Безудержная любовь

ДВАДЦАТЬ ОДИН

Остин

БЕЗ ЧЕТВЕРТИ восемь субботнего вечера я поднялся по лестнице в гараж и постучал в дверь Вероники.

Пока я ждал, когда она ответит, я поправил галстук и пригладил свежеподстриженные волосы. Возможно, костюм был излишеством, но я не мог не хотеть произвести на нее впечатление. Каждый день она видела меня в грязных джинсах и пропотевших рабочих рубашках. Может, у меня и не было шкафа, полного костюмов, сшитых на заказ, но я хотел показать ей, что умею приводить себя в порядок.

Она распахнула дверь, и у меня перехватило дыхание.

Мои глаза блуждали от светлых волос, собранных на макушке, от бриллиантов, сверкающих в ее ушах, от голубого платья без бретелек до туфель на высоком каблуке. До меня донесся аромат ее духов, и у меня чуть не подкосились колени.

— Вау. Ты выглядишь великолепно.

Она улыбнулась, и мое сердце пропустило несколько ударов. — Спасибо. Я купила новое платье. — она покрутилась вокруг себя. — Тебе нравится?

— Очень нравится. Цвет подходит к твоим глазам.

— Ты выглядишь очень красивой. Этот костюм на тебе… — она поцеловала кончики пальцев, как шеф-повар. — Совершенство.

— Спасибо.

— Но тебе не нужно было приезжать и забирать меня, глупый, — укорила она. — Ты мог бы просто написать смс. Я бы спустилась.

— Я не возражал. Ты готова?

— Готова. — она захлопнула за собой дверь. — Пойдем.

Я взял ее за руку, когда мы спускались по ступенькам. — Это новые серьги? Я никогда не видел, чтобы ты носила их раньше.

Она остановилась на полпути вниз по лестнице и посмотрела на меня, выражение ее лица было обеспокоенным. — Я не была уверена, стоит ли мне их надевать. Это был подарок Нила на день рождения. Но у меня буквально нет ни одного украшения, которое бы не принадлежало ему, а я хотела выглядеть красиво сегодня вечером.

— Тебе не нужны бриллианты, чтобы быть самой красивой женщиной в комнате.

Она снова улыбнулась. — Спасибо. Хочешь, я сниму их?

— Нет. — я хотел быть тем, кто сможет сделать ей такой подарок. Я даже не подумал принести ей цветы. — Все в порядке.

— Знаешь что? Дай мне минутку. Я хочу их снять.

Я покачал головой. — Ты не должна делать это для меня.

— Это для меня. — она поцеловала меня в щеку, затем поспешила вверх по лестнице и скрылась в квартире. Когда она снова вышла из двери, сережек уже не было. — Вот. Без них я чувствую себя лучше.

Мы снова начали спускаться по лестнице. — Ксандер едет с нами? — спросила она, заметив его внедорожник на дороге.

— Нет, я просто поменял грузовик на его машину — она красивее. — я открыл перед ней пассажирскую дверь.

— Остин, тебе не надо было прибегать к трудностям.

— Никаких проблем, — сказал я, разглядывая ее ноги, когда она садилась в машину.

Но неприятности были.

Пока я ехал к порту, я не мог перестать думать о том, что у меня никогда не будет возможности подарить ей подарок на день рождения, увидеть, как она разворачивает то, что я выбрал для нее, и как она это надевает.

Когда мы вошли в ресторан, я положил руку ей на спину и понял, что никогда больше не возьму ее на субботнее свидание, не усажу напротив за столик у окна, не буду смотреть, как свет заходящего солнца отражается в ее волосах, в ее глазах, на ее коже.

Я никогда не увижу, как она заранее готовится, как застегивает молнию на платье, как застегивает ожерелье, как вдыхает аромат ее духов в комнате, которую мы делили.

Я никогда не отвезу ее домой, не заплачу няне, не проведаю детей, не расстегну молнию на платье и не отнесу ее в постель, где нам придется вести себя тихо, чтобы близнецы нас не услышали, но мы будем шептаться и смеяться над тем, как мы были шумными и дикими. Я говорил с ней грязно, не повышая голоса. Она закрывала лицо подушкой, когда я заставлял ее кончать своим языком. Я старался не быть таким грубым, чтобы кровать билась о стену спальни.

Достаточно грубо, чтобы оставить следы.

Мне чертовски нравилось видеть их на ней, а когда она просила их, это было похоже на подарок. Но я собирался потерять все это.

— Привет. Ты в порядке?

Я понял, что отключился. — Да.

Она отложила вилку и подняла бокал с вином. — Ты сегодня немного не в себе.

— Извини. Только что вошел клиент, и я отвлекся, думая о работе, — солгал я. — На следующей неделе мы очень заняты, и я пытаюсь закончить барную стойку Ксандера, а Квентин снова звонил и спрашивал о столе для своей галереи. Я хочу сказать "да", но мне нужно больше часов в сутках.

— Мне бы хотелось, чтобы ты поговорил со своим отцом, — сказала она.

Я поднял виски и сделал глоток. — Я много чего желаю.

Мы провели нашу последнюю ночь вместе в моей спальне, и в некотором смысле она казалась полной противоположностью нашей первой ночи в ее спальне. Химия была такой же горячей, возбуждение — таким же интенсивным, разрядка — такой же удовлетворительной, но вместо игривого подшучивания наступила тишина. Если раньше настроение было легким, то теперь оно стало тяжелым. Если в прошлые выходные было ощущение, что между нами все только начинается, то вчерашняя ночь имела неизбежную тяжесть финала.

После этого, когда мы лежали в объятиях друг друга, никто из нас не разговаривал. Для меня это было нормально, но не характерное молчание Вероники нервировало. Мне было интересно, о чем она думает, но я не стал спрашивать. Я ломал голову, пытаясь придумать, как это можно продолжить, но ничего не придумал. Мне хотелось, чтобы у меня хватило слов и смелости сказать ей о своих чувствах, но я этого не сделал.

И, возможно, это все равно было бы ошибкой. Что хорошего она узнает о том, что я не хочу ее терять, что эта неделя была для меня чем-то большим, чем просто секс, что она заставляет меня чувствовать то, что я не хочу чувствовать, не могу объяснить и понятия не имею, что с этим делать?

Я точно знал, что она скажет.

Какие вещи, Остин? Что ты чувствуешь?

Поэтому я обнял ее еще на одну ночь и промолчал.

— Папочка! — близнецы выбежали из самолета и обхватили меня руками.

— Привет! — у меня перехватило горло, когда я обнял их в ответ, а глаза немного затуманились. — Я скучал по вам двоим.

— Мы тоже по тебе скучали. — Оуэн загорел еще сильнее, и на нем была футболка, которую я никогда не видел, с надписью California Dreamin' с пальмами и доской для серфинга.

— Где Вероника? — спросила Аделаида. Ее волосы выглядели еще более светлыми, обесцвеченными солнцем, а на переносице рассыпались веснушки.

— Она дома, готовит ужин. — на этот раз она не предложила пойти со мной.

— Надеюсь, это будут тако, — немного настороженно сказала Аделаида. — Это мое любимое блюдо, которое она готовит.

— Вообще-то, пока тебя не было, она научилась готовить больше. На самом деле, она нашла в подвале медленноварку, о которой я и забыл, и теперь готовит для нас сэндвичи с курицей барбекю с коричневым сахаром.

— Мы сказали ей, что барбекю — твое любимое блюдо, — сказал Оуэн. — Наверное, поэтому она его и готовит.

Возможно, так оно и было, но это не помогло.

Я сменил тему. — Так вы хорошо провели время в своей поездке?

— Да! Я брал уроки серфинга, — с гордостью сказал Оуэн, когда мы направились к выдаче багажа.

— Я тоже, — подхватила Аделаида. — А еще мы ходили в походы, спали в палатке и гадали на судьбу!

— Правда?

— Да. Моя судьба очень хорошая. Я стану богатой и знаменитой.

— Она этого не говорила, она просто сказала, что тебя покажут по телевизору, — возразил Оуэн. — Ты могла бы быть, например, ведущей прогноза погоды или кем-то скучным.

— И что же она тебе сказала? — я легонько толкнул сына локтем.

— Я собираюсь путешествовать по миру, — объявил он. — Может быть, пилотом.

— Прекрасно, ты сможешь летать со мной на моем самолете, — сказала Аделаида.

Я усмехнулся. — Я так рад, что вы вернулись.

Возможно, когда близнецы снова будут дома, я буду настолько отвлечен делами отца, что у меня даже не останется времени скучать по Веронике.

По крайней мере, я на это надеялся.

Когда мы вернулись, она была на кухне, готовая с огромными улыбками и объятиями к приходу детей. — Вау, посмотрите на себя, ребята! Я завидую вашим загарам! Вымойте руки, а потом садитесь за стол и расскажите мне обо всем. Я слышала, вы показывали свои танцы на чечетке, пока были там.

Но она едва взглянула в мою сторону. Так было весь день.

Сегодня утром она рано выскользнула из постели, оставив меня одиноким и разочарованным. Когда я спустился приготовить кофе, ее нигде не было, но минут через двадцать она трусцой подбежала к подъездной дорожке и начала разминаться во дворе.

Я подумал о том, чтобы пойти туда и убедиться, что у нас все в порядке — это было совсем не похоже на нее, когда она заглядывала ко мне в постель, — но потом решил, что ей, вероятно, нужно личное пространство. Я бы спросил, как у нее дела, когда она зайдет выпить кофе.

Но она не пришла. Вместо этого она сразу поднялась к себе домой.

Вернув машину Ксандера и забрав свой грузовик, я направился в гараж, чтобы поработать. В конце концов она появилась в дверях гаража, выглядела такой милой и красивой, что у меня физически болели руки, чтобы обнять ее.

— Вопрос, — сказала она. — Я нашла в подвале медленноварку. Могу ли я использовать ее, чтобы приготовить сегодня ужин?

— Конечно. Ты можешь использовать все, что захочешь. Что мое, то твое.

— Хорошо. Спасибо. Я приготовлю ужин к тому времени, когда ты вернешься из аэропорта. — она улыбнулась мне, прежде чем идти в дом, но это выглядело странно безлично. Как будто то, что произошло между нами, ничего для нее не значило.

Теперь я наблюдал, как она передвигается по кухне, гораздо более уверенная в себе, чем раньше, накладывает курицу на булочки, раскладывает капустный салат по тарелкам, смеется и разговаривает с детьми, излучая весь свой свет в их сторону.

А я завидовал своим собственным чертовым детям!

Разозлившись на себя, я отнес их чемоданы в комнаты, выкинул все грязное белье в корзины, убрал обувь в шкаф, а зубные щетки — в ванную. Затем я изучил себя в зеркале, с ужасом увидев две морщинки между насупленными бровями.

Я пытался заставить мышцы лба расслабиться, но эти морщины никак не хотели исчезать.

— Папа! — позвала Аделаида, поднимаясь по лестнице. — Ужин!

— Иду. — но прежде чем спуститься вниз, я вошел в свою спальню и поспешил к кровати. Поднял подушку, которую она использовала. Поднес ее к лицу и вдохнул.

Она ни в коем случае не выходила из моего организма.

.

Так продолжалось всю неделю.

В понедельник она и дети вернулись к своей рутине — лагерь, работа по дому, занятия, досуг. Я наблюдал, как они приходят и уходят, слушал об их совместных приключениях, когда укладывал детей спать по ночам, молча терпел обеды, во время которых они втроем разговаривали и смеялись.

Мы никогда не оставались наедине. Я не был уверен, специально ли она меня избегает или еще что, но каким-то образом нас с ней никогда не было в доме, когда детей не было. Она не заглядывала в гараж, чтобы поболтать. Если она проходила мимо меня по подъездной дорожке или в коридоре, а детей не было видно, она не смотрела мне в глаза и уж точно не подходила настолько близко, чтобы задеть меня рукавом, когда проходила мимо. Я больше не видел, чтобы она надевала мои рубашки или шляпу.

Казалось, она прекрасно обходится без меня, а я сходил с ума.

В пятницу вечером она вышла на улицу в этой чертовой красной мини-юбке. Всю ночь я, как глупый ревнивый муж или нервный отец, следил за ее фарами из переднего окна. Когда я наконец увидел их около одиннадцати вечера, то быстро схватил свое пиво и побежал сидеть у костра, как будто всю ночь отдыхал там.

Она прошла по подъездной дорожке и направилась к лестнице в гараж, не заметив меня.

— Эй, — позвал я.

Она испуганно оглянулась на меня. — О! О. Привет. Я тебя там не видела.

— Тебе было весело?

— Да.

— С кем ты была? — спросил я, зная, что это не мое дело.

— С Ари.

Меня охватило облегчение. — Куда вы пошли?

— В винный бар под названием Lush.

— Никогда там не была.

— Там мило. Тебе стоит сходить туда как-нибудь. — она окинула взглядом свою квартиру, словно ей не терпелось уехать от меня.

— Вы были вдвоем?

— Да.

— Видела кого-нибудь из знакомых? — например, чертова Дэниела? Я все еще не забыл парня, с которым она танцевала в "Сломанной спице".

— Несколько человек. Бубба и Виллин Флек. Твоя тетя Фэй и ее подруга. И Ари познакомила меня с некоторыми людьми.

Мужчины или женщины? Я хотел спросить, но знал, что не могу. Мой взгляд блуждал по ее белокурым волнам, алым губам, длинным ногам под маленькой красной юбкой. Я крепко сжал бутылку пива. Желание прикоснуться к ней было почти нестерпимым.

Скажи что-нибудь, идиот. Не дай ей уйти.

Но я ничего не мог придумать, и через минуту, когда в темноте стрекотали сверчки, она пожелала мне спокойной ночи и поднялась в свою квартиру.

Я смотрел, как зажигается свет, и видел, как она подошла к окну. Она на мгновение замерла, глядя на меня сверху вниз. Я долго тянул пиво. Затем она опустила штору и исчезла за ней.

Мне захотелось разбить бутылку о бетон.

Поднявшись на ноги, я пошел в дом, злясь на себя, на нее, на весь мир. Я лег в постель, не желая даже смотреть на ее сторону кровати. Я сменил простыни, но не сменил наволочку, но сегодня я не стал ее нюхать. Я также не дрочил, что делал несколько раз на этой неделе — самые злые самопожертвования, которые только можно себе представить.

В субботу утром я первым делом засунул наволочку в стиральную машину, как будто это могло ее наказать.

Я хотел наказать себя за то, что сблизился с ней.

Почему я не знал, что лучше?