Я сглотнул, а Чепел продолжил.
— Потом, Дэппер Дэн, они занимаются любовью. Не трахаются. Никакой агрессии. Ничего неподобающего, только он и она. Соединяясь в одно. Глубоко интимно. Медленно. Нежные поцелуи и чувственные поглаживания, пока они оба не дойдут до высшей точки.
Я сжал на руле руку, пытаясь себе это представить. Я даже не смог такого вообразить.
— После этого мужчина, если он конечно джентльмен, крепко ее обнимает. И если у него есть к ней чувства, говорит ей, что любит ее.
Я замер, замер как изваяние.
— Дэппер Дэн? — произнёс Чепел.
Не дождавшись моего ответа, он спросил:
— Ты ведь любишь свою маленькую Куколку, не так ли?
— Люблю? — переспросил я.
— Не представляешь свою жизнь без нее? Убьешь любого, кто причинит ей боль? Умрешь, если вдруг ее потеряешь? Не можешь ни дышать, ни спать, не увидев ее лицо?
Я снова взглянул на нее, и у меня на шее бешено забилась вена. Всё. Я чувствовал всё это без исключения. Кем был Кролик без своей Куколки?
Чепел снова заговорил.
— Ты должен сказать ей об этом, сударь. Юные дамы, как правило, очень любят, когда им это говорят, — пауза. — Вы на пути к предпоследнему убийству?
— Да, — ответил я.
— Туз в колоде, если я не ошибаюсь?
Я с отвращением приподнял губу.
— Да.
— Тогда, если мне не изменяет память, признание в любви будет уместным после того, как милая Куколка его одолеет. Встреча с призраками прошлого, особенно с тем, который сыграл едва ли не главную роль в твоей погибели, может внести беспорядок в чьи-то чувства, — он тяжело вздохнул. — Просто мысли вслух.
Не попрощавшись, я нажал на отбой. Объяснения Чепела пульсировали у меня в голове. Я взглянул вверх на звезды.
«Это было под звездами. Луна была такой большой. И… и он сказал ей, что его сердце теперь принадлежит ей. Сказал, что любит ее…»
«Нахер звезды», — подумал я, скользнув глазами к сидевшей рядом со мной девушке. К единственной, кто заслуживал моего внимания. Моего взгляда.
«Они все абсолютно помешанные!», — сказала она с натянутым смехом.
Но я понял свою маленькую Куколку. Если они и были "помешанными", ей тоже хотелось стать такой же помешанной.
Медляк закончился, тогда я перемотал кассету и включил его снова. Баллада про любовь. Неспешное, мелодичное звучание песни, казалось, очень соответствовало желаниям Куколки. Тому, что я к ней испытывал.
Я ехал, пока над горизонтом не забрезжил рассвет. Слово «любовь» по-прежнему бередило мой разум.
«Не представляешь свою жизнь без нее? Убьешь любого, кто причинит ей боль? Умрешь, если вдруг ее потеряешь? Не можешь ни дышать, ни спать, не увидев ее лицо?»
«Любовь», — подумал я. Слово, столь чуждое моему лексикону… Однако оно, похоже, жило во мне с девяти лет. Любовь. Этим словом невозможно было описать всю глубину моих чувств к Куколке.
Но выбирать не приходится.
Такого грандиозного и мощного слова я не знал.
13 глава
Эдди
— Господи Иисусе, — пробормотал я, подойдя к груде тел.
Рядом, завернувшись в одеяло, дрожала служанка.
— Они просто вошли? — спросил ее мой дядя.
Она кивнула.
— Вошли так, словно их пригласили. Женщина…Нет, скорее девушка, присела вон там, — служанка указала на стоящий в центре стола стул, — и начала наливать себе чай и есть пирожные.
Она покачала головой.
— Они были просто невменяемыми. Они оба были просто невменяемыми.
Мой дядя положил руку ей на плечо, а затем позволил художнику-криминалисту сесть рядом с ней и по ее описаниям нарисовать портреты убийц. Мой дядя подошел ко мне.
— Мужчина и женщина. Похоже, им чуть за двадцать.
Я кивнул и, когда криминалисты начали свою работу, отошел от трупов. На стене той же розовой помадой была намалёвана всё та же надпись.
Мой дядя сунул руки в карманы и покачал головой.
— Они наглеют. Каждое последующее убийство страшнее предыдущего, — он наклонился к моему уху. — У меня есть одна зацепка, и я хочу, чтобы ты ее проверил.
Я вопросительно поднял бровь.
— То, что мы обнаружили вместе с Клайвом, третьим трупом… фото детей, которых он насиловал. Я решил копнуть глубже, — он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не слушает. — Я узнал, что бывший начальник Подразделения рейнджеров был близким другом Эрншоу.
У меня по спине пробежала дрожь. Что-то было не так.
— Оказывается, несколько лет назад на него подали заявление. Молодой человек, который утверждал, что в детстве подвергся насилию. Ребенком он воспитывался в приемной семье. И заявил, что его вместе с другими детьми возили в поместье Эрншоу и насиловали. Что Эрншоу и его партнеры платили его социальному работнику за то, чтобы трахать его и других детей, оказавшихся в такой же ситуации.
Я почувствовал, как кровь, капля за каплей, отливает от моего лица. У меня округлились глаза, и я покачал головой.
— Это невозможно, — произнёс я, представив себе мистера Эрншоу. Он был не таким человеком.
Мой дядя пожал плечами.
— По какой-то причине дело замяли. Отнесли к разряду ложных обвинений и подшили так глубоко, что ты в жизни не узнаешь, что оно вообще было, если только не будешь специально искать… настойчиво, — он хлопнул меня по плечу. — Когда я его раздобуду, то попрошу тебя этим заняться. Возможно, это пустышка, но может, стоит поговорить с этим парнем.
— Смит? — наше молчание нарушил голос художника-криминалиста.
Вслед за дядей я подошел к служанке и художнику. Он протянул нам лист бумаги. Моим вниманием снова завладела надпись на белой стене. Линии становились все чётче. Это говорило о том, что их уверенность растет. Судя по возрастающему количеству их убийств и по манере, в которой эти убийства были совершены, это было очевидно.
— Какого черта? — произнёс мой дядя, разглядывая портрет. Он повернулся к служанке. — Они что, были вот так одеты?
Она медленно кивнула.
Я взял у дяди лист бумаги и посмотрел на портрет… Если услышав о ложном обвинении Эрншоу в изнасиловании, кровь отхлынула у меня от лица, то увидев глядящие на меня с бумаги лица, она определённо испарилась из моего тела. И не только их лица. Их стиль одежды.
Этот прикид и лица я очень хорошо знал.
— Эдди? — ворвался мне в уши голос дяди. Он хлопнул меня по плечу и сжал его. — Что такое, сынок?
Сглотнув, чтобы как-то смочить пересохшее горло, я прошептал:
— Эллис.
Бумага задрожала. Я понял, что это у меня трясется рука. Я провёл пальцем по ее лицу. По ее накрашенному лицу, по нарисованным вокруг ее левого глаза часам. Затем мой взгляд упал на стоящего рядом с ней мужчину. На того самого, от вида которого у меня закипела кровь. На того, кто когда-то отнял у меня лучшую подругу.
На того, кто был одержим смертью и разрушал добродетель Эллис.
— Хитэн Джеймс, — произнёс я, голос выдал мою неприязнь.
Вскоре неприязнь сменилась шоком. Хитэн что, жив? После всех этих лет он вдруг объявился. Откуда? И как?
— Сынок? Не хочешь объяснить? — осторожно спросил меня дядя.
Медленно опустив бумагу, я повернулся к нему.
— Хитэн Джеймс.
На лице моего дяди мелькнуло узнавание.
— Мальчик, которого ты знал в детстве? Беглец? Тот самый, которого так и не нашли, и решили, что он погиб?
Я кивнул и, взглянув вниз, увидел, как эти глаза с насмешкой смотрят прямо на меня, глумясь и… издеваясь. Они были серыми и холодными. Словно стальные пули. В прозрачной глубине этих глаз не теплилось никакой жизни. Ни какой души.
И у него была моя Эллис.
Он развратил ее. Заставил делать ужасные вещи.
— Он увез Эллис. Он принудил ее против воли, — мною овладел гнев. — Он заставляет ее смотреть, как он убивает.
Мой дядя провел рукой по лбу. Он уже собирался было что-то сказать, как вдруг поднялась служанка.
— Нет, — сказала она, яростно замотав головой.
— Что, дорогая? — спросил мой дядя.
Она указала на изображение Эллис.
— Вы ошибаетесь.
— Вы о чем? — поинтересовался я.
— О девушке.
Служанка натянула на плечи одеяло. Она сильно дрожала, хотя ночь была душной и жаркой. Она дрожала от воспоминаний об увиденном… об убийцах.
Об убийцах, с которыми я был лично знаком.
Служанка откашлялась.
— Эта девушка совсем не невинна.
Мне стало тяжело дышать. Ее голубые глаза поймали мой взгляд.
— Из них двоих лидером была именно она, — ее лицо побледнело. — Она вытворяла такие вещи…
Она постучала пальцем себе по голове.
— Она сумасшедшая. Они оба сумасшедшие. Он мрачный, — служанка подавилась рыданием. — Он хотел меня убить. Девушка меня пощадила…
Она закрыла глаза и покачала головой. Снова их открыв, она сказала:
— Он ею не управляет. И она также виновна в этих убийствах, как и он. Если честно, даже больше.
— Эллис бы этого не сделала, — запротестовал я, умоляя моего дядю понять. — Это наверняка Хитэн. Он наверняка как-то промыл ей мозги.
— У них были другие имена, — вмешалась служанка.
Я посмотрел на нее.
— Они называли друг друга Куколка и Кролик. Я отчетливо это слышала, — она указала на лежащих на полу близнецов. На мужчин, которых я знал ещё тогда, когда был ребенком. — А их они называли Траляля и Труляля. Ну, знаете, персонажи из…
— Алисы в Стране Чудес, — закончил я и, глубоко вдохнув через нос, закрыл глаза.
Когда я снова их открыл, то поймал на себе пристальный взгляд своего дяди. У него на лице застыло вопросительное выражение.
— В детстве… Эллис очень любила эту книгу. Она…
Я вспомнил ее синее платье. Взглянув на рисунок, я увидел на ней такое же платье, что и в детстве. Только это было более вызывающим. Гораздо более откровенным. Я глубоко вздохнул.
— Она представляла себе, что живет в Стране Чудес, — ко мне вернулись воспоминания о нашем детстве. — Эллис назвала Хитэна Джеймса «Кроликом». Она утверждала, что он — Белый Кролик из Страны Чудес, который пришел за ней, чтобы увести в мир приключений.
— И? — сказал мой дядя.
Я поправил свою ковбойскую шляпу.
— Она сказала, что я не такой, как они. Слишком правильный. «Недостаточно безумный». Вот тогда он и отнял ее у меня.
Я до сих пор помнил тот день во всех подробностях...
«Ты не можешь быть Безумным Шляпником, Эдди. Это тебе просто не подходит. Ты не имеешь отношения к Стране Чудес…».
Я взглянул на стол.
— Чаепитие, — я покачал головой. — Эллис всегда любила чаепития.
Я понял, что все странно на меня смотрят, и ударил по наброску.
— Это все Хитэн. Наверняка он главный вдохновитель всего этого. Он всегда был себе на уме. Манипулятором. Настоящим Макиавелли. Он с первой же минуты околдовал Эллис. Он обладал способностью подчинять ее любым своим прихотям. Она ловила каждое его слово, — я сжал челюсти. — Это он. Он пришел за ней, чтобы втянуть ее в эту вереницу убийств.
— Сынок. Я знаю, что ты всегда был неравнодушен к этой девушке, но, может быть, ты все-таки недостаточно хорошо ее знал?
— Я прекрасно ее знал! — запротестовал я. — Она на такое не способна…
— Она — само зло, — перебила меня служанка. Ее лицо стало каменным. — Эта девушка — зло. Красивая, отвратительная, просто демон.
Она вздрогнула.
— Убивая, она смеялась. Ей нравилось видеть у себя на коже их кровь, — служанка села, охваченная воспоминаниями. — Эта девушка — творение самого дьявола… точнее они оба.
Мой дядя отвёл меня в сторону.
— Что нам известно об этом Хитэне Джеймсе?
— Все, что я знаю, это то, что, когда ему было девять, его мать привезла Хитэна его отцу в поместье Эрншоу, — я потёр основание шеи. У меня разболелась голова. — Она сказала, что он ее напугал. После этого ее не удалось разыскать. Когда его папа погиб в результате произошедшего в поместье несчастного случая, Хитэна забрал к себе отец Эллис.
Лицо дяди оставалось бесстрастным.
— Тогда, скорее всего, нам нужно найти миссис Джеймс и задать ей несколько вопросов.
Я кивнул. Как только мой дядя собрался уходить, я сказал:
— Осталось еще двое.
Я вынул их пакета для вещдоков игральную карту.
— Ее "дядя Джон" и папа.
Я порывисто выдохнул.
— И мы понятия не имеем, где они находятся. Но они станут следующими, за кем придут убийцы. Они методично уничтожают всех, кто жил в поместье, — добавил я факт, который никак не хотел признавать. — И убийства становятся все более чудовищными. Берут своё эмоции. И, кстати, интенсивность их убийств стремительно растет, а значит, худшее еще впереди.
— Нам нужно бросить все наши ресурсы на их поиски. Но одно мне не дает покоя, — сказал дядя. — Зачем таким внушительным бизнесменам прятаться?
Он подошел ближе и понизил голос.
— Именно в то время, когда их обвинили в совершении насильственных действий в отношении ребенка, — дядя выразительно приподнял бровь. — Нам не следует исключать никакой возможности.
Он ушел, а я посмотрел на зажатую у меня в руке карту. Изображение близнецов было настолько точным, что меня прошиб озноб. Потом я вспомнил, что рисовал Хитэн, когда они сидели с Эллис на лужайке. Жуткие и мрачные рисунки. Изображения того, как они убивают.
Я закрыл глаза.
«Эллис… какого хрена он заставил тебя сделать?»
***
— Хитэн?
Произнеся имя своего сына, Миссис Джеймс — теперь уже миссис Локвуд — побледнела.
— Мы просто хотим побольше о нем узнать.
Серые глаза миссис Локвуд — глаза Хитэна — метнулись к моему дяде, и она сцепила ладони на коленях. Ее муж взял ее за руку. Она благодарно ему улыбнулась.
Миссис Локвуд была миниатюрной женщиной. Робкой и слабой на вид. Я не мог представить, что Хитэн ее сын. Но потом, я понял, что порочность Хитэна скорее врожденная, нежели приобретенная.
Муж ободряюще погладил ее по спине. Миссис Локвуд убрала от лица прядь черных волос и сказала:
— У Хитэна ещё в раннем детстве проявлялись кое-какие… наклонности, — она отвела глаза. — Он всегда был тихим ребенком. Большую часть времени жил где-то в своём мире. Ему не нравилось, когда к нему прикасались.
Она взяла стакан и отхлебнула воды. Поставив его на место, она сказала:
— Короче говоря, я больше не могла с ним справиться, — она глубоко вздохнула. — Он… он меня напугал. Хитэн всегда был высоким мальчиком. Хорошо развитым для своего возраста. Когда ему было девять, он уже был почти с меня ростом.
Она беспокойно покусала губы.
— Произошел… один случай, после которого я поняла, что не смогу больше жить рядом с ним, — она уронила голову на руки, и у нее из груди вырвалось рыдание. — Я боялась, что он меня убьет.
Она вытерла с глаз слезы и проговорила:
— Он сказал, что убьёт меня. Сказал, что если я когда-нибудь встану у него на пути, он меня убьёт.
Она шмыгнула носом.
— Мой собственный сын. Мой девятилетний сын. Я была совсем одна. Мать-одиночка с ребенком, который, как я полагала, сделает то, что обещал. Я боялась за свою жизнь.
— Почему он стал таким? — спросил мой дядя, — Вы можете определить какой-то конкретный момент?
Миссис Локвуд опустошила свой стакан воды, и муж подал ей салфетку. Она кивнула.
— Я родила Хитэна в очень юном возрасте. Я наивно полагала, что его отец меня любит, но это было не так. Вскоре после того, как появился Хитэн, он нас бросил, — она рассеянно уставилась в окно. — Без денег мне ничего не оставалось, кроме как вернуться к отцу. Моя мать умерла от рака много лет назад.
Муж крепче сжал её руку.
— Мой отец был жестоким человеком. Надсмотрщиком. С Хитэном он вёл себя особенно сурово. Хитэн ничего не говорил, но я знала, что он его ненавидит.
Слушая её рассказ, я напрягся.
— Однажды я вернулась с работы и обнаружила отца на полу нашей кухни, — произнесла она и зажмурила глаза. — Хитэн сидел рядом с ним, весь в крови.
Она икнула.
— В дом вломились. Этих людей вскоре поймали. Они ворвались к моему отцу, чтобы забрать у него деньги. Но у него были только карманные часы, семейная реликвия, которую он отказался им отдать. Позже они признались во всем полиции. За то, что отец не отдал им эти чертовы карманные часы, его десять раз ударили ножом прямо на глазах моего маленького сына.
При вспоминании об этих часах, у меня похолодела кровь.
«Тик-так… тик-так… тик-так...»
Миссис Локвуд больше не могла сдерживать слез.
— Я знала, что на Хитэне скажется это убийство. На каком шестилетнем ребенке бы не сказалось? Только оно сказалось на нём совсем не так, как я ожидала. Нет, — она покачала головой. — Хитэна не терзали воспоминания. Казалось… это его воодушевило.
Я почувствовал, как у меня на затылке зашевелились волосы.
— После убийства карманные часы исчезли. Мы все думали, что это убийцы их забрали или выбросили. Оказалось, они всё это время находились у Хитэна. Они были разбиты, сломаны и не подлежали ремонту. Я нашла их у него, когда обнаружила Хитэна сидящим на обочине дороги рядом с соседской собакой. Её задавила машина. Хитэн прилип к этой бедной собаке и широко распахнутыми от изумления глазами рассматривал ее мертвое тело. В руках он держал эти часы, повторяя «Тик-так, тик-так, тик-так». Мальчик считал, что часы работают. Похоже, эти часы ассоциировались у него со всем, что связано со смертью. И он всё время твердил «Тик-так». В тот момент я поняла, что увидев убийство моего отца, он изменился навсегда. После этого он только и делал, что читал о смерти, убийствах, серийных убийцах и способах умерщвления.
— Я не могла показать его специалистам, мне это было не по карману. А потом все стало только хуже. Его одержимость усиливалась. Он сжигал насекомых. Уничтожал бабочек. Их смерть его завораживала, их гибель от его собственных рук.
— Однажды, когда ему было девять, я пришла домой и обнаружила, что он сидит на кухонном полу. Хитэн был весь в крови. Рядом с ним лежал нож, и всё его тело покрывали порезы, раны, которые он явно нанес себе сам. Он втирал свою кровь в кожу рук и лица, потом остановился и кровью написал на кухонном полу «Тик-так». Я бросилась к нему и попыталась забрать у него эти проклятые часы, — её лицо побледнело. — Мой мальчик. Он… он вскочил на ноги, схватил меня за горло и прижал к стене. Он пригрозил, что если я снова к нему подойду, если посмею забрать часы, он убьет меня во сне.
Она уставилась на моего дядю.
— И он бы это сделал, — она выпрямилась. — В тот день я отвезла его в поместье Эрншоу и передала его отцу. Я просто не выдержала.
Когда беседа подошла к концу, мой дядя поднялся и пожал руки миссис и мистеру Локвуду. Я последовал за ним. Когда мы уже уходили, миссис Локвуд положила ладонь на плечо моего дяди и сказала:
— Я не знаю, что он натворил, но этот мальчик — большая проблема. Ничему и никому никогда не удастся до него достучаться. Он никогда никому этого не позволит.
Вот тут она ошиблась. Потому что девушка, которой он это позволил, когда-то принадлежала мне. Экстравертная блондинка, ростом около метра пятидесяти и весом не более пятидесяти килограммов теперь располагала всем вниманием Хитэна Джеймса. И отвечала ему тем же.
Самая упоротая парочка, какую я только видел.
В полной тишине мы вернулись на базу рейнджеров. Я никак не мог выкинуть из головы то, что сказала мать Хитэна. Что даже в детстве он мог убить. Пока я работал за своим столом, прошло несколько часов. Не успел я подписать свой последний отчет о кровавом чаепитии, как мне на стол легла еще одна папка. Я застонал и поднял глаза на младшего офицера.
— Я тут ни при чём. Твой дядя сказал, как только это придёт, передать его тебе.
Включив лампу, я взял со стола папку. В названии значилось: «Эрншоу». Я провел по папке рукой. Она была старой.
Ложное обвинение.
Я перевернул страницу и начал читать… и не останавливался, пока не дочитал до конца. Я откинулся на спинку стула и провел рукой по волосам, чувствуя себя совершенно разбитым. Часы на стене пробили три, громкие звуки боя разнеслись по опустевшему офису.
Но я продолжал сидеть, закрыв глаза и понимая, что всё только что прочитанное мною, правда. И там упоминалась Эллис. Маленькая Эллис. Чистая, хрупкая, маленькая Эллис.
И Хитэн.
Ещё там упоминался Хитэн Джеймс.
Я крепко сжал глаза, пытаясь справиться с подступившей к горлу желчью. И прошептал всем и в то же время никому:
— Господи Иисусе.
14 глава
БАРМАГЛОТ
Куколка
— Тебе понравился твой портрет? — спросила я Кролика, когда мы ехали по очередной новой дороге.
Кролик пожал плечами.
— Мне плевать на портрет.
Я откинулась на спинку сиденья и вспомнила ту картинку. Включив сегодня утром телевизор, я сразу же увидела там наш с Кроликом портрет. Он был нарисован карандашом. В нижней части экрана отобразилась надпись «Больные ублюдки». Остальное я не успела прочитать, слова бежали слишком быстро. Но Кролик сказал, там говорится о том, что мы "серийные убийцы". Что мы на свободе. Там описано, как мы одеты, и сказано держаться от нас подальше.
Меня все это нисколько не волновало. Мне просто понравился наш с Кроликом портрет. Мне хотелось его как-нибудь раздобыть. Хотелось поместить его в рамку.
— Ты там был таким красивым, — произнесла я и, повернувшись к нему, улыбнулась.
Кролик приподнял бровь. Я рассмеялась, увидев его угрюмое лицо.
— Ты самый красивый парень, которого я когда-либо видела.
Кролик взглянул на меня краем глаза и ухмыльнулся.
Я включила музыку. На нас потоком хлынули песни моей мамы. Я задумалась о том, что нас ждёт. Внутри у меня всё сжалось, по телу пробежала дрожь, и я прижала к груди свою куклу.
Барамаглот.
Я сглотнула, почувствовав что-то, чего никогда не испытывала раньше, когда сталкивалась с плохими людьми. Страх. Взглянув на его карту, я почувствовала страх. Кролик дал мне карту этим утром. Он сказал, что Бармаглот мой.
Бармаглот был самым отвратительным из всех плохих людей.
Он был тем злом, что ранило маленькую Эллис больше всего.
Он был тем, кто сделал ей ребенка... а затем вырвал его у нее из живота.
Я провела рукой по лицу Бармаглота. Посмотрев ему в глаза, я вздрогнула.
Омерзительные, омерзительные, злые глаза.
Мне на бедро опустилась ладонь Кролика. Сделав глубокий вдох, я взглянула на него. Сегодня я приклеила свои супер-длинные накладные ресницы. Я густо накрасилась губной помадой. Мне нужна была их защита. Бармаглот был хорошим бойцом, очень хорошим бойцом.
Он был моим самым главным испытанием.
— Ты сможешь его одолеть, — заверил меня Кролик, прочитав мои мысли.
Я кивнула, но кукла задрожала в моих трясущихся руках.
— Я…, — я сделала глубокий вдох. — Мне страшно, Кролик. Бармаглот… он очень меня пугает.
Кролик сжал челюсти. Он посмотрел на меня, и на какое-то мгновение я утонула в его серебряных глазах. Это были две прекрасные Луны. От их красоты я почувствовала себя немного лучше.
— Ты сможешь его одолеть, — повторил Кролик.
Его голос был низким и твердым. Я знала, что Кролик раздражен. Знала, что он злится. Он вел себя точно так же, как тогда, когда мы ехали к Чеширскому Коту. Только сегодня, он ни на секунду не оставлял меня одну. Куда бы я ни пошла, он следовал за мной. Он был со мной, когда я принимала душ, прикасался к моему лицу и гладил по волосам. Я красилась, сидя у него на коленях. И теперь его рука неизменно лежала у меня на бедре.
Не знай я его лучше, то решила бы, что моему Кролику тоже страшно.
— У тебя есть нож и пистолет, — продолжил он. — Я все время буду рядом.
У него раздулись ноздри.
— Я не позволю ему причинить тебе вред.
Не знаю, почему, но у меня задрожала нижняя губа. Я взглянула на лежащую у меня на колене руку Кролика, и у меня в глазах всё поплыло. Затем я снова посмотрела на зажатую у меня в руках карту. Бармаглот ничем не отличался от других плохих людей, которых мы убили. Но в то же время он был совершенно другим. Потому что был тем, кто причинил Эллис больше всего зла.
Я знала, что вне всяких сомнений, она боялась его как никого другого.
Эллис затихла у меня в голове. С тех пор, как я сказала ей, что мы уже в пути, но сначала нам нужно разделаться с Бармаглотом, она больше со мной не разговаривала. Но я ее чувствовала, она пряталась у меня в сознании. В темноте. Испугалась и притаилась в месте, где Бармаглот не сможет снова ее найти.
Потому что он хотел навредить Эллис. Он всегда хотел очень сильно ей навредить. Совсем как когда Эллис была ещё маленькой, он причинял ей боль… а потом еще и ещё. Снова и снова, не обращая внимания на то, что она плакала. Не обращая внимания на то, что ей хотелось, чтобы Хитэн ее утешил. Бармаглот мучил ее и мучил, пока Эллис не оказалась в заточении за той жуткой дверью… в темном лесу, полном злобных тварей и безумных кошмаров.
Кролик взял меня за руку. Из моих глаз скатилась слеза и упала ему на ладонь. Кролик молча поднес к губам мою руку. Я затаила дыхание, потрясенная тем, что он может быть со мной таким нежным и ласковым.
А потом он поцеловал меня. Его губы, такие мягкие и пухлые, поцеловали тыльную сторону моей ладони. И как только его драгоценное дыхание легко коснулось моей кожи, весь лёд у меня в груди бесследно растаял. Затем он опустил наши руки мне на колени. Он не произнес ни слова, но я уверена, что тогда момент был бы испорчен пустой болтовнёй.
Молчание всё мне сказало. Мой Кролик меня любит. Он никогда этого не говорил, но я всё почувствовала. И сейчас этого было достаточно.
Я сжимала его руку до того самого места, где жил Бармаглот. Когда мы въехали в город, в котором он укрывался, я почувствовала в воздухе запах соли. Проезжая по тихим улицам, я увидела море.
— Где мы? — спросила я.
— В Дель-Рио, — ответил Кролик и снова замолчал.
Мы очень долго ехали, потом Кролик свернул с шоссе. Мы мчались по проселочной дороге, пока, наконец, не оказались на берегу. Я ахнула от такой красоты. Не успела я об этом сказать, как Кролик спросил:
— Как ты планируешь его убить?
Я опустила взгляд на наши сцепленные руки.
— Я… я не знаю, — я посмотрела на сверкающую в лучах солнца голубую воду. — Я хочу заставить его заплатить.
Я глубоко вдохнула.
— Бармаглот — худший из всех нехороших мужчин. Даже хуже, чем Король Червей, потому что он навредил Эллис больше всех остальных. На долгие годы запер ее за дверью и оставил там в полном одиночестве.
На глаза снова навернулись слёзы, и я моргнула.
— Эллис сказала мне, что он помог избавиться от ее Хитэна.
Кролик замер. Его пальцы почти до боли сжали мне руку.
— Бармаглот сделал так много гадостей, что мне и Эллис кажется, что он должен умереть в самых жутких муках. Но…
— Но что?
— Но я просто не могу ничего придумать. По какой-то причине, в случае с Бармаглотом мне ничего не приходит в голову. Не знаю, почему. У меня в мыслях сплошной туман.
Кролик ласково погладил меня по щеке. Я нахмурилась. Это был уже второй раз, когда Кролик нежно ко мне прикоснулся.
— Кролик? — спросила я, не понимая, о чём на самом деле спрашиваю.
— Ты просто его убьешь, — сказал он. — Никакого баловства. Ты зайдешь туда. Выберешь оружие и убьёшь его. Не дай ему тебе навредить. Просто убей. А потом…
Он закрыл глаза.
— Останется всего один, — закончила за него я.
Он открыл глаза и кивнул.
— Кролик? — я крепче сжала его руку и оглянулась на воду.
Она была такой безмятежной.
— Мы ведь совсем рядом с его домом, да?
Кролик напрягся, но снова кивнул.
— Он примерно в десяти минутах езды отсюда.
Я глубоко вдохнула ртом и выдохнула через нос. Не знаю, сколько ещё мы так сидели в машине, глядя на воду, но, когда высоко в небе пролетела птица, я повернулась к Кролику.
— Я готова, — заявила я, услышав в своём голосе дрожь.
В третьем акте своего неожиданного рыцарства Кролик наклонился и поцеловал меня в губы. Почувствовав такое лёгкое и ласковое прикосновение его губ, я чуть не лишилась сознания. Не было никакой крови. Никаких укусов и грубости, просто нежность и умиротворение.
Это покорило мое сердце.
Не убирая с моей щеки руку, он отстранился.
— Кролик, — тихо прошептала я и распахнула глаза.
Кролик сглотнул, у него раскраснелись щеки. В его глазах мелькнул странный взгляд. Который я никак не могла разгадать. Но если бы меня спросили, я бы рискнула предположить, что это было похоже… на что-то вроде… счастья.
Кролик скользнул на своё сидение и выехал на грунтовую дорогу. Когда мы проезжали мимо берега, я сжала в руке нож. Закрыв глаза, я наполнила свое сознание всеми теми ужасными вещами, которые Бармаглот делал с Эллис. Эллис не только рассказала мне об этом, но и показала. Поэтому я прокручивала в голове образы один за другим. Я слушала крики Эллис, пока у меня в ушах не зазвенело от пронизывающей их боли. И я почувствовала, как Бармаглот толкается у меня между ног, заставляя Эллис кричать.
Во мне начал разгораться гнев, такой неистовый гнев, какого я никогда раньше не испытывала. Я почувствовала, как он стремительно разносится по рукам, ногам и груди. Когда он достиг моих пальцев, я еще сильнее сжала нож. Меня охватил такой ослепляющий гнев, что когда мы подъехали к дому, окруженному темными деревьями… густым лесом, похожим на тот, в котором томилась Эллис… я уже не думала, я действовала.
Повинуясь кипящей во мне ярости, я вырвалась из машины. Я бежала и бежала. Я пронеслась по газону и направилась прямо к дому. Затем взметнулась по ступенькам и ворвалась во входную дверь.
Я не остановилась, чтобы посмотреть, идёт ли за мной Кролик. Мои глаза застилала ярость. Я должна была следовать по тропе своего гнева к его источнику: Бармаглоту.
Я пробежала по коридору, заглядывая во все комнаты в поисках каких-либо признаков движения. Кто-то выскочил на меня из третьей двери. Я вонзила нож ему в грудь… и побежала дальше. Я даже не остановился посмотреть, кого убила. Просто поняла, что это не он. Я подсознательно знала, что когда мы его найдём, я непременно его узнаю. Я никогда не забуду это отвратительное, злое лицо, которое запечатлела в моем сознании Эллис.
Какой-то человек схватил меня за волосы и рванул назад. Повернувшись, я увидела перед собой мужчину, одетого во всё черное. Я вспорола ножом его горло прямо до мозга. Мне в лицо тут же хлынула кровь, и он отпустил мои волосы.
Я обернулась, подыскивая в этом большом доме жертву для следующего убийства.... а затем услышала это.
— Эллис! — раздался голос сверху лестницы. — Эллис!
У меня похолодела кровь. Я узнала этот голос. Эллис рассказала мне, что это был за голос... и, что еще хуже… он выкрикивал ее имя.
Бармаглот, самый омерзительный из них всех, звал Эллис. Дразнил меня. Издевался, насмехался надо мной...
Очень скоро он умрёт.
Перескакивая через две ступеньки, я взбежала по лестнице. Я подняла нож к плечу, готовая в любой момент нанести удар. Когда я взобралась на самый верх, то услышала шаги. Резко повернув голову, я бросилась направо. Я бежала на звук шагов, пока не оказалась в какой-то затемнённой комнате. Прищурившись, я попыталась отыскать этого монстра, когда он вдруг снова ее позвал. Бармаглот остановился в другом конце комнаты, притаившись в тени.
Он стоял прямо передо мной.
Я затряслась от ярости. Из меня потоком хлынула энергия гнева, и, дрожа всем телом, я двинулась вперед. Но не успела я сделать и три шага, как пол ушел у меня из-под ног. И внезапно я начала падать. Я кричала и падала… всё ниже и ниже. Пока не упала на что-то мягкое. Я взглянула вверх, и мною овладел страх и полнейший ужас.
Нора…прямо надо мной была нора… кроличья нора.
— Нет, — прошептала я и огляделась вокруг.
Я находилась в комнате: в комнате с тремя дверями. Мигом вскочив с того, на чем я там сидела — оглянувшись назад, я увидела, что это была кровать — я бросилась к первой двери. Она была заперта. Я побежала ко второй. Она тоже была заперта.
— Нет! — ещё громче закричала я, голос задребезжал у меня в горле.
Нетвёрдыми шагами я подошла к третьей двери и протянула к ней руку... Заперта.
Я замотала головой. Я так быстро замотала головой, что у меня всё поплыло перед глазами. Что-то стукнулось об пол. Посмотрев вниз, я увидела на грубых деревянных половицах свой нож. Я попятилась назад. Я отступала, пока мои ноги не ударились о матрас.
Увидев вокруг себя четыре стены, я почувствовала, как у меня задрожала нижняя губа. Три двери… это была копия комнаты, из которой я не могла выбраться в течение долгих лет.
Я вернулась в комнату со множеством дверей.
К горлу подступили рыдания. Силы покидали моё тело, словно сочащаяся из раны кровь. Я машинально свернулась на кровати, в защитном жесте обхватив себя руками. Я закрыла глаза, пытаясь бороться с тьмой и глубокой бездной, разверзающейся у меня в груди.
Внезапно дверь справа от меня открылась. Я распахнула глаза, и меня сковал ледяной страх. Я увидела, что ко мне идёт мужчина. Я взглянула на его ноги, на его начищенные черные кожаные ботинки... И мне сразу же стало ясно, кто загнал меня в ловушку.
Когда он подошел к кровати, я все еще смотрела на его ноги. Почувствовав, как мне в волосы погрузилась его рука, я закрыла глаза. Мне хотелось отстраниться, мне хотелось убежать, но комната со множеством дверей меня парализовала. Я не шевелилась и не могла отбросить его руку.
— Эллис…, — прошептал он.
Я почувствовала, как его голос вонзился прямо мне в душу. Как его когти скребли хрупкое стекло, в которое превратилось моё сердце, надавливая на слабые места, пока оно, наконец, не разбилось на мелкие осколки, лишив меня остатков мужества и надежды.
Бармаглот грубо погладил меня по лицу, заменив своим касанием чувственный след, совсем недавно оставленный Кроликом. Я хотела, чтобы ко мне прикоснулся Кролик. Хотела, чтобы он ласкал мою кожу своими нежными прикосновениями.
Мне нужен был Кролик, и точка. Мне нужен был Кролик. Но он не найдет меня в этой комнате. Он не сможет в нее войти — все двери заперты. А ключи только у Бармаглота.
— Моя Эллис, — прошептал Бармаглот.
Сбоку под его весом просел матрас. Я почувствовала, как он ко мне приблизился. Почувствовала его запах — виски с сигарным дымом.
Я ненавидела этот запах.
— Думаешь, я не знал, что ты придешь? — усмехнулся он. Звук его голоса резанул мой слух. — Как только я услышал имена жертв, как только увидел в новостях тот портрет, я понял, что ты за мной придешь.
Его палец скользнул к моему подбородку. Он вынудил меня повернуться к нему лицом.
— Открой глаза.
Не в силах сопротивляться его приказу, я подчинилась. И как только я на него взглянула, то почувствовала, как вся та косметика, что купил мне Кролик, испаряется с моего лица. Я почувствовала, как мое платье из синего превращается в черное. Почувствовала, как Куколка исчезает. Как ее храбрость и мужество растворяются во влажном воздухе. Я задрожала от страха.
— Эллис Эрншоу, — проговорил Бармаглот.
Только вот когда я посмотрела ему в глаза, то увидела, что это никакой не Бармаглот. Вместо него рядом со мной сидел дядя Джон, держа меня за подбородок.
— Дядя Джон, — прошептала я.
Он ухмыльнулся.
— Вот она, — произнёс он, его рука пробежала вдоль моего тела и остановилась на голом бедре. — Моя маленькая Эллис. С английским акцентом, ни больше, ни меньше.
Его глаза опустились на моё платье и вспыхнули.
— Тебе всегда нравилось играть, не так ли?
И тогда он начал его поднимать. Когда его грубая рука поползла вверх по моему бедру, у меня сбилось дыхание. С трудом подавив рыдания, я почувствовала, как он отвел мои трусики в сторону и стиснул мою ягодицу. Когда он встал возле меня на колени, я с силой зажмурила глаза.
Дядя Джон перевернул меня на спину. Пока он приподнимал мне платье, я открыла глаза и уставилась в потолок. Он задрал платье, сморщив ткань у меня на поясе. Подцепив пальцами резинку моих трусиков, он стянул их у меня с ног и бросил на пол.
Он встал с колен и полез на меня. Я уставилась в одну точку и представила себе Кролика. Представила его серебряные глаза. Его татуировки и черные волосы. Но усерднее всего я представляла себе, как он целовал меня сегодня у воды. Нежно, ласково, с такой любовью.
Я представила, как люблю своего Кролика.
Руки осторожно поднялись по моим ногам прямо к животу. Кончиками пальцев дядя Джон провёл по моему шраму. Он порывисто выдохнул.
— Я это помню.
Я услышала в его голосе торжество.
— После этого шрама нам с тобой стало гораздо веселей, не правда ли, Эллис?
Он опустил голову и поцеловал мой живот. К горлу подступила тошнота. Пытаясь с ней справиться, я сглотнула.
— Ты всегда была моей любимицей, Эллис. Из всех, кого я обучил, ты была моей любимицей, — он вздохнул. — Но потом ты для меня померкла, потеряла свой блеск. Было так печально, Эллис, когда ты меня покинула, когда свет твоих глаз потух.
Он провел пальцем по моей брови. Мне хотелось его сбросить, но меня словно парализовало. Я никогда не могла дать отпор дяде Джону.
Я принадлежала дяде Джону. Всегда. Много лет назад он выиграл меня в покер.
— Мне так не хотелось тебя оставлять, Эллис. Но теперь ты снова здесь, и в твоих глазах тот же самый блеск.
Его рука переместилась к внутренней части моего бедра.
Мое сердце зашлось в беспорядочном ритме. Оно умаляло его оставить меня в покое. Но все мольбы остались без ответа. Мольбы оказались бессильны. Поэтому я закрыла глаза и попыталась отгородиться от звуков. Попыталась отгородиться от гадкого ощущения его рук, скользящих у меня между ног.
Я отгородилась от всего этого.
Я обрадовалась возвращению темноты.
Снова в комнате со множеством дверей.
Снова совершенно одна.
15 глава
Кролик
— Бл*дь! — заорал я, заглянув в одно из окон дома. У моих ног лежали двое мужчин с перерезанными глотками и вспоротыми животами. Куколка исчезла за дверью наверху лестницы.
Она скрылась из виду.
А потом, бл*дь, раздался ее крик.
Я зарылся руками в волосы и принялся шагать взад-вперед. Внутри находилась охрана. Охрана, которой раньше у этого урода не было.
Новости. В теленовостях показали наши ориентировки. Обнародовали имена жертв. Теперь они оба знали, что мы за ними придем.
Прекрасно знали, если судить по новым охранникам.
Я помчался обратно к машине. Открыв багажник, я перерыл все дерьмо, что у меня там было. Дерьмо, которое я купил прошлой ночью, пока Куколка спала на заднем сиденье.
Отыскав АК-47, я схватил его в руки. Я захлопнул багажник, а потом замер. Я пристально посмотрел на дом. И сердце моё ушло в пятки.
А что если она мертва?
А что если этот пидор ее убил?
Она убежала.
Исчезла, и я не успел до нее добраться.
Грудь пронзила нестерпимая боль, и мне стало нечем дышать. Я изо всех сил пытался принять мысль о возможной потере Куколки. О том, что ее больше никогда не будет рядом. Не будет больше убийств. Такой близости.
И я никогда больше не накрою ее своим телом.
Трясущимися руками я потянулся к своему телефону. Я набрал единственный забитый в нем номер.
— Дэппер Дэн! — произнёс Чепел.
— Она у него! — прошипел я и почувствовал, как мое сердце превращается в пыль.
Я не мог дышать при одной мысли, что она там, вся в крови... мертвая. Только не Куколка. Она была единственным человеком, которого я не смог бы убить.
— Дыши, — раздался из телефона еще один голос.
Генри.
— Она у него! В его гребаном доме! — я почувствовал в ногах слабость и прислонился к машине. — Она убежала. Я не смог ее вовремя догнать, дверь закрылась, и он запер ее внутри.
Я почувствовал, как у меня из глаза скатилась слеза, и, ошарашенно сглотнув, сжал челюсти.
— Она у него…
— Так забери ее.
Я замер, услышав в трубке знакомый грубый голос Хайда.
— Мужик, соберись нахрен и иди, забери свою девушку.
Я сжал в руках трость и АК-47.
— Она кричала… что если… что, если он ее убил? — я почти захлёбывался словами.
— В таком случае ты их всех убьешь. Кто бы там ни остался в этом доме, ты их прикончишь. Ты их всех уничтожишь. И если ты тоже погибнешь, то, по крайней мере, ваша с Куколкой разлука будет очень недолгой.
— Дэппер Дэн, может, он ее и не убил, — раздался успокаивающий голос Чепела. — Может, он просто взял ее в плен.
Он помолчал.
— И она будет ждать, когда же Белый Кролик её спасёт.
При этих словах я опустил голову и сделал глубокий вдох. Затем я поднял глаза и, уставившись прямо перед собой, позволил своей ненависти к этому ублюдку заполнить мои вены.
— Мне надо идти, — бросил я в телефон и швырнул его в машину.
Я не спускал глаз с дома. Поправив сбившийся галстук, я сжал в ладони трость и привёл АК-47 в боевое положение. Сначала я шел по лужайке, а затем побежал; со свирепой решимостью я ворвался во входную дверь. Я обнажил свою трость и крепко схватил клинок. На меня набросился охранник, потом второй, потом третий. Я их всех прикончил. Раздались выстрелы, но я шлёпнул стрелков ещё до того, как они могли в меня попасть.
Потом я поднялся по лестнице. Я повернул направо и посмотрел на дверь, за которой скрылась моя Куколка. Я взломал замок булавкой от галстука. Замок щёлкнул, и деревянная дверь открылась. Как можно тише, я пробрался в комнату, держа наготове автомат и клинок. Меня встретила пустота.
Тихо ступая по деревянному полу, я вдруг услышал доносящийся откуда-то снизу голос.
— Ты всегда была такой нетерпеливой, маленькая Эллис. Всегда хотела своего дядю Джона.
Едва его грёбаный голос, обращённый к моей Куколке, достиг моих ушей, меня охватила жгучая ярость. Пытаясь понять, откуда он идет, я осмотрел пол.... и внутри у меня всё сжалось.
Дыра в полу?
Кроличья нора.
Куколка провалилась в кроличью нору.
Представив, что это означает, я широко распахнул глаза. Что это означает для нее, как она могла воспринять это падение своим поврежденным умом…
Она больше не в Стране Чудес. А из этого следует...
— Нет, — прошептал я.
Я обошёл дыру и замер на месте. Куколка лежала на кровати в центре комнаты. От того, что я увидел дальше, меня затрясло.
Над ней навис этот мудак. Бармаглот. Куколка смотрела в пустоту совершенно потерянным взглядом. Безжизненное тело на кровати.
Моя маленькая сломанная кукла.
Я отошел дыры. Я обшарил всю комнату в поисках другого способа до нее добраться. В углу была дверь. Я стремительно ее открыл. За ней располагалась узкая лестница, ведущая в комнату этажом ниже.
Я прокрался по ступенькам, в конце которой находилась дверь. Я перевёл дух и попытался успокоиться.
«Он — её жертва, — напомнил я себе. — Когда она вернется — а она обязательно к тебе вернется — Куколка получит Бармаглота на блюдечке».
Я досчитал до пяти и вышиб дверь. Дерево легко уступило моему гневу. Бармаглот поднял глаза.
Он и я, мы оба были здесь ради этой куклы. Боролись за право обладания.
Она моя.
А он уже не жилец.
Бармаглот вскочил с кровати. У него округлись глаза, и он заговорил.
— Хитэн Джеймс, — он покачал головой. — Вот уж не думал, что снова тебя увижу. Вообще-то, я выложил кучу денег, чтобы этого не случилось.
Я с отвращением скривил губы. Эта скотина не заслуживала даже разговора. Единственное, что я видел, это как он пригвоздил к кровати мою девочку. Единственное, что крутилось у меня в голове, это то, как этот мудак, подавлял её, насиловал, а затем вырвал из нее её ребенка. Внутри у меня всё кипело, мой гнев обострял мои чувства.
Я влетел в комнату и выстрелил из АК-47 прямо ему в ногу. Он потянулся за пистолетом, спрятанным в кобуре у него на поясе. Я выстрелил еще раз, на этот раз ему в руку. Кровь хлынула на пол, и он заорал.
От этого божественного звука у меня дернулся член.
Бармаглот рухнул на пол. Подняв голову, он принялся за чем-то карабкаться. Я посмотрел вниз и увидел у своих ног Куколкин нож. Перекинув через плечо ремень АК-47, я наклонился и забрал нож. Бармаглот оказался упёртым выродком. Медленно он полз вперед, в его глазах горела смертоносная ярость.
Я дал ему подползти к моим ногам — прямо туда, где ему самое место.
— Сукин сын, — выплюнул он, брызнув кровавой слюной мне на ботинки.
Склонив на бок голову, я внимательно смотрел на это жалкое зрелище.
— Судя по всему, «Больной ублюдок», — с ноткой сарказма ответил я.
И ухмыльнулся.
— Когда я был ребенком, ты казался мне намного более устрашающим.
Я наклонился, пока не оказался всего в нескольких сантиметрах от его лица. Его щеки покрылись красными пятнами, вне всяких сомнений, из-за боли от всаженных мною пуль. Я оглянулся на кровать и увидел там мою Куколку, которая безжизненно смотрела в потолок. У меня перехватило дыхание, и я впился глазами в ее грудную клетку. Но увидев, что она все же медленно колышется вверх-вниз, меня накрыло волной такого облегчения, какого я никогда раньше не испытывал, и я выдохнул.
Потом мои глаза скользнули ниже... и на этот раз во мне разразился сущий ад. Когда я увидел ее задранное до пояса платье. Когда увидел на полу ее трусики…. увидел ее раздвинутые ноги, меня неудержимо затрясло. Она не двигалась. Бармаглот вытеснил Куколку из Страны Чудес обратно в комнату со множеством дверей, в которую он упрятал ее на все эти потерянные годы.
Я оторвал взгляд от Куколки и сосредоточил все внимание на лежащем у моих ног насильнике. Руки сильнее сжали Куколкин нож.
«Её жертва», — строго напомнил я себе, когда моя почерневшая душа пыталась сломить мой самоконтроль и прикончить эту тварь.
Я снова посмотрел на кровать. В этом кататоническом состоянии она так легко поддалась его воздействию. Он снова заманил мою Куколку в ловушку своими манипулятивными игрищами. После всех этих долгих лет, когда он превращал ее чистый ум в кашу, лишь для того, чтобы иметь ее каждую ночь, трахать ее до тех пор, пока она не стала бездумным автоматом, беспрекословно исполняющим все его приказы.
Он тот, кто погубил Эллис.
Он один из тех, кто оторвал нас друг от друга.
Он был тем, кто оплачивал годы моего заточения в Водонапорной башне. Я узнал это из записей надзирателя, когда сбежал.
Из-за этой мрази, валяющейся сейчас у моих ног, выблядка, стиснувшего от боли зубы и судорожно втягивающего в себя воздух, я потерял свою девочку на все эти долгие, утраченные годы.
Я вскочил на ноги. Не удержавшись, я врезал Бармаглоту ногой в живот. Он скорчился, кашляя на мои кожаные ботинки. Я зарычал от отвращения, а затем носком ботинка отбросил его на спину. Я шагал взад и вперед, когда он лежал на спине, его накаченное виски брюхо энергично перекатывалось вверх-вниз, словно морские волны. Я помотал головой, пытаясь удержаться и не вспороть его от пупка до носа.
Я снова повернулся к Куколке и уставился на потёкшую у нее по щекам тушь.
Он довёл её до слёз.
Этот жалкий сукин сын довёл её до слёз.
Он — её жертва. Он должен подохнуть от руки Куколки. Подбросив в одной руке свой клинок, так что сталь удобно легла мне в ладонь, я взял в другую руку Куколкин нож и, развернувшись, вогнал оба лезвия ему в плечи. Бармаглот заорал. Я поглядел на него и улыбнулся. Стальные лезвия вонзились в деревянные половицы под его плечами.
Он был намертво прибит к полу.
Теперь он превратился в добычу, ожидающую, когда Куколка выйдет из забытья. Он пошевелил руками, пытаясь сдвинуться с места, но не смог. Наши взгляды встретились. И в этот момент он понял, что проиграл.
Затем его глаза устремились к Куколке... и на его губах мелькнула лёгкая победная улыбка. Потому что это он превратил Куколку в то, что сейчас лежало там на кровати. В девушку, которую я нашел несколько недель назад. Которая сидела на стуле, таращась невидящим взглядом в грязное окно.
Потерянная девушка, одетая во всё черное.
Но она больше не такая. Она на какое-то время потерялась, потому что осталась без меня. Бармаглот не соперник ее Кролику.
И я ему это докажу.
Я забрался на кровать и легко коснулся Куколкиного лица. Она была холодной как лёд. Ее глаза смотрели сквозь меня в потолок. Они не замечали моего присутствия.
— Куколка, — прошептал я ей на ухо.
Ни звука. Даже никакого намёка на движение. Я одёрнул вниз ее платье, а затем снова заглянул ей в лицо.
— Страна Чудес, — прошептал я, вспомнив совет Генри, который он дал мне несколько месяцев назад.
Я должен её вернуть.
Должен провести ее сквозь кроличью нору.
Я взглянул на дыру в потолке. Я никак не мог ею воспользоваться. Схватив Куколку на руки, я помчался с ней к одной из запертых дверей. Я изо всех сил пинал ногой дверь, пока замок поддался. Кладовка. Я бросился к следующей двери и стал ломиться в нее. Эта дверь оказалась прочнее. В конце концов, деревянная панель разлетелась. Дверь распахнулась, за ней находилась ванная комната. Она была просторной, с шикарной отделкой, душем и ванной.
Я ворвался в ванную комнату и положил Куколку на пол. Я включил кран и вставил пробку в сливное отверстие. Ванная начала наполняться водой. Я сел и взял на руки безжизненное тело Куколки. Я качал ее на коленях взад-вперед. Гладил ее по волосам и целовал ей лицо.
— Вернись ко мне, милая, — умолял я, укачивая её всё сильнее. — Вернись ко мне, маленькая Куколка.
Мой голос казался хриплым и надтреснутым.
Я нетерпеливо заглянул в ванную, не понимая, почему она так медленно наполняется. Куколкины глаза были прикованы к стоящей у меня за спиной вешалке для полотенец. Никакой жизни. Никакого блеска.
В их синей глубине не было и следа Куколки.
— Останься со мной!
Я притянул ее ближе, нежно укусив за шею.
— Вернись, — приказал я и сделал наперстком надрез у себя на горле. Кровь потекла мне на рубашку, и я прижал Куколку ртом к своей шее.
— Пей, — произнёс я. — Почувствуй меня. Почувствуй нашу связь.
Усадив ее, я полоснул наперстком себе по руке. Проделав с ней то же самое, я сцепил вместе наши ладони. Я крепко их сжал, но Куколкины руки оставались такими же обмякшими.
«Вытеснение, — раздалось у меня в голове предупреждение Генри. — Потревоженный разум некоторых людей потерян для нас уже навсегда. Он навечно заключён в самых дальних и неприступных уголках их сознания».
— Один раз я тебя уже вытащил, — сказал я, уронив наши разжатые руки.
Ванна наполнилась. Я поднял Куколкино невесомое тело и положил в воду. Вода омыла ее лицо, и весь Куколкин макияж растёкся. Осторожно взяв ее за шею, я приподнял ей голову, чтобы она посмотрела на меня. Встретившись с ней глазами, я почувствовал, как у меня сдавило горло и заныло сердце. И я прохрипел:
— Я Белый Кролик… Я пришел, чтобы увести тебя в Страну Чудес. У нас была цель. Ты потерялась, — я сглотнул и сжал глаза. — Но теперь нам нужно, чтобы ты вернулась.
Я закашлялся и судорожно втянул в себя воздух.
— Мне нужно, чтобы ты вернулась.
Прямо перед ее глазами я достал из жилета карманные часы, поднёс их к уху и прошептал:
— Тик-так.
А потом я погрузил ее под воду.
Ухватившись двумя руками за ее шею, я держал Куколку под водой. У нее из ее носа шли пузыри, но она по-прежнему не двигалась...
Пока у нее не дернулась нога. Мой взгляд метнулся к ее ноге, и я сильнее вцепился ей в шею, удерживая ее под водой.
— Спускайся в кроличью нору.
У Куколки пошевелилась рука. Ноги заскользили по ванной. Сначала это были лишь незначительные движения, затем она схватила меня за руку. Я увидел, как в ее тело потихоньку возвращается жизнь, и у меня загорелись глаза.
— Спускайся в кроличью нору! — заорал я, когда она накрыла ладонями мои руки и принялась царапать мне кожу.
Я еще сильнее толкнул ее под воду, пока Куколка не коснулась головой дна ванны.
Она начала отчаянно барахтаться. Она билась всем телом, сражаясь с той черной дырой, которую ей нужно было преодолеть, чтобы вернуться ко мне. Увидев, как она мне сопротивляется, я почувствовал в глазах слёзы, всё вокруг стало размытым.
— Освободись! — закричал я. — Давай же! Вернись ко мне!
Но Куколка боролась до самого конца, пока не выбилась из сил. Пока хватающие и царапающие меня руки не ослабли… и не скользнули вдоль ее тела.
Идущие у Куколки из носа пузырьки исчезли, и она снова стала безжизненной.
Я рывком вытащил Куколку из ванны и положил на кафельный пол. Я выдохнул ей в рот и принялся нажимать ладонями ей на грудную клетку. Я давил и давил ей на грудь, пытаясь вернуть ее к жизни своим дыханием. Ее кожа побледнела, мокрые волосы прилипли к лицу.
— Вернись! — повторял я, надавливая руками ей на грудь. — Вернись! Это, бл*дь, приказ!
Куколка подскочила на полу, кашляя и отплёвываясь водой.
— Куколка! — воскликнул я и откинул с её лица волосы.
Она открыла глаза.
— Кролик, — испуганно вскрикнула она.
Затем окинула себя взглядом и закричала. Она начала колотить себя по рукам и ногам.
— Я слишком большая! — выкрикивала она, широко распахнув глаза и шаря по комнате безумным взглядом. — Двери! Я не могу пройти сквозь двери!
Я сорвал у нее с шеи флакон со своей кровью и вынул зубами пробку.
— Пей, — приказал я.
Я откинул ей голову назад и влил кровь ей в рот.
Несколько случайных капель скатились у нее с губ. Она сглотнула, а потом выпрямилась. Посмотрела на свои руки и ноги.
— Это сработало! — закричала она совсем как в тот первый раз, когда я вернул ее себе.
— Это сработало! — снова сказала она, но ее глаза заволокло тьмой.
Её недолгая радость сменилась самым что ни на есть злобным взглядом.
— Бармаглот, — холодно сказала она. — Это он со мной сделал.
Куколка поднялась на ноги. Она была вся мокрая, по подбородку у нее стекала кровь.
— Где он?
— Вон там, — ответил я, указав на соседнюю комнату.
Я встал на ноги, не в силах отвести взгляд от красоты охваченной гневом Куколки, которая была полна решимости заставить этого человека заплатить за то, что он разрушил ее жизнь.
Взмахнув светлыми волосами, Куколка вылетела из ванной комнаты. Я быстро последовал за ней, не желая упустить ни секунды этого убийства.
Куколка посмотрела на распятого на полу Бармаглота. Я увидел, как он поднял на нее свои глаза. Он хотел было что-то сказать, но не успел он и рта раскрыть, как к нему бросилась Куколка и, оседлав его, выдернула у него из плеча нож. Она не раздумывала. Даже не успев вздохнуть, она принялась яростно вонзать в него нож. Она колола, и колола, и колола, не останавливаясь. Она без устали кромсала лежащего на полу мужчину, и в ее глазах не осталось ничего, кроме желания убивать.
Она потрошила его до тех пор, пока совсем не выбилась из сил, и ее отчаянно молотящие руки, наконец, ее не подвели. Она обрушила на него более пятидесяти ударов.
Вся залитая кровью, Куколка упала с Бармаглота, теперь уже мертвого от руки своей бывшей жертвы. Его кровь разливалась по полу.
Куколка хватала ртом воздух, карабкаясь назад. Сквозь ее затруднённое дыхание начали пробиваться рыдания, и вскоре они заполнили собою всё пространство. Куколка дрожала всем телом, её грудь сотрясалась от всхлипов. По щекам текли слёзы.
И тут она увидела меня. Она кинулась ко мне и прижалась к моим ногам.
— Кролик…ты пришел за мной, — плакала она, крепко обхватив мои ноги.
Она уронила голову и уткнулась мне в колено.
— Спасибо — прошептала она. Её голос стал глухим и надтреснутым. — Кролик... ты пришел за мной. Освободил меня из комнаты со множеством дверей… Спасибо тебе... спасибо… спасибо…
Она мне поклонялась. Мне, своему Богу, своему господину… тому, кому она теперь принадлежала всецело и окончательно. Она рыдала и рыдала, оседая на пол. Но я просто не мог этого вынести. Не мог видеть ее жалкой и униженной.
Моя Куколка не была какой-то грёбаной рабой.
Она была моей богиней, моим чертовым солнцем.
Я наклонился и приподнял пальцем ее подбородок, велев ей посмотреть на меня. Ее глаза были опущены, и она покорно подчинилась моему прикосновению. Я покачал головой. Жадно ловя взглядом каждое мое движение, Куколка ждала, терпеливо ждала, когда я заговорю.
— Королева ни перед кем не преклоняется, — произнёс я, и Куколкино лицо прояснилось.
Оно засияло светом и живыми красками.
Куколка была создана для ярких цветов.
Наклонившись, так что наши глаза оказались на одном уровне, я добавил:
— Особенно перед своим королём.
Куколка порывисто вздохнула и прыгнула в мои объятья. Она поцеловала меня, впившись губами мне в рот. Обхватив меня за шею, она целовала меня и целовала. И не отпускала до тех пор, пока вдоволь мною не насытилась.
Моя кукольная королева в синем платье.
Я держал ее, пока она не отстранилась. Ее глаза широко распахнулись, и дыхание стало частым. Она отпустила меня и встала на ноги. Куколка молча подошла к распластанному на полу убитому Бармаглоту. Сняв у него с шеи галстук, она окунула ткань в растекшуюся вокруг него кровь и принялась выводить на стене буквы. На этот раз «БОЛЬНЫЕ УБЛЮТКИ» были написаны тёмно-красным, написаны его кровью. Его кровь в уплату за преступления, которые он совершил за все эти годы. Куколка потянулась к его плечу и выдернула мой клинок. Она достала из корсета промокшую карту и положила её ему на лоб.
Туз червей.
Куколка уставилась в его лицо, застывшее теперь в маске смерти. Она стояла так несколько долгих минут. Потом повернулась ко мне.
— Это тебе, — произнесла она и вручила мне мой клинок.
Я вложил его в трость, не удосужившись очистить.
Мне хотелось, чтобы кровь Бармаглота подольше украшала лезвие моей трости.
— Я устала, — внезапно объявила Куколка, и в ее сладком голосе мелькнул проблеск какой-то новой грусти.
Она взяла меня за руку. Ее пальцы все еще не согрелись.
— Пойдем, Кролик. Я больше не хочу здесь оставаться.
Куколка потянула меня к двери, но я провел ее через дом. Мы быстро приняли душ в обнаруженной наверху ванной комнате, смыв с кожи загаженную кровь Бармаглота. Мы выстирали свою одежду, не волнуясь о том, что потом она будет влажной. Снаружи стояла жара. Мы бы быстро обсохли.
Когда мы закончили, я привел ее к машине. Мы отъезжали от дома в полной тишине, не включая музыку. Куколка свернулась калачиком на заднем сиденье, завернувшись в мой пиджак. Прошло всего несколько минут, и она провалилась в сон.
Пока я ехал, то смотрел на нее чаще, чем на дорогу. Она попросила меня отвезти ее прямо в мотель. Но мы направлялись в другое место. Куколка в любом случае заслужила то, что я собирался для нее сделать. Но после сегодняшнего вечера я позабочусь о том, чтобы она была от этого в полном восторге.
Однако ее восторг — ничто по сравнению с тем, в какой восторг она приводила меня.
У меня внутри все сжалось, когда я увидел, как во сне она изо всех сил вцепилась своими тонкими ручками в мой пиджак. Она поднесла его к носу и вдохнула. И когда на ее губах блеснула легкая улыбка, моё сердце просто рассыпалось в пыль.
Прислушиваясь к ее глубокому дыханию, я не мог думать ни о чем, кроме того, что случилось сегодня вечером. О том, как я чуть её не потерял. Для меня было очевидно, что если она умрет, я непременно последую за ней.
Без Куколки не было никакого Кролика.
А без Кролика не было Куколки.
Пока я ехал к месту назначения, то практически не сводил с нее глаз. Моя маленькая кукла, сломанная, но не настолько, чтобы ее нельзя было починить.
И я являлся единственным кукольным мастером, чья квалификация позволяла произвести такой ремонт.
***
Я отошел в сторону и окинул взглядом открывшийся передо мной вид. Я сделал глубокий вдох и провел руками по волосам. Поправил свой новый костюм и галстук, которые достал из багажника. Я покачал головой, смеясь над тем, какого хрена я делаю.
Затем я взглянул на Мустанг. Мои глаза скользнули к спящей на заднем сидении блондинке. И я понял.
Для нее.
Всё это для нее.
Для моей храброй маленькой защитницы.
Я открыл багажник. Спереди стоял ее проигрыватель. Я нажал на кнопку воспроизведения, зная, что песни идеально подойдут для такого момента. Воздух наполнила медленная музыка. Скрытый за распахнутой крышкой багажника, я помедлил. Закатал рукава рубашки и запрокинул голову. Я взглянул на раскинувшееся надо мною небо… и улыбнулся.
У нее будет именно то, чего она так хотела.
Приблизившись к заднему сиденью, я наклонился и погладил Куколку по щеке. С лёгким стоном она поёрзала, но не проснулась. Улыбнувшись ее упорству, я снова погладил ее по щеке и прошептал:
— Куколка?
Она натянула себе на плечи мой пиджак. Поэтому я попытался снова.
— Куколка, милая, — уже громче проговорил я.
Куколка поморгала и вытянула руки. Я зачарованно наблюдал за ней, а потом она повернулась и посмотрела на меня.
Её губ коснулась лёгкая улыбка.
— Кролик…, — произнесла она. Из-за всего того, что сегодня с ней случилось, ее голос все еще был слабым.
За время пути ее волосы высохли, и платье уже не было мокрым.
— Я устала, — сказала она и снова свернулась калачиком, чтобы спать дальше.
Я покачал головой, и от того, какой она может быть прелестной, у меня на душе стало, наконец, так легко.
— Но у меня для тебя сюрприз, — объявил я и увидел, как ее глаза медленно открылись.
Куколка повернулась ко мне лицом и приподняла брови. Потом она снова повернула голову, теперь уже туда, откуда раздавалась музыка.
— Это играет мой проигрыватель?
Я кивнул, затем протянул руку.
— Пойдём.
С растерянной улыбкой Куколка взяла меня за руку, и я помог ей подняться с заднего сиденья. Почувствовав острую необходимость прижать ее к себе, я ее обнял. Куколка слегка взвизгнула, когда я поднял ее и вытащил из машины. Наши взгляды встретились, и я невольно сглотнул, волнуясь по поводу того, что она обо всем этом подумает. Это был не я. Я так не думал. Я никогда такого не делал.
За всю свою жизнь я никогда ни из-за чего так не нервничал.
Я вообще никогда не нервничал. Было очень непривычно испытывать это чувство. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это такое.
Я нервничал от того, что ей всё это не понравится.
Нервничал от того, что у меня не получится этого сделать.
Я поставил Куколку на землю, и у нее на щеках вспыхнул румянец. Этот румянец убил меня на месте. Он всегда на меня так действовал; этот румянец и ещё ямочки, которые появлялись, когда она улыбалась.
Куколка взяла меня за руку, и я уставился на наши сцепленные руки. Вспомнив, что раньше ей это нравилось, я поднес ее руку к губам и прижался к ней в нежном поцелуе.
Куколка ахнула. Ее дыхание стало учащённым.
— Пойдем, — снова сказал я и подвел ее к багажнику автомобиля.
— Кролик? Что происходит? — спросила она, оглядываясь вокруг.
Я отпустил ее руку.
— Закрой глаза.
Улыбнувшись, Куколка покачала головой, но потом сделала, как я просил. На мгновение я засмотрелся на ее лицо, на то, как она стоит передо мной, закрыв глаза. Полностью мне доверившись. У меня в груди снова всё сжалась. Сделав над собой усилие, я вынул из багажника подарок.
— Открывай.
Куколка сделала, как я велел... и ее голубые глаза стали такими огромными, что превратились в две большие Луны.
— Кролик, — прошептала она, пытаясь взять у меня платье.
Ее глаза метались вверх и вниз, жадно его разглядывая. Она робко протянула руку, словно боясь дотронуться до блестящей синей ткани.
— Это…, — у нее на глаза навернулись слёзы. — Это… это мне?
Я кивнул.
— Тебе.
Я дёрнул головой в ее сторону.
— Надень его.
Куколка порывисто выдохнула, потом взяла у меня из рук платье. Я полез в багажник за туфлями. Но, когда повернулся, чтобы ей их отдать, то невольно остановился. Полная Луна освещала Куколкин силуэт. Посреди поля, на котором мы припарковались, были только мы; она и я, и усеянное звёздами небо.
Мне было на них плевать. Их красота меркла по сравнению с ее царственностью.
Куколка сбросила с себя одежду. В лунном сиянии молочная кожа ее спины казалась белоснежной. Она приподняла платье над головой, и оно легко скользнуло вниз по её телу. Я подошел к ней. По тому, как на мгновение напряглись ее плечи, я понял, что она почувствовала меня у себя за спиной. Затем она наклонила голову в сторону, подставив мне свою шею.
Не удержавшись, я осторожно отодвинул ее волосы и нежно поцеловал кожу у ее горла. Она затаила дыхание, и по ее телу пробежали мурашки.
Я передал ей через плечо туфли, а затем застегнул ей платье. Я медленно потянул вверх молнию, наслаждаясь тем, как ткань обволакивает каждый сантиметр бледной кожи. Я отошел назад и стал ждать, когда она наденет туфли.
Когда туфли были на ногах, она обернулась. Я не мог на нее насмотреться, разглядывая ее с головы до ног. Длинное синее платье доходило ей до самых щиколоток. Блестящие серебряные туфли идеально сидели на изящных ножках.
— Тебе нравится? — взволнованно спросила она, приглаживая руками пышную юбку.
Я кивнул и заглянул ей в глаза. Вернувшись к проигрывателю, я быстро перемотал кассету до нужной мне песни. Когда заиграли первые аккорды, я повернулся и протянул Куколке руку. Она покраснела и, опустив глаза, подошла ко мне.
Она всегда приходила на мой зов.
Куколка взяла меня за руку. Затаив дыхание, она ждала, что я буду делать дальше. Я поднес к губам ее руку, коснулся ее лёгким поцелуем, а затем поклонился. Приняв подобающую джентльмену позу, я поднял глаза и спросил:
— Позвольте пригласить Вас на танец?
На Куколкином лице был написан полнейший шок. Она не произнесла ни слова. Вместо этого она согласно кивнула. Выпрямившись, я притянул ее к груди. Я взял Куколку за руку, а другой осторожно обхватил ее за талию. Куколка положила мне на плечо свою ладонь. Я заглянул ей в глаза. Они были прикованы ко мне. Ее щеки заливал румянец.
Когда началась песня, и какой-то мужчина запел о том, что не в состоянии с кем-то там жить, но и без нее он жить тоже не может, я стал покачиваться вместе с Куколкой в такт музыке. Она не сводила с меня глаз, я крепко прижимал ее к себе, позволив словам песни рассказать ей о том, что я чувствую. Я не был согласен с тем, что не могу жить с Куколкой. Ещё как могу. Мы с ней никогда не расстанемся.
Уверен, что даже после смерти.
— Кролик, — тихо произнесла Куколка, сверкая своими голубыми глазами на фоне звезд. — Ты ведь не танцуешь.
Я ухмыльнулся и притянул ее еще ближе. Я почувствовал исходящее от ее кожи тепло. Вдохнул запах роз, который ощущал всегда, когда она была рядом.
— Похоже, что сегодня танцую.
Куколка одарила меня улыбкой, а потом и звонким смехом, который тут же унёсся в воздух. Мы танцевали, пока не кончилась песня. Когда заиграла следующая, такая же медленная, Куколка оглянулась вокруг и спросила:
— Кролик? Это… это что, выпускной?
Прижав к груди наши сцепленные руки, я кивнул.
— Твой выпускной, милая Куколка. Вполне заслуженный выпускной, только для тебя.
— И для тебя, — на одном дыхании сказала она.
Казалось, она была совершенно сражена всем этим. Куколка запрокинула голову и посмотрела на звезды.
— Кролик… покрывало из звезд, — она взглянула направо. — И Луна такая круглая и яркая.
— Они выглянули специально для тебя, — произнёс я, и ее улыбка стала такой ослепительной, что не уступала полуденному солнцу.
Мы танцевали. Мы станцевали еще три песни. Куколкино лицо раскраснелось от танцев. Когда я остановился, то снова низко поклонился и поцеловал ей руку.
— Благодарю за танец, Куколка.
Она рассмеялась.
Выпрямившись, я увидел, как в ее глазах снова появился огонь, огонь, который померк после того, как она уничтожила Бармаглота. Я увидел, как ее движениям вернулась легкость, увидел, как она вновь засветилась отнятой им чистотой, так, словно ее исцелила лунная пыль.
— Снова закрой глаза, — проговорил я.
— Кролик! — с укоризной сказала она. — Больше никаких подарков. Я и так уже чувствую себя крайне избалованной!
— Еще один.
Сверля ее суровым взглядом, я ждал, когда она закроет глаза. Куколка засмеялась, но потом все же сделала, как я просил.
Я подошел к багажнику и достал из него последний подарок. Я вернулся к Куколке и встал перед ней.
— Открывай, — сказал я.
Куколка распахнула глаза. Я спрятал подарок за спину. Когда я решил, что достаточно испытал ее терпение, то достал подарок из-за спины.
Куколкины глаза округлились от удивления. Ее ладони взметнулись к губам, и из груди у нее вырвался восторженный вздох.
— Кролик…
Она медленно протянула руку и провела кончиками пальцев по сверкающим камням.
— Э…эт… корона, — не веря своим глазам и чуть не плача, произнесла она.
Я поднял корону вверх. Под восхищенным взглядом Куколки, я водрузил её ей на голову.
— Для моей королевы.
Хорошенько ее закрепив, я отошел назад и залюбовался своей работой. Я не мог отвести от нее взгляд. Моя Куколка. Моя маленькая Куколка, которая однажды сломалась, но исцелилась благодаря красивому платью и короне. И теперь стояла перед своим королем, как царственная особа, каковой она и являлась.
Моя королева тьмы.
— Ну? — взволнованно спросила она, опустив руки.
Я шагнул к ней. Потом еще. Я жадно разглядывал ее корону, ярко-голубые глаза, розовые губы.
— Само совершенство, — низким и хриплым голосом произнёс я.
Куколка опустила глаза, а затем снова их подняла и прошептала:
— Глупый Кролик.
У меня дернулся уголок рта. Она вернулась. Моя маленькая Куколка ко мне вернулась. Она не погибла. Она рядом со мной. Заняла свое законное место моей королевы.
Вспомнив слова Чепела, я двинулся к ней. Очень медленно я приблизился губами к ее губам. Куколка затаила дыхание, когда я, едва касаясь, скользнул по её губам. Ласково их дразня, я почувствовал, как она вздрогнула. Затем я дёрнулся вперед, и наши рты слились в поцелуе. От моего прикосновения Куколка тихо застонала. От того, что я лишь попробовал ее на вкус, у меня по спине пробежало незнакомое тепло. Всего лишь поцелуй и ничего больше.
Отстранившись, я прижался лбом к ее лбу и просто дышал. Куколка подняла руку и положила ее мне на грудь. Ночь была тихой, совсем как мы.
Шло время; не было слышно даже вездесущего тиканья моих карманных часов.
— Я должен показать тебе ещё кое-что, — сказал я и взял ее за руку.
Я провел Куколку вглубь поля. Сельскохозяйственные угодья у черта на рогах. Только мы, небо и наши грехи. По прерывистому Куколкиному вздоху я понял, что она увидела лежащее на земле покрывало. Но сначала я к ней не повернулся. Тоже взглянув на покрывало, я задумался о том, что она говорила про тот фильм.
Я не был уверен, что смогу это сделать.
Но потом мне на плечо скользнула Куколкина ладонь, и я почувствовал, как она прижалась лбом к моей спине. Я опустил голову и глубоко вздохнул. Я отогнал прочь темные мысли, которые грозились вот-вот вырваться наружу. Выбросил из головы их жестокие прикосновения и звуки.
И, закрыв глаза, я медленно повернулся. Куколка успокаивающе погладила меня по щеке своими маленькими пальчиками.
— Кролик.
Услышав, как Куколка прошептала мое имя, я открыл глаза. Она сделала глубокий вдох.
И тогда я понял, что она нервничает, так же, как и я.
— Не знаю, получится ли у меня сделать это так... как ты хочешь, — признался я и резко дёрнул головой при одной мысли о том, чтобы взять ее медленно. Мягко. Безо всякой крови. Без укусов и царапин у меня на спине.
— Я тоже, — горько засмеялась она.
У нее блеснули глаза, и она прошептала:
— Но мы можем попытаться.
Почувствовав, как ловкие Куколкины пальцы расстегивают мой жилет, я напрягся и вздохнул. Я опустил руки, и она скинула жилет с моих плеч. Затем развязала галстук, вынув из него булавку, которая всего несколько часов назад освободила ее из комнаты со множеством дверей. Она сняла его у меня с шеи, и черный шелк скользнул на землю. За ним последовала рубашка, и я предстал перед ней в одних брюках и по-прежнему напряженный.
Куколка сделала глубокий вздох, и ее взгляд опустился на мою голую грудь. Ее ладони легли на мышцы моей груди, затем медленно заскользили по коже. Я стиснул зубы, когда она провела пальцами по мириадам вытатуированных часов. По татуировкам, которые кропотливо наносил мне на кожу Чепел иглой и чернилами. По татуировкам, которые распростились с Хитэном, и на его месте появился Кролик. Она обошла вокруг меня и остановилась за моей спиной. Я знал, что она смотрит на своё отражение. Затем я почувствовал, как этого места коснулись её губы. Ее губы порхали, словно бабочки, которых я ловил и убивал в детстве. Щекотали мне кожу.
Куколка снова встала передо мной. И поцеловала меня туда, где было мое сердце.
От этого оно забилось быстрее.
Когда она отстранилась, я зашипел. Я уставился на черный ободок у нее в волосах. Он всегда был там — такой знакомый, неизменный…Куколка.
Передо мной стояла моя Куколка. Единственный человек, которого я подпустил к себе. Единственный человек, который всегда принимал меня таким, какой я есть.
Такая же убийца, как и я.
У меня получится.
Ну, или, по крайней мере, я должен попытаться.
Протянув руку, я легко убрал с Куколкиного плеча волосы, и она застыла, словно статуя. Она закрыла глаза. К тому моменту, когда она их открыла, мы прижимались друг к другу грудь к груди. Мои руки скользнули с ее плеч ей на спину. Куколкино дыхание овеяло мне шею. Стиснув зубы, я потянул за молнию у нее на платье. Ткань разъехалась, и мои пальцы слегка коснулись ее голой кожи. Сделав глубокий вдох, я шагнул назад, и платье медленно упало на землю. Увидев стоящую передо мной Куколку, обнаженную и беззащитную, я проглотил подступивший к горлу ком.
Она приподняла подбородок и, приблизившись ко мне, положила руку мне на пояс. Ее пальцы поползли ниже, пока не завладели пуговицей у меня на брюках. Расстегнув ее, Куколка осторожно потянула вниз молнию. Брюки соскользнули на землю.
Теперь я был также беззащитен, как и она.
Взглянув вниз, Куколка порывисто вздохнула. Еще больше татуировок. Еще больше часов. Ни один сантиметр не остался нетронутым. Куколка смотрела на меня, ожидая указаний. Я взял ее за руку и повел к покрывалу.
Мы легли друг напротив друга и, не говоря ни слова, просто дышали одним воздухом. Я придвинулся к ней, и мой взгляд упал на ее губы. Приблизившись, я поцеловал ее, и Куколка стала целовать меня в ответ. Я погрузился рукой ей в волосы, но не потянул. Не пытался доминировать, просто позволил всему идти своим чередом. Никакой агрессии, только ощущения.
Куколка порывисто выдохнула мне в губы. Этот звук проник мне в душу.
Ей понравилось вот так.
Изо всех сил борясь со своим желанием взять ее грубо, я перевернул ее на спину. И обнял ее обнаженное тело. Я пристально смотрел ей в глаза, а она смотрела на меня. И тогда я опустил взгляд. Я двинулся вниз по ее телу, покрывая нежными поцелуями ее шею, грудь, живот и бедра. Когда я направился обратно, Куколка запустила руки мне в волосы. Она заглянула мне в лицо, а затем сказала:
— Возьми меня, Кролик.
Я еле сдерживался, чтобы не потерять контроль.
— Займись со мной любовью, — на ее губах заиграла улыбка. — Как те люди в фильме. Под звездами. Только он, она и их любовь.
Закрыв глаза, я заставил себя сделать так, как она просила. Я почувствовал, как Куколка пошевелилась и раздвинула подо мной ноги. Она обхватила пальцами мой член, и я застонал. Открыв глаза, я оторвал свой взгляд их от вены у нее на шее. Вместо этого я посмотрел ей в глаза. Когда она приставила мою плоть к своему входу, я полностью сосредоточился на них.
Куколка кивнула. Она давала мне разрешение. Куколка давала своё разрешение… мне. Нам. Сегодняшней ночи.
Я двинулся вперед, уперев руки в покрывало по обеим сторонам от ее головы. Я медленно, сантиметр за сантиметром, вошел в нее. Куколкины ладони легли мне на спину. Но вместо того, чтобы царапать меня, как раньше, она заскользила по мне кончиками пальцев вверх-вниз, от чего моя кожа покрылась мурашками. Когда я вошел в нее до предела, Куколка застонала. Я замер над ней, задыхаясь и еле сдерживаясь, чтобы не сделать того, чего требовал мой внутренний демон.
— Кролик, — выдохнула она и, когда я начал двигаться, ее веки дрогнули и закрылись.
Я стал медленно толкаться в нее. Плавными движениями. Через некоторое время острая потребность взять ее грубо исчезла. Пока я разглядывал ее лицо, слегка приоткрытые губы. Румянец у нее на щеках и удовольствие, разлившееся у нее в глазах. Я понял, что мог бы лежать так вечно, просто глядя на то, как ее прелестное лицо тает от моих прикосновений. Чувствуя на своей спине ее руки. Чувствуя, как они пробежали вдоль моего тела и легли мне на щеки.
— Кролик, — беззвучно, одними губами, произнесла Куколка.
Мне ничего не оставалось, кроме как её поцеловать.
Так я и сделал.
Прижавшись губами к ее губам, я быстрее задвигал бедрами. Но всё так же плавно. Я брал ее в этой тихой, ароматной ночи, у меня на коже выступил пот. Куколкино дыхание стало затруднённым, и я почувствовал, как запульсировала вокруг меня ее киска. Я застонал ей в рот, язык закружил вокруг ее языка. Пока мы оба приближались к высшей точке, я глотал Куколкины стоны, а она глотала мои. Я ощутил в основании спины нарастающее давление, и ухватился за ее плечи. Мои бедра напряглись. Грудь вжималась в грудь Куколки, губы слились с ее губами.
— Кролик, — прошептала она мне в рот.
Я почувствовал, как сокращается ее киска, Куколка оторвалась от моих губ и запрокинула назад голову. Она закричала от удовольствия. Этот звук и ощущение полного единения с моей девочкой увлекли меня за ней. Застонав, я закрыл глаза и снова вошёл в неё. Оба скользкие от пота, мы держали друг друга в объятьях.
Тяжело дыша, я рухнул на нее и уткнулся головой ей в шею.
Куколка гладила меня по волосам, ее частое, прерывистое дыхание согревало мне кожу.
Я открыл глаза. Поморгав в темноте, я медленно поднял голову и встретился взглядом с Куколкой. Грудь пронзила острая боль. Боль от осознания того, что я никогда не смогу без нее жить. Куколка была такой же неотъемлемой частью меня, как моя кровь и бьющееся сердце. И я тоже был частью Куколки.
Я вспомнил, что говорил мне Чепел.
Моя нервозность вернулась. Когда я увидел, как ее губы растягиваются в улыбке, я открыл рот, и из меня вырвались слова:
— Я тебя люблю.
Куколка напрягалась всем телом. Я замер, а потом просто распался на мелкие части, когда увидел, как на ее глаза навернулись слёзы и покатились по щекам.
— Кролик…, — тихо произнесла она. — Я тоже тебя люблю.
От ее слов у меня раздулись ноздри. Я подумал обо всех совершённых мною убийствах. О ее крови, которую я выпил, и обо всём том времени, что мы трахались… а потом об этом единственном разе, когда занимались любовью.
Ничто не сравнится.
Ничто не сравниться с моей маленькой Куколкой, которая лежала сейчас подо мной и говорила, что тоже любит меня. Куколка обхватила ладонями моё лицо и заглянула мне в глаза.
— Хитэн Джеймс, ты съел мое сердце и выпил мою душу. Я твоя. Я полностью и счастливо поглощена тобой.
Я моргнул. Уверен, что она даже не заметила, как меня назвала. Хитэн Джеймс… Она назвала меня моим настоящим именем. Моя Куколка, моя Эллис. Две совершенно разные личности, живущие в одном теле.
Я любил их обеих.
Прошло несколько минут. Мы целовались. Потом я перевернулся с ней на бок. Положив голову мне на грудь, Куколка уставилась на звезды, а из ее проигрывателя тем временем по-прежнему доносились ее любимые песни. Куколкина ладонь скользила по моей груди вверх-вниз. Я поигрывал с ее длинными светлыми волосами.
— У нас остался всего один плохой человек, — произнесла Куколка, нарушив тишину.
Моя рука замерла у нее в волосах.
— Да.
— Король червей.
— Да.
Куколка не поднимала на меня глаз.
— А что потом, Кролик? После того, как мы уничтожим последнего плохого человека и освободим Эллис, что будет дальше?
Мои брови поползли к переносице.
— Не знаю, — честно ответил я. — Я никогда не задумывался, что будет после последнего убийства.
Ну, по крайней мере, после нашего с ней побега.
Я погрузился в раздумья, и тут вдруг Куколка предложила:
— Думаю, чаепитие.
Я улыбнулся.
— Мы отпразднуем это чаепитием с такой кучей масленых пышек, какую только можно съесть!
Она радостно вздохнула.
— Да. Мы устроим чаепитие. И тогда сможем подумать, что делать после, — она засмеялась, и мое сердце на мгновение остановилось. — Попивая «Эрл Грей». Все решается за чашечкой «Эрл Грея».
Я улыбнулся и снова провел пальцами по ее волосам. Затем закрыл глаза и, вдохнув знакомый аромат роз, согласился:
— Годится только «Эрл Грей».
16 глава
КОРОЛЬ ЧЕРВЕЙ
Кролик
Я наблюдал с кровати за тем, как Куколка наносит макияж. Почувствовав острое желание снова к ней прикоснуться, я встал и подошел к ней. Она улыбнулась мне в отражении зеркала, накладывая на глаза синие тени. Я поднял ее и сел на стул. Куколка взвизгнула, и я посадил ее себе на колени.
Все это было частью ее игры. После той ночи в поле я теперь делал так каждый день. После той ночи я не мог от нее оторваться.
Куколка взяла свои розовые румяна и принялась наносить их кистью себе на щеки. Я положил подбородок ей на плечо и просто за ней наблюдал. Убрав в сторону ее волосы, я поцеловал Куколку в обнаженную шею и поднял глаза на ее отражение в зеркале. Куколка прикрыла веки, и её рука застыла в воздухе.
Сейчас мы были с ней в Ларедо. (Прим. Ларе́до — город в штате Техас в США на границе с Мексикой) В последнем пункте, отмеченном на моей карте, в обиталище Короля червей — отца Куколки. Идейного вдохновителя шайки насильников. Человека, который играл на киску своей дочери. Отдал её первому попавшемуся, кто выиграл в покер.
Закрыв глаза, я вдохнул исходивший от Куколкиной кожи аромат роз. Когда я снова их открыл, она уже заканчивала красить губы. Куколка положила помаду на стол и, вздохнув, прислонилась спиной к моей груди. Я обхватил ее за талию и крепко прижал к себе. Затем провел носом по ее щеке.
— Ммм, — прошептала она и закрыла глаза.
Ее ладони легли мне на руки. Пальцы пробежали по моей коже. Отстранившись, я встретился взглядом с ее отражением в зеркале. Моя рука поигрывала с висящей у нее на шее лентой. Той самой, на которой крепился флакон с надписью «Выпей меня». После того вечера в доме Бармаглота он снова был полон.
У нее на шее снова была моя кровь.
— Нам пора, — сказал я.
Куколка кивнула. Мы находились в коттедже, подготовленном для нас Чепелом. Это был еще один из его домов. Теперь, когда за нами гонялась полиция, когда наши лица мелькали во всех теленовостях, мы не могли рисковать, останавливаясь в мотелях.
Мы не могли рисковать и ездить по дорогам в светлое время суток.
— Больные ублюдки, — говорилось в новостях. — Очень опасны.
На нас объявили охоту Техасские рейнджеры. За нашу поимку было назначено вознаграждение.
Этого никогда не случится.
Я не смогу жить без Куколки.
А она не выживет без меня.
Куколка сложила всю косметику в стоящую на туалетном столике сумку.
— Готово, — пропела она.
Я поднял ее и поставил на ноги. Посмотрев в зеркало, я поправил галстук и подхватил с кровати пиджак. Я застегнул его и взял стоящую у комода трость.
Обернувшись, я заметил, что Куколка держит свою корону. Она поглаживала рукой "драгоценности", как она их называла. На самом деле, это были недорогие цветные камни.
Когда я увидел, с каким счастьем она смотрит на эту чертову корону, мое черное сердце растаяло. Я подошел к ней, остановившись всего в нескольких сантиметрах от нее. Куколка подняла на меня глаза и улыбнулась. Я взял у нее из рук корону и водрузил ей на голову.
Мы оба замерли. Она прикоснулась к короне, и вопросительным взглядом уставилась на меня.
— Королева никогда не показывается на публике без короны, — произнёс я.
Сегодня ночью мы выходили во внешний мир впервые с тех пор, как одолели Бармаглота.
— На людях королевы всегда в коронах, — кивнула Куколка.
Она повернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало.
— Такая красивая... — пробормотала она, не сводя глаз со сверкающей короны.
Я подумал то же самое, но смотрел не на корону, а только на нее.
Всегда только на нее.
Я протянул ей руку.
— Пойдем.
Куколка взяла меня за руку, и я повёл ее на улицу. Мы прошли мимо Мустанга, который верой и правдой помогал нам в нашей расправе над «плохими людьми». Куколка протянула руку и погладила его по двери.
— До свиданья, Мустанг, — пропела она, прощаясь с ним.
Я открыл гараж, находящийся в дальнем конце поместья. Когда деревянные двери открылись, Куколка ахнула и уставилась на большой ожидающий нас черный грузовик.
— Он огромный! — проговорила она и, бросившись к нему, провела ладонью по капоту. — И такой блестящий!
Я прошел мимо нее и, открыв перед ней дверь, поклонился.
— Ваша карета подана, Ваше Величество.
У нее из груди вырвался громкий смех. Подав мне свою руку, она царственно кивнула головой и сказала:
— Что ж, благодарю Вас, любезный господин.
Я посадил Куколку в машину и закрыл дверь. Затем положил ее косметичку в багажник грузовика к остальным нашим вещам, схватил проигрыватель и забрался на водительское сиденье. Грузовик был слишком новым, поэтому в нём не имелось кассетной магнитолы. Куколка забрала у меня проигрыватель и нажала на кнопку воспроизведения. Она принялась танцевать, а я тем временем выехал из гаража на грунтовую дорогу, ведущую за пределы поместья.
Выключив фары и устремив взгляд в темноту, я приблизился к конечному пункту нашего назначения. Мы ехали молча, под играющую в машине музыку. Я остановился за территорией поместья, спрятав грузовик от посторонних глаз за старым сараем.
Я не знал, как всё пройдёт. Но если мы выберемся, я хотел быть уверенным в том, что грузовик готов к нашему отъезду.
Из всех подонков, Эрншоу был единственным, на кого сыщик почти ничего не смог накопать. Он никогда не покидал свой дом. Не выходил оттуда уже два года. Согласно информации частного детектива, у него не было охранников. Никаких признаков домработницы. Время от времени к нему приезжал курьер. Сыщику не удалось узнать, что он ему доставлял.
Меня это совсем не удивило. Эрншоу всегда был умным. Творцом того поганого образа жизни, который он вел вместе с дядями. Шахматистом, играющим всеми нами, словно грёбаными пешками. Он никогда меня не трогал. И я не знал, прикасался ли он к Куколке. В своих разговорах с Эллис она никогда о нём не упоминала.
Но я точно знал, что он трогал всех тех детей, которых им привозили ночью. Пригоняли на грузовиках, чёрт подери. У меня холодела кровь при одной мысли о том, что доставляли ему прямо к дверям. Снова дети из приемных семей. Опекуны, которым заплатили тысячи долларов за поставку потенциальных жертв.
— Кролик? — вырвал меня из раздумий голос Куколки. — Ты готов?
Я кивнул, глядя, как она сидит в своём синем платье, полосатых чулках и с короной на голове. Ее макияж был просто безупречен. Потом я взглянул на шрамы у нее на руках. Те, самые, что она наносила себе, когда начала сходить с ума. Наносила себе из-за всего того, что он натворил. Когда он отправил меня в тот ад, в Водонапорную башню. Обрёк на бесконечные дни в темноте, вдали от Куколки.
Моя кровь закипела, словно стоящий на огне чайник. Он в ответе за все это. Это он привел меня в тот гребаный кабинет и напоил виски. День за днем накачивал меня до отключки, чтобы меня трахал Чеширский Кот. Держал меня и жестко трахал.
Это он взял Куколку и на десятый День рожденья отдал ее Бармаглоту. Человеку, за столько лет причинившему ей столько боли, что ее сознание отгородилось от реальной жизни, и она превратилась в зомби. В оболочку той маленькой девочки, которая любила петь, танцевать и устраивала со мной воображаемые чаепития.
С мальчиком, которого она любила… которого услали за убийство одного из них.
Этот урод заслуживал смерти.
— Кролик? — снова спросила Куколка.
Кивнув, я вышел из грузовика. Я взял трость, подошел к пассажирской двери и, подняв Куколку на руки, поставил ее на длинную траву. Ночь была душной и влажной. Куколка держала в левой руке голову своей куклы. Нож с пистолетом она сунула за пояс.
Куколка скользнула рукой в мою ладонь. Я посмотрел на наши сцепленные пальцы. Мы теперь всегда так делали. С той ночи на поле она никогда меня не отпускала. С тех пор я спал с ней так только один раз. Я был не способен на… романтику. Я хотел большего. Хотел крови. Борьбы.
Куколка тоже этого хотела. Но также она хотела, чтобы я был с ней нежным. Ласковым. Чтобы после стольких лет потерь и одиночества, она была рядом со мной, чтобы она была счастлива. И на такую жертву я был готов пойти.
Как только у нас впереди замаячил дом, я остановился. Повернувшись к Куколке, я сказал:
— Я не знаю, что нас там ждет.
Я погладил ее по щеке, подкрашенной румянами, которые она так мастерски нанесла на свою фарфоровую кожу. Я жадно вглядывался в ее огромные голубые глаза, пытаясь сохранить их в памяти… на всякий случай.
— Кролик? — прошептала она и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала меня в щеку. — Ты выглядишь опечаленным.
Я подумал об этом. Печаль. Покачав головой, я отмахнулся от правдивости ее утверждения и сказал:
— Милая Куколка, я не знаю, что там произойдет.
Она похлопала длинными накладными ресницами, посмотрела вниз, потом снова на меня. Она нервно сглотнула, будто поняла, о чём я говорил.
— Это может быть опасно, — решилась предположить она.
Я кивнул, снова коснувшись ее лица. Я провел пальцами по ее щеке, шее и рукам. Я сжал ее ладонь, по-прежнему сцепленную с моей.
— Он знает, что мы придем, — произнёс я и заметил, что Куколка ловит каждое моё слово. — Он видел нас в новостях. Он понял, что это мы убили его друзей.
Куколка сделала глубокий вдох, и я помедлил.
— Он нас ждёт.
— Это будет опасно.
На этот раз в тоне ее голоса чувствовалась большая уверенность. По тому, как она опустила глаза, и чуть сильнее сжала мою руку, я догадался, что она всё прекрасно поняла.
Мы можем не выбраться отсюда живыми.
Но мы обязаны его уничтожить. Это та расплата, что должна его постичь за все те годы боли, через которые он заставил нас пройти. За все те годы, на которые нас разлучил.
— Он должен умереть, — сказала Куколка так, словно прочла мои мысли.
Я кивнул и увидел, как заблестели от слёз ее глаза. Она отвела взгляд, вытерла глаза и произнесла:
— Необходимо освободить Эллис... даже если Куколке с Кроликом суждено погибнуть.
— Да, — прохрипел я, безуспешно пытаясь представить себе мир без нее.
— Кролик? — спросила она.
Я приподнял подбородок.
— А куда попадают люди из Страны Чудес после смерти?
Я ухмыльнулся, увидев у нее на лице проблеск надежды.
— В самую лучшую ее часть, — сказал я. — Там яркое небо. Зеленые луга… и много-много чаепитий.
Куколка просияла.
— С чаем «Эрл Грей», маслеными пышками и клубничными пирожными?
— Конечно, — подтвердил я.
Наклонившись, я поцеловал ее, а затем прошептал прямо ей в губы:
— Годится только «Эрл Грей».
Я начал было отстраняться, испытывая острую необходимость идти и столкнуться лицом к лицу с этим уродом, не думать больше о потере Куколки, но она дернула меня за руку. Она шмыгнула носом, сдерживая слезы.
— Я люблю тебя, Кролик, — на ее губах мелькнула тень улыбки. — Может быть даже больше, чем «Эрл Грей».
Моё сердце разбилось в труху.
— Я тоже тебя люблю.
Мой голос звучал грубо и резонировал у меня внутри. Подойдя ближе, я поцеловал тыльную сторону ее ладони.
— Но только это ни с чем не сравнить, потому что я никогда и никого больше не любил. Это всегда была ты. Только ты.
— Кролик…, — прошептала Куколка, обхватив меня за пояс.
Она на несколько мгновений прижалась ко мне, а потом отступила. Привязав за волосы к поясу голову своей куклы, она взяла в руку пистолет. Другой рукой она скользнула мне в ладонь и сказала:
— Мы опоздаем.
И мы пошли, я держал наготове трость. Когда мы приблизились к мрачному дому, Куколка подняла пистолет. Мы прочесали территорию вокруг здания, в ожидании каких-либо признаков движения, угрозы... Ничего подобного.
Мы подобрались к входной двери. Она была не заперта. Мы вошли в просторный холл. Он оказался таким же пустым, как и вся территория поместья. Крепко держась за руки, мы принялись обыскивать комнаты. Все они были пусты.
Осталась одинокая дверь в конце коридора. Мы подошли и встали перед ней. Куколка посмотрела на меня и улыбнулась.
Через секунду я открыл дверь. Я поднял трость, Куколка взвела пистолет… перед нами предстал большой стол, совсем как тот, что стоял в кабинете в поместье Эрншоу.
И за этим столом сидел Эрншоу.
Он был одет в костюм. Его некогда темные волосы стали белыми. А когда-то плотная фигура — сухой... и рядом с ним находились две какие-то ёмкости. От одной из них к его носу тянулись прозрачные пластиковые трубки.
Наши глаза встретились в противостоянии.
На столе лежал пистолет, больше ничего. Напротив него стояли два стула. Я быстро оглядел комнату.
— Хитэн Джеймс. Я тебя ждал.
Я почувствовал, как Куколка замерла. Услышал, как ее дыхание стало частым и прерывистым. Король червей посмотрел на нее. Лицо Эрншоу смягчилось, и его болезненные черты приобрели выражение чистого обожания.
— Эллис…, — вздохнул он. Казалось, на глаза у него навернулись слёзы. — Ты прекрасно выглядишь.
Куколкина рука задрожала в моей ладони.
— Присаживайтесь, — слабым движением руки он указал на стоящие напротив него стулья.
Я прищурился, ожидая, что сейчас кто-нибудь выскочит и набросится на нас. Я думал, что он возьмет пистолет и выстрелит. Но он неуверенно опустил руки на колени. Идущие от него трубки стукнулись о деревянную столешницу.
Я нерешительно сделал шаг в кабинет, затем еще один, все время загораживая собой Куколку, на случай, если это ловушка. Ничего другого я и не ожидал. Он был умен. Расчётлив.
Я тоже.
— Пожалуйста, — произнёс он.
Его некогда глубокий, властный голос казался слабым и натянутым.
Я сел. Не дав Куколке занять свой стул, напротив человека, который должен был любить ее больше самой жизни, я посадил ее себе на колени. Сбоку я сжимал свою трость, готовый в любой момент выстрелить. Я посмотрел на Куколкин пистолет. Она держала его наготове.
Затем я стал разглядывать Эрншоу. Сбоку от него на металлических штативах висели растворы с лекарствами. Его кожа была бледной, и при дыхании он хрипел.
— Рак легких, — сказал он мне, несомненно, заметив мой интерес.
Я внимательно смотрел на этого козла, и мне было абсолютно насрать.
— Оказывается, все те сигары, что я курил, негативно на мне сказались, — он усмехнулся, потом закашлялся.
Я фыркнул.
Куколка молчала.
По-прежнему.
Эрншоу поерзал на сиденье, зашипев при этом от боли. От напряжения у него покраснело лицо. Заняв, наконец, желаемое положение, он поймал мой взгляд.
— Говорят, мне осталось всего пару месяцев.
От этой новости мое сердце забилось быстрее. Не потому, что я обрадовался, а потому, что мне хотелось, чтобы его убили мы, мы с Куколкой. Не рак. А наши пули и ножи. Наша месть за то, что он сделал.
— Похоже, вы прибыли как нельзя кстати, — произнёс он. — Ещё немного, и меня уже не было бы в живых.
Он улыбнулся мне улыбкой, которую я очень хорошо запомнил. Улыбкой, которая говорила о том, что он завёлся от детской боли. Той самой улыбкой, которой он улыбался мне, когда угощал меня виски. Когда Чеширский Кот вел меня в мою спальню, тем самым навсегда изменив мою жизнь. Той самой, которой он улыбался мне, когда я возвращался, и он передавал меня другому ублюдку, которому хотелось отыметь меня следующим.
— И я бы уже не смог с тобой поболтать. Рассказать, почему я сделал то, что сделал.
Куколка молчала. Она едва шевелилась. Я стиснул челюсти.
— И почему? — спросил я, ненавидя себя за то, что вообще предоставил ему слово.
Он опалил меня взглядом.
— Потому что мне это нравилось, — со злорадством произнёс он.
Я почувствовал, как температура моей крови подскочила до рекордного уровня.
— Потому что мне действительно нравится трахать детей. Потому что я люблю играть жизнями людей. Потому что без удовольствий жизнь скучна… а дети доставляют мне очень много удовольствия. Все так просто.
Я дышал. Дышал. Дышал, едва сдерживаясь, чтобы не прикончить его прямо сейчас.
— У меня есть деньги, — продолжал он. — У меня есть все, что я когда-либо хотел. Деньги могут купить всё, что угодно.
Он улыбнулся натянутой улыбкой.
— Даже тебя, Хитэн Джеймс.
— Что? — сжав зубы, процедил я.
— Твой папа, — сказал он, устало взмахнув рукой.
— Потребовалось всего несколько тысяч, чтобы устроить всё так, что если с ним что-нибудь случится, ты будешь принадлежать мне. Я стану твоим законным опекуном.
Я почувствовал, как от моего лица отхлынула кровь.
— Достаточно было дать отчаявшемуся человеку всего несколько тысяч, чтобы, когда ты созрел до нужной кондиции, с мистером Джеймсом произошел несчастный случай, оборвавший его жизнь. Возраст, видишь ли. Для таких людей, как я и мои партнёры, это имеет очень большое значение, — он снова взмахнул рукой. — Сейчас ты для меня ничем не привлекателен.
Когда до меня дошел смысл его слов, меня замутило. Затем он перевел взгляд на Куколку. Она сидела у меня на коленях, словно статуя.
— И Эллис, моя милая, милая девочка.
Он одарил ее лучезарной улыбкой. Мне хотелось перегнуться через стол и оторвать ему голову.
— Моя девочка, которая думала, что она Алиса. Которая разгуливала в прелестном голубом платьице.
Он кивнул головой на ее наряд.
— Похоже, с тех пор мало что изменилось.
Я почувствовал, как нога Куколки дернулась.
— Жаль, что твоя мать узнала о моих… пристрастиях.
Я перестал дышать. Куколка напряглась всем телом.
— Конечно же, я не мог позволить ей узнать о том, что знал сам. Но, как и ты, она любила чай. «Эрл Грей», если мне не изменяет память.
Он посмотрел куда-то мимо нас. Я повернулся и увидел на стене у двери фотографию Куколкиной мамы. Эрншоу покачал головой.
— Крошечной капли мышьяка в ее многочисленные чашки чая было достаточно, чтобы гарантировать мне, что она никогда не заберет у меня мою маленькую девочку, как собиралась. У меня были планы на Эллис. Я знал, что именно нравится моим друзьям, и она определенно была именно такой. Они отлично резались в покер за право ее объездить.
Он вздохнул.
— Единственной помехой стал ты, юный Хитэн. Твоя одержимость моей дочерью, — он покачал головой. — Если бы ты не убил одного из моих лучших друзей, ты бы остался с ней.
Он пожал плечами.
— Тогда, возможно, она не сошла бы с ума. Эллис, моя веселая маленькая девочка, стала глухонемой, — произнёс он и повернул голову к сидящей у меня на коленях Куколке. — Похоже, в этом смысле тоже мало что изменилось.
Куколка по-прежнему не двигалась. Я запаниковал. Она что, снова ушла в себя?
Эрншоу тяжело и хрипло вздохнул.
— Я бы с удовольствием послушал, как ты сбежал из Водонапорной башни, Хитэн, — у него из горла послышался низкий свист. — Ты и те парни, с которыми ты сбежал, разозлили многих людей. Важных людей, которые очень рассчитывали, что это место навсегда сокроет их неприглядные проступки.
Я с отвращением дернул уголком рта. Я п**дец как ненавидел этого мудака. Увидев выражение моего лица, он расхохотался.
— Хитэн Джеймс, — пробормотал он и снова засмеялся. — Ты думаешь, мы с тобой такие разные?
Он наклонился вперед, положив руки на стол.
— Мне нравится трахать детей. Тебе — убивать. Я завожусь от их криков. Ты — от пролитой крови своих жертв. Возможно, у нас разные вкусы, но мы с тобой сделаны из одного теста.
— Я не такой, как ты, — прошипел я, сильнее обхватив Куколку.
Он победно улыбнулся.
— Такой.
Он откинулся на стул.
— Тебе нравится та власть, которой наделяет тебя убийство, — он облизал сухие губы. — Ты подпитываешь ее своим гневом. Полагаю, ты должен поблагодарить меня за это. Все те годы, пока тебя трахали, должно быть, здорово тебя разозлили.
Я вскинул трость, готовый выстрелить, но Эрншоу схватил свой пистолет и направил его на меня. Он открыл было рот, чтобы сказать еще что-нибудь, от чего я совсем съехал бы с катушек, как вдруг ему прямо между глаз врезалась пуля.
Лицо Эрншоу застыло в шоке. Его рука с зажатым в ней пистолетом упала на стол. Я взметнул взгляд на Куколку, она сидела с вытянутыми руками, все еще держа пистолет в позиции выстрела.
— Время пить чай, — холодно объявила она, а затем медленно опустила пистолет.
Она пожала плечами.
— Кролик, меня так утомили его разговоры. У него были такие дурные манеры, тебе не кажется? — она нахмурила лоб и надула губы. — Ты ведь знаешь, как я отношусь к дурным манерам.
Куколка спрыгнула с моих колен и отряхнула юбку. Я смотрел на нее, краем глаза заметив, как по столу начинает растекаться кровь Эрншоу.
Я швырнул последнюю карту, и она приземлилась рядом с его головой.
Короля червей не стало.
Куколка подошла к стене с фотографиями, что висели у двери. Взглянув на изображение своей матери, на ее длинные светлые волосы и голубые глаза, Куколка затаила дыхание. Она была очень похожа на свою мать.
Дрожащей рукой Куколка провела по очертаниям ее лица. У меня внутри все сжалось, когда я увидел, как она смахнула с глаза слезу. Затем она перешла к фотографии Эллис. Должно быть, ей там было всего восемь. Я вспомнил ее такой. Маленькой девочкой, которая села рядом со мной на траву, когда со мной никто больше не разговаривал. Девочкой, которая стала моим другом несмотря на то, что у меня никогда их не было.
Куколка так долго не отводила ладонь от улыбающегося лица Эллис, что я поднялся со стула. Не успел я к ней приблизился, как Куколка сказала:
— Эллис ушла.
Я замер на середине шага.
— Эллис свободна…, — Куколка вздохнула и повернулась ко мне, ее рука соскользнула с лица Эллис. — Она отправилась в ту часть Страны Чудес, где ярко-синее небо. Зелёная трава и всё время чаепития.
Куколка опустила глаза. Затем внимательно взглянула на меня из-под накладных ресниц, и я понял, в чём дело. Она оценивала мою реакцию. Наблюдала за тем, как я отреагирую, узнав, что моя маленькая Эллис, девочка, живущая за дверью в голове у Куколки, исчезла навсегда.
Ей хотелось узнать, будет ли мне достаточно одной Куколки.
Я двинулся к ней и обхватил ладонями ее лицо.
— Я рад, что она ушла. Я хочу, чтобы она была счастлива. Больше никакой мрачности и грусти, — я поцеловал Куколку в губы, и она вздохнула мне в рот. — У Кролика есть его Куколка; и это самое главное.
Она ответила мне ослепительной улыбкой.
Куколка оглядела комнату.
— Что теперь, Кролик?
— Наша миссия завершена.
Я залез в карман Куколкиного платья и вытащил оттуда помаду.
— Осталось последнее, — подсказал я, и Куколка кивнула.
Она посмотрела по сторонам. Ее глаза устремились на стену за спиной лежащего Эрншоу. Куколка обошла его и принялась выводить свои каракули. В последний раз писать «БОЛЬНЫЕ УБЛЮТКИ»… своей любимой розовой помадой.
Прямо под фотографией Эллис, сидящей на коленях у Эрншоу.
Куколка уронила на пол наполовину использованный тюбик. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но вдруг снаружи раздался вой полицейских сирен.
— Пойдём. Нам нужно уходить, — произнёс я, и у меня на шее бешено заколотился пульс.
Куколка взволнованно засмеялась и побежала ко мне. Я потащил ее из комнаты к окну. По дороге мчались полицейские машины.
— Какие красивые синие огни! — с благоговением проговорила Куколка.
Потянув ее за руку, я помчался вниз по лестнице. Я распахивал дверь за дверью, пока не нашел ту, которая вела в подвал. Благодаря картам частного сыщика я знал, что здесь есть подземный ход к сараю. Без сомнения, именно так он проводил сюда детей, которых насиловал, ещё до того, как заболел.
Мы помчались в подвал, закрыв за собой дверь за секунду до того, как в дом ворвалась полиция. С верхних этажей до нас донеслись приглушенные голоса. Я протащил Куколку через просторный подвал, пока не нашел дверь. Я открыл её и увидел за ней короткий туннель. Я уже собирался в него забежать, когда вдруг понял, что он ведёт в противоторнадный бункер.
— Не то, — сказал я и начал искать другие двери.
Вокруг больше ничего не оказалось, и мое сердце забилось быстрее. Потом я заметил большой стеллаж. Сверху он был покрыт паутиной… паутиной, которая колыхалась так, словно сзади дул ветер.
За стеллажом был дверной проем.
Я потянул к нему Куколку и, отпустив ее руку, стал отталкивать с дороги стеллаж. Куколка позади меня напевала, пританцовывая на месте.
От подножия лестницы до нас донёсся вздох.
Я обернулся и увидел там мужчину в ковбойской шляпе. С замиранием сердца я толкнул Куколку за спину и вытащил трость. Но рейнджер смотрел не на меня. Его глаза были устремлены на Куколку.
Куколка выглянула у меня из-за спины и поглядела на него.
Не обращая на меня никакого внимания, он подошел ближе, пока я не преградил ему путь. Я встретился с пристальным взглядом прищуренных глаз… и вот тогда я их увидел. Эти глаза. Я узнал эти глаза. Глаза, глядящие на меня с ненавистью…
— Эдди, мать его, Смит, — произнёс я и увидел, как напряглось его лицо. Я взглянул на его форму и ухмыльнулся. Его желание всё-таки сбылось.
Техасский рейнджер.
— Кролик? — прошептала у меня из-за спины Куколка. — Кто это такой?
Она вышла у меня из-за спины. Увидев Куколку в ее полном облачении Алисы в Стране Чудес, Эдди Смит сглотнул. И тогда на него устремились ее голубые глаза, глаза, которые он любил долгие годы. По его реакции я понял, что эта любовь никуда не исчезла.
Эдди не говорил ни слова, просто смотрел. Когда Куколка взглянула на меня в ожидании ответа на ее вопрос, я сказал первое, что пришло в голову.
— Безумный Шляпник, — объявил я, глядя на его ковбойскую шляпу. — Куколка, это Безумный Шляпник.
Куколка ахнула от восторга, прикрыв руками рот.
Затем, встретившись глазами со Смитом, я спросил:
— Вопрос только в том, что Безумный Шляпник собирается делать?
17 глава
Эдди
Я не мог поверить, что это она. Эллис. Собственной персоной. Она разговаривала. Улыбалась... она была счастлива.
«Вопрос только в том, что Безумный Шляпник собирается сделать?»
Я слышал, как наверху наши люди обыскивают комнаты. Я знал, что где-то там, в луже собственной крови, лежит Эрншоу. Он был их последней мишенью, оркестратором учинённого над ними насилия. Тот, кто руководил всеми больными и извращенными деяниями, что происходили в поместье Эрншоу.
Только совсем недавно я обо всем этом узнал.
Я посмотрел на Эллис, и мне захотелось разрыдаться от того, что, как мне стало известно, с ней сотворили. Я бросил взгляд на Хитэна. И хотя я всем своим существом ненавидел его за то, что он забрал мою девочку, я бы никогда не пожелал ему того, что сделали с ним эти жуткие люди.
Я вспомнил свой разговор с Саймоном Уэллсом. С тем, кто много лет назад подал заявление на Эрншоу и его партнёров. Заявление, которое проигнорировали.
Я вспомнил, что он рассказал мне, обо всех тех ужасах, которые творил с ним Эрншоу вместе с его партнёрами. О том, как он видел, что в те комнаты приводили Хитэна, а позже Эллис, где их, несомненно, ждала та же участь. Я тут же побежал в ванную и меня там вырвало.
— Ты Безумный Шляпник? — голос Эллис вырвал меня из воспоминаний о разговоре с Саймоном.
Но то, что он мне рассказал, никуда не делось. Глядя на ее сильно накрашенное лицо, странные часы, нарисованные вокруг левого глаза, я думал лишь о том, что все, что с ней проделывали те мужчины… устроил ее собственный отец.
Лежащий наверху покойник, который, по моему мнению, вполне заслуживал смерти.
Черт, да они все заслуживали смерти.
— Да, — ответил я.
Эллис говорила с королевским английским акцентом. На ней был наряд сексуализированной Алисы в Стране Чудес и, в довершение всего, корона на голове.
— Я — Безумный Шляпник, — подтвердил я и увидел, что Хитэн задышал свободнее.
Когда я взглянул на него, то заметил, что он смотрит на Эллис все тем же безумным, собственническим взглядом, каким смотрел на нее в детстве.
И я понял, что он по-своему, своим каким-то извращённым способом… ее любил.
Он за ней вернулся.
Господи… Думаю, он ее спас.
Обрушил месть на тех, кто их обидел, вне всякого сомнения… ради нее.
Эллис побежала ко мне, и у меня перехватило дыхание от того, какая она красивая. Я увидел у нее за поясом нож. Увидел у нее в руке пистолет. К поясу также была привязана голова ее старой куклы.
— Ты устраиваешь чаепития? — с волнением спросила она.
Потакая простодушию Эллис, я кивнул. Я играл с ней в ее игру… в последний раз.
— Да, — мой грубый голос выдавал то, как сдавило мне горло. — Я устраиваю чаепития.
Эллис завизжала, и я поморщился, молясь лишь о том, чтобы ее не услышали люди наверху.
— Как-нибудь мы непременно должны на них поприсутствовать, да ведь, Кролик?
— Конечно, милая, — протянул Хитэн.
Звук шагов наверху приблизился к подвальной лестнице, и он бросил косой взгляд на потолок.
— Вы приглашены, — произнёс я, и она захлопала в ладоши.
Я поглядел на Хитэна и увидел, что он смотрит на меня. Он пытался определить, что я собираюсь делать дальше.
Я видел его трость. От служанки я узнал, что в ней имеется клинок и пистолет. И я ждал, что сейчас он меня убьет. Зная, что он меня слушает и, что он поймёт подтекст, я сказал Куколке:
— Теперь тебе нужно бежать, иначе ты опоздаешь. Тебе необходимо проследовать за Белым Кроликом по новой норе. Но когда-нибудь…, — я улыбнулся, увидев ее широко распахнутые и такие красивые голубые глаза. — Но когда-нибудь мы обязательно устроим это чаепитие. И я принесу «Эрл Грей».
— «Эрл Грей»! — она повернулась к Хитэну. — Кролик? Разве это не очаровательно?
— Конечно, Куколка, — взмахом головы он велел ей подойти к нему.
Куколка тут же подчинилась, как и Эллис всегда подчинялась Хитэну. Хитэн притянул ее к себе, затем повернулся к стоящему за ним стеллажу. Тому самому, за которым теперь открывался вход в туннель.
— Я закрою его за вами, — крикнул я, и Хитэн недоверчиво прищурил глаза.
Я снял свою шляпу.
— Ради нее, — сказал я. На его лице мелькнуло понимание. — За всё то, что они сделали... с вами обоими.
Все еще прищурившись, Хитэн остановился, затем кивнул. Взяв Куколку за руку, он потащил ее через проём. Я бросился к стеллажу и увидел, как они исчезают из виду, Хитэн бежит, Куколка подпрыгивает, крепко держа его за руку.
— Чепел, — донеслись до меня слова Хитэна. — Мне нужно организовать пересечение границы. Сейчас же!
Услышав, как открывается дверь в подвал, я задвинул стеллаж на место и побежал к противоположной двери, туда, где, как я знал, находился противоторнадный бункер. По лестнице спустился мой дядя.