Богатые мужчины, одинокие женщины

ГЛАВА 24

Сидя в угловой кабине ресторана недалеко от фабрики, Джек Уэллс, прижав телефонную трубку к уху, высокомерно разговаривал с кем-то на другом конце провода. Он наморщил лоб, а его прикрытые веками глаза казались еще угрюмее, чем обычно. Маленький, накрытый белой скатертью столик перед ним был завален бумагами, документами и вырезками из газет о забастовке, разбросанными вокруг недоеденной порции зажаренного на открытом огне палтуса с рисом без масла. Сьюзен подумала, что это напоминает рабочий стол в его кабинете.

Как обычно, это был рабочий завтрак. Так же, как и обеды с Джеком Уэллсом всегда были рабочими обедами. Насколько Сьюзен могла видеть, ее клиент мало чем еще занимался, кроме работы.

Конечно, он мог бы то же самое сказать и о ней. Они были идеальной парой. Одна работа и никакой игры. За исключением того, что в качестве именно пары они никогда еще не попадали за пределы работы.

Это очень странные взаимоотношения. Джек Уэллс оказался очень странным мужчиной.

Сьюзен была не уверена в своих чувствах к нему, находя его привлекательным, но суровым. С ним трудно общаться, особенно длительное время. Даже если бы они начали расслабляться и стали бы развлекаться, он все равно напрягся бы и реагировал невпопад, так, что она никогда бы точно не знала, что происходит в их отношениях.

Переговоры с забастовщиками обострились до такой степени, что все они работали круглые сутки, и Сьюзен теперь была занята только делом Джека, из кожи вон вылезая, чтобы выработать соглашение между своим упрямым клиентом и такими же непреклонными рабочими в ситуации, которая стала тупиковой. На каждом заседании их аргументы крутились по одному и тому же порочному кругу, лидеры профсоюза были готовы уступить, а рядовые члены отказывались идти на компромисс.

– Черт побери, – сказал Джек, отключая телефон.

– Что случилось? – спросила Сьюзен, макая жареную картошку в кетчуп и отправляя ее в рот.

Ее клиент изнемогал.

– Какой-то шутник заснял утренний инцидент на видео и показал сюжет полиции и по телевидению, что приведет к появлению еще большего количества прекрасных копий, – заметил он, хлопнув тыльной стороной ладони по кипе газетных вырезок. – «Мерседес» протащил свою задницу через линию пикета, унося на своем полированном капоте тимстерский транспарант забастовщиков. Когда он остановился, один из пикетчиков вскочил на подножку и двинул кулаком по стеклу кабины водителя, в результате чего получил травму, а стекло пошло трещинами. Водитель «мерседеса» не пострадал. Однако теперь он будет знать: забастовщики – плохие и злые. Я так устал от всего этого публичного вздора. Почему бы всем просто не вернуться на работу и не заняться своим делом?

Сьюзен улыбнулась из-за своего стакана «пепси», край стакана стукнулся об оправу ее очков, когда она допила его.

– Эй, Кендел Браун, ты представляешь меня, адвокат, а не их. Так что прячь ухмылку и держи свои симпатии на той стороне, которая тебе платит.

– Она именно там, – настаивала Сьюзен, хотя, на самом деле, это было не так. – Я плохо тебя представляю? – пошутила она.

– Ты представляешь меня идеально. Но я вижу тебя насквозь, и мне не очень нравится то, что я читаю в твоих мыслях. – Джек нахмурился и набросился с вилкой на рыбу. – Эй, а то иди и снова представляй рабочих. Ты знаешь, как это бывает: представляешь администрацию – ешь бифштекс, представляешь рабочих – ешь расфасованные сэндвичи и все такое.

Сьюзен снова улыбнулась, а он позволил себе короткий смешок, рассеянно проведя пальцем по шраму на лице.

– Я знаю, ты любишь такое, – сказал он.

Доедая картошку, она дернула плечами в знак согласия. Затем, чтобы продемонстрировать свой профессиональный уровень, зная, что Джек придает этому большое значение, она переменила тему и стала рассказывать ему о стратегии, которая пришла ей в голову утром, по дороге на фабрику.

Он прервал ее на полуслове, глядя на часы и начиная собирать свои бумаги.

– Нам лучше отправиться обратно.

– Мне кажется, ты не очень-то заинтересовался моей стратегией, – заключила Сьюзен, промокая рот льняной салфеткой и кидая ее на стол.

– На самом деле я заинтересовался, – сказал он, направляясь к выходу и снова глядя на часы, – но нам будет удобнее обсудить ее в моем кабинете. Тебе понравился завтрак?

– Прекрасно…

– Послушай, а что ты делаешь вечером? Что ты думаешь насчет того, чтобы провести вечер вместе, – для разнообразия без работы? – спросил Джек, поразив ее тем, что обнял свободной рукой за талию. – Все деловые беседы запрещаются.

Это была первая романтическая попытка, которую Джек предпринял в отношении Сьюзен, и, застигнутая врасплох, она посмотрела на него.

– Что ты задумал? – спросила она скептически.

Их отношения так долго носили чисто официальный характер, что ее не могло не волновать, как это повлияет на них.

Он озорно улыбнулся, не останавливаясь.

– Ты когда-нибудь пробовала массаж шиатцу?

Удивленная, все еще сомневаясь, Сьюзен рассмеялась.

– Нет.

– Ты не представляешь, чего лишаешь себя…

– Да, действительно?

– Можешь мне поверить.

Она снова посмотрела на него, и они оба рассмеялись.

– Я думаю отвести тебя в мое корейское убежище в корейском квартале.

– Что это такое?

– Оно построено на естественных горячих источниках, весьма лечебных и экзотичных. Там замечательные отдельные купальни, все из мрамора и сверкающие чистотой. Индивидуальные горячие и холодные минеральные ванны, парная, сауна, массаж, где над твоей спиной действительно работают, и великолепный корейский.

– Обычное место для первых свидании? – пошутила Сьюзен. – Дай-ка я попробую угадать, как мне одеться…

Уэллс усмехнулся и оглядел ее сверху донизу так, как никогда раньше не оглядывал, заставив покраснеть.

– Ты считаешь, что это вполне подходит для первого свидания? Я не хочу показаться ханжой, но…

– …ты девочка из маленького городка Стоктон. Я знаю, – закончил он за нее. – Послушай, у нас с тобой было больше встреч, и мы провели вместе времени больше, чем я потратил на любую из женщин за долгое время.

Сьюзен с любопытством посмотрела на него, не уверенная, что он говорит правду. Но, прикинув время, которое он проводил вне работы, она поверила ему.

– У них полотенца и кимоно. Корейцы – очень скромные. Я закрою глаза и буду вести себя как настоящий джентльмен, – пообещал он с каменным лицом.

Сьюзен хотела спросить его, откуда такая внезапная перемена? Что подвигнуло его переменить их отношения? Но затем она решила, что относится к этому чересчур серьезно. Почему бы просто не предоставить их отношениям возможность развиваться своим чередом? Не было ли это той самой увертюрой, которую она ждала? Почему она так много рассуждает об этом? Почему она не может просто согласиться?

– Мистер Уэллс, – позвал его метрдотель, как раз когда они выходили на улицу, – вам звонят, сэр. Вы возьмете трубку за ближайшим столиком?

Когда Джек попросил официанта направить звонок в его кабинет, то, не останавливаясь, сунул ему в руку пять долларов. Сьюзен посмотрела на него с удивлением. Это было совершенно не похоже на Джека Уэллса – не подойти к телефону в любом месте, в любое время, не интересуясь, кто звонит. Он не обратил внимания на ее замешательство, поглощенный уже другими мыслями и поглядывая на часы.

Когда они вернулись на фабрику, грузовики со штрейкбрехерами как раз собирались уезжать, выстроившись в очередь и ожидая, когда охрана по заведенному порядку откроет ворота.

Это была типичная сцена, бурная, но обычная, когда забастовщики швыряли в грузовики яйца, обе стороны орали друг на друга, активно изливая свой гнев и не довольство.

«Здесь действительно царила та напряженность, которая заставляет кулаки пробивать стекла автомобилей.» – думала Сьюзен, вспоминая утренний инцидент, всматриваясь в окружающий хаос и наблюдая, как пикетчики проклинали временных рабочих в грузовиках, издеваясь над ними и обвиняя в том, что они украли работу забастовщиков.

Штрейкбрехеры отвечали тем, что махали в воздухе заработанными чеками.

И эта забастовка еще была спокойной по сравнению с другими стачками, которые привели к широкомасштабным действиям. Например, забастовка, объявленная профсоюзами больших продовольственных магазинов, или забастовка упаковщиков мяса, когда грузовики, попавшие в засаду, были отбуксированы на склады с простреленными радиаторами и шинами, причем водители-штрейкбрехеры были ранены.

Сьюзен вспомнила случай, когда водитель получил ожоги на коленях от небольшого фейерверка. В другой раз четверо штрейкбрехеров, выезжавших со склада одного из супермаркетов, были протаранены сзади грузовым пикапом, их автомобиль был развернут поперек и после этого протаранен еще раз. Хотя лишь один человек получил легкие ранения, фирма, владевшая сетью супермаркетов, взбудораженная шумихой вокруг этого дела, предложила награду в десять тысяч долларов за поимку водителя пикапа. После чего было нанято множество дополнительных охранников, причем большинство с разрешением ношения оружия, для сопровождения грузовиков.

К счастью, забастовка на фабрике Джека Уэллса до такого не дошла.

Это была вполне обычная забастовка, довольно агрессивная, но здесь не стреляли. За линией пикетов расположился тимстерский лагерь, где были выстроены в ряд передвижные туалеты. Рядом языки пламени лениво лизали изнутри пятидесятипятигалонную бочку (огонь немного приглушили после инцидента со Сьюзен), а поперек дороги стоял потрепанный автофургон, принадлежавший уволенному водителю грузовика и его жене, которые были здесь ежедневно, поддерживая забастовщиков домашними чили, куриным бульоном, горячим кофе и своим участием. Проходя через ряды пикетчиков, Сьюзен не могла сдержать чувства симпатии, которое имело глубокие корни. Вспоминая своего отца и его друзей, она старалась не смотреть никому в глаза.

В воздухе сгущалось ощущение агрессии. Она вдруг поняла, что на посту нет охранника, который должен был открыть ворота для отъезжающих грузовиков. Наконец дородный штрейкбрехер взял это на себя, спрыгивая с грузовика, чтобы самостоятельно открыть ворота, и расчищая себе путь в толпе насмехающихся забастовщиков.

Приближаясь к воротам через обычный шум и гам и проходя мимо группы рабочих, которых Сьюзен знала по переговорам, он вдруг, безо всякой причины, сильно толкнул беременную жену одного из стоящих в этой группе забастовщиков так, что она упала на землю. Она тоже была работницей фабрики, и когда, ударившись о мостовую, упала навзничь, ее значок пикетчицы отлетел в сторону.

Не задумываясь, Сьюзен кинулась к женщине, чтобы посмотреть, все ли с ней в порядке, и была удивлена, почувствовав, что Джек схватил ее за руку, оттаскивая назад, шепотом объясняя ей, что эта женщина была «гвоздем в заднице» вместе со всем своим кланом, и сама напросилась на это.

Удерживаемая Джеком, Сьюзен была вынуждена безучастно наблюдать, сбитая с толку и беспомощная, в то время, как муж пострадавшей пришел в ярость и накинулся на негодяя, молотя его до тех пор, пока четверо штрейкбрехеров не спустились с грузовика и не набросились на забастовщика, вызвав тем самым настоящий бунт, так как множество других забастовщиков рванулись на помощь своему приятелю.

Сьюзен была поражена, что, едва лишь ярость выплеснулась наружу, как по сигналу появились по крайней мере две дюжины охранников, одни вооруженные дубинками, а другие – фотоаппаратами. Так как в мирных линиях пикета фотографировать запрещалось, то у Сьюзен вызвала сильные сомнения случайность появления такого количества фотокамер. Она не поверила во внезапность появления этих фотоаппаратов, пущенных в ход как раз в нужный момент внезапно удвоившимся, по сравнению с прежним, числом охранников, которые сошлись именно в этом месте, именно в это мгновение, готовые задокументировать беспорядки.

Все это казалось инсценировкой – и стремление Джека побыстрее вернуться на фабрику, и охрана, вооруженная фотокамерами, обменивающаяся молчаливыми знаками с Джеком, как будто выполняла его приказ.

И прежде всего были сфотографированы – Сьюзен полагала, что совсем не случайно, – именно те рабочие которые не соглашались с профсоюзными лидерами и не шли на уступки в переговорах. Они были единственным тормозом, мешающим прийти к соглашению.

Она уже разгадала план Джека, теперь казавшийся очевидным. Все попавшие в объективы фотокамер будут уволены на вполне законных основаниях, таким образом неразборчивая в средствах администрация получит в свои руки эффективный рычаг, с помощью которого ей удастся договориться с профсоюзами. Теперь Сьюзен спрашивала себя, не была ли она тоже пешкой в его игре, не был ли внезапный романтический интерес рассчитанным маневром, направленным на то, чтобы отвлечь ее от грязных методов, которые он использовал, чтобы справиться с забастовкой.

Сьюзен вдруг почувствовала, что ее снова тащат за руку. По-видимому, Джек, увидев достаточно, решил увести ее в здание подальше от беспорядков.

«Он выглядит почти удовлетворенным», – подумала она, обернувшись назад, желая убедиться, что с беременной женщиной все в порядке и ожидая увидеть ее расстроенной, в слезах и в дружеских объятиях.

Вместо этого она увидела женщину, которая знала, как вести себя с людьми типа ее работодателя. Беременная забастовщица стояла, неустрашенная, пристально глядя в сторону Джека, подчеркивая свою ярость гордым плевком ему вслед с таким видом, как будто она могла бы так же просто направить этот плевок ему в лицо, если бы дистанция позволяла.

Неудивительно, что в последний момент корейское приключение Джека и Сьюзен было отложено, так как Джеку пришлось остаться на неотложное совещание, на которое Сьюзен не пригласили.

Сьюзен смущало и казалось удивительным, что Джек выглядел искренне расстроенным. Если он действительно запланировал всю эту анархию на фабрике, то должен был бы знать, что не сможет свободно развлекаться этим вечером. Если только это тоже не было частью его плана.

Сохраняя новый уровень в их личных отношениях, он заставил ее пообещать, что их свидание состоится в другой день. Не зная, что подумать и во что верить, Сьюзен оставила свои подозрения и соображения при себе и пообещала. Если он ее использовал, то был весьма убедительным актером.

Было уже за полночь, когда Сьюзен, усталая, вернулась домой после очередного рабочего марафона в офисе, все еще ломающая голову по поводу сегодняшних событий.

Сьюзен чувствовала, что происходит что-то неэтичное, и в качестве адвоката Джека ей особенно не нравилось блуждать в потемках.

Нравилось ей это или нет, она чувствовала запах крысы, отборной вьетнамской «тоннельной крысы», специально тренированной мгновенно проникать куда угодно, разрушая все на своем пути, считающей себя выше закона и уничтожающей препятствие, которое не может обойти.

На несогласных рабочих он явно смотрел как на препятствие.

Вернувшись на фирму, Сьюзен робко изложила свои подозрения Криглу, но он отнесся к ним несерьезно.

– Это работа профсоюзов – следить за своими рабочими, – напомнил он ей.

Некоторое время спустя Джек позвонил ей в кабинет, уточнить правовую сторону какого-то другого дела, совершенно не упоминая о случившемся на фабрике. Он производил на нее такое пугающее впечатление, что она не решилась обсуждать с ним волнующую ее проблему.

Их отношения оставались неопределенными. Они застряли на границе романтического приключения, так и не переходя эту линию. Часами напряженно работая, физически рядом, но при этом совершенно порознь, Сьюзен сама не знала, хочет она быть с ним или нет; казалось, ее чувства следовали за его настроением, поднимаясь и опускаясь с ним в такт. Она думала, что ее чувствительность объясняется тем, что у нее не было другого мужчины.

То, что Джек никогда не делал попыток сблизиться с ней, за исключением того озадачивающего приглашения не способствовало укреплению ее уверенности в себе. Она сама точно не знала, кто из них был причиной этого.

Этот вопрос мучил ее неделями. Была ли она настолько нежеланной, что ее прежнему приятелю в Стоктоне приходилось ей изменять? Настолько, что Марк совсем не обращал на нее внимания и смотрел только на Пейдж? Может быть, именно это позволяло Джеку достигать высокого профессионализма – даже при том, что они работали вместе глубоко за полночь, часто подкрепляясь бренди или бутылкой хорошего красного вина из его запасов?

Или Джек был голубым? Или он импотент? Или у него какие-то половые проблемы, и он не хочет поставить себя в неудобное положение? А может быть, ему хватает работы, размышляла она. Может быть, он один из тех мужчин, которым женщина не нужна.

Чувствуя себя полусонной и еще более озадаченной, чем когда-либо, странностями Джека и его просроченным предложением, Сьюзен набрала код на панели цифрового замка входной двери и вошла в дом, чуть не споткнувшись о горку посылок, адресованных Пейдж. Она с трудом удержалась, чтобы не поддать их ногой, раскидать по полированному терракотовому полу.

Пейдж всегда умела заканчивать надоевшие отношения. Под нежной личиной умной сексуальной кошечки Пейдж скрывалась настоящая барракуда.

Сначала подарки из Филадельфии. Теперь неиссякаемый поток от Ники Лумиса.

Сьюзен душили зависть и негодование. Она не получала даже цветов, ничего и ни от кого. За исключением произведения Марка, которое было глупо учитывать, так как почти тем же жестом он предложил себя Пейдж.

Сьюзен просто сходила с ума, наблюдая, как ее подруга постоянно вызывающе обнимается с Марком, вынося на всеобщее обозрение отношения, которые должны сохраняться за закрытыми дверями.

Например, Сьюзен беседует с ними обоими, и вдруг прямо посредине фразы Пейдж смотрит на Марка влюбленным взглядом с видом «боже-я-не-могу-оторвать-от-тебя-своих-рук» и начинает ласкать его прямо здесь, забывая о Сьюзен, которая чувствует себя полной дурой, замирая, как стоп-кадр на видео.

Это бесстыдно и чрезвычайно бестактно.

А Марк, в результате, выглядел как законченный идиот, каким он и был, коль скоро терпел выходки Пейдж. Она его использовала. Так же, как использовала всех. Марк был для нее временной игрушкой. И по мере того, как отношения с Ники Лумисом становились все серьезнее и серьезнее, она обращалась с Марком все хуже и хуже, в последний момент отменяя с ним встречи, потому что Ники захотел увидеть ее или встретиться где-нибудь, все равно где.

Боже мой, неужели у него нет никакой гордости? Неужели Пейдж настолько хороша в постели, что это оправдывает то, что он от нее терпит!

Отношения Сьюзен с ними обоими стали настолько натянутыми, что она уже избегала находиться рядом с ними.

К счастью, сейчас в доме никого не было. Он был полностью в ее распоряжении. Наслаждаясь тишиной и уединением, Сьюзен кинула портфель в коридоре у лестницы и, зевая, поднялась в свою спальню, полагая, что даже Мария, экономка Дастина, сегодня вечером отправилась со своим приятелем на концерт «Майами Саунд Машин».

Тори и Пейдж были с Ники Лумисом и каким-то его другом, которого они хотели познакомить с Тори.

Боже мой, как Сьюзен боялась этих свиданий вслепую. Ей было тяжело думать о том, как много знакомств она выдержала с тех пор как приехала в Лос-Анджелес. Их устраивали из лучших побуждений не только Кит и Джордж, но и ее коллеги из юридической фирмы, которые великодушно включали ее в списки приглашенных на футбольные игры, обеды, симфонические концерты или просто настаивали на том, чтобы она познакомилась с кем-то из достойных клиентов.

Сьюзен называла это «лотерейными знакомствами» и не испытывала на этот счет никаких иллюзий. Правду сказать, она не считала, что знакомства в Беверли Хиллз сильно отличаются от знакомств в любом другом месте. Просто мужчины были здесь богаче и испорченней, а их эксцентричность выглядела заметней. Как, например, Джек или Ричард Беннеттон. Как Ники Лумис. Казалось, они считают, что им все дозволено, что они могут все купить, что их деньги делают их всемогущими, позволяя преодолевать любые препятствия.

Сьюзен предпочитала отгородиться от них, спрятаться в надежном убежище своей профессиональной деятельности, тихими вечерами довольствуясь исследованиями, записями, размышлениями, анализом или работой с Джеком. Это спасало ее от необходимости демонстрировать интерес к людям, которые на самом деле ее совершенно не интересовали. Это требовало невероятных усилий: мчаться домой после работы, принимать душ, одеваться так, чтобы всех очаровать, а затем еще заставлять себя улыбаться и быть интересной в течение всего вечера.

Самые лучшие места для свиданий – кинотеатры, потому что в течение двух часов можно было сидеть молча, устраивая себе антракт, и не думать, о чем бы еще поговорить. А затем, после кинофильма, была гарантированная тема для беседы за неизбежной чашечкой кофе.

Страстно мечтая погрузиться в ванную, ни о чем не говорить, ни о чем не думать, Сьюзен напустила очень горячей воды, добавила смесь ароматных масел и порошков и настроилась получать удовольствие, глядя, как поднимается бирюзовая вода, покрытая шапкой пены.

Обычно она педантично вешала одежду на вешалку, но сегодня так устала и ей так не терпелось залезть в ванну, что она просто кинула всю одежду на пол бесформенной кучей: жакет, блузку, юбку, колготки, лифчик и трусики – сэкономив усилия на то, чтобы выбрать из своей коллекции компакт-диск мелодичного Стива Виндхема и воткнуть его в плэйер. Наслаждаясь приятным ароматом и ощущением блаженного покоя, она даже не побеспокоилась о том, чтобы завязать волосы, позволив им расплыться в воде веером и намокнуть, окунувшись в пузырьки и масло. Владевшая ею напряженность растворилась в горячей воде и оставила ее тело.

«Забавно, как вместе с напряжением уходят недобрые чувства, превращаясь в свою противоположность», – думала она виновато, снимая запотевшие очки и кладя их на край ванны.

Сейчас она была полна снисходительности ко всем; к Пейдж, Марку, Джеку и даже к Криглу. Даже к Билли Донахью. Даже к своему отцу.

Все они были только тем, чем были. Люди не могут быть лучше, чем они есть.

Голова Сьюзен покоилась на надувной пластиковой подушке и каждая ее частичка как бы дрейфовала сама по себе, не связанная с телом.

Она напомнила себе, что надо завтра позвонить родителям и узнать, как они поживают. Надо также позвонить Лизе, выяснить, как там Билли Донахью. Она пообещала себе, что попытается быть более терпимой с Пейдж, подумала о Марке, и ее мысли задержались на нем, наполнив ее множеством успокаивающих и приятно реальных эмоций и ощущений, когда она позволила себе помечтать о нем. Она вообразила, что его чувства переменились. Что теперь он хотел ее, вместо Пейдж.

Сьюзен вообразила, будто он говорит ей, что не может больше удерживать это внутри. Пейдж была всего лишь забавой, а со Сьюзен он предполагал серьезные отношения. Сьюзен воплощала в себе все, о чем он когда-либо мечтал. И даже больше. Умная. Красивая. Чувствительная. Она воображала его большие голубые глаза, полные печали и желания, желания, теперь уже ее, а не Пейдж. Она воображала, как сначала будет сопротивляться, а потом уступит, видела себя, плывущей вместе с ним на парусной лодке, только они и ветер, и Тихий океан катит свои белоснежные гребни. Или в походе. Они стоят лагерем под Санта-Барбарой, слушают тишину, жарят на костре грибы и занимаются любовью при свете последних тлеющих красных угольков.

Все это волшебство, о котором она мечтала, совсем не требовало громадного состояния.

Пусть Пейдж и Тори наслаждаются своими торжественными экстравагантными вечерами, дорогими путешествиями и ресторанами, роскошными туалетами, которые очень быстро теряют свой блеск. Сьюзен хотела мужчину, с которым могла быть счастливой, занимаясь земными делами, мужчину, который бы делал экстравагантными эти земные дела. Она устала лишь из вежливости признавать, что бутылка вина за семь долларов отличается на вкус от бутылки за сто.

Она представила себе Марка, залезающего к ней в большую ванну, наслаждающегося ее шелковистой кожей, смазывающего драгоценным маслом ее грудь, бедра, живот, целующего ее и занимающегося с ней любовью.

Представляя себе пальцы Марка, она почувствовала, как соски под ее пальцами напряглись. Она почти ощутила его ладони, обхватывающие скользкую полноту ее груди, и тут же, вслед за этим, приятная дрожь пробегала вниз к ее бедрам и дальше.

Если бы только она могла дотянуться до него своими мыслями и заставить его захотеть обладать ею так же как хотела этого она.

Она сконцентрировалась, пытаясь настроиться на его сознание, дотянуться до его мозга и управлять им. Она была готова на все, лишь бы он сейчас оказался здесь рядом с ней, гладил и любил ее, потому что чувствовала, что сама может любить только его.

Приближаясь к оргазму, она услышала стук в дверь и голос Марка, зовущий ее по имени. В смущении, она погрузилась в пену.

– Сьюзен? Ты там?

Она решила не отвечать, притворившись, что ее нет. Господи, неужели он прочитал ее мысли? Как раз вовремя.

– Да… да! – Ей пришлось перекрикивать музыку.

– Что?

– Я сказала: да. Я здесь.

– Я не слышу тебя. Можно мне войти?

– Нет! Я принимаю ванну, Ты можешь подождать минутку?..

– Что? Я тебя не слышу.

– Я сказала: еще нет! – прокричала Сьюзен, покраснев.

Вздохнув, она решила, что лучше вылезти из ванны и подойти к двери, чтобы ответить.

«Интересно, что он здесь делает? – подумала она, – И как он попал в дом?»

– Да? – переспросил он неуверенно.

– Нет. Одну секунду.

Но когда она поднялась, чтобы достать полотенце, вся в ароматных воздушных пузырьках пены и блестящая от масла, он вошел. Их глаза встретились.

Это было похоже на удивительное воплощение ее фантазии. Смущенно улыбаясь, Сьюзен бросилась за полотенцем и обмотала его вокруг тела. Она вылезла из ванны, оставляя мокрые следы и автоматически хватаясь за очки.

– Привет, – сказала она, все еще улыбаясь, чувствуя, как заливается краской от ушей до кончиков пальцев ног.

– Привет, – ответил Марк, также чувствуя себя неловко, сперва прикрывая глаза рукой, а затем глядя на нее. – Извини. Я не мог расслышать тебя сквозь…

– Все в порядке, – заверила она его.

Фантазия, прерванная его появлением, все еще волновала ее мысли.

– Что ты здесь делаешь?

Ее улыбка шла из глубины души. Что подумала бы Пейдж, если бы пришла сейчас домой и обнаружила их здесь, в ванной комнате?

Эта мысль развлекла ее, не вызвав чувства вины. Марк принадлежал ей с самого начала. То есть, Пейдж украла то, что раньше принадлежало ей по праву.

Он смущенно улыбнулся перед тем как ответить:

– Я предполагал встретиться здесь с твоей подругой, но, похоже, меня бросили. Мария впустила меня перед тем, как уйти, а затем я уснул, перечитывая на кушетке «Войну и мир». Когда же я проснулся и увидел рядом с лестницей твой портфель и туфли… то просто захотел поздороваться… – промямлил он смущенно.

Сьюзен не могла удержаться от соблазна заставить его еще немного поизвиваться, перед тем как ответить. Она наслаждалась моментом и хотела его продлить, воображая, что она Пейдж, и используя преимущество своей мокрой мыльной неодетости. Задержала взгляд на его белом ангельском лице, а затем скользнула по рубашке и джинсам, думая, как замечательно он выглядит. Ники несколько раз заезжал за Пейдж в рубашке и джинсах, но выглядел гораздо хуже. Это был мужчина среднего возраста, пытающийся одеваться стильно. Марк же выглядел действительно стильно.

Сьюзен решила действовать.

– Хочешь чашечку кофе или еще чего-нибудь? – спросила она, довольная тем, что он чувствует себя неловко, наблюдая за ней.

Она заправила верхний угол полотенца так, чтобы оно не свалилось с нее, перед тем как потянуться за другим – для волос.

– Спасибо, с удовольствием, – ответил Марк. – Может быть, ты позволишь сделать это мне? – предложил он, вновь обретая свою улыбку, от которой ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

– Это было бы прекрасно. Спасибо.

– Боже мой, мы, оказывается, такие вежливые, – Рассмеялся он, все еще не торопясь уходить.

– Это не единственный мой талант, – сообщила Сьюзен, снова поправляя полотенце и с ироничной улыбкой подсаживаясь к туалетному столику с намерением просушить свои волосы.

Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум фена:

– Как твое искусство?

– Изготовление или продажа? – Он взял со столика флакон духов, нюхнул, и, улыбнувшись, поставил обратно. – Хммм, замечательно.

– Спасибо. Мне они тоже нравятся.

– Этот запах напоминает мне тебя. Свежий, невинный и не слишком сладкий. Бесхитростный…

– Бесхитростный запах? – удивленно проговорила Сьюзен, направляя струю горячего воздуха на корни волос и делая укладку.

– Я ничего не выдумываю и не пытаюсь казаться умнее, – задумчиво объяснил он. – Он даже больше напоминает девственную природу в ясный весенний день, как раз после хорошего ливня.

– Звучит замысловато, – ответила Сьюзен, легко вызывая в воображении эту картину и наблюдая в зеркало, как он смотрит на ее отражение.

Она удивилась, когда он взял из ее рук фен и начал сам сушить ей волосы, шевеля их пальцами там, куда направлял струю нагретого воздуха.

– Художник, профессор экономики и прекрасный укладчик причесок – все в одной упаковке. С тобой не соскучишься, – заметила она, нервно реагируя на его пальцы в своих волосах и поражаясь, насколько сексуальным стало обыденное дело в его исполнении.

Марк склонился над ней, перекладывая очередной локон. Придерживая полотенце, она остро почувствовала свою обнаженность рядом с ним. Его пальцы, массирующие кожу головы, подчеркивали эту близость. Очки съехали на кончик носа, и она поправила их, пытаясь придумать что-нибудь остроумное, соответствующее ситуации.

– Мне нравятся твои волосы, они такие по-детски мягкие и шелковистые.

– Мне неприятно тебе это говорить, но они считаются паршивыми.

– Я так не считаю, – возразил Марк.

Его пальцы работали над ее затылком.

«Что происходит, – думала Сьюзен. – Что означает эта вдруг обретенная интимность? Зачем он флиртует? Может быть, он, сходя с ума по Пейдж, собирается воспользоваться Сьюзен, чтобы вернуть ее? Или ему просто одиноко? Или это запоздалое прозрение?»

Не зная, что и подумать, она покорно сидела, не произнося больше ни слова. Марк тем временем выключил фен, взял с туалетного столика щетку и принялся расчесывать волосы плавными, умелыми движениями, от которых бежали мурашки до самых пяток.

– Что ты пытаешься сделать? Соблазнить меня? – спросила она с легкостью, которой на самом деле не чувствовала, откидывая голову назад, заранее покоряясь любому развитию событий.

Марк не ответил, и их глаза встретились в зеркале. Он выглядел взволнованно, продолжая изучать ее отражение и играя волосами, – длинные и светлые, они лежали на ее плечах мягким сияющим облаком. Она выглядела очаровательно, ее ясные голубые глаза не отрывались от его зрачков. Медленные, неторопливые движения, которыми он продолжал расчесывать ей волосы, вызывали в ней волны тревожного удовольствия. Она пыталась сдержать это ощущение. Марк, видимо, почувствовал ее усилия, и его движения стали более робкими и осторожными. Казалось, они вернулись к тем отношениям, которые установились между ними до того, как на сцене появилась Пейдж.

– Я спросила тебя о твоем искусстве, – рассеянно напомнила Сьюзен, переключая внимание на более безопасную тему.

– Я бы с удовольствием показал тебе, чем я сейчас занят. Я осваиваю новую технику. И все так же работаю с пластиком и акрилом, но все получается более гладким с прозрачным. Это интереснее…

– Я бы хотела…

В воздухе повисла напряженная пауза. Сьюзен подозревала, что они оба думали о Пейдж.

– Мне очень нравится мой «Марк Арент». Я все время слышу комплименты в его адрес, – искренне призналась она.

– Правда?

Он выглядел таким польщенным, что Сьюзен рассмеялась. Это был первый случай, когда они говорили о его работе с той поры, как он повесил ее в кабинете Сьюзен. Раньше она была просто не в состоянии. Более того, она все больше склонялась к мысли, чтобы снять ее. То было живое напоминание ее неудачи.

Звонок телефона прервал их беседу, она нервно дернулась и потянулась к трубке, думая, кто бы это мог быть, неужели Джек?

– Алло, – произнесла она, все еще глядя на Марка.

– Сьюзен Кендел Браун, пожалуйста.

– Я у телефона.

– Здравствуйте. Извините, что побеспокоил вас в такое время, но на ваше имя получено несколько срочных сообщений от некоего Джуана Джимениза…

Это была служба сообщений юридической фирмы, и Сьюзен поняла, что из-за своих переживаний по поводу Джека и беременной забастовщицы она забыла, уходя из офиса, проверить сообщения. После семи звонки попадали непосредственно в службу сообщений.

– Мы только что получили от него очередной звонок, и он сказал, что это срочно…

– Джуан Джимениз? – повторила Сьюзен, прерывая и пытаясь сообразить, кто это.

Вспомнила, что он один из подстрекателей. Записав номер его телефона, она с сомнением набрала его.

Джуан сразу взял трубку, в его встревоженной речи с мексиканским акцентом звучали заговорщические интонации.

Он коротко и без церемоний объяснил, что разыскивал ее, не сомневаясь, что найдет сочувствующего слушателя. Положение его самого и его товарищей оказалось совершенно ужасным, и они нуждались в юридической консультации. Каким-то образом ему удалось выяснить, что перед тем как попасть сюда, она представляла профсоюзы, а не администрацию, и он был уверен, что она захочет узнать правду о том, что происходило. Он умолял ее встретиться с ним прямо сейчас, уверяя, что это нельзя отложить на завтра, так же как нельзя все обсудить по телефону.

– Я не позволю тебе ехать туда одной посреди ночи. Ты что, ненормальная? – сказал Марк.

– Марк, я привыкла к такого рода вещам, – заверила его Сьюзен, покривив при этом против истины.

Напряженность на фабрике возросла настолько, что она опасалась ехать в одиночку, беспокоясь, как бы ее не использовали.

– Я поеду с тобой, – настаивал он.

– Нет, все в порядке. Со мной все будет хорошо, – возражала она, оставляя ему возможность не ехать, если он на самом деле не хотел этого.

Но, кинувшись искать джинсы и свитер, она надеялась, что он все-таки настоит на своем.

– Я знаю, что ты храбрая и независимая. Но я также знаю, что у тебя достаточно здравого смысла, чтобы не ездить туда одной в такой час.

– Что ты думаешь они собираются со мной сделать? – засмеялась Сьюзен. – И что, по-твоему, ты сможешь сделать, чтобы защитить меня?

Марк сидел на одной из двух кроватей, жонглируя тремя маленькими подушечками и наблюдая за ней.

– Лови, – пошутил он, пытаясь захватить ее врасплох и кидая ей одну из подушечек.

Потянувшись, чтобы поймать ее, она забыла о полотенце, которое развязалось и соскользнуло на пол, смущая их обоих.

– Боже, да оденешься ты когда-нибудь? – спросил Марк умоляющим голосом, глядя, как она, пытаясь прикрыться джинсами и свитером, которые держала в руках, покраснев до корней волос, с голым задом, ретировалась в ванную комнату, чтобы, наконец, одеться. – Пока все не закончилось изменой твоей уже давно неверной подруге.

– Избавь меня от своих шуточек, – улыбнулась ему Сьюзен, закрывая ногой дверь.

Она не испытывала ни малейшего чувства вины или симпатии к Пейдж, впервые за долгое время ощущая себя по-настоящему соблазнительной.