Безрассудная любовь

Глава 36

Люцифер прижал уши к голове и недовольно заржал, вставая на дыбы и молотя воздух передними ногами. Тайрелл не предпринял ни одной попытки удержать мустанга. Вжав голову в плечи, он побежал в укрытие. Жеребец дико скакал из стороны в сторону, пытаясь освободиться от подпруги, которую Тай смастерил из попоны, обнаруженной им в сундуке Жанны. Поняв, что, лягаясь, он ничего не добьется, Люцифер пустился вскачь, силясь убежать таким образом от стягивающих его тело ремней и хлопающих по бокам стремян.

К тому времени как он осознал, что этот прием тоже не сработает, жеребец покрылся пеной и с трудом дышал. Но он понял и еще одну важную вещь — никто не собирался нападать на него, а непривычная конструкция на его теле не причиняла вреда. Жанну ничуть не удивило проявление физического истощения у мустанга, ведь он носился по долине битых полчаса.

— Боже мой, сколько же силы в этом скакуне! — воскликнула она.

Тай пробормотал что-то. Он вовсе не горел желанием приступить к следующему этапу обучения жеребца, когда тот почувствует на своей спине вес человека. Тай осторожно приблизился к Люциферу, ласково с ним разговаривая.

— Знаю, это паршиво, когда не имеешь возможности убежать от всех капканов и ловушек, которые расставляет тебе жизнь. Но позже ты поймешь, что все не так плохо, как кажется, — нашептывал Тай, поглаживая мустанга. — Спроси хоть у Зебры. Она носит подпругу и стремена с тем же достоинством, как благородная дама шелковые платья.

Люцифер захрапел и отдернул голову, чтобы привлечь внимание человека к ремням, стесняющим его.

— Прости, сынок, но подпругу я с тебя не сниму. Могу только почесать зудящие места. Я и так достаточно намучился, надевая на тебя эту проклятую штуку.

Жанна с трудом удержалась, чтобы торжественно не произнести «Аминь!». Ей тяжело далось наблюдение за тем, как Тай пытался надеть на жеребца подпругу, поминутно рискуя быть затоптанным мощными копытами. Она одновременно восхищалась настойчивостью этого мужчины, но в то же время хотела умолять его не ограничивать свободу благородного жеребца.

Тай продолжал разговаривать с мустангом и ласкать его, пока тот не успокоился. Постепенно характер прикосновений изменился. Он переносил вес тела на руки, которыми опирался на спину жеребца, сосредоточиваясь преимущественно на той ее части за холкой, где должен располагаться наездник. Поначалу животное просто отходило чуть дальше, чтобы избежать давления извне, но Тай следовал за ним, не переставая приучать его к весу человека.

Жанна наблюдала за его действиями со смесью беспокойства и восхищения. Большинство знакомых ей мужчин просто задрали бы голову жеребца к небу и грубо взгромоздились бы ему на спину. Когда наездник оказывается в седле, морду лошади отпускают и начинают понукать шпорами. Сопротивление животного неизбежно, так же как и тот факт, что скакуны, объезженные таким образом, ненадежны. Они будут терпеливо выжидать, пока ездок расслабится, потеряет бдительность, и тогда они просто сбросят его на землю мощным движением тела.

Но Тай обещал Жанне, что будет обращаться с жеребцом бережно, к тому же позднее ему придется доверить Люциферу свою жизнь, поэтому он был заинтересован только в хорошем результате.

Девушка прерывисто задышала, заметив, что ноги Тая оторвались от земли и он повис на спине мустанга, лежа поперек нее животом. Люцифер нервно задвигался, несколько раз обернулся вокруг своей оси, но быстро свыкся с тем, что успокаивающий голос Тая доносился теперь откуда-то со стороны его затылка. Тогда жеребец снова начал щипать траву, забыв о присутствии человека, висящего у него на спине.

По истечении двух часов посредством многократных повторений одного и того же действия Тайрелл добился того, что жеребец совершенно спокойно принимал его вес, когда он ложился поперек его спины и снова вставал на землю. Затем он приступил к следующей стадии — необходимости сесть в седле. Он проделал это медленно и осторожно и, наконец, выпрямился на спине Люцифера. Наблюдая за этим, Жанне хотелось кричать от радости и хлопать в ладоши, но она заставила себя сохранять спокойствие, чтобы не напугать мустанга.

Что же касается жеребца, то он лишь дернул ушами, когда Тай проделывал на его спине свои комбинации, но не перестал щипать траву, всем своим видом демонстрируя, что странные действия его человеческого друга ничуть его не волнуют.

Почувствовав под собой мощное тело скакуна, Тай испытал неописуемый восторг. Он окончательно утвердился в мысли, что в прошлом Люцифер был домашним конем, который убежал от своих хозяев до того, как на его гладкой коже успели поставить тавро.

— Ты такой красавец, — прошептал Тай, поощряя жеребца голосом и руками. — Наверняка где-то в глубинах твоего разума ты понимаешь, что был рожден для того, чтобы стать верным другом и соратником человека.

Люцифер мирно пощипывал траву, каждые несколько минут прерываясь, чтобы понюхать воздух. Тай не предпринимал никаких попыток направлять его с помощью недоуздка. Он просто сидел на спине у мустанга, позволяя ему свободно пастись. Поначалу жеребец перемещался немного неловко, непривычный к весу, приложенному у него за холкой. Но к тому времени, как солнце стало клониться к закату, Люцифер вновь обрел свое королевское величие, машинально подстраиваясь под вес своего ездока. Время от времени он наклонял голову набок и нюхал ботинок Тая, словно говоря: «Как? Ты все еще здесь? Ладно, ты мне совершенно не мешаешь».

Тай по-прежнему поощрял животное ласковым голосом и поглаживанием руками. Когда Люцифер отреагировал на натяжение недоуздка, повернувшись в нужное направление, похвалы в его адрес удвоились. Жеребец скоро сообразил, что натяжение уздечки, сопровождающееся легкими ударами в бока, означает, что нужно идти вперед, а резкое давление назад призывает его остановиться.

— Думаю, на сегодня достаточно, сынок, — произнес Тай, спешиваясь. — Теперь можешь отдохнуть.

Мустанг захрапел и отступил в сторону, почувствовав, что вес с его спины исчез. Тай обмотал поводья вокруг шеи животного и надежно закрепил, чтобы они не запутались. Люцифер и ухом не повел.

— Ты просто воплощенная мечта, — произнес Тайрелл.

Жеребец тут же положил голову ему на грудь и принялся тереться, пытаясь избавиться от недоуздка. Посмеиваясь, Тай принялся почесывать места соприкосновения ремней с горячей потной кожей животного.

— Прости, сынок, но я оставлю эту штуку на месте. Тебе она совсем не повредит, а мне сэкономит кучу времени завтра, когда я снова буду обучать тебя. Сейчас ты заслужил хороший ужин, а я пойду полежу в ванне, — произнес Тай, имея в виду горячий источник, который Жанна всегда назвала именно так. — Иди побрани Зебру за то, что навлекла на твою голову этих сумасшедших людей.

Некоторое время спустя Жанна подняла голову от трав, которые она сортировала, и заметила, что Люцифер пасется без седока. Ее сердце екнуло от мучительного предчувствия, но она быстро сообразила, что Тай спешился по собственной воле, чтобы дать себе и жеребцу отдохнуть. Девушка вернулась к своему занятию, проверяя сухость листьев. Она убрала одни, источающие сильный аромат, и заменила их другими, намереваясь приготовить из них мази, бальзамы и настойки. Она понимала, что у нее недостаточно времени, чтобы должным образом просушить собранные ею травы, но этот факт не останавливал ее. Так ее руки были заняты делом, хотя мысленно она продолжала вспоминать прикосновение Тая и думала о том, что ей придется навсегда оставить эту долину… и Тая.

«Перестань думать об этом, — приказала себе девушка. — И перестань представлять больного Безумного Джека или поджидающего в засаде Каскабеля, жаждущего твоей смерти. Выброси из головы все, кроме этих трав. Ты не можешь повлиять на старателя, Тая или этого мятежника, но ты вполне можешь приготовить настойку и лекарство для живота, чтобы оставить его здесь для старика. Пока ты еще здесь, ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится.

За исключением соблазнения Тайрелла».

При этой мысли девушка выронила травы, которые держала в руках. Мысленно обругав себя, она подобрала растения только для того, чтобы выронить их снова, едва она представила, как занимается с Таем любовью. Пальцы ее дрожали и были не в состоянии ничего удержать.

— Ладно, но я, по крайней мере, могу принести немного воды из серного источника, — пробормотала она. — Уж это моим неуклюжим рукам будет под силу.

Схватив небольшой металлический котелок, Жанна направилась к ванне. За последние недели тропинка, ведущая к ней, стала более заметной. И Тай, и она сама обожали нежиться в горячей водичке, наблюдая за тем, как облака, проплывающие над головой, меняют форму. Но они не делили это приятное занятие друг с другом. При воспоминании о том, что однажды случилось в ванне, девушка чуть не выронила котелок. Многое отдала бы она за то, чтобы снова почувствовать на себе нежные, интимные и такие неистовые прикосновения пальцев Тайрелла. Хотя бы еще разок.

Один только раз до того, как они навсегда покинут эту долину.

Окутанная паром, поднимающимся с поверхности воды, Жанна почувствовала, как ее разум снова атакуют воспоминания. Пышная зелень деревьев, блестящая голубизна воды, едва уловимый запах серы заставили ее тело трепетать от желания.

В этот самый момент она увидела, как из источника поднимается обнаженный Тай и выходит на песчаный берег. От его тела исходит серебристый туман, который изменяет форму при каждом движении его сильной мускулатуры. Не в силах пошевелиться, Жанна наблюдала за ним, завороженная языческой красотой этого мужчины, рассматривая, как по его груди, торсу и ногам сбегают струйки воды.

Жанне не нужно было поднимать взгляд на лицо Тая, чтобы понять, что он тоже заметил ее. Его плоть пробуждалась, быстро наливаясь силой, неумолимо и настойчиво являя себя, не желая больше скрываться в темных волосах его паха.

Девушка уронила котелок, и он с громким металлическим звуком ударился о камни. Она этого не заметила, так как ее внимание было полностью сосредоточено на стоящем перед ней обнаженном мужчине. Неосознанно, словно во сне, она стала приближаться к нему.

Выражение лица Жанны было самым сильным афродизиаком, с которым Тайреллу когда-либо приходилось иметь дело. Его захватила дикая, первобытная жажда обладания, тело напряглось так, что он едва мог дышать, а затем пришло отчаяние. Долгое время сражался он со своими потребностями, старался держаться подальше от Жанны, даже не дотрагиваться до нее, чтобы она не подумала снова, будто он считает ее годной только для удовлетворения потребностей плоти. Ночь за ночью проводил он без сна, снедаемый агонией страсти, но тем не менее не позволяя себе отдаться во власть желания, раствориться в чувственных глубинах ее восхитительного тела. Но он понимал также, что никакие испытываемые им адовы муки не сравнятся с тем, что он почувствовал, услышав ее слова: «Я не хочу снова быть твоей шлюхой».

И вот она стоит в нескольких дюймах от него, и в ее серых глазах пылает тот же самый огонь, что заживо сжигает его изнутри.

— Жанна, — хрипло произнес он, — не делай этого!