Безрассудный

— О, блядь. Сильнее. Сожми сильнее. Пожалуйста. Пожалуйста, Адам. Я так близко. Пожалуйста.

Адам рыкнул, давая Ною то, о чём он просил, крепче сжимая его шею и поддаваясь своей потребности трахнуть Ноя так, как он хотел, вбиваясь в него, огонь пробежал по его крови, когда он почувствовал, как нарастает его удовольствие.

Когда Ной, наконец, застонал, выплёскиваясь в кулак, Адам тоже был на грани, сделав ещё несколько прерывистых толчков, а затем глубже вошёл в Ноя, заполнив его до отказа. Боже, это никогда не перестанет быть возбуждающим.

Адам рухнул, прижавшись лицом к шее Ноя.

— Доброе утро, — сказал Ной с прерывистым смехом. — Хорошо, что у меня нет работы, которая требует, чтобы я сидел весь день. Кажется, ты меня сломал.

— Хорошо, что у тебя нет работы, которая поставила бы под сомнение синяки, уже образовавшиеся на твоём горле, — сказал Адам, целуя эти синяки.

— Они сексуальные, — сказал Ной, обнимая Адама.

Адама никогда раньше не обнимали — без всяких учебных упражнений, которые придумал его отец, — но оказалось, что ему нравится, когда Ной обнимает его, нравится всё, что делает Ной.

— Во сколько тебе сегодня на работу? — спросил Адам, отстраняясь, чтобы посмотреть на него.

— В пять, а что?

— Просто хочу знать, сколько раз я смогу наполнить тебя до того, как мы пойдём в душ, — усмехнулся Адам.

Ной покраснел.

— Сначала ты должен меня накормить.

Адам вздохнул.

— Отлично. Душ, потом завтрак. Потом секс. Потом обед. Потом секс. Потом снова душ. Потом работа.

Ной закатил глаза.

— Я согласен только на еду и душ. Остальное обсуждается в каждом конкретном случае.

Адам сделал сердитое лицо.

— Вот почему ты, в конце концов, окажешься прикованным к моей кровати.

Ной отпихнул Адама, фыркнув.

— Насмешил. Я умираю с голоду.

Телефон Адама начал вибрировать на тумбочке. Он не обращал на него внимания, пока не увидел, что это Каллиопа.

— Привет, Каллиопа. Как дела? — спросил он с насмешкой в голосе.

На этот раз Каллиопа сразу перешла к делу.

— Я нашла хижину твоего гада. Ной был прав. Он не продал её.

Адам позвонил Каллиопе после того, как заказал ужин вчера вечером, но он не ожидал, что она найдёт хижину так быстро. Вот что он получил за то, что недооценил её.

— Где она?

— Примерно в сорока пяти минутах езды от города. Достаточно близко, чтобы пользоваться им так часто, как он хочет.

— Гадость. Есть новости о ключе? — спросил он.

Раздался звук ногтей, стучащих по клавишам.

— Пока нет. Я всё ещё просматриваю финансовые документы. Я дам вам знать.

— Скинешь мне адрес домика?

— Уже сделано, пупсик.

— Вот почему я люблю тебя. — Адам отключился, обнаружив, что Ной наблюдает за ним с забавным выражением лица. — Что?

— Похоже, она тебе и правда нравится.

Адам замер.

— Да. Нравится. Мне нравится большинство людей. Я нахожу их интересными. Это как открыть машину и посмотреть, как работает двигатель. Если наблюдать за человеком достаточно долго, то начинаешь видеть все части, которые заставляют его работать.

— И какие у меня части? — спросил Ной.

Адам долго смотрел на него.

— Ты мягкий. — Когда Ной вздрогнул, Адам обхватил его лицо. — Не в плохом смысле. Ты как конфетка-карамелька. Сладкий. Мягкий внутри и твёрдый снаружи.

Ной фыркнул, но выглядел обиженным, как будто думал, что Адам на самом деле не видит его.

— Мальчик, которого я встретил на складе, тот, со звёздочками на щеках, это и есть настоящий ты. Ты, который мог бы остаться мягким и нежным, если бы у тебя были другие родители. Но обстоятельства заставили тебя возвести вокруг себя стену, ты отталкивал любого, кто хоть немного обижал тебя, чтобы они не увидели, насколько ты уязвим. Ты хочешь ласки, но боишься её. Ты хочешь любви, но боишься, что её у тебя отнимут, если ты позволишь кому-то слишком сблизиться с тобой. Ты оцепенел, пытаясь заглушить боль от прожитой жизни, но это сделало тебя настолько... невосприимчивым к прикосновениям, что тебе нужна грубость, просто чтобы расслабиться.

Цвет исчез с лица Ноя, и когда он заговорил, его голос звучал на грани слёз.

— Господи. Ты мог бы устроиться на работу в качестве медиума на ярмарке.

Адам притянул Ноя ближе, пока они не оказались почти нос к носу.

— Мне нравятся все твои части. Ты мне нравишься мягким, и ты мне нравишься жёстким. Ты тоже видишь всего меня, понимаешь? Ты видишь во мне то, чего не видит даже моя семья. Позволить кому-то увидеть тебя – это не так уж плохо, если ты можешь ему доверять.

Ной тяжело сглотнул.

— И ты доверяешь мне?

— Да. А ты доверяешь мне?

Ной кивнул.

— Да, — сказал он хриплым голосом.

— Хорошо. Тогда не о чем беспокоиться.

— Что сказала Каллиопа? — спросил Ной через несколько минут.

— Она нашла хижину. Это в сорока пяти минутах езды от города.

— Нам нужно ехать. Прямо сейчас. Мы должны увидеть, что там внутри.

— Мы поедем. Но сначала в душ, а по дороге перекусим. Каллиопа уже прислала мне адрес.

Ной только кивал, выглядя напуганным.

— Да, нам нужно ехать.

Адам не знал, что ещё сделать, поэтому он просто наклонился и поцеловал Ноя в лоб. Что бы вы сказали человеку, которому предстояло пережить худшее время в своей жизни?

~

— Как выглядит Каллиопа? — спросил Ной, поедая буррито, после того как они выехали из города.

Адам пожал плечами.

— Не знаю. Я никогда её не видел.

Ной застыл с едой за щекой, похожий на бурундука.

— Что?

— Ну. Мой отец знает, кто она, но мы не знаем. Так безопаснее. Для неё. Черт, возможно, у неё есть семья, дети, возможно, внуки. Я даже не знаю, сколько ей лет, как она выглядит и её настоящего имени. Я только знаю, что она любит любовные романы и куклы Pop Funko.

— Но ты дал ей жёсткий диск, — нахмурился Ной.

— Нет, я оставил жёсткий диск в пункте сброса. Каллиопа забрала его позже.

— И ты никогда не проявлял любопытства, чтобы проследить за точкой сброса? Посмотреть, как она выглядит?

Адам насмешливо хмыкнул.

— Нет. Мой отец ясно дал понять, что мы никогда не должны нарушать эту тайну. Никогда. У него свои методы, чтобы донести свою точку зрения.

Ной несколько минут задумчиво ел свой буррито.

— Но разве это не опасно? Для тебя? Разве не было бы безопаснее, если бы вы все знали, как она выглядит? Взаимное уничтожение или что-то в этом роде?

Адам пожал плечами.

— Как я уже сказал, она и мой отец – друзья. Он знает, кто она такая. Каллиопа понимает, что пытается сделать мой отец. Его конечную цель. Я уверен, что она когда-то давно кого-то потеряла. Каллиопа чувствует необходимость быть частью всего происходящего, исправить ошибки или что-то ещё. Мой отец очень... осторожен в том, кто знает наш секрет.

— И теперь я знаю твой секрет, — сказал Ной, и в его голосе слышалось опасение.

Адам схватил Ноя за руку.

— Я никому не позволю причинить тебе вред. Особенно моей семье. Если дело до этого дойдёт, я знаю, где похоронены все тела... в буквальном смысле. Если они причинят тебе вред, им придётся убрать и меня, и, несмотря на то, что думают мои братья, я слишком ценен. Мой отец никогда бы не избавился от объекта исследования.

Ной скомкал обёртку и бросил её под ноги.

— Так вот кто ты? Объект исследования?

— Папа никогда бы так не сказал. Он смотрит на каждого из нас как на своё... творение. Он думает, что сделал из нас полезных членов общества. В то время как доктор Шепард хотела изучать психопатов, чтобы лучше понять своего сына и как не дать ему стать опасным, отец хотел, чтобы мы использовали эту опасность, направляя её на нужную цель. Но для этого мы должны уметь плавно переходить от того, кто мы есть, к тому, кем нас воспринимает мир. Его деньги позволяют нам действовать как два человека.

— Он усыновил всех вас, чтобы превратить в оружие? — спросил Ной, скорее с любопытством, чем с беспокойством.

— «Выглядеть как цветок, но быть змеёй под ним», — процитировал Адам. Когда Ной нахмурился, Адам пояснил. — Шекспир. Точнее, Макбет. Чтобы исправить ошибки системы правосудия, мы должны выглядеть невинными для всего мира.

— Поэтому у тебя татуировка в виде змеи?

— У всех нас есть. Даже у моего яйцеголового брата Аттикуса. Отец заставил каждого из нас сделать её после первого убийства, чтобы мы никогда не забывали о своём предназначении.

— Тебя это беспокоит? То, что твой отец так о тебе думает?

Адам покачал головой.

— Нет. Отец любит нас. Он гордится своими творениями. Папа называет нас произведениями искусства. Он вылепил из каждого из нас убийц. Он действительно верит, что мы не изъян в генетической структуре общества, а неизбежное зло. Мы можем делать то, что не могут другие. Если уж на то пошло, я иногда думаю, не беспокоит ли это его. То, что он нашёл нас, спас, воспитал и обучил, полюбил... а мы никогда не сможем полюбить его в ответ. Не так, как он любит нас.

— Ты совсем не чувствуешь любви? — спросил Ной.

Адам посмотрел на напряжённое выражение лица Ноя.

— Не так, как другие. Я не так устроен. Иногда думаю, смог бы я оставаться собой, если бы у меня была способность сопереживать или чувствовать вину и раскаяние, но думаю, что отец прав. У меня и моих братьев своё место в обществе.

Ной замолчал, сложив руки на груди и уставившись в окно. Адам сказал что-то не то, сделал что-то не то, но он не знал что. Он заставил Ноя грустить. Может быть, просто прошлое Адама расстроило его, а может быть, мысль о том, что у Адама и его братьев не было нормального воспитания. Но и у Ноя тоже.

— Что я сделал? — спросил Адам.

Ной перевёл взгляд на него.

— Что? Ничего, — сказал Ной слишком быстро.

— Пожалуйста, не лги мне.

В глазах Ноя застыла печаль.

— Нет, я не лгу, — солгал он снова.

— Я не могу исправить то, что сделал, если не знаю, что сделал. Пожалуйста, просто скажи мне.

Ной открыл рот и закрыл его, шумно сглатывая, качая головой, словно борясь с самим собой.

— Ты никогда не сможешь полюбить меня, — промолвил он.

О. Это. Адам взял Ноя за руку.

— Я не знаю, что такое любовь. Не знаю, что такое сочувствие или чувство вины. Но я знаю точно: я хочу трахать тебя, спорить с тобой, бороться за тебя, мириться с тобой, целоваться с тобой и есть греческую еду голым с тобой. Этого достаточно?

Ной быстро моргнул, а затем отвёл взгляд.

— Да. Да, этого достаточно.

Адам всё ещё не мог избавиться от ощущения, что он сделал что-то не так, но дорога становилась всё более коварной. Двухполосная асфальтированная дорога, по которой они свернули с шоссе, перешла в грунтовую дорогу, которая вела к едва заметной грунтовой тропинке, представлявшей собой не более чем след, образованный протекторами шин, снова и снова прокладывающими один и тот же маршрут.

Адам был почти уверен, что они каким-то образом свернули не туда, когда ветви деревьев задевали бока отцовского «ровера». Затем они внезапно оказались на месте, хижина оказалась прямо перед ними, на пустоши посреди круга деревьев. Деревья росли на равномерном расстоянии, словно все они решили, что подходить слишком близко небезопасно, словно даже они знали, что это место — источник заразы.

— Хочешь пойти со мной? — спросил Адам.

Ной перевёл взгляд на него.

— Я должен. Должен знать. Там может быть что-то, что может опознать остальных.

Адам кивнул, но ему не понравилась внезапная скованность в поведении Ноя. Он вручил Ною пару перчаток, бегло осмотревшись на наличие камер; они вышли из машины и направились к входу, как будто имели право там находиться.

На входной двери было три замка. Зачем на домике в лесу два дополнительных замка? Адам и Ной обменялись взглядами и двинулись в обход хижины. Окна были зашторены. Что бы там ни происходило, они явно не хотели зрителей. Адам с Ноем проверили каждое окно на предмет точки проникновения, надеясь, что найдут хотя бы одно не запертое, но Гари явно был осторожным монстром. Адам подобрал камень и разбил стекло, пробрался внутрь и отстегнул защёлку, задвинул её и осторожно убрал осколки.

Адам вошёл первым. Запах ударил его, словно кулак, заставив поморщиться. Пот, выпивка и никотин. Даже при минимальном освещении Адам смог разглядеть, что это была своего рода спальня. Он помог Ною войти внутрь, затем прижал палец к губам, напоминая ему, чтобы тот вёл себя тихо и прислушался. Хотя вокруг итак царила тишина. Адам подошёл к стене и нажал на выключатель.

Грязное одеяло лежало на голом матрасе, сдвинутом перед деревянным изголовьем с глубокими царапинами. На кривой прикроватной тумбочке стояла пепельница, а в комоде не хватало двух ящиков. Кто-то взял зеркало и поставил его на стул под углом к кровати.

Адам покачал головой, жестом приглашая Ноя следовать за ним. Они проигнорировали закрытую дверь напротив, решив сначала осмотреть кухню и гостиную. Обе выглядели обыденно. Кладовки были пустыми, диван продавлен, но ничего криминального, чтобы вешать три замка и задёргивать шторы на окнах.

— Может, тебе лучше остаться здесь, — сказал Адам, вернувшись к закрытой двери и отметив много замков, хотя ни один из них не был заперт.

Ной тяжело сглотнул, но затем расправил плечи, сжав рот в мрачную линию.

— Нет. Открой её.

Адам настежь распахнул дверь. В глубине души он надеялся, что они не найдут ничего, кроме ещё одного испачканного матраса, но он ошибался. Какой бы грязной и отвратительной ни казалась вся хижина, эта комната была девственно чистой – детская фантазия обычного мальчика, воплощённая в жизнь.

В центре комнаты стояла кровать в форме машины. Ковёр с дорожками, проложенными через воображаемый город, и маленькие машинки были разбросаны по комнате рядом с ящиком для игрушек, переполненным мягкими игрушками и играми. Но в идеальной комнате было два предмета, которые резко выделялись из общей картины. Ограничители на кровати и камеры, установленные в четырёх углах комнаты.

Ноя вырвало в коридоре, а затем его начало яростно трясти. Адам схватил его за плечи.

— Ной, посмотри на меня.

Взгляд Ноя оставался расфокусированным, вероятно, он застрял в ярком воспоминании, из которого не мог выбраться. Адам попытался встряхнуть его, но тот только покачнулся на ногах. Не зная, что делать дальше, Адам дал Ною сильную пощёчину. Ной в панике перевёл взгляд на Адама, словно не мог вспомнить, где он находится и что с ним происходит.

— Детка. Слушай меня очень внимательно. Сосредоточься на моём голосе и дыши. — Ной уставился на него, подражая глубоким вдохам Адама. — Я хочу, чтобы ты вышел на улицу и сел в машину. Можешь сделать это для меня? Мне нужно всё убрать.

Ной смотрел на рвоту на полу, как будто не знал, как она там оказалась. Может быть, он и не знал.

— Иди. Я выйду сразу за тобой. Обещаю. Вот. Возьми ключи.

Когда Ной не потянулся за ними, Адам взял его руку и опустил их в его ладонь, загибая пальцы вокруг стали.

— Иди. Иди.

Как только Ной вышел из комнаты, Адам принялся за уборку беспорядка, который они устроили, благодарный за то, что на стойке всё ещё лежали бумажные полотенца, хотя, судя по всему, они не использовались для уборки. Когда Адам закончил вытирать рвоту Ноя, он убрал мусорный пакет и заменил его, а затем завязал использованный и бросил его за окно, чтобы забрать с собой. Но он не ушёл.

Ему нужно было проверить, ведётся ли запись. Если Гари записывал, он должен был где-то монтировать видео. Делать это в своём доме, далеко от места съёмок, казалось непрактичным. Адам медленно, методично прошёл по дому, не торопясь, открывая все двери и шкафы. Он нашёл его в том, что выглядело как бельевой шкаф. Сложная установка, похожая на те, что используются в многоэтажных домах, хотя надеялся, что разрешение здесь лучше.

У Адама не оставалось другого выбора, кроме как забрать весь жёсткий диск. У него не было возможности клонировать его или даже скачать то, что там было. Оставалось только надеяться, что того, что у них уже есть, хватит для идентификации других игроков, и Адам сможет просто убить Гари, пока тот не стал проблемой.

Со своими находками он вернулся к «роверу», бросив мусорный пакет в багажник вместе с жёстким диском. Ной сидел, глядя прямо перед собой, сцепив пальцы на коленях, по его лицу текли слёзы. Как только Адам скользнул на водительское сиденье, Ной сказал:

— Мне жаль.

— Что? За что? — хмуро спросил Адам.

— За то, что меня вырвало? За то, что испугался? За всё? У нас только что был наш первый секс, а ты убираешь мою рвоту. Господи.

Адам моргнул, пытаясь увидеть взаимосвязь между этими вещами, но совершенно не понимая сути.

— Мы едем домой, и ты не пойдёшь сегодня на работу. Мне плевать, что подумает Гари. Что-то на одном из этих жёстких дисков даст нам то, что нам нужно, а если нет, я начну отрезать от него по кусочку за раз, пока он не назовёт их имена. Ты туда не вернёшься. — Когда Ной открыл рот, Адам покачал головой. — Это не обсуждается. Ты уходишь из этого места.

— Но мой трейлер...

— Ты переедешь ко мне.

Ной покачал головой.

— Нет. Я не отдам свой трейлер, даже если мы будем жить вместе. Не отдам. Это тоже не обсуждается.

Адам удивлённо посмотрел на панику, вновь прозвучавшую в голосе Ноя.

— Хорошо. Сегодня выйди на больничный. Я позвоню в эвакуаторную компанию, и твой трейлер отвезут в дом моего отца. У него есть гараж, в котором помещается четырнадцать машин и три лодки. Я уверен, что один маленький «Эйрстрим» не будет проблемой. Но как только трейлер будет вывезен оттуда, ты увольняешься. Договорились?

Ной сдулся, вся борьба, казалось, разом покинула его.

— Да, хорошо. Договорились.

ГЛАВА 16

Ной

На обратном пути в город Адаму пришлось останавливаться ещё три раза, потому что Ноя рвало. Каждый раз он падал обратно на сиденье, Адам протягивал ему влажную салфетку с центральной консоли, как будто он был футбольной мамой из пригорода. Это было бы забавно, если бы Ной смог вытащить себя из... того, что с ним происходило.

Ной пытался загнать воспоминания обратно, но не мог. Каждый раз, как только моргал, он снова оказывался в той грёбаной комнате со всеми этими людьми. Плотина, отгораживающая все те воспоминания, наконец, прорвалась, и Ной тонул.

Он не мог убежать от них. От рук, которые прикасались к нему, от мужчин, причинявших ему боль, от звуков собственных криков и последующего смеха... Казалось, это исходило отовсюду, словно он был заперт в каком-то зеркальном доме, где угроза таилась в каждом стекле, и невозможно понять, какая угроза была настоящей.

Ной чувствовал запах той комнаты, но не тот, что сейчас, а тот, что был тогда. Вонь сигарет, пота, несвежего пива, мужского одеколона... секса. В своём возрасте он не должен был знать этот запах. Это было неправильно. Это было недопустимо. Никто не должен так страдать. Но он вспомнил, что над всем этим – чужими людьми, болью – его терзал голос отца. Сначала он уговаривал, обещал игрушки и мороженое, потом сердился, затем приходил в ярость, когда он не переставал плакать.

Как он смог это забыть? Как? Каким волшебным образом его мозг годами скрывал это? Когда Ной забыл об этом? Как заставить себя опять всё забыть? Ему нужно от них избавиться. Ной не мог перестать плакать. Не душераздирающими рыданиями, а бесконечным потоком слёз, стекающим по щекам против его воли.

Когда они вернулись в дом, Адам не позволил ему позвонить на работу. Он сам позвонил и сказал, что Ной заболел и не придёт на работу, а его тон не оставлял места для вопросов. Адам снял с Ноя одежду и уложил его в постель, а ноутбук поставил на одеяло рядом с ним, включив детские мультики. Ной чувствовал себя ребёнком. Преданным ребёнком. Ребёнком, которого отец отдал на пытки и издевательства.

Срань господня. Да он и был тем ребёнком! Это был он. Его отец делал с ним ужасные и непоправимые вещи. Он позволял другим делать с ним то же самое. Он записывал их. Где-то были видеозаписи. Видео, которое могли посмотреть другие люди. Ноя тошнило, но вырвать было нечем. Адам оставил мусорное ведро рядом с кроватью. На всякий случай.

Ной знал, что всё это произошло с ним, заполнил пробелы после просмотра видео, которое Адам показал той ночью. Но для него это не было реальностью, для его мозга это была лишь концепция, нечто, что он понимал абстрактно, как космос. Как будто его это не касалось, что это произошло не с ним. Но теперь всё стало реальностью, он тонул в своих воспоминаниях без возможности глотнуть воздуха, просто ожидая смерти.

Ной попытался сосредоточиться на мультике. «Черный плащ», — рассеянно заметил Ной. Но на самом деле его внимание приковал голос Адама. Он разговаривал внизу по телефону, его голос то усиливался, то стихал, как волны, когда он подходил к лестнице и возвращался обратно на кухню. Адам был в бешенстве, споря с кем-то о целесообразности пыток Гари для получения нужной информации, а не ждать, пока Каллиопа найдёт что-нибудь на жёстких дисках.

Разговор шёл в том же духе, его гнев перерастал в ярость, голос становился всё громче с каждой минутой. Потом Адам просто ушёл, хлопнув за собой дверью, оставив его одного, даже не попрощавшись. Отчасти Ной ожидал этого. Кто, черт возьми, захочет иметь дело с чем-то подобным? Он сам не хотел, и у него хватало эмоций, чтобы справиться с этим. Но не у Адама. Он не понимал, что чувствует Ной. Он буквально не мог. Адам не виноват в этом.

В тишине, голоса в голове Ноя — смех, приказы — становились всё громче, от чего Ною хотелось закричать. Он сбросил одеяло и в одних трусах спустился по лестнице, направляясь к самому логичному месту, где Адам мог хранить лекарства. В его ванную. Он должен действовать быстро. Он не знал, когда Адам вернётся и вернётся ли вообще. Он открыл аптечку и застонал от разочарования, когда не увидел ничего, кроме Адвила и коробки презервативов. В ящиках и под раковиной тоже ничего не было.

Затем отправился на кухню, открыв все ящики и шкафы, помимо того, что находился над холодильником. Это было бы последним средством. Адам должен где-то хранить алкоголь. Открыв морозильник, он издал торжествующий возглас. Бутылка водки высшего сорта, всё ещё запечатанная. Ной без раздумий открыл её, сделал два больших глотка, чувствуя, как алкоголь обжигает желудок, и молясь, чтобы воспоминания отступили, как это было раньше. Ной взял бутылку с собой в постель, прижимая холодное стекло к груди, и продолжил смотреть мультфильмы, стараясь не думать ни о чём тяжелее, чем «Ох, уж эти детки» и «Черепашки-ниндзя».

Чем больше Ной пил, тем больше наслаждался мультфильмами своего детства. К тому времени, когда дверь квартиры распахнулась, Ной был уже совершенно пьян. Когда Адам поднимался по лестнице, услышал странный шуршащий звук и остановился, увидев бутылку водки.

— Вижу, ты нашёл заначку моего брата.

Ной пожал плечами, тело онемело.

— Какого брата? У тебя их около дюжины.

Адам хмыкнул.

— Арчера. Нашего дегенерата, любителя азартных игр. Он очень гордится своей ролью. — Адам поставил два пластиковых пакета с продуктами на кровать, отодвинув ноутбук, чтобы сесть. — Насколько ты пьян?

Ной держал большой и указательный пальцы на расстоянии около дюйма друг от друга.

— Изрядно пьян. Ты меня бросил.

Адам не вздрогнул от обвинения, прозвучавшего в его словах.

— Я был в бешенстве. Вне себя от ярости. Я знал, что не могу контролировать себя, а ты и так был в стрессе, поэтому поехал прокатиться, покатался по округе и послушал злобную музыку. Потом позвонил папе и спросил его, что мне делать с тобой.

— Что тебе делать со мной? — повторил Ной, задаваясь вопросом, не прозвучало ли это грубо только потому, что его мозг замариновался.

Адам вздохнул.

— Не... с тобой. Для тебя? Я не знаю, как помочь тебе пройти через это. Я хочу помочь тебе.

Слёзы навернулись на глаза Ноя от искренности его голоса.

— Что он сказал?

Адам усмехнулся.

— Кучу всякого бреда о вернувшихся воспоминаниях и о том, что тебе нужно проработать их с психотерапевтом, и что я не имею достаточной квалификации, чтобы справиться с тем, через что ты проходишь.

Сердце Ноя сжалось в груди.

— Ох.

— Да, ох. Так что я повесил трубку и позвонил Каллиопе, — насмешливо хмыкнул Адам.

Ной смахнул слёзы со щеки, удивляясь, что у него вообще что-то осталось.

— Что она сказала?

Адам достал свой телефон, читая с него, словно какой-то список.

— Она сказала завернуть тебя как... буррито из одеяла? Купить твои любимые блюда. Обнять тебя, если ты этого хочешь. Оставить тебя в покое, если не хочешь. Каллиопа сказала, что если ты хочешь весь день лежать в постели и плакать, я должен позволить тебе, но не должен оставлять тебя одного, чтобы справиться с этим. Так что я заехал в магазин, а потом вернулся так быстро, как только мог.

У Ноя щемило в груди. Адам позвонил двум людям, чтобы узнать, что делают люди, когда другим больно. Разве это не романтично? Что, черт возьми, Ной знал о романтике? Это было приятно.

— Что в пакетах?

Адам немного просветлел.

— Я не знал, что тебе нравится, поэтому, — он поставил пакеты в центр кровати, — я взял всего понемногу.

Когда между ними на кровати появилась куча конфет, раздался негромкий смех. Так много шоколада — дешёвого и дорогого, который Ной никогда не мог себе позволить, а также чупа-чупсы, леденцы в виде соски, жевательные конфеты твиззлеры, и мармеладная шведская рыбка. Словно воплощённая в жизнь фантазия каждого ребёнка.

— Если тебе ничего из этого не нравится, просто скажи, что ты хочешь, и я смогу устроить доставку сюда в течение часа. Всё что угодно. А если ты голоден, мы можем заказать всё, что захочешь.

— Всё хорошо. Мне нравится всё. Кроме шведской рыбки. Они все твои.

Чтобы доказать свою точку зрения, Ной схватил шоколадку и развернул её, откусив кусочек, с удивлением обнаружив, что проголодался и сладкое лакомство пришлось как нельзя кстати.

Адам взял бутылку водки с колен Ноя, но не убрал её, а просто сделал глоток и поставил её обратно между ними.

— Ты не собираешься читать мне лекцию о том, как нехорошо запивать свои проблемы? — спросил Ной.

— Нет. Если это то, что тебе нужно, чтобы справиться, тогда я буду охранять тебя, пока ты это делаешь.

Сердце Ноя заныло, и подбородок уже в тысячный раз за день снова задрожал.

— Спасибо.

Адам кивнул. Через минуту он сказал:

— Мои родители жестоко обращались со мной, когда я был маленьким, до того, как мой отец усыновил меня. Это было ужасно. На уровне документального фильма Netflix. Но даже тогда я знал, что отличаюсь от других, потому что другие грустили, боялись и плакали. А я просто чувствовал ярость.

— Ты всё помнишь? — спросил Ной, одновременно печалясь за Адама и немного завидуя тому, что он избежал мучений, связанных с тем, что прошёл Ной.

— Я помню всё смутно, как люди помнят то, что произошло давным-давно. Но ничего не чувствую по этому поводу. Я не могу. Я не умею. Но ты можешь, и я не собираюсь осуждать тебя за то, как ты справляешься с этим, понимаешь? — Адам пожал плечами, а затем добавил: — Кроме того, я склонен убивать свои проблемы.

Ной снова немного улыбнулся, несмотря на своё состояние.

— Мы можем заказать пиццу?

Адам встретил его взгляд.

— Мы можем полететь в Чикаго и съесть пиццу у «Лу Малнати», если это заставит тебя улыбнуться, — пообещал он.

Ной как-то умудрился одновременно и рассмеяться, и зарыдать, поскольку был не в состоянии обработать два отдельных, но одинаковых чувства сразу.

— Я не хочу надевать штаны, — наконец вымолвил он.

Адам наклонился к Ною.

— Замечательно. Потому что ты мне нравишься без штанов.

Адам был достаточно близко, чтобы поцеловать его, но потом замешкался, как будто не был уверен, можно ли ему прикасаться к Ною. Ной обхватил лицо Адама и сократил расстояние, прильнув в целомудренном поцелуе. Адам с облегчением вздохнул. Ной тоже почувствовал некоторое облегчение.

— Прости меня за всё это.

— Не извиняйся. Я хочу, чтобы ты был здесь, со мной, всегда. — Он осмотрел лицо Ноя, ухмыляясь. — Даже весь в соплях и рвоте.

Ной нисколько не обиделся. Он был уверен, что выглядит и пахнет ужасно.

— Если ты и дальше будешь кормить меня конфетами и пиццей, и давать запивать всё водкой, то есть большая вероятность, что ты до самого утра снова будешь убирать мою рвоту.

— Как скажешь, — ответил Адам, сделав ещё один глоток из бутылки, прежде чем использовать приложение на своём телефоне, чтобы заказать пиццу. — Пойдём и посмотрим это на большом телевизоре внизу. Ты можешь принести одеяло и свою водку для эмоциональной поддержки.

Адам собрал конфеты в пакет и взял одеяло, объяснив это страхом, что Ной упадёт с лестницы. Он не ошибся. Ной держался за перила, нетвёрдо спускаясь. Спустившись вниз, Адам включил мультики и завернул Ноя в буррито из одеяла, после чего сел на край дивана и похлопал по ноге, чтобы Ной присоединился к нему.

Ной знал, Адам ожидает, что он ляжет на диван, положив голову ему на ногу, как они делали прошлой ночью, но вместо этого Ной просто заполз к Адаму на колени. Адам выглядел удивлённым, но когда Ной прижался щекой к его груди, Адам просто подтянул его под подбородок.

— Всё в порядке? — спросил Ной нерешительно, хотя он знал, что Адам никогда не скажет ему «нет».

— Всё идеально.

~

На следующее утро Ной проснулся в залитой солнечным светом комнате и застонал, уверенный, что его голова треснет как яйцо при малейшем прикосновении. Ему казалось, что придётся отрывать себя от простыней, чтобы просто перевернуться. Рядом с ним лежал обнажённый Адам, лицом вниз, накрыв голову подушкой. Ной не помнил, почему и когда Адам снял свою одежду. Он вообще мало что мог вспомнить после того, как съел очень большую пиццу.

Трусы Ноя всё ещё были на нём. Если у него и был какой-то секс с Адамом, то он был либо безответным – что казалось маловероятным, либо Ной надел трусы после этого – что казалось ещё более маловероятным, учитывая его опьянённое состояние прошлой ночью.

Адаму может просто нравиться спать голым. Ной определённо не возражал против этого. Адам в одежде был горяч, но Адам голый... Его тело было искусством.

Ной не мог удержаться, чтобы не провести рукой по гладкой спине Адама, кончиками пальцев по позвоночнику, по роскошной заднице, по волосатому бедру, а затем снова подняться вверх, чтобы начать процесс сначала. Ему нравилось прикасаться к Адаму, и ему нравилось думать, что каким-то образом долбанутый мозг Адама взглянул на Ноя и решил, что его такой же долбанутый мозг – это то, что ему нужно.

Вчерашний день был одним из худших в его жизни, но Адам прогнал его демонов. По крайней мере, пока. Как будто Ною приснился яркий кошмар, который, проснувшись, исчез, оставив после себя томительное чувство ужаса. Это был не конец. В какой-то момент Ной должен был встретиться с тем, что с ним произошло, но не сегодня. Сегодня он просто хотел насладиться покоем, с похмелья или нет.

Он встал, опустился на колени между раздвинутых ног Адама и накрыл его своим телом. Адам даже не шелохнулся. Ной просунул руки под грудь Адама и прижался щекой к его лопаткам. Тепло кожи Адама прилило к коже Ноя, оттаивая кусочек льда, скопившийся за последние сколько-то часов. Так Ной и остался, позволяя ровному дыханию Адама и успокаивающему стуку его сердца убаюкивать его, усыпляя.

Ной задремал на некоторое время, прежде чем почувствовал, что Адам начал просыпаться. Адам поднял руку, чтобы снять подушку с головы, и прищурился, когда свет ударил ему в лицо. Он бросил подушку, затем протянул обе руки за спину, чтобы погладить задницу Ноя.

— Доброе утро.

Ною нравился пропитанный сном хрипловатый голос Адама.

Ной целовал все места, где мог дотянуться губами до Адама.

— Доброе утро.

Адам легонько сжал задницу Ноя, а затем перекатился, бросив его рядом с собой на матрас. Ной не успел даже разозлиться, как Адам начал целовать его медленно и глубоко, так, как не должны целоваться два человека перед чисткой зубов. Особенно после прошлой ночи, но Ною было всё равно.

— Тебе лучше? — спросил Адам, целуя его щеку, затем ухо и плечо. В этом не было тепла, не было обещания чего-то большего.

Ной нерешительно кивнул.

— Вроде да. Думаю, лучше.

— Хорошо, — сказал Адам и перекатился на спину, потягиваясь, что Ной услышал, как хрустят его суставы. — Хочешь принять со мной душ и пойти позавтракать, прежде чем я отправлюсь к отцу?

— Тебе нужно к отцу? — спросил Ной, чувство тревоги подкрадывалось всё ближе.

— Я сбросил жёсткий диск для Каллиопы вчера вечером, когда покупал конфеты. Она взломала его сегодня утром. Он настолько ужасен, насколько мы предполагали. Но тот... недавний. Она пытается установить личность жертвы и выделила тех, кто участвовал, прогоняет их через программы распознавания лиц. Мой отец не ожидает никаких проблем с установлением их личностей. Он хочет разработать какую-то стратегию по их устранению. Мы никогда не охотились за таким количеством людей за раз. Если мы не будем осторожны, кто-то может собрать всё воедино.

Ной ждал, что ужас снова охватит его, но этого не произошло. Было только смутное тошнотворное чувство, как будто он переел пиццы и водки.

— Я хочу пойти с тобой.

Адам повернулся на бок, одной рукой подпирая голову, а другой упираясь в живот Ноя.

— Что? Нет. Я не хочу, чтобы у тебя снова сработал триггер.

Ной решительно покачал головой.

— Я в порядке. В порядке. Всё ещё есть шанс, что некоторые из этих мужчин могут быть... теми, что были со мной. Такие импульсы не проходят с возрастом, и после десяти лет, когда их не ловили, я думаю, эти парни довольно самоуверенны, как ты и сказал.

Адам изучал лицо Ноя, словно искал правильный ответ.

— Вся моя семья будет там. Ну, за исключением Айдена. Не знаю, готов ли ты к встрече сразу с шестью членами моей семьи.

Ной пожал плечами, подперев голову руками, повторяя позу Адама.

— Если я твой — только твой, как ты говоришь, то не придётся ли мне, в конце концов, встретиться с ними всеми? — Мысль поразила Ноя, как физический удар. — Если только ты не передумал.

Адам нахмурился, затем наклонился вперёд и прижался лбом к лбу Ноя.

— Ничто не заставит меня передумать.

Ной попятился назад.

— Ты не подписывался на моё психическое расстройство.

— Я тоже не подписывался быть членом семьи убийц. Я не подписывался вытаскивать своего брата Арчера из тысячи баров или близнецов из кинк-клубов или сидеть на скучных лекциях о регенерации клеток у крыс или квантовой физике, — сказал Адам. — Я подписался на тебя. Я выбрал тебя. С психическим расстройством и со всем остальным. В конце концов, ты увидишь, что у меня есть свои срывы... и мои иногда заканчиваются подсчётом трупов.

— Но только тех, кто этого заслуживает, верно? — спросил Ной.

Адам кивнул.

— Кодекс не обсуждается. Отец уложил бы одного из нас, если бы мы нарушили его. Он говорит, что если мы переступим эту черту, то уже не сможем вернуться назад.

— Уложил бы тебя? Убил бы тебя? — спросил Ной, ледяное чувство в животе снова вернулось.

Адама, казалось, даже близко не пугала мысль о том, что отец может убить его за то, что он нарушил какой-то созданный им кодекс.

— Мы полезны обществу, только если следуем кодексу. Если мы отвернёмся от него, то нам нельзя будет доверять. Мы станем монстрами. Отец будет действовать соответственно. А мои братья ему помогут.

— Господи.

— Всё ещё хочешь познакомиться с моей семьёй? — усмехнулся Адам.

По правде? Одна его часть не хотела встречаться ещё с четырьмя людьми, которые будут обращаться с ним так же, как Аса и Ави, но Ной хотел знать. Выяснить, кто издевался над ним и, возможно, над другими детьми. Если для этого он попадёт под прицел семьи Малвейни, то так тому и быть. Он не собирался бросать Адама – никогда, и если Адам идёт вместе с семьёй психопатов-убийц... пусть будет так.

ГЛАВА 17

Адам

Адам и Ной вышли из дома, когда было уже далеко за полдень. Они оба страдали лёгким похмельем, хотя Ною было гораздо хуже, чем Адаму, поэтому завтрак стал лёгким перекусом. Ной не снимал солнцезащитные очки даже в тени патио, попивая чёрный кофе, словно он был психопатом.

Посетители бросали на них настороженные взгляды, но трудно было сказать, то ли они узнали Адама как Малвейни, то ли просто наблюдали за двумя людьми явно с похмелья. В любом случае, они держались на расстоянии, и Адам изо всех сил старался сосредоточиться на том, что было нужно Ною.

А Ной, судя по всему, нуждался в большой стопке блинов и в жирном, едва прожаренном беконе. Адам заказал себе французские тосты, обильно политые сиропом и обсыпанные сахарной пудрой, хотя большую часть времени он смотрел, как Ной расправляется с пугающим количеством еды, чем наслаждался своей едой.

— Почему ты так смотришь на меня? — спросил, наконец, Ной, его тон был подозрительным, вилка с блином застыла на полпути ко рту.

— Может мне нравится смотреть на тебя? — усмехнулся Адам.

Ной улыбнулся, словно не мог удержаться.

— Сегодня я выгляжу хреново.

— Ты всегда милый, — возразил Адам, наблюдая, как румянец расплывается по щекам Ноя.

— Все психопаты так хорошо флиртуют? — полушутливо спросил Ной.

— Честно? Да. Вот почему люди всегда говорят, как очаровательны серийные убийцы. Мы очень хорошо умеем притворяться. Но это всё актёрство. Большую часть времени мы врём. Но в данном случае я говорю правду. Мне нравятся черты твоего лица. Твои карие глаза, твои веснушки, твои губы. Мне нравится смотреть на тебя.

— О, боже, прекрати, — сказал Ной сквозь смех, закрывая половину лица рукой. — Ты меня смущаешь.

— Я знаю. Ты покраснел, — сказал Адам, откинувшись назад, чтобы лучше рассмотреть Ноя.

Ной снял солнцезащитные очки, бросив их на стол. Адам увидел, как люди подоставали телефоны, включив камеры, и понял, что они не смогут устоять, чтобы не запечатлеть их двоих и то, какими влюблёнными они выглядят.

На мгновение Адам пожалел, что не способен полюбить кого-то. Если бы он мог хоть кого-то полюбить, то это был бы Ной. Только Ной. Но он не мог. Он мог только защищать его, баловать и кормить блинами и удовлетворять оргазмами. Адам надеялся, что этого будет достаточно. Он надеялся, что Ной никогда не передумает, потому что, по правде говоря, не собирался его отпускать. Он не мог. Он уже предупредил Ноя. И надеялся, что тот принял предупреждение всерьёз.

— Будь готов к новому шквалу подписчиков и тегов в Instagram, — пробормотал он, не глядя на любителей папарацци.

— Почему они ловят нас только тогда, когда я выгляжу как смерть, а ты – как секси? — спросил Ной.

— Во-первых: ты всегда сексуальный, а во-вторых: потому что у меня есть привычка кормить тебя, когда тебе грустно.

— Ты всё ещё будешь хотеть меня, если я буду толстым и счастливым?

Адам снова ухмыльнулся, засунул в рот сразу целый кусок бекона, прожевал и проглотил, после чего сказал:

— Мы будем толстеть вместе.

Ной рассмеялся.

— Я бы, может, и согласился, но, думаю, твои фанаты будут в истерике.

Улыбка Адама померкла, когда он наклонился поближе.

— Да пошли они. К черту всех, кроме тебя. Твоё мнение — единственное важное. Так что не меняй своего мнения обо мне. Хорошо?

В голосе Адама трудно не услышать угрозы, но взгляд Ноя был твёрд, когда он сказал:

— Я никуда не уйду.

Адам снова откинулся на спинку кресла.

— Хорошо.

Они закончили есть, и Адам оплатил счёт. В дороге Ной синхронизировал свой телефон с аудиосистемой «Ленд Ровера» и поделился с Адамом своей любовью к музыке восьмидесятых, и радовался, когда тот узнавал песни.

— Мой отец большой поклонник музыки восьмидесятых. Он вырос на ней, и мы тоже, — сказал Адам.

Ной улыбнулся.

— Моя приёмная мама, Лесли, любила всё из восьмидесятых. Одежду, макияж. У неё были светлые волосы, уложенные волнами на макушке. Так же, как на её фотографии в школьном альбоме. Она познакомила меня с поп-музыкой и музыкальными группами. Майкл Джексон и Тиффани. Poison. Бон Джови. Я любил бывать у неё дома. Там всегда были вечеринки. Торт на завтрак, неожиданные поездки на пляж, пропуск школы, чтобы остаться дома и смотреть фильмы.

— Почему ты не остался с ней? — спросил Адам.

Ной посмотрел в окно.

— Она умерла. Передозировка наркотиков. Она пристрастилась к таблеткам. Оксикодон, морфин, фентанил. У неё было биполярное расстройство, но до последнего никто не знал. Они сказали, что Лесли занималась самолечением. Я был слишком мал, чтобы заметить, насколько она была не в себе, мне едва исполнилось двенадцать. Я просто думал, что она весёлая, понимаешь?

Адам взял Ноя за руку и сжал. Адам на самом деле сильно усложнил жизнь Ноя, когда убил его отца. Может быть, Томасу стоит обратить более пристальное внимание на сопутствующий ущерб, который они оставляли после себя. Дети не виноваты в том, что их родители были чудовищами.

Въезжая на подъездную дорожку к дому Адама, у Ноя разбегались глаза при виде роскошного поместья с огромным гаражом и раскидистыми садами.

— В этом доме живёт один человек?

Адам усмехнулся.

— Теперь да. Какое-то время в нём жили я и мои братья, три очень специализированные няни, четыре домработницы, повар, инструктор по боевым искусствам, иногда эксперт по оружию, а однажды даже профессиональный метатель ножей.

— Твой отец основал школу-интернат для убийц, — размышляет Ной.

Адам никогда не задумывался об этом. У него определённо было странное воспитание, но, как сказал Ной, он не замечал этого, пока это не стало очевидным.

— Что-то вроде этого.

Адам взял Ноя за руку, а потом толкнул входную дверь. Они прошли всего около десяти шагов, когда Ной замедлился, вертя головой по сторонам, рассматривая сводчатые потолки и богато украшенную мебель.

Адам потащил его за собой.

— Так странно, что можно просто войти в такое большое место без стука или разговора с администратором на ресепшне. Сколько ты платишь за электричество? Как здесь вообще можно ориентироваться? Есть ли здесь карта, как в торговом центре или как в книгах о Гарри Поттере? Разве это не пугает тебя? Кто-то может жить в этом доме неделями, а ты даже не узнаешь об этом. Это тебя не пугает? Это место выглядит как дом с привидениями. Как ты думаешь, здесь обитают привидения? Ты когда-нибудь видел призрака?

Адам усмехнулся над бессвязным бредом Ноя, не потрудившись ответить на вопросы, так как, похоже, ему не требовался его ответ.

— У тебя два бассейна? Кому нужны два бассейна в одном доме? Твой отец живёт один. Он что, по утрам встаёт, смотрит на один бассейн, говорит: «Не, не этот», и идёт к другому? И две кухни? И кухня на улице? Что можно делать на открытой кухне? Запекать индейку у бассейна? Это что, поле для гольфа?

Адам засмеялся.

— Здесь есть и дорожка для боулинга. И тир.

— Заткнись, — изумился Ной.

— Ты можешь в любое время пользоваться любой частью дома. Это и мой дом тоже.

Ной покачал головой.

— Нет, спасибо. Дом слишком огромный. Он вызывает у меня тревогу, как будто я заблужусь и буду навечно обречён бродить по коридорам, пытаясь найти выход.

Адам обхватил Ноя сзади, когда они смотрели на самый большой из двух бассейнов.

— Как я раньше не замечал, какой ты странный?

Ной повернул голову, глядя на него сверху.

— У твоего отца есть тир... в доме... а я странный? Может, ты просто баловень?

— О, я точно такой. Это моя работа. Адам Малвейни, избалованный младший сын Томаса Малвейни. Бывшая модель, ставшая неприкаянным плейбоем. Спал с актёрами и богатыми мальчиками, разбивал машины и тратил деньги на всякую ерунду.

— Похоже на очень тяжёлую жизнь, — размышляет Ной.

Адам не успел ответить, как раздался голос.

— Адам.

Он обернулся на голос отца, увлекая за собой Ноя. Его отец был одет в брюки и белую оксфордскую рубашку с закатанными рукавами, открывая мускулистые предплечья. Даже в возрасте около пятидесяти лет отец Адама был привлекателен: серебристо-чёрные волосы, серые глаза и загорелая кожа. Он остановился, когда увидел Ноя.

— Папа. Это Ной.

Томас перевёл взгляд на Ноя, затем снова на Адама.

— Ты не сказал мне, что приведёшь кого-то с собой.

— Я сказал Аттикусу. И это не просто кто-то. Это Ной. Я говорил тебе о нём.

Его отец бросил ещё один недовольный взгляд на Ноя, затем повернулся.

— Пойдём. Ты и так опоздал. Ты должен был быть дома ещё час назад.

Адам стоял, моргая, потрясённый грубостью отца. Что, черт возьми, с ним такое? Он бросил взгляд на Ноя, который выглядел опечаленным небрежным отказом отца, но при этом он как будто ожидал этого. Тем не менее, Ной сжал руки Адама, всё ещё обнимавшие его талию.

— Нам, наверное, стоит пойти. Если только ты не думаешь, что мне лучше подождать здесь?

— Нет. У тебя есть полное право быть здесь. Я не знаю, в чём проблема отца, но это его проблема, а не наша.

Встречи всегда проходили в закрытой комнате внизу, попасть в которую можно только с помощью клавиатуры на двери. Его братья уже собрались. Аса и Ави расположились за большим столом, а Арчер, Август и Аттикус сидели в креслах. На доске было прикреплено несколько фотографий, только лица.

Когда они вошли, все взгляды обратились к Ною. Никто из них не выглядел удивлённым, так что Аттикус, должно быть, уже сообщил, что Адам привезёт его.

— О, теперь нам разрешено приводить сюда незнакомцев? — спросил Аттикус. — Ты бы никогда не спустил сюда Кендру, а мы были вместе три года.

— Кендра показала бы нас на канале TMZ в наручниках, — огрызнулся Адам. — Кроме того, Ной уже знает о нас.

Арчер окинул Ноя расчётливым взглядом.

— Как это, кстати? Как получилось, что этот незнакомец знает все наши секреты?

— Я отлично умею соединять точки, — сказал Ной, одарив Арчера тем же холодным взглядом в ответ.

— Он не незнакомец, — огрызнулся Адам.

— Ты знаешь его меньше недели. Это и означает «незнакомец», — угрюмо сказал Август.

По коже Адама поползли мурашки, гнев жаркой волной вспыхнул в нём и вырвался наружу.

— Мы знаем друг друга несколько недель.

— Ты преследовал его несколько недель, — уточнил Август. — Вряд ли это одно и то же.

— Если считать время, когда я преследовал его, то мы в жизни друг друга уже почти два года, — возразил Ной с вызывающим взглядом.

Арчер фыркнул.

— Два года? У тебя был хвост два года, и ты ни разу не заметил? Неужели мы просто замнём это дело?

— Хватит. Давайте приступим к работе по идентификации этих людей, — сказал его отец, выглядя гораздо более нетерпеливым, чем обычно.

— Конечно, ребёнку сойдёт с рук убийство, — сказал Аса.

— Разве вы все не уходите от наказания за убийство? — пошутил Ной.

Ави хмыкнул.

— Мы бы год были в команде уборщиков, если бы так облажались.

Адам весь вспыхнул от ярости.

— Они будут вытирать твою кровь с грёбаного ковра, если ты не заткнёшься, — пообещал Адам.

— Адам. Хватит! — крикнул его отец.

Адам изумлённо посмотрел на отца. Он никогда не кричал.

— Он первый начал, — пробормотал Адам, отталкивая Аттикуса.

Томас поднял руку с напряжённым выражением лица.

— Ни слова больше, если только речь не идёт об этой доске.

Адам плюхнулся в мягкое кожаное офисное кресло, притянув Ноя к себе на колени, чем вызвал ещё один звук отвращения со стороны Аттикуса, который уставился на Ноя так, словно это Ной обидел Аттикуса, а не наоборот.

— Вот участники, которых мы определили на данный момент. Конан Гриви, который, по словам Каллиопы, уже был на нашем радаре. — Его отец сделал паузу и сурово посмотрел на Адама. — И этот парень – Пол Андерсон.

— Он полицейский, — сказал Ной глухим голосом.

— Что? — спросил Адам. — Ты его помнишь?

Ной слабо кивнул, голос дрожал.

— Он был там. В форме. Мой отец говорил, что если я не буду вести себя хорошо, офицер Пол отвезёт меня в тюрьму.

Ярость Адама была живым, дышащим существом в нём, волком, который мечется по клетке, ища, куда бы направить свой гнев.

Томас кивнул.

— Сейчас он детектив, скоро станет капитаном.

Единственным ответом Ноя был вынужденный выдох, словно слова Томаса нанесли ему физический удар. Адам крепче прижался к Ною, как будто мог каким-то образом впитать его боль через прикосновение.

— Если копы принимают активное участие, то становится понятно, почему их маленькая педофильная шайка так и не была раскрыта, — сказал Аттикус.

— Ты хочешь, чтобы мы убили копа? — спросил Аса. — Разве это не рискованно?

Август пожал плечами.

— Быть копом – опасная работа. Случаются несчастные случаи, осуждённые хотят отомстить. Мы можем инсценировать место преступления, обставить всё так, как нам захочется. Убить копа, пожалуй, легче, чем остальных.

— У Конана Гриви, с другой стороны, есть друзья в высших кругах. Он общается с членами городского совета, окружными прокурорами, архиепископом.

— Человек в левом нижнем углу – священник, — сказал Ной. — Ему нравилось заставлять меня называть его отцом... во время. Он увлекался ролевыми играми. Носил воротничок.

— Господи, — сказал Томас, написав слово «священник» над головой мужчины острым карандашом.

— Итак, у нас есть коп, священник и директор по молодёжным видам спорта с друзьями в высших кругах. Это гораздо серьёзнее, чем мы думали. Ты ведь понимаешь это, да? — спросил Адам у своего отца. — Это может стать проблемой.

Арчер крутанулся в кресле.

— Это стало нашей проблемой только потому, что ты сделал её нашей проблемой.

— Да, мы не личный отряд убийц твоего парня, — добавил Аттикус. — Я думаю, мы должны отказаться от всего проекта.

Адам вскочил со стула, прихватив с собой Ноя, и топая в сторону Аттикуса. Ной прыгнул перед ним, упёрся руками в грудь, и отступал спиной вперёд, пока Адам продолжал идти на брата. Аттикус давно напрашивался на взбучку, самодовольный кусок дерьма. Аттикус тоже встал, спокойно снимая очки, словно Адам наскучил ему.

— Адам. Адам! — крикнул Ной. — Остановись. — Он и в самом деле остановился, хмуро глядя на Ноя, ноздри раздувались, грудь вздымалась. Ной обхватил его лицо. — Остановись. Они просто пытаются вывести тебя из себя. Разве ты этого не видишь? Не позволяй им манипулировать тобой. Дыши, детка.

Адам глубоко вдохнул и выдохнул, прохладное прикосновение ладоней Ноя к его щекам успокоило жар, пылавший в нём, пока раскалённая докрасна ярость не перешла в лёгкое недовольство.

— Я же говорил вам, — сказал Аса, обращаясь не к Адаму, а к остальным.

— Что ты им говорил? — прорычал Адам.

— Что у Ноя есть суперспособности, — фыркнул Ави. — Что он каким-то образом не даёт тебе впасть в ярость или, по крайней мере, удерживает от ярости.

— Значит, ты вёл себя с Ноем как придурок, в качестве проверки? — спросил Адам, его гнев пытался вернуться.

Его отец поднял руку.

— Мне нужно было посмотреть, как Ной отреагирует на тебя в худшей ситуации. Аса и Ави сказали, что беспокоиться не о чем, но мне нужно было проверить это на практике. Я попросил остальных специально тебя провоцировать. — Он посмотрел прямо на Ноя. — Мне очень жаль, что мы были грубы с тобой. Пожалуйста, прости нас. Мне очень приятно с тобой познакомиться.

Ной оглядел комнату, наконец, снова остановился взглядом на Томасе.

— Я тоже рад познакомиться с вами, ребята.

ГЛАВА 18

Ной

После того, как пыль улеглась, Адам вернулся на своё место и посадил Ноя к себе на колени. Ной видел пристальные взгляды окружающих людей. Единственным, кто не наблюдал за ним, был Томас, который оказался совсем не таким, как ожидал Ной. Он видел фотографии мужчины в газетах и журналах, но они как-то не показывали, насколько молодым и сексуальным был отец Адама на самом деле.

Он, конечно, не выглядел достаточно старым, чтобы иметь детей в возрасте около тридцати лет, но Ной полагал, что это потому, что они не его, а он только их вырастил. Вырастил их убийцами.

Ной смотрел, как Томас нажимает кнопку на странном предмете в форме бумеранга в центре стола. Ожидая, что над ним появится странная трёхмерная 3D-модель, но это был всего лишь динамик.

— С вами говорит ваш дружелюбный сосед-оракул, чем я могу служить вам сегодня? — щебетал голос в объёмном звучании.

— Привет, Каллиопа, — в унисон сказали Аса и Ави.

— Привет, мальчики. Я вижу, Адам не оставил вас в аэропорту. Полагаю, вы все звоните из Бэтпещеры.

Ной поджал губы, сдерживая улыбку. Здесь было намного приятнее, чем в Бэтпещере. Помимо блестящей белой стены, на которой можно было писать, здесь была ещё одна стена с компьютерными экранами и барная стойка. Они явно проводили много времени в своей тайной комнате.

— Нам нужна информация на сегодняшний день. Можешь помочь? — спросил Томас.

— Ты смеешь сомневаться в моих способностях перед простыми смертными? — спросила Каллиопа с притворной обидой.

Ной ошеломлённо посмотрел на Томаса, но тот лишь усмехнулся.

— Виноват. Нам нужна информация.

Раздался отчётливый звук вращающегося стула.

— Я готова. Давай.

— Ной смог опознать Пола Андерсона и священника, имя он не помнит. Ты можешь сопоставить Пола Андерсона и Уэйна Холта с Гари и посмотреть, есть ли совпадения? Должно быть что-то. Бейсбольная команда. Хор церковников. Мужская лига.

Произошла серия щелчков, а затем она сказала:

— Не-а. Ничего. Но если это что-то вроде собрания анонимных алкоголиков, то там не будет никаких записей.

Разочарование Томаса было ощутимым.

— Я только что послал тебе фотографию священника. Проверь её по ежегодникам католической школы, в которой преподавал Уэйн Холт. Думаю, там ты его и найдёшь.

— Минуточку, пожалуйста, — сказала Каллиопа, хотя на самом деле она не переводила их в режим ожидания. Все сидели молча, пока она искала информацию, а звук ногтей, бьющих по клавиатуре, разрезал тишину. А на заднем фоне играла музыка K-pop. Может быть, детям Каллиопы нравились BTS? А может, и ей самой. Единственный человек, который может знать ответ, это Томас.

Ной, как ни странно, сидел спокойно и чувствовал себя в безопасности среди убийц, хотя не думал, что такое возможно после вчерашнего срыва. Настолько безопасно, чтобы попытаться вспомнить что-нибудь ещё, какие-нибудь приметы, что-нибудь, что могло бы помочь им собрать всё воедино, но ничего не мог вспомнить. Полицейского и священника было легко вспомнить; их форма бросалась в глаза, а работа предполагала защиту таких детей, как Ной.

Но остальные... Гари никогда в жизни не делал ничего хорошего. Вряд ли он будет вращаться в тех же кругах, что и Пол Андерсон со священником. Конечно, отец был уважаемым школьным учителем, и они с Гари были лучшими друзьями. Думаю, видеосъёмка отвратительных актов насилия над детьми гарантировала обоюдное уничтожение, если кто-то из них попадётся. А может быть, им просто нравилось переживать этот момент.

— Попался, — крикнула Каллиопа, торжествуя. — Отец Патрик О'Хара... Господи, Томас. Он был директором школы.

— Ну, разумеется, он был, — сказал Август. — Эти парни почему-то всегда поднимаются на самый верх.

— Держу пари, все они сказали бы, что он уважаемый член общества, — добавил Аттикус.

— А его жертвы – нет, — с горечью пробормотал Ной.

— Кто это? — спросила Каллиопа. — Я не узнаю голос.

Аса хмыкнул.

— Это Ной. У нас гость в Бэтпещере.

— Да, видимо, теперь мы приводим гостей, — сказал Ави.

— Привет, Ной! — воскликнула Каллиопа, как будто встретила знаменитость, а не просто старину Ноя, который жил в прогнившем трейлере.

— Привет, — сказал Ной, его лицо порозовело.

— Ной высказал отличную мысль, — сказал Томас.

Правда? Ной сомневался в этом, но всё же было приятно. Томас опёрся бедром на большой стол в конференц-зале, поближе к близнецам.

— Каллиопа, поищи все судебные иски, где О'Хара был указан в качестве ответчика. Скорее всего, они будут закрыты. Церковь очень любит держать такие вещи в тайне и платит за то, чтобы проблемы исчезли. Если не найдёшь, поищи дела против школы Холта и всех предыдущих школ, в которых работал О'Хара.

Все снова прислушались к бешеному стуку ногтей Каллиопы.

— Конкретно по О'Харе ничего нет, но было дело против городской архиепархии. Документы засекречены. Но истцом был взрослый. Не ребёнок.

— Имя есть? — спросил Томас.

— Джозайя Смитфилд.

— Что ты можешь рассказать нам о нём?

— Двадцать лет, бросил среднюю школу, дважды арестовывали за наркотики и один раз за мелкую кражу. Он дважды проходил реабилитацию. О! — воскликнула она. — Реабилитационный центр Джосайи? Клиника Святого Антония, управляемая той же церковью, что и школа Холта. Угадайте, кто числится социальным работником? О'Хара. У него докторская степень по детской психологии и степень бакалавра в области образования. Этот ублюдок буквально посвятил годы работе с уязвимыми детьми. — Голос Каллиопы дрожал.

Ной не мог винить её. Он тоже дрожал. Что за чудовище всю свою жизнь пыталось найти новые способы сделать маленьких детей жертвами? Такой же монстр, который снимал это на видео и делился с другими.

Ной вытер вспотевшие ладони о джинсы.

— Но этот парнишка... он не вписывается в схему. Как называют... таких парней... преференциальные преступники, верно? Так что же О'Хара хотел от подростка?

— Хорошая мысль, — сказала Каллиопа, после чего последовала ещё серия постукиваний. — Золотую звёздочку Ною. Джосайя, вероятно, впервые встретил этого человека в 1997 году в Святом Сердце. Он был приходским священником, а родители Джосайи упоминаются в записях о десятине ещё в восьмидесятых годах. Это могло навести его на след О'Хары. Может быть, увидев имя О'Хары, когда он был в реабилитационном центре, он вспомнил о нём, как Ной. Может быть, он не мог жить, ничего не делая?

— Мы можем поговорить с ним? — спросил Адам.

Снова печатание, а затем звук разочарования.

— Нет. Он умер три года назад. В записи о смерти говорится о самоубийстве через повешение.

У Ноя забурчало в животе, и впервые за этот день паника начала бурлить внутри, рвота подбиралась к горлу, пока он не понял, что не может её сдержать. Ной бросился к мусорному ведру, едва успев добежать до него, прежде чем потерял свой завтрак. Через секунду Адам был рядом с ним, положив руку ему на спину. Ною показалось, что прошло несколько часов, прежде чем он остановился, но, возможно, это было всего несколько минут.

Когда Ноя, наконец, перестало тошнить, Адам сел рядом с ним, вытянув ноги. Ной не пытался встать, просто сидел между его раздвинутыми бёдрами, позволяя Адаму обнимать его. Ни один из них не пропустил ни одного удара, повернувшись обратно к доске.

— Продолжайте искать. Он не может быть единственным, — сказал Томас.

— У меня есть одна мысль, — сказал Ной, вытирая рот тыльной стороной ладони. Все ожидающе повернулись к нему. — Маленькие дети, на которых они нацелены… дети склонны подавлять травму, верно? Это я прочитал несколько недель назад после того, как начал вспоминать. Дети с психологической травмой в раннем возрасте часто ведут себя агрессивно, позже у них возникают проблемы со злоупотреблением психотропных веществ, проблемы с гневом. А вы не можете провести перекрёстную проверку детей предпочитаемого возраста по тюремным и реабилитационным записям, как вы сделали с Джосайей? Думаю, не все они окажутся жертвами, но это, возможно, сузит круг поиска. Может быть, они помнят больше, чем я.

— Я могу это сделать, но это займёт больше времени, чем поиск по одному имени, — сказала Каллиопа.

— Мы действительно верим, что этот парень покончил с собой? — неожиданно спросил Аттикус.

Томас посмотрел в его сторону, нахмурившись.

— Что ты имеешь в виду?

— Холт был не просто педофилом. Он был убийцей. Он убивал детей, которым причинял боль. Не всех, но многих. Что, если это был не только он? Что, если эти люди убивали детей, которые жаловались? Тех, кто отказывается хранить тайну или, как Джосайя, вспомнил позже?

Томас выглядел страдающим.

— Каллиопа, ты знаешь, что делать. Добавь в список детей, которые пропали без вести или умерли при подозрительных обстоятельствах.

Арчер прочистил горло.

— Вероятно, также следует внести в список детей, контактировавших с О'Харой, и которые совершили сексуальные преступления против детей. Некоторые жертвы становятся преступниками, как мы все знаем.

На душе у Ноя скребли кошки. Он не мог представить, что когда-нибудь захочет причинить ребёнку такую же боль, какую причинили ему. То, что они сделали с ним, изменило его. Даже когда Ной не помнил. В его сердце образовалась огромная дыра, которую он никогда не сможет заполнить ни наркотиками, ни алкоголем, ни случайным грубым сексом. Ной всю жизнь чувствовал себя никчёмным и... запятнанным... словно на его душе было несмываемое пятно, которое мог видеть только он.

И всё же Томас был прав. Если человек не мог сдерживать свои порывы, он представлял опасность для общества. Стоит человеку перейти тонкую грань от жертвы к агрессору, как человеческое благо перевешивает всякое сочувствие к ребёнку, над которым когда-то измывался монстр. Так было всегда. В противном случае цикл продолжался.

— Свяжись со мной, как только что-нибудь найдёшь, пожалуйста, Каллиопа, — сказал Томас.

— Так точно, Капитан, — сказала Каллиопа, после чего связь прервалась.

Остальные начали идти к выходу, но Томас подошёл к Ною и протянул руку, чтобы помочь ему встать. Ной взял её, отметив мозоли на его ладонях. Откуда у врача такие грубые руки? Адам поднялся сам, нависнув над плечом Ноя.

— Почему бы тебе не пойти к своим братьям, — сказал Томас. — Я бы хотел поговорить с твоим Ноем наедине.

— Почему? — спросил Адам, его голос звучал между тревожным и подозрительным.

Ной испытывал обе эти эмоции и даже больше. Томас показался ему гораздо более пугающим, чем Адам и его братья вместе взятые. Кто может быть страшнее человека, чем тот, кто воспитывал и обучал психопатов? Больше похоже на встречу с укротителем львов. Ной не знал, сумасшедший ли этот человек или настолько самоуверен в своих силах. Ной не был уверен, что его больше пугает.

— Потому что если Ной собирается стать частью нашей семьи, он должен понимать, на что подписывается.

— Я просто не понимаю, почему я не могу пойти с вами, — угрюмо сказал Адам.

Томас покачал головой.

— Не дуйся, Адам. — Ною он сказал: — Почему бы нам не поговорить у бассейна? На улице чудесно.

Сердце Ноя ухнуло, но он просто кивнул.

Когда они остались одни, Томас посмотрел на Ноя, на его лице появилась небольшая улыбка.

— Ты боишься меня?

— Да, — честно ответил Ной.

Томас наклонил голову.

— Но не других?

— Нет.

— Интересно. Почему? — спросил Томас, жестом приглашая Ноя сесть за столик у бассейна.

— Потому что они ничего не сделают без твоего согласия. Они причинили бы мне вред только по твоему приказу. Значит, ты самый страшный.

Томас усмехнулся.

— Ты умный. Это хорошо. — Он бросил взгляд на голубые воды бескрайнего бассейна, и Ной тоже посмотрел на него, наблюдая, как вода переливается через край.

— Ты понимаешь, что мой сын никогда не сможет полюбить тебя.

Это был не вопрос, но Ной воспринял его как вопрос, и в животе у него образовалась яма.

— Да. Понимаю.

— Помоги мне понять, почему ты хочешь быть с человеком, который не может полюбить тебя в ответ? Я знаю, что дело не в наших деньгах. Я внимательно наблюдал за вами двумя. Ты искренне любишь моего сына. Так скажи мне, что ты получаешь от него?

В голосе мужчины не слышалось злобы, скорее любопытство, словно Ной теперь стал частью эксперимента. Ной вздохнул. Всё было гораздо сложнее, чем можно описать словами. Он мог лишь поделиться тем, что мог сформулировать.

— Он защищает меня. Заботится обо мне. Адам готов убить или умереть за меня. Адам видит меня. Никто никогда не видел меня.

Томас кивнул, казалось, впитывая слова Ноя.

— Как он заботится о тебе? Что произошло после того, как я вчера поговорил с ним по телефону? Адам очень рассердился на меня за то, что я посоветовал тебе обратиться к психотерапевту – кстати, так оно и есть. Но что случилось вчера вечером?

Ной почувствовал, что улыбается.

— Он нашёл меня пьяным, с бутылкой водки в руках, отнёс меня вниз, завернул в одеяло и просто обнял. Мы смотрели мультики, ели пиццу и напивались.

Томас издал удивлённый возглас.

— Сам до всего додумался?

Ной покачал головой.

— Нет. Каллиопа подсказала ему. Но то, что он достаточно заботился, чтобы спросить, должно ведь что-то значить?

— Да, наверное, значит. Ты уже взрослый, Ной. Я не собираюсь говорить тебе или сыну, что вам нельзя встречаться. Я искренне верю, что он сойдёт с ума от малейшего намёка на это. Но быть частью нашей семьи – это не просто хранить наши секреты, но и стать частью нашего прикрытия. Тебе придётся лгать достаточно убедительно, чтобы пройти тест на детекторе лжи. Тебе нужно будет тренироваться, чтобы защитить себя. Стрельба, борьба, всё. Я не могу допустить, чтобы Адам отвлекался, беспокоясь о твоём благополучии. Ты должен будешь быстро думать, быстро действовать и никогда, никогда не колебаться. В нашей семье каждый выполняет свою работу.

— Я понимаю, — торжественно заявил Ной, хотя в глубине души его более чем радовала перспектива научиться защищать себя. Было бы здорово чувствовать себя в безопасности, даже когда Адама нет рядом. — Как ты думаешь, я ему надоем? — внезапно спросил Ной, немного задыхаясь от слов. Он хотел бы иметь сумасшедшую уверенность Томаса, когда речь заходила о его месте в их мире.

— Нет. Совсем наоборот. Я думаю, ты поймёшь, что внимание моего сына очень похоже на то, как ребёнок держит в руках котёнка. Он взволнован им, очарован им, как желание подарить ему ласку, но ребёнок не понимает, насколько он хрупок. Я не хочу, чтобы внимание Адама раздавило тебя. Честно говоря, я не уверен, что он оправится.

Ной задумался.

— Я не знаю, что чувствует Адам. Как ты и сказал, я знаю, что он не может меня любить. Но я сам не знаю, что такое любовь. Это желание постоянно быть в обществе друг друга? Желание защищать друг друга? Заботиться друг о друге? Утешать друг друга? Что касается нас с Адамом... мы говорим друг другу то, что нам нужно друг от друга. Нам приходится это делать, потому что ни у кого из нас нет необходимых навыков, чтобы вести себя по-другому. Чем это отличается от любви? Меня никто никогда не любил, так что я, честно говоря, не знаю.

— Я понимаю, почему мой сын находит тебя таким очаровательным, — сказал Томас, возвращая свой взгляд к виду. — И, если быть честным, я сам не знаю, что такое любовь, но, полагаю, в этом есть смысл.

— Какой? — спросил Ной.

Томас пригвоздил Ноя пристальным взглядом.

— Могу я открыть тебе секрет? Который не знают даже мои сыновья?

Ной кивнул, в груди кольнуло.

— Меня тоже никто никогда не любил.

ГЛАВА 19

Адам

Как только они вошли в лофт Адама, Ной направился в ванную, чтобы почистить зубы, а Адам бросил бумажник и ключи на стол и уставился на приоткрытую дверь ванной. Он не представлял, в чём Ной может нуждаться. Казалось, каждый его день становился всё более напряжённым, и виной тому был Адам.

По дороге домой он весьма жёстко расспрашивал Ноя, о чём тот говорил с отцом. Ной ответил на все вопросы без колебаний, но выглядел более подавленным, чем раньше. Перед их отъездом отец отозвал его в сторону и сказал, чтобы он внимательно следил за Ноем, и внимательно прислушивался к его чувствам, потому что у него выдался тяжёлый день.

Ной вышел из ванной, выключил свет и направился к Адаму, обнимая его за шею. Адам ответил на объятия и удивился, когда Ной обхватил его ногами за талию, прижавшись лицом в его шею.

Адам подхватил Ноя за задницу и переместил его вес, после чего понёс в комнату.

— Что с тобой происходит? Что будем делать дальше?

Ной уткнулся носом в его шею.

— Ты отнесёшь меня в постель.

— В постель, да? — поддразнил Адам, направляясь к лестнице. — И что мы будем делать, когда доберёмся туда?

— Не спеша займёмся сексом, ― сказал Ной, целуя челюсть Адама.

— Что, прости? — спросил Адам сквозь смех, поднимаясь по лестнице с Ноем, всё ещё прижимающимся к нему.

— Я хочу тебя, но не хочу, чтобы это было грубо. Я не в том настроении. Хочу чувств. Поцелуев. Миссионерскую позу. Много зрительного контакта и нежности. Трахни меня, но сделай это в духе романтики.

Адам усмехнулся над объяснением Ноя, но был более чем счастлив дать ему всё, что нужно.

Поднявшись наверх, Адам поставил Ноя на ноги, целуя его, пока они раздевали друг друга. Адаму нравилось быть грубым с Ноем, но только потому, что это было нужно Ною, и Адаму нравилось смотреть, как он разбивался в своей кульминации. Но если Ной хотел медленно, он мог дать ему это, уже полутвёрдый от одной мысли о том, чтобы скользнуть в него.

Когда они оба разделись, Адам положил Ноя на кровать, а затем последовал за ним, накрыв его своим весом, чтобы снова поцеловать Ноя, медленно, глубоко, тщательно. Адам поймал себя на мысли, что наслаждается просто поцелуем с Ноем ― мягкостью его губ, тем, как его язык выныривал и отступал, вздохами, которые он издавал.

Где-то по пути Адам начал медленно раскачиваться на нём, их члены соприкасались в трении, которое посылало маленькие толчки вдоль его позвоночника. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо наслаждался сексом так сильно, как с Ноем. Для него это всегда было средством достижения цели, оргазм требовал гораздо больше усилий, чем просто мастурбация.

Но всё, что делал Ной, было сексуальным. То, как он поднимал свои бёдра навстречу бёдрам Адама. То, как он обхватил его задницу, словно нуждаясь, чтобы он был ближе. Как учащалось его дыхание, чем дольше они лежали, и крошечные прерывистые звуки разочарования, когда Адам не сразу давал ему то, что он хотел.

Адам прервал поцелуй.

— Ты хотел медленно. Я так и делаю.

— Я сказал «медленно», а не «замороженно», — ворчливо сказал Ной.

Адам засмеялся, схватив волосы Ноя в кулак, оттягивая его голову назад и открывая доступ к шее и плечу.

— Чего ты хочешь, детка?

— Я хочу твой рот на мне.

— О, с этим я точно справлюсь, — пообещал Адам. Он двинулся вниз по телу Ноя, облизывая то один сосок, то другой, нежно потягивая зубами. — Здесь?

— Ниже, — пробормотал Ной, затаив дыхание.

Адам улыбнулся, укусив Ноя за бок и заработав его звонкий смех, когда тот извивался, пытаясь вырваться. Ной боялся щекотки. Нужно запомнить.

— Значит, не там?

— Нет, не там. Но теплее.

Адам обошёл покрасневший и подтекающий член Ноя, чтобы провести языком по складочке между бедром и тазом, волосы щекотали ему нос, но недовольное хныканье Ноя того стоило. То же самое он сделал и с другой стороны.

— Что такое, детка?

— Хватит дразнить, — сказал Ной.

Адам поймал его колени и закинул их себе за плечи, большими пальцами широко раздвинул Ноя, проводя языком по его входу. Ной застонал протяжно и низко, вцепившись пальцами в волосы Адама, притягивая его глубже.

— О, черт. Ещё.

Адам дал Ною то, чего он хотел, вылизывая и посасывая его, как голодный человек, а крики Ноя подпитывали его. Он поднял голову, ища смазку. Тюбик ударил его по лбу.

— Вот. Возвращайся к работе, — приказал Ной.

— Да, сэр, — сказал Адам, снова рассмеявшись.

Он обмакнул пальцы, ввёл в него два пальца, а ртом обхватил член Ноя, наслаждаясь тугим теплом его тела, которое, казалось, почти засосало его внутрь. И снова Ной запустил руки в волосы Адама, извиваясь под ним, пока он сосал его, желая сделать ему приятно, но недостаточно хорошо, чтобы кончить. Ной мог кончить только с его членом.

— Я готов. Иди сюда, — сказал Ной, упираясь пятками в плечи Адама, чтобы донести до него свою мысль.

Адам пополз вверх по его телу, прижавшись к Ною.

— Ты очень настойчив, когда я не командую тобой, — сказал он, прежде чем одним толчком войти в Ноя.

Ной вскрикнул от неожиданности и застонал, когда Адам начал двигаться.

— Ты этого хотел? — Он захватил рот Ноя в жадном поцелуе, после чего разорвал поцелуй, чтобы сказать: — Черт, ты так хорош. Я хотел быть в тебе весь день, фантазировал о том, как тайком протащу тебя наверх и трахну у стены моей детской спальни, кончу в тебя, когда вся моя семья будет внизу. Это романтично? — размышлял он.

Ной обхватил ногами талию Адама, тупыми ногтями царапая его спину.

— Не знаю, но это безусловно действует на меня, — пообещал Ной.

На Адама это тоже подействовало. Тугой жар тела Ноя был для него как наркотик, и Адам не мог насытиться. Он упёрся коленями в матрас, давая себе рычаг, погружаясь в Ноя так, что у того участилось дыхание.

— Тебе это нравится, детка? Тебе нравится, когда я глубоко вхожу в тебя?

— Черт, да. Сильнее.

— Я хочу слышать тебя. Ты знаешь, чего я хочу, — прорычал Адам, покусывая мочку уха.

— Пожалуйста, Адам. Я хочу большего. Мне это нужно. Трахни меня сильнее. Быстрее. Заставь меня кончить.

Христос. Ной слишком много говорил, что очень нравилось Адаму. Он приподнялся на руках, освобождая место между ними.

— Ласкай себя, — приказал Адам, глядя вниз и наблюдая за тем, как он входит и выходит из Ноя, двигаясь в такт его движениям. — Блядь, да. Вот так, детка. Доставь себе удовольствие. Боже, как я люблю смотреть, как ты дрочишь.

Ной запрокинул голову, закрыл глаза и приоткрыл губы, работая быстрее. Адам знал, что Ной близок, близок к тому, чтобы дать ему то, что ему нужно, чтобы подтолкнуть его к пику.

— Ну же, детка. Ты можешь лучше, чем это. Разве ты не хочешь почувствовать, как я пульсирую, кончая в тебя?

— О, боже. Да. Мне это нужно. Пожалуйста, Адам. Пожалуйста, я хочу почувствовать, как ты кончаешь в меня. О, боже, я так близко. Ты так хорош.

А вот и оно. Лепетание. Адам нуждался в этом, как в наркотике.

— Кому ты принадлежишь?

— Тебе, — поклялся Ной, распахнув глаза, чтобы посмотреть прямо в глаза Адаму. — Только тебе. Навсегда. Клянусь.

Оргазм Адама застал врасплох даже его самого, его бёдра сбились с ритма, когда он кончил, глубоко излившись в Ноя. К счастью, Ной не отставал. Ещё два толчка, и он кончил между ними за секунду до того, как Адам рухнул на него сверху.

— Это, по-твоему, медленный секс? — спросил он, когда смог сформулировать хоть какую-то мысль.

— Не знаю, но точно было горячо, — со смехом ответил Ной, тяжело дыша. — Я больше никуда не хочу переезжать. Перенаправь мои письма, я теперь живу в этой кровати.

От потрясения Адама охватило непонятное чувство ― странное тепло.

— Ты действительно здесь живёшь. Ты ведь знаешь? Это твой дом. Нам нужно забрать твои вещи из трейлера, — сказал Адам, пошевелившись, чтобы сесть.

Ной с усмешкой уложил его обратно.

— Думаю, мы можем подождать, пока сперма высохнет, прежде чем бросимся собирать мои вещи. Я никуда не собираюсь.

Адам ощетинился.

— Ты сейчас так говоришь...

Сама мысль, что Ной может попытаться уйти от него, лишила Адама дыхания. Возможно, они знали друг друга недолго, но часть его души узнала что-то в Ное, нечто глубоко заложенное в их ДНК. Адам не верил в родственные души – он был совершенно уверен, что у него нет души, о которой можно было бы говорить, – но Ной был для него именно душой.

— Я всегда буду так говорить, — пообещал Ной, проводя руками по волосам Адама в удивительно успокаивающем жесте.

В детстве Адам никогда не получал много ласки. Она не предлагалась и не требовалась, но теперь ему нравилось, как Ной гладил его, словно прикосновение успокаивало что-то внутри Адама.

— Мне было бы намного легче, если бы я мог просто приковать тебя к своей батарее.

— Ты единственный человек, в устах которого уголовное преступление может звучать романтично. — Ной усмехнулся. — И, как говорилось ранее, у тебя нет батареи.

Адам навалился на него достаточно сильно, чтобы Ной хрюкнул.

— Не вопрос.

Спустя несколько минут Ной спросил:

— Чем ты хочешь заняться до конца дня?

— Не знаю, может, сходим на свидание? — спросил Адам. Это понятие было для него таким же чуждым, как высшая математика. — Так делают пары.

— Например, ты сводишь меня в кино? Купишь мне попкорн и будешь держать меня за руку? — спросил Ной, в голосе которого звучало почти такое же недоумение, как и у Адама.

— Мы могли бы сходить в кино, — сказал Адам, подперев подбородок руками на груди у Ноя. — Но когда погаснет свет, я не могу гарантировать, что не попытаюсь трахнуть тебя снова.

По лицу Ноя расплылась почти злая ухмылка.

— Купи мне попкорн, и я сделаю тебе минет на последнем ряду.

Адаму понравилось, как звучит вся эта история со свиданиями.

— Договорились.

~

На следующий день Адам и Ной проснулись ни свет ни заря. Их свидание в кино прошло весело. Ни один из них не знал, о чём был фильм, но делать друг другу масляные минетики в переполненном кинотеатре оказалось изюминкой, о которой никто из них не подозревал, но которую оба хотели бы исследовать в дальнейшем.

Адам прислонился к столешнице, наблюдая, как очень сонный Ной запихивает в рот хлопья. Он не понимал, как Ной может есть хлопья без сахара. Это даже не «Honey Nut Cheerios», а обычные хлопья. Очень странно. Как он живёт без сахара? Адам сделал глоток своего чрезмерно подслащённого напитка из карамельного ароматизатора и сахара с достаточным количеством эспрессо, чтобы можно было сказать, что он пьёт кофе. Ему нужен был сахар для выживания.

Телефон на стойке между ними начал вибрировать, и оба замерли, Ной подался вперёд, чтобы посмотреть, кто это, и вздохнул, увидев имя.

— Каллиопа.

— Ответь, — сказал Адам.

Ной нажал на кнопку, затем включил громкую связь.

— Привет, Каллиопа.

— Привет, Ной, — сказала она, звуча очень взволнованной простым приветствием.

Она никогда не вела себя так, когда отвечал Адам. Ной, казалось, стал всеобщим любимцем. Он непреднамеренно очаровывал всех в жизни Адама. Адам улыбнулся, потягивая свой напиток, позволяя Ною говорить.

— Как дела? Есть новости? — спросил Ной, беря ещё одну порцию хлопьев и громко чавкая.

— Не о священнике и даже не о твоём отце, но... кажется, я нашла замок для ключа, который Адам стащил у Гари.

Ной удивлённо посмотрел на Адама, потом снова на телефон.

— Правда?

— Да, пришлось глубоко, глубоко копнуть. Где-то лет десять копания. Это заняло вечность, потому что я не думаю, что ключ принадлежал Гари. Я думаю, он принадлежал твоему отцу.

— Моему отцу?

— Да. Пока я перепроверяла всех участников, как просил Томас, я наткнулась на завещание твоего отца.

— У моего отца было завещание? — спросил Ной, выглядя озадаченным.

Каллиопа сделала паузу.

— Да. Но он оставил всё Гари... включая тебя.

— Что?

— Холт назначил Гари твоим опекуном. Но его признали непригодным для заботы о тебе, учитывая его послужной список и... образ жизни. Поэтому тебя передали в приёмную семью.

Адам смотрел, как Ной пытается обработать эту информацию.

— Эй, я знаю, что приёмная семья – это отстой, но если бы Гари стал твоим опекуном, есть очень большая вероятность, что он просто нашёл бы способ нажиться на беззащитном десятилетнем мальчике.

Ной кивнул, прочищая горло.

— Значит, у Гари есть то, что открывается этим ключом?

— Боюсь, что нет. Ключ отпирает небольшой склад в месте под названием «надёжный склад-хранилище с замком».

— А разве всё, что находится в хранилище, не было давно продано с аукциона? — спросил Ной.

— Можно подумать, но нет. Помимо того, что он передал свои скудные пожитки и сына Гари, в его завещании было одно странное положение. Часть денег от страховки жизни должна была пойти на оплату этого склада. Ключ должен был храниться у Гари, а после его смерти содержимое хранилища должно было быть передано в полицию.

У отца Ноя точно был стояк на этого Гари. Что, черт возьми, между ними было? Они что, любили друг друга?

— Можешь прислать мне адрес?

Каллиопа вздохнула.

— Уже. Будь осторожен. GPS на телефоне Гари показывает, что вчера он был в хижине, но всего около двадцати минут. Он может начать что-то подозревать.

— Я всегда осторожен, — проворчал Адам, хотя они оба знали, что это неправда. Когда они разъединились, он посмотрел на Ноя. — Хочешь прокатиться?

Ной кивнул.

— Конечно, почему бы и нет. Давай сделаем это.

Адам проверил свой телефон и обнаружил, что Каллиопа действительно отправила адрес, но это было ещё не всё. Она прислала письмо с пометкой «конфиденциально». Когда он открыл его, там была ссылка на профиль ДНК. Профиль ДНК Ноя, а также имя пользователя и пароль. Адам перевёл взгляд на Ноя.

— Может, пойдёшь пока одеваться? А я отправлю кое-что отцу по электронной почте.

Ной нахмурился, но кивнул. Адам подождал, пока не услышал, как тот ходит по спальне в поисках одежды, которую можно было бы одолжить. Им нужно забрать остальные его вещи. Может быть, на обратном пути из хранилища. Бросив последний осторожный взгляд в сторону лестницы, Адам открыл свой ноутбук, который лежал на обеденном столе. Он не прикасался к нему уже несколько недель. Предпочитал работать с телефона.

После того, как он ввёл информацию, на экране появился профиль с генетическим анализом Ноя, его родословной в процентах, а также кнопка, показывающая семейные совпадения в базе данных. Их было три. Все девочки. Все три совпадения были родными сёстрами, но, судя по всему, приходились Ною двоюродными сёстрами по материнской линии.

Они жили в Мехико.

У Ноя была семья. В другой стране. Адам сглотнул комок в горле. Что, если Ной решит бросить его и уехать к семье, о существовании которой он даже не подозревал? Теперь, когда информация находилась в базе данных, её мог увидеть любой желающий. Любой из них мог связаться с Ноем в любой момент и рассказать ему о его вновь обретённой семье.

Черт. Адам закрыл профиль и вернулся к электронному письму Каллиопы.

«Я ускорила тест ДНК Ноя. Я записала его на твою кредитку. Подумала, что ты не будешь против. Я проверила результаты и нашла мать мальчика, Джозефину Эрнандес. У неё есть две сестры, Хуана и Вероника. У обеих есть дети, но у Хуаны есть сын, который пропал, когда ему было всего два года. Я почти уверена, что она – мать Ноя. Сейчас она живёт в Киллине, штат Техас, со своим мужем и ещё тремя детьми. У Ноя есть семья».

Техас был гораздо ближе, чем Мехико. И всё же мысль о потере Ноя тяготила Адама, когда он поднимался по лестнице, чтобы одеться. Он должен рассказать ему. Ной должен знать. Но часть его души жаждала сохранить это в тайне. Мать Ноя жила дальше. У неё была новая жизнь и новая семья. Ной был его.

Адам сел на край кровати.

Ной покрутился, держа в руках рубашку.

— Нам определённо нужно остановиться и забрать мою одежду. В твоих вещах я выгляжу словно ребёнок. — Он нахмурился, когда Адам не сразу ответил. — Что случилось?

Адам прочистил горло.

— У Каллиопы была догадка насчёт твоего отца. И она её подтвердила.

Ной пересёк комнату и встал между раздвинутыми бёдрами Адама.

— И? Что может быть хуже того, что мы уже знаем о нём? Мой отец был насильником и детоубийцей. Что может быть хуже?

— Он не твой отец.

Ной резко вдохнул.

— Что?

— Тебя похитили из Мехико, когда тебе было два года. Либо самим Холтом, либо кем-то, кто отдал или продал тебя Холту. Он не твой отец.

Ной опустился на колени перед Адамом, поднял на него глаза с побелевшим лицом.

— Это неправда.

— Мы проверили твою ДНК.

— Что? Как?

— Я взял твои волосы, пока ты спал, и Каллиопа отправила их на сайт родственников, чтобы посмотреть, сможем ли мы найти какие-нибудь родственные совпадения.

Ной быстро моргнул, как будто пытаясь обработать эту информацию, его выражение лица стало страдальческим, когда он спросил:

— Почему ты просто не сказал мне?

Адам обхватил его лицо.

— Потому что мы могли не найти твою семью, или если бы узнали, что тебя отдали на усыновление или продала мама, я не думал, что тебе нужно это знать.

— Значит, ты просто не сказал бы мне? — спросил Ной, не совсем обвинительно, но близко.

Адам сглотнул.

— Наверное, нет. От незнания тебе было бы гораздо лучше. Но тебя не отдали и не продали. Тебя украли. У тебя есть семья. Кузены. Братья и сестры. Мама. У нас есть их информация, если захочешь связаться с ними.

Лицо Ноя пылало под руками Адама, глаза увлажнились от непролитых слёз. Он оттолкнул руки Адама и встал, вытирая глаза тыльной стороной ладоней.

— Я хочу пойти посмотреть, что находится в этом хранилище.

— Ты злишься на меня? — спросил Адам, не зная, не предал ли он каким-то образом Ноя.

Ной пожал плечами.

— Не знаю. Я не знаю, что чувствую. Я понимаю, что ты поступил правильно, но это не тебе решать, и ты обещал, что я сам буду принимать решения за пределами спальни. Ты сам так сказал.

Адам пересёк комнату и обнял его, хотя тот напрягся в его объятиях.

— Я знаю. Ты прав. Я хотел бы сказать, что мне стыдно за это, но это не так. Я не хотел стать причиной твоей новой боли. Да, это было эгоистично и глупо, но я думал, что поступаю правильно в надежде обезопасить тебя. Я всегда буду поступать так, чтобы ты был в безопасности.

Ной расслабился в его объятиях, но не вернул их.

— Я знаю.

— Ты уйдёшь от меня? — спросил Адам, от этой мысли у него похолодело в душе.

— Что? Нет. Я могу злиться, не бросая тебя. Я, наверное, буду злиться на тебя часто, потому что ты вытворяешь такие глупости, как эта, без стыда и совести и без сожаления.

— Это правда, — согласился Адам, прижавшись щекой к макушке Ноя.

Наконец, Ной обнял его.

— Ты не можешь лгать мне о важных вещах, Адам. Я знаю, что люди держат всё в себе и думают, что скрывают ложь во благо, но ты не можешь утаить от меня подобную информацию. Из-за этого я чувствую себя глупым и ничтожным.

Адам отошёл от Ноя, взглянув в его глаза.

— Ты для меня самый важный человек. Ты – единственный, кто имеет для меня значение во всём этом грёбаном мире. Скажи, что ты веришь мне.

Ной смотрел на него с округлившимися глазами, тяжело сглатывая.

— Я верю, что ты в это веришь.

Адам поцеловал его в лоб, притянул его обратно в свои объятия и крепко обнял.

— Тогда мне придётся просто доказать тебе это.

ГЛАВА 20

Ной

Уэйн Холт не его отец. Он прокручивал эту мысль всю дорогу до склада. Из-за него он пережил невыразимые вещи, и пережил бы гораздо хуже, если бы его отец – Холт, поправил Ной себя, – добился своего и смог передать его Гари. У Ноя закружилась голова, когда он представил, насколько хуже всё могло бы обернуться для него, но лучше от этого ему не стало.

Что бы Холт ни делал с ним, Ной пытался найти этому рациональное объяснение, находил способ убедить себя в том, что отец любил его, несмотря на каждую причинённую им боль и травму, говорил себе, что это насилие, которое он не в силах контролировать... Но правда заключалась в том, что Холт любил только Гари и так мало заботился о Ное, что не только надругался над ним и поделился им с другими, но и намеревался затем передать его Гари, чтобы тот, в свою очередь, мог сделать то же самое. Он был товаром для них обоих.

А теперь появилось что-то новое... Семья. Мать, которая каким-то образом позволила выкрасть его и продать чудовищу. Мать, у которой была новая жизнь и дети в новой стране. Ной ничего не знал о себе. Даже и не думал, что он может оказаться мексиканцем. Он никогда не думал о маме. Может, он спрашивал в детстве? Может быть, Холт придумал какую-то отговорку, которую Ной проглотил так же легко, как и всё остальное, что говорил ему Холт? Неужели ответы на его вопросы поглотила бездна, которая забрала и его плохие воспоминания?

Ной взглянул на своё отражение в боковом зеркале. Он был совершенно не похож на Холта. Его отец – хищник, скрывавшийся за личиной слабого, мягкотелого учителя. Не его отец. Черт. У Холта были редеющие светлые волосы и пронзительные зелёные глаза, спрятанные за очками в толстой чёрной оправе. Ной всегда считал, что он выглядит так же, как все остальные белокожие дети в его школе, а в детстве, возможно, задумывался, похож ли он на свою мать. Но мексиканец? Он даже не брал испанский язык в качестве факультатива. Он не был расистом, чтобы считать, что у всех мексиканцев тёмные волосы и тёмные глаза, но это всё, что он видел по телевизору. И ни разу не видел никакого похожего на него – светлокожего и веснушчатого мальчика.

Ной попытался не думать об этом. Всё это не имело значения. У них были проблемы поважнее, чем распутывание его запутанной семейной истории. Где-то там есть мужчины, которые всё ещё причиняют боль маленьким мальчикам. Их нужно остановить. Он должен остановить их.

Но как бы Ной ни старался, его мысли постоянно возвращались к новой реальности. К лучшему или к худшему, но Ною предстояло провести остаток жизни, зная, что у него где-то есть мать, где-то есть братья и сестры, неважно, нужен он им или нет. Адам сказал, что скрыл бы эту информацию, если бы его продали или отдали бы на усыновление, и рассказал лишь потому, что это было не так.

Но никто не мог гарантировать, что мать захочет, чтобы он вернулся. Она явно переехала. Хотел ли Ной открыть этот «Ящик Пандоры»? Хотела ли она, чтобы он разрушил её заново отстроенную жизнь? Что, если её новая семья даже не знала о его существовании? Что, если она была ужасна? Что, если она была кошмаром? Что, если его мама узнает правду о том, что он пережил, и решит, что Ной навеки запятнан этим?

А ещё был Адам. Он не сомневался, что Адам может притворяться очаровательным. Он видел это. Он видел, как тот легко и без промедления надевает маску и так же быстро её снимает. Но как Адам воспримет необходимость делить его с другими? Хочет ли он сам, чтобы его делили с другими? Ему нравился уютный маленький пузырь их по-настоящему хреновых отношений.

— Привет.

Ной вздрогнул и посмотрел на Адама.

— Привет?

Адам наклонил голову, внимательно рассматривая Ноя.

— Ты в порядке?

Он хотел сказать «да». Кивнуть, улыбнуться и притвориться, как Адам, но он не Адам. Он просто Ной.

— Нет. Нет, я не в порядке. Далеко не в порядке, пока не смогу найти выход.

Ной заметил, как Адам задумался, как он пытается найти информацию, что нужно сказать эмоциональному человеку. Затем он взял Ноя за руку.

— Чем я могу помочь?

Слёзы навернулись на глаза Ноя.

— Думаю, просто будь рядом. Уважай любой выбор, который я сделаю в отношении моей матери. Я не знаю, как со всем этим справиться. Я не просил об этом и не хочу. И знаешь, что? Я хотел бы не знать, что Холт не мой отец. Я хотел бы не знать, что он собирался отдать меня Гари, как будто передавал собственность. Я хотел бы не знать, что у меня есть мама, и что она оправилась от моей потери. Если бы ты просто спросил меня, хочу ли я знать всё это до того, как ты украл мою ДНК, я бы, возможно, ответил «нет».

Адам перевёл взгляд на дорогу, а затем на Ноя, сжимая его руку.

— Я не пытаюсь снять с себя вину. Я должен был спросить тебя. Я виноват. Но если бы я дал тебе возможность узнать, кто ты на самом деле, неужели думаешь, ты бы отказался? — Ной задумался над вопросом, но не успел ответить, как Адам продолжил. — Ответь мне, что мы сейчас делаем? Мы едем на склад, чтобы найти информацию о мужчинах, которые изнасиловали тебя, потому что ты не можешь жить дальше, зная, что они всё ещё могут быть на свободе и делать то же самое с другими детьми. Даже если тебя разрывает на кусочки, даже если временами воспоминания настолько жестоки, что вызывают у тебя рвоту, дрожь и боль в сердце, ты не прячешься от тяжёлых моментов. Ты не такой, и в этом весь ты.

Слёзы покатились по щекам Ноя, но он быстро вытер их.

— Я думаю, ты переоцениваешь меня.

— Я думаю, ты недооцениваешь себя. Ты поразил полную комнату убийц. Черт, даже моего отца. Ты знаешь, как это сложно? Ты ему нравишься. Очень нравишься. Близнецы думают, что ты замечательный, а им никто не нравится. Я знаю, что мы не та семья, которую хотелось бы иметь, но мы можем быть твоей семьёй, если ты захочешь. Но это не значит, что ты не можешь также узнать и о своей семье. Если захочешь. Или когда захочешь. Нет никаких ограничений по времени.

— И ты не будешь против? Что у меня будет семья? Мать, братья и сестры?..

Адам долго молчал.

— Я знаю, что должен сказать «да». Нормальный человек сказал бы, что просто хочет, чтобы ты был счастлив, что я и делаю. Но какая-то эгоистичная часть меня хочет держать тебя при себе. У меня есть семья – люди, которые всегда меня прикроют, но я один по жизни. Такой уж я. По крайней мере, так было до тебя. Ты – та семья, за сохранение которой я буду бороться. Только за тебя. Если ты хочешь встретиться со своей настоящей семьёй, я точно не стану тебя останавливать и сделаю всё, что в моих силах, чтобы быть рядом с ними таким, каким тебе нужно. Но ревнивая половинка меня всегда будет хотеть, чтобы ты выбрал меня... только меня, и это, вероятно, никогда не изменится.

— Я выбираю тебя. Я всегда буду выбирать тебя. Ты тоже моя семья. И я чувствую себя в безопасности в твоей семье. Безопаснее, как никогда в жизни, но одна часть меня хочет знать, кто моя мать, а другая – в ужасе.

Адам остановился перед складом.

— Сейчас нам не нужно ничего решать, кроме того, хочешь ли ты открыть эту дверь и увидеть то, что было настолько важным, что твой отец вписал это в завещание.

Ной, не отрываясь, смотрел на дверь.

— Мы зашли так далеко...

— Да. Но я могу сделать это один. Я и мои братья можем закончить сами для тебя. Наши руки уже запятнаны кровью и воспоминаниями, которые сломили бы нормальных людей. Мы без проблем уничтожим целую армию педофилов, если это потребуется.

Ною было страшно. Он должен согласиться. Позволить Адаму сделать всё самое сложное. Но, возможно, Адам прав. Ной недооценивал себя.

— Пойдём.

Ключ провернулся со щелчком, и замок открылся. Дверь со скрипом отъехала вверх, и они увидели два ящика для хранения. Всего два. Стоящие в большом и пустом пространстве.

Ной сильно прикусил щеку, прежде чем спросить:

— Мы их заберём или посмотрим на них здесь?

Адам заметил что-то в углу помещения, и на секунду у Ноя возникла иррациональная мысль, что там кто-то стоит. Он медленно повернулся, проследив за его взглядом, и сердце замерло, когда он увидел маленькую камеру и мигающую лампочку.

— Как ты думаешь, она к чему-то подключена или просто для отпугивания людей?

— По-моему, это уже не важно. В этих коробках явно есть что-то, на что стоит взглянуть. Возьмём по коробке и отнесём в багажник.

— Куда мы едем?

— В дом моего отца.

~

Когда они вернулись в Бэтпещеру, Ной почувствовал себя в безопасности. Тут никто не мог его тронуть, и в первую очередь Гари. Но теперь он никогда не сможет вернуться к своей прежней жизни. Он и не собирался возвращаться, но ему было не по себе от того, что у него отняли право выбора. Он был похож на шпиона, которого засекли, и теперь у него остался единственный выход. Они должны убить Гари, иначе Ной никогда не будет в безопасности. Он и так мог быть не в безопасности. Не было никакой гарантии, что запись с камеры попадёт к Гари, даже если он был самым очевидным выбором.

Томас присоединился к ним, вместе с Августом и Аттикусом. Близнецы и Арчер отсутствовали. Ной не был уверен насчёт последнего брата – Айдена. В доме повсюду висели фотографии, на которых они все семеро вместе с Томасом, но Айден исчез примерно во время окончания колледжа.

Здесь определённо была какая-то история, но Ной даже не мог предположить, какая именно. В газетах об Айдене писали как об отчуждённом сыне, усыновлённом в подростковом возрасте, который так и не смог стать частью большой семьи. В его истории определённо было что-то ещё, но Ной не собирался лезть в чужие дела. Да по большому счёту это не важно. По крайней мере, сейчас.

Адам и Ной сидели, скрестив ноги на столе в конференц-зале, перед ними стояли коробки с документами. Томас кивнул, и парни открыли крышки на каждой коробке. Ной нахмурился. Внутри оказалась куча фотографий, но не те, которые Ной ожидал увидеть. Фото с какого-то лагеря. На них были мальчики, играющие в баскетбол, футбол или просто загорающие на причале. Все они счастливо улыбались. На фотографиях стояла дата – июль 1990 года.

Их были сотни, фотографии разбросаны среди других предметов, но одна привлекла внимание Ноя. Десять мальчиков в плавках стояли перед озером, обняв друг друга за плечи. В нём было что-то смутно знакомое.

— Ну, у меня фотографии из летнего лагеря. А у тебя? — со вздохом спросил Ной.

Адам выглядел таким же озадаченным.

— Я не знаю, что у меня. Банковские документы? Копии чеков. Финансовые документы, юридические документы?

Томас взял первую папку из коробки Адама и передал её Аттикусу, который сел на стул и начал разбираться в бумагах. Вторая папка досталась Августу, который начал перелистывать документы, словно имел конкретную цель.

— Что ты ищешь? — наконец спросил Ной.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Август.

— Ты так быстро перелистываешь страницы. Что ты ищешь?

— Я ничего не ищу. Я читаю.

Читает? Как? Никто не может читать так быстро. Никто.

Томас улыбнулся Ною.

— У моего сына фотографическая память. Он запоминает всё, что читает, даже если читает бегло.

Ной впитал эту информацию.

— Оу.

Август ухмыльнулся, словно привык, что люди восхищаются им, но Аттикус фыркнул, закатив глаза. Ему явно надоело, что люди считают, будто талант Августа затмевает его собственный. Все ли братья такие соперники или только убийцы?

Ной уже собирался отложить фотографию, когда что-то привлекло его внимание. Он прищурился и посмотрел на неё, его взгляд остановился на одном человеке. Всё дело его в глазах.

— Это мой отец Холт. Вернее Холт. — Он просмотрел фотографию и нашёл ещё одно знакомое лицо. — А это Гари.

— Они познакомились в летнем лагере? — спросил Адам, взяв фотографию и перевернув её. «Новый Горизонт, 1990 год».

— По-моему, это не похоже на летний лагерь. Больше похоже на лечебницу для наркоманов, — размышлял Аттикус, не отрываясь от своей работы.

Томас нажал кнопку на бумеранге и, прежде чем Каллиопа успела поздороваться, спросил:

— Каллиопа, мы ищем лагерь «Новые горизонты», он был открыт в 1990 году или около того. Холт и Гари, оба посещали эту программу.

Они слушали, пока Каллиопа работала, Ной хмуро посматривал на фотографии, перелистывал их, но потом остановился.

— Это священник? Отец О'Хара?

Адам наклонился достаточно близко, чтобы их волосы соприкоснулись. Фотография была зернистой, и мужчина просто стоял на заднем плане, наблюдая.

— Да, думаю, он, — подтвердил Адам, передавая фотографию Томасу.

— Итак, такого летнего лагеря нет, — перебила Каллиопа, — но у меня есть программа «Новые горизонты» для мальчиков, которая началась в 1974 году и... продолжается до сих пор.

— Что за программа? — спросил Аттикус.

Снова клацанье, затем тихий выдох.

— Это программа реабилитации...

— Я же говорил, — самодовольно влез Аттикус.

— Но не для наркоманов или алкоголиков. Эту программу проводит церковь для лечения несовершеннолетних сексуальных преступников. Вместо тюрьмы. Если мальчики попадали туда, значит, их определил суд.

— Разве ты бы не увидела это в их прошлом?

— Нет, если записи были закрыты или удалены, — сказала Каллиопа. — Записи на несовершеннолетних часто скрывают, чтобы не испортить им в дальнейшем жизнь.

— Ты можешь снять с них гриф секретности? — спросил Адам.

Каллиопа насмешливо хмыкнула.

— Могу, раз уж знаю, что они существуют, но это займёт больше пяти минут. Я перезвоню.

Прощания не последовало, и Ной вернулся к своей папке с документами. Под стопкой фотографий лежал фотоальбом с розово-голубым лоскутным медвежонком. Руки Ноя дрожали, каждая фибра его души подсказывала, что нужно отдать альбом Адаму. Вместо этого он перевернул страницу и столкнулся с собственным фото.

Ему было не больше пяти лет. Он сидел на кровати гоночной машины из домика, одетый в футболку и шорты. Его глаза были впалыми, и он смотрел в камеру с такой болью и опустошением, что у Ноя закружилась голова. Под фотографией была надпись: «Наш мальчик».

Альбом с грохотом выпал из рук Ноя на стол, привлекая внимание всей комнаты. Адам схватил его прежде, чем Ной успел снова дотянуться до него, открыл обложку и стал листать его, мышцы на челюсти Адама напряглись, когда он просматривал страницы.

— Что там? — спросил Ной безжизненным голосом.

— Именно то, что ты думаешь, — сказал Адам, передавая альбом отцу. Ной с трудом поборол желание вырвать альбом у Томаса. Разве он был недостаточно унижен? Неужели они все должны разделить его трагедию? Томас скорчил гримасу, открыв альбом, и стал листать его так же, как Адам, хотя и с большей скоростью.

— Дай мне посмотреть, — сказал дрожащим голосом Ной.

Томас грустно улыбнулся ему.

— Нет. Не дам. Тебе буквально незачем это видеть.

В глубине души Ной частично был благодарен, в то время как другая часть ненавидела, что они увидят его в худшем виде, а он нет.

— Как я узнаю, кто они, если не смогу увидеть их лица?

Томас закрыл глаза, на его лице отразилась боль.

— Нет никаких лиц, кроме твоего. Пожалуйста, я знаю, что ты хочешь быть жёстким, но ты никогда не сможешь этого забыть. Просто... позволь нам защитить тебя, хотя бы на этот раз.

Адам зарычал, его руки дрожали, но не от испуга, а от ярости.

— Я хочу, чтобы они умерли, папа. Все они! Мне плевать, если это сделает нас известными. Они все должны умереть. С криками. Окровавленными. Сломленными. Корчась в агонии. Все, блядь, до единого.

Обычно Ной старался сдерживать убийственную ярость Адама, но в этот раз ему было так хорошо. Просто. Невероятно. Каждый из них заслуживал смерти в агонии, и он не хотел, чтобы Адам перестал злиться. Он хотел видеть их муки.

Томас не выпускал из рук альбом, пока они продолжали раскапывать коробки. Больше фотографий, больше альбомов, больше мальчиков. Может, Ной и был первым альбомом, но далеко не последним. У каждого из них была своя отвратительно детская обложка. Ною не дали увидеть ни один. Да он и не хотел. Одно дело – знать, что это ему причинили боль, совсем другое – видеть, как другой ребёнок страдает так же, как он.

Звякнул бумеранг рядом с бедром Ноя. Томас подошёл и нажал на кнопку. Мрачный голос Каллиопы наполнил комнату.

— На связи, — сказала она.

На стене рядом с белой доской загорелся экран, и на нём появилась фотография мальчика лет десяти. Это был фоторобот.

— Уэйн Холт, арестован в возрасте тринадцати лет за нападение на своего шестилетнего соседа. Был отправлен в «Новый горизонт» вместо центра для несовершеннолетних, потому что судья посчитал, что он не должен разрушать жизнь маленького мальчика после «одной ошибки».

— Довольно большая грёбаная ошибка, — пробормотал Аттикус с отвращением.

— Это ещё не всё. Пол Андерсон тоже был там тем летом, как и Конан Гриви. Все под присмотром отца О'Хары, директора программы. — На экране появилась серия фотографий, всего десять, все мужчины примерно того же возраста, что и Холт, когда Ной жил с ним. Его желудок скрутило. — Ной, кто-нибудь из этих мужчин выглядит знакомым?

— Да. — Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. — Один, шесть, семь, девять и десять.

— Рафаэль Нуньес, Джадд Данниган, Джулиан Киз, Дэвид Кребс и Фил Армстронг. Все участвовали в программе. Все со снятыми судимостями. Все они получили работу, которая позволяла им тесно общаться с детьми, — говорит Каллиопа. — Я пришлю вам всё, что у меня на них есть, но думаю, что мы нашли наших главных участников.

— Не всех, — сказал Август. — У меня есть ещё как минимум три имени, которые ты не назвала, и которые каким-то образом связаны с этим. Они продавали контент. Кассеты VHS, затем DVD. Есть информация о платежах, электронная почта, IP-адреса. Многие из них находятся за границей, но большинство – прямо здесь, в США. Это гораздо более крупная операция, чем мы себе представляли, но, насколько я могу судить, ею управляют те люди, которых вы упомянули, и все под руководством отца О'Хары.

— Да, любопытно, что нет ничего, что можно было бы инкриминировать Гари или Холту, за исключением, использования хижины.

Ной нахмурился, пытаясь собрать всё воедино.

— Вот почему он послал это Гари. Он передал ключи от королевства. Он хотел, чтобы после смерти Гари можно было всё сжечь. Почему?

— Кто знает? Мы никогда не поймём, какая извращённая связь связывала этих двоих. Но думаю, у нас более чем достаточно аргументов, чтобы согласиться с тем, что всех этих людей нужно уничтожить, не так ли? — спросил Август у отца.

Томас кивнул.

— Да, но как только мы убьём одного, остальные залягут на дно.

Адам встретил взгляд Ноя и мягко улыбнулся ему, прежде чем посмотреть на своих братьев.

— Тогда давайте уберём их всех сразу.

ГЛАВА 21

Адам

Всю дорогу домой Ной смотрел в окно, подпевая себе под нос и радио, но не делая никаких попыток заговорить. Адам понял, что Ною нужно время, чтобы всё обдумать, переварить, прежде чем он сможет полностью осознать, какой ужас появился в их жизни. И хотя Ной не разговаривал с Адамом, он держал его руку, сплетя пальцы, давая понять, что всё в порядке.

В лифте Ной обнял Адама. Но, как и в прошлый раз, когда они были в доме отца Адама, Ной почти сразу же повернулся к нему, скользя руками по груди Адама, начиная расстёгивать пуговицы на рубашке.

— Я хочу тебя. Сейчас.

Адам не протестовал, когда Ной принялся стягивать с него рубашку, и когда она упала у их ног. Он уже расстёгивал молнию.

— Да, детка? Скажи мне.

Ной перевёл взгляд на него, облизнув нижнюю губу.

— Я хочу, чтобы ты меня трахнул.

Адам оскалился, обхватив рукой горло Ноя, и повёл его спиной, пока тот не ударился о перила.

— Ты всегда хочешь, чтобы я тебя трахнул, — сказал Адам, облизнув губы Ноя. — Я хочу, чтобы ты сказал мне, как именно ты этого хочешь. Я хочу услышать слова. — Адам наклонился ниже, проводя языком по челюсти. — Ты хочешь, чтобы это было медленно и глубоко? Или ты хочешь, чтобы я трахал тебя до тех пор, пока ты не забудешь своё имя?

Ной застонал.

— Определённо. Жёстко. Грубо.

Адам низко прорычал.

— Насколько жёстко?

— Сделай мне больно, — умолял Ной.

— Весьма опасная просьба, — дразняще произнёс Адам, касаясь ушка Ноя. — Потому что мне нравится, как ты лепечешь, когда стонешь на моем члене, а твои ногти впиваются в мои бёдра, когда тебе отчаянно не хватает воздуха. — Адам крепко держал руку на шее Ноя, когда тот отстранился, глядя на него. — И ты просто чертовски красив, когда плачешь.

Зрачки Ноя расширились, он тяжело сглотнул под ладонью Адама.

— Я доверяю тебе. Сделай это. Я хочу чувствовать тебя каждый раз, когда сажусь. Я хочу, чтобы всё выглядело как место преступления, когда ты закончишь со мной. Пожалуйста, Адам.

Господи. Звук его имени на губах Ноя жарче любого прикосновения. Он и правда был совершенен во всех смыслах. И Ной принадлежал ему... во всех возможных отношениях. Адаму нравилось, что, независимо от того, насколько жестоким он становился, Ной всегда знал, что Адам позаботится о нём, знал, что он всегда даст ему то, в чём он нуждается.

Адам нежно поцеловал щёки Ноя, его нос, веки, прижался губами к его губам, прежде чем отстраниться, чтобы вцепиться зубами в ухо.

— Скажи это снова, — прохрипел Адам.

— Пожалуйста...

— Моё имя, скажи его, — потребовал Адам.

Его имя прозвучало со вздохом на губах Ноя, как будто оно было ответом на все вопросы Ноя о жизни. Адам обезумел от этого, ему захотелось причинить вред тем, кто причинил боль Ною. Вещи настолько отвратительные, что большинство людей не произнесли бы их вслух.

— Ты же знаешь, что ради тебя я готов разорвать весь мир?

Ной сладко улыбнулся и пропел:

— Я знаю, детка. — Член Адама запульсировал как от ласки, так и от кровожадной улыбки Ноя. — Но сейчас единственное, что я хочу, чтобы ты разорвал... это меня.

Он никогда не отпустит Ноя. Никогда. Адам не мог. И он знал. Адам не мог жить без Ноя, и знал всеми фибрами своей глубокой, тёмной, уродливой души, что он никогда не позволит Ною жить без него. Но в этом и было дело. Ной не хотел уходить. Адам знал это на клеточном уровне. Ной чувствовал себя в безопасности, защищённым, любимым. Даже если эта любовь была опасной.

Адам отпустил горло Ноя и провёл большим пальцем по влажной нижней губе.

— Хочешь отсосать мне? Хочешь хорошенько и глубоко принять его, и я могу наклонить тебя и трахнуть прямо здесь?

Ной хныкал во всё горло.

— Да, — сказал он, задыхаясь.

Адам склонил голову, полностью сбросив маску.

— Тогда достань мой член и покажи мне.

Ной уверенно освободил уже напряжённую эрекцию Адама, окутав её теплом своей руки. Но Адам не позволил ему опуститься на колени. Он захватил губы Ноя в французском поцелуе, а затем толкнул его на колени. Тот рухнул у ног Адама так близко, что его дыхание обдало волосы у основания его члена. Он ждал, касаясь носом его паха и ложбинки бедра.

Адам запустил руку в волосы Ноя, заставив его поднять взгляд вверх, и сильно дал пощёчину. У Ноя затрепетали ресницы, глаза стали мягкими. Черт. Он действительно был совершенен.

— Сильнее, — умолял Ной.

Адам не спрашивал, уверен ли он. В этом был весь Ной: он знал, чего хочет, и не стеснялся просить. Адам ударил его сильнее, звук от его пощёчины эхом разнёсся по всей комнате и оставил частичный отпечаток руки на щеке Ноя.

— Боже, как же ты чертовски хорош. Всегда готов встать передо мной на колени, прогнуться для меня.

Ной издал дрожащий вздох.

— Да.

Адам ввёл два пальца в рот Ноя, его член пульсировал, пока Ной послушно сосал.

— Только для меня, — напомнил Адам. Стон Ноя прошёлся вибрацией по коже Адама. Он убрал пальцы и направил голову Ноя к своему члену. — Покажи мне, каким хорошим ты можешь быть.

Ной проглотил его одним махом, голова покачивалась, пока он глубоко вбирал его, почти до конца отстраняясь, а затем снова погружаясь, пока носом не прижался к коже живота Адама. От всасывания и плотного тепла рта Ноя по всему телу Адама побежали мурашки. Он запустил руку в волосы Ноя, удерживая его неподвижно, чтобы мог трахать его в рот. Ной расслабился, позволяя Адаму использовать себя. Его глаза закатились, когда он вогнал член в заднюю часть горла Ноя, а мышцы его горла конвульсивно сжались вокруг него, сжимая его самым лучшим образом. Ной задыхался, его руки скользнули вверх по бёдрам Адама, схватив его за бёдра. Адам держал его так до тех пор, пока крошечные панические возгласы не прокатились по его члену, а тупые ногти Ноя не впились в его кожу. Когда он наконец высвободился, Ной покачивался на коленях, делая сильные выдохи, слёзы катились по его ярко-розовым щекам, слюна покрывала губы и подбородок. Адам держал его неподвижно, размазывая свой член по беспорядку, а затем поднял Ноя на ноги.

— Повернись. — Ной словно в трансе беспрекословно выполнил просьбу Адама. Он стянул с Ноя джинсы и нижнее белье, зарычав от разочарования, когда молния не поддалась достаточно быстро. — Хватайся за перила. Не двигай своими грёбаными руками, пока я не скажу. — Когда Ной не ответил, Адам с силой хлопнул его рукой по заднице, отчего Ной зашипел от боли. — Ты меня слышал?