Бог Плодородия

Глава 5

«Неужели Анка был богом над всем?» — ошеломленно думала Габи. Приложил ли он руку к созданию города, храма и той удивительно развитой цивилизации, что они обнаружили?

Откуда он взялся?

Независимо от того, что доктор Шеффилд и доктор Олдмэн утверждали обратное, она не могла не замечать явного влияния древних африканских культур.

Даже его имя.

Хотя никто, кроме Габи, не считал, что это на самом деле его имя.

Но остальное? Храм, который хоть и напоминал пирамиды древних египтян, но, если ученые не ошибались, построен значительно раньше. Саркофаг? Конечно, ей не посчастливилось рассмотреть его как следует, но даже мимолетного взгляда хватило, чтобы определить, что он сделан из золота.

Анка держал в руках анх.[1] Даже доктор Шеффилд, и тот согласился с этим.

Хотя для Габи имело значение лишь одно, то, что он был мертв и давным-давно покинул этот мир.

Почему же при мысли об этом ей хотелось заплакать? Ведь она даже никогда не верила, что он существовал вообще?

Как гром среди ясного неба пришло озарение: теперь верила.

Вопреки всем доводам рассудка, воспринимать случившееся всего лишь как игру воображения, она действительно считала, что любовника из сна ощущала реально. И, как бы в подтверждение ее мыслям, по телу разлилось приятное тепло.

Получив ощутимый удар по плечу, Габи вернулась с небес на землю и обнаружила, что стоит прямо на пути толпы рабочих, которые уже закрепили тросы вокруг саркофага и теперь пытались поднять его. Растеряно оглядевшись, она отошла в сторону и заняла наблюдательную позицию возле плиты, которую вынули из гробницы. Края плиты были неровными из-за того что рабочие снимая скрепляющий раствор выбивали ее из каменного основания, но Габи едва заметила зазубрины, когда вцепившись в нее, прислонилась в поисках опоры.

Неожиданно она поняла, что все время ожидала, что в каменной гробнице погребен Анка, даже когда когда пыталась это отрицать.

Почему?

Неужели она действительно знала все заранее? Или верный признак того что она… немного не в себе. Секс с призраком, джунгли, жара — тут у любого может крыша поехать.

Предположим, она каким-то образом узнала про могилу и все остальное, но как?

Она же не экстрасенс.

Она ученый и поэтому была твердо убеждена, что нельзя отрицать необъяснимое только потому, что оно не поддается логике, но только если это не касалось ее самой. Возможно, экстрасенсы и существуют, но к ней это не имело никакого отношения.

Она надеялась, что люди из правительства заберут мумию. Если нет, то ей придется изучать останки, а она боялась, что не сможет отнестись к этой работе как беспристрастный исследователь.

Цепи закрепили и начался медленный и осторожный подъем саркофага из гробницы, и Габи почувствовала, что сердце заколотилось теперь где-то в районе горла. Она подозревала, что все, подобно ей, затаили дыхание, хотя и сомневалась, что по одной и той же причине.

Габи посторонилась, когда внесли и установили контейнер, в который должны были поместить саркофаг. Как только мужчины прошли мимо, она сразу же вернулась на прежнее место и увидела сверкающий в лучах прожектора золотой гроб.

Она смотрела, не мигая и затаив дыхание, как его поднимают и опускают в контейнер, как будто ее напряженная поза могла помочь сохранить саркофаг целым и невредимым. Еще даже не сняли цепи, как все снова бросились вперед, чтобы рассмотреть находку.

На лицах присутствующих, за исключением Шейлы и чиновников, отразился благоговейных трепет. На лицах же этих «археологов», Габи увидела неприкрытую алчность. Удивительно, как это они сразу не бросились вытряхивать на пол останки и отдирать золото и драгоценные камни, которыми инкрустирован саркофаг.

Не осознавая, как это получилось, Габи передвинулась ближе и теперь ничего не мешало ей смотреть. В это время вся группа неохотно пятилась назад, чтобы Джимми, один из студентов, смог снять исторический момент на пленку, прежде чем гроб запечатают в контейнере.

Слезы брызнули из глаз Габи, как только она увидела его прямо перед собой. Она не понимала, что плачет, пока все вокруг не стало размытым, и ей пришлось пару раз моргнуть, чтобы предметы вокруг опять обрели четкость.

Заметив, что крышка саркофага изготовлена так же изящно, как и статуя, Габи уже почти без удивления подивилась мастерству древних скульпторов. Может, они сделали слепок с его тела, а потом залили жидким золотом? Или же просто были искусны в обращении с драгоценными металлами?

Когда она, наконец, оторвалась от созерцания, то увидела, что Шейла изучала ее лицо, а не золото и камни. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, а затем Шейла отвернулась.

На выходе из лайнера в Майами, Габи пришло в голову, что это походит на перемещение в машине времени, поскольку она испытала почти такое же потрясение, когда сошла с трапа самолета в Южной Америке. «Потребуется некоторое время, — подумала она, чтобы заново приучить себя к благам цивилизации после стольких месяцев, проведенных в джунглях».

Она надеялась, что испытает облегчение, когда вернется домой, но вместо этого чувствовала странную отрешенность и печаль.

После приземления Габи пришлось дожидаться, пока наземные службы аэропорта выгрузят контейнер, с которым она прибыла. Ее охватило чувство нереальности происходящего, как будто она сопровождала в последний путь никак не меньше, а президента какой-нибудь державы. Полдюжины представителей южноамериканской страны, где был обнаружен древний город, приземлились незадолго до нее. Прибыло большинство сотрудников музея, и даже некоторые местные политики. На них напирали фотографы, которых едва удерживали два сотрудника службы безопасности аэропорта и два офицера полиции округа Дейд.

Оказавшись под таким пристальным вниманием со стороны представителей прессы, Габи почувствовала себя, по меньшей мере, неуютно. Она никогда не стремилась к публичности, даже когда работала с полицией и идентифицировала трупы людей, убитых двадцать или тридцать лет назад.

Слишком безучастная, чтобы разволновалась так, как предполагала. Она не совсем понимала, чем вызвано ее депрессивно-апатичное состояние. Чувством утраты? Нелепо, но она никак не могла отмахнуться от этого чувства.

Однако Габи была рада вернуться домой, особенно после того, как закончилась изнурительная таможенная волокита и контейнер увезли в музей. Там уже все готово к открытию саркофага и изучению содержимого, но она приступит к работе только завтра утром. В ее распоряжении целый вечер, чтобы отдохнуть и подготовить себя к завтрашнему исследованию.

Квартира показалась ей чужой, лишенной знакомого комфорта и чувства безопасности. Габи стояла в центре гостиной и не могла понять, почему она всегда считала свою квартиру уютной. Оформленная с ультрасовременным шиком, сейчас она показалась стерильной.

Хотя, что она знала о домашнем уюте?

Было ужасно осознать, что ее дом выглядел так же скучно, как приют для девочек, где она выросла… и даже немного хуже. Вместо того чтобы смотреться чистой и светлой: выбеленные стены, бледный бежевый ковер, белая драпировка, хромированные стеклянные столы и шкафы — холодная и безликая.

«Пожалуй, мы с ней очень похожи, — подумала Габи вяло, — такая же бесцветная, как и я».

Бросив сумки на пол, она побрела из гостиной в спальню, на ходу снимая одежду и бросая вещи, где придется. Затем зашла в ванную, включила на полную мощность душ, подождала, пока вода не стала обжигающе горячей, и только потом залезла внутрь и стоя под упругими струями позволила им вымыть ее.

Естественно, еды в холодильнике не было. Она сама лично вычистила его перед отъездом так же, как и шкафчики в кухне.

Поразмыслив, она пришла к выводу, что не голодна. Все, что ей хотелось, так это лечь поперек своей расчудесной мягкой кровати, с ног до головы укутаться в мягкое как пух одеяло и забыться сном.

— Я, конечно, польщен твоей печалью, Лунный Цветок, но признаюсь, я никогда толком не понимал твое племя.

Голос с сильным латиноамериканским акцентом ворвался в ее сон, но Габи и не собиралась просыпаться.

— Уходи, — пробормотала она спросонья. — Я больше не хочу видеть тебя в своих снах.

При звуках его смеха, глубокого и ласкового, она проснулась.

— Ты знаешь, что это был не сон.

Все еще пьяная спросонья, Габи села в кровати, убрала в сторону волосы и уставилась на мужчину, стоявшего в изножье кровати. Она почувствовала, как страх медленно сжимает когтями ее горло, лишая возможности закричать. Бесконечно долго она в изумлении рассматривала незнакомца, пытаясь заставить себя вскочить и броситься наутек. Однако вскоре вспомнила, что легла спать абсолютно голой, и в голове у нее началась внутренняя борьба между неловкостью предстать обнаженной перед злоумышленником и самосохранением.

Мужчина поднял свои руки и начал внимательно их рассматривать… как будто никогда не видел их раньше.

— Это тело тебе не нравится? — с сомнением спросил он. — Признаюсь, меня оно тоже особо не впечатлило. Этот мужчина жалкий экземпляр.

— Я буду кричать! — наконец выдавила Габи хриплым, еле слышным шепотом.

Мужчина посмотрел на нее.

— И с какой стати ты собралась кричать?

У Габи отвисла челюсть.

— Что вы здесь делаете? Как вы сюда вошли? Чего вы хотите?

Его темные брови приподнялись. Он выступил из тени, и свет, струящийся из ванной, наконец, полностью осветил его.

Ей не приснился латиноамериканский акцент. Мужчина был смуглым, его прямые, черные, почти до плеч волосы рассыпались в беспорядке, и выглядел он скорее как худощавый индеец, а не испанец. Потом она засомневалась. Ниже пяти с половиной футов, он явно был мексиканцем, а не кубинцем, как она подумала вначале, учитывая значительную численность кубинцев заселивших юг Флориды.

Тем не менее, его мускулы выглядели достаточно внушительно, и он был мужчиной, значит, был гораздо сильнее чем она, несмотря на меньший рост.

Мексиканец наклонился вперед и положил руку на кровать или, вернее, на ее лодыжку под одеялом. Прежде чем он сумел хорошенько ухватиться, Габи, словно катапультой подбросило вверх, и она издала звук, очень напоминавший мышиный писк. Простыни опутали ее, словно анаконда, когда она попыталась выпрыгнуть из постели. Она хлопнулась на пол, словно мешок с мукой: пол задрожал, задребезжало стекло, и какое-то время она не могла прийти в себя. Но прежде чем успела подняться, он с поразительной легкостью подхватил ее и поставил на ноги.

— Сейчас же отпусти меня! — набросилась на него с кулаками Габи, как только осознала, что снова твердо стоит на ногах.

Мужчина схватил ее за запястья и прижал ее руки к телу по обеим сторонам, удерживая на месте. И наклонив голову, принялся с любопытством изучать ее.

— Я не ошибусь, если скажу, что ты, кажется, не рада меня видеть, маленький Лунный Цветок, — прошептал он глубоким, пронизанным удивлением голосом.

— Я вас не знаю! — с трудом прошептала Габи. — Я никогда раньше не видела вас!

Его изумление стало очевидным, а губы лукаво изогнулись.

— О нет, Лунный Цветок. Посмотри в мои глаза, и ты поймешь, что знаешь, кто я.

— Хватит называть меня Лунным Цветком!

— А ты храбрая. Думаю, мне это нравится, — добавил он в раздумье.

— А мне глубоко наплевать, что вам нравится, а что нет. Убирайтесь, пока я не вызывала полицию!

— И почему я должен бояться? — спросил он, явно забавляясь происходящим.

— Потому что тебя, засранец, посадят в тюрьму за взлом, проникновение в частную собственность и, вероятно, за нападение, вот почему!

Он кивнул понятливо, а затем равнодушно пожал плечами.

— Это всего лишь тело.

Гнев, вызванный страхом, прошел. Габи похолодела от ужаса. Этот мужчина явно был сумасшедшим.

— Обычным, — поправил ее мужчина, — не сумасшедшим. Ну, может, немного пьяным, — добавил он.

Немного? От него разило пивом, как из бочки.

Через некоторое время до Габи дошло, что она не высказывала свои подозрения вслух. С усилием сглотнув поступивший к горлу ком, она неуверенно выдохнула:

— Кто ты?

Он привлек ее ближе. Обнял, рывком крепко прижав к своему телу, а затем, схватил рукой за волосы, откидывая ее голову назад и вынуждая смотреть ему в лицо. Его глаза были темными, расширенными от желания, но она увидела там отблеск сомнения и растерянности, которые никак не вязались со сложившейся ситуацией. На мгновение все эмоции покинули его взор, и она увидела что-то… точнее, кого-то, скрывавшегося внутри человека, который удерживал ее.

— Я чувствую, чего хочет твое тело, Лунный цветок, — пробормотал он вкрадчиво, опуская голову, пока его горячее дыхание не стало ласкать чувствительную кожу ее уха. — Ты хочешь того же, что и я — разделить чувственные удовольствия плоти, которые невозможны без оболочки, подобной этой.

Смесь отвращения и желания окутала Габи.

— Я не хочу этого! — сквозь зубы прошипела она. Извиваясь, Габи освободила одну руку и толкнула его в плечо.

Он довольно долго смотрел на нее, а потом, к ее великому удивлению, отпустил.

— Ты недовольна этим телом, — сказал он раздраженно.

Как только он отпустил ее, Габи попятилась назад и под действием веса собственного тела неуклюже плюхнулась на кровать, как только подколенными ямками натолкнулась на матрас.

Она смотрела прямо на мужчину, когда из его тела вышел Анка.

Мужчина поник, а затем начал медленно опускаться на пол и приземлился на одно колено. Верхняя часть его туловища качнулась вперед, и, чтобы избежать падения, он резко выбросил вперед руки и застыл на четвереньках. Он потряс головой из стороны в сторону, словно пытаясь прийти в себя. Затем поднял лицо вверх и застыл на месте с отвисшей челюстью. Произнеся длинную тираду по-испански, которая, как показалось Габи, не предназначалась для женских ушей, он встал на ноги, пошатываясь, как от корабельной качки, посмотрел вокруг и направился в сторону выхода.

Она услышала, как он ударился о входную дверь, затем, повозившись с замком, открыл дверь и снова захлопнул.

Габи в изумлении обернулась и уставилась на привидение.

Анка выглядел недовольным. Скрестив руки на груди, он принялся изучать ее с хмурым неодобрением на лице.

— Я не ожидал, что тебе будет так трудно угодить, — сказал он с раздражением.

— Что? Я больше не твой маленький Лунный Цветок? — вспылив, ответила Габи.

В его глазах засветилось желание и удивление. Все произошло так быстро, что Габи не успела даже вздохнуть. Она лежала, распростертая на спине, а «привидение» неплохо устроилось сверху, твердо и прочно вдавливая ее тело в мягкий матрац кровати.

Как она могла чувствовать тяжесть его тела? Тепло? Даже крепость напряженных мышц и шелковистость кожи?

Он перенес свой «вес» на локти и немного отодвинулся, чтобы посмотреть ей в лицо. Она почувствовала прикосновение его пальца, когда он легонько постучал по ее виску.

— Потому что я это делаю… здесь.

Габи закрыла глаза.

— Я так и знала, что сошла с ума, — пробормотала она таким голосом, будто и впрямь заболела.

Он хрипло засмеялся, и его теплое дыхание коснулось ее лица.

— Ты сама в это не веришь, мое сокровище, не так ли?

Габи сглотнула.

— Я уже не знаю, чему верить, а чему нет. Ты… привидение?

Он внимательно изучал ее лицо и наконец, пожал плечами.

— Нет, я живое существо… такое же, как и ты… только… немного другой.

— Тогда почему же ты всегда выглядишь как тот мужчина, которого изображала статуя? И чье тело лежит в саркофаге, что мы привезли из Южной Америки? Там тело, не так ли?

Он поднялся. Не то чтобы слез с нее, а потом с кровати. Он просто принял вертикальное положение и опустился на пол. Потом слегка коснулся себя руками, как бы стряхивая пыль. И оказался совершенно голый.

Габи перестала дышать и почувствовала трепет во всем теле. Он был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела. Ей хватило одного взгляда на него, и она уже забыла, как надо дышать. На мгновение ее сердце перестало биться, а потом болезненно сжалось. Его великолепно вылепленное тело было идеально пропорционально, а лицо… у нее просто не было слов, чтобы описать его. Он улыбнулся, показывая ровные белые зубы, и она заметила пару восхитительных ямочек на его щеках. На его лице застыло чисто человеческое выражение, которое было дерзким, чувственным, обольстительным и сокрушительно эффектным.

В буквальном смысле в мгновение ока он переместился с пола на кровать и опять растянулся поверх нее. Габи даже не успела, как следует удивиться, как он погрузил ее в пучину удовольствия.

Его губы коснулись ее губ, и это чувство было таким же реальным, как и все, что она испытывала ранее. Настолько реальным, что она на мгновение почувствовала себя опустошенной. Она попробовала его на вкус, когда его голодный язык собственнически ворвался к ней в рот, и ее закачало на волнах бурного удовольствия. Она чувствовала, как его теплое дыхание сплетается с ее, как жгучие, пламенные потоки удовольствия пробуждают ее тело к жизни.

Издав стон капитуляции, и даже не пытаясь бороться с лихорадкой охватившего желания, тело, разум и душа Габи устремились ему навстречу. Она поняла, как сильно ей не хватало этого. Голод желания опустошил ее, лишил силы, воли и разума.

Ее тело горело там, где он касался ее, его ласковые руки заставляли ее трепетать. Она запылала, когда он принялся исследовать ее тело губами и языком. Она вся задрожала от желания, мышцы лона начали ритмично сжиматься и разжиматься, и она еще крепче прижалась к нему, умоляя о пощаде.

— Анка, — прошептала она, как только почувствовала, что вновь может дышать, и это был шепот, сотканный из блаженства, молитвы и жажды.

Она резко вздохнула, ощутив, как он проникает в ее тело. Его член пульсировал внутри нее, когда он, обезумев от собственного желания, начал, словно варвар, насаживать ее на себя. Цепляясь за него, она стонала, как будто была при смерти.

Задыхаясь под шквалом огня, атакующего тело она вся сжалась, словно тугая пружина. Оргазм обрушился на нее внезапно, вызвав мучительный хриплый крик из ее горла. Казалось, каждый мускул в ее теле содрогнулся в конвульсиях экстаза. Теряя сознание, она почувствовала, что падает в глубокую яму.

Габи замерла в дверях кухни, увидев, что Анка с головой погрузился в изучение холодильника. На несколько минут ее сердце, казалось, остановилось, и совсем не потому, что она была напугана или сильно удивлена. Ее поразила «нормальность» открывшейся глазам картины, хотя, если вдуматься, ничего нормального в ней не было.

Она проснулась, довольная жизнью, и чувствовала себя просто замечательно. А затем обнаружила, что постель пуста, и ей с трудом удалось сдержать слезы и не заплакать навзрыд, когда подумала, что он ушел, и она опять одна, а все случившееся опять было всего лишь сном.

Обнаружив, что он, голый, стоит перед открытым холодильником, Габи испытала такую невероятную радость, что в течение нескольких минут едва могла поверить, что он на самом деле находится на ее кухне.

— А для чего нужна эта коробка? — с любопытством спросил Анка, закрывая дверцу холодильника.

Проглотив тугой комок, Габи сложила руки на груди, и прислонился к дверной раме, испытывая удовольствие от одного только его вида и не переставая удивляться, как божественно прекрасно он выглядит.

— Холодильник, — ответила она рассеянно. — Там внутри постоянно холодно, и это помогает сохранить еду значительно дольше.

Теперь его голова была в морозилке.

— А это? — спросил он глухим, искаженным голосом.

— Морозильная камера: еда там замерзает и хранится еще дольше.

Он закрыл дверцу и впервые за все время посмотрел на нее. Увидев, что она надела халат, он недовольно поморщился.

— Я предпочитаю видеть тебя обнаженной.

Габи не смогла сдержать улыбку, хотя тот властный тон, которым он выразил свое недовольство, немного задел ее.

— Да неужели? Ну, а я привыкла носить одежду. Придется и тебе привыкнуть.

Он пренебрежительно пожал плечами.

— Я не нуждаюсь в одежде. Элементы не касаются меня. Я не чувствовал холода внутри коробки. Вот почему я спросил.

Габи нахмурилась, переваривая только что полученную информацию, а он тем временем подошел к плите, открыл духовку и сунул голову внутрь, рассматривая все внутри. Он не мог чувствовать?

«Вот дура», — обругала себя Габи. Она расстроилась и не имела ни малейшего желания разбираться в происходящем. Нервные окончания порождают ощущения, а мозг их интерпретирует. Без нервных окончаний нет ощущений.

— А это для чего?

— Мы готовим здесь еду.

Он выпрямился и окинул взглядом кухню.

— Вся эта комната предназначена для хранения продуктов питания и готовки? — спросил он с удивлением.

Габи пожала плечами, разглядывая кухню с точки зрения постороннего. Ее кухня была очень большой для одного человека, это точно, но именно из-за кухни она согласилась на эту квартиру.

В каждом доме есть кухня, — ответила она. — Помещение, где я нашла тебя, тоже было довольно большое.

Он прищурился, выражая удивление.

— Куда я тебя завлек, — поправил он ее. — Намеренно.

— В ритуальный зал?

— Да.

— Что ты имел в виду, когда сказал, «куда я тебя завлек»? Разве ты не находился там до того как я упала?

— Подозреваю что находился, очень долго… столетия.

— Сейчас две тысячи шестой год, — добавила Габи.

Он усмехнулся.

— Это число ничего не значит для меня, Лунный Цветок.

Габи покраснела.

— Конечно, нет. Это было глупо, — пробормотала она.

Он подошел вплотную и ладонями обхватил ее лицо.

— Неразумно, — поправил он, проведя ладонью по щеке, а затем продолжил свое путешествие по кухне. На этот раз он замер возле стойки с маленькими кухонными агрегатами. Нагнувшись, протянул палец к кнопке блендера.

— Он… выключен, — сказала Габи. Прежде чем она успела закончить фразу, из кончика его пальца вырвалась синяя вспышка, и они оба резко подскочили на месте, напуганные его внезапным жужжанием.

— Удобно, — оценила Габи, впервые почувствовав себя неловко.

Он взглянул на нее, но ничего не ответил на ее замечание.

— Многое изменилось, — задумчиво произнес он, — если только… это уже другое государство, не так ли?

— Там, откуда ты родом, тоже все изменилось.

Он замолчал и довольно долго изучал ее лицо.

— Ты не знаешь, откуда я родом, Лунный Цветок. Ты знаешь только то место, где мы встретились.

Склонившись над прозекторским столом, Габи смотрела на тело. Ее разум раздирали противоречивые мысли и эмоции, среди которых явно доминировало отвращение.

«Это тот, к которым я провела ночь», — подумала она. Она явно сошла с ума, поскольку была увлечена мужчиной, который умер тысячи лет назад, и она не могла понять, за что ей посланы такие мучения.

Габи не знала, как долго стояла, словно превратившись в камень, глядя на старые лохмотья, покрывавшие его тело, пока приглушенное покашливание не вырвало ее из оцепенения.

Она подняла голову и отрешенно осмотрелась. Некоторое время она задумчиво изучала своего ассистента, затем ее взгляд переместился на застывших в нетерпеливом ожидании вокруг стола латиноамериканских представителей, и, наконец, она вернулась на землю и посмотрела на мумию.

То, что она собиралась сделать, было немыслимо. Как ни странно, ее не волновал сам факт вскрытия. Подумаешь, всего лишь один неосторожный надрез скальпелем, и находка века, а может быть, и всех времен и народов, будет безнадежно испорчена.

Ее руки дрожали, когда она занесла скальпель над бинтами, которыми было обмотано тело. Как она ни старалась, она никак не могла найти ни конца, ни начала. Ей придется сделать надрез, а затем уже разматывать слой за слоем.

Что-то слегка задело ее волосы возле уха.

— Это интересно, Лунный Цветок. Я не знаком с таким ритуалом.

Габи словно током ударило. Вся кожа от уха до зажавшей скальпель дрожащей руки покрылась мурашками. Она резко вскинула вверх голову, словно кто-то невидимый дернул за ниточку. Люди в комнате застыли в напряженном молчании, однако она не заметила, чтобы они были шокированы или обеспокоены чем-либо.

— Они не могут меня видеть, — пробормотал Анка с видом заговорщика.

— Потому что на самом деле тебя здесь нет, — еле слышно прошептала Габи.

— Конечно я здесь, мое сокровище, и эти животные чувствуют мое присутствие, хотя я не позволяю им увидеть меня, — сказал он надменно. — Посмотри, как насторожены их лица.

Габи посмотрела. На лицах окруживших ее людей застыли напряжение и беспокойство. Но Габи разумно решила, что это было вызвано ее работой, а уж никак не его присутствием.

— Это из-за мумии, — пробормотала она себе под нос.

— А что с ней не так? — трагическим шепотом произнес ее ассистент Пол, наклоняясь ближе.

Габи уставилась на него, пытаясь придумать вразумительный ответ.

— Ничего, — отрезала она, а затем обвела взглядом всех присутствующих.

— Прошу меня извинить, я сейчас вернусь.

Не дожидаясь ответа и проигнорировав застывших в немом удивлении и возмущении людей, Габи бросила скальпель, сняла перчатки, повернулась и с гордым видом покинула помещение. К тому времени как она добралась до дамской комнаты, она вся дрожала.

Зайдя в туалет, Габи повернула кран и, сложив пригоршнями ладони, плеснула на лицо холодной воды. Когда она подняла голову, чтобы взглянуть на свое отражение в зеркале, то увидела Анку. Он небрежно развалился на боку напротив и положив голову на руку, внимательно наблюдал за ней.

— О нет, только не это, — громко запротестовала Габи, резко повернувшись к нему.

— Что ты здесь делаешь? — грозно спросила она, когда обнаружила, что он не исчез, на что она, впрочем, и не надеялась.

— Это странное место, — сказал он вместо ответа. — Что это?

Габи уставилась на него, чувствуя, как тепло медленно приливает к лицу.

— Туалет? — спросила она осторожно.

Он усмехнулся.

— Это здание.

— А… это. Это музей.

Его темные брови приподнялись в немом вопросе.

— Здесь мы храним и выставляем на обозрение предметы древности для того, чтобы каждый мог узнать о них больше.

На его лице застыло изумление.

— Вчера мусор, а сегодня сокровище?

Габи не была уверена, что вызвало ее раздражение: его высокомерие или комментарии, дискредитирующие ее работу.

— Мы извлекаем уроки из прошлого, — резко сказала она.

Он присел, а затем спрыгнул со стойки и двинулся в ее сторону с грацией крадущегося кота. Приятный озноб пополз вверх и вниз по позвоночнику Габи, пока она наблюдала за игрой его мышц и за тем, как он двигался.

На нем снова была набедренная повязка и кожаные наручи. Маски, которая скрывала его лицо ранее, сейчас не было, и он выглядел, как какой-то темный и бесконечно опасный воин, явившийся из далекого прошлого.

— Знаешь что, моя красавица? — промурлыкал он, подойдя к ней вплотную и легонько проведя подушечками пальцев по ее лицу.

Затаив дыхание, Габи не мигая, уставилась в его зеленые глаза.

— Что? — наконец вымолвила она. Во рту у нее было сухо, словно в пустыне Сахаре, и она с трудом облизала пересохшие губы языком.

Его взгляд на мгновение застыл, а затем полыхнул огнем.

— Я довольно долго размышлял и пришел к вводу, что готов к продолжению рода, — спокойно заявил он. — Я здесь, потому что решил, что ты будешь матерью моего ребенка.