Блэк Сити

Глава 30 Эш

Мы стоим и ждем у железных ворот, в то время, как охранники Легиона идут докладывать Сигуру о нашем прибытии. Часть стены, которая была разрушена в результате взрыва, была наспех восстановлена, и эту часть патрулировал лишь один отряд Стражей-гвардейцев. Мы подождали, пока они не вернутся к своим постам, прежде чем подойти к воротам.

Натали смотрит вверх на охранников Легиона, которые патрулируют стену.

— Не беспокойся — они не обидят тебя, — тихонько говорю я. — Они не нападут, пока Сигур или кто-нибудь из его приближенных им не прикажет.

Железные ворота открываются, и мы заходим внутрь. В гетто стало все еще хуже, чем мне помнится. Повсюду на мокрой вонючей земле валяются осколки от бомбы, а многочисленные лачуги разрушены. Из ветхих строений на нас таращится сотня сверкающих глаз, когда мы проходим мимо. Я несу на руках тело мамы. Она завернута в меховое манто из волчьей шкуры — в то, что ей подарил папа на свадьбу. Он продолжает держать её руку в своей, бормоча себе под нос слова утешения, как будто она слышит его. Натали прикрывает рукой рот, когда видит и чувствует по запаху, какой Легион изнутри.

В окружении двух дюжин охранников, нас поджидает Эвангелина. Она пристально смотрит на тело моей матери и глаза её наполняются слезами. Натали подходит ближе ко мне.

— Извини, за кавалерию. Но так будет безопаснее. — Эвангелина кивает в сторону истощенных Дарклингов, которые повыходили из своих домов, соблазненные запахом человеческой крови.

Наши провожатые тычат и ударяют по Дарклингам своими палками, чтобы те держались от нас подальше. Папа бормочет молитву.

— Держись ко мне ближе, — говорю я Натали.

Неожиданно что-то проносится мимо моих ног. Между нами оказывается молодой Дарклинг, еще совсем мальчишка, и вонзает клыки Натали в ногу. Она кричит и один из охранников отталкивает ребенка. По ноге Натали бежит кровь и Дарклинги воют, учуяв её запах.

— Шевелитесь! — велят нам провожатые.

Мы бежим к лодке. Я держу маму и потому постоянно поскальзываюсь и спотыкаюсь, когда бегу по грязи. Мне не следовало брать сюда Натали. Я поступил эгоистично. О чем я только думал? Папа берет Натали за одну руку и сопровождает её в качестве защитника. Я благодарно ему улыбаюсь.

К нам приближается Сигур, издавая громкое рычание. Дарклинги немедленно пятятся. Они по-прежнему уважают своего предводителя, не важно насколько они голодны. Он смотрит на Натали.

— А она что здесь делает? — спрашивает он.

— Она со мной. Ты можешь ей доверять, — говорю я.

Эвангелина насмешливо фыркает.

— Ты не должен был приводить её сюда. Ты всех нас подверг огромному риску, — высказывает своё недовольство Сигур.

— Прошу тебя, она нужна мне. Ты, как никто из всех, должен меня понять, — отвечаю я.

Сигур бросает короткий взгляд на мою грудь, в то место, где бьется моё сердце. Так он может слышать сердцебиение? Тогда он должен понимать, какие чувства я к ней испытываю.

— Мой отец отдал свою жизнь ради Вас, господин посол, — говорит Натали Сигуру. — Вы ему доверяли — можете доверять и мне. Я не такая, как моя мать. Я не согласна ни с чем из того, что она делает.

— При первых же признаках возникновения проблем, она должна будет тут же вернуться к воротам, — говорит он мне.

Я киваю.

Мы садимся в лодку и плывем в зоопарк. Натали прикрывает тканью одежды укус Дарклинга.

— Извините за это, — говорит Сигур, подразумевая Дарклингов. — После взрыва бомбы, Эмиссар отрезала поставку продуктов питания.

— Мама? Но почему? — спрашивает Натали.

— Правительство Стражей считает, что мы объединились с Людьми за Единство, чтобы разбомбить стену. Просто они хотят обвинить нас еще и в этом. Все что угодно, лишь бы это помогло пройти Закону Роуза, — говорит он.

Уже в зоопарке, Сигур ведет нас в маленькую, вырубленную в скале, комнату. Она освещена факелами, которые бросают длинные тени на камень. Посередине пещеры стоит каменный алтарь, на котором стоит эмалированная урна. Сигур ставит урну на пол, и я аккуратно кладу маму на алтарь. Она кажется такой маленькой и хрупкой в этой своей шубе.

Сигур слегка отгибает мех и смотрит на маму. Он начинает рыдать.

— Она нашла успокоение, — говорит отец, надломленным голосом.

Сигур обнимает отца. Это так странно, видеть, как они утешают друг друга, объеденные общим горем.

По щекам Эвангелины катятся слезы. Сегодня мы оба потеряли мать.

— Тебе нужно пойти к ней. Ты ей нужен, — говорит Натали.

Я так и делаю, подхожу к Эвангелине и притягиваю её к себе. Она беззвучно рыдает у меня на груди.

В пещеру входит Первосвященник, одетый в зеленую длинную до пола мантию.

— Я должен приготовить её для Со'Камура, — говорит он.

Я не хочу оставлять её здесь совсем одну среди этих незнакомцев, хотя с другой стороны, я осознаю, что это не незнакомцы. Вся её жизнь прошла здесь. Она знала этих людей.

Мы все выходим на улицу. Сигур устало трет рукой лоб. Он выглядит совершенно разбитым. Эвангелина перехватывает мой взгляд, когда я смотрю на него.

— Все стало гораздо хуже, с тех пор, как ты побывал у нас на прошлых выходных, — говорит она.

— Что ж, я так и думал, — отвечаю я.

— Но и это не самое худшее, — говорит она.

— Что ты имеешь в виду? — уточняю я.

Сигур устало показывает нам следовать за ним. Мы идем в сторону больницы, которую Эвангелина показывала в первое моё здесь появление. В ноздри тут же ударяет вонь. Разложение. Смерть. Это запах Разъяренных.

— Вирус мутировал, — говорит Эвангелина, когда мы входим в палату. — На прошлой неделе три Дарклинга здесь были совершенно здоровы, а теперь у них последняя стадия. Болезнь каким-то образом протекает очень быстро, но мы не знаем почему.

Она указывает на трех Дарклингов, лежащих на ближайших к нам металлических кроватях. Они тянут руки и кричат на своем языке:

— Убейте меня.

Глаза у них желтые, а кожа начинает гнить. Первый Дарклинг мужчина, его искусанное лицо отвратительного зеленого цвета. Рядом с ним две девушки Нордин, с торчащими из-под лопаток обрубками вместо крыльев. Их некогда густые длинные белые волосы сильно поредели, образуя залысины. Я узнаю всех троих; все три жертвы были у мистера Табса, когда я приходил к нему с Натали.

Мое тело начинает трясти, когда до меня, наконец, доходит правда.

— Я знаю, что подмешивают в Золотой Дурман, — говорю я, дрожащим голосом.

Я смотрю на Сигура.

— Вирус Разъяренных.