— Поздравляю. Кажется, сегодня тебя пощадили. Мадам долбит по стене рядом со стеклянным барьером, предположительно набирая код, пока я жду, нетерпеливо скрипя зубами.
— Ты должна знать, что это первый раз, когда нам не пришлось приносить жертвы. Я боюсь, что это будет означать для нашего будущего.
Стеклянная стена скользит вверх, и когда я делаю шаг вперед, она отступает к Генри позади нее.
— Я надеюсь, что ты умрешь от голода. Что ты так сильно заразишься Драджем, что твоей собственной охране придется перерезать тебе горло. Я плюю на нее, улыбаясь, когда слюна стекает по ее щеке.
С возмущенным выражением лица она вытирает его.
— Позлорадствуй, если хочешь. Но я не могу сказать, что выпавшая тебе судьба хоть сколько-нибудь лучше той, с которой ты столкнулась сегодня.
Мой взгляд перемещается на Ремуса, который ждет меня у подножия лестницы, эта скользкая улыбка проникает мне под кожу.
— По крайней мере, это человек, — говорю я, проходя мимо нее, но останавливаюсь, когда кто-то хватает меня за руку.
— Мне сказали, что его жестокость не знает границ. Я буду молиться за тебя.
На этот раз я не продолжаю спускаться по лестнице самостоятельно, а спотыкаюсь о сильный толчок сзади. С мадам и Генри за спиной я спускаюсь по лестнице раньше человека, который, по-видимому, завоевал мою свободу.
Позади него Чемпион, который сражался с существом, стоит в окружении четырех мужчин, его голова опущена, лицо все еще закрыто жесткой кожаной маской, которая напоминает мне собачий намордник. От его горла тянется цепь, как у животного, и с такого расстояния я лучше вижу многочисленные шрамы, которые уродуют его тело. Новые раны блестят от крови, а красная, воспаленная кожа вокруг каждой раны говорит мне, что они уже заражены. Он не утруждает себя тем, чтобы взглянуть на меня, когда стоит напряженно, расправив мускулистые плечи, ожидая своего хозяина.
— Мы встретились снова, моя незапятнанная красота. Холодная рука с когтями, слишком мягкая, чтобы принадлежать мужчине, скользит по моей щеке, и я не могу заставить себя поднять на него взгляд.
— Тебе понравится твой новый дом.
Подпрыгивая на неровностях местности, в чем-то похожем на трейлер для перевозки животных, я сажусь на длинную скамью напротив человека, который сражался с тварями ранее. Трое вооруженных мужчин разделяют нас, а его запястья и горло прикованы наручниками к стенке автомобиля. Мне страшно подумать, что случилось бы, если бы мы попали в аварию с ним, привязанным таким образом.
Чем больше я смотрю на него, тем больше он кажется. Длинный и худощавый, его выпуклые мышцы выглядят почти неестественно, с острыми костями, которые проступают сквозь кожу. Его руки грубые и покрыты такими же шрамами, как и все остальное в нем, когда он сидит, привалившись к стенке грузовика, и смотрит вниз, на кровь у себя под ногами.
Я не новичок в ужасающих шрамах, поскольку помогала своей бабушке, и даже у моего собственного отца была своя доля боевых ран, но это нечто другое. Их беспорядочные швы и странное расположение говорят мне, что это следы замученного человека. Того, кто познал невероятную боль и страдание.
Мой чемпион.
Только я не принадлежу ему. Я принадлежу человеку, который выбрал переднее сиденье автомобиля, окруженный безопасностью двух его людей. Те же люди, которые ранее благополучно сопроводили его со стадиона к машине. Он, должно быть, кто-то важный, учитывая окружение, но для меня он здесь еще одна угроза.
Еще одна загадочная судьба, которую я не могу начать разгадывать.
Кажется, никто из мужчин, с которыми я путешествую, не проявляет ко мне никакого интереса, поскольку охранники заняты игрой в карты, в то время как заключенный молча смотрит в сторону.
Только через открытый кузов грузовика я мельком вижу проплывающий мимо пейзаж, ни один из которых мне больше не знаком. В данный момент я так далеко от дома, что у меня нет ни малейшего шанса найти дорогу назад. Не то чтобы я могла вернуться, даже если бы захотела. Я потеряла направление и волю.
Переключая свое внимание обратно на человека, который спас мне жизнь, я хочу поблагодарить его за храбрость, но что-то подсказывает мне, что такой жест был бы встречен его насмешками. Он, вероятно, сказал бы мне, что не собирался спасать мою жизнь, и что я всего лишь раздражающий клещ на его коже, которого он с радостью вырезал бы ножом.
Судя по всему, он не выбирал сражаться за меня.
— Будешь смотреть достаточно долго, он обратит тебя в камень. Один из охранников наклоняется ко мне, мужчине, как я предполагаю, за тридцать, с возрастными чертами, но с густой шевелюрой темных волос.
— Это заставляет его нервничать.
— Он спас мне жизнь. Я пользуюсь возможностью сказать это вслух в надежде, что мужчина слышит меня, но он даже не смотрит на меня.
Охранник фыркает, бросая тощую пачку карт на кузов грузовика.
— Он так на это не смотрит.
— Почему это?
— Он завоевал тебя от имени человека, который поработил его.
— Тот, кто тоже планирует поработить меня?
— Я полагаю, это зависит…
— От чего?
— Что об этом скажет возлюбленная Ремуса.
Хмурясь сильнее, чем раньше, я пытаюсь представить свое место в качестве девственного приза между мужчиной и его возлюбленной. Я снова не уверена в своей цели и будущем. Если Бог, как говорится, присматривает за мной, он, черт возьми, наверняка получает удовольствие от этого путешествия.
По крайней мере, кто-то есть.
Я киваю в сторону раба.
— Как ты его называешь?
— Титус. Бог монстров.
Мужчина даже не дергается при звуке своего имени, как будто он забыл, что оно принадлежит ему. И когда другие мужчины разражаются смехом над его прозвищем, я даже не улыбаюсь.
Несмотря на то, что он не удостаивает меня ни единого взгляда, я не могу не смотреть на него, мои мысли возвращаются к тому моменту, когда он оторвал голову мутанту. Бесчеловечно, то, как он заставил это выглядеть так просто.
Мой взгляд прикован к мускулам на его руках, твердым даже в состоянии покоя, и карте вен на его предплечьях и кистях. Ручищи, держу пари, могли бы размозжить черепа мужчинам рядом со мной. Я никогда не видела
человека, такого непроницаемого и мужественного, как живая, дышащая каменная скульптура.
Проходит час, прежде чем мы добираемся до места назначения, и когда трейлер останавливается, волна беспокойства прокатывается по мне. Охранники вскакивают на ноги, сначала снимая кандалы с заключенного, и, не обращая внимания на меня, выводят похожего на зверя человека из кузова грузовика. Мой взгляд проникается его огромностью, когда он проходит мимо, пригибая голову, чтобы не удариться о крышу трейлера.
Я не могу не удивляться, как такого сильного, такого устрашающего мужчину можно держать в рабстве. Только после того, как они вытащили его из грузовика, я следую за ними, радуясь причине, по которой охранники не беспокоились о моем побеге.
Через ярд передо мной земля исчезает под широким пространством открытого неба и окружающей воды.
Утес без преград.
Ремус протягивает мне свою здоровую руку, к которой я сначала не решаюсь прикоснуться, но это место отвлекает мое внимание еще раз.
Я выхожу из задней части автомобиля, устремляя взгляд вперед, и как только мои ноги касаются земли, я высвобождаю руку из его хватки. Повсюду бродят куры и козы, и я замечаю длинный сад, огороженный штукатуркой, утопающий в зелени на противоположной стороне участка.
Поворачиваясь, я вижу забор с колючей проволокой по всей длине открытого двора позади меня, который, по моим оценкам, когда-то был тюрьмой, если судить по сторожевым вышкам и зарешеченным окнам. Спасения нет, если только не перепрыгнуть через край обрыва, и когда мои ноги притягивают меня ближе, а ветер хлещет в лицо, я понимаю, что для того, чтобы пережить такой прыжок, потребуется нечто большее, чем вера.
— Добро пожаловать в мою скромную обитель. Хотя я ничего не знаю об этом человеке, его голос словно лезвие по моему позвоночнику, зловещий звук, подобный раскату грома перед молнией, и я закрываю глаза, молясь о силе вынести этот ад, каким бы он ни был.
— Пойдем со мной. Я хочу показать тебе твой новый дом.
С глубоким вздохом я иду по его следам в здание, где тюремный вестибюль, похоже, был слегка переделан в нечто, почти похожее на огромную гостиную, с диванами и лампами, журнальными столиками и растениями в горшках, расставленными по всей комнате.
Две собаки приободрились, мускулистые звери, которые напоминают мне собачью версию заключенного, который сражался от моего имени. Они подбегают к блондину, который успокаивающе гладит их по голове, прежде чем они обнюхивают мои ноги и агрессивно суют свои носы между моими бедрами.
Двигая рукой, чтобы блокировать их, я со вздохом отскакиваю назад, и Ремус хихикает рядом со мной.
— Неотесанные дворняги. Прости их. Ибо они не ведают, что творят.
С их отступлением мои мышцы расслабляются от облегчения, но оно быстро улетучивается при очередном осмотре места. В воздухе висит удушающее облако страдания, и при виде человека, закованного в цепи, что-то подсказывает мне, что эти стены испытали свою долю страданий.
Если бы мой отец мог поговорить со мной сейчас, я уверена, он бы сказал мне, что я попала в руки самого дьявола.