Мелли закончила совершенно бессодержательный разговор, на протяжении которого она много раз заверяла мать, что чувствует себя прекрасно и непременно сообщит о результатах очередного обследования, и положила трубку. Бедная мамочка — сидит, будто пришитая, в Англии, в то время как ее единственная привязанность, ее цыпленок, ее Мелли, к тому же беременная, находится во Франции. Она все еще пыталась уговорить Мелли приехать рожать в Англию. Французы не вызывали у нее доверия, она полагала, что у них в больницах недостаточно чисто и что французская еда не годится для Мелли. Дочка, как обычно, успокаивала ее, вновь и вновь убеждала, что французские больницы ничем не уступают английским, а может, в чем-то их превосходят, и что еда здесь чудесная, — в общем, старалась не огорчать, зная, что предубеждение против французов всего лишь предлог. Причина же — в недоверии к Чарльзу. Мама, конечно, опять напрашивалась в гости, а Мелли бессовестно делала вид, что не понимает. Она приезжала уже дважды, и Мелли опасалась, что Чарльзу не доставит удовольствия ее очередной визит, тем более, если он состоится так скоро. Да, откровенно говоря, и ей тоже. Мама начнет хлопотать, беспокоиться, укладывать ее в постель, непременно заставит подкладывать что-нибудь под ноги ночью и опять не оставит без внимания то обстоятельство, что они с Чарльзом живут в разных комнатах. А бедный папа, которого мама неизменно заставляет ее сопровождать, будет бродить по дому как неприкаянный, чувствуя себя ненужным и больше всего желая вернуться домой, в свою скромную механическую мастерскую, где он мог спрятаться от людей.
— Мама? — послышался насмешливый голос Чарльза у нее за спиной.
Повернувшись, она удивленно взглянула на него.
— Да, я не слышала, как ты вошел.
— Когда она приезжает? — поинтересовался он с готовностью.
— Она не приедет. Во всяком случае, пока… — Засмеявшись, Мелли добавила: — Можешь сказать «это хорошо»!
— Moi?[12] — ухмыльнулся он. — Я же такой вежливый, однако…
— Ладно, ладно, не будем об этом. Тебе удалось найти новую конюшню?
Обняв дружески за плечи, он повел ее в гостиную, усадил на диван, а сам устроился рядом.
— Нет. Мы долго беседовали с хозяином, я все взвесил и решил пока ничего не менять.
— Почему? — осторожно поинтересовалась она. Мелли уже достаточно хорошо узнала своего муженька, чтобы догадаться, что у владельца конюшни денежные или иные трудности, в которые он посвятил Чарльза, а тот, естественно, сразу подсказал ему выход и не захотел добавлять неприятностей, забрав своих лошадей. Вот если бы виной всему оказались нерасторопность и лень, он бы не дал хозяину спуску.
— Понимаешь, — нехотя начал он, — у него кое-какие проблемы… А что это ты смеешься?
— Просто так, — ответила она с довольной улыбкой, — рассказывай дальше.
— Да нечего, собственно, рассказывать. Просто я решил еще немного подержать лошадей у него. В этом сезоне бега закончились, спешить некуда. Ну что, зайдем куда-нибудь поесть перед тем, как ты пойдешь к доктору?
Зная, что ему так хочется, Мелли кивнула:
— С удовольствием. Куда?
— К Киро?
— Чудесно. А мы туда сможем попасть? — Ей было прекрасно известно, что в городе, все еще битком набитом публикой, явившейся на кинофестиваль, заказать столик в ресторане было все равно, что найти золотой слиток.
— Не бойся.
— Не бойся, — передразнила она, в который раз с любопытством думая о том, что он неизменно ухитряется добыть столик, когда другим это не удается. — Пойду соберусь.
Их встретили приветливо. Чарльза всегда и везде встречали приветливо, с радостью. Он объяснил метрдотелю, что Мелли во второй половине дня идет на ультразвуковое исследование и должна выпить пинты полторы жидкости, не меньше. Ни лишних слов, ни удивленья — и перед ней, словно по волшебству, появились два больших графина — один с водой, другой — с апельсиновым соком. Чарльз с сочувствием наблюдал, как она через силу опустошала их, ни разу не отлучившись в дамскую комнату.
— Я должен благодарить Бога за то, что не родился женщиной! — с горячностью воскликнул он, когда они собрались уходить. — Неужели действительно необходимо столько пить?
— Так велят. Иначе плохо видно. Пожалуйста, не спрашивай почему, я не знаю. Я спрашивала, — продолжала она с улыбкой, — но все равно не поняла.
Он ласково обнял ее, прижал к себе и не отпускал, пока они шли к машине.
Сама процедура прошла спокойно, без осложнений, неприятности начались позже в регистратуре, когда Мелли получала карточку.
— А, мадам Ревингтон, — обратилась к ней дежурная и, вероятно вспомнив, что говорит с англичанкой, решила продемонстрировать, что владеет иностранным языком. — Доктор Лафарж, — проговорила она с расстановкой, он желать вас видеть, oui?[13] — закончила она с победным видом.
— Oui, tres bien,[14] — похвалила Мелли ее произношение. — Но где? И, главное, зачем? — спросила она осторожно. — Раньше, когда я приходила, он не вызывал меня к себе. — Заметив, что женщина совсем ее не понимает, она улыбнулась, и, поскольку сейчас ей было трудно собраться с мыслями, чтобы выдавить из себя по-французски хоть что-то членораздельное, она обернулась, взглянула на Чарльза и без слов попросила его о помощи. Он перевел ее вопросы с такой легкостью, что Мелли ему позавидовала. Чарльз вмешивался обычно только по ее просьбе, потому что считал, что овладеть иностранным языком можно, лишь упражняясь при каждом удобном случае. Он, безусловно, был прав, но порой это весьма затрудняло ей жизнь.
— Она не знает почему, — беспечно сообщил Чарльз. — Может быть, просто для порядка.
Поблагодарив дежурную, он собрал бумаги Мелли и, заботливо поддерживая ее под локоть, повел вниз в дородовое отделение клиники.
Доктора Лафаржа они увидели сразу. Он тоже говорил по-английски, очередной раз подчеркивая нерадивость англичан по части изучения иностранных языков.
— Madame, m'sieu, — просиял он. — Пожалуйста, садитесь. Мы бы теперь хотели, чтобы вы прошли мониторирование. Хорошо? Насколько я знаю, вы однажды уже проходили?
Заглянув в бумаги, которые передал ему Чарльз, он утвердительно кивнул.
— Да, в прошлом месяце. — Откинувшись в своем кресле, он лучезарно ей улыбнулся.
— Расскажите, как вы себя чувствуете. Спина не болит? Бывают головные боли?
— Нет, иногда спазмы, изредка изжога.
— Не чувствуете головокружения, слабости?
— Нет.
— Bien.[15] У вас хороший аппетит?
— Да.
— Препараты железа, витамины принимаете?
— Да, — подтвердила она уже с нетерпением. — У меня что-нибудь не так?
— Видите ли, мы надеемся, что нет. Даже почти уверены, но… — Начиная испытывать все более сильное беспокойство, Мелли нашла руку Чарльза и крепко сжала ее.
— Ну что?..
Вздохнув, он произнес:
— У вас высоковато давление, волноваться не стоит, просто немного выше, чем нам бы хотелось. И потому мы бы предпочли, чтобы вы остались у нас на несколько дней, просто для подстраховки.
— Но давление ведь высоковато немного…
— Да, конечно, но вам не повредит, если вы немного побудете в покое.
— Но я совсем не устаю дома и могу отдыхать больше, если надо, — не уступала она. Сдерживая волнение, она осторожно спросила: — А ребенок, с ним все в порядке?
— Non, non,[16] ребенок ведет себя примерно.
— Тогда что же, если ребенок в порядке…
— В полном порядке. Прошу вас, не надо огорчаться. Единственное, чем мы слегка обеспокоены… видите ли, он немного маловат, растет не так быстро, как нам бы хотелось. Потому, желательно, чтобы вы полчаса побыли на мониторе, для вашего спокойствия. И если все будет нормально, а я уверен, что будет, вы поедете домой. Но на следующей неделе мы попросим вас приехать еще на один ультразвук.
Он поднялся, подождал, пока они встанут, и, выйдя из-за стола, проводил их до двери. Еще раз улыбнувшись Мелли, он потрепал ее по плечу:
— Смелее, уверен, все будет нормально.
«Зачем тогда надо было все это говорить?» — подумала она, вглядываясь в глаза доктора Лафаржа, пока тот открывал перед ними дверь и подзывал проходившую мимо сестру, и пытаясь понять, не скрывает ли он что-то от нее на самом деле.
— Чарльз, — жалобно проговорила она, поворачиваясь лицом к мужу.
Зажав ее лицо в своих ладонях, он ласково попросил:
— Прошу, перестань трепыхаться и делай, как велит доктор. Иди с сестрой, а я еще раз зайду к нему. Выясню все, что смогу. Иди, я тебя догоню.
Кивнув, она жалобно взглянула на сестру и поплелась за ней в палату. Послушно забравшись на кровать, Мелли улеглась на спину. Что имел в виду доктор? Маленький? Что значит маленький? И что означают его слова «недостаточно быстро растет»? Сестра, к сожалению, не говорила по-английски, а все французские слова, которые знала Мелли, разом вылетели у нее из головы. Отчего-то она вспомнила, как спросить, где у тети лежит карандаш. Идиотская — фраза, из тех, что заставляют затвердить в школе! И почему нельзя учить людей тому, что им пригодится в жизни? Например, как узнавать о размере младенцев. Огорченно вздохнув, она постаралась расслабиться. Напряжение может вредно повлиять на сердцебиение ребенка, монитор все запишет, и доктор оставит ее в клинике.
Когда к ее животу прикрепили пластырем датчики, ей ничего не оставалось, кроме как прислушиваться к ударам сердца ребенка и следить за беспорядочно скачущими на прозрачном экране цифрами. Сестра понаблюдала немного, с удовлетворением кивнула, приладила полоску бумаги к печатающему устройству, ободряюще похлопала Мелли по ноге и ушла.
Заставляя себя сохранять выдержку, она продолжала смотреть на экран, страстно желая, чтобы цифры оставались нормальными. Пока сердечко ребенка бьется ритмично, все в порядке, старательно уговаривала она себя. Пускай он будет маленький! Некрупные дети часто лучше развиваются, но что подразумевал доктор, говоря, что он растет не так быстро, как следует?
— Может, неправильно развивается?
Услыхав как Чарльз разговаривает с сестрой возле самой палаты, она почувствовала облегчение и постаралась принять безмятежный вид. Чарльз должен думать, что она спокойна.
— Ты напоминаешь одного из подопытных Франкенштейна, — улыбаясь, прокомментировал он, заглядывая за занавеску.
— А я себя именно так и чувствую. Что сказал доктор?
— В общем, все то же, что при тебе. — Подойдя сбоку к кровати, он взял ее руку и ласково зажал между своими ладонями. По-моему, в самом деле, не стоит беспокоиться, — произнес он, — они просто хотят все предусмотреть.
— Да, — согласилась она с благодарностью. — Но, пожалуйста, если вдруг что-то… не скрывай от меня.
— Обещаю. А теперь…
— А ты спросил у него, что он имел в виду, когда говорил, что ребенок плохо растет? Предположим, он не.
— Мелли! — перебил ее Чарльз. — Все идет, как положено! Лучше расскажи мне, для чего предназначено это устройство.
— Ты же знаешь для чего! Прошлый раз сестра объясняла при тебе.
— Я забыл, — признался он простодушно.
Она знала, что он никогда ничего не забывал, просто хотел отвлечь ее от тревожных мыслей.
— Слева на экране сердцебиение ребенка, справа — мое.
— А распечатка подтверждает, что все замечательно, — сказал он, успокаивающе похлопал ее по руке и, опуская ее осторожно на кровать, обошел вокруг, чтобы взглянуть на вылезающую из прибора полоску бумаги.
— Кажется, удары слишком частые, — не удержалась она.
— Представь себя на месте нежной крохи, когда к твоей макушке присасывается холодный диск, — шутливо проговорил он, указывая на прикрепленную к ее животу пластину. — Прекрати паниковать!
— Хорошо, я просто хотела…
— Чтобы доктор не ходил вокруг да около и не устраивал переполоха, — сердито закончил он вместо нее. — Знаю, вот идиот!
Изумившись, она с любопытством спросила:
— Ты что, так ему и сказал?
— Разумеется, — подтвердил он с достоинством, твердо уверенный, что к его словам обязаны прислушаться.
— А он?
Повернувшись и поглядев на нее, он вдруг развеселился. Растерянно разводя руками и пожимая плечами, видимо как доктор, он передразнил его:
— «M'sieu, я потрясен до глубины души. Я совершенно не хотел огорчить вашу прелестную жену! Просто, согласно новейшим методикам, полагается все объяснить женщине, которая готовится стать матерью впервые! На этом настаивают сами пациентки». — Затем Чарльз издал звук, похожий на «уфф», и передал пространную речь доктора о том, как все теперь изменилось к худшему по сравнению со «старыми добрыми временами».
— Но если доктор продолжит испытывать новейшие методики на Мелли, — решительно заявил Чарльз, — и не будет вести себя с ней так, как его просят, то ему быстренько найдется замена!
И она знала, что это не пустая угроза и что доктор едва ли совершит очередную ошибку, недооценив предостережения. Еще до того, как они поженились, Мелли знала, что Чарльз почти никогда не бывает раздражен или раздосадован, и не потому, что его ничего не задевало, — он просто не позволял себе поддаваться. Ей казалось, что он любит, чтобы жизнь текла гладко, без осложнений. И, вероятно, это было справедливо, — до той поры, пока обстоятельства не вынуждали его к действию, и тогда он мог поставить на место любого. Таким его воспринимали окружающие, испытывая не то уважение, не то страх, и это позволяло ему почти беспрепятственно добиваться своего. Его поступки поначалу нередко поражали Мелли, возможно потому, что в Бекфорде все считали его легкомысленным, незлым, обаятельным, но поверхностным. Однако здесь она достаточно быстро для себя открыла, насколько это далеко от истины. Значит, с годами он совершенно переменился или всегда был таким, а она просто не замечала. Детская влюбленность, которая, как она теперь понимала, основывалась на ее фантазиях, переросла в любовь столь глубокую, что она и сама пугалась. Окажись он в самом деле человеком пустым, едва ли ее чувство дожило бы до сегодняшнего дня. Быть может, она не отдавала себе отчета в том, что сама повзрослела.
Задумчиво нахмурившись, Мелли откинулась на полушки и наблюдала, как ее муж слоняется по тесному помещению, берет в руки медицинские брошюры, просматривает и, скорчив гримасу, ставит обратно на стеллаж. Она не переставала опасаться, что ему что-то наскучит, станет надоедать, и тогда гладкое течение их жизни, которым она так дорожила, нарушится.
— Почему бы тебе не пойти вниз и не выпить чашку кофе?
— Что? — Он посмотрел на нее рассеянно, будто до него не сразу дошел смысл ее слов, и, подойдя ближе, скривился и сказал с укором: — Тут варят кофе в аппарате, Мелли. И если бы ты сделала хоть один глоток, то не советовала бы пробовать и заклятому врагу, не приставай ко мне!
Рассмеявшись, она протянула ему руку:
— Спасибо, что пошел сегодня вместе со мной.
— А разве может быть иначе? — спросил он, присаживаясь на край кровати. — Ты моя жена. — И, положив свою широкую ладонь ей на живот, к тому месту, которое осталось не занятым пластинами монитора, продолжил: — И это мой ребенок. Как же я мог не пойти с тобой? Лоран там или Лоретт?
Когда они только поженились, Мелли спросила у него, хочет ли он, чтобы будущий ребенок носил имя его погибшего друга. Лоретт, если родится девочка, и Лоран, если будет мальчик, и показалось тогда, что он был счастлив.
— Погоди еще, может, там они оба! — поддразнила она.
— Черт возьми! Но ведь ультразвук показал бы! Разве нет?
— Наверное, — согласилась Мелли. Ей было безразлично, девочка, мальчик, двойня, лишь бы все было в порядке.
Чарльз повернул голову, опять взглянул на монитор и произнес задумчиво:
— Я где-то читал, если сердцебиение ребенка не превышает сорока ударов в минуту, то это мальчик, если чаше — девочка.
Он с любопытством наблюдал, как цифры на мониторе с тридцати восьми подскакивают до пятидесяти, а потом снова опускаются до тридцати шести.
— Пожалуй, это существо не решило окончательно, кем ему стать, — сострил он, — цифры так и прыгают туда-сюда.
— Лучше бы… — Она не закончила фразу, потому что вошла сестра, и, пока отключала аппарат и открывала ленту с показаниями, Мелли не спускала глаз с ее лица.
Доброжелательно посмотрев на нее, сестра кивнула, сказала: «О'кей», довольная то ли графиком, то ли своим английским, — Мелли не поняла, — но от нее не укрылся кокетливый взгляд, явно относившийся к Чарльзу.
Он задал сестре вопрос по-французски, девушка стала отвечать, но Мелли, с ее растревоженным воображением, показалось, что она слишком долго раздумывает.
Чарльз неожиданно перебил сестру, она вспыхнула, залилась краской и быстро освободила Мелли от проводов монитора.
Чарльз помог жене подняться и поправить платье.
— Мы можем ехать домой. Сестра сказала, все в порядке. Ты должна прийти в следующую среду.
Разглаживая помявшееся платье и складывая в сумку вещи, она спросила, стараясь говорить как можно безразличней:
— А почему сестра покраснела, когда ты с ней говорил?
Нагнув голову, он поцеловал ее в макушку и ласково ответил:
— Я попросил ее вести себя посдержанней, объяснил, что я счастливый молодой муж.
Ты сказал правду? — хотелось спросить ей, пока они шли к машине. Ты правда счастлив? Или играешь роль? Роль преданного мужа и будущего отца? Впрочем, это ведь она уговорила себя, что готова довольствоваться малым, вздохнула Мелли, а значит, нечего жаловаться, сетовать на судьбу.
— Иди отдыхать, — потребовал Чарльз, когда они добрались до дому, — доктор сказал, что ты должна вести себя спокойней. И сегодня вечером мы никуда не пойдем, — продолжал он, помогая ей улечься в постель.
— Нет, — возразила Мелли. — Отправимся в гости, как собирались. Это ведь будет обед, а не прием, где надо весь вечер стоять. К тому же я отвлекусь, а если останусь дома, то буду лежать и волноваться.
Он с минуту сосредоточенно смотрел на нее, а затем согласился.
— Ладно. Пойдем, но ненадолго. Вернемся пораньше.
Сбросив туфли, она скользнула под стеганое одеяло и уютно под ним устроилась. Перегнувшись через спинку кровати, Чарльз пригладил ее непослушные волосы.
— Поспи немного. Около семи я тебе постучу.
— Договорились, и еще, послушай, Чарльз… — окликнула она его ласково, когда он уже был у самой двери. — Спасибо за все.
— Не надо, Мелли, — попросил он, нахмурясь. — Не за что.
Она проснулась, почувствовав, как кто-то легонько пощекотал ее по носу, и, моргнув, широко открыла глаза. На кровати сидел, вертя в руках маленькое белое перышко, Чарльз.
— Я нашел его, когда гулял, — объяснил он. — Перышко-щекоталка. Как ты себя чувствуешь?
— Превосходно. — Конечно, было бы куда лучше, если бы она могла протянуть к нему руки, прижаться, поцеловать. — Превосходно, — повторила она и заставила себя улыбнуться.
— Я размышлял, — сообщил он, задумчиво глядя на нее.
— О чем?
— О тебе, обо мне. Ты, наверное, думаешь, что я женился на тебе, потому что меня вынудили обстоятельства. Нет, молчи. Я знаю. Когда я вышел от тебя, то решил погулять. Бродил неподалеку и думал. И, знаешь, вдруг понял, до чего здорово, что я твой муж. Мне нравится возвращаться домой и знать, что я увижу тебя. Понимаешь, это ощущение появилось у меня не сразу, приходило постепенно, я сам не понимал. А сегодня в больнице, когда доктор понес свой вздор, я вдруг осознал, до чего мне станет одиноко, если тебя не будет рядом. Вообще я как-то забыл, что должен себя переделать. Прости, если я бывал злым или невнимательным.
— Да нет же, — возразила Мелли, чувствуя, что у нее задрожал голос.
— Разве? — Он хитро улыбнулся и отбросил перышко на ночной столик. — Нам ведь обоим было непросто, правда? Мы все ходили вокруг да около, боялись быть самими собой. Я уверен, что ты тоже все это чувствовала, потому что раньше в Бекфорде ты не была такой кроткой.
— Пожалуй, — согласилась она осторожно.
— В общем, понимаешь, что я хочу сказать, давай попробуем начать сначала. Тебе здесь не очень плохо?
— Мне здесь хорошо. Может, я и могла бы быть счастливее, но…
— Вот и чудесно.
— А тебе? — спросила она.
— Мне, — удивился он, будто никто и никогда его об этом не спрашивал. — Да. Я же сказал. Знаешь, я еще подумал, что мне пора остепениться, стать примерным бизнесменом, солидным дельцом.
— Ты и так солидный делец, а я совсем не хочу, чтобы ты менялся. Ты меня вполне устраиваешь такой, как есть. — Неужели он полагает, что она не видит, как много он работает? Что он лишь притворяется плейбоем. Играет роль. Или, может, считает, что ей безразлично, лишь бы он мог обеспечить ей соответствующий образ жизни? Нет, не может быть!
— Ты меня не разыгрываешь? — Он взглянул на нее веселее, улыбка его стала озорной: — Значит, договорились?
Она кивнула, хотя в глазах ее по-прежнему мелькало беспокойство, и замерла, когда он сначала наклонился к ней, потом положил голову ей на плечо и, наконец, вытянулся во весь рост на постели возле нее.
— Ты под одеялом, я на одеяле. Так будет всегда? — тихо спросил он.
Не совсем уверенная, что она его правильно поняла, Мелли лежала очень тихо, и ей отчаянно хотелось думать, что он сказал только что правду.
— А ты хочешь, чтобы все так осталось? — произнесла она внятно.
— Нет. — Перехватив ее взгляд, он усмехнулся. — Я был идиотом, когда считал себя одиночкой, теперь я не могу представить жизнь без тебя. С тобой легко и тепло, Мелли. Ты превращаешь жилище в дом. — Он ласково повернул ее лицо к себе. — Но мы потерпим, пока не появится маленький. Просто, чтобы быть спокойнее. Думаю, я смогу подождать, — насмешливо добавил он. — Хотя, пока… — Повернувшись на бок, он нашел ее губы и долго, с наслаждением целовал ее. Потом откинулся, поднял голову, заглянул ей в глаза, опять прилег на ее плечо и, сладко вздохнув, аккуратно положил руку ей на живот. — Все так хорошо!
Он закрыл глаза и, казалось, устроился спать.
— Чарльз! — воскликнула Мелли, готовая расхохотаться. — Мы же собирались в гости!
— Ммм, — лениво мычал он, уткнувшись ей в бок.
— Разве ты передумал?
— Нет. — Он лег на спину, широко раскинул руки. — Пожалуй, пойдем. Мне надо повидаться и потолковать с Себастьяном. Насчет наших общих дел, — добавил он небрежно. Взглянув на нее, он сказал: — Будем собираться, ладно?
— Ну да.
Чарльз легко вскочил на ноги.
— Схожу за Жан-Марком, пусть приготовит нам чего-нибудь перекусить. Жду тебя внизу.
Махнув ей, он отправился к себе в комнату.
Неужели она поняла его правильно? Почти что дрожа от волнения, Мелли скрестила руки на животе, будто желая защититься. «Господи, помоги мне, — страстно молилась она». Может быть, это ей снится? Разве она смела надеяться, что их союз станет настоящим. Приложив пальцы к губам, которые все еще горели от его поцелуя, она закрыла глаза, чтобы воспоминание стало слаще. Ей хотелось большего. Значительно большего… А после того, как ребенок появится? Опасаясь искушать судьбу, Мелли решила не загадывать и, встав с постели, пошла собираться.
Она приняла душ, подкрасилась и, распахнув широкие створки шкафа, принялась осматривать его содержимое. Платьев для будущих мам — Чарльз накупил ей без счета, хотя она возражала против пустой траты денег, уверяла, что не успеет их все надеть, но, если уж Чарльзу попадала вожжа под хвост, с ним было бессмысленно спорить. И вот они, эти наряды, перед ней. Медленно двигая по перекладине одну за одной вешалки, Мелли выбрала платье из темно-синего шелка. Натянув его через голову, она почувствовала, что ей в нем удобно. Да и выглядела она недурно, несмотря на живот. Наклонившись, чтобы достать из нижнего ящика подходящие туфли, она судорожно глотнула воздух и закусила губу, ощутив, как острая боль пронзает ее живот. «Чепуха, чепуха, просто спазм, — уговаривала себя Мелли. — Спазм и только. Бывало и раньше, значит, нечего сходить с ума только из-за того, что доктор наговорил столько глупостей». Осторожно выпрямившись, она выждала минуту — боль не возвращалась, и она глубоко, с облегчением вздохнула. Слава Богу, все обошлось, она чувствовала себя нормально. Приложив руку к животу, она совсем успокоилась, услыхав, как шевельнулся ребенок.
— Мелли, — негромко позвал из-за двери Чарльз.
— Входи, я почти собралась. — Сунув ноги в туфли, она отвернулась, чтобы взять вечернюю сумочку. — Все, я готова, — весело сообщила она, поворачиваясь к нему лицом.
Он смотрел на нее, слегка сощурив глаза.
— Что случилось? — спросил он спокойно.
— Случилось? Ничего.
— Не обманывай, Мелли, — настаивал он, не повышая голоса, — что-то тебя огорчило. Что?
— Да ничего. Ей-Богу, ничего, — упорствовала она. Улыбаясь, подошла к Чарльзу и положила руку ему на плечо. — Честное слово. У меня был небольшой спазм. Сейчас все прошло.
— Точно?
— Совершенно.
— Мы можем остаться дома…
— Да нет, правда, все хорошо, нечего суетиться. Ты ведь говорил, что мы идем на обед и будем все время сидеть. — По-прежнему улыбаясь, она провела рукой по лацкану его пиджака. — Ты выглядишь не элегантно, а сногсшибательно. — Безупречный вечерний костюм сидел на нем как перчатка — ни складочки, ни морщинки.
Беспокойство в его глазах сменилось озорством, и он отвесил ей молчаливый поклон.
— Я должен заглянуть в казино, — объяснил он, — пришлось надеть смокинг. Ты не против, я на несколько минут?
— Обманщик, — пожурила она его добродушно. — Проводишь меня домой и иди себе спокойно.
— А ты меня неплохо изучила. — Выставив перед собой согнутую в локте руку, он ждал, когда она возьмет за нее.
— Экипаж подан, миледи.
Дверь им открыла Фабьенн. Мелли со злостью подумала, что она, вероятно, увидела, как они подъехали, и выскочила первая, чтобы скорей поздороваться с Чарльзом.
— Дорогой! — деланно воскликнула она. Вежливый поцелуй в щеку превращался в пламенное объятие, если за дело бралась Фабьенн. Мелли крепко прижала руки к бокам. Вечер едва ли станет удачным, если она с ходу обругает хозяйку, хотя сдерживалась она уже с трудом. Совсем не обращая на нее внимания, чертовка Фабьенн потащила за собой Чарльза, сознательно стараясь их разъединить. У нее ничего не вышло. Он умел вести себя, если требовалось, не менее нагло, чем хозяйка. Ловко высвободившись из ее цепких рук, он обнял Мелли, будто желая ее защитить.
— Bonsoir, Fabienn, — вежливо поздоровался он и закрыл за собой дверь. — Са va?[17]
Небрежно дернув плечом, она сказала нечто неопределенное и провела их в гостиную. Пришли они явно последними, и Мелли смущенно улыбнулась, увидев, что в комнате расположились знакомые ей четыре супружеские пары, а затем, вслед за Чарльзом, поздоровалась с каждым за руку. Ее всегда изумляло, что все здесь здороваются за руку каждый раз, даже если виделись только что. Она знала, откуда пошел этот обычай. Но если рукопожатие действительно доказывает, что вы не прячете за спиной кинжал, то, выходит, французы куда больше озабочены этим, чем другие народы, кроме, может быть, итальянцев.
— Что за ехидная улыбочка? — спросил, приближаясь к ней, Дэвид, когда они переходили в столовую. — И позвольте сообщить вам, что вы расцвели, как чудный цветок.
— Позволяю и благодарю.
— А теперь, прошу вас, объясните мне, почему вы улыбались? — настаивал он, подвигая ей стул и усаживаясь рядом.
— Так, думала о ножах, — отшутилась она.
— О конкретных ножах или ножах вообще? — не отступал он. — Намечаете будущие жертвы, Мелли? Так, интересно, кто же станет первым? Моя дражайшая супруга? — с любопытством наблюдая за ее реакцией, он обрадовался, увидев, что она растерялась. — Думаете, мне неизвестно, как она относится к вашему мужу? Полагаете, я ничего не вижу и не слышу? Я все знаю, Мелли, подмечаю многое из того, что кое-кому хотелось бы скрыть от меня.
Испугавшись, что он намекает на них с Чарльзом, она осторожно поинтересовалась:
— Например?
— Ну, например, что Чарльз не решается послать Фабьенн к черту. А значит, и вам лучше от этого воздержаться. Она боится, — продолжал он мягко. — Будьте снисходительны, а? Вы можете себе это позволить, поверьте.
— Чего же она боится?
— Боится стареть. Ее время уходит, и сколько я ни твержу ей, что женщина за сорок привлекательней двадцатилетней девчонки, — она мне не верит. Жаль, правда?
— Да, — согласилась она. Ощущая смутную вину за то, как она обходилась с его женой, и ругая себя за глупость, она тихо попросила: — Не сердитесь на меня.
— Ну что вы, Мелли. Вы добрая. Даже слишком добрая, для тутошней своры.
Улыбнувшись ей еще приветливее, он повернулся, чтобы ответить другой соседке.
Чарльз сидел слева от нее, рядом с ним расположилась Фабьенн, и, когда подали суп, Мелли с облегчением занялась едой, прислушиваясь к мерно журчавшей застольной беседе.
«Самый обычный разговор, — внутренне усмехаясь, думала она. — Без дорогих туалетов и побрякушек они станут заурядной компанией, которая может свободно собраться когда угодно и где угодно. В любых слоях общества». Вдруг она отчетливо вспомнила, как однажды ее мама, вернувшись после очередного вечернего бриджа, сказала: «Одни и те же разговоры, Мелли. Одни и те же скучные люди!» Люди есть люди, независимо от того, какая у кого профессия и к какому они принадлежат классу, просто у некоторых правильней речь и лучше одежда. Жизнь делается интересной, когда встречаешься с яркой личностью, узнаешь много нового. «Если, конечно, рядом с тобой не живет Чарльз», — довольно подумала она.
Все еще сохраняя в памяти его поцелуй, Мелли благодарно кивнула официанту, который забрал у нее пустую тарелку и поставил перед ней другую. Чарльз беседовал с сидевшим напротив него человеком по имени Себастьян, совсем не обращая внимания на Фабьенн, и тогда Мелли вдруг стало жаль ее. Дэвид по-прежнему беседовал с другой соседкой, а потому она могла спокойно прислушиваться к смеси французских и английских фраз. Ее страшно заинтересовали неожиданно долетевшие до нее обрывки разговора. Она поняла, что это касается их дома и Жан-Марка, которые, как она и догадывалась, вовсе не были выиграны в покер. Мелли не смогла расслышать всего, что обсуждали Чарльз и его собеседник, потому что их разделял стол, и они были вынуждены говорить негромко, но она поняла, что это выдумка, которую, вероятно, пустил гулять по свету ее муж, чтобы заинтриговать окружающих. Или хотел похвастаться? Зачем? Она не знала. Не знали и остальные. Она могла понять, почему он не сказал правды им, но зачем скрывает от нее? Странно. Хочет, чтобы она приняла его за более азартного игрока, чем он есть. Или, чтобы доказать, что может позволить себе еще больше, чем говорит? Она видела и так, что он не беден, иначе он вел бы иной образ жизни. И, кроме того, он был неизменно щедр, когда покупал ей одежду и вообще позволял тратить много.
— Почему вы такая серьезная? — донесся до нее с противоположного конца стола удивленный женский голос, и, вздрогнув от неожиданности, она взглянула на жену Себастьяна.
— Ой, извините меня, Виктуар, я задумалась. — Ей нравились Виктуар и ее муж, из здешней публики ей пришлись по душе немногие, и в первую очередь эти двое. Оба они были лет на десять старше Мелли и удивительно добрые.
Быстро оглядевшись, чтобы убедиться, что их никто не слышит, Виктуар спросила участливо:
— Как сегодня прошло исследование?
— А-а, нормально, — ответила Мелли механически, — через неделю надо прийти на следующее.
По лицу собеседницы пробежало удивление, и она осторожно предположила:
— Доктор Лафарж?
— Ну да. Вы что, его знаете?
— Конечно. Он был и моим доктором. Он что, сказал, что ребенок слишком маленький?
— Да!
— А вы забеспокоились! Не надо. Он говорил и мне, что ребенок маленький, а я родила двойню! Так что волноваться нет смысла!
Почувствовав облегчение, потому что на самом деле беспокойство не проходило, Мелли благодарно улыбнулась собеседнице, отказалась от сладкого, которое принес официант, и затем повернулась, чувствуя, что до нее дотронулся муж.
— Как дела? — спросил Чарльз ласково. — Ты сидела совсем тихо.
— А я вообще не люблю шуметь, — отшутилась она.
— Не всегда, — возразил он, намекнув на состоявшийся чуть раньше разговор. Он подмигнул ей, посмотрел до того ласково, что ей стало как-то особенно тепло, и продолжил: — Я думаю, пора отвезти тебя домой. У тебя немного усталый вид. День получился длинный и беспокойный. Итак, домой и спать.
«С ним?» — в смятении подумала Мелли. Послушно встав, она любезно поблагодарила Фабьенн и Дэвида, попрощалась со всеми и, взяв свою накидку, пошла вслед за Чарльзом к машине.
— Было неплохо, а? — как бы между прочим спросил он, когда они подъехали почти к самому дому.
— Неплохо, — согласилась она. «Правда, я услышала кое-что странное и не поняла, — хотела она добавить, — но в остальном все было неплохо». — Ты в казино?
— Нет. Я передумал. — Глянув в ее сторону с лукавой улыбкой, заставившей ее сердце учащенно биться, он сделал вид, что сосредоточенно смотрит на дорогу.
Жан-Марк оставил для них зажженный свет у входа, и, как ни странно, сам поджидал их.
— Становимся беспокойными к старости, а, Жан-Марк? — поддразнил его Чарльз. — Ты ведь обычно не ждешь меня, если я с madame.
— Да, — сдержанно согласился дворецкий, — но как я могу лечь спать, оставив посетителя одного?
— Посетителя? — спросили они в один голос.
— Mais oui.[18] Подруга madame. Ждет уже несколько часов. Я взял на себя смелость приготовить ей постель в свободной комнате.
Повернувшись, он проследовал через холл и бесшумно открыл дверь в гостиную.
Онемев от удивления, Мелли смотрела и не верила своим глазам. «О, нет, только не сейчас», — взмолилась она про себя. — Ради Бога, не сегодня, когда все наконец так хорошо. Это несправедливо! Только не Анита, единственный на земле человек, который знает о ее навязчивой идее. Знает об истинной причине ее появления в Довиле и совершенно не умеет, и это очень хорошо известно Мелли, совершенно не умеет молчать. Анита не только могла, но ни разу не упустила возможности заговорить любого собеседника до потери сознания. Недаром в школе ее звали Балаболка-Нита. Если Анита чего-то не знает — сочинит. Мелли оставалось одно — постараться остановить ее прежде, чем она успеет открыть рот. А это приблизительно то же самое, что заставить сосульку не таять под солнцем пустыни.
Нет, Мелли совсем не хотела быть несправедливой. Нита не стремилась сознательно доставлять людям неприятности, она просто действительно не умела держать язык за зубами. На что было надеяться Мелли — разве на то, что Чарльз внезапно оглохнет, или Нита неожиданно онемеет. Только, увы, в реальной жизни таких совпадений не бывает. А Чарльз ни за что не захочет понять! Она знала, что не захочет!