Больные ублюдки

Я оттолкнула его голову. Хватая ртом воздух, я ударилась спиной о матрас, между грудей пробежал пот. Бусинки пота смешались с каплей крови и скатились мне на живот. Кролик рванулся вперед, словно в атаку, и его губы опустились на розовую каплю. Задыхаясь, я замерла, он встретился со мной взглядом и сглотнул.

И мы не двигались. Мы так и застыли. Прерывисто дыша, Кролик смотрел на меня, досыта напившись моей крови.

Я вложила ему в руки свою жизнь.

Отдала ему власть над жизнью и смертью.

Он глубоко выдохнул.

— Ты дала мне свою кровь.

Он поморгал, будто не мог поверить, что я позволила ему сделать со мной такое. Дрожащей рукой я провела ему по лицу. Кончиком пальца я погладила по татуировке в виде пики у него на щеке, и с губ Кролика сорвался стон.

Затаив дыхание, он ждал, когда я заговорю. И я сказала:

— Теперь моя очередь.

У Кролика приоткрылись губы и распахнулись глаза, но когда до него дошёл смысл моих слов, он медленно прикрыл веки. Из его груди вырвалось низкое урчание, и он пополз по мне. Ни на секунду не отрывая от меня глаз. У меня заколотилось сердце. Лицо Кролика приблизилось к моему, его губы, щеки и подбородок были темно-красного цвета. Зубы вымазаны кровью.

Наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, Кролик внимательно разглядывал мое лицо. Я подняла руку к его груди и провела пальцами по кровоточащей татуировке.

— Больные ублюдки, — прошептала я, прочитав вслух слова.

Слова, которые я могла прочитать. Слова, которые я написала розовой помадой на лбу Чеширского Кота.

Слова, которые теперь навсегда врезались в плоть Кролика.

Мои пальцы устремились вверх, пока не застыли на бьющемся у него на шее пульсе. Кончиком пальца я легонько постучала по его вене в такт её биению. Глаза Кролика потемнели.

— И что же ты будешь делать, маленькая Куколка?

Нахальный Кролик дразнил меня, и я почувствовала, как от тона его голоса у меня запульсировала плоть. Прищурив глаза, я потянулась к приставному столику. Не глядя, я нашла ладонью знакомую рукоятку из слоновой кости. Я подняла нож, и Кролик порывисто втянул носом воздух, когда лезвие замерло в узком пространстве между нами. Я приставила кончик ножа к его сердцу. Услышав его частый ритм, я растянула губы в ухмылке и пропела:

— Тик-так… тик-так… тик-так…

Кролик закатил глаза. Затем я провела ножом вверх. Я царапнула ему кожу, кончик холодной стали пробежал по его кровоточащей татуировке. Глаза Кролика распахнулись и безмолвно сказали мне, что он жаждет боли.

Мой Кролик любил боль.

Нож остановился у вены, на которой по-прежнему лежал мой палец. Губы Кролика изогнулись в ожидании. Очень осторожно я вонзила кончик ножа ему в кожу, прямо в татуировку в виде часов, глядя на то, как кровь вырвалась на поверхность и стекла по его шее. Я завороженно следила за тем, как она крадучись пробежала по его татуировкам и, не удержавшись на коже Кролика, упала мне на грудь. Он сильнее прижался членом к моему бедру. Зная, что он за мной наблюдает, я подхватила каплю пальцем и поднесла ее ко рту.

— Ммм, — пробормотала я.

Щеки Кролика вспыхнули, дыхание стало частым и сбивчивым. Короткими, медленными движениями Кролик стал толкаться пахом мне в бедро. Облокотившись свободной рукой на матрас, я приподнималась над кроватью, оказавшись всего в сантиметре от его лица.

— Восхитительно.

Кролик обхватил меня за затылок. Поджав губы и не отводя от меня тяжелого взгляда, он приказал:

— Пей…

Он прижал мою голову к своей шее.

— Пей меня.

Победно улыбнувшись от того, что получила именно тот ответ, который хотела, я вдохнула его запах, затем высунула язык и попробовала его кровь. Кролик застонал и сильнее привлёк меня к своей шее. Я позволила ему меня контролировать и, крепче прижавшись губами к надрезу, стала потягивать его кровь.

Мне нравилось, когда он меня контролировал.

Кровь лилась мне на язык и стекала по горлу. Пока я пила, Кролик все быстрее и быстрее терся пахом о мою ногу. Потом я остановилась. Я вырвалась из его хватки и отклонила голову в сторону.

Я знала, что моему Кролику нравится, когда я пытаюсь сопротивляться.

В ту же секунду он впился горячим ртом в надрез у меня на горле, и он стал пить мою кровь так же, как я пила его. Я опустила руку и скользнула ею за пояс его штанов. Не отрывая от него губ, я взяла в ладонь его член, и Кролик сдавленно зарычал, когда я стала водить по нему рукой вверх-вниз. Мы пили и пили, и я стонала и стонала. Через несколько секунд Кролик запрокинул голову и с низким рыком кончил. Он излился мне в руку, и я гладила его, пока он не отстранился.

Я откинула назад голову и обнаружила, что Кролик внимательно на меня смотрит. Вдруг он встал с кровати и достал что-то из сумки. Когда он вернулся, то держал в руке флакон, похожий на тот, что висел у меня на шее. Я затаила дыхание и сжала в кулаке заветный пузырёк, который никогда не снимала. Тот самый, в котором хранилось снадобье, сделавшее меня маленькой. На котором была надпись «Выпей меня».

Кролик встал коленями на кровать и вынул из флакона пробку. Не говоря ни слова, он поднес флакон к моей шее и наполнил его кровью. При мысли о том, что он хочет, чтобы моя кровь всегда была рядом с ним, у меня бешено заколотилось сердце и заныло в груди.

Он отступил и встретился со мной взглядом. Я взяла за привязанную к флакону черную ленту, и надела его ему на шею.

— Кролик, — прошептала я, когда он потянулся ко мне, чтобы развязать ленту, на которой висел мой флакон.

Он вытащил пробку, и выплеснул на пол голубую жидкость.

— Кролик! — отчаянно закричала я.

Я в панике потянулась к нему, но Кролик схватил меня за руку и сунул в нее пузырёк.

— Тебе это теперь не нужно, маленькая Куколка. Моя кровь — это все, что тебе когда-либо понадобится.

Я сглотнула и вгляделась ему в лицо.

— Правда?

Он кивнул.

— Если тебе нужно будет уменьшиться, она сделает тебя маленькой. Если увеличиться — то большой, — он наклонился, приблизившись губами к моему уху. — И она придаст тебе силы, если ты устанешь.

У меня округлились глаза. Она что, сильнее, чем голубой напиток? Я рванула флакон к груди, затем поднесла его к сочащейся ране у него на шее. Пока кровь заполняла флакон, внутри меня росло возбуждение. Когда всё было сделано, Кролик взял у меня стеклянный пузырёк, засунул в него пробку и надел ленту мне на шею. Я подняла руку и потрогала флакон — он был теплым.

Кролик взял с матраса мой нож, и одним быстрым движением полоснул им по ладони. Он сжал кулак, и кровь закапала на белье.

— Руку, — произнес он.

Я немедленно протянула ему свою. Кролик уставился на меня. Таким же стремительным движением он разрезал мою ладонь. Я зашипела от острой, жгучей боли.

Кролик наклонился и погладил меня по щеке своей окровавленной рукой. Его губы слегка изогнулись, как будто он улыбался. Потом он схватил меня за руку и, сжав вместе наши ладони, поднял их вверх. Я не могла отвести глаз от этого зрелища, и почувствовала тепло от нашей с ним смешавшейся крови. Кролик наклонил голову и провёл носом по моему лбу.

— Договор, подписанный кровью, — сказал он и вдохнул аромат мятного шампуня, оставшийся на моих недавно вымытых волосах. — Твой договор со мной… говорит о том, что теперь ты принадлежишь мне. Моя милая Куколка, твоя кровь слилась с моей. Твоя кровь течет вместе с моей по моим венам, отдавая мне твой свет.

Его нос скользнул вниз по моей щеке, и Кролик победно улыбнулся.

— А моя кровь теперь течет по твоим. Моя тьма… моя почерневшая душа пачкает твою, переманивая тебя на мою сторону. Моя Куколка… после всех этих лет, моя. Покорившаяся моей воле.

— Да, — мечтательно произнесла я, находясь во власти его слов, околдованная тем, что он так близко, кожа к коже, и мы связаны с ним кровью.

Я улыбнулась и посмотрела на глядящего на меня сверху Кролика.

— Всегда одно целое.

Стоя лицом к нему и не размыкая наших рук, я толкнула его на кровать.

Мои глаза скользнули по запачкавшей мои руки крови, и внезапно у меня внутри всё сжалось. На меня потоком обрушились образы, и я закрыла глаза. Я замотала головой, увидев то, чего мне совсем не хотела видеть…

— Свяжите её. И сделайте всё до того, как она устроит чёртово представление и привлечет ненужное внимание.

Меня ударили по лицу, и у меня закружилась голова. Во рту появился привкус крови. Я поморгала и посмотрела налево, а затем направо; с обеих сторон на меня смотрело одно и то же лицо. Две одинаковых пары рук держали меня за запястья. Дядя Джеффри и дядя Сэмюэль. Меня пригвоздили к месту два моих дяди-близнеца. Я попыталась определить, в какой я комнате. Но она была мне незнакома. Где-то сзади открылась дверь, и я услышала шаги. Но у меня в голове всё плыло. Мой папа дал мне чашку чая. Но от чая у меня закружилась голова. Из-за этого у меня в голове все перемешалось, и я никак не могла сфокусировать взгляд.

— Не отпускайте ее.

Я посмотрела вниз на свои ноги и увидела, что там стоит мой папа.

А потом я увидела его. Ко мне подошел дядя Джон, и я вздрогнула. Я не любила дядю Джона. Он приходил за мной каждую ночь. Мне не нравилось, что он делал со мной в комнате напротив, куда раньше отводили Хитэна.

До того, как его от меня увезли.

Мои глаза наполнились слезами, когда я представила себе его лицо. Когда я представила его глаза. Представила себе…

— Ты, вроде, сказал, что ей что-то там вкололи или типа того? — сказал моему папе Дядя Джон.

Откуда-то появилась его рука и погладила меня по голове. Я ненавидела его прикосновения. Я хотела отстраниться. Я пыталась, но дядя Джон резко повернулся ко мне и схватил меня за волосы. Он рывком запрокинул мне голову, чтобы мы оказались с ним лицом к лицу. Он наклонился. Он сделал это так, что мы соприкоснулись носами. Потом он меня поцеловал.

Его свободная рука скользнула к моему животу. Я почувствовала его ладонь на своей обнажённой коже. Я была голой. С замиранием сердца я посмотрела на удерживающих меня дядей-близнецов. На моего папу, разговаривающего в дальнем углу комнаты с каким-то мужчиной в белом... на дядю Джона, гладящего мой живот.

— Жаль, что ты не можешь её оставить, Эллис, — сказал он и ласково провел рукой по моим волосам. — Она была бы такой же красивой, как и ты. Светлые волосы. Голубые глаза... бледная кожа. Он закрыл глаза и улыбнулся.

У меня похолодело внутри.

— И она была бы моей. Я бы её растил. Она была бы полностью моей. Моей прелестной половинкой, Эллис.

Я не понимала, о чем он говорит. Я пыталась мыслить ясно, пыталась пробраться сквозь туман у меня в голове, но не могла.

— Не волнуйся, — успокоил меня дядя Джон, поцеловав в щеку. — Сейчас доктор избавит тебя от всего этого.

Я попыталась было что-то сказать, но он на меня шикнул. Меня охватила паника. Здесь что, доктор? Зачем сюда привели доктора?

Дядя Джон покачал головой и прижал палец к моим губам.

— Ты просто на некоторое время уснёшь. А когда проснешься, подобные вещи никогда больше не смогут с тобой произойти.

Он поцеловал меня в губы, я попыталась вырваться из крепкой хватки моих дядей-близнецов, но дядя Джеффри снова ударил меня по лицу, и я стукнулась затылком о стол, на котором лежала.

Они крепче сжали мне запястья, и я вскрикнула.

— Только представь, как весело мы потом сможем проводить время, — сказал дядя Джон.

К нему подошел мой папа и оттащил его за руку.

Сзади ко мне приблизилась какая-то женщина, и я посмотрела ей в глаза. Они были коричневыми. Её рот закрывала зеленая маска, а на руках были резиновые перчатки.

— Помогите мне, — успела прошептать я, не обращая внимания на катившиеся у меня с губ слезы.

В горле все пересохло, язык, казалось, распух во рту. Но она отвернулась и взяла что-то в руку. Потом я увидела надвигающуюся на меня маску. Женщина прижала ее к моему лицу… я вдохнула, и комната завращалась…потом все стало черным.

Когда я проснулась, то уже была в своей комнате. Я попыталась пошевелиться, чтобы встать с кровати. В голове царила полная неразбериха. Но когда я попробовала пошевелиться, мой живот пронзила жуткая боль.

— Эллис, — раздался у двери тихий голос.

От обрушившейся на меня боли у меня задрожали губы. Ко мне подошла Миссис Дженкинс с чашкой чая в руке. Она села рядом со мной на кровать.

— Тсс, милая, — утешала меня она.

Я заплакала ещё сильнее.

— Миссис Дженкинс…, — прохрипела я; голос казался скрипучим, и у меня саднило горло. — Что произошло? У меня болит живот. Всё болит.

Миссис Дженкинс поднесла к моему рту чай.

— Сладкая, это «Эрл Грей». Ваш любимый.

Я не хотела пить чай. Мне всегда хотелось чая, но не сейчас. Но Миссис Дженкинс не оставила мне выбора. Она залила его мне в рот. Она заставила меня выпить все. Я проглотила горячую жидкость, и моему горлу стало лучше.

После того, как я выпила весь чай, у меня начали слипаться глаза. Миссис Дженкинс прислонила руку к моему лбу. Я уже почти спала, но еще слышала, как миссис Дженкинс поставила на тумбочку фарфоровую чашку. Почувствовала, как она сдвинула вниз одеяло и прикоснулась к чему-то возле того места, где мой живот болел сильнее всего.

Все еще слышала, как она сказала:

— Шрам — это всего лишь небольшая плата за комфорт никогда не иметь детей, Эллис. Этому ребенку лучше не появляться на свет. Так будет лучше для вас обоих... лучше, что ты никогда больше не сможешь забеременеть…

У меня перехватило дыхание, и я вырвала руку из ладони Кролика.

— Я не могу дышать, — воскликнула я.

Я вскинула руку и потерла грудь. Но это не помогло. Тогда я стала царапать. Я царапала там, где было сердце. Оно билось слишком быстро.

— Куколка.

Кролик сел рядом со мной. Но мне нужно было встать с кровати. В распахнутой ночной рубашке я вскочила с матраса. Но по-прежнему не могла дышать.

«… У тебя никогда не будет детей, Эллис…»

Шрам... шрам… шрам...

Я закрыла глаза и прислонилась рукой к стене. Я ударила себя по голове, не в силах выкинуть из нее неприятные мысли. Не в силах прогнать эти голоса.

«Эллис… Эллис… Эллис...Почему они звали меня Эллис?»

У меня по груди струился пот. Я оттолкнулась от стены и заходила кругами, но голоса становились все громче. Дядя Джон… Дядя Джон… Голос дяди Джона...

«Кто такой дядя Джон?»

— Нет.

Я открыла глаза и, прислонившись к стене, помотала головой. Я скользнула ногтями по рукам и запястьям, царапая плоть. Я царапала и царапала, пока не пошла кровь. Я вся была в крови. В море крови. Моей. Кролика… ребенка…

— Нет! — закричала я и резко опустилась на пол.

Я обхватила руками голову и начала раскачиваться. Почему они звали меня Эллис? У Эллис был шрам.

У нее был шрам!

Я оторвала руки от головы и посмотрела вниз. Ночной рубашкой я стёрла с живота кровь, от чего белая ткань тут же окрасилась в красный цвет. Но потом я его увидела. Если бы я не присмотрелась, то никогда бы его не заметила. Он был едва различимым. Но я его увидела.

У меня был шрам…

Но Эллис… Это ведь у Эллис был шрам. Не у Куколки. У Куколки шрама не было. Плохие люди причиняли боль Эллис. Ее дяди-близнецы и дядя Джон… ее дядя Джон, самый отвратительный из них всех.

Эллис… ее имя зазвучало у меня в голове по-другому. Эллис… Закрыв глаза, я услышала, как это имя произносят разные голоса.

«Эллис… девочка», — сказал ее папа.

«Эллис…», — миссис Дженкинс.

«Эллис…», — мальчик, мальчик в шляпе. А затем:

«Эллис… это глупое имя...», — Хитэн.

Хитэн?

Я открыла глаза. У Хитэна был такой же голос, как и у моего Кролика.

«Кролик… Кролик… мой Кролик…»

Две руки обхватили меня за плечи, и я взглянула вверх.

— Эллис…, — выпалила я, и у Кролика побледнело лицо. — Эллис не может иметь детей.

Из моей груди вырвались рыдания.

— У нее был один, в животе. Но они его вырезали. Они вырезали из нее все. Ей больше не в чем вынашивать ребенка. Больше никакой крови каждый месяц. Они все это вырезали, — я подавилась криком. — Они оставили Эллис шрам…

Кролик ничего не сказал, но я почувствовала, как дрожат его руки у меня на плечах. Его бледное лицо стало ярко-красным.

Я потёрла ладонью шрам у себя на животе.

— У меня есть шрам, Кролик. Он здесь! Я его вижу. А ты его видишь?

Я помотала головой, и на меня потоком хлынули образы. Коридор… Кабинет… Кровать… Дядя Джон… Дядя Джон… Дядя Джон… Папа…

Я всё царапала шрам, но Кролик отбросил мою руку в сторону и посмотрел мне на живот. Из его горла вырвался такой яростный рык, что я вздрогнула.

— Кролик, почему у меня шрам? Почему люди зовут меня Эллис? Почему у меня такой же шрам, как у Эллис…?

Кролик замер на месте и пристально посмотрел мне в глаза. Крепко стиснув челюсти, он отпустил мое плечо и взмахнул наперстком.

— Из-за меня, — произнёс он.

Тон его голоса мне не понравился. Он был жутким. На секунду закрыв глаза, Кролик зашипел.

— Это я поставил тебе его много лет назад, — он склонил голову набок, вглядываясь мне в глаза. — Ты что, забыла?

Я покачала головой и откинулась спиной к стене.

— Когда? Почему?

— Когда мы были маленькими, — он напряжённо сглотнул, и из надреза у него на его шее упала капля крови. — Мы пили послеобеденный чай с Безумным Шляпником, Соней и Мартовским Зайцем. Я случайно уронил на землю чайник. Ты споткнулась и упала. И порезала живот осколком чайника.

Я ломала голову, пытаясь всё это вспомнить. Но не могла. Я не могла воскресить в памяти лица Сони, Мартовского Зайца и Безумного Шляпника. Но я действительно любила послеобеденный чай...

— Не помню, — прошептала я и почувствовала, как у меня задрожала нижняя губа.

Разъярённые серебряные глаза Кролика смягчились, и рука с наперстком, приблизилась к моей щеке. Его рука дрожала. Я не знала, почему.

— Ты ударилась головой, — прошептал Кролик. Он легонько постучал мне по виску. — И частично потеряла память.

Он так грустно это произнёс, что у меня на душе тоже стало грустно.

Я накрыла рукой его ладонь у меня на щеке.

— Не расстраивайся, Кролик. Я этого не помню, но знаю, что ты не хотел причинить мне вреда.

Я улыбнулась, но почувствовала себя при этом как-то странно, потому что в душе мне все еще хотелось плакать. Я изо всех сил старалась это перебороть. В конце концов, я же защитница.

— Я не сержусь на тебя, Кролик. Я никогда не смогу сердиться на своего Кролика.

Он закрыл глаза, и порывисто втянул носом воздух. Когда его глаза снова открылись, я вздохнула.

— Кролик… все это на самом деле произошло с Эллис? У нее забрали ребенка? Они вырезали у нее из живота то место, где живут дети? Они сделали с ней всё это несмотря на то, что она плакала?

Из горла Кролика вырвался странный сдавленный звук. Но он кивнул. Его всё еще измазанные в крови губы задрожали.

— Думаю, да, — нетвёрдым голосом произнёс он и откашлялся. — Эллис очень сильно пострадала.

Я кивнула и посмотрела вниз. Из глаз потекли слёзы и упали на пол.

— Моя Эллис… Я расстроилась из-за своей подруги Эллис.

— Я тоже, — он погладил меня по шее большим пальцем. — Хочешь чаю, милая? Может, от чая ты почувствуешь себя лучше?

Я улыбнулась несмотря на то, что мне было больно.

— Да, Кролик, конечно. Чай мне всегда помогает.

Он молча уставился на меня, и у меня из груди чуть не выпрыгнуло сердце, когда он наклонился и поцеловал меня в лоб. Его губы были мягкими, они замерли и так надолго прижались к моей коже, что от них мой холодный лоб стал тёплым. И моему истерзанному сердцу тоже стало тепло.

Кролик никогда не целовал меня так нежно… Это очень меня смутило.

Но мне понравилось. Мне понравилось то, как смягчились его глаза. Это было словно яркий проблеск солнца в пасмурный день. От этого у меня в груди затрепетало сердце.

Я молча смотрела на то, как он прошел через гостиничный номер к чайному уголку, который я соорудила сразу же, как только мы сюда приехали. Я смотрела, как он вскипятил воду, положил в заварочный чайник пакетик чая «Эрл Грей» и достал две фарфоровые чашки, одну для меня, а другую для себя.

Когда чайный пакетик пропитался водой, он повернулся ко мне и встретился со мной взглядом. Мгновение он помедлил, затем наклонился и поднял меня на руки. Я прислонилась головой к его плечу, и он положил меня на кровать, прикрыв мне ноги одеялом.

Он взял чай и принес его к кровати. Я улыбнулась, увидев тарелку с пирожными.

— Клубничный торт, — устало объявила я.

Мой голос был хриплым от слез… от грусти из-за моей любимой подруги Эллис.

— Твой любимый, — произнёс он и налил чай.

У меня замерзли ноги, но как только я ощутила на языке сладкий чай с молоком, мне стало тепло. Я закрыла глаза, и у меня в голове возник образ женщины со светлыми волосами. Она сидела, укрывшись пледом, на стуле в красивой комнате и пила чай. У женщины под глазами были темные круги, но она держала на коленях маленькую девочку. Несмотря на то, что женщина явно была больна, она все равно улыбалась девочке. Девочка тоже пила чай. Я улыбнулась от того, какой счастливой казалась эта маленькая девочка. Улыбнулась от того, какой милой была эта женщина.

От нее исходило тепло. Она была очень доброй.

Потом девочка повернулась ко мне, и наши взгляды встретились. У меня замерло сердце. На глаза навернулись слезы, и перехватило дыхание. Потому что эта маленькая девочка была…

— Эллис?

Когда я прошептала ее имя, Эллис улыбнулась. Я нашла Эллис. Она была такой юной. Не старше десяти лет. Длинные светлые волосы. Большие голубые глаза… просто маленькая девочка.

Найдя в себе силы двигаться, я помахала рукой, и Эллис помахала в ответ. Она спрыгнула с коленей своей мамы и направилась ко мне. Я почувствовала, как к горлу подступил комок. Наконец-то, я ее увидела. Наконец-то я узнала, как она выглядит. После стольких лет.

Мне показалось, что она немного похожа на меня.

— Куколка, — произнесла она и улыбнулась.

Она потянулась и коснулась моей руки. Я улыбнулась, посмотрев на чай, который она оставила.

— Ты тоже любишь послеобеденный чай?

Она засмеялась, и я тоже не смогла удержаться от смеха.

— Да, очень сильно!

— Но только «Эрл Грей», — хором сказали мы и рассмеялись еще сильнее.

Внезапно ее лицо омрачилось.

— Спасибо тебе, что убила плохих людей.

Она поднесла руку к животу. Туда где, как я знала, был шрам. Я изо всех сил старалась сдержать слезы.

— Я еще не закончила.

Я взяла ее за руку. Её ладонь была такой мягкой, а ногти тоже накрашены ярко-розовым лаком.

— Нет, — проговорила она и закусила губу. Она оглянулась на свою маму. — Моей мамы больше нет.

Я подняла голову и вдруг ее мама исчезла прямо у меня на глазах.

— Чай, — сказала Эллис.

Я увидела, как стены светлой, прелестной комнаты начали окрашиваться в черный цвет.

— Думаю, она заболела из-за чая.

Эллис повернулась ко мне. Её синее платье тоже стало черным.

— Люди, с которыми ты вскоре столкнешься, очень сильно мне навредили, Куколка.

Я кивнула, теперь мне было известно, как они это сделали.

— Ты должна заставить их за это заплатить.

Ее ладонь выскользнула из моей руки, словно что-то невидимое тащило ее назад. Вдруг вокруг нас вырос темный лес, и она пропала.

— Только тогда я смогу стать свободной, — произнесла она, прежде чем совсем исчезнуть… и ее звонкий голосок тоже исчез.

Я поморгала и обнаружила, что Кролик держит меня за подбородок и пристально вглядывается мне в лицо.

— Куколка…Куколка, с тобой всё в порядке?

Я кивнула и ухватилась за ручку чайной чашки.

— Кролик, я… я разговаривала с Эллис.

Нервно сглотнув, он спросил:

— Что она сказала?

— Что я должна уничтожить остальных нехороших людей, — я прикрыла веки. — Потому что они причинили ей больше всего зла. Только тогда она сможет стать свободной.

Он кивнул, затем поставил мою чашку на приставной столик и осторожно помог мне лечь. Он сжал мою руку и смотрел на меня, пока я не начала погружаться в сон. Я услышала шорох карт и открыла глаза. Кролик держал в руке три карты. Три карты, которые у нас остались. Увидев одну из них, я села на кровати.

— Мужчины, которые держали Эллис, — произнесла я, глядя на изображение дядей-близнецов. — Те, что били ее по лицу, когда ей изрезали живот.

— Траляля и Труляля, — объявил Кролик. Его голос вернулся к своему мрачному тону.

Он положил карту между нами, и я поджала губы. От того, через что они заставили пройти мою подругу Эллис, у меня внутри закипел гнев.

— Они твои, — он положил карту мне на колени.

— Уничтожь их.

— Что? — воскликнула я.

Кролик нахмурился.

— Я ничего не говорил, — сказал он.

— Уничтожь их, Куколка. Ради меня… ради нас, — снова произнес голос.

Осознав, кто это сказал, я порывисто вздохнула и, пока она говорила, склонила голову набок. Я понимающе кивнула. Посмотрев на Кролика, я объяснила:

— Это была Эллис, — я постучала себе по голове. — Она говорила со мной здесь.

— Ч-что она сказала?

Я уставилась на карту. На рисунок Траляля и Труляля. И улыбнулась, чувствуя во рту остатки крови.

— Уничтожить их. Уничтожить их обоих… беспощадно.

У Кролика раздулись ноздри, и он положил карту на столик. Сжав мою руку, он посмотрел мне в лицо.

— Значит, ты их уничтожишь, Куколка. Они твои целиком и полностью.

Я закрыла глаза и облегченно вздохнула.

Кролик поцеловал мою руку, и я стала засыпать.

«Я разорву их на части, Эллис, кусок за куском. Я обещаю. Только держись. Скоро ты будешь свободна… Пожалуйста.

Только держись».

12 глава

ТРАЛЯЛЯ И ТРУЛЯЛЯ

Кролик

Когда мы прибыли в Эль-Пасо, на небе уже догорал закат. Куколка спала, облокотившись рукой на дверь Мустанга. Я сильнее сжал руль, прокручивая в голове ее признание об Эллис, о шраме в низу ее живота, который я даже не заметил. Я был слеп, очарован жаждой крови, очарован тем, что, наконец, обладаю моей маленькой Куколкой так, как всегда этого хотел. Я не заметил едва различимого белого шрама, нарушающего совершенство ее кожи. Не обнаружил страшного доказательства того, что сотворили с ней эти твари. И это было куда хуже того, что они причинили мне.

Эти суки заделали ей ребенка.

Эти суки прервали беременность…

Эти суки вырвали матку из незрелого тела Куколки. Они сделали это, чтобы она больше не могла иметь детей. И все для того, чтобы они могли и дальше трахать Куколку против ее воли, насиловать ее столько, сколько им захочется, не беспокоясь о том, что она забеременеет. По кусочкам разрушая ее здравый рассудок, пока он совсем не помутился, и она не забилась в свою раковину. В вегетативное состояние, в котором я ее нашел, безжизненную и отгородившуюся от реального мира.

Их злодеяния, о которых я, наконец, узнал, выпустили на волю вспыхнувший во мне вулкан ярости; он превратился в огненное море лавы, грозящей уничтожить все на своем пути. Людей, привязавших ее к операционному столу. «Дядей» — близнецов, на встречу с которыми мы ехали. Добавьте к этому списку подонков, больше всех остальных истязавших ее тело и разум, дядю Джона и ее отца. Ее отец, тот самый человек, который должен был ее защищать. Вместо этого он, словно какой-то сутенер, преподнес ее своим «коллегам» на блюдечке с голубой каемочкой, плеснув отравы ей в чай.

Загородные дороги Эль-Пасо сменились городскими огнями — мы приближались к месту нашего назначения. Поместье на самой окраине города, милое маленькое ранчо. Уединенное. Частное… просто идеальное место для необременительной кровавой резни, учиненной стражами Страны Чудес.

— Изысканные вечеринки, — сказал Хайд, встав рядом со мной.

Мы находились в секретном доме Чепела в Луизиане. Хайд посмотрел на зажатые у меня в руке фотографии, и его лицо исказил привычный злобный оскал. Генри в данный момент «спал».

Пока я просматривал информацию, собранную о дядях Джеффри и Сэмюэле, ко мне подошел Чепел. Взглянув на фотографию, сделанную частным детективом на одной из таких вечеринок, он присвистнул. На открытой террасе были развешены гирлянды из лампочек. За длинным столом сидело несколько человек. Все уже сами по себе довольно интересные персонажи; большинство из них, вне всякого сомнения, «любители» детишек. Парочка насильников и несколько тупых шлюх, которых заводят извращенные вкусы этих садистов — бляди, которые ловят кайф, глядя, как их мужчины кого-то насилуют… возраст значения не имеет.

— О-о, как было бы весело ввергнуть эту маленькую компанию в кромешный хаос.

Чепел присел рядом со мной и провел рукой по фотографиям женщин, расположившихся рядом с крепкими мужчинами среднего возраста.

— Платные шлюхи? — спросил он, и в его глазах отразился свет от камина.

Я проверил информацию, данную мне частным детективом.

— Да. Но те, что предпочитают темную сторону секса.

Чепел жадно втянул в себя воздух.

— О…какие невероятные возможности они могли бы предложить… какие у нас могли бы сложиться удивительные отношения, — пробормотал он, и его зрачки расширились.

— Сделай им всем чертовски больно, — прорычал Хайд. — Вырви им нахрен глотки.

Он встал из-за стола и направился в свои комнаты. Вне всякого сомнения, скоро должен был вернуться Генри.

Чепел тоже поднялся и откинул с лица длинные светлые волосы.

— Да, юный Дэппер Дэн. Могу только представить, какие дивные, возвышенные убийства учинит наш местный любитель крови, — он поднял вверх палец и улыбнулся. — Ты должен записать эти приключения ради своих друзей.

Он положил руку на грудь.

— Мне и впрямь нравятся хорошие кровавые романы, милый юноша. И такой, как это кровопролитное чаепитие, был бы весьма захватывающим.

Он ушел, а я всё смотрел на фотографии, представляя себе, как озаряется лицо Куколки при виде чая и пирожных.

Представляя, как она купается в их крови, сжимая в своей хрупкой ручке слегка поджаренный пончик с маслом...

Куколка пошевелилась, вырвав меня из задумчивости. Я бросил на нее взгляд как раз, когда она открыла глаза. Ее макияж был просто идеальным. От одного вида нарисованных вокруг ее левого глаза часов я жутко завелся. Но гораздо сильнее я завелся, увидев висящий у нее на шее пузырек с моей кровью. Наклейка «Выпей меня» еще никогда не была такой уместной.

Куколка вздохнула и села. Я повернул голову, чтобы узнать, что привлекло её внимание. Впереди виднелись яркие огни. Вдоль дороги, ведущей к большому зданию, выстроились припаркованные лимузины. Из здания доносилась музыка, и по всей территории бродили дети, не старше семнадцати — восемнадцати лет.

— Кролик, что тут происходит? — спросила Куколка, когда я сбросил скорость, чтобы она могла хорошенько всё рассмотреть.

Дети таращились на Куколку, проходя мимо Мустанга.

— Вау, — пробормотала она, глядя на девушек в длинных пышных платьях и с броским макияжем, почти таким же, как и у нее самой, за исключением часов вокруг глаза. Девушки шагали под руку с юношами в смокингах.

Я не мог отвести взгляда от того, как Куколка смотрела на них широко распахнутыми глазами, от волнения постукивая ногой. Она повернулась ко мне и спросила:

— Кролик, что это? Почему все девушки и юноши так красиво одеты?

Я взглянул на висящий над зданием баннер: «Выпускной бал».

Куколка во все глаза уставилась на входящих на территорию школы детей. Но я смотрел только на нее. Я видел, как ее заворожили эти девушки в платьях. В длинных, шикарных платьях.

Словно прочитав мои мысли, она сказала:

— Их платья, Кролик…

В ее голосе послышался благоговейный трепет. Она взглянула на свои голые бедра.

— Моё совсем не такое, — она одарила меня самой грустной улыбкой, какую я когда-либо видел. — Но куда мне такую красоту надевать? Уж точно не на убийства тех нехороших мужчин. Я бы не стала тратить нечто столь прекрасное на таких отвратительных людей.

Мое сердце — если бы оно вообще у меня имелось — треснуло прямо посередине. Она была права. У нее никогда не было ничего подобного. Даже в детстве она проживала большую часть жизни в своём вымышленном мире, рисуя в воображении свои чаепития и приключения на территории поместья. Она все время танцевала. Представляла себе жизнь за пределами именья. К её большому огорчению, я никогда не танцевал. Я с удовольствием на это смотрел. Но бл*дь… Куколка заслуживала чего-то гораздо большего.

— Это выпускной, — сказал я.

Куколка в замешательстве нахмурила лоб. Я знал, что она не сможет прочесть висящий над дверями баннер.

— В Стране Чудес… дети отправляются туда, когда закончат школу, — произнёс я и пожал плечами. — Они там танцуют или типа того. Одеваются вот так и танцуют.

— Они танцуют…? — прошептала она, глядя, как на подъездную дорожку въезжает очередной лимузин. — Как им, наверное, весело.

Она улыбнулась еще двум проходящим мимо девушкам. Они посмотрели на машину, и их взгляд упал на Куколку. Девушки на мгновение затихли, а потом рассмеялись. Прямо, бл*дь, ей в лицо.

Я поджал губы. Словно услышав приглушенный рык, вырвавшийся у меня из горла, они устремили глаза на меня. Я демонстративно поднял палец с наперстком для разрезания глоток и провёл им по шее. От того, как вмиг побледнели их лица, мне стало ясно, что шлюхи поняли мой намёк закрыть свои гребаные рты. Если нет, я перережу им глотки прямо здесь и прямо сейчас.

Никто не смеет относиться к моей Куколке свысока.

— Вы обе такие красивые! — сказала Куколка неблагодарным сучкам, совсем не обратив внимания на то, что они осмелились над ней насмехаться.

Смеяться над ее одеждой и макияжем. Они и представить себе не могли, что она может одним изящным взмахом ножа положить конец их жалким жизням. Мне бы очень хотелось, чтобы она преподала урок этим заносчивым шлюхам.

Прищурив глаза, я уставился на них, словно бросая этим потаскухам вызов, рискнут ли они ее проигнорировать.

— Спасибо, — выпалила, в конце концов, одна из них, и они поспешили через дорогу.

Куколка с широкой улыбкой повернулась ко мне.

— Они заговорили со мной, Кролик! Прекрасные принцессы со мной заговорили!

Я кивнул, но Куколку уже увлекла доносящаяся из школы музыка.

— Я не знаю этих песен. На моей кассете их нет, — Куколка нахмурилась. — Кролик, а что еще происходит на выпускных?

Я ломал голову, пытаясь вспомнить. До своего переезда в поместье Эрншоу, я никогда не был ни на одном выпускном, но для меня было очевидно, что это такое. И суровая реальность, что это не было очевидным для нее, выводила меня из себя. Ее отец даже не научил ее читать, не говоря уже о том, чтобы позволить ей пойти в школу, где она могла бы завести друзей, ходить на выпускные или что там еще делают девушки из дорогих частных школ. На какой-то момент я даже обрадовался, что ее папа этого не сделал; Куколка никогда не стала бы общаться с таким уродом, как я. Уродом, который круглые сутки думал не о футбольных матчах и бейсболе, а о смерти и убийствах.

— Кролик?

— Они танцуют, пьют пунш, затем выбирают короля и королеву.

У нее округлились глаза.

— Правда? — она открыла рот от удивления. — И они носят корону?

Я кивнул. Куколка вздохнула.

— Мне бы очень хотелось носить корону, — сказала она. — Быть коронованной королевой…

От мелькнувшей у нее на лице грустной улыбки у меня внутри все сжалось.

Ей и в голову не приходило, что она и есть гребаная королева.

Моя кровавая королева.

Посмотрев на часы, я увидел, что если мы хотим испортить вечеринку, то нам пора ехать. Я переключил передачу и отъехал от школы. Вытянув шею, Куколка смотрела на удаляющееся здание, пока оно совсем не скрылось из виду. Снова сев на свое место, она повертела в руках карту Труляля и Траляля. Ее счастливое лицо в одно мгновение стало свирепым.

Я ухмыльнулся, увидев, как моя маленькая Куколка мысленно готовится к тому, что произойдёт дальше. Каждая из смертей этих тварей была таким наслаждением. Убийство Чеширского Кота положило конец моей личной вендетте. После того, что открылось о ее шраме, предстоящие четыре убийства значили гораздо больше.

Я не мог дождаться, когда Куколка выплеснет свою ярость на тех, кто ее удерживал, когда ей вырезали матку. Я считал секунды, когда же она возникнет перед ними, словно чертов демон из прошлого.

Мы прибыли на ранчо, отдалённое и изолированное, как и у всех остальных. Новостные агентства до сих пор не обнародовали имена наших жертв. Несколько месяцев назад частный сыщик Чепела сообщил нам, что дяди не общались годами. Я покачал головой, наслаждаясь тем фактом, что никто из этих выродков не подозревает о нашем визите. Неожиданное убийство всегда доставляет гораздо больше удовольствия.

Они скрылись в тень, и не заметили, как их настигли призраки их прошлого... От этого их кровь становилась еще более сладостной.

Куколка поднялась и положила руку на раму лобового стекла.

— Кролик! У них вечеринка!

Прежде чем я успел ее остановить, Куколка выскочила из машины, держа в одной руке голову Алисы, а в другой — нож. Пистолет она заткнула за пояс. Чтобы ее догнать, я побежал за ней по подъездной дорожке.

Куколка ворвалась сквозь двери ранчо. Я следовал за ней, осматривая дом и глядя, нет ли кого-нибудь поблизости. С заднего двора раздался звук гремящих тарелок.

Куколка повернулась ко мне и улыбнулась.

— Нет…, — она пронзительно захихикала, прикрыв рот рукой, держащей кукольную голову. — Кролик, у них что, чаепитие?

Не дождавшись ответа, Куколка побежала вперед, затем остановилась в дверном проеме, ведущем на террасу. Я не спеша подошел к ней сзади, и мой взгляд упал на стоящий перед нами стол. Так же, как и на сделанной сыщиком фотографии, стол был длинным и за ним сидел любопытный микс из сомнительных личностей. «Любители» детишек. Насильники… и шлюхи, которые возбуждаются, глядя, как эти уроды осуществляют свои развратные действия.

Куколка ахнула и захлопала в ладоши. С ее губ слетел звонкий, отрывистый смех и прорвался сквозь громкую музыку. Восемь голов тут же повернулись, и на нас уставились восемь пар пытливых глаз. Куколка опустила руки. Служанка расставляла на столе заварочные чайники и поднос с богатым выбором угощений.

Мы прервали десерт.

— У вас чаепитие! — пропела Куколка и помчалась к столу.

Я небрежно повертел в руке трость, прочесывая глазами сидящих за столом гостей. Все они в недоумении смотрели на нас. Но меня интересовали всего два гостя. Два совершенно похожих друг на друга куска дерьма, восседающих в конце стола. Одинаковые костюмы. Одинаковые прилизанные редеющие волосы… одинаковые даты смерти, выжженные у них на лбах.

Куколка притащила с другой стороны террасы стул и втиснула его между насильником и шлюхой. Она положила на стол голову своей куклы. Шлюха в ужасе завизжала и отшатнулась.

Краем глаза я заметил, что служанка намеревается сбежать. Как только она попыталась проскользнуть мимо меня, я упёр трость в стену, преградив ей путь. Она уставилась на меня своими испуганными голубыми глазами. Я покачал головой, неодобрительно поцокав языком.

— Никто не уходит, дорогуша.

Я кивнул головой на скамейку на краю террасы.

— Почему бы тебе не присесть вот там? — указал ей я.

Служанка замерла, уставившись на меня глазами ослепленного светом фар оленя, но я, наклонил голову сначала в одну, потом в другую сторону и хрустнул шеей.

— Я не прошу… Я настаиваю.

Она помчалась к скамейке, и тут вдруг поднялся один из близнецов — я решил назвать его Траляля.

— Да кто вы, мать вашу, такие? И какого черта делаете в моем доме?

Мои глаза взметнулись к его раскрасневшемуся лицу, и во мне закипела безудержная ярость. Я уже открыл было рот, чтобы заговорить, как вдруг Куколка хлопнула рукой по столу. Она впилась испепеляющим взглядом в обрюзгшее лицо Траляля.

— Где Ваши манеры? — прошипела она, и ее английский акцент стал сильнее, чем когда-либо прежде.

Куколка недовольно покачала головой и вытащила из-за пояса пистолет. Взгляд Траляля опустился на сине-белый «Глок». Куколка провела пальцем по надписи. Склонив голову набок, она посмотрела на «дядей».

— Время пить чай.

Она крутанула в руке пистолет и схватила его, как профессиональный стрелок, которым уже стала. Она обвела пушкой вокруг стола, поочередно направляя ствол на каждого из гостей. Они таращились на нее, их лица стремительно теряли цвет. Затем ее взгляд остановился на Траляля, и он замер.

— Мы пришли в гости.

Она взглянула на сидящую радом с ней женщину и распорядилась:

— Кролику нужен стул.

Женщина замешкалась, но Куколка развернулась и направила пистолет прямо ей в голову.

— Только не говори мне, что твоя мама не учила тебя хорошим манерам!

Женщина вскочила со своего места и отыскала для меня стул. Она притащила его к столу и призадумалась, явно не зная, куда его поставить. Куколка одарила меня обворожительной улыбкой и приподняла одно плечо.

Моя прелестная, чокнутая кукла.

— Думаю, напротив меня, — произнесла Куколка, и женщина поставила стул туда, куда она указала.

Медленно двигаясь вдоль стола, я оценивал каждого из гостей, наблюдая за тем, как их взгляды мечутся между мной и моей девочкой. Когда я сел, Куколка посмотрела на меня.

— Кролик, чаепитие! Ты можешь в это поверить?

Я небрежно откинулся на спинку стула.

— Моя маленькая Куколка, я глазам своим не верю.

Я положил правую руку на трость, и провел указательным пальцем левой руки по губам. Острым наперстком я проткнул кожу, и почувствовал, как кровь заполнила мой рот и потекла по подбородку.

Я дал крови стечь по моему лицу.

Я дал им всем внимательно меня разглядеть.

— И знаешь, Кролик? Знаешь, что больше всего меня раздражает? — спросила Куколка, усевшись за стол.

— Что, милая?

Она подняла нож и принялась тыкать его кончиком в покрытый льняной скатертью деревянный стол. В другой руке она держала пистолет, не сводя пальца со спускового крючка. У нее поникли плечи, и ее красивое лицо приняло крайне разочарованное выражение.

— Меня жутко злят дурные манеры.

Я согласно кивнул, кончиком языка размазывая по зубам кровь. Я чувствовал исходящее от гостей напряжение. Влажный воздух наполнился божественным ароматом страха. Куколка вздохнула и покачала головой. Ее глаза метнулись в сторону и застыли, глядя в пустоту. Она наклонила голову, так будто внимательно кого-то слушала.

— Эллис это тоже не нравится. Она говорит, что это просто выводит ее из себя.

Я улыбнулся.

Моей маленькой Эллис никогда не нравились дурные манеры.

Я придвинулся вперед, от чего у меня с губ сорвалась капля крови и упала на скатерть. Затем я улыбнулся. Потерев кроличью голову своей трости, я пожал плечами и процитировал:

— О человеке судят по манерам.

Куколка повернулась к близнецам, лица которых приобрели весьма соблазнительный белоснежный оттенок. Их смертельная бледность только меня распалила. Я знал, что они услышали, как Куколка упомянула Эллис.

Это сводило их с ума, предвещало то, что должно было вскоре произойти. Боль. Много прекрасной, удивительной боли.

— Вы пригласили нас сюда, на своё ранчо, а теперь относитесь к нам с таким вопиющим неуважением? — глаза Куколки омрачились, она разочарованно надула губки, и у нее на щеках появились ямочки. — Мы проделали такой долгий путь, чтобы попасть сегодня сюда.

Она помолчала, в ее взгляде промелькнула тьма.

— Чтобы увидеть вас обоих… Собственно, мы едва сдерживали волнение, — ее губы растянулись в зловещей улыбке, а затем снова надулись. — Вы устраиваете такое восхитительное пиршество, а потом показываете, что нам здесь не рады.

Она шмыгнула носом.

— Это очень огорчает.

Мужчина слева от Куколки что-то прошептал сидящей рядом с ним шлюхе. Я вгляделся в его лицо и вспомнил, что он из «любителей» детишек. У меня вскипела кровь. Трущаяся рядом с ним сука любила смотреть, как он трахает малышей.

И он, бл*дь, посмел разговаривать, когда моя Куколка произносит такую речь? Куколка замолчала, развернулась и всадила свой нож прямо ему в голову. Его кровь хлынула на шлюху, его подругу, эту больную и извращенную тварь, и она заорала. Сжав в руках белую льняную скатерть, он начал свой неспешный путь к смерти и в распростертые объятья самого дьявола.

— Я же говорила, что ненавижу дурные манеры! — произнесла Куколка громким, командирским голосом.

Куколка сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Я слышал, как она тихо сосчитала до десяти. Мне пришлось поменять положение; у меня так напрягся член, что стало больно.

Она была великолепна.

Открыв глаза, она с облегчением улыбнулась, положила руку на грудь и тихо сказала:

— Вот теперь я спокойна.

Она обвела взглядом стол, и улыбка улетучилась с её лица. Вся наша публика уставилась на нее в презренном страхе. Буквально обмочившись от вида настоящего исполина тьмы, в которого превратилась Куколка. Она откинула от лица волосы и поправила ободок.

Вдруг забрызганная кровью шлюха вскочила на ноги и помчалась к двери. Но не успела она сделать и три шага, как Куколка вытащила из-за пояса пистолет и пустила пулю прямо этой суке в затылок. Шлюха рухнула на пол. Сидящая рядом со мной проститутка заорала от ужаса. Я оглядел стол. Остальные мрази были явно слишком напуганы, чтобы двигаться.

— Ещё кто-нибудь? — спросила Куколка, широко раскинув руки и внимательно посмотрев на остальных гостей.

Она разочарованно покачала головой.

— Вы все испытываете мое терпение!

Никто не проронил ни слова, и она снова сунула пистолет за пояс. Повернувшись к недавно убитому ею хрену, который теперь сполз на стол, она ухватилась за рукоятку торчащего в нем ножа и, не церемонясь, выдернула нож у него из черепа. Ей на платье брызнула кровь. Куколка стыдливо захихикала и потянулась за повязанной у него на шее салфеткой. Она сняла ее и промокнула кровавые пятна у себя на платье. К сожалению, это только усугубило ситуацию; кровь хлестала из его пробитой головы на салфетку, заливая Куколкино платье новыми малиновыми пятнами.

— Вот так!

Она посмотрела на свой нож.

— Фу, — произнесла она и поморщилась, увидев кровь и приставшие к тончайшей стали остатки мозга.

Пожав плечами, она огляделась вокруг в поисках чего-нибудь такого, чем можно было бы это вытереть, а затем обратилась к сидевшей справа от нее проститутке.

— Прошу прощения, — вежливо сказала Куколка и вытерла кровь шелковым шарфиком, украшавшим шею шлюхи.

Куколка одарила ее благодарной улыбкой.

— Большое спасибо, милая леди.

Куколка покачала головой, словно в ответ на что-то.

— Что? — произнесла она, снова уставившись в сторону.

Люди за столом посмотрели друг на друга, на их лицах застыло выражение страха и растерянности.

— Кто?

Ее глаза устремились к Труляля и Траляля, которые сидели неподвижно, бросая друг на друга частые, встревоженные взгляды. Их руки в унисон подергивались на краю стола.

Я ухмыльнулся. Моя маленькая Куколка напугала их до усрачки.

— Эти двое? — Куколка указала на Труляля, затем на Траляля и недоверчиво покачала головой. — Они бы с тобой такого не сделали, Эллис. Я в этом уверена… они хозяева этого дома. Добрые хозяева никогда бы не обидели подобным образом.

Куколка вздохнула, а затем снова медленно и печально покачала головой.

— Они не держали бы тебя, пока тебя разрезали и вытаскивали из тебя внутренности. И, конечно же, они не могли вытащить у тебя из живота ребенка и бить тебя по лицу, когда ты пыталась плакать и защищаться.

Близнецы захлебнулись от изумления. У Труляля отвисла челюсть.

— Они не похожи на таких людей.

Она села и поудобнее устроилась на своем месте. Траляля и Труляля не могли оторвать глаза от нее.

Потому что они ее узнали.

Они ее помнили.

Они ее боялись.

Потом они взглянули на меня.

Они смотрели на алеющую у меня на губах кровь… и я это увидел. Я увидел в их испуганных глазах тот момент, когда они поняли, кто ещё сидит перед ними…

— Хитэн, — беззвучно, одними губами, проговорили они и повскакивали со стульев.

Я медленно покачал головой, безмолвно приказав им оставаться на своих местах. И я увидел тот момент, когда они поняли, что уже не уйдут с этого чаепития живыми.

Внезапно Куколка ахнула, и из-за ее прерывистого вздоха все глаза снова устремились на нее.

— Мы что, празднуем мой День нерождения? (Прим. День нерожденья — событие, которое можно отмечать каждый день, кроме своего дня рождения. Неологизм «unbirthday» был придуман Льюисом Кэрроллом в его «Алисе в Зазеркалье»)

Она хихикнула. Ее взгляд упал на стоящие перед ней пирожные и чай. На фарфоровые чашки и чайник со свежезаваренным чаем.

Она посмотрела на Траляля и Труляля.

— Ну…это так?

Они уставились друг на друга. Труляля откашлялся.

— Ч-что такое День нерождения?

Куколка взмахнула рукой и облокотилась на стол.

— Просто чепуха. Но это таааак здорово!

Она осмотрела содержимое стола и взяла в руки небольшую тарелку. Она встала и наклонилась к трехъярусной подставке для торта.

— Просто глаза разбегаются!

Куколка принялась выбирать пирожные и накладывать их себе на тарелку.

— Морковный пирог, — взволнованно проговорила она, слизывая упавшие ей на руку крошки сливочной глазури.

— Пирожные с помадкой… и... Кролик! — взвизгнула она. — Булочки с клубничным джемом и топлеными сливками!

Она села за стол, тихо напевая от восторга. Сунув в рот "булочку", она затанцевала на месте. Конечно, это была никакая не булочка. Торты не имели ничего общего с теми, о которых она говорила. Это была Америка. А Куколка считала, что она в Англии.

Куколка смахнула с губ крошку от торта, я тем временем наблюдал за таращившимися на нее людьми. Они смотрели на нее, словно на сумасшедшую. Конечно, она была сумасшедшей. Впрочем, как и я.

Именно это мне больше всего в нас и нравилось.

— Кролик? — обратилась ко мне Куколка.

Я переключил свое внимание на нее.

— Не будешь ли ты так любезен налить мне чаю?

— С удовольствием, милая.

Я поднялся со своего места, взял ближайший к ней чайник и налил ей немного чая. Куколка ждала, широко улыбаясь. Она придвинула к себе чашку и подняла стоящий рядом с ней кувшин с молоком. И тут Куколка замерла. Когда она подняла глаза, все застыли, словно статуи, устремив глаза на нее.

— Пожалуйста, пейте чай, — любезно предложила она.

Куколка добавила в свой чай молока. Живые трупы не пошевелились.

— Я сказала, пейте свой чай!

Придурки кинулись к стоящим перед ними чайникам. Я налил себе чаю. Куколка потянулась в центр стола за сахарницей.

— Кролик, тебе один кусочек сахара или два?

— Два, дорогая.

Куколка положила мне в чай два кусочка сахара, а потом сделала то же самое для себя. Она подняла чашку, а потом посмотрела на меня. Я повторил ее движения, но тут увидел, как она прищурилась. Подмигнув ей, я оттопырил мизинец. Она хихикнула. Не оглядываясь вокруг, она произнесла:

— И лучше вам всем оттопырить мизинцы. Я не пью чай с людьми, которые этого не делают. Это так бескультурно!

Куколка подняла глаза, и все хором оттопырили свои мизинцы. Куколка с облегчением вздохнула и поднесла чашку к губам. Всё, случившееся дальше, происходило, словно в замедленной сьемке. Куколка закрыла глаза и сделала глоток чая. Но едва чай коснулся ее губ, ее глаза распахнулись, и она выплюнула его на стол.

Куколка выронила чашку, и тонкий фарфор разбился о выложенный плиткой пол. Все тут же замерли, сжавшись от страха. Куколка сидела, опустив голову, ее лицо было скрыто за густой гривой волос. Её руки лежали на столе, но я увидел, что они дрожат. Она сжала ладони в тугие кулаки.

У нее из груди вырвался тихий звук. Вой. Рычание… гребаный нарастающий рёв. Внезапно Куколка потянулась за пистолетом, что торчал у нее за поясом, и пристально посмотрела на сидевшую справа от меня шлюху. Без лишних раздумий, она нажала на курок и с оглушительным воем пустила чертову пулю прямо этой суке между глаз. Ее кровь брызнула мне на лицо. Гости закричали. Куколку охватило негодование, ее широко распахнутые глаза налились яростью, плечи напряглись от неудержимой потребности убивать. Я стер со своего лица каплю крови и облизал палец. Мои губы скривились от отвращения.

На вкус шлюха была такой же отвратной, как и ее пристрастия.

— «Даржилинг»..., — еле слышно произнесла Куколка.

Крики вокруг нас начали утихать.

— «Даржилинг»…, — уже громче повторила она.

Куколка крепко зажмурила глаза и, задрожав всем телом, схватила со стола нож. Вокруг повисла гробовая тишина. Куколка вскинула голову, ее лицо стало пунцово-красным.

— «Даржилинг»…, — слово проскрежетало в воздухе от звенящего в ее голосе негодования. — Я не пью «Дарджилинг».

Она разжала губы и закричала:

— Я ПЬЮ ТОЛЬКО ЧЁРТОВ «ЭРЛ ГРЕЙ»!

Куколка повернулась к сидящей справа от нее шлюхе и полоснула ей ножом по горлу, разрезав при этом шелковый шарфик. Но на этом она не закончила. Пока шлюха, схватившись за горло, давилась и захлебывалась собственной кровью, Куколка метнула свой взгляд на Траляля и Труляля.

— Кто в ответе за это? — спросила она, подняв стоящий перед ней заварочный чайник.

Наклонив его вниз, она вылила теперь уже теплый чай на стол. Затем выпустила из рук чайник, тонкий фарфор стукнулся о столешницу и разбился.

Труляля в панике указал на мужчину, сидящего через два стула от меня. Я внимательно на него посмотрел и увидел, как он моментально стал белее бумаги. Я узнал его по фотографиям — еще один «любитель» детей. Я сосредоточился на пульсирующей у него на шее вене. Она билась так быстро. Мне захотелось взять свой наперсток и вырвать её у него из горла.

— Я… я… я…, — заикался он, взметнув вверх руки.

Куколка сверлила его свирепым взглядом, явно дрожа от гнева.

— Я… у меня есть акции чайной компании… и это мой любимый чай. Я принес его в подарок хозяевам.

Куколка застыла и медленно склонила голову набок. Она ни на секунду не сводила с него глаз.

— Это твой любимый чай, — тихо и очень спокойно повторила она его слова.

Взгляд насильника заметался по столу. Все сидящие напротив него друзья были мертвы. В ответ на ее вопрос он кивнул.

— Это твой любимый чай…, — снова произнесла она, и в конце фразы слегка повысила тон голоса.

Она закрыла глаза и прислонила ладонь тыльной стороной ко лбу.

— Он говорит, что это его любимый чай, — сказала она себе. — «Дарджилинг» — его любимый чай. У него есть акции чайной компании.

Куколка распахнула глаза, но её взгляд был стеклянным. Она снова склонила голову.

Она слушала Эллис.

— Я знаю, — согласилась она, медленно поворачивая голову.

Ее взгляд снова упал на «любителя» детей. Я столкнул на пол сидевшую рядом со мной мертвую шлюху, а затем развернулся на стуле, чтобы лучше его видеть. Я не хотел пропустить ничего из того, что собиралась сделать моя Куколка.

— Нам нравится «Эрл Грей», — произнесла она и кивнула в ответ на то, что, видимо, сказала ей Эллис. — Его светлый тон. Его вкус, бергамот. Это превосходная смесь.

Она снова кивнула и с отвращением приподняла верхнюю губу.

— И у него хватило дерзости, наглости подать на стол «Дарджилинг». Потому что это его любимый чай…

Куколка замолчала, и я затаил дыхание. Затем она рванулась вперед. В мгновение ока Куколка взобралась на стол, сметая ногами еду, пирожные и чай.

Она бросилась к козлу, сидящему через два стула от меня, и опустилась на колени. Обхватив обеими руками нож, она вонзила его ему в грудь. Она вонзала его и вонзала, снова и снова. Я застонал, увидев, как она кромсает его грудную клетку, пока не показались ребра, и мой член напрягся так, что это вызвало мучительную боль. Тело мудака обмякло на стуле. Но Куколка перестала колоть его ножом, только когда совсем запыхалась.

Наклонившись вперед, она схватила его за воротник и заглянула в его все еще открытые глаза. Шипя и задыхаясь, она плюнула ему в лицо, затем тихо произнесла:

— Годится только «Эрл Грей».

Я больше не мог сдерживаться. Я, бл*дь, не мог к ней не прикоснуться, видя, как она купается в крови, сидя на столе, а её глаза пылают бешенством от свершенных ею убийств. Я рванулся вперед и, отбросив трость, схватил ее руками за шею. Я привлек ее к себе и впился ей в губы. Мой язык закружился у нее во рту. Куколка застонала и потянула меня за волосы. Наклонив ее на стол, я с жадностью въелся ей в рот, затем отпрянул и уставился на неё — на залитую кровью, в синем платье, с совершенно безумными глазами и растрёпанными волосами.

— Прикончи их, — сквозь стиснутые зубы процедил я.

Я почувствовал, как меня обволакивает их страх, и от этого у меня на лице заиграла улыбка. Я снова впился ей в рот, желая еще раз насладиться вкусом ее губ, затем оторвался от них и стал посасывать кожу на ее шее.

— Прикончи их нахрен, — прорычал я ей в ухо.

Я отошел назад и, взяв трость, отшвырнул прочь свой стул.

Я провел ладонью по напрягшемуся у меня в штанах члену, когда увидел, как Куколка сместилась к краю стола и, раздвинув ноги, открыла мне восхитительный вид на свои «оборчатые трусики», как она их называла.

— Хочешь повеселиться, Кролик? — поддразнила она меня, и в ее голубых глазах заплясали озорные искры.

— Всегда, милая.

Я протянул ей руку и помог спуститься со стола.

Она смахнула у меня с пиджака невидимую ворсинку и промурлыкала:

— Мой Кролик… настоящий джентльмен.

Куколка подскочила к Труляля и Траляля. Она встала позади них и обняла их за плечи.

— Ну, теперь ваша очередь, — объявила она.

Поглядев на меня, она сказала:

— Кролик, будь так любезен, помоги мне.

Я поклонился и, покручивая тростью, направился к ней. Я встретился взглядом с последним оставшимся в живых гостем, сидевшим за столом, и со служанкой. Они оба были шокированы и парализованы страхом. Когда я подошел к Куколке, она приказала:

— Вытащи их стулья.

Ухмыльнувшись, я вытянул из-за стола стулья с близнецами, пока они не оказались посередине террасы.

Куколка вприпрыжку пробежала вокруг Труляля и Траляля и, наконец, встала перед ними. Она повернулась ко все еще сидевшей на скамейке служанке.

— Мне понадобятся два ножа одинакового размера.

У служанки округлились глаза. Куколка сделала подгоняющий знак рукой.

— Быстро-быстро, — произнесла Куколка, и это прозвучало так, так чертовски по-английски.

Служанка поспешила в дом. Я последовал за ней. Когда я встал в дверном проеме, у нее тут же распахнулись глаза, и она попятилась к кухонным ящикам.

— Проследи, чтобы они были острыми, — крикнул я.

Служанка достала из ящика два ножа и протянула их мне.

— Ей, — произнёс я, жестом показав на Куколку, которая сейчас была занята тем, что покрывала поцелуями губы своей куклы Алисы.

Не сводя с меня перепуганных глаз, служанка прокралась мимо меня и протянула ножи Куколке. Куколка положила на стол голову куклы и взяла ножи. Свой клинок и пистолет она сунула за пояс платья.

Я не спеша подошел е к ней. Я сжал в руках трость, когда она протянула Траляля и Труляля ножи. Они неподвижно уставились на нее. Куколка вздохнула.

— Ладно. Вижу, вы сбиты с толку, поэтому я объясню.

Она наклонилась к ним так, словно разговаривала с непослушными детьми, и сказала:

— Из вас двоих сегодня вечером выживет только один, — она помахала перед ними ножами. — Вы должны будете драться. Один из вас убьет другого.

Она пожала плечами.

— Тот, кто победит, будет освобожден, — она улыбнулась и снова пожала плечами. — Очень просто.

Когда Куколка опять протянула им ножи, Траляля и Труляля замотали головами. Устав от их дерьма, я обнажил свой клинок и приставил его к их горлам. Они подняли на меня свои налитые кровью глаза.

— Леди не спрашивает вашего мнения, — я улыбнулся своей кровавой улыбкой. — Она настаивает.

Моя улыбка исчезла.

— Теперь вставайте, мать вашу.

Куколка громко захлопала в ладоши у меня за спиной. Надавив на лезвие, я осторожно поднял их на ноги.

— Возьмите ножи.

Они посмотрели на меня, собираясь было отказаться, но я сильнее прижал клинок к их горлам. У них на лицах отразилась паника, и они схватили ножи. Я повел их назад. Внезапно Траляля вырвался и бросился на Куколку. Не успел он к ней приблизиться, как я всадил лезвие ему в бок, и он повалился на пол от боли. Другой близнец, Труляля, потрясенно уставился на меня. Пожав плечами, я проделал в нём точно такую же рану. Когда он тоже упал, я посмотрел на Куколку.

— Я подумал, лучше нам уравнять их шансы.

Она постучала пальцем по голове.

— Отличная мысль, Кролик.

Куколка повернулась к одиноко сидящему за столом мужчине и служанке.

— Поднимайтесь и идите сюда.

Они безропотно подчинились и встали рядом с лежащими на полу близнецами.

— Делайте ваши ставки, ребята, — пропела Куколка, прохаживаясь вокруг насильника и служанки. — Кто сегодня победит? Труляля, который держал Эллис и трахал ее, пока она плакала? Или же Траляля, который бил Эллис по лицу, пригвоздив ее к столу, и лишил ее места, в котором вынашивают детей?

Куколка остановилась возле служанки.

— Делайте ставки. Траляля, — она указала на одного из близнецов. — Или Труляля?

У служанки задрожала нижняя губа.

— Тр-Труляля, — прошептала она.

Куколка утвердительно кивнула головой, затем повернулась к мужчине.

— Труляля, — неуверенно повторил он.

Встав между близнецами, Куколка подняла руки вверх.

— Траляля схлестнётся в смертельной схватке с всеобщим фаворитом Труляля. По моей команде, пусть начнется битва! — она взглянула на меня и улыбнулась. — На старт, внимание… тик-так!

Куколка отпрыгнула в сторону, но ни один из близнецов не шелохнулся.

— Деритесь! — уперев руки в бока, скомандовала Куколка, но они упорно отказывались двигаться.

Она посмотрела на меня и вздохнула.

— Полагаю, нам придется сделать это самим.

У меня запульсировал член, когда я увидел, как Куколка опустилась на колени позади Труляля и схватила его за руку, в которой он держал нож. Не успел он ее оттолкнуть, как Куколка направила нож прямо в плечо Траляля. Куколка ахнула:

— И первый удар наносит Труляля!

Она оглянулась на меня, а затем спросила:

— Вопрос лишь в том, ответит ли его противник?

— Нет! — заорал Траляля, держась за кровоточащую рану у него в боку.

Он попытался улизнуть, но я вцепился ему в волосы и схватил за руку, в которой был нож. Легко с ним справившись, я вонзил нож глубоко в живот его брата. Оба близнеца закричали, а Куколка засмеялась.

— Вы больные! — заорал Траляля.

— Да! — восторженно ответила Куколка. — Больные ублюдки!

Устав от того, что эти твари все еще живы, я всадил нож прямо в сердце Труляля. Его глаза потрясённо взметнулись вверх, а затем их медленно накрыла пелена неминуемой смерти.

— Нет! — снова выкрикнул Траляля, увидев, как его брат рухнул на пол.

Куколка встала на ноги и уперла руки в бока.

— Так не честно! — она выпятила нижнюю губу.

— Куколка, — произнес я, и она неохотно повернулась ко мне.

Я бросил Траляля на пол и сцепил его запястья у него за головой.

— Милая, неужели я когда-нибудь лишил бы тебя такой вкуснятины?

Куколка потерла пол носком ботильона, но нехотя покачала головой.

— Нет.

— Так вот, — сказал я и кивнул головой на живот Траляля. — Разве тебе не хочется сделать с ним то же, что он сделал с Эллис? Разве маленькой Эллис этого не хочется?

Куколка уставилась в пустоту, прислушиваясь к голосу у нее в голове, потом повернулась ко мне, и ее губы растянулись в медленной ухмылке.

— Да. Нам обеим этого хочется.

Куколка подбежала к ногам Траляля и достала свой нож. Траляля затрясся у меня в руках.

— Нет! — пытаясь вырваться, завопил он. — Отвали от меня!

У Куколки потемнели глаза. Она врезала тыльной стороной ладони ему по лицу.

— Заткнись! — закричала она и снова его огрела. — Закрой свой рот!

Куколка задрала его рубашку и вспорола ему ножом живот. Но на этом она не остановилась. Она делала это еще и еще. Она ранила его так же, как он ранил ее, но ему досталось гораздо больше. Она так его искромсала, что на его теле больше не было видно кожи. Траляля обмяк у меня в руках, и Куколка отпрянула, держа перед собой нож. Наши взгляды встретились. Я увидел в ее глазах голод.

Мой член дернулся, и я знал, что ее киска тоже сочится влагой.

Бросив на пол безжизненное тело, я встал, повернулся к оставшемуся мужчине и обнажил свою трость.

— Твоя ставка проиграла, — произнес я, а затем выстрелил этому уроду в голову.

Но как только я наставил пистолет на служанку, которая уже закрыла глаза, приготовившись к удару, Куколка дернула меня за руку.

— Нет, Кролик! — закричала она и посмотрела на служанку.

Та была блондинкой с голубыми глазами. Куколка подошла к ней и, встав на цыпочки, погладила женщине лицо.

— Она слишком красивая, чтобы умирать.

Куколка провела рукой по лицу и губам служанки.

— Она похожа на куклу, — она улыбнулась. — Она похожа на меня.

Ничего подобного. Она и в подмётки не годилась моей Куколке, но я не хотел расстраивать ее своим несогласием.

— Мы можем оставить ее в живых, — сказала Куколка, и у служанки округлились глаза.

Я зарычал от желания убить эту суку, но Куколка повернулась и уставилась на меня суровым лицом. Я нехотя кивнул и сложил трость. Куколка повернулась к служанке.

— Протяни руку, — строго приказала Куколка.

Служанка подчинилась. Куколка сильно ударила служанку по тыльной стороне ладони. Служанка вскрикнула, но не шелохнулась. Она была так напугана, что боялась пошевелиться.

— Ты работала на очень плохих людей, — отругала ее Куколка и покачала головой.

— В следующий раз, — сказала Куколка, погрозив служанке пальцем. — Делай правильный выбор!

Куколка подбежала к белой стене террасы, которая приятно контрастировала с кучей лежащих на полу мертвых тел, и вытащила свою помаду. Нацарапав на стене розовой «Шанелью» «Больные ублюдки», она взяла со стола голову своей куклы. Она уже собралась было отойти, как вдруг схватила с нетронутой тарелки два пончика.

— Возьмём на дорожку по пончику?

Я кивнул. Куколка взяла меня за руку. Когда мы вышли с ранчо, насквозь мокрые от крови и изнемогающие от желания трахаться, я знал, что очень скоро отгоню машину к обочине и накрою ее своим телом.

Порочную.

Перепачканную в их крови.

Горячую.

Влажную.

Чертово совершенство.

***

Руки Куколки забегали вверх-вниз по моему бедру, и я стиснул челюсти. Она уперлась в меня сбоку своими грудями и поигрывала зубами с мочкой моего уха. Я так крепко ухватился за руль, что думал, вообще его оторву.

— Кролик, — прошептала она и погладила меня по руке.

Она накрыла своей ладонью мою ладонь и, сняв ее с руля, потянула через коробку передач к своему бедру. Когда я коснулся ее голой кожи, она порывисто втянула воздух.

— Мне нужно, чтобы ты ко мне прикоснулся, — прошептала мне на ухо Куколка. — Только ты. И никто больше. Никто больше не может ко мне прикасаться. Только мой Кролик. Потому что с моим Кроликом мне всегда тааааак хорошо.

У меня из горла вырвался низкий рык.

— И к тебе может прикасаться только твоя Куколка.

Она направила мою руку к своей киске. Я почувствовал ее жар под подолом ее юбки.

— Никто из плохих людей больше не сможет нам навредить. Потому что Куколка и Кролик стирают друг с друга их прикосновения своими руками, губами и интимными местами.

Она застонала и сунула мою руку себе в трусики с оборочками. В ту минуту, когда мои пальцы коснулись ее горячей и влажной киски, я зашипел и, повернув голову, обрушился на ее губы.

Куколка застонала мне в рот, а потом сильно укусила. Ее зубы вонзились мне в губу, поранив плоть. Снова впившись мне в рот, она стала потягивать из моей губы кровь. Машина вильнула в сторону, и я оторвался от Куколки. Я выровнял машину, чуть не врезавшись в дерево. Но Куколка придвигалась ко мне все ближе и ближе, скользя губами по моей щеке и шее.

Я уже был готов остановить машину и трахнуть ее на обочине дороги, когда вдруг на нас посыпались капли дождя. Когда одна капля ударилась о ее щеку, Куколка затаила дыхание и посмотрела в небо. Послышался глубокий раскат грома, и она закрыла глаза. Капли дождя сменились сильным ливнем. Совсем рядом над обрамлёнными деревьями пастбищами блеснула вспышка молнии. Куколкин громкий смех заглушил льющуюся с ее кассеты музыку. Посмотрев на нее, я увидел, что она запрокинула голову, закрыла глаза, а по ее коже бегут струи воды, смывая кровь на кожаные сиденья машины. Куколка вскинула вверх руки, пока дождь стирал с нее кровь этих мразей.

Я был так очарован, глядя на то, как стекает у нее по щекам умело наложенный макияж и нарисованные вокруг левого глаза часы, что чуть не пропустил мимо ушей раздающийся вдалеке рёв сирен.

Полиция.

Тихо зарычав, я схватил Куколку за руку и рывком поднял ее на сиденье. Резко повернув ко мне голову, она нахмурила свое прекрасное лицо. Весь ее макияж — подведенные черным глаза и густо накрашенные розовым губы — такой идеальный до нашего приезда на ранчо, теперь совсем размазался.

Она казалась совершенно безумной. Безумной и такой чертовски красивой.

— Полиция, — бросил я, вжав ногой педаль газа.

Мустанг взревел, набрав запредельную скорость. Я выключил фары, и мы погрузились во тьму.

«Служанка», — подумал я, пока Куколка глядела назад, ища глазами синие огни.

— И что бы ты ни делал, всегда убирай свидетелей, — твердил мне Хайд перед моим отъездом.

Чепел согласно кивнул.

— Неважно виновны они или нет, быстро их прикончи. Не оставляй в живых никого, кто видел твое лицо.

Но я облажался. Нарушил первое правило успешного убийства, и все потому, что моя маленькая Куколка решила, что служанка очень красивая. Как чертова кукла.

Я взглянул в зеркало заднего вида — никаких намеков на синие огни. Я так быстро, как только мог, мчался по пустынным проселочным дорогам. Сирены смолкли, но я знал, что они еще появятся. Дождь заливал лобовое стекло, я ехал вслепую.

— Беги, Кролик, беги, — пела рядом Куколка. — Беги, беги как можно быстрей!

Я взглянул на нее краем глаза. Она в полнейшем восторге подпрыгивала на своем сидении.

Она понятия не имела, что произойдёт, если нас поймают.

Я вспомнил, в каком она была состоянии, когда я ее нашел. Она снова станет такой. Куколкой, вырванной из Страны Чудес и опять очутившейся в комнате с множеством дверей. Слишком большой, чтобы пролезть сквозь какую-нибудь дверь, которая вернет ей ее прежнюю жизнь… ее здравый ум.

Мне не хотелось, чтобы она была в здравом уме. Мне хотелось, чтобы она оставалась такой: чокнутым и темным совершенством.

Я так сильно вжал педаль газа, что машина затряслась от напряжения. Я ехал несколько часов, пока мы не оказались в маленьком городке. Мы оба насквозь промокли, и мне совсем ничего не было видно сквозь бушующую грозу. Заметив вдалеке от дороги окруженное густыми деревьями здание, я повернул направо и направился в ту сторону. Я развернулся и, пробуксовав по грубому гравию, припарковался позади дома, под покровом темноты и густых деревьев. Прежде чем отправиться в следующий пункт назначения, мы дождемся отъезда копов.

Я заглушил двигатель; из-за плотной листвы деревьев дождь стал тише. Куколка наклонилась к автомобильной консоли и, посмотрев на яркие неоновые огни, мелькающие на крыше здания, спросила:

— Кролик, что там написано?

Я посмотрел на нее. В мокрой одежде она выглядела такой юной. Эти огромные голубые глаза и розовые губы. Платье прилипло к ее телу, груди были мокрыми и блестящими. Теперь кровь осталась только у нее на платье и на чулках.

— Кролик? — произнесла она, убирая у меня с лица мокрые волосы.

Я посмотрел на вывеску, и с интересом приподнял бровь.

— Девочки, — проговорил я, глядя, как на крыше танцует неоновая женщина.

— Девочки…, — с благоговением повторила Куколка.

Она подалась вперед и стала повторять движения танцующей женщины. Даже волнуясь на счёт полиции и не представляя, где мы, бл*дь, вообще находимся, я не мог перестать таращиться на свою Куколку. Мои глаза всегда были прикованы к ней. Я не мог отвести взгляд. Ничто на свете — ни звезды, ни солнце или море — не могло отвлечь от нее мое внимание.

Я достал свой телефон и написал Чепелу.

Я: «Позвони в полицию. Скажи им, что видел, как мы ехали на восток. Сбей их с нашего следа».

ЧЕПЕЛ: «Что ж, рад Вас слышать, сударь. Как говорится, сделаю в лучшем виде».

Почти сразу последовал еще один ответ.

ЧЕПЕЛ: «Сколько ещё?»

Я посмотрел на Куколку, которая по-прежнему танцевала под свою кассету, с восторгом глядя на неоновую танцовщицу.

Я: «Двое».

ЧЕПЕЛ: «Приятно было пообщаться. Удачи. Хайд передает тебе привет… как и Генри, хотя он в последнее время практически не появляется».

Я нахмурился, удивляясь, куда делся Генри, когда над нами прогремел новый раскат грома. Гроза приближалась. Я вышел из машины и открыл дверь со стороны Куколки.

— Пойдем, милая.

Она взяла мою протянутую руку, и мы направились ко входу в здание. В дверях стоял мускулистый мужчина. Когда мы приблизились, он прищурился и скрестил на груди руки.

— Удостоверение личности, — проговорил он.

Я взглянул на него и приподнял бровь.

— Вау…, — выглянула из-за меня Куколка. — Да Вы огромный!

Она потянулась к нему и надавила ему на бицепс. Я откинул её руку. Она разозлилась и сузила глаза, но мне было все равно. Она не смела прикасаться ни к кому, кроме меня.

Я полез в карман и вытащил оттуда пачки стодолларовых купюр. Шагнув вперед, я сунул их в карман его куртки. Когда он увидел, сколько я туда положил, у него округлились глаза. Наличные, которые перед отъездом я позаимствовал из щедрого тайника, спрятанного в кабинете Траляля и Труляля.

Я отступил назад и положил руки на трость.

— Никаких вопросов. Никаких документов. Приватная комната. И если приедет полиция — ты нас не видел.

Качок уставился на меня. Я ухмыльнулся, ожидая, когда он начнёт со мной спорить. Вообще-то, я очень на это рассчитывал. Но качок отступил в сторону и открыл перед нами дверь. Взяв Куколку за руку, я вошел в здание. Воздух был наполнен вонью сигаретного дыма, стены сотрясала музыка. Качок повел нас по коридору, и мои ноги утонули в ковре. Я покрепче схватил Куколку, которую с ног до головы оглядывали проходящие мимо нас мужчины. Она широко улыбалась им и, танцуя на ходу под музыку, махала им рукой.

Я прошел за качком через красный занавес… и невольно распахнул глаза от открывшегося перед нами зрелища. Я рванул к себе Куколку. Когда она посмотрела на сцену, у нее отвисла челюсть. Впереди перед нами танцевали женщины, обнаженные женщины и женщины, под музыку снимающие с себя одежду. У края сцены слонялись мужчины. Одна девица присела на корточки, на ее лоснящемся от масла теле не осталось ничего, кроме одинокой полоски ткани, выступающей в роли трусиков. Какой-то мужик сунул за полоску деньги, после чего она поднялась и протанцевала в другую часть сцены.

Эти танцы не были похожи на те, что танцевала для меня Куколка. Расхаживая по сцене на высоких каблуках, эти шлюхи трахали мужчин глазами. Они изгибались и трогали себя.

— Кролик…, — прошептала Куколка, достаточно громко, чтобы я услышал.

Её просто заворожили эти женщины. Она не сводила с них глаз. А я не сводил глаз с нее, поэтому не почувствовал, как какая-то шлюха коснулась моей спины. Я не заметил, как полуголая сука обвила меня рукой и приблизилась губами к моему уху.

— Привет, красавчик, — произнесла она. — Пришел сюда поиграть?

Не выдержав ее грёбаных прикосновений, я резко развернулся и схватил ее за горло. Прижав ее к стене, я приставил к ее голове свою трость, ту часть, в которой был пистолет, и приготовился стрелять.

— Не смей, бл*дь, меня трогать! — прогремел я, глядя в ее распахнутые от ужаса глаза.

Я сильнее стиснул ей горло, наблюдая за тем, как ее глаза наливаются кровью.

Скоро сучка умрёт.

Мне на плечо легла чья-то рука, и я выпустил шлюху. Стиснув зубы, а развернулся, готовый перерезать всем глотки. Там стоял качок.

— Не трогай наше дарование, — произнёс он и, посмотрев на мое разъярённое лицо, поднял вверх руки.

Я повернул голову к шлюхе и увидел, как сучка уже убегает в служебное помещение. Во мне кипело бешенство, пока Куколка не обняла меня за пояс. Она прижалась ко мне всем телом. Я тут же вдохнул аромат ее волос. Запах духов, которые она все время носила — розы.

Розы, розы, розы, розы.

Куколка посмотрела на меня и улыбнулась. Я задержал в груди дыхание, а затем порывисто выдохнул. Но я все еще чувствовал на себе эту сучку. Я все еще ощущал ее прикосновение, как вдруг…

Куколка протянулась к моей спине и начала тереть то место, к которому осмелилась прикоснуться та шлюха. Я вздохнул. Я дышал и дышал, чувствуя, как прикосновение Куколки заменяет собой прикосновение шлюхи. Но мне было нужно нечто большее. По мере того, как угасал мой гнев, как я наблюдал за биением пульса на шее Куколки, и как она касалась меня своими руками, воспламеняя мою кровь, мне уже было нужно гораздо, гораздо больше.

— Комнату, — потребовал я, зная, что качок по-прежнему стоит позади меня. — Приватную комнату. Сейчас же. Или все те деньги, что я тебе дал, пойдут на оплату твоих похорон.

Качок повернул направо и повел нас по другому коридору. Из-за дверей раздавались стоны и пыхтение. Но мы шли дальше, моя рука лежала сзади на шее Куколки. Качок остановился у двери и вручил мне ключ.

— Комната запирается. На всякий случай там также имеется задний вход.

Я кивнул. Очевидно, мы были не первыми, кого прятали здесь за наличные.

Я как раз собирался войти в комнату, когда мне на мобильный пришло сообщение.

ЧЕПЕЛ: «Готово. Они клюнули. Пережди час, потом уезжай. Удачи».

Я сунул телефон в карман и шагнул в комнату. Проследовав за мной, Куколка протиснулась мимо меня, и тут увидела, что находится в центре.

— Сцена…, — прошептала она и подошла ближе.

Она потянулась и погладила металлический шест, стоящий в центре черной сцены.

— Это то, на чём танцевали те женщины.

Я захлопнул дверь и запер нас изнутри. Свет в комнате был тусклым, только льющееся с потолка красное свечение. Из колонок раздавалась громкая музыка. Напротив сцены стоял большой диван.

Я прошел мимо Куколки, гнев все еще бушевал во мне, словно ураган. Я почувствовал, как колотится мой пульс, как стремительно несётся по венам кровь, и у меня напрягся член. Проходя мимо Куколки, я протянул руку и провел пальцами по ее шее. Мой острый наперсток царапнул влажную кожу. Куколка повернулась и, окинув меня тяжелым взглядом, выгнулась ко мне. Я прошел к дивану. Не оборачиваясь, я скинул пиджак и бросил его в угол комнаты. Затем сел и положил руки на кроличью голову, украшающую мою трость.

Я прислонился к спинке дивана. Затем поднял глаза. Поднял глаза и увидел, как Куколка смотрит на меня со сцены. Ее волосы были влажными. Глаза широко распахнуты. Зрачки расширены.

Я знал, что и сама она тоже была влажной.

Я знал, что ей понравилось, как я швырнул к стене ту шлюху за то, что та прикоснулась к тому, что на самом деле принадлежало Куколке. У нее потекла киска от того факта, что я не мог выносить ни чьих прикосновений, кроме ее.

Ее сиськи впирали из корсета платья. Чепел порвал бы в меня за то, что я назвал их «сиськами».

— «Груди», — говорил он мне. — Дэппер Дэн, никогда не следует выражаться как невежественный, грязный дикарь. Даже если так оно и есть.

Но сейчас, распалённый жаром убийства и желанием забить прикоснувшуюся ко мне шлюху, я был гребаным дикарём. И я уставился на Куколкины сиськи.

На ее бледной коже вспыхнул румянец и, словно лесной пожар, разлился по шее и щекам. Куколка покачивалась из стороны в сторону. Она плотно сжала бедра, пытаясь ослабить напряжение; я знал, что ее заводил мой взгляд.

Она прикусила губу. Затем опустила руки вдоль тела, и ее пальцы подхватили подол платья и медленно поползли вверх. Я глядел на эти пальцы, всё сильнее сжимая свою трость.

Затем.

— Танцуй.

Куколка взметнула на меня глаза и встретилась с моим неподвижным, пронизывающим, властным взглядом.

— Что? — спросила Куколка.

Я не шелохнулся.

Мой взгляд метнулся к сцене, затем снова к ней.

— Танцуй.

Куколкины глаза чуть прикрылись, а потом скользнули к черной сцене, залитой потоком красного света. Посередине блестел серебряный шест. Комната утопала в тяжелых ритмах музыки, такой громкой, что она отдавалась в груди.

— Я всегда танцую для тебя, Кролик.

Она снова повернулась ко мне, и на ее розовых губах проступила дразнящая ухмылка. Она прекрасно знала, что делает. Она знала, что, изображая святую невинность, действует на мой член, как укротитель змей на рептилий.

— Не так, — проговорил я, поглаживая наперстком тыльную сторону лежащей на трости руки.

Я подался вперед.

— Как те шлюхи.

Куколка резко втянула в себя воздух и снова немного поёрзала. Не сводя с нее пристального взгляда, я склонил голову набок.

— Я видел, как ты смотрела на них, милая. Видел, как тебе хотелось подняться на сцену. Как тебе хотелось извиваться вокруг шеста, хотелось, чтобы на тебя смотрели также, как на них, когда они выступали голыми, — я ухмыльнулся. — Я видел, как тебе хотелось раздеться для меня.

Мои глаза потемнели.

— Только для меня… И тебе хочется танцевать. Хочется выплеснуть адреналин, полученный от сегодняшних убийств.

Не отнимая рук от трости, я откинулся на спинку дивана.

— Я знаю, что ты хочешь меня подразнить, а потом выплеснуть на хрен всю свою накопившуюся энергию. От своей победы и освобождения мира от Труляля и Траляля.

Куколка затаила дыхание, ее щеки стали ярко-красными. Я приподнял бровь и небрежно повёл пальцем.

— Поэтому танцуй… и я не прошу, — подчеркнул я, зная, что она прекрасно помнит окончание этой фразы.

Отбросив все любезности, я придал голосу мрачный тон, которому, как я знал, она точно подчинится.

— Я настаиваю.

Куколка порывисто выдохнула и, повинуясь моему приказу, двинулась к сцене. Моя марионетка на моих веревочках.

Стиснув зубы, я смотрел, как она поднимается по ведущей на сцену лестнице. Когда она вышла на середину и погладила металлический шест, я почувствовал, как у меня запульсировал член. Ее синее платье насквозь промокло, оно было порвано и заляпано кровью. Светлые волосы превратились в копну завитков, таких растрёпанных, словно я только что отымел ее у стены, обесчестив мою идеальную маленькую куклу. Ее глаза были обведены черным, а на губах остались следы розовой помады. Чулки были испачканы кровью, но остались невредимы, черные и белые полосы, словно ступеньки, привели меня к тому месту, куда мы оба хотели, чтобы я вошел.

Из динамиков зазвучала новая песня, тяжелые басы сотрясали стены комнаты. Певец пел о женщине, превратившей его в дикаря. Песня была как нельзя кстати. Рядом с моей милой Куколкой я реально двинулся умом.

Тем немногим, что еще остался.

Я откинулся на спину и постарался расслабиться, но все мои попытки полетели к черту, как только Куколка начала двигаться. Сжав шест, она принялась покачивать бедрами. Не сводя с меня глаз, она принялась водить пальцами по металлу, вверх-вниз. Её движения были медленными и соблазнительными. Я хорошо помнил, как скользили эти пальцы по моему члену. Она тоже. Улыбаясь, она гладила шест так же, как гладила меня.

— Быстрее, — приказал я, зная, что, несмотря на громкую музыку, она прекрасно меня слышит.

Куколка обошла шест, затем встала к нему спиной и снова впилась в меня взглядом. Она откинулась на него и, ударившись задницей о твердый металл, закрыла глаза. Потянувшись вверх, Куколка схватилась за шест у себя над головой. Затем она начала опускаться, медленно скользя вниз по шесту. Ее бедра были плотно сжаты. Она опустилась вниз и раздвинула их. Медленно.

Мучительно… чертовски… медленно.

Когда ее молочные бедра распахнулись, и показались ее "трусики", я тихо зарычал. Куколка выгнула спину, затем отвела одну руку от шеста и пробежала ею по бедру, пока не коснулась своих трусиков. Мне стало нечем дышать, и я замер без движения, когда она отодвинула в сторону белую ткань… и мне стала видна ее киска.

У меня из горла вырвался громкий рык, от этого звука Куколкины глаза распахнулись. Затем она отпустила ткань, и трусики скользнули на место.

Я пристально уставился на нее, мой член отчаянно нуждался в разрядке, но потом она поднялась вверх и, крутанувшись вокруг шеста, встала ко мне спиной. Она провела руками по шесту. Мои глаза устремились к длинным чулкам, закрывающим ее стройные ноги. Я скользнул взглядом вверх по ее молочным бедрам. Куколка взмахнула волосами и медленно оглянулась на меня. Мое внимание вмиг переключилось на ее лицо. На глаза, которые улыбались. Осознанно. Я опустил руку к промежности и поправил в штанах твердый как камень член.

Из груди Куколки вырвался громкий победный смех. Развернувшись ко мне лицом, она прислонилась спиной к металлическому шесту. Она впилась в меня своим взглядом, и ее широкая улыбка исчезла. Ее зрачки расширились, и она провела языком по губам. Она пожирала меня глазами с головы до ног, сиськи выпирали из тугого корсета.

— Кролик, Кролик, Кролик…

В одно мгновение ее лицо изменилось. Та невинная Куколка, которую я знал, испарилась. Её место заняла Куколка-шлюха. Куколка-стриптизёрша, вращающая бедрами в такт музыке.

Куколка-женщина, а не та невинная девочка, вместе с которой я рос.

Глядя на эту версию Куколки, я понял, что мы уже не в Стране Чудес.

Оттолкнувшись от шеста, Куколка сделала два шага вперед, а затем остановилась. Она взялась за ленты корсета. Глядя на меня из-под опущенных век и покачивая бедрами в такт наполняющим комнату тяжёлым басам, она принялась вытаскивать ленты из корсета. Когда у нее под пальцами начала расходиться ткань, я с силой сжал челюсти. Вся моя кровь, обжигая вены, устремилась вниз. По мере того, как сантиметр за сантиметром распахивался тугой корсет, мой член так сильно напрягся, что я зарычал от боли, вызванной соблазнительными действиями Куколки.

Увидев, как лента упала на Куколкины ботильоны на высоких каблуках, я поджал губы.

— Упс! — она подняла на меня большие невинные глаза и прикрыла рот рукой.

Её взгляд скользнул к ленте, затем снова взметнулся ко мне. Она опустила руку и ее губы растянулись в медленной ухмылке. Куколка двинулась вперед, и распахнула корсет своими тонкими пальцами.

Когда обнажились ее сиськи, я застонал, звук утонул в грохочущей музыке. Они просто идеально умещались в моих ладонях, словно были созданы самим дьяволом исключительно для меня. Куколка покачивалась, вращая бедрами, и корсет медленно съехал к ее талии.

Куколка закрыла глаза, словно охваченная диким ритмом песни. Она провела руками вдоль тела, по обнаженной коже. Я неотрывно следил за тем, как ее руки двигались вверх, а потом обхватили сиськи. Запрокинув голову и приоткрыв губы, она принялась теребить пальцами свои затвердевшие соски.

Я сильнее сжал набалдашник своей трости. Изо всех сил пытаясь держать под контролем свою потребность в моей девочке, я сдавил в ладони прочный металл. Мысленно я уже отбросил трость в сторону и вышел на сцену. Мысленно я схватил ее за горло и толкнул спиной к шесту. Наклонив голову, я провел бы языком по ее влажной коже к соскам и всосал один в рот. Куколка начала бы сопротивляться, но я пригвоздил бы ее к месту. Контролируя ее так, что ей не оставалось бы ничего, кроме как подчиниться мне.

Её господину, её королю.

Опустив руку, я задрал бы ей платье и сорвал с нее трусики. Ее киска была бы скользкой и влажной, и я проник бы в нее пальцами. Куколка бы закричала, я бы отпустил ее горло и взял бы ее за волосы. Трижды обмотав вокруг своей руки светлые пряди, я заставил бы ее посмотреть мне в глаза. И я бы въелся в нее. Я бы хватал все ее стоны и крики и с жадностью их глотал. Я расстегнул бы брюки, прислонил ее к шесту и, схватив ее за бедра, ворвался в нее. Не выпуская из своей хватки, я заставил бы ее кричать все громче и громче, ее лицо залил бы румянец. И она бы кончила. Она бы кончила, содрогаясь в моих крепких объятьях. Я бы вбирал в себя каждую каплю ее удовольствия до тех пор, пока она не смогла бы стоять на ногах.

И тогда я заполнил бы ее своей спермой. Я заполнил бы ее до предела, так что почувствовал бы своё семя у себя на бедрах.

— Моя Куколка…, — прошептал бы я ей на ухо, пока она судорожно дышала в мое. — Вся. Моя.

Я поморгал, вырвавшись из своих фантазий, и снова сосредоточил своё внимание на сцене. Куколка положила руки на пояс. Подцепив большими пальцами синюю ткань, она стянула ее на живот, а затем на бедра. Куколка закусила губу и, когда платье, наконец, упало на пол, осталась в одних оборчатых трусиках и чулках. Я прижал основание ладони к члену, пытаясь на время его усмирить. Я приказал себе оставаться на месте.

Это был Куколкин звёздный час.

Куколка меня соблазняла. После всех этих лет… она кончала для меня.

Когда началась следующая песня, Куколка опустилась на колени. Наклонившись вперед, она уперлась ладонями в сцену. Стоя на четвереньках, с ухмылкой на губах, она двинулась ко мне. Сидя совершенно неподвижно, я наблюдал за тем, как она подобралась к краю сцены. Так близко, что я мог при желании к ней прикоснуться. Так близко, что я мог протянуть руку и прижать Куколку к своим губам… Так близко, что я мог провести пальцем по ее горлу и смотреть, как пока она танцует, у нее по шее стекает кровь.

Будто прочитав мои мысли, Куколка наклонила голову набок, обнажив белоснежную кожу шеи. Ее рука опустилась к животу и исчезала в трусиках. Закрыв глаза, Куколка принялась ласкать клитор. Когда ее охватила волна удовольствия, у нее на щеках вспыхнул ярко-красный румянец, и на горле забилась вена.

Облизав губы и не в силах бороться с искушением, я подвинулся к краю дивана. Я поднял руку и, пробежав наперстком по ее стройной белой шее, осторожно проткнул кожу. Мне стоило огромных усилий, сидеть спокойно, когда по ее бледной коже скользнула алая капля. Куколка так громко застонала, что ее было слышно даже сквозь грохочущую музыку. Она вынула руку из трусиков и, растерев влажными пальцами кровь у себя на шее, смешала свои соки. У меня потекли слюнки от отчаянного желания попробовать ее на вкус. Но я не двигался. Я смотрел, как она дразнит меня и все ближе и ближе подталкивает к опасной грани потери контроля.

Она и представить себе не могла, что с ней случится, если это произойдёт.

Я мог зайти так далеко… даже с Куколкой. Смогу ли я сдержать ту тьму, которая всегда жила во мне, под моей кожей, готовая в любой момент вырваться на свободу? Чудовище, которое они из меня сделали.

— Трансформация, — сказал мне Генри, когда я однажды вечером спросил его об этом. О своих мыслях, тех самых, что касались только Куколки. — Вот как вы получите наибольшее удовольствие.

Он пожал плечами.

— Это типично для случаев проявления насилия, — он подался вперед из темноты угла нашей камеры. — Когда ты ее найдешь, она может оказаться такой же. И получать максимальное удовольствие именно от того, как ты мечтаешь его ей доставлять.

Генри вздохнул.

— Кролик, вы оба — жертвы обстоятельств. Это не делает вас плохими. Просто… другими. Это называют «игрой на грани». Ролевая имитация действий, которые в реальной жизни были бы чем-то немыслимым. Всё это происходит по обоюдному согласию между двумя взрослыми людьми, каждый из которых получает удовольствие от игры. Это всего лишь форма сексуального самовыражения.

— Попробуй.

Голос Куколки ворвался в мое сознание, выхватив меня из моих мыслей. Я уставился на свою девочку, которая сидела на краю сцены, предлагая мне изысканное угощение из своей крови, перемешанной с влагой ее киски. Мои губы приоткрылись от неудержимого желания.

— Попробуй, — уже строже произнесла Куколка.

Взяв меня за подбородок, она потянула меня к себе. Приближаясь к ней, я ощущал на себе ее пристальный взгляд. Когда я зарычал, она прикрыла веки, и я задумался, прав ли был Генри. Сможет ли она это принять. Получится ли у меня доставить ей максимальное удовольствие таким способом.

Кончиком языка я жадно слизал кровь с ее влагой, и она застонала. И тогда я подумал, что, наверное, сможет. Вдохновленный этой мыслью, я бросился к ней в жажде большего. Прижавшись к ней губами, я сильно всосал ее кожу, и у меня на языке разлился пьянящий вкус кровавого коктейля. Затем, потеряв последние остатки контроля, я укусил. Впился зубами ей в кожу.

Куколка застыла, а потом издала такой громкий стон, что я чуть не кончил прямо там. Ее пальцы зарылись мне в волосы. Ногти царапнули мне кожу, вырвав из моей груди низкий рык. Она притиснула меня ещё ближе к себе. Я сильнее ее укусил. Она закричала громче. Ее соски крепче прижались к моей груди.

А потом Куколка меня оттолкнула. Я воспротивился. Поборов ее, я рванулся к ней, не желая отступать. Но затем она с силой меня отпихнула, и я довольно улыбнулся. Она царапалась и боролась со мной.

Я откинулся назад, чтобы заглянуть ей в глаза. Чтобы всё прочесть по ее лицу, чтобы узнать, прав ли был Генри. Когда я отстранился на несколько сантиметров, то встретился с яростным взглядом Куколки. Она отодвинулась, а потом резко ударила меня по лицу. Моя голова запрокинулась, но я снова повернулся к Куколке и посмотрел на нее. Она тяжело дышала, я скользнул взглядом к следу от укуса у нее на шее. Я снова заглянул ей в глаза, и от того, что я в них увидел, у меня бешено заколотилось сердце… жгучая потребность. Желание.

Отчаяние.

В ту же секунду Куколка обняла меня за шею и впилась мне в губы. Кусаясь и въедаясь друг другу в рот, мы превратились в сплошные зубы и языки. Она оттолкнула меня назад. Мои локти соскользнули с края сцены. Мне в грудь упёрся Куколкин каблук. Она отбросила меня ногой, как бы приказывая мне сесть на место. Я почувствовал, как от ее сопротивления у меня в жилах закипела кровь, и губы изогнулись в ухмылке.

Мы сверлили друг друга взглядами в битве желаний… и тут я сел, раздвинул ноги и расстегнул брюки. Когда Куколка это увидела, у нее потемнели глаза. Увидела, как я полез в штаны и вытащил член. Член, который отымеет ее еще до того, как мы покинем это место.

Тот самый член, который, как я знал, она жаждала. Так же сильно, как я жаждал её киску, что скоро станет моей.

Куколка прищурилась и переместилась на колени. Ее руки плавно скользили по телу, остановившись на поясе ее трусиков. Она спустила их по бедрам, незамедлительно продемонстрировав мне свою белокурую киску. Она села и стремительно взмахнула ногами. Подражая тем шлюхам, которых Куколка видела в зале, она медленно снимала с ног трусики. Сунув руку в карман жилета, я достал оттуда немного налички, и, поймав ее взгляд, бросил в нее купюры. Когда трусики повисли на мыске ее ботильона, у Куколки вспыхнули глаза. Быстрым движением ноги она швырнула в меня трусики, и они упали мне на грудь. Я спрятал их в карман.

А потом Куколка поднялась, пристально глядя на меня, и мне стало нечем дышать. Голая, в одних чулках и ботильонах. Мокрые волосы обрамляли ее лицо причудливым ореолом. Ее руки переместились на бедра. Я с жадностью поедал ее глазами — сиськи, живот, бедра и эта белокурая киска — всё взывало ко мне.

Куколка прикусила губу, нагнулась и начала снимать чулки. Я приставил к её бедру трость. Куколка взметнула на меня глаза.

— Их не трогай.

Выражение Куколкиного лица изменилось, словно она собиралась мне воспротивиться. У меня уже заколотилось сердце в предвкушении того, что мне придется настаивать… но вдруг на её губы легла слабая тень улыбки, и она выпрямилась. Всё что на ней было — это черно-белые чулки и черные кожаные ботильоны.

Потом Куколка начала двигаться. Покачиваясь и вращая под музыку бедрами, она приблизилась к ступенькам сцены. Когда она направилась ко мне, я сильнее задвигал рукой по члену. Не отрывая от меня взгляда, она обошла вокруг сцены; в мягком свете комнаты ее белая кожа казалась красной.

Куколка остановилась передо мной и, склонив голову, посмотрела на меня. Затем ее голубые глаза скользнули к моей двигающейся руке. Она приоткрыла губы и резко втянула в себя воздух.

Куколка подошла еще ближе. Встав коленями на диван, она оседлала мои бедра. Но ко мне она не прикасалась. Вместо этого она склонилась надо мной. Ее руки вцепились в спинку дивана по обеим сторонам от моей головы. Она закрутила бёдрами в такт музыки, ее сиськи замелькали в каком-то сантиметре от моего лица. У меня вспыхнули щёки, всё во мне закипело от жгучего желания схватить ее за запястья и швырнуть на диван. Впиться ей в рот и ворваться в нее своим членом.

Но я не двигался, глядя, как она возвышается над моими бедрами. Я убрал руку от члена, и она уставилась на него голодным взглядом. Но она все еще сопротивлялась, истязая меня. Выгнув спину, она еще больше приблизила сиськи к моему лицу, задев твердым соском мои губы. Я застонал, глядя, как они колышутся туда-сюда снова и снова. Затем Куколка резко опустилась, прижавшись своей голой киской к моему бедру. Она раскачивалась взад-вперед, задевая животом кончик моего члена. Ее щека легко касалась моей щеки, ее губы очутились у моего уха. Я слышал её дыхание — частое и неконтролируемое. Она рывками терлась о мое колено своим напряженным клитором.

Мои ладони сжались в кулаки. Я смотрел на охваченное экстазом лицо Куколки. Затем она взглянула вниз и застыла без движения. Ее глаза вспыхнули, и на лице медленно проступила улыбка. Она пробежала языком по влажным губам, а затем прошептала это. Фразу, толкнувшую меня за грань.

Фразу, выпустившую на свободу тьму, которую я пытался сдержать…

— Теперь Кролик всецело принадлежит Куколке.

Я рванулся вперед, схватив ее за шею. Куколка вскрикнула, когда я сбросил ее с моих колен и швырнул на диван. Куколка дралась и царапалась. Но я этого не чувствовал. Я приподнялся и, прижав ее коленом к дивану, рванул на себе жилет с рубашкой. Я скинул их с себя и бросил в другой конец комнаты. Меня переполняло предвкушение. Я запрокинул голову и закрыл глаза, но открыв их снова, увидел, как у меня под ногой вырывается Куколка. Я улыбнулся и наклонился к ней, приблизив губы к самому ее уху.

— От меня не убежишь, маленькая Куколка, — прошептал я.

Куколка отчаянно заметалась подо мной. Она ударила меня по спине, и я зашипел от удовольствия, кода почувствовал, как мне в кожу вонзились ее ногти. Она царапалась, словно дикая кошка, но я намертво прижал ее к дивану. Я почувствовал, как у меня по спине потекла кровь, и передвинулся. Сместился так, что мой член упёрся прямо ей между ног. Прижав ее к дивану, я почувствовал, как сочится ее киска. Как Куколка вырывается на свободу… как она пытается меня сбросить.

Я отстранился и заглянул ей в глаза. В них было исступление. Ярость. Они распахнулись от упоительного блаженства.

У меня в груди взорвалось сердце.

Моей Куколке понравилось играть.

Я схватил ее за плечи, пригвоздив к месту.

— Отвали от меня, — закричала она.

Увидев, что она улыбается, я сжал губы. Затем она ударила меня по лицу и принялась царапать мне руки, грудь и шею своими ногтями.

— Не прикасайся ко мне! — выпалила Куколка, ее дыхание было частым и затруднённым.

Совсем как у меня.

Наклонившись, я приподнял одну руку и схватил ее за подбородок.

— Я тебя трахну, — сказал я ей.

У Куколки загорелись глаза, затем ее веки дрогнули и закрылись. Кровь все быстрее и быстрее неслась по моим венам, когда Куколка приподняла бедра и принялась тереться киской о кончик моего члена.

Она двигала бедрами все сильнее и сильнее, пока не изогнулась под моей мёртвой хваткой. Тогда она уставилась мне в глаза, и прошипела сквозь стиснутые зубы:

— Отвали!

Мрачно улыбаясь и прекрасно понимая, чего ей на самом деле хочется, я раздвинул ей бедра коленями и запрокинул ее руки за голову. Куколка всё время со мной боролась, била меня и брыкалась, от чего я заводился еще больше. Я усилил хватку, полностью подчинив ее себе.

Я провел кончиком носа по ее щеке и губам. Я прихватил зубами ее нижнюю губу и укусил. Куколкины стоны заполнили моё сознание, а потом она попыталась меня сбросить.

Я обезумел.

Взяв ее запястья в одну руку, я обхватил другой ее горло. Куколкины глаза стали свинцовыми от желания, ее похоть только распалялась от моих жестоких прикосновений. Я сдавил ей горло, глядя, как краснеет лицо, и полыхают жаром ее щеки. Мой ноющий от напряжения член упирался в ее плоть, и я ворвался в нее. Куколка вскрикнула, когда я вонзился в нее до предела.

И я не остановился. Я не дал ей времени приспособиться. Перевести дыхание. Я обрушил на нее свою тьму, схватив за горло и удерживая запястья. Я вколачивался в нее безжалостно, резко, грубо, и это было просто охренительно.

Она попыталась пошевелить губами. Но я так сдавил ей горло, что она не могла издать ни звука.

— Ни слова, — потребовал я, нависнув над ее лицом.

В ее взгляде блеснул протест, и она снова попыталась заговорить. Я приподнял ее запястья и ударил ими о диван. Но губы Куколки продолжали шевелиться. Ее плоть сжалась вокруг моего члена, и я стиснул челюсти.

Увидев в Куколкиных глазах торжество, я зарычал. Она пыталась высвободить запястья, но я держал их, словно тиски.

— Не провоцируй меня, — предупредил я и для убедительности сжал ей горло.

В ответ Куколка уперлась в меня бедрами, вырвав из моей груди стон. Я яростно долбился в нее, по нашей скользкой коже бежал пот. Она сжималась вокруг меня все крепче и крепче, в такт сдавленным звукам ее приближающегося оргазма.

— Подчинись, — приказал я и увеличил скорость.

Куколка отчаянно дралась в последней попытке меня побороть. От того, что она оказывала мне яростное сопротивление, которого так сильно жаждал, у меня напряглись яйца.

— Подчинись! — с последним толчком взревел я.

Куколкин крик смешался с гремящей в воздухе музыкой. Она выгнулась, прижавшись к моей груди, затем ее тело обмякло. Увидев, как она упала на диван, ослабив запястья и не защищая от моих рук горло, по мне прокатилась волна жара, и я кончил. Я стиснул зубы. Меня накрыло чувство, какого я никогда раньше не испытывал — высвобождение невероятной силы, сжигающее меня изнутри, заставляющее меня выть и рычать.

Я вколачивался в нее и вколачивался, пока плотная киска Куколки не перестала сжимать мой член. Ее ноги рухнули на диван, и она замерла в полном изнеможении.

Затаив дыхание, я уперся лбом в изгиб между ее шеей и плечом. Подо мной сотрясалось и дрожало ее тело. У меня в груди разлилось приятное тепло при мысли о том, кто стал причиной всех этих прерывистых движений — я. Моя грубость. Ее сопротивление. Наша с ней идеальная извращенность.

Мне было необходимо ее увидеть, я поднял голову и посмотрел ей в лицо. Куколкины глаза были закрыты, она глубоко дышала через нос. Ее волосы прилипли к лицу, щеки раскраснелись. На шее алел порез, оставленный прикосновением моего наперстка. Кровь обагрила ее плоть, и на коже особым клеймом проступил свежий след от моего укуса.

Я застонал от того, как дико мне это понравилось. Это объявляло всем, что Куколка принадлежит мне. На ней стоял мой знак.

Куколкины сиськи поднимались и опадали, пока она приходила в себя. У меня дёрнулся член, когда я увидел, что все ещё удерживаю у нее над головой ее запястья. При виде моей руки, сжимающей ей горло, у меня заныли яйца.

Словно почувствовав мой взгляд, Куколка открыла глаза. От идеального макияжа у нее на лице теперь остались только длинные накладные ресницы. Она заморгала, пытаясь прояснить зрение. Я затаил дыхание, ожидая, что она скажет. Ее реакции.

И она улыбнулась.

Выдохнув, я выпустил ее запястья и убрал с ее горла ладонь.

Куколкины руки медленно скользнули вниз. Не сводя с меня глаз, она обняла меня за шею. Я прислонился лбом к ее лбу и просто дышал.

Она молчала, пока я не пошевелился, чтобы выйти из нее.

— Нет, — произнесла она, обхватив меня бедрами.

Я мог бы легко с ней справиться и отстраниться, но мне понравилось, что она хотела удержать меня внутри. У меня снова начал напрягаться член, когда она встретилась со мной взглядом и покачала головой.

— Хочу, чтоб ты остался там.

Я обхватил Куколку и, сел вместе с ней, прислонившись к спинке дивана. Куколка прижималась к моей груди, уткнувшись головой мне в шею. Я провел руками по ее спине. Куколка практически замурлыкала от моего прикосновения и тихонько задвигала бёдрами.

Я смотрел прямо перед собой, прокручивая у себя в голове ее крики и стоны. Уставившись на шест и сцену, я вспомнил, как моя Куколка раздевалась для меня. Вспомнил, как она предлагала мне свою вену. Я поцеловал её в плечо и подумал, а делал ли кто-нибудь такое раньше? Испытывал ли нечто подобное со своей девушкой кто-нибудь из тех уродов снаружи. С женщиной, сотворённой исключительно для него.

С совершенством, созданным в самом аду.

Куколка вздохнула и медленно повернула голову. Ее руки по-прежнему свободно обвивали мою шею.

— Милая, — проговорил я, глядя, как она опустила глаза, и у нее зарделись щёки.

Куколка взглянула на меня из-под ресниц и прикусила губу.

«Какое прекрасное зрелище».

Она убрала у меня со лба прядь волос. Ее палец коснулся татуировки пики у меня на лице. Затем она посмотрела прямо на меня.

— Как ты думаешь, а другие люди Страны Чудес, такие же люди, как мы, Кролик и Куколка, тоже получают удовольствие таким образом?

Я сузил глаза.

— В смысле?

Куколка провела рукой по моей груди и по следам, оставшимся на моей татуированной коже после ее драк и царапанья. Мой взгляд вернулся к укусу у нее на шее.

Куколка обняла меня крепче.

— Прошлой ночью я смотрела телевизор. Там был один фильм.

Я подождал, пока она продолжит.

— Люди... люди вроде нас, они занимались тем же, что и мы. Тем, что мы только что сделали.

Она снова замолчала. Я взял ее за подбородок и, приподняв ее лицо, заглянул ей в глаза. Затем вопросительно изогнул бровь. Куколка вздохнула.

— Они делали это не так, как мы. Всё было по-другому.

— По-другому?

Я умолк, задавшись вопросом, что еще такого делают люди, когда трахаются.

Куколка кивнула головой.

— Они лежали на покрывале. В поле под звездами, — ее губ коснулась лёгкая тень улыбки, и она пожала плечами. — Не было никакой борьбы. Никакой крови.

Я нахмурил брови, представив, как это вообще выглядело.

Куколкин палец опустился мне на грудь. Она провела им по татуировке «Больные ублюдки».

— Мужчина лежал на женщине. Она прижимала его к себе. Ласково…

Голос Куколки казался таким же растерянным, как и я сам.

— Это было медленно. И нежно, — она улыбнулась и, задрав голову, подняла руку вверх. — Под звездами. Луна была такой большой. И… и он сказал ей, что его сердце теперь принадлежит ей. Сказал, что любит ее.

Она покачала головой и снова положила руку мне на грудь.

— Жители Страны Чудес ведут странную жизнь. Чтобы отпраздновать окончание школы, они ходят на балы, носят короны и платья, как у принцесс. Они соединяют свои тела тихо и нежно, под звездами, на одном покрывале.

Она помотала головой, а затем, улыбнусь мне и сказала:

— Кролик, они все абсолютно помешанные! Вообще не в своём уме! Что они за странные существа!

Я согласно кивнул, но у меня в голове клубился густой туман. Улыбка сошла с Куколкиного лица, и я увидел ее притворство. Ей было грустно от того, какими были другие люди. Как они отличались от нас.

Обхватив руками ее лицо, я притянул ее к себе. Прежде чем наши губы соприкоснулись, я поймал ее взгляд. Она моргнула, но я все равно увидел в ее глазах слезы. Слезы по тому, чего у нее никогда не было. Платья. Звезды. Признание в… любви? Это озадачило меня больше всего.

Выбросив это из головы, я прижался губами к ее губам. Но на этот раз я сделал это нежно. Ласково...

Когда я отстранился, Куколка вздохнула и открыла глаза. Она безмолвно уставилась на меня странным взглядом.

— Нам нужно ехать, — сказал я.

— Хорошо, — произнесла Куколка и поднялась с моих коленей.

Я набросил рубашку и жилет, застегнул брюки. Я пристально смотрел, как Куколка снова надевает на себя своё испорченное, испачканное кровью синее платье. Когда она повернулась ко мне, у меня перехватило дыхание.

Она моя.

Вся моя.

Я протянул ей руку. Куколка подошла ко мне и взяла мою ладонь. Я вывел ее через заднюю дверь, о которой мне говорил охранник. Небо было чистым, за исключением рассыпанного по нему океана звезд. Мы сели в машину и вернулись на проселочную дорогу. Чтобы Куколка не замерзла, я надел на нее пиджак. Она улыбнулась в ответ, и эта улыбка обожгла мое черное сердце. Еще одна ее фирменная фишка к списку того, от чего у меня нестерпимо ныло в груди.

Выехав на дорогу, я выключил фары. Под льющийся из колонок медляк мы нырнули в тихую ночь. У меня в голове все время крутились Куколкины слова. О мужчине и женщине из фильма. О звездах и покрывале. Об отсутствии крови и грубости...

Я бросил взгляд на Куколку и увидел, что она крепко спит. Она слегка улыбалась во сне, завернувшись в мой пиджак. Черный закрывал цветное. Совсем как у нас с ней. Моя тьма затмевала ее свет.

Но другого выхода не было. Без нее я не мог существовать. Я никогда этого не допущу. Все должно было быть именно так, как сейчас.

Взяв с автомобильной консоли мобильник, я набрал номер Чепела. Он ответил на третьем гудке.

— Юный Дэппер Дэн, — произнёс он. — Чем обязан такой приятной неожиданности?

— Как люди трахаются? — тихо спросил я, чтобы не разбудить Куколку.

Последовало молчание. Затем:

— Рискну предположить, что в основном не так как вы.

Я нахмурился. Чепел вздохнул.

— Романтические жесты, юный сударь. Как правило, близость рождается из романтики. Ласковые прикосновения. Поцелуи. Нежные поглаживания по волосам.

Я молча слушал.

— Для начала даме дарят подарок, что-нибудь, что ее обрадует. Вызовет улыбку. Затем романтика — ужин, вечер вдвоём… медленный танец.

Я снова взглянул на Куколку и свернул направо. На дорогу, ведущую к человеку, который ранил мою девочку больше всего.

— Они друг друга раздевают, наслаждаясь каждым прикосновением любимого. Затем они переходят в постель или в какое-нибудь другое удобное для этого место.