Мэри и Сет Уотерсон приехали на похороны. Потом Сет сразу улетел домой — его ждала работа, — а Мэри задержалась еще на четыре дня. За это время они почти не говорили друг с другом. Мэри помогала с детьми, а Беттина словно ушла в себя: не разговаривала, не ела, просто неподвижно сидела и смотрела в никуда. Мэри пыталась подсунуть ей Антонию, но даже это не помогало. Беттина отмахивалась неопределенным жестом и продолжала сидеть, погрузившись в свои мысли. Вечером накануне отлета Мэри никаких заметных улучшений ее настроения не произошло.
— Нельзя же так, Беттина, — как всегда искренне, увещевала Мэри, но Беттина смотрела на нее, словно не видя.
— Почему нельзя?
— Потому что жизнь не кончена. Пусть трудно, но она продолжается.
Беттина метнула на Мэри взгляд, полный негодования и горечи.
— Почему не я? Почему не я вместо него? — резко проговорила она, а потом опять стала отрешенной и со слезами на глазах добавила: — Он был такой добрый человек.
— Знаю. — У Мэри глаза тоже наполнились слезами. — И ты добрая.
— Я бы ни за что не родила, если бы не он, — сказала Беттина, и губы ее заметно дрожали.
— Знаю, Беттина, знаю. — Мэри протянула к ней руки, и Беттина уткнулась в грудь подруги и зарыдала так, словно хотела выплакать всю свою боль.
Но на следующий день она выглядела немного лучше.
— Что теперь собираешься делать? — спросила Мэри. Они прощались у турникета в аэропорту.
Беттина пожала плечами:
— Я обязана выполнить контракт. Буду писать сценарий по второй пьесе.
— А после?
— Бог весть. Ко мне пристают с новыми предложениями. Вряд ли я соглашусь.
— Наверное, переедешь в Нью-Йорк? Беттина решительно покачала головой.
— Нет, ни за что. Я хочу оставаться здесь. Мэри с пониманием кивнула, они обнялись и поцеловались на прощание. Мэри пошла к самолету.
Через две недели, как было условлено, Беттина появилась на киностудии, чтобы обговорить все детали экранизации ее пьесы. Встречи были утомительными, жесткими, лишенными всякой сентиментальности, но Беттину нелегко было сломить. Она уклонялась от разговоров, которые считала бесполезными, и, наконец, укрылась у себя дома и полностью отдалась работе над. сценарием. Ей потребовалось меньше времени, чем она рассчитывала, и когда сценарий был готов, оказалось, что он превзошел самые радужные ожидания. В адрес Беттины пели дифирамбы, все что-то говорили об ее необыкновенной одаренности. И вскоре Нортон захлебнулся лавиной телефонных звонков. Имя Беттины Дэниелз гремело.
— Как это — не будете работать? — Нортон удивился и в ужасе ждал, что ответит Беттина.
— Вы не ослышались. Я хочу отойти от дел по крайней мере на полгода.
— А я-то думал, что вы собираетесь начать новую пьесу.
— Никакой новой пьесы. Равно как и нового фильма. Совершенно ничего, Нортон, и пусть все идут к черту.
— Но продюсерская фирма Билла Хейла только что…
— К черту Билла Хейла. Слышать ни о чем не хочу.
— Но, Беттина… — Нортон был в шоке.
— Если я действительно для кого-то представляю интерес, то могут и подождать, а если нет, то, как говорится…
— Не в этом дело, они могут и подождать, но зачем ждать вам? Назовите цену, студию, все у вас будет.
— Мне ничего не нужно.
— Но почему? — не мог понять Нортон-Беттина вздохнула:
— Нортон, пять месяцев тому назад я потеряла Олли. — Она опять вздохнула. — С тех пор ветер перестал надувать мои паруса.
— Понимаю. Но нельзя же сидеть сложа руки. Вам же будет хуже.
«И тебе», — подумала Беттина, а вслух произнесла:
— Пусть. Оказалось, что вся эта мишура — не так важна, как я думала.
— Господи, Беттина, одумайтесь. Вы не представляете, что такое — оказаться не у дел в самый пик жизни.
Но у нее все уже было. Когда родился ребенок… Когда была женой Айво… Когда грелась в лучах отцовской славы… У нее было нечто большее, чем работа и успех. Но ведь ему не объяснить. Только себя изведешь.
— Не хочу об этом говорить, Нортон. Объясните всем, что я на полгода уехала из страны. Скажите, что не можете со мной связаться. А если не отстанут — тогда я лягу на дно на целый год.
— Кошмар. Скажу, будьте уверены. Но, Беттина, если вы измените свое решение, вы мне позвоните?
— Разумеется, Нортон. Вы же знаете, что позвоню.
Она, естественно, не позвонила. Просто жила незаметной жизнью, со своими детьми. Как-то раз слетала погостить к Уотерсонам, а так почти не выходила из дома и не расставалась с детьми. После смерти Олли она стала какой-то заторможенной.
В День Благодарения прилетели Сет и Мэри со всем выводком. Они сразу заметили перемену в Беттине. Праздник прошел очень мило, по-семейному. Горько было лишь оттого, что с ними нет Олли.
— Как жизнь, Беттина? — поинтересовалась Мэри, когда они сидели в саду. Мэри видела, что подруга очень изменилась, прежде всего внутренне. Она стала спокойнее, равнодушнее, увереннее в себе и словно гораздо старше, чем год назад.
— Неплохо, — улыбнулась Беттина. — Только по Олли очень скучаю. Мне так его недостает. И кажется мне, что многое надо было сделать иначе.
— Что, например?
— Например, раньше выйти за него замуж. Он так радовался. Не понимаю, почему я тянула?
— Ты была не готова, и он понимал это.
— Знаю, что понимал. Оглядываясь назад, я вижу, что он очень многое понимал. Все делал так, чтобы лучше было мне, все — ради меня. Оставил престижную работу в Нью-Йорке, потом взял отпуск, чтобы поехать со мной в Нью-Йорк на постановку пьесы. Теперь мне все кажется таким несправедливым, — заключила Беттина, и лицо ее омрачилось.
— Олли делал все это с радостью, — возразила Мэри. — Он сам мне однажды говорил. Карьера для него не была так важна, как для тебя.
Мэри не отважилась добавить, что теперь ей нужен мужчина, добившийся такого же успеха и положения, какого добилась она. Даже в лице у нее появилось что-то новое, строгая красота, приковывавшая внимание, а простой покрой черного шерстяного платья и мерцание бриллиантов говорили о том, что эта женщина достигла подлинных высот. Наконец-то Беттина решилась извлечь из-под спуда свои драгоценности: и те, что достались от отца, и те, что подарил Айво, и теперь она носила их почти ежедневно. Она посмотрела на кольцо с большим бриллиантом, потом поймала на себе взгляд Мэри и улыбнулась.
— Не знаю, может быть, я слишком часто вспоминаю о прошлом.
— Надеюсь, оно тебя не тяготит?
— Ах, не знаю, Мэри. Наверно, нет. — Глаза у Беттины стали мечтательными, как будто устремленными в невидимую даль. — Думаю, надо все принимать как есть. Ведь это стало частью меня.
Мэри с удовольствием слушала то, что говорит Беттина, и .то и дело с улыбкой кивала. Она всегда надеялась, что рано или поздно Беттина должна понять и принять свое место в жизни. Единственное, что огорчало Мэри — так это то, что Беттина живет за закрытыми дверьми.
— Ты с кем-нибудь встречаешься?
— Я никого не вижу, кроме своих детей.
— Почему?
— Не хочется. Да и зачем? Разнесут сплетни — вот, мол, драматург, у которой было четыре мужа, Беттина Дэниелз, эксцентричная дочь Джастина… Кому это надо? Сейчас я чувствую себя гораздо более счастливой, живя в уединении.
— Я бы не назвала это жизнью, Беттина. А ты?
— У меня все есть, — пожала плечами Беттина.
— Нет, не все. Ты — женщина. Ты не заслуживаешь одиночества. Тебя должны окружать люди, радость. Ты должна наслаждаться своим успехом.
Беттина лишь улыбнулась в ответ:
— Посмотри-ка на все это, — и обвела рукой прелестный сад и виллу.
— Беттина, ты прекрасно понимаешь, что я не это имела в виду. Ничто не может заменить друзей и… — Мэри, поколебавшись, закончила: — И мужчину.
Беттина открыто посмотрела на Мэри.
— Так вот из-за чего все? Мужчина, говоришь? Вот из-за чего ты разводишь антимонии? Жизнь, видите ли, неполна без мужчины! В мои ли годы думать об этом?
— Какие годы — тридцать шесть! Неужели так и будешь сидеть взаперти!
— А ты что предлагаешь? Бегать и искать себе мужа? На мой взгляд; я и так перебрала свою квоту. Или, думаешь, надо пятого? — Беттина не на шутку рассердилась, но Мэри спокойно сказала:
— Может быть. Почему бы и нет?
— Потому что мне никого не надо. Потому что я больше не выйду замуж.
Но от Мэри так легко не отделаешься.
— Я бы не стала тебя донимать, если бы ты так решила по какой-то действительно важной причине. И ведь не обязательно выходить замуж, Беттина! Каждый решает сам. Но ты не должна проводить свои дни в одиночестве только потому, что боишься людской молвы. А ведь это главная причина, не так ли? Ты думаешь: стоит тебе приспустить сорочку, так сразу же на плечо поставят клеймо! Так вот — ты ошибаешься, и притом очень. Я люблю тебя, Сет любит, и нам дела нет, будь ты хоть двадцать раз замужем, хоть ни одного, кстати. Но где-то ходит человек, такой же сильный, такой же необыкновенный, такой же талантливый, как ты, Беттина. Ты должна найти его, дать ему шанс встретить тебя, а для этого надо не сидеть здесь до конца дней в одиночестве. Ты можешь выйти замуж, а если не хочешь — не выходи, кому какое дело? Но не сиди взаперти, Беттина, не сиди взаперти!
Беттина печально посмотрела на Мэри, и та заметила у нее в глазах слезы. Мэри решила, что на нее подействовали ее слова, а когда Беттина, ничего не ответив, ушла в себя, — это еще больше укрепило ее уверенность.
Уотерсоны улетали в Сан-Франциско в конце недели. Прежде чем им отправиться на посадку, Беттина стиснула Мэри в объятиях.
— Спасибо тебе.
— За что? — изумилась Мэри, а потом поняла. — Не говори глупости. — И, улыбнувшись, добавила: — В один злосчастный день ты, может быть, еще будешь проклинать меня.
— Сомневаюсь, — счастливо улыбнулась Беттина. — Ты этого от меня не дождешься. Я не нарушу твою размеренную жизнь.
На мгновение, лишь на мгновение, Мэри подумала, что Беттина возгордилась.
— Что ты теперь будешь делать, Бетти? — спросил Сет.
— Позвоню Нортону и скажу, что возвращаюсь к работе. Хотя он, наверно, уже поставил на мне крест.
— Вряд ли, — заметила Мэри, и они заспешили к самолету.