Блистательный маркиз

Глава 21

Когда Джеймс выносил ее из дома, Элизабет извивалась, как угорь. Причем не на шутку разъяренный. Но и Джеймс проявил скромность, описывая свои достижения на поприще бокса. У него был немалый опыт, который он приобрел отнюдь не за «несколько уроков». Будучи в Лондоне, он ежедневно посещал заведение Джексона, "предназначенное для джентльменов, желающих поразмяться, отделывая друг друга по всем правилам бокса. А вне Лондона часто приводил в смятение прислугу, грациозно перескакивая с ноги на ногу и дубася мешок с сеном. В результате руки его были сильными, тело крепким, так что Элизабет, несмотря на все ее потуги, ничего не добилась.

— Поставьте меня на землю! — потребовала она. Он не счел нужным ответить.

— Милорд! — возмущенно воскликнула девушка.

— Джеймс! — огрызнулся он, решительными шагами удаляясь от коттеджа. — Вы достаточно долго обращались ко мне по имени, чтобы отказываться теперь от этой привычки.

— Но тогда я считала вас мистером Сидонсом, — парировала Элизабет. — Поставьте меня на ноги.

Джеймс продолжал шагать, сжимая рукой ее талию как тисками.

— Джеймс!

Он хмыкнул:

— Так-то лучше.

Элизабет лягнулась сильнее, вынудив его обхватить ее второй рукой. Она тут же затихла.

— Поняли наконец, что вырваться невозможно? — поинтересовался он довольно мягким тоном. Она одарила его сердитым взглядом.

— Видимо, это означает «да».

Наконец, прошагав в молчании еще несколько минут, он поставил ее на землю рядом с громадным деревом. Спина ее упиралась в ствол, а ноги покоились на толстых узловатых корнях. Джеймс вытянулся перед ней, скрестив руки на груди и широко расставив ноги.

Свирепо уставившись на него, Элизабет, в свою очередь, скрестила руки. И поскольку она стояла на некотором возвышении, разница в их росте была не слишком заметна.

Джеймс слегка пошевелился, перераспределяя свой вес, однако воздержался от замечаний.

Элизабет выставила вперед подбородок и стиснула зубы. Джеймс вскинул бровь.

— О, ради Бога! — взорвалась Элизабет. — Да говорите же наконец, что собирались.

— Вчера, — сказал он, — я попросил вас выйти за меня замуж.

Она нервно сглотнула.

— Вчера я вам отказала.

— А сегодня?

На кончике языка у Элизабет вертелось: «Сегодня вы не просили!» — однако она не решилась произнести этого вслух. Такого рода реплику можно было бросить человеку, которого она знала как Джеймса Сидонса. Но стоявший перед ней маркиз был кем-то совершенно другим, и она не знала, как с ним обращаться. И совсем не потому, что не имела опыта общения с аристократами. Недаром же она провела столько лет в обществе леди Дэнбери.

У Элизабет было такое чувство, словно она попала в нелепый фарс, правил которого не знает. Всю жизнь ее учили, как себя вести, как и всех англичанок благородного происхождения. Но никто не говорил, что делать, если влюбишься в человека, который меняет свою личность с легкостью, с которой другие меняют перчатки.

После затянувшейся паузы она сказала:

— Вам не следовало присылать нам банковский чек.

Джеймс вздрогнул.

— Вы его получили?

— Вчера вечером.

Он выругался себе под нос, пробормотав что-то вроде: «Крайне неудачный момент».

Глаза Элизабет увлажнились, и она усиленно заморгала.

— Зачем вы это сделали? Неужели вы думали, что мне нужна благотворительность? Как будто я жалкая, беспомощная…

— Я думал, — с нажимом произнес Джеймс, — что преступно позволять вам выходить замуж за развратного подагрика, чтобы обеспечить брата и сестер. Более того, мое сердце просто разрывалось, когда я видел, как вы буквально лезете из собственной кожи, стараясь соответствовать представлению миссис Ситон о том, какой должна быть женщина.

— Мне не нужна ваша жалость, — тихо вымолвила она.

— Жалость здесь ни при чем, Элизабет. Вы не нуждаетесь ни в каких эдиктах. Единственное, на что они способны, так это подавить ваш дух. — Он усталым жестом взъерошил волосы. — Я не вынесу, если вы лишитесь огня, который делает вас совершенно особенной. Задорных искорок в ваших глазах и загадочной улыбки, когда вам весело.

Элизабет нервно сглотнула, чувствуя себя неловко от его слов.

Джеймс шагнул вперед, вполовину уменьшив расстояние между ними.

— Все, что я делал — я делал из дружбы.

— К чему тогда вся эта секретность? — прошептала она. Он приподнял брови, с сомнением глядя на девушку.

— Вы хотите сказать, что приняли бы чек? — Выждав не более секунды, он добавил:

— Не думаю. Кроме того, я должен был изображать Джеймса Сидонса. Откуда у управляющего такие деньги?

— Джеймс, вы хоть понимаете, какое унижение я испытала вчера вечером, когда пришла домой после всего, что случилось, и обнаружила анонимный чек из банка?

— А что бы вы почувствовали, — парировал он, — если бы он прибыл двумя днями раньше? До того как узнали, кто я такой? Прежде чем у вас появились основания заподозрить, что он от меня?

Элизабет прикусила губу. По всей видимости, отнеслась бы подозрительно, но в целом пришла бы в восторг. И безусловно, приняла бы дар. Гордость гордостью, но детям нужно есть. Да и Лукасу пора в школу. А если бы она приняла предложение Джеймса…

— Вы хоть представляете себе, какая вы эгоистка? — осведомился он, прервав, к счастью, ее мысли, устремившиеся в опасном направлении.

— Как вы смеете? — воскликнула она дрогнувшим от негодования голосом. — Не смейте называть меня так! Я готова смириться с любыми оскорблениями, но не с этим.

— Потому что последние пять лет трудились на благо семьи? Потому что отдаете детям все без остатка, не думая о себе?

Насмешливые нотки, звучавшие в его голосе, привели Элизабет в такую ярость, что она была не в состоянии ответить.

— Да, вы делали все это, — заявил он с обидным высокомерием, — и тем не менее не задумываясь отказались от единственного шанса улучшить положение, единственной возможности покончить со всеми тревогами и обеспечить детям жизнь, которую они, с вашей точки зрения, заслуживают.

— У меня тоже есть гордость, — проскрежетала она. Джеймс хрипло рассмеялся:

— О да! И совершенно очевидно, что вы ставите ее выше, чем благополучие своей семьи.

Элизабет занесла руку, собираясь дать ему пощечину, но он легко перехватил ее.

— Даже если вы не выйдете за меня замуж, — сказал он, стараясь не обращать внимания на резкую боль в груди, которую вызвала одна мысль о подобной возможности, — даже если вы не выйдете за меня замуж, вы можете взять эти деньги и вычеркнуть меня из своей жизни.

Она покачала головой:

— Тогда вы приобретете надо мной слишком большую власть.

— Каким это образом? Деньги ваши. Это же банковский чек. Я не могу забрать его назад.

— Вы нашли бы способ наказать меня, — прошептала девушка, — если бы я взяла чек, но не вышла за вас замуж.

Сердце Джеймса обдало холодом.

— Вот, значит, за кого вы меня принимаете?

— Я не знаю, за кого вас принимать! — взорвалась она. — Я даже не знаю, кто вы такой.

— Вы знаете достаточно, чтобы понять, что я за человек и каким буду мужем. — Он коснулся ее щеки, дав волю чувствам. Вся его любовь, вся душа отразилась в его глазах. — Элизабет, вы знаете меня лучше, чем кто-либо другой!

Джеймс видел ее нерешительность и в эту секунду почти ненавидел ее. Он предложил ей свое сердце до последней частички — и все, на что она способна, так это колебаться?

Приглушенно выругавшись, он повернулся и зашагал прочь. Однако не успел он сделать и пары шагов, как Элизабет окликнула его:

— Постойте!

Он медленно повернулся к ней.

— Я выйду за вас замуж! — выпалила она. Его глаза сузились.

— Почему?

— Почему? — тупо повторила она. — Как это почему?

— Вы неоднократно отказывали мне в течение двух дней, — напомнил он. — Почему вдруг такая перемена?

Губы Элизабет приоткрылись, горло в панике сжалось. Она не могла вымолвить ни слова, не могла даже думать. Чего она меньше всего ожидала, так это того, что он усомнится в ее согласии.

Джеймс шагнул вперед, подавляя жаром и мощью своего тела, хотя и не касался ее. Затаив дыхание, Элизабет прижалась спиной к дереву, уставившись в темные глаза, сверкавшие гневом.

— Вы… вы просили меня, — удалось выговорить ей. — Вы просили меня, и я согласилась. Разве вы не этого добивались?

Он медленно покачал головой и уперся в дерево, заключив ее в кольцо своих рук.

— Я хочу знать, почему вы согласились.

Элизабет глубже вжалась в ствол дерева, ужасаясь его тихому голосу и убийственной сдержанности. Если бы он орал или бранился, она бы знала, что делать. Но его холодная ярость нервировала ее, а тесная ловушка из его рук заставляла кровь кипеть в жилах.

Глаза ее расширились, и она подумала, что он сочтет ее трусихой, судя по ее испуганному выражению.

— Вы привели такие убедительные аргументы, — сказала Элизабет, черпая силы в своей гордости — том самом качестве, которому она, по его словам, чересчур потакает. — Я… я не могу обеспечить детям ту жизнь, которую они заслуживают, и если мне все равно нужно выйти замуж, то почему бы не за того, кто…

— Забудьте об этом! — отрывисто бросил Джеймс. — Предложение отзывается.

Дыхание вырвалось из ее груди в коротком шумном выдохе.

— Отзывается?

— На таких условиях вы мне не нужны.

Колени ее подогнулись, и она ухватилась за ствол дерева для поддержки.

— Я не понимаю, — прошептала она.

— Я не желаю, чтобы за меня выходили ради денег, — выспренно заявил он.

— О! — взорвалась Элизабет, гнев ее вспыхнул с новой силой. — Так кто же из нас лицемер? Вначале вы беретесь учить меня, как окрутить бедного, ничего не подозревающего простофилю, затем отчитываете за то, что не взяла у вас деньги, чтобы обеспечить семью. А теперь… у вас хватает наглости отозвать свое предложение — крайне неджентльменский поступок, должна вам сказать, — только потому, что я честно призналась, что нуждаюсь в ваших деньгах и положении ради семьи. Хотя, — сердито выпалила она, — вы сами использовали именно этот довод, чтобы убедить меня согласиться выйти за вас замуж!

— Вы закончили? — поинтересовался он с высокомерным видом.

— Нет! — огрызнулась Элизабет. Она была рассержена и обижена и хотела отплатить ему той же монетой. — Вы же всегда знали, что за вас выйдут исключительно ради денег. Разве не так полагается в вашем кругу?

— Да, — согласился Джеймс прохладным тоном. — Брак по расчету предназначен мне судьбой. Так поступили мои родители, а до этого их родители и так далее. Я могу смириться с браком без любви, если он основан на деньгах. Так меня воспитали. — Он подался вперед, пока его губы не оказались так близко от нее, что она ощутила его дыхание. — Но с вами я не потерплю ничего подобного.

— Почему же? — прошептала она, не в состояния отвести взгляда от его глаз.

— Потому что между нами существует вот это… Стремительным движением он обхватил затылок Элизабет и нашел ее губы. А затем прижал ее к себе с таким неистовством, что у нее мелькнула мысль, что им движет гнев. Однако, несмотря на яростную силу его объятий, губы его скользили по ее губам с ошеломляющей нежностью.

Это был поцелуй, за который не жалко умереть, поцелуй, который она не смогла бы прервать, даже если бы адский огонь лизал ее пятки. Пульс ее участился, внутренности трепетали. Высвободив руки, Элизабет обняла его, скользя ладонями по спине и шее, пока не погрузила пальцы в густые завитки волос на затылке.

Джеймс шептал слова любви, лаская губами ее щеку. Добравшись до уха, он пощекотал языком мочку, чуть не замурлыкав от удовольствия, когда она запрокинула голову и подставила ему точеную шею.

Это неизменно воспламеняло Джеймса. Но то, что он испытывал сейчас, могло свести с ума. У Элизабет были настолько светлые волосы, что переход от них к коже казался едва заметным. От нее исходило возбуждающее, присущее ей одной благоухание — нежный аромат роз с примесью душистого мыла.

Он прошелся губами по ее шее, задержавшись на ключице, чтобы отдать должное ее изысканной линии. Верхние пуговицы ее платья были расстегнуты. Джеймс не помнил, чтобы расстегивал их, но, видимо, он это сделал и ощутил восторг при виде узкой полоски обнаженной кожи.

Часто дыша, Элизабет что-то шептала в его волосы, когда он приподнялся, чтобы прильнуть губами к углублению у нее под подбородком. Он слышал ее тихие возгласы и вздохи, приходя в еще большее возбуждение от явных свидетельств ее желания. Она хотела его, хотя и не отдавала себе в этом отчета, но он знал правду. Этого она не могла утаить.

Наконец он нехотя отстранился, не убирая рук с ее плеч. Оба они дрожали, тяжело дыша, и нуждались в поддержке друг друга. Джеймс не был уверен, что устоит на ногах, да и Элизабет выглядела не лучше.

Он жадно смотрел на нее. Волосы ее растрепались, выбившиеся из пучка прядки, казалось, тянулись к его губам. Джеймсу понадобилось все самообладание, чтобы не прижать ее к себе.

Ему хотелось сорвать с Элизабет одежду, уложить ее на мягкую траву и сделать своей самым примитивным из всех возможных способом. А затем, когда у нее не останется сомнений, что она окончательно и бесповоротно принадлежит ему, Джеймс сделал бы это снова, но на этот раз медленно, исследуя каждый дюйм ее тела руками и губами, пока, разгоряченная, она не выгнется от желания…

Он резко убрал руки с ее плеч. Не следует касаться ее, пока его мысли принимают столь опасный оборот.

Обессиленно прислонившись к дереву, Элизабет подняла на него громадные голубые глаза. Она облизнула губы, скользнув по ним языком, и Джеймса словно ударили под дых.

Он отступил еще на шаг. С каждым ее движением, с каждым легчайшим вздохом его самообладание таяло. Он не доверял собственным рукам, изнемогавшим от желания коснуться девушки.

— Когда вы признаете, что хотите выйти за меня замуж по этой причине, — произнес он горячо и страстно, — тогда я женюсь на вас.

По прошествии двух дней Элизабет все еще трепетала при одном воспоминании об этом поцелуе. Он ушел, а она осталась под деревом. Чувства ее пребывали в смятении, голова кружилась. Она простояла так еще минут десять, уставившись невидящим взором в ту точку, где в последний раз видела его. А затем, очнувшись от потрясения, вызванного его страстными объятиями, опустилась на землю и заплакала.

Элизабет понимала, что лукавит, убеждая себя, будто хочет выйти за Джеймса из-за его денег и титула. Какая ирония, в сущности! Она потратила целый месяц, смиряясь с печальной участью выйти замуж за богатого, а в итоге влюбилась в человека, обладавшего достаточным состоянием, чтобы обеспечить ее семью. И все испортила.

Пора признать, что она любит Джеймса. Вернее, человека, который выглядит в точности как он. И не важно, что там говорят леди Дэнбери и Рейвенскрофты. Скромный Джеймс Сидонс не может обитать внутри надменного маркиза Ривердейла. Такое просто невозможно. Каждый из них занимает определенное место в британском обществе. Истина, которую усваиваешь с детства, особенно если ты дочь мелкопоместного дворянина, выросшая на периферии высшего света.

Можно, конечно, пойти к Джеймсу и признаться, что ей нужен он, а не его деньги, — и все проблемы тотчас разрешатся. Она выйдет замуж за любимого человека, располагающего значительными средствами, которые ей так нужны. Но как избавиться от мучительного подозрения, что она совсем его не знает?

Со свойственной ей практичностью Элизабет понимала, как мало шансов узнать толком мужчину, за которого выходишь замуж. Ухаживание обычно не заходит дальше поверхностного знакомства.

Но с Джеймсом все обстояло иначе. Точно так же как он, по его словам, не желал брака по расчету именно с ней, так и она сомневалась, что вынесет союз с ним без доверия. С кем-нибудь другим — возможно, но только не с ним.

Элизабет закрыла глаза и откинулась на постели. Последние два дня она почти безвылазно просидела в своей комнате. После нескольких неудачных попыток поговорить с ней дети ограничились тем, что оставляли подносы с едой у нее под дверью. Сьюзен готовила любимые блюда Элизабет, но большая их часть оставалась нетронутой. Разбитое сердце, как выяснилось, не способствует аппетиту.

Услышав осторожный стук в дверь, Элизабет повернула голову к окну. Судя по солнцу, пришло время ужина. Если не отвечать на стук, они оставят поднос и уйдут.

Стук, однако, повторился. Элизабет со вздохом заставила себя подняться. Она пересекла комнату и открыла дверь, обнаружив за ней всех юных Хочкисов в полном составе.

— Это тебе, — сказала Сьюзен, протягивая кремовый конверт. — От леди Дэнбери. Она хочет тебя видеть.

Элизабет удивленно приподняла бровь:

— Ты уже читаешь мою корреспонденцию?

— Еще чего! Лакей сказал, которого она прислала.

— Правда-правда, — вставила Джейн. — Я тоже слышала.

Протянув руку, Элизабет взяла конверт и посмотрела на детей. Они с ожиданием взирали на нее.

— Что же ты не читаешь? — не выдержал Лукас. Джейн двинула брата локтем под ребра.

— Лукас, не дерзи! — Она взглянула на Элизабет. — Ну давай читай.

— А теперь кто дерзит? — поинтересовалась Элизабет.

— Ты хоть распечатай его, — предложила Сьюзен. — По крайней мере отвлечешься от…

— Довольно, — угрожающим тоном произнесла Элизабет.

— Нельзя же вечно предаваться жалости к себе.

Элизабет издала шипящий звук, сопроводив его тяжелым вздохом.

— Но хоть на пару-то дней я имею право?

— Конечно, — примирительно сказала Сьюзен. — Но даже из этого расчета твое время истекло.

Элизабет тяжело вздохнула и надорвала конверт, задаваясь вопросом, насколько дети в курсе дела. Она ничего им не говорила, но они были неутомимы, как ищейки, когда дело касалось чужих секретов, и она готова была поспорить, что половину истории они уже раскопали.

— Разве ты не собираешься его открывать? — возбужденно спросил Лукас.

Элизабет посмотрела на брата. Он подпрыгивал на месте от нетерпения.

— Не понимаю, почему тебя так волнует, что пишет леди Дэнбери, — заметила она.

— Я тоже не понимаю, — проворчала Сьюзен и шлепнула Лукаса по плечу, чтобы утихомирить.

Элизабет только покачала головой. Если Хочкисы снова препираются, значит, жизнь возвращается в нормальное русло, что уже хорошо.

Не обращая внимания на протестующие возгласы, которые издавал Лукас, недовольный рукоприкладством сестры, Элизабет вытащила из конверта листок бумаги и развернула его. Ей понадобились считанные секунды, чтобы пробежать его глазами, и изумленное восклицание слетело с ее губ.

— Что-нибудь случилось? — спросила Сьюзен. Элизабет покачала головой:

— Не совсем. Но леди Дэнбери просит, чтобы я навестила ее.

— Я думала, ты больше не работаешь у нее, — заметила Джейн.

— Так и есть, хотя мне, наверное, придется проглотить свою гордость и попросить взять меня назад. Не представляю, как иначе мы добудем деньги на еду.

Подняв глаза, Элизабет увидела, что каждый из троицы Хочкисов впился зубами в нижнюю губу, умирая, видимо, от желания поделиться своими соображениями: а почему бы Элизабет не выйти замуж за Джеймса или хотя бы не принять банковский чек, вместо того чтобы рвать его?

Опустившись на четвереньки, Элизабет вытащила из-под кровати башмаки, которые забросила туда позавчера. Обнаружив по соседству с ними сумочку, она прихватила и ее.

— Уже уходишь? — спросила Джейн. Элизабет кивнула и, усевшись на плетеный коврик, натянула туфли.

— Не ждите меня, — сказала она. — Не знаю, когда вернусь. Возможно, леди Дэнбери отправит меня домой в карете.

— Может, ты даже останешься на ночь, — предположил Лукас.

Джейн шлепнула его по плечу:

— С какой стати ей делать это?

— Это лучше, чем возвращаться в темноте, — возразил он, сердито уставившись на сестру, — и потом…

— В любом случае, — громко сказала Элизабет, находившая весь разговор абсурдным, — не ждите меня.

— Не будем, — заверила ее Сьюзен, убирая Лукаса и Джейн с ее пути. Они наблюдали, как она сбежала вниз по лестнице и распахнула переднюю дверь.

— Желаю тебе хорошо провести время! — крикнула Сьюзен.

Элизабет бросила на нее через плечо сардонический взгляд.

— Уверена, что ничего подобного не случится, но все равно спасибо за пожелание.

Она закрыла за собой дверь, оставив Сьюзен, Лукаса и Джейн стоящими наверху лестницы.

— Похоже, тебя ждет сюрприз, Элизабет Хочкис, — сказала Сьюзен с широкой усмешкой. — Большой сюрприз!

Последние несколько дней не относились к числу лучших в жизни Джеймса Сидуэла. Назвать его настроение скверным значило бы сильно преуменьшить размер бедствия, и слуги быстро научились обходить его за версту.

Его первым побуждением было напиться до бесчувствия. Однако он уже проделал это в тот вечер, когда Элизабет узнала его настоящее имя, и это не принесло ему ничего, кроме чудовищного похмелья. Поэтому стакан с виски, который он наполнил, вернувшись из коттеджа домой, все еще стоял на письменном столе в библиотеке, опорожненный не более чем на пару глотков. В обычной ситуации вышколенные слуги графини давно бы убрали выдохшееся виски, поскольку ничто так не оскорбляло их чувств, как стакан спиртного, оставленный на полированной поверхности стола. Но свирепое выражение, с которым Джеймс на первых порах встречал каждого, кто осмеливался постучать в запертую дверь библиотеки, избавило его от чьих-либо поползновений на его уединение, а также на полупустой стакан с виски.

Джеймс понимал, что погряз в жалости к себе, но полагал, что имеет право на пару дней антиобщественного поведения после того, что ему пришлось пережить.

Возможно, ему было бы легче, если б он мог решить, на кого сердится больше: на себя или на Элизабет.

В сотый раз за день он поднял стакан виски, посмотрел на него и отставил. На полке напротив, притягивая его взгляд своей яркой обложкой, по-прежнему лежал красный томик. Джеймс свирепо поглядывал на него, с трудом сдерживая желание запустить в книгу стаканом.

Так… если облить ее виски, а затем швырнуть в камин… приятно будет понаблюдать, как ее поглотит бушующее пламя.

Он серьезно подумывал над этим, прикидывая, насколько взметнется огонь, когда раздался стук в дверь, на сей раз более решительный, чем робкие попытки слуг.

— Джеймс! Сейчас же открой дверь.

Он чертыхнулся: «Тетя Агата!». Никуда не денешься. Этот тон ему хорошо знаком. Она будет барабанить в дверь до тех пор, пока не собьет в кровь кулаки.

— Агата, — произнес он приторным тоном, — как приятно вас видеть.

— Ты чертовски плохо выглядишь! — гаркнула графиня и, проследовав мимо него, уселась в массивное кресло с подголовником.

— Вы, как всегда, удивительно тактичны, — проворковал он, прислонившись к столу.

— Ты пьян?

Джеймс замотал головой, указав на виски.

— Налил себе стакан, но так и не выпил. — Он посмотрел на янтарную жидкость. — Хм… Поверхность уже покрывается пылью.

— Я пришла не для того, чтобы обсуждать выпивку, — высокомерно заявила леди Дэнбери.

— Вы сами спросили, насколько я трезв, — возразил он. Она не удостоила его реплику вниманием.

— Я не знала, что ты подружился с юным Лукасом Хочкисом.

Джеймс растерянно моргнул и выпрямился. Из всех тем, которые его тетка могла выбрать — а она была признанным мастером по изменению темы разговора без всякого предупреждения, — эту он никак не ожидал.

— С Лукасом? — повторил он. — А при чем здесь Лукас?

Леди Дэнбери протянула ему сложенный листок бумаги.

— Он прислал тебе письмо.

Джеймс взял у нее листок, обратив внимание на типично детские кляксы и помарки.

— Полагаю, вы его прочитали, — заметил он.

— Оно не было запечатано.

Он решил не спорить и развернул письмо.

— Как странно, — пробормотал он.

— Что он хочет тебя увидеть? Не вижу ничего странного. В жизни бедного мальчика не было мужчины с трехлетнего возраста, когда на охоте погиб его отец.

Джеймс бросил на тетку пристальный взгляд. Похоже, усилия Элизабет не пропали даром. Если уж Агата не докопалась до правды о смерти мистера Хочкиса, значит, все останется в тайне.

— Возможно, он хочет тебя о чем-нибудь спросить, — продолжила графиня. — О чем-нибудь таком, что стесняется узнать у сестер. С мальчиками это бывает. Последние события наверняка сбили его с толку.

Джеймс с любопытством взглянул на нее, поражаясь чувствительности, которую она проявила по отношению к мальчику.

И тут Агата тихо добавила:

— Он напоминает мне тебя в этом возрасте.

У Джеймса перехватило дыхание.

— О, не стоит так удивляться! Конечно, он намного счастливее, чем ты в его годы. — Она нагнулась и взяла на руки кота, успевшего проскользнуть в библиотеку. — Но у него потерянное выражение, какое бывает у мальчиков, когда они достигают определенного возраста и не имеют никого, кто мог бы их направлять. — Она погладила Малкольма по пушистой спине. — Женщины, разумеется, обладают многочисленными достоинствами и в большинстве своем мудрее мужчин, но, должна признать, есть вещи, которые нам недоступны.

Пока Джеймс осваивался с мыслью, что тетка фактически признала, что существуют задачи, которые ей не по силам, она добавила:

— Ты ведь встретишься с ним, не так ли?

Вопрос показался Джеймсу оскорбительным. Только бесчувственное чудовище могло не откликнуться на просьбу ребенка.

— Разумеется, я встречусь с ним. Впрочем, меня удивляет выбор места.

— Охотничий домик лорда Дэнбери? — Агата пожала плечами. — Это не так уж странно, как тебе кажется. После смерти графа им никто не пользуется. Седрика охота не привлекает, да и в любом случае он безвылазно торчит в Лондоне, поэтому я предложила его Элизабет, но она, естественно, отказалась.

— Естественно, — тихо вымолвил Джеймс.

— О, я знаю, ты считаешь ее слишком гордой, но правда заключается в том, что у нее пятилетний срок аренды на коттедж, так что переезд ничего бы им не сэкономил. А ей не хотелось лишний раз срывать детей с места. — Леди Дэнбери поставила Малкольма на задние лапки и поцеловала его в нос. — Ну разве он не душечка?

— Смотря что вы понимаете под словом «душечка», — сказал Джеймс с единственной целью подначить тетку. Кот заслужил его вечную благодарность за то, что привел его к Элизабет, когда на нее напал Фелпорт.

Графиня одарила его сердитым взглядом.

— Как я уже сказала, Элизабет отказалась. Однако она не исключает того, что придется переехать в охотничий домик, когда кончится срок аренды на коттедж, и сводила туда детей. Юному Лукасу там очень понравилось. — Она задумалась. — Наверное, из-за охотничьих трофеев. Маленькие мальчики любят такие вещи.

Джеймс бросил взгляд на часы, стоявшие в углу. Если он хочет успеть на назначенную Лукасом встречу, ему нужно выйти через четверть часа.

Агата пренебрежительно фыркнула и поднялась, позволив Малкольму запрыгнуть на пустую книжную полку.

— Оставляю тебя в твоей собственной компании, — сказала она, опираясь на трость. — Я скажу слугам, чтобы не ждали тебя к ужину.

— Не думаю, что это надолго.

— Как знать. Если мальчик обеспокоен, тебе придется побыть с ним некоторое время. Кроме того, — она обернулась к нему, задержавшись в дверях, — в последние дни ты не слишком баловал нас своим присутствием за столом.

Остроумный ответ испортил бы ее величественный уход, поэтому Джеймс ограничился кривой улыбкой, глядя, как она медленно шествует по коридору, постукивая тростью при каждом шаге. Он давно усвоил, что в половине случаев все только выгадают, если последнее слово останется за Агатой.

Вернувшись в библиотеку, Джеймс поднял стакан с виски и выплеснул его содержимое в открытое окно. Поставив стакан на стол, он огляделся по сторонам. Взгляд его упал на красный томик, доставивший ему столько беспокойств.

Он подошел к полке и взял тоненькую книжку, перебрасывая ее страницы. Книга почти ничего не весила, что казалось странным, учитывая ту роль, которую она сыграла в его жизни. А затем, повинуясь импульсу, который не взялся бы объяснить, сунул ее в карман сюртука.

Как бы он ни ненавидел книжонку, она непостижимым образом связывала его с Элизабет.