Безумная страсть

3

И начался еще один день русского предпринимателя. Егор купил у техника-смотрителя лист фанеры и лично заколотил разбитое окно. Потом пошел в ближайший супермаркет и купил еды для Фердинанда. Велел попугаю не отзываться на голоса и никому не открывать дверь. А тот упорно сидел в камине, похоже считая его самым безопасным местом в квартире.

Егор разложил бананы и киви перед камином и шепотом спросил:

— А ты в самом деле все видел и можешь опознать убийц?

Фердинанд молча отвернулся от Егора.

— Ну и черт с тобой! — плюнул Егор в сердцах. — Молчание — золото!

Хлопнула входная дверь, раздались торопливые шаги. Егор метнулся за шкаф. Фердинанд, кряхтя, полез в дымоход.

— А где мои рабочие? — спросила возникшая на пороге Екатерина Петровна. Лицо у нее было красное, потное, меховая шляпка сбилась набок. К груди она прижимала толстого бронзового амура. Екатерина Петровна несла его, как мать — младенца, похлопывая по толстой попке. Только недоразвитые крылья и зеленая патина указывали на его древнее происхождение.

Фердинанд выпал из дымохода и прогнусавил:

— Бонжур, мадемуазель.

— Мадам, — машинально поправила Екатерина Петровна и вскрикнула: — Егор, что это?

— Это попугай, мадам, — ответил Фердинанд.

— Егор, ты что, купил его? Он живой? Сколько ему лет? Он говорящий? — Вопросы сыпались скачущим горохом из уст возбужденной Екатерины Петровны.

Обстоятельный Фердинанд, слегка пародируя манеру вышколенного английского дворецкого, ответил:

— Нет, мадам. Да, мадам. Сто пятьдесят шесть, мадам. Да, мадам.

Егор вышел из-за шкафа.

— Мама, зачем ты купила этого ангела? У тебя уже есть такой.

— Ну, в пару… как это… — Подыскивая нужное слово, Екатерина Петровна обернулась к Фердинанду.

— В пандан! — подсказал он.

Екатерина Петровна высокомерно усмехнулась интеллектуально поверженному сыну и вдруг озабоченно нахмурилась.

— А ты купил «Вискас»?

— Зачем тебе «Вискас»? — уныло промямлил Егор, готовый ко всему.

— Не мне, а птичке! — Екатерину Петровну всегда ужасно сердила непонятливость сына. — Посмотри, какой он грустный. Ему явно не хватает витаминов. Я тебе давала витамины. Вспомни рыбий жир!

— Помню, — замогильным голосом отозвался Егор, — и никогда его не забуду. Лучше бы ты давала мне «Вискас». Кстати, это корм для кошек. А для птиц, как его там… «Трилл», кажется.

— Я так и сказала! — хладнокровно отрезала мать. — Мы в ответе за тех, кого приручили! Помнишь? И объясни рабочим, чтобы они убрали ту, ту и вот эту стену… О, вижу, уже начали сносить, — указала она пальцем на следы автоматных очередей. — А что это за фанера? Разве она была здесь?

— Нет, не было, я принес, — честно ответил Егор.

— Ну, хорошо, иди на работу, — смилостивилась Екатерина Петровна, — а ванной займемся завтра.

Егор выскользнул из гостиной и побежал к выходу.

— Его-ор! — гремело ему вслед. — Не забывай хотя бы раз в день есть горячее! У всех врачей — язва желудка — ты знаешь? Они не доживают до шестидесяти лет…

Егор выскочил из квартиры и поскакал по лестнице.

Екатерина Петровна поглядела на амура, погладила его кудрявую головку и спросила:

— Куда же мне тебя поставить?

Амур молчал, лукаво улыбаясь.

Фердинанд вылез из своего укрытия и взлетел на каминную полку, растопырив крылья и отставив лапу.

Екатерина Петровна с лету поняла его мысль и задумчиво взгромоздила амура на противоположный край полки. Отошла подальше, прищурилась, полюбовалась и твердо сказала:

— То, что надо!

Егор мчался в потоке машин по Ленинскому проспекту, шипя сквозь зубы всякие злобные слова. Но постепенно мысли его улеглись. Он стал думать о сегодняшних операциях, о контейнере с оборудованием, который послезавтра должен прибыть в Шереметьево, и надо бы самому встретить и проследить… И окончательно успокоился. Это был мир привычный, понятный, где Егор являлся хозяином положения, отвечал за все, люди ему верили и подчинялись, а всякие там…

Зазвонил телефон.

— Что еще, мама?! — с протяжным стоном рявкнул в трубку Егор. — Я еду на работу!!

— Езжай куда хочешь! Гос-споди, сколько страсти! Я всю жизнь проработала на одном месте, непрерывный стаж — сорок два года, и если бы не это сокращение…

— Мама! — завопил Егор, резко затормозив перед светофором. — Я чуть не проскочил на красный свет. — Короче! Телеграфным стилем!

— «Трилл»! — каркнула мама.

— Что — «Трилл»? — не понял Егор.

Мама довольно захихикала:

— Сам же просил: телеграфным стилем! «Трилл» — Феденьке, а мне — второго амура, я тебе сейчас объясню. Вот, Егорушка, входишь ты в мою квартиру, справа — спальня, слева — столовая, но ты туда не ходи, сынок. Иди прямо-прямо по коридору, пока не упрешься в свернутые ковры. По левой стороне, за коврами — большая коробка, а на ней — корзина с хрусталем. Осторожно, слышишь!

Егор слушал, кивал и радовался, что контейнер с оборудованием прибывает не сегодня. День был загублен начисто.

Егор любил свою мать. Какая бы она ни была. Так же он любил своих друзей, при всех их недостатках. Егор считал себя человеком простым, ничем не замечательным, но порядочным, по-своему честным. Он и с любовницами расставался хорошо, по-человечески… Да, Вероника… Жалко малышку, но — увы!.. Надо бы ей что-нибудь купить… Неплохая баба. Были приятные моменты.

Егор свернул с проспекта, возвращаясь к старой квартире матери на Полянку.

Он нашел амура, закутанного в китайское махровое полотенце, причем в процессе поисков на него упал свернутый в трубку и прислоненный к стене ковер. Упал, как подрубленное дерево, едва не переломив Егору хребет. Изумленный Егор раскрутил рулон и обнаружил внутри полное собрание сочинении Мао Цзедуна. Новенькое, ни разу не читанное.

«Боже мой! — подумал Егор. — Зачем она таскает это с собой, да еще так прячет?!»

Он с детства помнил эти аккуратные синие томики, но не знал, что они еще живы. «А жаль, что отец не забрал с собой в Израиль то чудо!» — вздохнул Егор.

Он попытался так же аккуратно уложить книги Великого Кормчего обратно во внутренности персидского ковра, но ничего не вышло. На такие фокусы была способна только мать. Егор плюнул и поволок амура в машину, поражаясь, как это мать поднимает такие тяжести? «Видно, и правда, — тоскливо подумал Егор, — своя ноша не тянет. А вот чужая — еще как!»

Он свалил амура в багажник, причем антикварный шалун тут же, видимо, в отместку проколол запаску острым бронзовым пальчиком. Егор не удержался, стукнул подлеца по голове, вскрикнул, прижал к груди ушибленную руку и покорился судьбе. Он ехал в зоомагазин и убеждал себя, что бывает и хуже.

Егор купил большой запас «Трилла», кинул коробки в багажник, рассудив, что крылатому мальчику птичий корм не повредит, и помчался обратно, к маме и Фердинанду.

Когда он вошел в квартиру, его поразила мертвая тишина. Роняя по пути коробки, с криком Мама! Мамочка!» Егор вбежал в гостиную и споткнулся…

На полу, лицом вниз, лежал мужчина в спортивном костюме. В правой руке он сжимал пистолет, в левой — кинжал. На бритом затылке темнел кровоподтек, окруженный птичьим пометом.

— Егорушка, это ты? — шепотом спросила Екатерина Петровна, выглядывая из шкафа.

— Я! — мрачно ответил Егор.

Мать с достоинством вышла из убежища, за ней появился Фердинанд.

— Егор, тут такое! — захлебывалась мать. — Слышу — кто-то идет! Я думала — это ты с «Триллом». И еще удивилась, что так быстро. Входит этот. — Она указала на распростертое тело. — Вынимает из-за пазухи пистолет и целится в Феденьку! Федя как закричи-ит! Прямо нечеловеческим голосом! У меня до сих пор сердце замирает… А я тут… я думала, может, лучше посередине поставить… ну, и говорю ему: «А вы по какому вопросу, молодой человек?! Он ведь не похож на рабочего, посмотри, Егор, лицо довольно интеллигентное… — Екатерина Петровна перевернула тело носком щегольского сапожка.

Егор присел на корточки, пощупал сонную артерию — пострадавший был жив и находился в глубоком обмороке. Пока Егор исследовал рану на его затылке, мать продолжала свой захватывающий монолог:

— Это же у него глушитель, Егор, правда? Я сразу узнала. Тихо так пукнуло. Федя кричит: «Не надо!» А он, подлец, опять прицеливается! Я закрыла собой Федю, а этот мерзавец меня толкнул! Такой грубый! Такой сильный и злой! Федя упал, этот нагнулся, а я и забыла, что у меня в руке амурчик… Махнула так вот… нечаянно… этой штукой, значит. Егор, ты его вылечишь? Давай не будем звонить в милицию, ладно? В конце концов, он первый начал, а я-то нечаянно…

— Конечно, вылечу, мама, — пообещал Егор.

Он взвалил на плечо бесчувственное тело, которое показалось ему все-таки легче амура, и понес по коридору.

— Ну хорошо, — сказала Екатерина Петровна. — А где «Трилл»?

Егор подъехал к клинике, позвал санитаров и передал им тело пострадавшего, который уже пришел в себя. Никто не спросил у него ни адреса, ни фамилии, ни номера страхового полиса. Быстро проделали все необходимые процедуры и выставили на улицу. Сунули в руку пакет с результатами лабораторных анализов, снимками черепа и легких. Бездушный конвейер перемолол и выплюнул неудачливого охотника на попугаев, и на прощание он услышал:

— У тебя, парень, плоскостопие, купи супинаторы. Оружие можешь получить в среду и пятницу с двух до пяти в двадцать первом отделении милиции.

Мужчина вздрогнул и, зябко ежась, побежал к ближайшей станции метро. Попутный ветер холодил бритый коричневый затылок.

— Швы снимешь по месту жительства! — неслось ему вслед.

Больше его никто не видел. За оружием он почему-то не пришел, и где снимал швы — неизвестно.

А Егор тем временем совершал обход, грозно хмуря брови и сверкая очами, — именно так он представлял себе приход медицинского светила в сельскую больницу.

Егор машинально толкнул дверь шестой палаты и онемел.

Квадратный, в своем длинном верблюжьем пальто и широкополой шляпе, стоя к Егору спиной, пил из стеклянного казенного кувшина клюквенный кисель и постанывал от удовольствия.

Егор рассвирепел.

— Совесть у тебя есть?! Как ты прошел? Кто тебя пропустил? Как ты смел?!

Квадратный на мгновение оторвался от киселя и мотнул головой в сторону окна.

Егор подошел и, отдернув шторы, вскрикнул:

— Она!

— Угу… — буркнул квадратный. — Номер совпадает.

Внизу, во дворе стояла грязная побитая машина — но даже в таком плачевном состоянии видны были ее стати: текучие линии, роскошь, блеск, бесполезная мощь дорогой игрушки.

Широкая детская улыбка озарила лицо Егора. Он повернулся к свите и удивленно спросил:

— Ну, чего уставились? Идите работайте! Обход заканчивайте. Как маленькие, ей-богу! Шагу без меня ступить не могут.

Квадратный допил кисель и стал раздеваться. Аккуратно повесил пальто и костюм в шкаф, снял ботинки, причем выяснилось, что исподнее на нем казенное, со штампом клиники. Он лег в постель, укрылся одеялом, поворочался и заснул.

Егор, налюбовавшись найденным сокровищем, пошел будить квадратного, чтобы узнать, как и где он нашел машину, были ли какие-то накладные расходы… Поговорить хотелось. Ведь это уже была ниточка к счастью, серьезный предлог к знакомству… Не то что, к примеру, «девушка, который час» или «я вас где-то видел»…

Но квадратный не разделял романтических стремлений Егора поговорить по душам. Он вообще был не любитель такого рода бесед. Егор долго, упорно тряс квадратного, пока тот не открыл правый глаз и не промычал:

— Порядок, док. Всё улажено. Без предоплаты. Ха-ха-ха!

— А где она была?! — с трепетом в голосе спросил Егор. — Как ты ее нашел? Как они тебе ее отдали?!

— Никто не отдавал. Сам взял, — пробормотал квадратный. — Слушай, док, меньше знаешь — дольше едешь. Отбой. — Он закрыл глаза и захрапел.

Егор на цыпочках вышел из палаты. Он спустился во двор и оглядел машину. Одной дверцы не было, правое крыло помято, задние фары разбиты, но все это пустяки. Он плюхнулся на переднее сиденье и закрыл глаза.

И тут он снова услышал этот волшебный, божественный Голос, недавно поселившийся в его душе. Он пробился сквозь суету и пошлость жизни, как зеленый росток сквозь асфальт.

— А теперь начнем сначала…

Да, начать жизнь сначала, заново, с нуля! Ведь до Нее было лишь жалкое прозябание в ожидании счастья… Егор вцепился в руль, которого касались Ее руки, но Голос исчез. Егор пытался вернуть его усилием воли, не удалось… Чудо не повторилось.

«Какая дивная галлюцинация! — подумал Егор. — Нормальные люди — они и с ума сходят по-человечески! Она у меня просто в крови… Как я могу забыть Ее или избавиться от Нее, если это смысл и суть моей жизни? Как странно. Она, со своим неземным голосом, гораздо реальнее всего, что меня окружает: коллеги, пациенты, киллеры, попугай, техник-смотритель, депутаты… А может, правы были древние философы и духовное важнее материального? Да, душа первична, а материя — тьфу!»

Сделав это важное открытие, Егор, однако, занялся вполне материальными проблемами. Позвонил в автосервис, договорился насчет ремонта. Егор выходил на финишную прямую. Надо было все уладить и расчистить путь к счастью. Оставалась только Вероника…

«Ну, это пустяки, чай, не жена. Да, сегодня и закончу!» — решил Егор.

На всякий случай он связался с человеком, которого приставил наблюдать за окнами Светланы. Тот сказал, что девушка еще не вернулась, а если вернулась, то сидит впотьмах, и нечеловеческих голосов он не слышал, в основном, человеческие, русские… Егор прервал словоохотливого информатора, старавшегося хоть как-то оправдать свою щедрую почасовую оплату, и поехал к Веронике.

Егор открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру. Из ванной слышалось пение Вероники. Пройдя на кухню, он водрузил на стол торт — огромный, как колесо от КамАЗа. Егор распугал ленточку и снял крышку — оказалось, что среди зеленой кремовой ботвы притаился марципановый заяц, а на краю торта стоит маленький охотник в большой кепке и с шоколадным ружьем. Оба безмятежно улыбались. «Вот оно, счастье, — подумал Егор. — Тебя убивают, а ты капусту жрешь». — Торт назывался «Иван Сусанин». Срок годности — 72 часа. — Крышку перепутали, — понял Егор. — Интересно, кому достались карамельные поляки и шоколадный Иван?»

Он пытался отвлечься. Предстоящий разговор томил его душу. Быстрей бы все это кончилось…

«Отдам ей машину», — решил Егор, отнимая у охотника ружье и съедая его. В ванной перестала шуметь вода.

— Егор, это ты? Я сейчас! — Вероника вошла в вечернем платье, в рыжем парике и длинных бархатных перчатках. — Наконец-то пришел, зайчик мой! — Она скользнула накрашенными губами по его щеке, оставив алый жирный след. — Ну вот! — удивилась Вероника. — Это же «Макс Фактор»! В рекламе сказано, что помада не оставляет следов!

— Ника! — вздохнул Егор. — Ты как ребенок! Веришь всякой дурацкой рекламе.

— Не всякой! — обиделась Вероника. — Только этой! Ой! Это мне? — воскликнула она, указав на торт ярким коготком. — Какая прелесть! — Вероника с корнем вырвала безоружного охотника и откусила ему голову. В огороде остался торжествующий заяц. — Егорушка! — вдохновенно произнесла женщина. — А давай!.. Нет, ты не смейся! Я что придумала! Давай никуда не пойдем сегодня, отключим телефон, закроемся и будем при свечах есть торт. Только ты и я! Оригинально, правда?

Егор сморщился, как от зубной боли.

— Сядь, Вероника.

Она послушно села, осторожно расправив платье, и уставилась на Егора своими сияющими восторженными глазами.

— Вероника! Нам было хорошо вместе… — туманно начал Егор.

— О-о-о… — призывно выдохнула Вероника, подняв глаза к потолку и сладко облизываясь. — Ты хочешь?.. Прямо сейчас?.. — Она затеребила яркими коготками подол бесконечного платья, гармошкой собирая его на коленях.

— Нет! — в ужасе крикнул Егор.

Коготки в недоумении остановились, подол, шелестя, заструился вниз.

— Нет? — удивилась Вероника. — Как хочешь. Тогда поехали в казино. Мне сегодня повезет, я чувствую.

— Ага! Ты всегда так говоришь! — фыркнул Егор. — Никогда тебе не везло в рулетку. И что за мания — десять раз подряд ставить на зеро! Никто из культурных людей на зеро не ставит; на красное или черное, на цифру — цифр не знаешь? Словечко тебе понравилось! «Крупье, зеро-о!» — жеманно протянул Егор, передразнивая манеру Вероники. — И просадила две тысячи баксов за вечер!

Вероника опустила голову и стала царапать ногтями зайца на торте.

— Оставь зайца в покое! — рявкнул Егор.

Вероника отдернула руку и заплакала.

«Боже, — подумал Егор, — что я несу?! О чем мы говорим? Хотел хорошо, по-человечески расстаться… Заяц, баксы!» И зайца, и баксов было жаль. А Веронику — нет.

— Ну ладно, извини… — пробормотал он. — Да ешь ты этого зайца!

— Не хочу, — всхлипнула Вероника. — Теперь не хочу… Я думала, ты мне торт принес.

— Тебе, тебе! Жри! — не выдержал Егор.

Вероника зарыдала, вскочила и убежала в спальню. Там она с шумом упала на кровать, и плач стал приглушенным: видимо, уткнулась в подушку.

«Не умею я с женщинами! — Егор сдернул галстук и швырнул его на пол. — Не у-ме-ю… Вот ущемленную грыжу… Это да! Или перелом голени… двойной… закрытый… со смещением!» — Он даже пошевелил пальцами, предчувствуя привычную любимую работу.

Закурил, посмотрел в окно. Серые, мутные сумерки медленно чернели, обещая долгую холодную ночь. Мелкий редкий снежок кружился под фонарями.

«Не умею я с ними… Ну ладно, кое-что я все-таки умею!»

Он взял дипломат, прикрыл зайца крышкой, оставив его наедине с капустным полем — глаза зайца весело блеснули в сумерках круглой коробки… И пошел к Веронике.

Он сел на кровать, открыл дипломат, достал бумаги, подергал Веронику за ногу — она перестала рыдать, затихла.

— А теперь слушай, — сказал Егор. — Квартиру я оставлю тебе. Вот свидетельство о приватизации, вот дарственная, налоги оплачены.

Вероника села, откинула бархатный шлейф.

— Погоди ты, не части! У нотариуса заверено?

— Само собой! — И он передал ей документы.

— Свет включи! Ничего не вижу! Шрифт такой поганый… Это что, ксерокопия? — подозрительно спросила Вероника.

— Нет, первый экземпляр, — улыбнулся Егор. — Обижаешь, начальник!

Вероника гибким сильным движением вскочила с кровати, включила свет и достала из тумбочки очки. Егор удивился:

— Ты очки носишь?!

— Когда читаю! — отрезала Вероника и стала изучать документы.

Егор вдруг осознал, что в его присутствии она никогда ничего не читала. Косметика у нее размазалась, прическа сбилась, но выглядела Вероника, как ни странно, даже лучше, чем всегда: никогда он не видел ее такой собранной, деловой и… умной!

— Вот техпаспорт и дарственная на машину…

Вероника кивнула.

— Мерси, котик. А гараж?

Егору показалось, что он ослышался.

— Какой гараж? Нет же гаража!

— Вот и я о том же! — иронически усмехнулась Вероника. — Нету гаража! Девушка остается одна, практически без средств к существованию, а гаража нет…

— Может, платная стоянка? — неуверенно предложил Егор.

— Нет, — твердо сказала Вероника. — Гараж! Гараж, а не «ракушка», ты понял?

— Понял, понял… — пробормотал Егор, сраженный ее логикой. — Это мы обсудим… Кстати, голубка, насчет средств к существованию, я хотел… я даже уже… а ты меня гаражом сбила…

— Егор! — шумно вздохнула Вероника. — Я есть хочу! Я не могу на голодный желудок обсуждать такие серьезные вещи! Жизнь, можно сказать, решается… — Она встала, одним движением выскользнула из вечернего туалета, накинула теплый фланелевый халат в горошек — никогда его Егор не видел: мягкий, теплый, какой-то бабский… Швырнула в угол парик и пошлепала на кухню.

Хлопнула дверца холодильника, зашумел чайник. Когда Егор заглянул в кухню, она уже уминала огромный бутерброд с толстым слоем черной икры, закусывая сочным красным помидором. Егор неуверенно улыбнулся и сглотнул слюну.

— Тащи бумаги, чего стоишь! — скомандовала Вероника с набитым ртом. — Разговор у нас будет долгий, серьезный, скоро не управимся. А гараж я, между прочим, присмотрела тут, недалеко… И недорого.

Егор пошел в комнату за документами. Странные противоречивые чувства овладели им… Он был доволен, что все пошло так гладко, прилично, и ему, конечно, заранее было жаль денег, которые Вероника, несомненно, выцыганит у него вот сейчас, когда перекусит и напьется чаю. И еще… как ни странно, маленький червячок сожаления зашевелился в сердце: она ему нравилась такая — в дурацком халате, мужских тяжелых очках, деловитая, азартная и готовая к бою, умная, цепкая. А вовсе не дорогая шлюшка — сладкая сексуальная курица, которую он знал до сих пор.

Егор собрал бумаги и пошел на кухню. Кот сидел на парчовом пуфике и намывал гостей. На его треугольной нерусской мордочке явственно читалось: «Я своего не упущу!»

Егор вдруг подумал: «Интересно, какое у нее образование? Я ведь никогда не спрашивал…» На кухне сидела не Вероника, а налоговый инспектор, который ждал его… И Егор ощутил легкую дрожь в коленях.

Далеко за полночь Егор вышел от Вероники с чистой совестью и похудевшим бумажником. Он был свободен! Свободен для новой жизни и новой любви!

Помечтав немного и насладившись ощущением моральной чистоты и порядочности, Егор привычно и хлопотливо занялся практической стороной дела. Такую Любовь нельзя было пускать на самотек! Всё должно находиться под контролем, все должно быть схвачено…

Во-первых, машина. С этим — полный порядок. Ребята из автосервиса обещали уложиться к сроку. Во-вторых, оркестр. Музыка. Композитор из общей палаты сказал, что большой симфонический нигде не поместится, шутка ли — сто человек с инструментами и дирижером! Хватит и камерного. Что касается репертуара, то желательно для начала адажио из балета «Щелкунчик», а во «втором отделении» — неаполитанские песни. «Скажите, девушки, подружке ва-а-ашей…» Кроме того, композитор уже от себя лично порекомендовал недорогой камерный оркестр, объяснил, сколько надо платить за смену и где арендовать автобус для перевозки музыкантов.

В-третьих, вертолет. Ну, это просто. Гаишники недавно получили партию новеньких воздушных средств для борьбы с преступностью. А может, даже не арендовать, а купить?! Клинике пригодится… Посадочную площадку можно на крыше оборудовать… Или прикупить пустырь — якобы под гаражи для персонала? Гаражи — под землю, а сверху забетонировать.

Егор тряхнул головой: проклятая работа! В печенках сидит! Никакой личной жизни! Он с усилием вернулся к своим «алым парусам».

И, в-четвертых, цветы. Очень важный вопрос. Цветы будут сыпать с вертолета. Но какие? Естественно, розы. Но ведь это банально! Это — как у всех. И потом — тяжелые, длинные стебли с шипами… Поцарапать могут! Нет и нет! Что-нибудь изысканное, необычное, показывающее его хороший вкус. Хризантемы — мрачно. Гвоздики — плоско. Орхидеи — дорого… И вдруг его осенило: фиалки! Крохотные букетики фиалок, перевязанные розовыми ленточками! 500–600 букетиков вполне достаточно для хорошего впечатления.

Потом он всерьез и тяжело задумался о своем внешнем виде. Пиджак или смокинг — вот в чем вопрос? Смокинги ему как-то не шли…