ГЛАВА 6

Популярный исполнитель эстрадных песенок (хотя песенками я бы его завывания, пожалуй, не назвала) Павел Подаркин проживал в симпатичном загородном домике в нескольких километрах от Москвы. Едва приоткрыв калитку, ведущую на территорию знаменитости, я немедленно влюбилась. Не в Подаркина, естественно, а в его роскошный сад. Что это был за сад! Нет, он не был похож на фотографию из журнала «Ландшафтный дизайн». Но он был прелестен своей неухоженностью. Заросшие травой узенькие тропинки, покосившийся деревянный колодец, раскидистые яблони и даже темно-зеленый бак с водой – неизменное украшение классического советского садового участка. Не понимаю, зачем все эти ностальгические атрибуты понадобились Павлу Подаркину, обладателю роскошного особняка с канализацией, отоплением, спутниковым телевидением и выделенной линией Интернета. Гораздо логичнее здесь смотрелся бы новомодный японский садик или каскад причудливых фонтанов и водопадов.

– Какое убожество, – фыркнул оператор Дима, шедший позади меня.

– Ты что? Не помню, когда я в последний раз бывала в таком милом садике.

– А я помню, – хмыкнул Дима, – у бабушки на даче. Мне хотелось кататься на велосипеде, но меня заставляли полоть клубнику. С тех пор я эти дачи ненавижу.

Павел Подаркин ждал нас на пороге. Без грима, без искусственного загара, с растрепанными волосами и в простых джинсах он выглядел гораздо лучше, чем на сцене при полном параде. Не знаю, кто придумал эту странную сценическую мужскую моду. Почему исполнителю поп-песен непременно надо подкрашивать глаза, носить оранжевые слаксы и блестки в волосах? Я всегда была уверена, что тот же Подаркин – голубой. Но стоило мне только мельком взглянуть на обычного, будничного Павла, как я с удовлетворением констатировала – вовсе нет. Не поймите меня превратно, я не имею ничего против представителей сексуальных меньшинств. У меня много друзей с легким налетом голубизны – все-таки я восемь лет проработала в мире моды, а там сексуальная свобода в порядке вещей. Просто иногда мне становится обидно – нормальных мужчин и так мало, а некоторых из них еще и нельзя рассматривать всерьез по указанной выше причине.

У Подаркина были светло-голубые глаза, каштановые вьющиеся волосы и открытая, доброжелательная улыбка.

– Заходите, гости дорогие, – он распахнул перед нами дверь, – извините, у меня беспорядок.

Сентенция насчет беспорядка была явным кокетством, поскольку в его доме было чисто, как в операционной. Интерьер особняка меня немного разочаровал. Почему-то я ждала, что это тоже будет нечто ностальгически-дачное. Но нет, нас ожидали все модные тенденции в одном флаконе. Были здесь и широкие мраморные арки, и помпезные дубовые полы, и пестрые светильники в стиле ар-деко, и современная кухня, в которой преобладал ослепительно белый цвет.

– Меня зовут Саша, – представилась я, пожимая ему руку.

У него была небольшая и хрупкая, как у барышни, ладонь.

– Я знаю. Может быть, хотите кофе?

– Спасибо, но лучше после интервью, – вздохнула я, игнорируя укоризненный взгляд видеоинженера.

– Как скажете. Где будем беседовать?

– Надо найти место посимпатичнее, – задумался оператор, – в кухне нельзя, на белом фоне плохо получится. А в комнате все слишком пестро.

– Может быть, в саду? – предложила я.

Дима скривился, зато Павел Подаркин просиял.

– Вам понравился мой сад, Саша?

– Очень, – честно призналась я, – он мне детство напомнил.

– Именно так и было задумано! Это точная копия садика, который был у меня в детстве! Наша старая дача давно продана, но я вместе с дизайнером специально ездил туда, чтобы вспомнить точное расположение дорожек. Даже туалет есть! Точно такой же! – восторженно воскликнул Павел, кивнув в сторону покосившейся деревянной будки банального «фасона». – Мои гости называют это сооружение «Кижи».

Я улыбнулась. Павел Подаркин с каждой минутой нравился мне все больше и больше. Надо же, а ведь и подумать не могла, что он такой приятный. Ему чужд звездный снобизм – а это так редко бывает со знаменитостями, тем более с эстрадными однодневками, каждая из которых искренне мнит себя пупом земли.

А может быть…

Да нет, это уже смешно. Каждый раз, когда я встречаю более или менее симпатичного мне мужчину, я думаю – а вдруг это и есть судьба? Понимаю, что это глупо, ведь мне не четырнадцать лет, а целых двадцать восемь. В таком возрасте, по меньшей мере, странно рассчитывать на долгие годы счастья с мужчиной, с которым ты всего лишь перекинулась парой фраз.

Но черт возьми, как же это приятно – без оглядки кинуться в омут смелого кокетства, предвосхищающего возможный головокружительный роман! Какой адреналин!

– У вас очень красивая улыбка, – сказал Подаркин.

Оператор Дима вполголоса пробормотал: «Это он мне? Ненавижу голубых!» А я наступила ему на ногу, продолжая улыбаться поп-певцу.

– Может быть, вместо кофе хотите вина? – Павел старательно подчеркивал свою гостеприимность. – Я привез замечательную «Изабеллу» с гастролей.

На вино мы дружно согласились. Я решила, что ничего страшного не случится, если пропустить перед интервью стаканчик-другой. Может быть, это меня немного раскрепостит, и у меня лучше получится придумывать оригинальные, умные вопросы. К тому же принесенное Подаркиным вино не казалось крепким. Зато оно было пряным, сладким и имело густой аромат.

Я залпом выпила целый бокал.

– Осторожнее, – с улыбкой предупредил Подаркин, – оно сильное.

– Да бросьте, – дружелюбно возразила я, – это же не водка и не текила. Просто вино.

– Налить вам еще?

– Не откажусь, – я радостно подставила ему бокал, который тотчас же был наполнен.

Все вместе мы вернулись в сад. Подаркин принес два соломенных кресла – для себя и меня. Видеоинженер и осветители уселись на бревно. Дима настраивал камеру.

– Я недавно работаю, – на всякий случай я решила предупредить Подаркина, – так что заранее извините, если что не так.

– Ничего страшного, не боги горшки обжигают. Когда я впервые оказался на сцене, я так нервничал, что даже не смог ничего спеть. Хорошо, что была фонограмма. Мне оставалось только рот открывать, и я чувствовал себя полным идиотом.

– Мне нравятся ваши песни, – соврала я, отхлебывая замечательное ароматное вино. Хотя это была не совсем ложь. Дело в том, что ни одну из песен Павла мне так и не удалось дослушать до конца. Едва услышав его высокий голос, я неизменно переключала радиоприемник на другую волну. Кто знает, если бы я потерпела немного и выслушала бы всю композицию целиком, может быть, я нашла бы, что в этом что-то есть?

– Да ладно, – усмехнулся он, – несколько дней назад я разорвал контракт с продюсером. Теперь буду работать с другим, и мой репертуар полностью изменится. Я буду петь о любви, – его взгляд мечтательно затуманился, – мне в любви не везет.

Я не могла поверить своим ушам. У нас с ним столько общего! Нам обоим нравятся заросшие милые садики, и оба мы не в восторге от бодрых поп-мелодий. Да еще и неудачники!

– Все готово, – сообщил оператор Дима, – можешь начинать задавать вопросы.

Я приосанилась и приступила к делу. Думаю, неудачный опыт с Лариным пошел мне на пользу. Уж на этот раз я не растеряюсь и придумаю интересные и изысканные вопросы. И потом – я совсем не волнуюсь. И даже наоборот – настроение мое можно назвать приподнятым. Почему-то мне вдруг захотелось смеяться и танцевать ламбаду. Может быть, все дело в вине? Да нет, бред, я же всего три бокала выпила.

Ладно, пора начинать интервью. Что ж, начнем, как водится, с наболевшего.

– Итак, вам не везет в любви, – сказала я.

– Не везет, – подтвердил Подаркин, – но я считаю, что это нормально. Понимаете, встретить родственную душу, настоящую женщину очень сложно. Может быть, у меня завышенные требования? Но мне всего лишь хочется, чтобы она была симпатичной, интеллигентной и верной. Пусть она не будет супермоделью или бизнесвумен. Но у нее должно быть чувство юмора и красивые ноги.

Постойте, да он же про меня говорит! Неужели он не замечает, что дама, в избытке обладающая всеми этими качествами, сидит прямо перед ним?! Почему же он смотрит вдаль, на кудрявые верхушки берез? Смотрите сами. Я настоящая женщина? Настоящая (в отличие от, например, моей резиновой Нюши). Симпатичная? Вполне. Интеллигентная? В целом да. Правда, иногда, хлебнув текилы, я начинаю басовито ржать и называть незнакомцев на «ты». Но это не в счет, я же могу и отказаться от крепких напитков. Идем дальше. Я верная? Очень даже верная, Эдуарду я изменила всего один раз, по современным меркам, это вообще не в счет. Я не супермодель? Ну, не супер. И не модель. Так что по этому параметру я тоже ему подхожу. Да и к бизнесу отношения не имею. Чувство юмора у меня присутствует (правда, моя мама говорит, что иногда я шучу, как портовый грузчик). Ноги вот, правда, чуть полноваты, но я это талантливо скрываю с помощью правильно подобранной одежды. Так что этого изъяна он заметить пока не мог. Ха! Наконец-то я вписалась в чьи-то представления об идеальной женщине!

– Вообще-то я люблю спокойных домашних девушек, – продолжил Подаркин, – здорово, если она увлекается рукоделием и любит готовить…

Постойте, постойте, о чем это он? Интересно, можно ли отнести к рукоделию пришивание пуговиц? А к готовке – варку сосисок и яиц?

– Но все это, конечно, очень грустно. Мне скоро двадцать девять лет, а я по-прежнему не нашел свою женщину.

– Мне тоже! – воскликнула я, допивая очередной бокал. – Надо же, какое совпадение!

– Вы о чем?

– Мне тоже скоро двадцать девять лет. А с личной жизнью полный швах.

– Понимаю, – вежливо улыбнулся Подаркин.

– Нет, вы не понимаете, – вздохнула я, – вот я смотрю на ваш замечательный сад и вспоминаю свое детство. Все детство я была влюблена в нашего соседа по даче, дядю Альберта. Ему было около сорока, а мне лет, наверное, одиннадцать. У нас ничего не получилось.

– И слава богу, – усмехнулся Павел, – а то дядя Альберт провел бы последние годы на лесоповале.

– Может быть. Но с тех пор все пошло наперекосяк. С самого детства мне не везет! В школе я влюбилась в хулигана с последней парты. А он меня дразнил. А потом… Эх, даже вспоминать противно, – я поставила прямо на землю полупустой бокал и тут же случайно задела его ногой.

На светло-бежевую туфельку пролилось несколько бордовых капель.

– Ох, черт! – воскликнула я. – Черт, черт! Это были мои любимые туфли!.. Но, знаете, не в туфлях дело. О чем я говорила? Ах да, о том, что мне не везет.

На глаза вдруг навернулись слезы, хотя обычно я не отличаюсь особенной сентиментальностью. Но это проклятое вино! И этот чертов сад, эти дурацкие тропинки, и зеленый бак, и пышные смородиновые кусты! Все, как на нашей покосившейся дачке. И вдруг явственно вспомнила, как от темных, с проседью волос дяди Альберта заманчиво пахло костром. Мне было одиннадцать лет, и я пряталась за деревом, чтобы вдоволь понаблюдать за соседом. Я смотрела, как он ходит по своему огороду, как поправляет полиэтилен на парниках. А иногда он курил трубку, что делало его в моих глазах еще более романтичным и загадочным.

Я была для него общительным соседским ребенком, и он часто приглашал меня с мамой на чай. Я застенчиво грызла несладкие сушки и мечтала о том, что лет через пять смогу наконец выйти за дядю Альберта замуж.

Ну а потом… Потом он продал дачу и канул в неизвестном направлении. Я его никогда и не вспоминала. А сейчас вот чего-то нахлынуло.

– Все в порядке? – заволновался Подаркин.

– Нет, – покачала головой я, – все очень плохо. Я невезучая. Четыре месяца назад я рассталась с очередным мужчиной. Вернее, я решила его бросить, потому что мне с ним скучно стало. А его пригласили в Америку, и вот…

Нервно запинаясь, я пересказала нехитрую историю. Подаркин слушал меня не перебивая. После того как я закончила, он сказал:

– А вам не приходило в голову, что с ним могло что-то случиться?

– Да? И именно поэтому он раздает направо и налево интервью! Тоже мне, звезда. Так нечестно.

– Постойте, Саша, но вы ведь сами собирались его бросить, – возразил Павел.

– Я вас понимаю, но это мужская логика. С одной стороны, быть брошенным выгоднее. Потому что можно корчить страдальческую рожу и все тебя будут жалеть. С другой стороны – так нечестно. Это я, я должна была сказать ему «прощай».

Подаркин встряхнул головой, пытаясь переварить информацию.

– Так, я не понял. Вы, что ли, все еще любите его?

– Нет! – воскликнула я так громко, что оператор Дима так и подскочил на месте. Дело в том, что на его голове были наушники, через которые он контролировал качество звука.

– Тогда в чем проблема?

– Сама не знаю, – развела руками я, – понимаете, Павел, я запуталась. Я знаю, что надо уже забыть всю эту историю и начать строить отношения с кем-нибудь еще. Но беда в том, что нормальных мужчин вокруг меня нет. Честное слово! Нет!

Оператор Дима закашлялся за моей спиной, но я решила не обращать на него внимания. Не так-то часто встречаешь собеседника, который готов тебя выслушать, посочувствовать и, возможно, одарить каким-нибудь дельным советом. А мне показалось, что певец Павел Подаркин относится к внимательным слушателям.

Поэтому, не долго думая, я продолжила жаловаться:

– Причем если бы не везло только мне… Но я смотрю на всех своих подруг и прихожу в ужас. У всех та же ситуация. А ведь нам всем уже под тридцать. А кому-то – и за тридцать.

– Вы прекрасно выглядите, – сдавленно кашлянув, сказал Подаркин.

– Спасибо. Но, как говорится, не родись красивой. Кстати, у вас нет еще вина?

Кто-то вдруг сильно стукнул меня по спине. Я обернулась и увидела – скажу по секрету, в некотором расфокусе, – оператора Диму. Выражение его лица было странным. Он делал мне какие-то знаки, но я так и не поняла, что он хочет сказать. То на Подаркина посмотрит, то на камеру. А все-таки он немного не в себе.

Я подмигнула ему – мол, все о’кей, продолжаем интервью. И вновь обратилась к Павлу:

– Так вот, что касается моих подруг. Одна из них, Жанка, переспала со ста пятьюдесятью мужчинами.

– Одновременно? – перепугался поп-звезда.

– Конечно нет. Имеется в виду, за всю свою жизнь, а она ненамного меня старше. И что вы думаете, ей не попалось ни одного нормального мужика. Ни одного! Что уж говорить обо мне. У меня их было всего двенадцать… с половиной.

– С половиной? – усмехнулся Подаркин.

– Это долгая история.[3] И неинтересная. И вот, мне двадцать восемь лет, и я снова одна. Правда, мне нравится один человек…

– Кто же?

– Мой новый начальник, Георгий. Он очень сексуальный и, кажется, не женат, – я сказала это и тут же прикусила губу. Что я наделала? Кто меня за язык тянул? Ведь Волгин не только мой начальник. Он еще и начальник оператора Димы, видеоинженера и двух осветителей, которые в данный момент наверняка красноречиво переглядываются за моей спиной.

– Саша, вам нехорошо? – вдруг встрепенулся Подаркин. – Вы такая красная.

Когда он это сказал, я почувствовала, что и правда приболеваю. Голова моя кружилась, перед глазами плясали веселые солнечные зайчики, а все звуки доносились как будто бы издалека, словно на мою голову была нахлобучена меховая шапка.

Я попробовала встать, и попытки с третьей мне это удалось. Я чувствовала себя ягненком на льду – ноги не слушались и разъезжались в разные стороны. Вдруг я увидела прямо перед собой глиняную тропинку и с ужасом поняла, что земля перевернулась и стремительно приближается ко мне, явно собираясь накрыть меня с головой.

– Держите ее, – услышала я голос оператора Димы.

Чьи-то руки подняли меня с земли и усадили на стул.

– Со мной все в порядке, – пробормотала я, – наверное, это солнечный удар. Только вот… Ох, кажется, меня тошнит!

Собрав волю в кулак, я поднялась со стула и рванула в направлении «Кижей» – деревянной туалетной будки. Кажется, Подаркин попытался меня остановить, но я ловко увернулась, упорно следуя выбранной траектории.

– Остановитесь, туалет бутафорский! – в ужасе орал Подаркин мне вслед.

* * *

Глаза открывались с трудом, во рту было сухо, как в пустыне Сахара. Кто-то настойчиво тряс меня за плечи. Я отчаянно пыталась сообразить, где нахожусь, но крепкой версии так и не придумала. Кажется, я брала интервью у популярного певца Павла Подаркина. Ах да, мы сидели в саду, и все было замечательно, но потом он предложил мне вина, и… Ох нет, про вино я думать почему-то не могу – желудок протестует, пытаясь взобраться по пищеводу вверх.

– Ага, проснулась!

Голос принадлежал оператору Диме. У меня от сердца отлегло. Наверное, мы все еще у Подаркина.

Я разлепила глаза и обнаружила, что нахожусь в телевизионном микроавтобусе. Который мчится по грейдерной проселочной дороге – вот почему мне показалось, что кто-то меня трясет.

– Ну ты даешь, – смеялся Дима, – работаю на телевидении двенадцать лет, но такого еще не видел.

С трудом я привела саму себя в вертикальное положение и тут же уткнулась лбом в спасительно прохладное стекло.

Дима протянул мне влажную салфетку, от которой ощутимо попахивало спиртом и дешевым апельсиновым одеколоном. Я поднесла ее к лицу, и мне стало еще хуже.

– Какой кошмар, – слабо простонала я, – со мной такого тоже никогда не случалось… По-моему, меня отравили…

– Пить меньше надо, – жестко ответил Дима, отодвигаясь от меня, – ты выпила четыре стакана крепленого вина.

– Откуда мне было знать, что оно такое? В нем вообще не чувствовался алкоголь!

– На твоем месте я бы лучше подумал о том, что сказать Грушечке, – усмехнулся оператор, – интервью-то сорвалось.

– Как это сорвалось? – ужаснулась я. – Ты меня не путай! Все было замечательно, мы проговорили довольно долго, пока я не… ладно, не будем об этом.

– Проговорили – это неверное слово. Потому что говорила в основном ты.

– Я? – беспомощно переспросила я. Странно, а мне-то показалось, что Павел Подаркин – умный, тонкий собеседник.

– Саша, ты должна была брать, а не давать интервью! – продолжал издеваться Дима. – Брать интервью – это когда ты задаешь собеседнику вопросы, а он тебе рассказывает о своей жизни. А не наоборот.

– Но почему ты меня не остановил?! – рассердилась я. – Ты же видел, что я была немного не в себе из-за этого проклятого вина!

– Немного не в себе – это мягко сказано. Я сто раз пытался тебя остановить, но ты не обращала на меня внимания.

– Но может быть… Может быть, можно вернуться и попробовать еще раз?

– Попробовать что? Испортить бутафорский туалет? – прищурился Дима.

– Взять интервью, – тихо сказала я.

– После того как Подаркин выгнал нас из дому и пригрозил судом, это вряд ли получится, – он пожал плечами, – тебе еще повезло, что ты отключилась и не слышала, как он на нас орал.

Я отвернулась к окну. Мне даже не на кого было переложить вину за случившееся. Потому что кругом виновата одна я. И теперь у Грушечки будет полное право меня уволить, и даже дружеское расположение шефа мне не поможет. Что ж, я приму все как есть и даже не буду пытаться себя защитить.

– Да ладно тебе, не убивайся ты так, – Димина рука опустилась на мое плечо, – мы ей что-нибудь соврем.

– Например? Что Подаркин угостил меня несвежим творогом и мне стало нехорошо?

– Нет, например, что кассета была бракованной. Иногда так случается. У нас в редакции нет человека, ответственного за состояние кассет. Корреспонденты возвращают отработанные кассеты на полку, они же не могут заметить, что кассеты сыпятся. И видеоинженер не может перед съемкой отсмотреть всю кассету целиком.

– Но тогда получается… Получается, что тебе придется соврать, чтобы меня прикрыть? – Я недоверчиво посмотрела на Диму. Почему-то с самого начала мне показалось, что я ему не симпатична. Зачем в таком случае ему все это надо? – Хочешь сказать, что готов на это пойти? Ради меня?

– Только вот не надо таких высоких слов, – нахмурился он, – не ради тебя, а потому что я сам терпеть не могу нашу Грушечку.

– Ты-то за что? – удивилась я. – Я думала, она только женщин достает.

– Нет, мне тоже перепадает, – лаконично объяснил он, – так что считай, что мы договорились… Саша, и еще одно.

– Да?

– Можно дать тебе совет?

– Пожалуйста, – я удивленно на него посмотрела.

– Держись подальше от Волгина.

– Что?! Но почему?

– Неважно. Просто держись от него подальше – и все.

* * *

Какую мужскую профессию можно считать самой сексуальной?

Уж я-то точно знаю – мотогонщик. Почему? Ну, во-первых, профессиональных мотогонщиков не так уж много, а эксклюзивность всегда подогревает интерес. Во-вторых, чего стоят одни только их костюмы – кожаные куртки, которые делают их мужественные плечи еще более широкими, черные кожаные штаны с защитой на коленях, глянцевые шлемы. В-третьих, опасность и секс всегда ходят рядом. Глаза мотогонщика всегда светятся жаждой скорости, и это сводит большинство женщин с ума. А в-четвертых, звезды мотокросса еще и бешеные деньги заколачивают, а деньги, как известно, – это свобода и власть. Что может быть сексуальнее свободы?

К чему я все это?

Ну да, мне поручили взять интервью у прославленного мотогонщика Ярослава Савина.

В тот день я собиралась на работу как на праздник. Думаю, любая женщина от пятнадцати до пятидесяти пяти лет не отказалась бы оказаться на моем месте.

Тридцатипятилетний Ярослав Савин был не только завоевателем всевозможных кубков, но и, как сейчас принято выражаться, модным светским персонажем. Наверное, все дело в его внешности (он был похож на исполнителя роли Джеймса Бонда) и в его порочном обаянии (достаточно хоть раз увидеть, как он кривит свои тонкие губы в издевательской насмешке, чтобы влюбиться в него раз и навсегда). У Ярослава была скандальная репутация. Он постоянно жил во Франции, путешествовал по всему миру, спал со знаменитыми манекенщицами, изящно хамил журналистам, иногда мог покуражиться на модной кинопремьере или опрокинуть столик в пафосном ресторане. Почему-то все вышеперечисленное сходило ему с рук. Уж очень неотразим он был в амплуа «обаятельного подонка».

Не то чтобы я всерьез рассчитывала разбить сердце такого опытного пройдохи, но… Нет, лучше признаюсь честно, именно на это я и рассчитывала. Понимаю, что глупо пытаться соблазнить пресыщенного донжуана, в постели которого перегостило большинство длинноногих красоток мира. Но какой-то, пусть и крохотный, шанс у меня, согласитесь, все же был.

На свидание… то есть, простите, на интервью я собиралась так тщательно, словно в тот вечер мне должны были вручать премию «Оскар». Пять с половиной часов я провела в салоне красоты, где мое тело довели до почти топ-модельного состояния (пять лишних килограммов, осевших на филейной части, не в счет). Тетка-косметолог, которая в массивных профессиональных очках была похожа на рабочего-сварщика, удалила с моих ног (и не только ног – хе-хе!) лишние волосы. Манерный стилист битый час пощелкивал ножницами вокруг моей головы – в итоге в прическе ничего не изменилось, зато мне выписали километровый счет. Маникюрша нарисовала на каждом моем ноготке маленькую клубничку – для придания моему облику некоторой пикантности.

К тому же я надела свое самое любимое платье – длинное, нежно-голубое, которое я вынимаю из шкафа только в исключительных случаях.

Вопрос: можно ли знакомство с признанным секс-символом считать выдающимся событием?

Ответ: ДА!!!

Вечер перед интервью я провела в телефонных переговорах с подружками. Всем им я пела одну и ту же хвастливую песнь – а я беру интервью у самого Ярослава Савина, бе-е-е! На месте моих подруг я бы саму себя возненавидела. Но я просто не могла, не могла удержаться от невинного желания таким нехитрым способом несколько повысить свой социальный статус.

Когда оператор Дима меня увидел, первым делом он выронил штатив.

– Саша! Ты ли это?

Довольная произведенным впечатлением (то ли еще будет – ха!), я покружилась перед ним:

– Нравится?

– Это… ужасно! Я имею в виду – ужасно сексуально. Но какого черта… – он сузил глаза, – постой, кажется, до меня начинает доходить. Ты рассчитываешь, что этот красавчик Савин на тебя западет.

– А вот и нет, – пропела я, роясь на корреспондентской полке в поисках чистой кассеты, – не угадал. Просто у меня сегодня вечером намечается небольшое торжество. Я не успею заехать домой переодеться.

– И что за торжество? Торжественное соитие со светилом спорта? – хмыкнул Дима.

– Какая пошлость, – я сделала вид, что мне обидно выслушивать его предположения. Получилось неубедительно, потому что мои накрашенные терракотовой помадой губы сами собой расползались в довольной улыбке.

– Саша, открой секрет, как с твоей сексуальной активностью ты еще ничего не подцепила? Мы живем в такое время. Осмотрительные девушки не вешаются на мужиков, не ознакомившись с их медицинскими справками.

– Во-первых, я ни на кого не вешаюсь. Во-вторых, лучше бы спросил, как это с моей сексуальной активностью я до сих пор никого не подцепила. Я имею в виду, никого приличного… Слушай, а это философская мысль. В наше время проще подцепить какие-нибудь трихомонады, чем приличного парня. Ты со мной согласен?

Дима ничего не ответил, только вздохнул и покачал головой.

– Я тебя не понимаю. Вокруг так много реальных мужчин, а ты все гоняешься за призраками. Детский сад.

Признаться, пассаж насчет мужчин и реальности меня немного удивил. Я потребовала объяснений, но Дима только махнул рукой, давая понять, что разговор окончен. Наверное, он просто не успел придумать достаточное количество убедительных аргументов. Если я начинаю проигрывать в споре, я тоже напускаю на себя демонстративно надменный вид и притворяюсь, что меня настолько достала глупость оппонента, что даже распинаться перед ним неохота.

О каких это реальных мужчинах он говорит? Не о себе же? То есть он совсем не плох, но в его взгляде читается, что я – последняя из тех, за кем бы ему вздумалось приударить.

Правда, есть еще и Волгин…

Вот кому и правда удалось меня заинтересовать. Если честно, мое единственное развлечение на новом рабочем месте – это выслеживать траекторию движения начальника по телецентру. Я втянулась в эту игру как-то незаметно для самой себя. Изначально у меня и в мыслях не было следовать за Георгием по пятам, но однажды так получилось, что я шла по коридору метрах в десяти позади него. И мне стало интересно – куда держит путь неприступный (хотя и довольно кокетливый) красавец мужчина. В тот день я сделала удивительное открытие – Волгин ходил в салон красоты! Мне удалось незаметно проскользнуть в кабинку солярия и выяснить, что он делал стрижку! И знаете, меня очень впечатлила его манера держаться со стилистом. Он так уверенно командовал, какие пряди следует отстричь, а какие оставить подлиннее, он давал квалифицированные советы по уходу за бакенбардами, он даже несколько десятков минут раздумывал, не сделать ли ему неброское мелирование. Я слушала все это с умилением. Кстати, из-за Волгина я в тот день проторчала в солярии целых тридцать пять минут, и в итоге у меня сгорели плечи и покраснел нос. Но я ничуть не жалею, зато теперь мне доподлинно известно, что мой начальник неравнодушен к моде!

А этот вопрос всегда был для меня болезненным. Вот, например, возьмем того же Эдика – да у него лицо перекашивалось, словно он объелся диких лимонов, когда я объявляла, что направляюсь в салон наводить красоту. «Что там можно делать часами?! – возмущался он. – Нет, я понимаю, если тебе понадобилось постричь челку или накрасить ногти, но как можно заниматься всем этим пять часов подряд?!» И как ему объяснишь, что, помимо краски ногтей, современная девушка должна позаботиться еще и о гладкости ног, о чистоте кожных пор, о ровном рисунке бровей, изящном оттенке волос, младенческой гладкости пяток. Я уж промолчу о таких процедурах, как талассотерапия или ароматический массаж.

В конце концов, я же не спрашивала у него, как это можно три дня дуться из-за проигрыша российской сборной по футболу или спустить кучу денег на идиотский велосипед. Ну и что, что с двадцатью пятью скоростями?! И вообще, в Москве слишком плохая экология для велосипедных прогулок.

А вот Георгий Волгин меня бы понял. Я в этом уверена на все сто. Причем он представляет собой ту самую золотую середину, которую я всегда мечтала обнаружить в мужчине. С одной стороны, он стопроцентный мачо, и никто не осмелился бы даже заподозрить его в гомосексуальности. С другой – с ним всегда можно обсудить последние модные новинки, и он не думает, что укол рестилайна – это новая молодежная разновидность опасного наркотика.

Итак, я всегда краем глаза наблюдала за Волгиным. И мне удалось многое о нем узнать. Я выяснила, например, что он неизменно обедает в баре на одиннадцатом этаже. Было мне известно и примерное меню шефа – овощной крем-суп, стейк, конь як и кофе. Мне удалось узнать, что иногда он отлынивает от работы, поигрывая в бильярд с продюсерами из отдела региональных новостей. Я знала, с кем он общается и кого недолюбливает.

Осталась лишь одна тайна за семью печатями – личная жизнь Волгина. Пыталась я, конечно, ненавязчиво расспросить об этом коллег. Ту же Аду. Но она только хитро улыбалась и качала головой – наверное, просто не в курсе была.

Он не носил обручального кольца, но в наше время это еще ни о чем не говорит. И у него точно не было романтических отношений в пределах телецентра «Останкино».

Вроде бы я ему тоже нравилась. Иногда я ловила на себе его взгляд, в котором было нечто большее, чем начальственное снисходительное любопытство. И он однажды сказал, что у меня красивые руки, а это, согласитесь, что-то значит. Вот если бы он брякнул про красивые глаза, я бы не обратила на банальный комплимент внимания. Потому что всем женщинам говорят, что глаза у них красивые. Честно говоря, я даже не могу представить, как это глаза могут быть уродливыми. Либо глаза красивые, либо их попросту нет. А руки – это уже претензия на сближение. Это особенный комплимент, предназначенный только для меня одной.

Но вот в чем проблема – он не подпускал меня ближе некоего невидимого предела. Словно в кошки-мышки со мною играл.

Узнав, что среди его гастрономических пристрастий – овощной крем-суп, я тоже приучила себя обедать в баре на одиннадцатом этаже. Хотя для меня это было весьма накладно. Дело в том, что в телецентре «Останкино» процветает ресторанная субординация. Высшее руководство, начальники, продюсеры, заезжие звезды, известные журналисты обедают либо в пресс-баре, либо в кафе на одиннадцатом. Все же прочие – операторы, монтажеры, армия безвестных корреспондентов – предпочитают набивать животы в более демократичных кафе – на девятом этаже или на седьмом. В принципе на седьмом продается практически то же самое, что и на одиннадцатом, только вот столики там пластмассовые, и спиртных напитков не наливают.

И вот я наполняла желудок, опустошая при этом кошелек, в баре для элиты. А за соседним столиком частенько сидел мой начальник Волгин. Обедал он, как правило, один. Но мне было как-то неудобно просто подойти и с обаятельной улыбкой плюхнуть на его столик свой поднос с тарелками. Я все ждала, когда же он сам меня об этом попросит. Но он все не просил и не просил. Просто вежливо мне кивал, едва заметно улыбался и возвращался взглядом к тарелке со своим излюбленным супчиком.

С другой стороны, пару раз я получала от него приглашение на кофе. Георгий вызывал меня в свой кабинет якобы для обсуждения тем сюжетов. Коллеги мне сочувствовали – кому ж приятно быть вызванным на ковер? Но я-то знала, что в кабинете начальника меня ждут не нравоучения и нотации, а свежесваренный кофе и шоколадные конфеты. Других журналисток он в свой кабинет не приглашал – это обнадеживало.

Вот и все. То море внимания, то вежливый холод. То подвозит до дома и дарит фаллоимитатор (как вспомню об этом, так мурашки по коже), то кивнет издалека. И еще – однажды во время кабинетного кофепития Волгин небрежным тоном попросил продиктовать мой номер телефона. Сердце ухнуло вниз, от волнения мне даже не сразу удалось вспомнить правильные цифры (я начала было диктовать домашний телефон Эдуарда, но вовремя опомнилась). Естественно, вечером я отклонила приглашение подружки отправиться пропустить по стаканчику вина в каком-нибудь модном баре. Сославшись на головную боль, я весь вечер просидела дома с телефонной трубкой в руке. Но Волгин не позвонил. Впрочем, не позвонил он ни на следующий день, ни через неделю.

На мой взгляд, пора бы уже принять закон, что мужчины не имеют права записывать номер телефона женщины в том случае, если они вовсе не собираются ей звонить. Если же звонить они все-таки собираются, но не сразу, а недельки через две-три, то это должно быть оговорено заранее.

– Саша, о чем размечталась опять? – оператор Дима деликатно потряс меня за плечо. – Не можешь дождаться, когда наконец увидишь своего синеглазого гонщика? Считай, что дождалась, мы приехали уже!

– Да я вовсе не о нем думала.

– Ври больше, – ухмыльнулся Дима.

И как ни странно, на этот раз он был неправ.

Загрузка...