Адам. — Слышала бы ты, как они с двоюродным братом играют! Они просто чудо.
— Эй, Адам! — окликнул его Сару из-за стойки. — Хочешь сыграть?
Адам замялся.
— Иди, — велела Оливия. Ей хотелось посмотреть, как Адам будет выглядеть, если выйдет из привычного образа. — Покажи, на что ты способен!
— Да, Адам, вперед! Покажи Оливии, что ты умеешь, — подбадривал Сару, когда Адам двинулся к сцене. — Знаешь, Оливия, Адам еще никогда не привозил сюда женщин. Ты первая. Такое событие надо отметить. Садись. Я принесу тебе пива. — Сару похлопал Адама по плечу. — А еще кое-кто споет нам за Марли.
Ей вдруг стало жарко. Он никогда еще не привозил сюда женщин? Правда, она оказалась здесь не просто так. Оливия смотрела, как Адам поднимается на сцену и садится за сдвоенные барабаны бонго. Он погладил их и негромко пробежал по ним пальцами. Сару и солист, который должен был петь за Марли, принялись о чем-то негромко совещаться. Затем из динамиков полилась одна из самых известных мелодий регги; барабаны идеально аккомпанировали голосу. Голос солиста оказался красивым, но глаза Оливии были прикованы к Адаму, и она снова испытала желание. На сцене он был в своей стихии. Его большие руки двигались так, словно он составлял с барабанами одно целое — как будто играл на бонго с рождения. Когда они с Сару подхватили припев, Оливия различила глубокий, мелодичный голос Адама, и по ее спине пробежали мурашки.
Она глотнула еще пива, заметив, что непроизвольно отстукивает ногой ритм на деревянном полу. Как и остальные посетители, Оливия покачивалась в такт музыке. Она наблюдала за Адамом, и сердце у нее билось все чаще; его сильные руки двигались стремительно, бедра прижимались к барабанам. Как он разгорячился! Оливии тоже стало жарко; изнутри поднимались волны желания.
Допев песню, «Марли» поклонился; публика требовала что-нибудь исполнить на бис. Сару встал.
— Кто-нибудь хочет попробовать?
К сцене подскочил таец, сидевший за соседним с Оливией столиком.
— Я спою, — вызвался он.
Сару снял гитару с полки за сценой.
— На сцену поднимается Элвис, — объявил он, передавая инструмент. — Оливия, хочешь сыграть на барабанах?
Оливия не сразу поняла, что он обращается к ней.
— Я? — удивилась она. — Хм… Спасибо, конечно, за доверие, но мне и здесь неплохо… У меня не слишком хорошо со слухом.
Но тут Адам оторвался от барабанов, поманил ее рукой, и ноги словно сами по себе понесли ее на сцену. В последний раз Оливия играла на барабане в двухлетнем возрасте — точнее, барабаном служила перевернутая сковородка. Однако она шла туда, где на краю сцены ее ждал Адам с призывно протянутой рукой.
Когда он обхватил ее кисть, Оливию как будто током дернуло.
Запрыгнув на сцену, Оливия огляделась. Бар был освещен красными, желтыми и зелеными бумажными фонариками; посетители негромко переговаривались, пока «Элвис» настраивал гитару. Сару отстучал импровизированное соло; навязчивый ритм подхватил ночной ветерок, проникавший в зал через открытые окна.
— Я и правда не умею… — начала Оливия.
— Тебе понравится, — обещал Адам. — Попробуй. Снежная королева на твоем месте непременно попробовала бы.
— Ха-ха, как смешно! — Оливия вздохнула и расправила плечи. В конце концов, когда еще у нее появится возможность сделать что-нибудь подобное? Она узнает нечто новое. И пусть она поступает безрассудно — рядом с Адамом ей отчего-то хочется забыть все правила.
— Ладно, попробую, — сказала она.
Следом за ним она подошла к барабанам, присела на низкий табурет и придвинула барабаны к себе, поставив их между бедер. Они были еще теплыми после Адама. Оливия вздрогнула, когда он сел на табурет за ее спиной; его грудь, словно каменная стена, прижалась к ее спине. С ее губ слетел странный звук, похожий одновременно на мяуканье и стон, когда его руки обвили ее талию, а его большие ладони накрыли ее руки.
— О-ох…
— Сядь на край, — тихо велел он; его дыхание щекотало ей ухо. — И расставь ноги под углом девяносто градусов, — и чуть насмешливо спросил: — Ты как?
И Оливия поняла, что сейчас растает.
— Я… отлично.
— Вот и хорошо. Поставь тот барабан, что побольше, под правое колено, а маленький сдвинь левее.
Если она сосредоточится на барабанах, а не на том, что он прижимается к ней всем телом, у нее все получится.
— Тебе удобно?
— Очень!
— Отлично. Это очень важно. Крепко зажми барабан ногами.
Он говорил негромко, с хрипотцой, и от его голоса у Оливии кружилась голова. Плотнее прижавшись к нему, она убедилась в том, что он тоже не остался равнодушен к их близости.
— Ты уверен, что имеешь в виду именно барабан? — прошептала она.
— Прекрасный вопрос, Оливия… А тебе сейчас чего больше хочется?
Когда нечто твердое уперлось ей в поясницу, она тяжело вздохнула. Пора спускаться с небес на землю. Они ведь договорились преодолеть влечение, так чем же сейчас занимается Адам? Наверное, так на него действует музыка регги… Кому-то придется сохранять голову на плечах. Скорее всего, ей.
— Барабаны, — хрипло ответила она. — Мы ведь сейчас о них говорим?
— Как скажешь, сладкая. — Он погладил ее по предплечьям, и все ее мысли сразу куда-то улетучились. — Значит, твоим пальчикам сейчас придется потрудиться.
— Вот что нужно делать, чтобы получился ритм. — Он ткнулся носом ей в щеку; их тела буквально сливались. «Вернись на землю! Сосредоточься!»
Сару подал знак, и «Элвис» взял первый аккорд.
— Слушай его, Оливия, — шептал Адам. — Не теряй ритма. Растворись в нем.
На секунду она прижалась к нему, и вдруг с ней что-то произошло. Она закрыла глаза и позволила себе отдаться ритму; ее поддерживали сильные руки Адама. Он двигался с ней в унисон; голова Оливии закружилась еще сильнее. Наконец «Элвис» исполнил припев в последний раз. Отзвуки его голоса отдавались от стен полутемного бара.
Послышались аплодисменты, и Оливия открыла глаза. Неожиданно для себя она поняла, что широко улыбается.
— Просто чудо, — прошептала она. Случившееся в самом деле было чудом. Радуясь близости Адама, она сделала что-то совершенно ей не свойственное.
— С этим ничто не сравнится, — согласился Адам.
Сару соскочил со сцены; они продолжали сидеть, прижавшись друг к другу. Оливии показалось, что они сидят так целую вечность. Наконец Адам выпустил ее и встал. Оливию слегка передернуло. От холода, уверяла она себя. От холода, а не от сожаления — ведь это нелепо.
Сердце по-прежнему билось учащенно, голова еще кружилась, как ей хотелось, чтобы их физическая близость не прерывалась! Не позволяя себе думать о дальнейшем, она встала и развернулась к нему, обхватила его руками за талию, привстала на цыпочки и прильнула к нему всем телом.