Битва самцов (СИ)

Глава 18

— Ким, я не могу.

— Ты сделал большое дело, Вон! Не распускай нюни только.

— Она так страдает.

— Хочешь сказать, ты не можешь её утешить? Не будь слабаком, Вон! Я же для тебя стараюсь! Ты добился того, что она не вернётся в Сеул, и я тебя за это ценю. Теперь бери быка за рога и… ой, прости, бери вдовушку и сделай её снова счастливой. Только не вези её в Сеул. Убью на месте!

— Никогда тебе этого не говорил, но ты чокнутая.

— Какая есть.

~~~

Вновь поругавшись с Дэниелом из-за того, что тот взял без спроса машину и умудрился её ударить, Корбин пребывал в ужасном настроении. Он спускался по лестнице, намереваясь отвезти побитую машину к механику, а затем хотел встретиться с Заком, но мать перехватила его на полпути. Нола была взвинчена, махала перед сыном своим мобильником, оставляя при этом шлейф своих цветочных духов.

— Тебе не кажется, что у Элоры отдых затянулся? Не звонит, не пишет уже несколько недель. Зима заканчивается, а я её голоса не слышала.

— Так позвони ей сама, в чём проблема?

— Так я звоню. Все возможные её номера недоступны. И хотела ведь взять номер у Читтапона, всё оттягивала.

— Мам, — Корбин прищурил один глаз, — с каких пор ты так переживаешь за Элору? Она вышла замуж, теперь у неё действительно своя жизнь. Мы давно ушли на второй план.

— А ты с каких пор перестал о ней беспокоиться? — парировала Нола.

— А я с ней переписываюсь время от времени, вот и спокоен. Кстати, через интернет можно тоже позвонить, ты не знала?

Хмыкнув, Нола полезла в свой телефон. Корбин хотел было проскользнуть мимо и исчезнуть, но был остановлен громким «Стоять!». Мадам Нола изъявила желание связаться с дочерью при Корбине. Тот не был этому рад, но с другой стороны, тоже хотел услышать голос сестры.

Пошли гудки. На четвёртый Элора ответила уставшим голосом:

— Да, мама?

— О. — Нола была слегка озадачена. — Ты спишь или Читтапон тебя замучил? Мало того, что на Рождество даже открытки не прислала, так теперь не звонит. Совсем родителей забыла!

Корбин слегка нахмурился, когда услышал, как сглотнула сестра, а следом сделала глубокий вдох.

— У… у меня всё хорошо. Да, мы спали. Как у вас дела? Как папа?

— Ты слышала мою новую песню? Видела видеоклип? Я в восторге! Интересно твоё мнение, дорогая.

— Ты, как всегда, на высоте, мам. Потрясающая песня, слушаю её каждый день.

— Спасибо, любимая, — просияла Нола. — А отец твой в Канаде. Когда вообще он бывает дома, скажи?

— Папа много работает, ты же сама это прекрасно знаешь.

— Нет, ты слишком уставшая. Такое ощущение, что на тебе весь месяц воду возили, и ты говоришь на последнем издыхании.

— Просто я соскучилась, — Элора всхлипнула. — Как братья мои поживают?

— Ой, эти не могут жить дружно! Представляешь, Дэниел вчера разбил машину Корбина, устроили драку, как дети малые!

— Не пугай Элору, мама! — влез Корбин. — Не «разбил», а стукнул. Ему вообще опасно в общество выходить. Привет, сестрёнка! Мама права, ты как-то вяло разговариваешь.

— Говорю же, спала. Корби, не обижай Дэниела. Его всё равно не исправить.

— Вот и я говорю: какой смысл в этих драках? — закивала рыжей головой Нола.

— Мы не дрались, — вздохнул Корбин, — а повздорили, потому что человеку уже двадцать три года, а разрешения просить не научился.

— Мне пора, — тихо сказала Элора. — Люблю вас и целую.

Нола была слегка ошарашена резким завершением разговора. Убрав телефон, она хмыкнула.

— Странная какая-то.

— Просто спала, — сказал Корбин, а сам задумался. Он не верил в то, что Элора плакала лишь из-за того, что скучала. Как и не верил в то, что она только проснулась. Сестра давно ведёт себя не так, как раньше. Она что-то скрывает. Снова.

Механик отменился. Корбин прямиком поехал к Заку.

~~~

Попрощавшись с мамой и Корбином, я почти задохнулась от плача. Нола застигла меня в тот момент, когда я просматривала выступления Читта на ютубе. Глаза были на мокром месте, а услышав родные голоса, совсем раскисла.

Вон помог мне снять маленькую квартирку в центре Нью-Йорка, в престижном районе, с двумя спальнями, отдельным санузлом и студией. Когда он привёл меня сюда впервые, я сразу сказала «да» и даже предложила Вону занять вторую спальню, но он отказался.

Восстанавливая здоровье, я днями напролёт проводила за компьютером: читала или смотрела новости, изредка фильмы, читала книги, а когда становилось совсем тоскливо, открывала галерею с фотографиями Читтапона. Гулять выходила только за покупками или вместе с Воном. В последние две недели он был очень занят работой, поэтому уделял мне минимум времени. Мы могли поужинать вместе, после чего он ехал к себе в отель. Мне нравилось уважение, с которым он относился ко мне. Ни разу Вон не заставил меня нервничать или переживать. Если мы говорили о Читте, то вспоминали самое лучшее. Я очень любила говорить о нём. И Вон широко улыбался, когда я рассказывала забавные истории.

Мне сложно было вспомнить, чего Читт не знал и чего не умел. Он был умным и талантливым. Танцы и пение — это лишь малая часть того, что он умел. Он прекрасно играл в баскетбол, умел вертеть мячик на пальце; он увлекался вейкбордингом и даже пытался научить меня ещё в Тайланде. Я рассказывала Вону, как смешно выглядела, падая в воду. А Читт был прекрасен во всём. Он знал несколько сложных языков, легко решал любые кроссворды. А ещё он очень любил кушать. Он ел много и требовал полноценные завтраки с кимчхи и супом с яйцом и водорослями. Он любил маринованных угрей и лапшу. Он смешивал яйца с рисом и, легко орудуя палочками, просто заглатывал еду, едва прожевав. При этом Читтапон не полнел. Он много двигался и учил движению меня.

Я могла бы многое о нём рассказать и никогда не устану. Только Вону не всегда было приятно слушать о моей любви к Читтапону, поэтому я закрывала тему.

До самого вечера я промаялась, не зная, чем себя занять. То плакала, то просто застывала у окна. Сделала попытку позвонить Марку, но номер был недоступен. Я никогда ему не нравилась, и это понятно, ведь из-за меня Читт изменился. Из-за меня его не стало…

Вон заглянул ко мне почти в одиннадцать вечера, но я ещё не ложилась. Приняла душ, надела пижаму, но собиралась посмотреть фильм.

— Голоден? Или может чаю хочешь?

— Я поужинал, но от чая не откажусь, — ответил он, вешая куртку на крючок.

Обернувшись, я быстро оценила его чёрную рубашку и белые брюки. А потом заметила перемены во внешности. Волосы были подстрижены горшком и покрашены в пшеничный цвет. Он выглядел по-нашему стильно.

— Мне нравится твоя новая причёска, Вон.

— Спасибо. За время карьеры что только со мной ни делали!

— Розовые волосы? Как его? У Тхэ Ёна были розовые волосы.

— Нет, я в розовый волосы не красил. Голубые были, да, в одном из видеоклипов. А Тхэ Ён был и салатовым, и просто белым и каким только не был. По сути, он ребёнок.

— С чего ты взял?

— Доводилось ездить с ним и с другими ребятами за город. Он один спать не может.

— Да ладно? — я хохотнула. — Сколько ему?

— Двадцать пять.

— И он боится спать один? — и я расхохоталась, когда Вон кивнул. — Поверить не могу!

— А ещё он может чистить зубы и уснуть на целых тридцать секунд. А потом резко, как по щелчку, очнуться и продолжить чистить зубы.

Я покатывалась со смеху. Вот бы не подумала! Но вдруг рука Вона оказалась поверх моей.

— Расскажи, лучше, как провела день.

— Э… ничего особенно, — поднявшись, начала суетливо убирать кружки со стола. — Хочешь посмотреть со мной фильм?

— Пожалуй, хочу. Мне необходим отдых.

Мы устроились на диване перед большим телевизором. Я достала всякие разные снэки и колу. С моего разрешения Вон снял с себя рубашку и остался в одних брюках. Меня не смутил обнаженный торс парня, даже внимания не обратила… в первые минуты просмотра. А потом я стала остро реагировать на соприкосновения моей руки с его кожей. Но это продлилось недолго, я вникла в сюжет фильма и больше не думала о Воне рядом с собой. Он, в свою очередь, разлегся, широко расставив ноги, и скучающим взглядом смотрел на экран.

Фильм оказался очень грустным. В голову снова полез Читтапон, и я прослезилась. Потом вдруг сказала:

— Мама с братом звонили.

Вон повернул голову и внимательно посмотрел на меня. Его лицо не выражало эмоций, он просто ждал.

— Мне было трудно с ними говорить. Мама упомянула Читта, говорила о нём, как о живом, и мне… мне… — я начала всхлипывать, и Вон притянул меня к себе. — Мне ужасно одиноко, Вон. Я хочу домой, но понимаю, что сама не смогу признаться им, что больше ничего нет… нет Читта, нет счастливого отпуска, нет…

У меня перед глазами снова встала картина того дня и Читт, который произносил свои последние слова: «Люблю тебя, чаги». Я разрыдалась, уткнувшись в плечо Вона, а потом почувствовала, как он прижимает меня к себе, успокаивая, и ещё крепче прильнула к нему.

— Я не выдержу, — сквозь рыдания простонала я. — Не выдержу… Помоги, Вон…

Нежные пальцы коснулись подбородка, Вон поднял мою голову, а в следующую секунду мы уже целовались. Я застыла, когда он медленно убрал волосы с моего плеча и провёл кончиком носа вдоль шеи до мочки уха, отчего на моём теле дыбом вставали волоски. Потом он медленно целовал каждый дюйм кожи, возвращаясь от чувствительного места к плечу. Закрыв глаза, я прислушалась к ощущениям. Со следующим глубоким поцелуем я потеряла способность соображать.

Сегодня, я уверена, Вон делал это намеренно, вынуждая меня отбросить печальные мысли и просто раствориться в ощущениях.

Возможно, это было неправильно. Только что должно удержать меня от этих действий? Одиночество стало слишком невыносимым, а скорбь до боли пугающей, и я хотела перестать думать, вспоминать и плакать.

В какой-то момент Вон помог мне сесть на него. Он наполовину лежал и теперь смотрел на меня снизу вверх. Протянув руки к моей шее, завёл назад, прихватив с собой волосы, и привлёк меня к себе. Мои губы раскрылись, и он тут же завладел ими.

Читтапон при этом не отпускал мои мысли. Внезапно вспомнила, как он любил сажать меня на себя и проделывать такие вещи, о которых можно только мечтать. Не знаю, что толкнуло меня, но я больше не хотела Вона. Я представила, что его руки — это руки Читта, скользящие по моей спине; пальцы Читта, не Вона, приподняли край мой шелковой рубашки и проникли в самые сокровенные места.

Через минуту я сидела без пижамной рубашки и без бюстгальтера. Вон вошёл во вкус, лаская моё тело руками и языком. А я видела Читта, отчего на душе становилось легче, словно его дух был здесь и управлял телом друга, чтобы доставить мне удовольствие.

— Тебе хорошо? — томным шёпотом спрашивал Вон.

— Да, — отвечала я, требуя новых поцелуев, пытаясь не думать о полных губах Вона, потому что у Читта губы были тонкие и практически не ощущались при поцелуе. В данном случае я чувствовала разницу, но усиленно отвергала её.

Аккуратно взяв меня за бёдра, Вон подсадил меня на свой торс. Мои ноги обвили его, словно вьющееся растение. Он отнёс меня в спальню и положил на кровать. Машинально прогнулась, сомкнув веки, а через секунду почувствовала вес его тела на себе. Не отрываясь от моих губ, он избавлялся от оставшейся одежды.

А я приговаривала про себя: «Это Читт. Это Читт. Сейчас я люблю его, и плевать, что тело чужое».

Вон не торопился. Взял одну мою руку, вытянул, прижал к подушке, следом вторую. Открыв на мгновение глаза, я увидела, как он смотрит на меня.

— Всё будет хорошо, Элора, — проговорил он и вошёл в меня.

В этот момент из моего горла вырвался не то стон, не то лёгкий выдох.

«Читт», — заставляла себя поверить в свою собственную реальность. И поверила. Настолько сильно поверила, что освобождаясь, выкрикнула его имя.

— О, Читт!

И открыла глаза, понимая весь ужас произошедшего.

С минуту Вон смотрел на меня, потом сделал очень резкое, злое движение. Лицо его исказилось обидой и ненавистью. И если бы он не сжимал мои запястья, я бы оттолкнула его, но я позволила ему кончить. После этого быстро вылезла из-под него и убежала в ванную.

~~~

Прохладная вода охладила мой разум. Какая же я дура! Зарылась в своё горе настолько, что вытворила такую глупость! Как Вону теперь в глаза смотреть? Я боялась выходить из ванной минут двадцать.

Приняв душ, я сделала глубокий вдох и вышла. Пока мылась, придумала, как буду извиняться.

Только извиняться было не перед кем.

Простыни на кровати по-прежнему были смяты. Брюки моей пижамы с нижним бельём лежали на полу. В студии на экране телевизора шли титры. Свет горел только в спальне и в прихожей. Одежды Вона я не обнаружила, как и самого Вона. К горлу подступил комок. А как всё хорошо начиналось!

Облачившись обратно в пижаму, я попробовала позвонить Вону. Он не отвечал.

Чертыхаясь и проклиная себя на чём свет стоит, написала сообщение: «Прошу, прости меня. Вырвалось случайно. Я не хотела».

Вон не ответил ни вечером, ни утром. К обеду его номер был недоступен. Расстроившись, я оделась, вызвала такси и поехала в отель, где он жил. Мы должны были поговорить. Нельзя было оставлять это так. Но в отеле мне сказали, что Вон рано утром съехал. Что было со мной в ту минуту, трудно передать словами.

Я долго бродила по городу, думая, что же я сделала Богу, что он решил так жестоко меня наказать. Последний год моей жизни казался сном, длинным и нереальным. А ведь третьего января мне стукнуло двадцать. В тот момент я была в коме. Уж лучше там и оставалась…

Вернувшись домой, мой взгляд сразу же столкнулся с отражением в зеркале, но не на него я смотрела, а на слова, нацарапанные моей же губной помадой:

«ПРОЩАЙ, ЭЛОРА».

~~~

Сеул, Республика Корея

Тхэ Мин всегда был сентиментальным, а сейчас стал невыносимым. Из аэропорта, не отдохнув, Вон примчался к другу, а тот без остановки плачет. Ну, сколько можно?

Лёжа в кресле, Вон выслушивал его нытьё.

— Как же так, как же так? Я до сих пор поверить не могу… Это она убила его!

— Не говори чушь.

— Она! Элора эта! Никогда она мне не нравилась. Уверен, он спровоцировала аварию.

— Какая ей от этого выгода? — вздохнул Вон, глядя на экран телефона.

— Ответь. Кто-то звонит.

Звонила Ким и при Тхэ Мине говорить с ней Вон не мог. Перед отъездом Вон написал, что возвращается в Сеул и пообещал, что у Элоры духу не хватит ехать сюда вслед за ним. А сам уже подумал, что после того, как он непорядочно поступил, она вряд ли захочет ехать в Сеул. Если Элора себя уважает, то возненавидит его. Какое счастье, что она сама помогла ему побыстрее разделаться с их отношениями. Было неприятно, но Вон мог всё пережить. От приза он отказался добровольно, потому что больше не мог играть с её чувствами.

— Да ответь же ты! — нервничал Тхэ Мин, затем, всплеснув руками, вышел на улицу.

Не теряя времени, Вон ответил на звонок.

— Я думала, ты спишь. Хотела приехать, чтобы разбудить парой ударов подушкой. Какие новости ты мне расскажешь?

Пройдя к окну, он наблюдал, как Тхэ Мин пинает газон и содрогается от плача.

— Я оставил Элору в Нью-Йорке.

— Вау. А как же твоя любовь?

— Нет никакой любви, Ким! Так… увлечение. Да и не мог я закрутить с ней роман, тогда бы пришлось везти её в Сеул. Пусть страдает в одиночестве. Уверен, скоро она вернётся в Орландо к родным и забудет нас.

— Уверен, что она не решит заявить права на наследство?

Тхэ Мин присел у края бассейна, умыл лицо и встал.

— Уверен. — Вон отвернулся от окна. — Она сказала, что ей ничего не нужно. Желаю удачи, Ким. Моя роль на этом закончена.

Отключив звонок, Вон обернулся. В комнате стоял ошарашенный Тхэ Мин.

— Ты говорил с Ким?