Билет до станции «Счастье»

Глава восемнадцатая

Бостон, Массачусетс

Николас стоял перед трехэтажным особняком из коричневого камня. Он постучал латунным молоточком, украшавшим одну из двойных, покрытых черным лаком дверей.

Дверь распахнулась.

– Мистер Холлидей?

Да.

– Мистер Торнтон ждет вас. Сюда, пожалуйста.

Николас последовал за слугой в библиотеку. Тучный мужчина со стального цвета волосами встал и протянул Николасу руку.

– Вы не указали в письме причину своего визита, – начал мистер Торнтон, сразу переходя к делу.

– Это деликатное дело, поэтому я решил, что лучше обсудить его лично.

– Это связано с вашей фабрикой?

Николаса не удивило, что о нем навели справки.

– Нет, это связано с вашей дочерью.

Мужчина напрягся.

– У меня нет дочери.

– Есть, – поправил Николас. – У вас есть дочь.

Выражение лица Мориса Торнтона ожесточилось, и он поднял голову.

– Если вы здесь не из-за инвестиций, то мне не о чем с вами говорить.

– У меня шокирующие новости, – без вступления объявил он. – Сара жива.

Мужчина сел, даже не предложив сесть Николасу, открыл коробочку и извлек сигару.

– Вы похоронили мою невестку и ребенка моего брата. Вы ведь не опознавали тело?

Отец Сары оглядел комнату и только потом поднял глаза на Николаса.

– Нет. После крушения поезда прошло несколько недель, прежде чем меня известили, прислали тело и ее багаж. Глупая девчонка. Я похоронил ее рядом с ее матерью.

– Теперь понятно, почему вы не опознали ее.

Он все подробно рассказал Морису.

– Так что, вы видите, ваша дочь очень даже жива.

Мужчина откинулся в кресле и некоторое время так и сидел, потом поднялся и встал.

– У меня нет дочери. Для меня, для этого города Сара Торнтон умерла.

В эту самую секунду Николас понял, в какого человека он сам может превратиться.

И он понял еще кое-что. Он понял, почему молодая женщина была вынуждена уйти из дома и сесть в тот злосчастный поезд.

– Вы правы, – тихо произнес Николас, контролируя себя. – У вас нет дочери. Такой человек, как вы, не заслуживает дочери.

Жесткое выражение лица Мориса Торнтона не изменилось.

– Вы можете забрать тело, но сделайте это тихо.

– Я обязательно позабочусь об этом перед отъездом из города.

Через несколько дней Николас разговаривал с Милошем в своем кабинете.

– Я встречался с Морисом Торнтоном, – сказал Николас, устраиваясь в кресле и зажигая сигару.

Милош отрезал кончик своей сигары и взял у Николаса горящую спичку.

– Ты привез сюда тело Клэр?

Николас кивнул.

– Все эти месяцы Морис Торнтон считал свою дочь погибшей при крушении поезда. Тут прихожу я, сообщаю, что его дочь жива, а он недоволен, потому что правда ему неудобна. Он предпочел продолжать считать свою дочь умершей.

– Ты считал, что она сбежала из-за денег. Теперь тебе будет труднее разобраться в ее поступках.

– Мне кажется странным, что она в первую очередь продала браслет своей матери, – проговорил Николас. – Он так много значил для нее, а она продала его до наших драгоценностей.

– Действительно, это нелогично, – согласился Милош. – Ты уверен, что их не взяла Селия?

– Абсолютно. Кроме того, жена ювелира описала Сару.

Николас повторил описание.

– Ты когда-нибудь видел на ней вуаль, кроме панихиды? – спросил Милош.

– Нет.

Они курили и думали.

– Возможно, это была маскировка, – первым произнес Николас.

– Что такое?

– Джудит! – вскричал Николас, резко вскакивая с кресла.

– Актриса? Когда она могла украсть их?

– В тот день, когда была в доме и ждала Сару.

– Что ты теперь будешь делать?

– Я по-прежнему намерен найти ее. И Вильяма. Для матери.

Милош скептически на него посмотрел.

– Конечно, – понимающе произнес он. – Для матери.

– Мне приходили какие-нибудь сообщения? – разгоряченный и уставший, Николас ждал ответа.

Клерк за стойкой отеля «Голд» терпеливо проверил.

– Нет, сэр.

– Если мне придет телеграмма, неважно, в котором часу, будите меня.

– Хорошо, сэр.

Николас пересек элегантный холл и стал подниматься по лестнице.

Детектив из агентства Пинкертона сообщил ему, что следы Сары ведут в Форт Вейн, и если она не поехала дальше на запад, то они обнаружат ее местопребывание в течение дня или двух.

В комнате он снял пиджак и галстук и широко распахнул оба окна. Потом достал из кожаной папки несколько бумаг. Среди них было письмо Сары. Он бережно развернул его, словно это была любовная записка, и снова прочитал слова, которые знал почти наизусть.

Должно быть, сбегая из дома, отцу она тоже оставила письмо. Может быть, даже писала ему и после этого. Николас хорошо представлял, как Морис Торнтон выбрасывает эти письма, даже не распечатав.

Он не мог заснуть, думая о том, есть ли ей где переночевать.

Он сложил письмо и положил на прикроватную тумбочку. Потушив свет, он лег и уставился в темноту.

Где она сегодня? Какие мысли мучают ее и мешают заснуть? Сожаление? Стыд? Страх?

Она хотела сказать ему, писала она в письме. Это было недоразумение, она хотела прояснить его. Почему она этого не сделала?

Он приехал в больницу, уладив формальности и распорядившись относительно тела брата и их вещей. Впервые он увидел ее спящей. Она была такой маленькой и одинокой, с уже посветлевшими синяками на коже, такой бледной и нежной, как лепестки белой розы.

А когда он вернулся на следующий день, она ждала его. Она сидела в кресле на колесиках, которое он купил ей, одной рукой держала шляпку, а другой пыталась приколоть ее шпилькой к своим светлым волосам.

Дал ли он ей возможность рассказать?

Ее глаза, такие же огромные и такие же голубые, как летнее небо в Огайо, смотрели на него, когда он вошел и заметил крошечного младенца, которого считал сыном своего брата.

А что он сказал ей? Он сказал, что его мать ждет их, заверил, что у нее есть крыша над головой, и сообщил, что уже оплатил счет за пребывание в больнице.

Она спросила, сколько.

Она впервые увидела его и уже чувствовала себя обязанной ему за кресло, одежду, больничный счет. А он, как обычно, спешил, и ему не терпелось отправиться в путь.

Нет, он не дал ей возможности признаться.

Итак, она собиралась признаться во всем его матери, когда они окажутся дома. А что сделала его мать, увидев их двоих? Она тут же расплакалась и сказала, как они нужны ей. Вильям был ее утешением, бальзамом для ее раненой души. Сара поняла это и не смогла причинить ей еще большую боль, чем она уже испытала.

Он не знает, что сделал бы, если бы она рассказала ему в первый же день… или первую неделю… или первый месяц. С каждым днем Саре становилось все труднее и труднее рассказать правду.

Николас встал, обернул простыню вокруг талии и подошел к окну, наслаждаясь прохладным бризом, остужавшим его влажную кожу. Он был так жесток к Стефану. Он никогда не давал ему денег на то, чего не одобрял, он даже не позволял ему наслаждаться пребыванием дома, постоянно критикуя его и тем самым снова вынуждая уехать.

Только сейчас он понял всю тяжесть своей вины.

Слезы застилали ему взгляд. Несколько девушек в гостиничной униформе прошли по улице под желтым светом фонаря.

Почему он так одержим поисками Сары?

Он должен снова увидеть ее.

Почему? Потому что – Николас зажмурился и заглянул к себе в душу – он любит ее.