Блондинки предпочитают джентльменов, или Глупа, одинока, опасна

ГЛАВА 4

– Телевизионное правило выживания номер один. Не стоит безоговорочно верить героям интервью. Наши джентльмены, знаешь ли, любят приврать.

Так сказала мне Ада, когда я поделилась с ней леденящей кровь историей моих злоключений. Мы находились в редакционной комнате одни. Похоже, ей нравилось давать советы. Наверное, в один прекрасный день все мы вступим в возраст наставничества. Аде-то под (а то и за) шестьдесят уже.

– Но это звучало так убедительно! Видела бы ты, с какой скоростью я убегала из его квартиры! Чуть каблуки не переломала, – я сорвалась с места, чтобы наглядно продемонстрировать новой подруге, как оперативно я покинула миллионерское жилище.

– Хорошо, что не ноги, – усмехнулась моя добровольная наставница, – ладно, для первого раза ты неплохо справилась. У нас и кое-что похлеще случалось.

– Что? – живо заинтересовалась я. Всегда приятно послушать утешительные байки о тех, кто попал впросак еще более по-идиотски.

– Как-нибудь потом расскажу, – разочаровала меня Ада, – а сейчас внимание, внимание, к нам приближается слонопотам.

Я обернулась и обнаружила редактора Грушеньку, которая подкрадывалась к нам сзади, видимо желая подслушать мою историю о первом провальном интервью. Странная особа, она как будто бы не понимала, что с ее весом сложно строить из себя шпионку. Обнаружив, что ее маневр рассекречен, она ничуть не смутилась.

– Вот вы где, – равнодушно передернув пухлыми плечами, констатировала она, – слышала, вы не очень хорошо справились с новой работой.

Сопоставив факты, я поняла, что обращается она ко мне. Хотя смотрела Грушенька не на меня, а куда-то в сторону. Видимо, это был такой своеобразный метод унижения провинившегося корреспондента. Дешевенький, надо заметить, приемчик.

– Меня зовут Александра, – холодно сказала я.

– А мне наплевать, как тебя зовут! – прошипела редакторша. – Главное, что ты не умеешь работать.

– Это была ее первая съемка, – вступилась за меня Ада.

– Понабрали дилетантов, – поджала губы Грушенька, – я вообще не понимаю, что здесь устроил Волгин.

– Грушенька, но ты же и сама не родилась телевизионщицей, – усмехнулась Ада. Судя по всему, хамские выходки гневливой толстухи не злили ее, а забавляли. Может быть, происходило это потому, что Ада была гораздо старше Грушеньки и работала в программе дольше нее.

– Но и такой рохлей я никогда не была, – высокомерно ответила она.

– Но я прекрасно помню, как ты перепутала полки с кассетами, и вместо интервью в эфир отправился черновой материал, – со спокойной улыбкой возразила Ада. – Волгин с тобой целый месяц не разговаривал, а нашу программу чуть не закрыли.

– Было дело, – вдруг миролюбиво согласилась Грушечка, – а ты, помнится, как-то раз забыла надеть на работу юбку. В колготках и пиджаке пришла.

Ада по-девчоночьи звонко рассмеялась.

– Да, я тогда вечно не высыпалась и ничего не соображала по утрам. А помнишь, как ты смеха ради купила парик и темные очки, и тебя никто не узнал. И все про тебя сплетничали, а ты стояла рядом и слушала.

– Да, узнала о себе много нового и интересного. Очень рекомендую этот способ самопознания, попробуй тоже, тебе понравится.

– Да обо мне наверняка никто не сплетничает за спиной, – помолчав, Ада добавила: – А жаль, было бы так интересно послушать!

Я ушам своим не верила. Еще минуту назад Грушечка раздувалась от злости, как мультипликационная жаба – вот-вот и лопнет. А теперь они с Адой болтают, как две старинные подружки. Что происходит в этой редакции? Почему все так странно себя ведут?

В любом случае миролюбивая беседа – лучший предлог для того, чтобы потихонечку выкарабкаться из этого клубка змей. Моего отсутствия никто и не заметит.

Стараясь не привлекать к себе внимания, я попятилась в другой угол комнаты.

Забившись в угол офиса, я оккупировала единственный свободный стул и мрачно уставилась в пустой блокнот. Мне предстояло написать закадровый текст к сюжету о коллекционере-миллионере. Многозначительно поведя бровью, Грушенька предупредила, что текст этот должен быть интеллигентным. Жаль, ведь я-то собиралась явить миру страшную правду: хваленый коллекционер – извращенец.

Ничего же хвалебного или даже нейтрального я придумать не могла, как ни старалась. К тому же в голове роились другие, унылые мысли.

Все плохо.

За два года серьезных отношений с Эдиком я успела соскучиться по свободной «холостой» жизни. Обычные девчоночьи будни рисовались мне в самом радужном свете. Я с тоскою слушала щебет подруг, которые охотно делились со мной впечатлениями от многочисленных свиданий. Кто-то из них постоянно звонил мне, чтобы одолжить на вечер платье, туфельки или сумку. Мне-то эти нарядные вещи были ни к чему, потому что большинство вечеров я, как степенная матрона, проводила дома, в обществе моего драгоценного Эдуарда. Нет, вы не подумайте, я его любила; наедине с моим избранником-домоседом я чувствовала себя счастливой, но иногда… Иногда мне казалось, что жизнь кончена. Остаток молодости пролетит за жаркой котлет. Пока другие будут веселиться и носить красное, мне придется копить жирок и вникать в подробности телевизионных ток-шоу. Когда я об этом думала, мне становилось страшно.

И вот когда я неожиданно вырвалась на свободу, радости моей не было предела. Проводив в аэропорт Эдика, я первым делом понеслась в ГУМ – выбирать новый гардероб на лето.

Мое свободное лето!

Только сейчас я наконец опомнилась и приподняла на лоб пресловутые розовые очки.

Какой же идиоткой я была! Ведь все это было в моей жизни раньше – я имею в виду эту проклятую нервозную свободу. И как же я, дура, умудрилась не вспомнить, что свобода – это не только трепет первого поцелуя и эйфория при покупке новых чулок. Нет, свобода – это еще и сами свидания, на которых в большинстве случаев выясняется, что твой избранник тебя совершенно недостоин. И вот целый вечер ты сидишь в ресторане (кафе, бильярдной, на парковой скамье) напротив очередного индивида, возомнившего себя воплощением мужественности. И думаешь – насколько было бы предпочтительнее провести этот вечер дома, да хотя бы и за жаркой котлет!

Долгожданная свобода, скажу я вам, – это когда в отчаянной попытке от нее избавиться ты знакомишься с целой галереей мужских пороков. Веренице красавцев мужчин нет конца. Один признается тебе в любви, а сам искоса посматривает на загорелые ножки твоей подруги. Другой, хамовато усмехнувшись, заявляет, что женское предназначение заключается в воспитании отпрысков, потому что все бабы – дуры (этот тип бесследно исчезнет из твоей жизни, когда ты по чистой случайности обмолвишься, что зарабатываешь больше него; он уйдет навсегда, но в твоих ушах еще долго будет звучать раскатистое: «Дур-р-ра!»). Третий вроде бы всем хорош, но зачем-то носит красные подтяжки и галстук в крупный горох. От четвертого ощутимо попахивает потом. Коронный номер пятого – в самый неподходящий момент исполнить сорокаминутный монотонный монолог об отличии понятия сансары в китайском и индийском буддизме начала тысячелетия. Шестой, немного выпив, начинает гнусавым голосом исполнять гитарные романсы, и тебе приходится уныло делать вид, что ты любишь как гитарные песнопения в целом, так и, в частности, мужчин с тембром голоса «козлетон». А седьмой… Ну, про седьмого мы вообще лучше промолчим, ведь он громко похрюкивает во время еды, и ты сбежала с первого же свидания, сделав вид, что направляешься в туалет.

Может быть, кто-то назовет меня придирчивой. Вы не поверите, но я давно не надеюсь встретить коронованную особь на белом коне. И от избранника своего требую одного – пусть он хотя бы будет всего-навсего нормальным. Не нужен мне ни красавец с литыми мускулами и смазливым лицом, ни богач, вертящий на пальце ключи от пятиэтажной виллы на Карибах.

Просто нормальный мужчина.

Не бабник, не зануда, не склочник. Да, и пусть он нейтрально одевается, не заплевывает зеркало зубной пастой во время утреннего омовения и не имеет тайных милых странностей типа коллекционирования велосипедных рулей или участия в спиритических сеансах. Я не возражаю, если он будет курить, а каждую пятницу играть с друзьями в баскетбол. Я не возражаю, если он будет вегетарианцем, любителем сопливых мелодрам, если он храпит (но только негромко и не каждую ночь), если он является неагрессивным антиглобалистом или ярым фанатом женского керлинга. Да все что угодно, лишь бы по большому счету он был нормальным.

Таких мало. В этом тебе и предстоит убедиться, хлебнув сладкой свободы, о которой ты так долго мечтала за жаркой котлет.

С чего я начала?

Ах да. Все плохо.

Моей бывшей университетской подруге предстоит занимательная встреча с моим бывшим женихом. Вот уж они повеселятся! Зная Эдика, готова поспорить, что он устроит Спиридоновой и съемочной группе вечеринку.

А я… Ну что я?

Я к тому же еще и работу стабильную потеряла, и некого в этом винить, кроме внутреннего голоса, который в ключевой момент скомандовал: «На старт!»

Да, коллекционер-миллионер, на которого я так рассчитывала, оказался беспринципным хамом.

Во всей сложившейся ситуации мне видится лишь один-единственный положительный момент. Спиридоновой-то, может быть, никакую визу и не дадут. Американскую визу получить очень даже непросто – так говорят.

Я представила, как зареванная Лека понуро выходит из здания посольства, сжимая в руках измусоленный паспорт. И впервые за последние несколько часов улыбнулась.

– А кстати, мне дали визу! – сообщила мне Лека Спиридонова, когда несколькими часами спустя я случайно столкнулась с ней в пресс-баре Останкина. – В следующий вторник улетаю!

– Как я рада за тебя! – воскликнула я.

А сама подумала, что я ненавижу, когда люди начинают фразу со слов «а кстати». Потому что, как правило, за этим многообещающим началом следует информация, которая приходится совсем, ну совсем некстати. Зачем мне знать о том, что долгожданная встреча бывших состоится уже в следующий вторник?

Скажу больше – после ее заявления у меня вдруг испортился аппетит. В другой день я, может быть, и не была бы против такой реакции организма на неприятное известие. Ведь я из породы вечно худеющих девушек.

Да, но я уже успела заказать блинчики с ветчиной и клубничный торт – и теперь получается, что я должна отказаться от этих весьма недешевых яств только потому, что какая-то Спиридонова испортила мне настроение?!

Ну уж нет, дудки, не позволю собою манипулировать.

И я принялась решительно наворачивать блины.

– Ну у тебя и аппетит! – не то поразилась, не то восхитилась Лека. – А я вот, что называется, от воздуха толстею.

– Ничего, в Калифорнии разгонишь жирок, – вздохнула я.

У Спиридоновой загорелись глаза.

– Сашка, ты не представляешь, как долго я выбивала эту поездку! Как же мне хочется поскорее познакомиться со всеми этими людьми! С моими новыми героями. Именно за это я и обожаю свою работу!

– За что? – осторожно спросила я.

Я знала, что телевизионщики называют свою работу наркотиком, но лично я так пока и не поняла, в чем именно заключается ее основная прелесть. Может быть, в том, что тебе приходится битый час уговаривать осветителя приступить к делу, хотя бы ненадолго оторвавшись от игральных карт? Или в том, что оператор, искренне улыбнувшись, просит тебя «одну минуточку» подержать тяжеленный штатив и камеру – а потом ты, сгибаясь под тяжестью ноши, нетерпеливо вертишь головой из стороны в сторону, точно высматривающий добычу альбатрос. Но тщетно – оператора все нет и нет.

– За то, что у меня есть шанс постоянно встречаться с людьми, которые добились в жизни успеха, – охотно объяснила Лека, – это меня подстегивает, обнадеживает.

– Да? А меня наоборот – расхолаживает, – призналась я, доедая остатки ветчины, – особенно если речь идет о женщинах. Бывает, встретится тебе этакая дрянь на золотых каблуках и как начнет выпендриваться! Так и хочется выплеснуть ей в лицо бутылку диетической колы, чтобы макияж поплыл.

– Откуда в тебе столько агрессии, Кашеварова? – миролюбиво спросила Лека, отхлебывая морковный сок.

– Поживи с мое, узнаешь! – С остервенением принялась я за торт.

– Но мы же вроде бы ровесницы, – захлопала ресницами Спиридонова.

– Верно. Только мне почему-то кажется, что ты не из наших.

– Из каких это – из ваших?

– Из разочарованных. Спиридонова, вот тебе тоже двадцать восемь лет, так?

Лека подтвердила, что так оно и есть.

– И что же ты думаешь о мужчинах? Почему ты до сих пор не замужем? Ты с кем-нибудь встречаешься или давно поставила на них всех крест? – я забросала ее самыми противными на свете вопросами.

– Ну ты даешь! – смущенная Лека не заметила, как сок в ее стакане кончился. Остатки морковной мякоти она втянула через соломинку с душераздирающим хрюканьем, что заставило ее покраснеть еще больше.

– А что такого-то? Обычный разговор.

– Мне такие вопросы бабушка любит задавать. Она вот давно на мне крест поставила и считает меня старой девой. А по поводу замуж… – она повертела в руках изжеванную соломинку, – ну, мужчины у меня, конечно, есть…

Помолчав немного (я ее не перебивала), Лека как-то уж совсем грустно добавила:

– То есть нет.

– Нет? – Сама не знаю, ужаснулась ли я или обрадовалась, что мы со Спиридоновой коллеги не только в профессиональном смысле.

– Нет, – тихо-тихо повторила Лека, – и я не знаю даже почему… Все говорят, что я красивая…

«Врут, – подумала я, изучая неровные красные пятна, выступившие на ее полных щеках, – нагло врут и льстят!»

– Не дура… Зарабатываю прилично, – бубнила она, – живу отдельно… Люблю кино… И вот как-то все не складывается. А секс без любви меня не интересует.

– Ну ты даешь! – присвистнула я. – Да с такими принципами в наше время далеко не уедешь.

– Но я не падаю духом! – улыбнулась она. – Иногда мне кажется, что вот-вот со мной произойдет что-то… как в кино.

«Ну и ну», – подумала я, покровительственно похлопав Леку по руке. Я вот с восемнадцати лет не верю в кино. С тех пор как один тип, удивительно похожий на Майкла Дугласа, пригласил меня на чай, а в процессе романтического чаепития умудрился увести мой кошелек. А все ведь тоже как в кино было. Он подошел ко мне на улице, театрально припал на одно колено и подарил гвоздичку. Я и развесила уши – какой красивый поступок, какой красивый мужик! А надо было сразу насторожиться, потому что в кино гвоздик не дарят, только розы.

Надо же, а Лека до сих пор верит в киноромантику. Как же так могло получиться? У нее же университетский красный диплом. Пока я прогуливала лекции, болтаясь по магазинам и болтая с подружками, Спиридонова честно впитывала информацию о диалогах Платона и основных принципах логики. Почему же в итоге вышло, что я куда лучше нее разбираюсь в законах, по которым живет этот мир?

И что мне ответить Леке? Она ведь с такой надеждой смотрит на меня, явно поддержки ждет. Но не могу же я ей малодушно соврать: да, мол, ты и правда красавица, и все у тебя будет хорошо, только очень жди! Это ведь будет с моей стороны нечестно…

Наверное, самое правильное – рассказать ей о собственном печальном опыте. Как я тоже мечтала о НЕМ, но всегда почему-то влюблялась «не в тех» мужчин. Как в один прекрасный день я твердо решила выйти замуж за миллионера,[1] но в итоге встретила Эдуарда Маркина. Про два года почти безоблачных отношений, которые закончились тем, что мне стало скучно. Да, именно так и записала я в свой дневник несколько месяцев назад – «мне скучно, невыносимо скучно!» И конечно же про то, как я решила с ним порвать, но не успела ему об этом сообщить, потому что Эдик, будучи настоящим спортсменом, меня опередил.

И только я открыла рот, чтобы выплеснуть на нее накопившуюся грусть, как Лека сказала:

– Вот и сейчас у меня такое чувство, что это случится скоро. Кашеварова, хочешь секрет расскажу?

– Ну расскажи, – вяло согласилась я, решив, что Леке вздумалось порадовать меня малоинтересной сопливой историей о том, как ее угораздило влюбиться в какого-нибудь деграданта, но, увы, пока безответно.

Но вместо этого Лека достала из сумки какую-то фотографию и выложила ее передо мной на стол. Это был отвратительного качества снимок, явно распечатанный из Интернета. Что все-таки не помешало мне узнать «фотомодель». Да и как не узнать – ведь это был Эдик!

В первый момент я даже отшатнулась от фотографии, но потом чудовищным усилием воли взяла себя в руки. Что происходит? Что хочет от меня эта странная девушка и почему она тычет мне под нос фотоизображением моего бывшего бойфренда?!

Лека же, поглощенная своими собственными переживаниями, даже не заметила, как изменилось мое лицо.

– Это он, – на ее круглом лице блуждала просветленная улыбочка адепта-сектанта, – ты меня понимаешь, Кашеварова? Он.

– Понимаю, – севшим голосом пробормотала я, – но кто именно?

– Тот самый спортивный инструктор, у которого я буду брать интервью в Калифорнии. Знаешь, Кашеварова, когда я посмотрела на его лицо, что-то перевернулось во мне… А когда я услышала его голос… Ох…

– Где это ты его голос слышала?

– Мы созванивались. Договаривались о съемке. Короче, мне почему-то кажется, что это мужчина для меня. Я всегда мечтала о человеке именно с таким голосом и именно с таким лицом.

Я перевела взгляд с улыбающегося Лекиного лица на фотографию Эдика. О чем она говорит? Лицо как лицо. Да и не разглядеть его на этом жутком снимке – изображение сплошь состоит из цветных точек. Даже непонятно, какого цвета у него глаза.

– Но в жизни он может оказаться совсем другим, – сказала я.

– Понимаю, – вздохнула Спиридонова, – но здесь даже не только во внешности дело… Он со мной так разговаривал… И возвращаясь к фотографии, Лека отобрала у меня снимок, – у него такой взгляд!

Взгляд как взгляд, подумала я. Мне даже показалось, что фотографический Эдуард смотрит на меня как-то укоризненно.

– Короче, может быть, я это себе надумала, но я уверена, что у нас будет роман. Как ты думаешь, я ему понравлюсь?

– Не знаю, – в замешательстве ответила я. Вообще-то Эдику нравятся спортивные девушки, а Лека вся круглая и розовая, как сдобная булочка. С другой стороны, она спокойная, домашняя, верная… Черт, да они вполне могут и сойтись!

Какой кошмар! Какой кошмар!!!

Я эгоистка, знаю. По идее, мне должно быть все равно, встретятся они или нет, и будет ли знаменательной эта встреча. Между мной и Маркиным давно нет ничего общего (кроме, возможно, легкого недопонимания – почему, почему же он все-таки мне ни разу не позвонил из Америки?!). Наверное, я даже должна радоваться за Эдика. Потому что в него заочно влюбилась такая положительная и романтичная девушка, как Лека. Лека Спиридонова – она ведь не то, что я, она ведь наверняка еще и готовить умеет. Она ведь по выходным с удовольствием месит пухлыми пальчиками ароматное тесто. Она ведь не будет тратить деньги из семейного бюджета на всякую ерунду, она ведь никогда не предпочтет поход к маникюрше походу на стадион. О нет, эта девушка с удовольствием станет футбольной болельщицей, только чтобы угодить своему любимому. Она податливая, милая, мягкая… Да она же идеальная женщина!

В отличие от меня…

Мне вдруг захотелось стукнуть кулаком по столу и гаркнуть: «Даже не думай об этом, сука!»

– Почему ты так странно на меня смотришь? – смутилась Лека.

– Да так…

– Знаешь, я записалась в салон красоты, – она продолжала терзать мое бедное сердце, – хочу сменить имидж. Может быть, стрижку сделаю.

Я посмотрела на ее простое круглое лицо. Ну, стрижка вряд ли его особенно изменит. Уродиной я бы, конечно, Леку не назвала, но ее внешность была банальной, напрочь лишенной изюминки. Вроде бы правильные черты, а взгляду зацепиться не за что.

– Думаю, тебе пойдет стрижка-ежик, – вероломно заявила я, – к тому же на твоем месте я бы смелее поиграла с цветом. Волосы можно сделать красными или ярко-фиолетовыми.

– Фиолетовыми? – тупо повторила Лека.

– А что? – невинно улыбнулась я. – Между прочим, самый актуальный цвет сезона. Мне ты можешь доверять, я ведь модным обозревателем много лет работала.

– Ты думаешь? – нахмурилась Лека. – Но я всегда носила длинные волосы.

– Я думала, ты действительно хочешь измениться, – нахмурилась я.

– Вообще-то я имела в виду постричь челку…

– Как хочешь, – с деланно-равнодушным видом я пожала плечами, а для большей убедительности даже зевнула, – просто я-то говорила о том, что и правда может тебе подойти. Знаешь ли, Лека, к встрече с судьбой надо хорошенько подготовиться. А то ничего не получится.

Лека помолчала, задумчиво глядя в давно опустевший стакан. Я прекрасно понимала, что ей не по себе.

Когда она подняла голову, на ее щеках алел яркий пятнистый румянец, а глаза блестели.

– Кашеварова, а ты ведь права, – тихо сказала она, – я всегда, как страус, прячу голову в песок. Надо быть смелее. Пойду-ка я в салон красоты прямо сейчас. Ярко-красные волосы и ультракороткая стрижка придадут мне уверенности в себе. Сделают меня роковой женщиной, необузданной и дикой.

«Ну не знаю, как насчет роковой и необузданной, а вот насчет последнего ты, милая, пожалуй, права, – усмехнувшись, подумала я, – видок у тебя и правда будет дикий! И не видать тебе Эдика как своих ушей!»

Несчастная Спиридонова умчалась в парикмахерскую в страстной жажде перемен. Ну а я, усталая, разбитая, к тому же немного мучимая проснувшейся совестью (а может быть, зря я посоветовала Леке сделать уродскую стрижку, которая испортит ей жизнь как минимум на полгода?), поплелась домой.

Телецентр «Останкино» расположен не слишком удобно – до метро приходится добираться на автобусе или маршрутке. А мимо с деловым видом снуют ухоженные теледевушки; в стильных кожаных мешочках у них припрятаны туфли для вождения, а на пальце они вертят ключи от собственных авто.

За их грациозными телодвижениями я наблюдала из-под насупленных бровей. Поскольку водительских прав у меня нет, к женщинам за рулем я отношусь с некоторой настороженностью. Как к пришельцам из другого мира. Мира, где моя ровесница в состоянии накопить на автомобиль. Или получить личный транспорт в подарок от влюбленного толстосума. И то и другое лично для меня находится за гранью возможного. Почему-то еще ни разу мне не встретился мужчина, готовый бросить к моим ногам (и вполне стройным, надо заметить, ногам!) весь мир и ключи от «мерседеса» в придачу. А сама я даже новый утюг уже два месяца купить не могу. Финансовый вопрос – мое самое больное место. Точно средневековый алхимик, самозабвенно шевелящий губами над дымящимися колбами, я каждый вечер инспектирую состояние своего кошелька. И пытаюсь решить извечный философский вопрос – куда же подевались все деньги? Я же ничего не купила, почему они вдруг кончились?!

Иногда я утешаю себя предположением, что, видимо, все женщины столь же неаккуратны в тратах. Но вот эти девы, надменно наблюдающие мир из-за тонированных стекол дорогих машин, одним своим видом сводят обнадеживающую теорию на нет.

Да еще эта жара, не совместимая с понятием «каблуки». Ноги гудят и отваливаются, а путь до дома не близок. И денег на такси, как назло, нет.

– Вас подвезти?

Кто бы знал, как хотелось мне принять это предложение. Но я живу в Москве не первый год и прекрасно знаю, что знакомство, начинающееся со слов «Вас подвезти?», может иметь весьма неприятные последствия.

Я повернула голову, чтобы не без сожаления отшить обратившегося ко мне незнакомца. Каково же было мое ликование, когда в похожем на танк сером джипе я увидела своего начальника Георгия Волгина!

В три прыжка (и куда только подевалась усталость?) я добралась до машины босса. И только потом запоздало подумала – а может быть, не очень хорошо использовать начальника в качестве личного шофера? С другой стороны, он же сам предложил…

– Что же вы, Саша, садитесь! – улыбнулся он.

Я подумала: эх, была не была – и забралась в джип.

В машине Волгина тонко пахло кокосами и играл ненавязчивый джаз.

– Где вы живете?

– В Сокольниках, но если вам в другую сторону, то я могу…

– Мне в ту сторону, – перебил он, – к тому же Сокольники совсем близко отсюда. Саша, я очень доволен вашей работой. Думаю, в этом месяце вы можете рассчитывать на премию.

Я изумленно на него уставилась – издевается, что ли? В какой номинации я, интересно, могу быть премирована? «Самое идиотское поведение во время интервью!» или «Самый бестактный вопрос недели!»

Ладно, если он так считает, не буду его разубеждать.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила я, – мне тоже очень приятно с вами работать.

– А если не все идет гладко, то и не расстраивайтесь. И не обращайте внимания на тех, кто этого недостоин.

– Что вы имеете в виду?

– Догадываюсь, что произошло с вами во время интервью. Этот Ларин – озабоченный. Я его давно знаю.

– Вы знаете Ларина? – опешила я. – И вы направили меня к нему?

– Я? – усмехнулся Георгий. – Я не направлял. Насколько мне известно, вы его сами выбрали. Вам же предлагали взять интервью у мастера-краснодеревщика, разве не так?

Я прикусила губу. Он прав. Лека действительно что-то говорила о краснодеревщике, но потом она упомянула кудрявого миллионера и… В общем, понятно, в чью пользу я сделала выбор.

– Да ладно, не переживайте так. – Волгин потрепал меня по коленке.

Интересно, был ли это дружеский, успокаивающий жест или… эротический, с подтекстом? С одной стороны, он даже не попытался удержать ладонь, с другой – коленка-то голая была!

Я покосилась на него. У Волгина был мужественный профиль. Нос с небольшой горбинкой, зеленые глаза. Мужчина абсолютно в моем вкусе. Он мне нравился. Давно я не встречала таких. Но надо бы перестать об этом думать, он ведь мой начальник, а всем известно, что служебные романы ни к чему хорошему не приводят. У моей подруги Жанны был однажды служебный роман. Все начиналось так красиво – босс разрешал ей уходить домой пораньше и брать бесконечные отгулы. Зато потом, когда они расстались, Жаннке пришлось уволиться. Потому что начальственным претензиям не было конца – вдруг выяснилось, что и работник она непрофессиональный, к тому же клиническая лентяйка.

– О чем задумались, Сашенька?

И все-таки, какой же у него голос – низкий, с хрипотцой… И как он это сказал – Сашенька…

– О превратностях судьбы, – улыбнулась я.

Волгин расхохотался.

– Тема актуальная. Сегодня судьба была ко мне несправедлива. Знаете, Саша, наша программа сейчас ищет спонсора. И вот сегодня я ездил на очередные переговоры. Ни за что не догадаетесь куда.

– Тогда я даже пробовать не буду, чтобы не позориться.

– Нам предлагает сотрудничество один секс-шоп. Представляете, секс-шоп – генеральный спонсор нашей программы.

– Но разве реклама подобного рода не запрещена? – удивилась я.

– Это была бы скрытая реклама. На телевидении это называется «джинса». Но не в этом дело. Пусть я сразу понял, что это нам не подходит, но я никак не мог от них отвязаться!

– В каком смысле? Они пытались склонить вас к интимной близости? – испугалась я.

– Ну что вы такое говорите! – расхохотался Волгин. – Но я никогда еще не встречал таких въедливых людей. В итоге я провел в их офисе три часа вместо запланированных пятнадцати минут. А когда уходил, меня завалили подарками.

– Но это как раз не так плохо, – улыбнулась я, без стеснения рассматривая его греческий профиль. Он так внимательно следил за дорогой, что вряд ли обратил бы внимание на мой неприлично пристальный взгляд.

– Вы считаете? Но вы только представьте, какой подарок мне могли преподнести сотрудники такого… узкоспециального магазина.

– Даже предположить боюсь. Коллекцию порнофильмов?

– Если бы! – воскликнул Волгин. – Вы, Саша, обернитесь назад и сами все увидите.

Я повернула голову – на заднем сиденье лежали две нарядные, весьма объемные коробки. На одной была нарисована грудастая блондинка, похожая на Памелу Андерсон. Все в ней было совершенно, кроме, пожалуй, глупо распахнутого рта – у нее было такое выражение лица, словно она пела в военном хоре. Зато картинка на второй коробке не оставляла сомнения в том, что в упаковке находится, – судя по всему, в картонных недрах скромно прятался фаллоимитатор.

Я глупо хихикнула, прикрыв ладошкой рот. Ничего не могу поделать – я всегда ханжески реагирую на подобные вещи.

– Какой кошмар! Но почему они решили осчастливить вас этими… вещами? Кстати, а что в коробке с девушкой?

– Девушка! – ответил Георгий и затем уточнил: – Резиновая. А вот что мне со всем этим барахлом делать, ума не приложу. Как назло, у меня сейчас гостит мама. Я просто не могу притащить все это в квартиру.

Я улыбнулась. Он не хочет тревожить маму – как же это трогательно.

– Саша, я вот что подумал! А может, заберете это все себе?

– Вы спятили?! – вырвалось у меня. Но потом я вспомнила, что все же говорю с начальником, и степенно добавила: – Я вовсе не увлекаюсь такими играми.

– Я знаю, – мягко сказал он, – но тогда мне придется все это выбросить. Если честно, жалко. Наверное, это психология советского человека – ну как же можно вынести на помойку хорошие новые вещи?

– Похоже, для советского человека это неразрешимая психологическая дилемма. Непонятно только, что хуже – выбросить подобную вещь или ею воспользоваться.

– Думаю, можно найти компромисс, – подыграл мне Георгий, – и на помойку не выбросить, и не использовать по назначению. Оставить дома в качестве раритета.

– И однажды мой внучок обнаружит в бабулином сундуке фаллоимитатор, – пробормотала я, – кажется, мы уже приехали.

Волгин остановился у моего подъезда и, закинув руку назад, нашарил пресловутые коробки.

– Вот! – коробки перекочевали ко мне на колени. – Небольшой сюрприз от шефа, я вам настоятельно советую оставить куклу себе. Она симпатичная. А… – он стеснительно закашлялся, – а второй предмет можете подарить менее красивой подружке. Уверен, что вам он ни к чему. У такой красивой девушки не должно быть проблем с сексом.

На том мы и простились.

И как прикажете это понимать?!