Блестящая партия

Глава 22

Глядя на Софи, беседовавшую с гостями в другом конце зала, Джеймс уверял себя, что все еще контролирует свои чувства. На вопрос, почему ему нужно уверять себя в этом, он ответить не мог; может быть, потому, что, наблюдая за ней весь вечер, он уже не раз восторгался тем, как изумительно она исполняла роль хозяйки. От Софи исходила такая доброжелательность и заинтересованность, что это заставляло улыбаться всех, кроме его матери, сидевшей у стены комнаты вместе с такими же пожилыми леди и время от времени обмахивающей себя веером. Но в этом не было ничего нового.

Заметив входящего в зал молодого человека, Джеймс с удивлением понял, что это его младший брат. Черный фрак делал его заметно более солидным: высокий и уверенный в себе Мартин стоял в дверях, опустив вдоль бедер руки в белых перчатках, и равнодушно осматривал публику.

Джеймс не спеша подошел к нему.

– Ты все-таки решил прийти?

Они вместе пошли вдоль зала.

– Я не мог удержаться. Пытался соорудить бомбу, чтобы она взорвалась у дверей лорда Нидема сегодня вечером, но музыка отвлекала меня, и я так и не сумел сосредоточиться.

Джеймс остановился и испуганно взглянул на брата, но Мартин лишь укоризненно покачал головой:

– Я шучу, Джеймс, неужели ты не понимаешь?

В этот момент к ним подошла Софи и с очаровательной улыбкой протянула вперед руки, приветствуя юношу.

– Как приятно встретиться с тобой снова, Мартин, я ведь не видела тебя с самого дня свадьбы. Наконец-то ты присоединился к нам.

Обрадовавшись такому теплому приему, Мартин наклонился и поцеловал Софи в щеку, после чего она взяла его под руку и повела по залу.

– Надеюсь, дорога была не слишком скучной? – спросила она.

Мартин охотно рассказал ей, что в дороге ему действительно было скучно, и Софи внимательно выслушала его, а затем сама рассказала о некоторых случаях, происходивших с ней в дороге. Не прошло и нескольких минут, как Мартин начал улыбаться и один раз даже засмеялся. Джеймс не переставал изумляться тому, как ему повезло с женой, столь же фантастически богатой, сколь и очаровательной. Эта женщина могла сотворить даже такое чудо, как, например, заставить его вечно хмурого братца улыбнуться.

– Тут есть несколько молодых девушек, – заметила Софи, – если хочешь, я представлю тебя.

– Конечно, хочу!

Когда они подошли к нескольким стоявшим в стороне дамам, Софи тут же обменялась с ними любезностями, и они радостно заулыбались ей в ответ. При этом Джеймс почувствовал, что все гости восторгаются его молодой женой.

– Леди Бичем, – произнесла Софи, – могу я представить вам брата моего мужа, лорда Мартина Лэнгдона? Мартин, это леди Бичем и ее дочь леди Эмма Кросби.

Мартин вежливо поклонился и тут же спросил разрешения у Эммы записать свое имя в ее карточке для танцев. Зазвучала музыка, и молодые люди закружились в танце.

– Ты совершенно поразительная женщина, – сказал Джеймс жене, когда они, уединившись на балконе, нашли свободное место возле растущей в красивом горшке маленькой елки. Октябрьский вечер выдался теплым и безветренным, в воздухе стоял аромат недавно опавших листьев.

– Чем же это? – кокетливо спросила Софи. – И, пожалуйста, не опускай деталей.

Джеймс усмехнулся:

– Ты умеешь дать людям почувствовать, что высоко ценишь их: каждому кажется, что ты весь день ждала возможности поговорить именно с ним, и поэтому каждый из них обожает тебя.

Положив руки на балюстраду, Софи недоверчиво спросила:

– Меня? Американку? Кто мог когда-нибудь подумать такое?

Положив свою руку поверх ее руки, Джеймс кивнул:

– К сожалению, в отношении прошлого ты права, но теперь ты всех очаровала и победила Англию.

Софи рассмеялась:

– О, Джеймс, мне никогда никого не хотелось побеждать, я только хотела найти свое счастье.

– И ты нашла его? – Он был невероятно удивлен своим вопросом и своим желанием узнать ее ответ, потому что прежде ничуть не заботился о том, счастлива ли она. Зато общение с женой в последние несколько недель доставляло ему большую радость, и он не мог этого не оценить.

Софи коснулась его щеки ладонью.

– Да, я никогда не была счастлива более чем сейчас. Особенно я рада тому, что мы сумели доставить удовольствие друг другу.

Удовольствие. Джеймс вспомнил, как использовал это слово всего месяц назад, в ночь перед отъездом в Лондон. Тогда он уехал, даже не попрощавшись с женой, лишь сказав ей, что нет ничего плохого в том, чтобы доставлять друг другу удовольствие, однако он никогда не полюбит ее.

Хотя Софи говорила, что любит его, он не поверил ей в ту ночь, поскольку считал это невозможным. Любовь нельзя так легко обрести, и она не может появиться так быстро, думал Джеймс; он был уверен, что Софи вышла за него замуж только ради титула. Теперь, глядя в ее глаза, он испытывал неподдельный восторг. Это было как огромная приливная волна, мощность которой возрастала с каждой ночью, проведенной в ее объятиях, с каждым утром, когда он просыпался рядом с ней.

Неужели это и была любовь? И если да, то когда это началось?

Джеймс вспомнил недавнюю ночь в его спальне, когда Софи задавала ему вопросы о его детстве. После этого, когда они занимались любовью, какая-то дверца в его душе чуть-чуть приоткрылась. Наверное, это и было начало. Он почувствовал прежде незнакомый ему прилив нежности, и потом из него выросло что-то большее.

– Ты была сейчас так добра с Мартином. – Джеймс взял руку жены и поцеловал. – Спасибо тебе.

– Меня не за что благодарить: я действительно рада ему. Надеюсь, Мартин, в конце концов, поймет, как хорошо мы относимся к нему, и согласится жить с нами.

Джеймс был откровенно растроган ее словами.

– Я никогда в жизни не встречал такого человека, как ты. Никто вот так, без стеснения и боязни, не решался высказывать при мне свои чувства к другому человеку.

Софи лукаво посмотрела на мужа:

– Может быть, тебе самому стоит попробовать когда-нибудь?

Джеймс наклонился и крепко поцеловал ее в губы, потому что только так мог выразить ей свои чувства. Он сам не понимал, что с ним происходит, и, конечно, не в состоянии был высказать это словами.

Позже, ночью, Джеймс пришел в ее спальню. Софи сидела в кресле у горящего камина, без одежды, ожидая его. Когда он подошел к ней, она встала, и он обнял ее.

Это была любовь, и он больше не мог ей противостоять.

На следующее утро Софи в окно увидела, что Пьер Биле в составе небольшой компании направляется в сад.

Ей так и не удалось получить какой-либо информации о его намерениях. Когда накануне она гуляла с Пьером, он не сказал ничего подозрительного, и она терялась в догадках, пытаясь предположить, что он собирался предпринять. Возможно, этот человек был совсем не так опасен, как думала Марион, но, может быть, эта опасность была просто скрыта до поры до времени.

Проходя по коридору, Софи остановилась перед дверью комнаты Пьера. Ах, если бы она могла узнать о нем побольше... ну хоть что-нибудь!

Вокруг было совсем тихо, и Софи никак не могла оторвать глаз от дверной ручки комнаты Пьера. Что, если она найдет там ключик к разгадке тайны? Может быть, дневник?

Дневник? Слишком заманчивая надежда.

Во всяком случае, если она собирается уговорить Марион открыть всю правду Джеймсу, ей сначала нужно самой узнать, в чем состоит эта правда. Она не может вечно хранить этот ужасный секрет от мужа, особенно теперь, когда, как она надеялась, он готов доверять ей и полюбить ее.

Наконец, еще раз оглядевшись и убедившись, что ее никто не видит, Софи приоткрыла дверь в комнату Пьера.

Стоявшая у стены кровать была аккуратно застелена, камин погашен. Открытый саквояж виднелся на полу у окна, на комоде лежали щетки и бритва.

Софи на цыпочках подошла к саквояжу и, заглянув в него, убедилась, что он пуст, а когда открыла дверь гардероба, то обнаружила лишь несколько дорогих рубашек и костюмов. Ощущая неловкость, чувствуя себя виноватой, она засунула руку в карман одного из них, затем в другой, надеясь найти хоть что-то... Однако все карманы оказались пустыми.

Закрыв дверь гардероба, Софи подошла к туалетному столику, на котором обнаружила путеводитель по Лондону. Больше кругом не было ничего необычного.

Опасаясь быть обнаруженной в чужой комнате, Софи решила, что лучше ей поскорее уйти. Приоткрыв дверь, она выглянула наружу, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, а затем выскользнула из комнаты.

Не успела она сделать и нескольких шагов по залу, как услышала знакомый голос:

– Дорогая...

Софи почувствовала, как запылали ее щеки. Заставив себя улыбнуться, она повернулась к мужу.

– У тебя найдется несколько минут для меня?

– Джеймс.

– Конечно. – Софи пыталась угадать, видел ли он, откуда она только что вышла.

Подойдя к ней и поцеловав ее в щеку, Джеймс спросил:

– Ты, верно, по горло завалена хозяйскими обязанностями?

– Да, так оно и есть. Гости собираются уезжать после ленча, и мне никак не удается организовать дело так, чтобы все были довольны. Некоторые хотят попасть на более ранний поезд, другие на более поздний – настоящий кошмар...

– Могу я чем-нибудь помочь тебе?

– Нет, спасибо. В конце концов, я справлюсь.

Джеймс посмотрел на дверь комнаты Пьера.

– Я заметил, что ты только что вышла из комнаты месье Биле. Надеюсь, он доволен пребыванием у нас?

Софи неожиданно услышала неравномерные удары собственного сердца.

– Да. Я проверяла, наполнены ли чернильницы в комнатах у гостей.

– И они полные?

– Да, – ответила она и слегка приподняла бровь. Несколько секунд Джеймс пристально смотрел на нее, и Софи делала все возможное, чтобы выглядеть спокойной, – она ни в коем случае не хотела, чтобы муж подумал, будто она что-то скрывает от него. Джеймс еще раз поцеловал ее.

– Ты занята, и я не стану тебя задерживать. С нетерпением буду ждать спокойного обеда сегодня вечером. – С этими словами он повернулся и пошел вдоль коридора.

Некоторое время Софи стояла неподвижно, испытывая ужас от того, что только что сотворила. Может быть, ей все же надо было во всем признаться Джеймсу? Если бы у нее имелось хотя бы несколько минут, чтобы спокойно все обдумать...

Расхаживая по кабинету, Джеймс задумчиво поглядывал в окно. На самом ли деле Софи проверяла чернильницы? И что заставляло его думать иначе? Ее покрасневшие щеки или, возможно, тон, которым она говорила?

Усевшись в кресло перед потухшим камином, он большим пальцем потер подбородок. Не важно, что заставило его сомневаться; что-то шло не так, и тут дело было вовсе не в его излишней подозрительности. Джеймс не сомневался, что жена солгала ему.

Уже с первого момента появления в доме француза у Джеймса возникли нехорошие предчувствия. Отчего-то этот джентльмен не вызывал у него доверия, и это было совершенно не связано с Софи.

Но зачем ей заходить в комнату Пьера, когда он гуляет в саду? Или между ними все-таки были какие-то отношения?

Поднявшись и злясь на себя за то, что ему в голову могли прийти такие мысли, Джеймс снова подошел к окну.

Лишь бы это не было началом дороги в преисподнюю.

Нет-нет! Уж лучше он не будет делать преждевременных мелодраматических выводов, пока его подозрения столь призрачны. С того самого момента, когда Софи согласилась стать его женой, она была заботливой и преданной, даже тогда, когда столкнулась с его жестоким характером, который до этого он скрывал от нее, и уличать ее в каких-то тайных преступлениях было бы просто абсурдом.

Джеймс уперся головой в оконную раму. Наверное, ему следует пойти в комнату Пьера, проверить чернильницы и удовлетворить свое любопытство.

Через несколько минутой, подозрительно оглядываясь по сторонам, уже заходил в комнату французского гостя.

Отметив пустой саквояж Пьера, Джеймс заглянул в чернильницу. Она была пуста. Затем взгляд его упал на кровать, где на подушке лежала записка и красная роза на ней. Развернув записку, Джеймс убедился, что автор использовал гербовую бумагу герцогства.

«Мой дорогой Пьер, – было написано элегантным почерком, очень похожим на почерк его жены, – я получила большое удовольствие от нашей прогулки по саду, и мне хотелось бы еще хоть немного побыть с вами наедине. Пожалуйста, не уезжайте в Лондон, останьтесь в замке еще на несколько дней, потому что я не готова расстаться с вами».

Усевшись на край кровати, Джеймс перечел записку еще раз. Он не хотел верить тому, что видели его глаза, не хотел ощущать ледяной холод, который распространялся по его венам.

Возможно, Пьер завел роман с кем-то из гостивших в замке дам, чей почерк напоминал почерк Софи? Но нет, все гости уезжали, а Пьера просили остаться в замке.

Может быть, это кто-то из слуг? Но откуда у них гербовая бумага?

Внезапная злость закипела в его душе. Джеймсу даже показалось, что он теряет рассудок. Он не мог в это поверить, никак не мог. И что же ему теперь делать?..

В итоге Джеймс обошел весь дом, разыскивая Софи, а когда нашел ее в столовой, где она проверяла расположение приборов, то, не повышая голоса, спросил:

– Могу я отвлечь тебя на несколько минут, дорогая?

– Да, как только закончу с этим, – ответила Софи, продолжая раскладывать приборы.

– Тогда пройдем в мой кабинет, если не возражаешь.