Билет на солнце, или Сказка о потерянном времени

Глава 1. Ты чувствуешь

Половое воспитание в школе стремительно расползалось за пределы намерений Максима. Он уже придумал и записал свод правил этого урока для подростков, но тем было слишком любопытно, чтобы соблюдать какие-то ограничения.

— Максим Викторович, а как Вы относитесь к бисексуальным связям?

— Терпимо.

— А у Вас было такое?

— Напоминаю правило номер три: мы не обсуждаем интимную жизнь конкретных людей!

Впрочем, на вопрос, почему он расстался со своей девушкой, ответил:

— Она поймала меня на измене.

— Все мужчины изменяют? — тут же уточнила одна из учениц.

Макс ухмыльнулся сам себе и утвердительно кивнул девчонке.

— Я еще считаю себя верным! — пояснил он. А в качестве урока для молодежи признался: — Я очень жалею об этом. Я люблю ее. И как ни странно, перед тем, как заводить любовницу, я все хорошенько обдумал… Теперь хожу весь потерянный — не понимаю, как я мог принять неправильное решение?! А время назад не вернешь… Не бывает у измены положительных последствий.

— Ну почему! — возразил Валера, светленький пухлый паренек. — Если жена не против, а у мужа потребности больше, чем у нее, тогда измена — это только хорошо!

— Если жена не против, то это уже не измена, — рассудил учитель. — «Измена» — это не обозначение секса с другим партнером. Секс с разными партнерами — это полигамия. А измена — это тот поступок, который причинит боль другому человеку.

Неужели эта боль настолько сильная, что Наташа даже по телефону теперь слышать его голос не хочет?

Евгения, наведываясь иногда то в «Эго», то вместе с Андреем к Максу домой, говорила вкрадчиво:

— Максим, Наталья требует, чтобы Вы прекратили переводить деньги на ее счет.

— Пусть не тратит, если не хочет, — огрызался он. — Женя, так и передайте ей: пока она студентка, я буду ей помогать. Мы пробыли вместе столько лет, и как бы ей ни хотелось, она никогда уже не станет для меня посторонней!

— Ей хорошо заплатят за съемки, — скромно пыталась Женя все-таки выполнить Наташину просьбу.

— Я рад за нее, — непререкаемым тоном продекламировал Макс.

Разве она разлюбила Максима? Нет. Любит. И думает о нем. И скучает. Вроде, с самого начала поняла причину его измены, поняла и простила, но почему-то инстинктивная вредность потребовала разорвать с ним отношения. И вот, расставшись, простила — и только сейчас по-настоящему. И стало легко. Так куда же делась ревность? Все дело в том, что он больше не ее парень? Значит, ревность — это не свидетельство любви, а только лишь признак чувства собственности. Как только ты отказываешься от самостоятельно выдуманного права обладания другим человеком, сразу перестаешь и ревновать. Как только ты позволяешь парню быть счастливым так, как он сам хочет. Это его жизнь, и он может прожить ее только однажды. А жизнь каждого из нас может закончиться в любой момент… Знакомая фраза. Откуда?

Владислав Сергеевич вышел на пенсию, и пост директора школы по его рекомендации занял Максим Викторович. Вообще-то, некоторые учителя восприняли это резко негативно: этот новоявленный начальник слишком молодой, чтобы ими командовать! Но в Отделе народного образования всецело поддержали политику Владислава Сергеевича насчет молодых и успешных руководителей. А что, Максим, без преувеличения, один из лучших учителей, обладающий при этом организаторскими способностями и оригинальными идеями в подходе к воспитательному процессу! Крупные ссоры с Наташей всегда совпадают с судьбоносными изменениями в его педагогической карьере.

Трудно было оставлять профессию учителя физики, но потенциальная возможность в качестве директора сделать для школы гораздо больше взяла верх.

— Так что, дорогие мои, — говорил он своему 11 «А», — после каникул физику у вас будет вести кто-то другой.

— Мы не хотим никого другого! — выли они. Молодежь, похоже, подумала, что Максим Викторович и классным руководителем у них больше не будет.

— Я иначе не справлюсь, — извинялся он и тут же принимался утешать: — Будем по-прежнему встречаться с вами на половом воспитании… Люди, вы что? Я же не ухожу совсем! Да и вам учиться осталось всего пару месяцев!

— Оставьте меня на второй год! — смеялась разбитная дамочка, по виду уже взрослая тетка.

— Да без проблем! — мило соглашался Максим.

— Мои дети… — протянул Макс, когда Юрик поставил перед ним на столик чашечку кофе на белоснежном блюдечке.

Сам Юра сел напротив со своей чашкой и хмыкнул:

— Видел я твоих детей… Я сперва подумал, что это твой гарем!

Макс игриво засмущался.

— И тебе что, разрешается так с ними обниматься? — продолжал недоумевать Юрик.

— Вообще, Андрюха со своими тоже так себя ведет.

— У Андрюхи пятый класс! И нет ничего удивительного в том, что они лазают по нему, как по аттракциону в парке — это они ДЕТИ, десятилетние!

Макс только пожал плечами на это и, опустив голову, загрустил. Легко Юрке в институте преподавать! Студенты — люди взрослые, самостоятельные, некоторые даже в браке состоят. Ты им — никто, просто лектор. Видишь их раз в одну-две недели… Макс, подобно Наташе, пронзенный Мыслью, вдруг схватил сотовый и, быстро найдя чей-то номер, принялся ждать ответа.

— Женя! — после недолгой тишины выкрикнул он. — Нашей школе нужны деньги! Администрация или Городское собрание не хотят нам в этом посодействовать?

— Я попробую, — был уверенный и короткий ответ вечно занятой Фроловой.

Она баллотируется на выборах мэра города. Ничего себе девушка у Андрея!

— Как там Кирилл, не знаешь? — спросил Макс, вернувшись за стол. — Я ему дозвониться не могу. Он опять в горах?

— Конечно, где ж ему еще быть! — фыркнул приятель. — Он снова на Эльбрус полез. Взял у Коста фотоаппарат, говорит, только его фотик не замерзает на высоте трех тысяч метров. А телефон, видимо, замерз. На две недели уехал, Кост сказал. Ты выгодный для школы директор: со связями.

— Это будет лучшая школа в нашем городе. Я тебе обещаю.

— А чего мелочиться? Может, лучшая школа России?

— Для начала завоюем город, — поделился планами Макс. — А потом мир.

Весь февраль Наташа провела в психиатрической клинике. По протекции Кристиана ей разрешили приходить каждый день на несколько часов наблюдать за пациентами, чтобы она смогла достоверно сыграть роль душевнобольной девушки. Хотя, скорее, Наташа освоила роль нянечки. Наташа с удивлением узнала о некоторых правилах поведения в такой клинике: например, нельзя позволять пациенту оказываться у тебя за спиной…

На два месяца переехала от Димы, сняв квартиру поближе к месту съемок на те деньги, что высылал Максим. Точнее, из тысячи евро ежемесячно тратила триста тридцать на аренду. Дима почти не огорчился. Во-первых, он и сам дома бывает только ночью, когда спит. А во-вторых, у него есть Этьен, который вместо Наташи и постирает, и погладит, и накормит, и накормит лучше Наташи.

Через час Наташа поняла, что уже в который раз погорячилась, приехав впопыхах после занятий в институте. Так нельзя. Нужно выбрать что-то одно. Кино не делается быстро. Первое отличие европейского кино от российского — это отсутствие истерик на съемках. Это в Москве, когда Наташа ходила смотреть, как снимают настоящее кино, на площадке что-то происходило: бессмысленно бегали люди, постоянно что-то двигали, переставляли… А здесь, несмотря на сжатые сроки, каждый человек передвигается спокойно, без нервов, говорит без дополнительной акустики. Во всем — порядок и организованность. Осветители закончили устанавливать аппаратуру, развернули зонтики и уселись дружным рядком под приборами. Молоденькая девушка отвела Наташу в гримерку и начала «делать лицо».

Под съемочную площадку позаимствовали кусочек какого-то Научного центра. Наташа-Атенаис вышла на улицу и осмотрелась. Человек семьдесят, включая зевак. Кристиан вместе со вторым режиссером отсматривают на мониторе вчерашний материал — уйма пленки и всего четыре минуты конечного фильма. Много зевак вокруг, и администратор — пухлая женщина в черном балахоне — отчаянно пытается объяснить им, что они попадут в кадр, если не отойдут за бордюр. К Наташе сзади тихо подошел главный герой.

— Салют, сладкая!

Девушка вздрогнула и улыбнулась. Обвила его шею руками и поцеловала в губы — осторожно, чтобы не испортить грим.

…

Что происходит? — недоумевала Наташа на широком, величественном мосту через Сену. Она всячески вертела в руках карту Парижа и не могла понять, почему заблудилась. С одной стороны четыре полосы плотного дорожного движения загораживали обзор, а с другой — в лицо светило солнце. Наташа стояла посередине реки и пыталась сообразить, куда ей теперь идти, чтобы попасть вот в эту точку на карте. Все условия предлагаемой квартиры ее устраивают, а осмотреть само жилье она договорилась через полчаса. Вопрос один: как успеть?

Кажется, туда. Здесь такие расстояния, что лишний раз ошибаться с направлением не хочется… Короткая облегающая кожаная куртка спасает тело от сквозняка, но вот солнце все же обманчиво: ясно значит морозно. Наташа приподняла кожаный воротничок-стоечку и зарылась туда чуть ли не с носом.

Он подошел внезапно, словно возник прямо из середины моста, — Мартин Совари, будущий исполнитель главной роли в первом серьезном Наташином фильме. Он ей не нравится. Мартин из тех людей, которые не скрывают своей наглости, но в поведении которых при этом не к чему придраться. Французское мастерство пускать пыль в глаза и русское стремление к искренности — весьма тревожный коктейль.

— Мне кажется, Вы заблудились, — ничуть не сомневаясь в этом, произнес мужчина, поправив краешек карты, которая загибалась от ветра в Наташиных руках.

— Да, немного, — пришлось ей признать. Он очень красиво говорит по-французски — так красиво, что хочется на это смотреть, не отрывая взгляда от его губ.

— Куда Вы идете?

— Вот, — ткнула она замерзшим непослушным пальчиком в карту.

— И Вы думаете, Вам туда? — рассмеялся мужчина, указав кивком по направлению Наташиного взгляда.

— Я первый раз в этом районе, — ответила она с достоинством.

— Первый раз за всю свою жизнь? — удивился Мартин. — Здесь же самые лучшие магазины женской одежды.

— Я приехала во Францию, чтобы учиться, а не делать покупки, — обиделась девушка.

— А разве Вы не француженка? — и Наташа впервые увидела искреннее удивление в глазах этого профессионального актера.

— Я из России. Живу здесь только второй год.

— Но у Вас французское имя: Натали Фролова! — Мартин, как полагается, сделал ударение на последний слог, и Наташа улыбнулась:

— Нет, Фролова. Наталья Фролова.

К его длинному черному плащу, расстегнутому и развевающемуся на сквозняке, подошла бы черная шляпа с полями — он был бы похож на Зорро. Все остальное у него, кажется, есть — отвага, смелость, мужество…

— Но у Вас совершенно нет акцента! — не сдавался француз.

— Правда?

Пожалуй, этот мужчина не смог бы завоевать ее ничем, кроме этого самого лучшего комплимента.

— Я спешу. Вы мне поможете? — засмущалась она.

— Вам туда, — кивнул он равнодушно.

— Спасибо, — растерялась Наташа. Она уже и не ожидала равнодушия от Мартина… — Я обычно хорошо ориентируюсь на местности, но тут что-то задумалась и забыла, откуда шла…

— Хорошо, я согласен, сегодня в шесть вечера на этом же месте, — сказал Мартин внезапно.

Наташа оторопела. Это он с кем? Девушка выглядывала из своего кожаного укрытия и пыталась понять, может, у Мартина телефонный наушник, который работает через блютуз… Но смотрит он прямо ей в глаза!

— Вы же найдете дорогу сюда во второй раз? — уточнил он, и девчонка поняла: все-таки с ней. Ни слова не могла ему сказать! На нее напал такой паралич, что она даже перестала ощущать холодный ветер.

— А пока пойдемте, я отведу Вас в то место, которое Вы ищете, — Мартин отобрал у нее карту, свернул ее в правильный четырехугольник и добавил: — Я куплю Вам другую карту, в форме карманной книжечки. Вам будет гораздо удобнее.

В этот вечер они больше не расставались. Он проводил ее до квартиры по объявлению, вместе с ней поучаствовал в осмотре жилья, попридирался к хозяйке и, заметив, что Наташе квартира понравилась, сторговал хорошую скидку. После измены Максима она еще ни разу не смеялась с таким открытым сердцем, как сейчас с Мартином. Выйдя из новой квартиры, Мартин устроил ей вояж по «самым лучшим магазинам женской одежды», и в итоге парочка очутилась в японском ресторанчике на втором этаже одного из них. Наташа учила Мартина есть палочками, совсем забыв о том, что когда-то точно также этому ее учил Максим.

А ближе к шести часам вечера Мартин спросил:

— Ты придешь на мост, как мы договаривались?

— Нет, конечно! — хихикала Наташа без остановки.

— Жаль, я думал, мне не откажет ни одна девушка… А ты не такая, как все…

…

Через десять минут со стороны режиссеров раздалось:

— Приготовиться к съемке! Массовка — займите свои места. Работники центра, пожалуйста, отойдите от окон!

Наташа села на траву вместе с одной девушкой — обе пациентки на лужайке играют с носовым платочком. Остальные пациенты заняты кто чем. Двое докторов стоят у стены, скрестив руки на груди, — наблюдают за порядком.

— Мотор — камера!

«Хлопушка» с названием сцены и номером дубля… При современных технических достижениях в ней нет никакого смысла, но это дань традициям. По команде режиссера съемочная площадка ожила. Доктора начали переговариваться. Из здания больницы во внутренний дворик вместе с врачом выходит Марсель — главный герой. Вся массовка отрывается от своих дел и смотрит на него с интересом. Атенаис сидит к нему спиной и оборачивается последней. Марсель идет прямо на камеру.

Как всегда, двухминутная сцена снимается целую вечность. Мартин нравится Наташе все больше и больше. Особенно после того, как Марсель впервые после долгой разлуки поцеловал Атенаис, спросив: «Ты помнишь, мы в детстве так делали?» Тогда даже после режиссерского «Стоп!» целоваться не перестали: Наташа так вошла в образ, что ей казалось, что они на самом деле уже целовались — когда-то давно, в детстве, и от этого поцелуя возникала романтическая ностальгия, а Мартин казался давним близким другом. Выполнив все, что прописано в сценарии, начинала импровизировать… Мартин и притягивает ее, и отталкивает одновременно. С ним легко: даже его наглость можно простить за его безупречную нежность и французское умение ухаживать. Он много целует ее французскими поцелуями в перерывах между съемками, водит в рестораны с вкуснейшей французской кухней, угощает высококачественным французским вином, и Наташа чувствует себя на седьмом небе от счастья. Такого всепоглощающего романа не было даже с Максимом…

Но когда Мартин пытается раздеть ее, Наташа его останавливает. Кажется, что он слишком торопится. Максим мог ласкать ее и в одежде так, что она сама готова была разорвать на себе все эти тряпки… Но это был Максим. Был. А Мартин — есть… Уже полтора месяца съемок — и любви, достойной психушки!

Весна в Сочи — явление противоречивое. Пожалуй, сама «весна» — это короткий коридорчик длиной в пару дней между зимой и летом, когда вдруг температура воздуха подскакивает сразу на 15 градусов, и начинает зеленеть и цвести все подряд. С каждым годом это происходит все позже.

А пока скучный холодный март. Тот самый март, который для Наташи связан с Мартином, а для Максима лишь немногим необычнее всех предыдущих лет, разве что только должностью директора школы.

Макс уже не разрывался на части между школой, клубом и кафе «Ингредиент». Он научился организовывать и распределять свое рабочее время. Быть директором после того, как испытал на себе роли учителя, завуча и отца девочки-подростка, оказалось довольно легко. Тем более, Макс прекрасный хозяйственник — это видно по успешности клуба «Эго». Когда так близко знаешь половину учеников своей школы, очень хочется сделать для них все возможное. Школа должна быть для них еще более привлекательна, тогда они не будут шататься по дворам и подвалам. Вскоре по инициативе Максима Викторовича в школе открылись секции современного танца, гимнастики, фотографии и даже мастерская, где в отличие от уроков труда мальчики не вырезали ложки из куска древесины, а собирали модели самолетов и кораблей, а самые предприимчивые — даже миниатюрные суперсовременные автомобили по собственным эскизам.

Странно теперь было оказаться по служебному положению выше своего друга, ОБЖиста Андрея Михайловича. Но Андрюха не унывал: использовал свои дружеские связи в полной мере. Так что кабинет ОБЖ из вечно темного и мрачного подвала переехал в уличный склад, не используемый по назначению. Теперь после ремонта тут можно было и стрельбу из пневматической винтовки сдавать на здоровье, и видеофильмы по учебной программе смотреть, как в кинотеатре, с хорошим громким звуком и новым современным оборудованием.

В клубе Максим практически прописался. В смысле, жить ходил не домой в Дагомыс, а в клуб. Уже приобрел себе мягкий двуспальный матрас, две подушки, верблюжье одеяло и пару комплектов постельного белья, которое периодически сдавал в химчистку неподалеку. Переночевав на широком раскладном диване, прятал все это добро в выдвижной картонный ящик дивана — и вуаля! Кабинет снова принимает рабочий вид! Запасся зубной пастой и неиспользованными щетками на случай, если ночевать придется не одному… Очень удобно, что после смерти хозяйки этого участка на первом этаже по-прежнему осталась ванная комната: Максим купил туда душевую кабину, чтобы было проще и аккуратнее.

Катюшка в свои десять лет уже вовсю хозяйничала в Дагомысе сама. Хотя ночевала она там далеко не каждый день, чаще, разумеется, оставалась у бабушки с дедушкой, тем более что это в десяти минутах от школы, но, добравшись до папиной квартиры, начинала делать там уборку по полной программе! Наверно, она будет кому-то хорошей женой.

Инесса хорошеет не по дням, а по часам!

— Ты похудела? Так сногсшибательно выглядишь! — сделал Максим комплимент своей лучшей подруге.

— Спасибо, надеюсь, что это так. Я на вегетарианской диете.

Она любит приходить к нему в клуб, ей нравится и пустой дискотечный зал в обеденное время, и шумный танцпол ночью, и просторный кабинет директора.

— Всегда удивлялась, зачем тебе такой огромный кабинет? Лучше бы больше места под зал выделили бы, разве нет?

— Да я б с удовольствием! Вот только по закону под хозяйственные помещения нужно занять определенный процент общей площади — довольно большой процент, сорок что ли… Если б я сделал кабинет меньше, то больше была бы кухня, например. А кухня у нас и так огромная, там даже лестница на первый этаж никому не мешает.

— Можно, я сделаю температуру на пару градусов выше? — кивнула женщина на кондиционер. — Я не такая закаленная, как ты.

Узкая черная юбка до колен красиво облегает ее фигуру: Инесса наклонилась за пультом от кондиционера на журнальном столике возле дивана, и сквозь ткань юбки проступили следы стрингов и вертикальных лямок на бедрах.

— Пояс, подтяжки и чулки? — тут же хитро догадался Макс.

Инесса оглянулась и мило улыбнулась другу: ее не смущает его любопытство. Никогда.

— Да.

— Покажи?

Инесса чуть-чуть приподняла краешек юбки, продемонстрировав черное кружево чулка и стараясь не показать лишнего.

— Ух ты! — обрадовался Макс и играючи заерзал в кресле. — А можно целиком?

— Нельзя!

— Это так сексуально! Особенно твое «нельзя»!

Множество мыслей понеслось вдруг в его неожиданно замутненной голове. Инесса удивительным образом умеет сочетать в себе «земной» характер и неземную привлекательность, заставляя мужчин то поклоняться ей, как богине, то прыгать в восторге оттого, что с ней так легко. Солнце на закате медленно опускалось возле высотки вдалеке, и тусклый оранжевый лучик, найдя нужное окно, отражался на Инкином лице. То, что Инесса сейчас украшение этого кабинета, было бесспорным. Она давно не стриглась, а сейчас еще и покрасила волосы в ярко-черный цвет — и эта кудрявая копна до пояса как нельзя кстати подчеркивает ее восточную внешность.

Она всегда умела соблазнять! Вот она еще даже не прикоснулась к нему ни разу, а он уже хочет ее бесконтрольно. Может, конечно, лишь потому, что уже знает, как хороша она в постели… Вспомнил, когда они спали с Инессой в последний раз. Тысячу лет назад, когда были просто приятелями. А потом в его жизни появилась Наташка. Не просто девчонка — его ученица, а отсюда сомнения, переживания… И Инесса переживала это вместе с ним каждый день на протяжении всех этих лет! Инесса была рядом с самого начала и до самого конца в его самые важные годы! Тогда-то и стала ему по-настоящему другом. Они оба изменились за это время, и Макс уже не знает, стоит ли уступать своему искушению. Навстречу друг другу — это в разных направлениях. А он предпочел бы и дальше идти с ней — вместе.

— У тебя есть кто-нибудь? — зачем-то спросил он свою подругу. В принципе, мог и не спрашивать: если бы кто-то был, Инесса бы об этом уже упоминала.

Она отрицательно покачала головой и хотела еще что-то добавить, но лишь улыбнулась смущенно сама себе. За эти семь секунд можно было бы дать ей «Оскара» — прекрасно справилась с ролью! Макс так много понял по этой мимике!

— Если что… — намекнул он красноречиво и многозначительно не закончил фразу.

— Ты специально издеваешься? — уточнила она ласково.

Конечно, не случайно! Макс отбросил карандаш на раскиданные на столе листки с меню и продолжил издеваться:

— Интересно, мы оба стали опытнее за последние… семь лет?

— Надеюсь, что да, — Инесса красиво оглянулась на него через плечо, томно и таинственно опустив ресницы.

Макс с таким удовольствием смотрел на нее, что Инесса чувствовала себя невероятно желанной женщиной.

— Не хочешь пожить вместе? — предложил он неожиданно.

— Ох… вот это ты меня… Не в лоб, так по лбу! — смутилась Инесса. — В твоем понимании «пожить» — это составить тебе компанию, пока нет Наташи?

— Объяснить тебе, что такое «пожить вместе»? Мне кажется, мы уже делали это раньше.

— И оба раза это заканчивалось через пару недель.

В их отношениях определенно было больше событий, чем знает Наташа. Мужчина вышел из-за стола, как кот, изящно подкрался к своей подруге и, нежно помяв ее плечи, глубоко вдохнул аромат ее волос.

— Подумаешь над моим предложением? — изо всех сил демонстрировал он свою серьезность.

Инесса развернулась, чтобы сказать ему прямо в глаза:

— Милый, мне кажется, что это жалость с твоей стороны. Меня это унижает.

— А мне кажется, что ты пытаешься забыть незабываемое.

Макс слегка улыбнулся и, обхватив подругу за талию, прижался к ней всем телом — пусть чувствует его напряжение.

— Нет, я не пытаюсь, — сдалась она. ѓ- Это невозможно забыть.

Это танец. Настолько взаимный и синхронный, что кажется, они — одно целое. И никто не стремится прожить эту секунду быстрее — наоборот: насладиться, прочувствовать, взять от каждой секунды максимум! Маяться влечением и бороться с ним — и получать удовольствие от этой трудной борьбы. Вспомнить прикосновение кожи близкого человека, ощутить медленное скольжение рук на своей спине. Прелюдию к поцелую растянуть минут на десять — согласиться на это способны лишь эти двое. Потому что ценители. Потому что знатоки. Все будет, никто не передумает, и некуда спешить. Не удержавшись, схватил ртом ее губу — и тут же отпустил.

Обнять чуть крепче — чуть, так, чтобы обозначить цену деления этой шкалы. Предел еще очень далеко… Ничего лишнего. Просто прижаться щекой и молчать: слова не нужны, ведь этот урок уже давно выучен наизусть.

Срочно в зал! Там темнее. Темнота и отсутствие лишнего позволят забыть обо всем на свете. И воздух — свободный от комплексов и предрассудков: это же танцпол ночного клуба! Заведя ее на одну из маленьких сцен, пригласил подругу на трогательный необозначенный медляк без музыки и слов. Пусть этот огонь сжигает все внутри, но не позволь ему вырваться наружу. Не позволь! Чувствуешь жар друг друга — боже мой, и мы еще одеты?! Сгорай, как спичка, истончайся, растворяйся! Несколько резких движений, потому что очень трудно сдерживать себя: прижать ее к себе покрепче, еще крепче! Обхватить ладонью ее затылок и разрешить себе три секунды поцелуя в подарок за силу воли. И остановиться, не отстраняясь уже от ее лица. Дышать дыханием друг друга. Так близко… Хочется большего. Как давно этого не было! Смелый шаг, дорогая, — языком по шее до самого уха, до мурашек по коже… Без разрешения. Держись! Силой прижал ее спиной к шесту для стриптиза, арестовал ее запястья, поднял над головой и заставил схватиться за шест. Думаешь, все так просто? Дыши глубже. Запас воздуха тебе очень понадобится!

Дыхание перехватывает. Как хорошо, что ты умеешь довести себя до такого состояния, когда разум абсолютно теряет контроль над телом! Природа сама знает, как лучше, а тебе остается только задыхаться от этого безобразия…

— Мне кажется, это было еще лучше, чем сто лет назад! Хотя, что удивительного?

— Я бы хотел, чтобы это было чаще, чем каждые сто лет.

— Насколько чаще?

— Каждый день. А потом, когда привыкнем, пару раз в неделю.

— Нет, Макс, я хочу праздника с тобой, а не будней…